Холт Виктория. Лев-триумфатор

   Я едва прислушивалась к беседе. Речь шла о свадьбе, но прежде всего о праздновании обручения. Хани была растеряна, и это меня не удивляло: ведь так недавно я говорила ей о своей неприязни к Джейку Пенлайону. Эдуард никогда не выдавал своих чувств; по его виду никто не мог бы заподозрить, что в этой помолвке есть что-то необычное.
   Решили, что обручение состоится на следующей неделе, а венчание - четыре недели спустя.
   - Мы дадим Джейку время на ухаживание.
   Ухмылка старика была отвратительна. Он, конечно, подразумевал время на то, чтобы предвосхитить наши брачные обеты.
   - И чем скорее мы уложим их на законное ложе, тем лучше. Джейк уйдет в море ровно через два месяца после свадьбы. Но на этот раз плаванье будет недолгим. Джейк не захочет задерживаться, когда у него дома будет жена, которая греет ему постель.
   Я почувствовала тошноту. "Нет, - хотелось крикнуть мне, - я никогда не соглашусь, это все только притворство! У меня нет никакого желания выйти за него замуж".
   Но я хранила молчание, потому что каждый раз, как меня подмывало сказать это, я представляла себе брошенных в темницу Хани и Эдуарда и несчастные глаза моей матери. Она и так уже слишком много страдала.
   Во всяком случае, я их обманывала. Я позволяла этому самоуверенному человеку думать, что он усмирил меня. Но ничто не могло побудить меня делить с ним постель, как любил выражаться его отец, и родить ему сына, что, казалось, было главной и навязчивой мыслью в умах обоих.
   Время тянулось бесконечно. Наконец они собрались уйти. И отец, и сын обняли меня на прощанье. Мне было отвратительно то, как они при этом прижимались ко мне.
   Мы стояли во дворе и смотрели им вслед.
   Когда они исчезли из виду, Хани обернулась ко мне:
   - Что случилось? Почему ты вдруг изменила свое решение?
   - Здесь не место для разговора.
   Мы прошли в комнату для гостей. Я сказала:
   - Не здесь.
   Комната сообщалась со столовой и отделялась от нее не дверью, а только занавесом в арочном проеме. Я сказала:
   - Давайте пройдем в капеллу. Давайте запрем там двери и еще ту дверь, которая ведет к "глазку прокаженных".
   Капелла имела свой обычный вид. Не было никаких признаков того, что здесь только что отправляли службу. Я подошла к "глазку прокаженных" и посмотрела сквозь него в маленькую комнатку за стеной.
   - Двери сейчас закрыты, - сказала я, - но как жаль, что вы не закрыли обеих дверей перед тем, как Томас Элдерс начал свою службу.
   - Что ты хочешь сказать? - спросила Хани.
   - Джейк Пенлайон был там. - Я указала на глазок. - Я встретила его, когда он выходил оттуда. Он сказал мне, что, если я не соглашусь выйти за него, он даст знать куда следует о цели визита Томаса Элдерса.
   - Боже мой! - воскликнул Эдуард. Хани положила ладонь на его руку:
   - Что бы с нами случилось, Эдуард? Бережным жестом он накрыл ее пальцы своими. Как он отличался от Джейка Пенлайона! Но почему я должна сравнивать всех мужчин с Джейком? Эдуард был другой - мягкий, оберегающий, любящий, нежный...
   - Не знаю, - сказал Эдуард, - это могло быть чрезвычайно опасным.
   - Итак, ты дала обещание, чтобы спасти нас?
   - Полагаю, что да.
   - Кэтрин!
   - Но не воображай, что я собираюсь выходить за него. Я еще поборюсь с ним!
   Опять этот лихорадочный приступ веселья. Сражаясь с Джейком, я получала огромное удовлетворение. Мне хотелось взять над ним верх, смеяться над ним, осыпать насмешками. Никогда не думала, что можно испытывать по отношению к кому-либо такой накал чувств. Конечно, мои чувства к Кэри были так же сильны, но то была страстная любовь, здесь же - ненависть.
   - Я вынуждена была притворяться, иначе он выдал бы вас. Это - дурной человек. И он, и его отец - оба мне отвратительны!
   - Но, Кэтрин, теперь должно быть обручение!
   - Но брачных обетов пред алтарем я не дам. Я буду с ним бороться!
   Хани очень странно на меня посмотрела. Затем она повернулась к Эдуарду и прижалась к его груди.
   Он сказал:
   - Не бойся, любовь моя. Они ничего не смогут доказать. Впредь мы должны быть осторожнее. Я предупрежу Томаса. Если младший Пенлайон знает про него, он легко может расставить ему западню.
   Я вспомнила моего отца, который принес нашей семье столько горя из-за того, что старался помочь другу. Эдуард был таким же. Еще один такой, как мой отец.., рожденный для мученичества. Ужасно родиться таким в наше время!
   Я ушла в свою комнату, и вскоре в ней появилась Хани.
   - О, Кэтрин, какое несчастье мы все навлекли на себя!
   Она казалась беспомощной и напуганной; ее рука мягко покоилась на животе, как бы защищая растущий в нем плод.
   Мне захотелось защитить ее, и я сказала:
   - Не расстраивайся так. Я перехитрю этих самонадеянных Пенлайонов.
   Ее настроение внезапно изменилось.
   - Послушай, Кэтрин, я не видела тебя такой оживленной с тех пор...
   Она не кончила, но я знала, что она имела в виду: с тех пор, как мне стало известно, что Кэри потерян для меня... Она была права. Я впервые с того времени ощутила себя настолько полной жизни.
   На следующий день Пенлайоны уехали на несколько дней по делам, связанным со снаряжением судна для предстоящего плаванья. Но прежде чем они отправились в путь, Джейк Пенлайон заехал в Труинд. Я увидела, как он подъезжал, и побежала к Хани, чтобы попросить ее не оставлять меня с ним наедине.
   Мы приняли его в холле. Он обнял меня так, что мне захотелось отшвырнуть его прочь, но он только засмеялся, почувствовав мое сопротивление. Я думаю, оно ему нравилось. Мое будущее подчинение, в котором он был абсолютно уверен, станет для него еще большей наградой, если ему придется добиться этого силой. Он был охотником, а женщины в его глазах - охотничьей добычей.
   Хани приказала подать вина, и мы втроем перешли в пуншевую.
   - У меня для вас плохие новости, - сказал Джейк. - Я должен вас покинуть.
   Я улыбнулась, а он продолжал:
   - Но не отчаивайтесь. Это всего лишь на несколько дней. Я скоро вернусь, и мы наверстаем упущенное за время разлуки.
   - Я бы не хотела, чтобы вы из-за меня скомкали ваши дела, - ответила я.
   - Я никогда не теряю времени. Будьте спокойны, я покончу очень быстро со всем, что нужно сделать, и вернусь к своей невесте. Мне хотелось бы пройтись с вами по саду. Нам надо кое-что обсудить.
   - Я пойду с вами, - сказала с постным видом Хани.
   - Мадам, нам не хотелось бы вас утруждать.
   - О, мне это в удовольствие! Его глаза зажглись.
   - Мы не нуждаемся в дуэнье!
   - Тем не менее, приличия должны быть соблюдены.
   - У нас здесь не приняты такие церемонии, - возразил Джейк. - Мы простые деревенские люди.
   - Моя сестра должна вести себя так, как этого ожидает от нее наша семья, сказала Хани.
   Я улыбнулась ей. Милая Хани, она была так благодарна мне за то, что я оберегала ее и Эдуарда от злобы этих Пенлайонов.
   Я сказала:
   - Мы будем прогуливаться на виду под твоими окнами.
   Я сама удивилась своим словам. Но мне хотелось дать ему бой - правда, в безопасном месте. Тем не менее, я не могла удержаться от желания сказать ему, как сильно я его ненавижу.
   Его взгляд просиял. Мысленно я спросила себя, насколько хорошо он понимал меня.
   Когда мы вышли в сад, он сказал:
   - Итак, мы ускользнули от дракона!
   - Хани не дракон. Она просто соблюдает правила приличия.
   - Правила бессмыслицы! - сказал он. - Какой вздор! Вы и я все равно, что женаты. Я ведь не собираюсь повалить вас на траву, наградить ребенком и потом бросить!
   - В соответствии с вашей обычной практикой!
   - Это расхожая практика. Но обуздайте вашу ревность! Когда я получу вас, я буду удовлетворен.
   - Я в этом сомневаюсь!
   - В удовлетворении?
   - Нет, в другом...
   - Надеюсь, вы не пытаетесь уклониться от ваших обязательств. Если вы это сделаете, будет плохо и вам, и вашим родным.
   - Вы жестокий, безжалостный человек. Вы шантажист, насильник, вы олицетворение всего, что все добрые и честные мужчины.., и женщины.., презирают!
   - Вы ошибаетесь. Мужчины стремятся соперничать со мной и превзойти; что же касается женщин, то существует множество таких, которые отдали бы десять лет жизни за то, чтобы быть на вашем месте.
   Я засмеялась ему в лицо.
   - К тому же и хвастун!
   - Вы мне нравитесь, - сказал он.
   - Я жалею об этом!
   - Да, - продолжал он, - вы мне нравитесь так же, как я нравлюсь вам!
   - Ваши способности к пониманию равны нулю. Я ненавижу вас.
   - Тот род ненависти, который вы питаете ко мне, очень близок к любви.
   - Вам предстоит еще многое обо мне узнать.
   - И у нас целая жизнь для этого впереди!
   - Не будьте в этом так уж уверены!
   - Как, пытаетесь отказаться от данного слова?
   - Слова.., какого слова? Вы угрожаете насилием. Шантажируете. А затем говорите о данном слове!
   Он резко остановился и повернул меня лицом к себе. Я знала, что Хани смотрит в окно, и чувствовала себя в безопасности.
   - Посмотрите мне прямо в глаза, - сказал он.
   - Я могу найти более приятное зрелище!
   Он так крепко стиснул мне руку, что я вскрикнула.
   - Будьте любезны не забывать, что я не привыкла к физическому воздействию. Вы оставите на мне синяки, как в прошлый раз, когда так грубо схватили за руку!
   - Значит, на вас осталась моя метка. Это хорошо. Посмотрите на меня!
   Я посмотрела долгим высокомерным взглядом в свирепые синие глаза.
   - Теперь попробуйте сказать, что я вам безразличен! Слова не шли у меня с языка, и он торжествующе рассмеялся.
   Тогда я быстро проговорила:
   - По-моему, если один человек презирает другого, как я презираю вас, это вряд ли можно назвать безразличием!
   - Так значит, вы презираете меня? Вы уверены?
   - Абсолютно!
   - Но, презирая меня, вы наслаждаетесь этим. Отвечайте честно. Когда вы видите меня, ваше сердце бьется быстрее, ваши глаза начинают блестеть. Вы не обманете меня. Мне многому придется вас научить, моя дикая кошечка. И вы найдете во мне отличного учителя.
   - Как, без сомнения, многие до меня!
   - Вам не стоит ревновать меня к ним. Ради вас я бы бросил их всех!
   - Ах, пожалуйста, не лишайте себя удовольствия. Отправляйтесь, куда угодно. Продолжайте обучать других. Все, чего я прошу, - это оставить меня в покое.
   - Оставить мать моих сыновей?
   - Их еще требуется зачать!
   - Занятие, которого я жду с большим нетерпением. Давайте удерем от дракона.., прямо сейчас!
   - Я вижу, что вы понимаете под обучением! Вы забываете, что я - не трактирная гулящая девка и не глупая служанка. Вам придется вести себя по-другому, если хотите произвести впечатление на настоящую леди!
   - Конечно, я не вращался в светских кругах, как вы. Обучите меня подобающим манерам, и, кто знает, может быть я постарался бы угодить вам.., если вы угодите мне.
   - Вернемся в дом, - сказала я. - Прогулка была достаточно долгой.
   - А что, если я решу увезти вас с собой?
   - Моя сестра наблюдает за нами. Ее муж немедленно придет ко мне на помощь.
   - Почему я должен их бояться?
   - Если вы хотите жениться на мне, вам не следует создавать ситуацию настолько возмутительную, что они не смогут оставить ее без внимания. Они решат, что вы - неподходящий жених.
   - В тех обстоятельствах...
   - В любых обстоятельствах, - прервала я. - Для такой семьи, как наша, совершение скандального поступка, на который вы намекаете, может означать только одно: какие бы ни были последствия, мы за него отомстим.
   - Язычок у вас острый! Черт возьми! Пожалуй, вы окажетесь настоящей мегерой!
   - И докучной обузой в качестве жены!
   - Для других мужчин, - да! Для меня - нет. Я выжму яд из вашего языка и заставлю его источать мед!
   - Вот уж не подозревала, что вы можете сочинять такие фразы!
   - Вам еще предстоит открыть мои таланты!
   - Но на сегодня я сыта ими по горло и возвращаюсь в дом.
   Он стиснул мне пальцы.
   - Если мы с вами должны пожениться, то вам придется научиться обращаться со мной осторожнее. Вы чуть не сломали мне пальцы!
   - Когда мы поженимся, - ответил он, - я буду обращаться с вами, как вы того заслужите. И это - дело очень близкого будущего!
   Я вырвала руку и направилась к дому.
   ***
   Пенлайоны уехали в тот же вечер.
   - Как стало спокойно, - сказала я Хани, - от сознания, что их нет поблизости.
   - Что ты будешь делать, Кэтрин? - озабоченно спросила она. - Ты могла бы вернуться домой. Мы скажем, что твоя мать заболела. Пока их нет, самое время уехать.
   - Да, - ответила я, - самое время.
   Но я подумала: если я уеду, он последует за мной. Или, еще хуже, выдаст Томаса Элдерса. И все те, кто принимал у себя священника, предстанут перед трибуналом.
   Эдуард был владельцем многих богатых земель. Между тем чаще всего гонения обрушивались именно на обладателей имений, которые можно было конфисковать.
   Я напомнила об этом Хани, и она побледнела, зная, что это - правда.
   - Я не убегу. Я остаюсь. Я найду выход. Клянусь, найду! Не волнуйся. Это вредно для ребенка.
   В глубине души я сознавала, что мои стычки с Джейком Пенлайоном доставляли мне удовольствие. В этом было что-то извращенное. Хотя по временам меня охватывал страх, но он походил скорее на сладкую жуть, которую испытывает ребенок перед ведьмами и лесной нечистью: и боязно, и влечет неодолимо.
   Я заявила, что остаюсь.
   На третий день после отъезда Пенлайонов я сидела у окна, из которого открывался вид на Мыс, когда прямо подо мной, во дворе, появилась Дженнет; она крадучись шла по направлению к конюшням и что-то несла, прикрывая передником.
   Мне теперь прислуживала Люс - бедная, обиженная судьбой Люс, у которой левое плечо было выше правого, а лицо сильно изрыто оспой. Мне немного недоставало Дженнет. Люс была работящей, верной и послушной девушкой; Дженнет же предала меня и дала начало всей истории с Джейком Пенлайоном, хотя, по-моему, он нашел бы другие способы, если бы этот не удался. Но Дженнет с ее свежим личиком, с мягкими, чувственными губами и густыми непокорными волосами интересовала меня больше, чем Люс. Меня занимал вопрос, как далеко Джейк Пенлайон зашел с Дженнет. Уж он не стал бы даром тратить время на ухаживание за служанкой, в этом я была уверена.
   Но с какой целью она прокрадывалась сейчас в конюшню? Свидание с одним из конюхов? Мне захотелось это выяснить, и я спустилась вниз и выскользнула из дома во двор через боковую дверь.
   Подойдя к конюшням, я услышала голоса. Довольно пронзительный голос Дженнет и другие, более тихие.
   Я открыла дверь и сразу увидела их. Они сидели на ворохе соломы; Дженнет расстелила салфетку, на которой лежали куски холодной баранины и половина большого пирога. С ней были Ричард Рэккел и какой-то незнакомец.
   Вскрикнув от неожиданности, Дженнет вскочила на ноги. Ричард встал и тот, другой, тоже: темноволосый мужчина, на вид лет тридцати с небольшим. Мужчины поклонились. Дженнет застыла в испуге, с широко открытыми глазами.
   - Что это значит? - спросила я.
   - Мистрис, - начала Дженнет. Но Ричард сказал:
   - Это разносчик, мистрис. Он зашел со своим товаром, проделав долгий путь, и очень голоден. Дженнет принесла ему из кухни немного еды.
   - Разносчик? - переспросила я. - Как же он попал на конюшню?
   - Он хотел войти в дом, но выглядел таким усталым, что я предложил ему отдохнуть здесь, прежде чем показать товар господам.
   В Ричарде чувствовалось какое-то внутреннее достоинство, которое выделяло его среди других. Прибытие же коробейника всегда вызывало волнение, здесь еще больше, чем в Аббатстве. Там мы были недалеко от Лондона и могли в любой момент нанять гребную лодку до Чипа и сделать покупки непосредственно в лавках купцов, торгующих шелком, бархатом, кружевами и заморскими товарами.
   Разносчик вышел вперед и поклонился.
   - Его зовут Джон, мистрис, - сказал Ричард, - он умоляет вас о снисхождении. Человек поклонился снова.
   - Он что, не может сам говорить за себя?
   - Я могу, мистрис, - сказал Джон, и его голос показался мне похожим на голос Ричарда.
   - Вы пришли издалека?
   - С севера, - сказал он.
   - Вам следовало пройти на кухню. Там бы вас накормили. Совершенно незачем было девушке брать еду украдкой и нести сюда.
   - Девушка не виновата, - сказал мягким голосом Ричард. - Это я послал ее за едой. Разносчик Джон натер себе ноги, и прилег на солому немного отдохнуть.
   - Ну что ж, пусть поест досыта. А ты, Дженнет, можешь пойти и принести ему пива. Потом он может пройти в прачечную и там разложить свой тюк для нашего обозрения. Дженнет, ты проводишь его в прачечную, когда он поест, а я скажу мистрис Эннис, что к нам прибыл разносчик и хочет показать свои товары.
   Я нашла Хани и рассказала ей о случившемся. Она так же, как и я, загорелась желанием увидеть, что принес коробейник. Он раскрыл свой короб. В нем были шелк для шейных платков, всевозможные безделушки, коробочки, гребни. Я присмотрела великолепный гребень, такой высокий, что, воткнув его в прическу, можно было стать дюйма на три выше ростом.
   Я схватила его и воткнула в волосы. Хани объявила, что он мне очень идет. Оставив ее в размышлении над товарами, я побежала наверх примерять гребень перед зеркалом, уже представляя себя в нем на церемонии обручения - церемонии, которую я еще так недавно намеревалась избежать.
   Я надела платье из золотисто-коричневого бархата, укрепила гребень в прическе и осталась довольна результатом. Мне захотелось показаться Хани в таком виде, и я уже было направилась в ее комнату, когда сообразила, что она, должно быть, еще рассматривает содержимое короба разносчика. Я выглянула из окна и увидела ее на дворе, стоящую рядом с разносчиком, который уже упаковал свои вещи. Они были погружены в серьезный разговор. Затем она повела его через двор и вошла с ним в дом, но не в ту дверь, что вела на кухню, а в ее и Эдуарда апартаменты.
   Это было странно. Когда приходили бродячие торговцы, их никогда не приглашали в эту половину дома. Они показывали свои товары, подкреплялись на кухне и немного отдыхали, пока их мулов кормили и поили на конюшне. После того, как хозяйка дома сделает свои покупки, наступала очередь слуг. Появление разносчика было событием и всех нас приводило в волнение, но никогда их не принимали в господских комнатах.
   Я решила, что, скорее всего, она нашла у коробейника какую-то вещицу, которая, по ее мнению, могла заинтересовать Эдуарда, и мне стало страшно любопытно, что это могло быть.
   Я прошла в пуншевую, полагая, что, вероятнее всего, найду их там. Но их там не было; я поднялась по каменным ступеням в соляр. Это был просторный зал, поделенный занавесом надвое. Занавес был задернут, и, откинув его, я прошла на другую половину. Там тоже никого не было. Однако я услышала голоса и догадалась, где они находились. Дверь в дальнем конце соляра вела в маленькую комнату, а в этой комнатке высоко в стене имелся смотровой глазок звездообразная дырочка, почти незаметная. Через нее можно было видеть, кто находится в холле.
   Дверь в эту комнатку была сейчас закрыта, и, подойдя к ней, я услышала их голоса. Они были там.
   - Хани, - позвала я, - ты здесь? Наступило краткое молчание. Затем голос Хани произнес:
   - Да, да, Кэтрин, мы.., мы здесь. Я открыла дверь. Эдуард и Хани сидели за столом, и разносчик сидел с ними. Хани сказала:
   - Мы как раз собирались посмотреть этот короб. Мне хотелось кое-что показать Эдуарду.
   Я сказала, что хочу вместе с ними еще разок взглянуть на товары. Мне приглянулся льняной батист на нижнюю юбку, а Хани купила несколько иголок и нитки.
   Ничего интересного для Эдуарда там не было, и я никак не могла понять, зачем Хани привела коробейника в дом.
   Эдуард держался как-то натянуто, и на его виске пульсировала жилка, чего я не замечала у него раньше.
   ***
   Три ночи спустя после прихода бродячего торговца я снова увидела галион. Пенлайоны еще не вернулись, но ожидались со дня на день. Так же, как и в прошлый раз, я проснулась среди ночи. Пробило три часа. Что-то меня разбудило, но что именно, я не знала. Во сне я вроде слышала необычные звуки - или это было уже наяву? Огромная, почти полная луна светила в окно. Я встала и подошла к нему. И перед моими глазами предстал галион во всем своем великолепии с четырьмя ясно различимыми в лунном сиянии мачтами - самый высокий и величественный корабль из всех, что мне случалось видеть.
   "Вздыбленный лев", который рядом с ним казался карликом, вызвал у меня улыбку. Мне захотелось, чтобы в этот момент он был здесь. Пусть бы увидел это другое судно! Но сама мысль о том, что его присутствие могло быть желанно для меня по какой бы то ни было причине, настолько противоречила моим стремлениям, что я посмеялась над собой.
   Затем я увидела лодку на освещенной лунным светом воде. Она явно направлялась к берегу. Я поняла, что в ней находился кто-то с галиона.
   Я вспомнила слова Джейка Пенлайона:
   - Ей-богу, вы описываете испанский галион!
   Он не поверил, что я на самом деле видела то, о чем рассказывала. Он отмахнулся от мысли, что испанский галион мог осмелиться войти в гавань.
   Весельная лодка вдруг исчезла из поля зрения, как это случилось и в прошлый раз. Но я не вернулась в постель, а продолжала сидеть и наблюдать.
   Прошло полчаса. Галион все еще был там. Потом я услышала какое-то движение внизу. Я выглянула и увидела свет во дворе. Интуиция подсказала мне, что это было как-то связано с галионом. Что-то происходило, и мое любопытство требовало удовлетворения. Закутавшись в теплый халат и надев домашние туфли, я спустилась по винтовой лестнице и вышла на двор.
   В прохладном ночном воздухе я услышала голоса, говорившие шепотом, и при свете фонаря увидела Эдуарда и с ним незнакомого человека. С сильно бьющимся сердцем я тихо проскользнула обратно в дом. Делом одной минуты было взбежать по лестнице в соляр и прильнуть к смотровому глазку. Эдуард и незнакомец вошли в холл. В тусклом свете мне было трудно их разглядеть. Они были заняты серьезным разговором. Потом Эдуард повел незнакомца вверх по лестнице, и я не могла их больше видеть.
   Все это меня сильно озадачило, но я была убеждена, что кто-то прибыл с испанского галиона на свидание с Эдуардом.
   Я вернулась в свою комнату. Галион пришел в движение. Я стояла и смотрела на него, пока он не скрылся за горизонтом.
   Внезапно меня охватил страх. Эдуард, казавшийся таким безобидным, был замешан в какой-то интриге; это было очевидно. К чему все это приведет нас? Уже и так его связи с бродячим священником втянули меня в крайне неприятную ситуацию, которая могла стать пугающей, если бы не была такой комичной. И все же, комична она или нет, не так-то просто будет выпутаться из Пенлайоновской сети.
   Я улеглась в постель, но уснуть было невозможно. Меня мучила неясная догадка о том, что кроется за этим ночным посещением.
   "Нет! - твердила я себе. - Эдуард не мог быть таким глупцом. Он слишком кроток, в нем слишком много от мечтателя... Да, но как раз такие люди, как он, и попадают чаще всего в опасные положения..."
   ***
   На следующее утро я имела разговор с Ханн.
   - Что случилось вчера ночью? - строго спросила я. Она сначала покраснела, а потом сильно побледнела, и я поняла, что она что-то знала. Я продолжала:
   - Я видела в гавани испанский галион.
   - Испанский галион! Тебе приснилось!
   - На этот раз нет. Я видела его, и здесь не могло быть ошибки. И это еще не все! Кто-то с него сошел на берег, и этот кто-то пришел в наш дом.
   - Тебе в самом деле приснилось!
   - Нет, это не был сон. Я видела человека, который пришел сюда. Хани, вы втянули меня в ваши безумства. Разве я не попала в отчаянное положение из-за вас? Не оставляйте же меня в неведении!
   Она внимательно посмотрела на меня и, помедлив, сказала:
   - Я вернусь через минутку.
   Она вернулась с Эдуардом. Он был очень мрачен, но губы у него были плотно сжаты, как у человека, решившегося во что бы то ни стало продолжать то, что начал.
   - Хани сказала, что ты видела что-то этой ночью. Что именно?
   - Испанский галион в бухте, лодку, направляющуюся к берегу, и то, как вы провели в дом человека.
   - И ты сделала вывод, что человек, которого ты видела, был тот, кто сошел на берег?
   - Я в этом уверена. И хотела бы знать, что происходит.
   - Мы можем довериться тебе, Кэтрин. Я знаю, каким хорошим другом ты была нам обоим.
   - Что ты затеваешь, Эдуард? Кто тот человек, что приходил сюда прошлой ночью?
   - Он священник.
   - А, я так и думала. Тебе еще не довольно священников?
   - Это добрые люди, которые во имя Божье терпят гонения, Кэтрин.
   - И навлекают гонения на других, - сказала я.
   - Мы все должны пострадать за веру, если будем к этому призваны!
   - Но в наши дни, по-моему, совершенно бессмысленно кричать на рыночной площади о своей вере, особенно если эта вера противна той, которую исповедуют и поощряют королева и ее министры!
   - Я согласен с тобой, и ты имеешь право знать, что происходит. Хани и я думаем, что тебе следует вернуться в Аббатство. Здесь становится небезопасно.
   - Опасность есть везде. Скажи мне, кто тот человек, что приходил сюда ночью?
   - Он иезуит, англичанин. Его преследовали за веру. Сейчас он прибыл из Саламанки, что в Испании.
   - И его доставили сюда на галионе? Эдуард кивнул.
   - Он будет трудиться здесь на благо нашей веры. Будет посещать дома...
   - Как это делает Томас Элдерс, - сказала я.
   - Сначала он поживет у нас.
   - И тем самым подвергнет нашу семью риску!