Холт Виктория. Лев-триумфатор

   Я закрыла лицо руками, и Хани принялась утешать меня.
   - Все произошло наоборот. Мы с Кэри совсем по-иному планировали нашу жизнь. Все должно было быть так прекрасно.
   - То, что мы планируем, Кэтрин, редко исполняется.
   Ее лицо стало грустным и задумчивым, и я подумала об Эдуарде, ее прекрасном муже, лежащем на булыжниках в крови.
   - Что с нами будет? - спросила я.
   - Будущее покажет, - ответила Хани. Дженнет вернулась к нам, ее лицо зарумянилось от застенчивости.
   Да, она была беременна.
   - И, зная это, ты скрывала, - упрекнула я.
   - Я не могла заставить себя признаться, - робко произнесла Дженнет.
   - Ты скрывала, и тебе пришлось даже расставлять свои платья.
   - Это было необходимо, госпожа.
   - И ты уже на пятом месяце.
   - По правде говоря, на шестом, госпожа. Я прищурилась и посмотрела на нее.
   - Как? - удивилась я. - Это произошло еще до отъезда из Англии?
   - Повивальная бабка могла ошибиться, госпожа.
   - Дженнет, - сказала я, - не могла бы ты пройти в мою спальню? Думаю, что должна сказать тебе кое-что.
   Она вышла.
   Хани говорила о том, какое это облегчение, что повивальная бабка рядом. Я не прерывала ее, а думала о том, что скажу Дженнет.
   Дженнет смущенно смотрела на меня.
   - Правду, Дженнет! - сказала я.
   - Госпожа, вы все знаете.
   Я не была уверена, но сказала:
   - Не думай, что сможешь обмануть меня, Дженнет.
   - Я знала, что вы откроете, - ответила она огорченно, - Но он был таким мужчиной! Даже не сравнить с Альфонсо...
   Я взяла ее за плечи и посмотрела в лицо.
   - Продолжай, Дженнет, - скомандовала я.
   - Это его ребенок, - прошептала она. - Без сомнения, его. Я надеюсь, что мой сын не будет похож на капитана.
   - Капитана Джейка Пенлайона, конечно, - я говорила о нем, как об отвратительной гадине.
   - Госпожа, ему нельзя отказать. Он не считается ни с чем. Он хозяин, а кто может сказать "нет" хозяину?
   - Конечно, не ты, Дженнет, - сердито сказала я.
   - Нет, госпожа. Он посмотрел на меня, и я поняла, что рано или поздно это случится. Я была бессильна, ничего хорошего это не принесло бы, и я решила, что будет, то и будет.
   - Также ты поступила и с Альфонсо. Ты никогда не была жертвой насилия, Дженнет. Ты готова была подчиниться, не правда ли?
   Она не ответила. И снова я поразилась ее невинному виду, когда она опустила глаза.
   - Когда это произошло? - настаивала я. По одной причине я хотела знать все в деталях. Я сказала себе, что ненавижу все произошедшее, но знать я должна все.
   - Это было накануне помолвки, госпожа. О, я не виновата. Он сам взял меня.., вместо вас.
   - Что за ерунду ты говоришь, Дженнет?
   - Хорошо, госпожа: после помолвки я пошла в вашу комнату, ведь я слышала, как вы сказали, что проведете ночь с другой госпожой, поскольку боитесь его. Я зашла. Окно было распахнуто настежь, и, когда я открыла дверь, он вышел вперед и схватил меня. Я держала свечу, но она упала и покатилась. Я услышала, что он засмеялся.
   Она усмехнулась, и я встряхнула ее, сказав:
   - Продолжай.
   - Он взял меня за подбородок и грубо поднял мне лицо. Он всегда был груб в таких случаях. Он сказал:
   "Так это ты? А где же госпожа?" - "Ее здесь нет, хозяин, - ответила я. Она не придет, так как спит у другой госпожи". Он очень разозлился, а я испугалась. Он выругался и проклял вас. Он хотел вас, госпожа, и был взбешен, поскольку решил, услышав мои шаги, что это идете вы.
   Я громко засмеялась:
   - Он был обманут, не правда ли?
   - Он так подумал. И он разозлился. Я сказала, что пойду и предупрежу вас, что он здесь, но он ответил: <Ты глупышка, неужели ты думаешь, что она придет?" Мне показалось, что он решил пойти к вам. Но даже он не мог сделать это в доме у соседа, ведь верно? Тогда он заставил меня остаться и сказал:
   "Поверим, Дженнет. Ты будешь хозяйкой сегодня ночью". И тогда это произошло, госпожа. Я ничего не могла поделать. Подобное случилось со мной впервые.
   - В моей постели!
   - Я хотела все привести в порядок, госпожа. Но времени было очень мало. Он ушел на заре, а я заснула. Госпожа, это была такая ночь.., а когда я встала, было уже поздно, и я пошла в свою комнату привести себя в порядок... Я вернулась прибрать комнату и постель и...
   - Это была твоя победа, Дженнет.
   - О чем вы, госпожа?
   - Поэтому он и оставил тебя с ребенком. Она снова стала робкой.
   - Это случалось еще не раз. Он приходил и приказывал мне приходить в Лайон-корт - И ты, конечно же, приходила.
   - Я не могла перечить ему.
   - Дженнет, - сказала я. - Ты лживая служанка. Ты обманула меня во второй раз.
   - Я не хотела, госпожа. Это было не по моей воле - От него ты перешла к Альфонсо, и я могу поручиться, что ты уже залезла в постель к кому-нибудь и здесь!
   - В конюшне, госпожа. Один из слуг.
   - Избавь меня от отвратительных подробностей. - Я продолжала думать о Джейке Пенлайоне, ожидавшем в комнате и овладевшем Дженнет вместо меня Как это было похоже на мои отношения с Фелипе Гонсалесом, внушившим себе, что женщина, к которой он ходит каждую ночь, это Изабелла, а не я. - И тебе не пришло на ум, что из-за тебя, из-за твоей похоти ты можешь подарить миру несчастного младенца?
   - Да, это так, госпожа, но у господина Пенлайона было много таких, как я, и он позаботился о них. Он всех устроил на хорошие места, и я сказала себе: "У меня все будет так же с капитаном Джейком".
   - Ты ошиблась.
   - Все изменилось, госпожа. Кто мог подумать, что мы окажемся за морями, в этом месте? Кто мог предвидеть это?
   Она стояла передо мной, жалкая, хотя глаза ее светились от воспоминаний о связи с этим мужчиной Я не понимала, как могла не заметить, что она беременна, - это было так очевидно.
   "Джейк Пенлайон, - думала я. - Все беды шли от тебя". Я надеялась, что смогу выбросить из головы воспоминания о нем и Дженнет.
   - Уйди с моих глаз, - сказала я Дженнет - Ты отвратительна мне. Она вышла.
   Я ненавидела Джейка Пенлайона.
   Я ненавидела отца и Кейт за свою испорченную жизнь. Эта ненависть была, как болезнь. У меня до боли сжималось горло; я хотела действиями облегчить свои муки. Я жаждала отомстить Джейку Пенлайону, но он был далеко.
   Я хотела кого-нибудь ударить. Бить Дженнет было бесполезно. Кроме того, она была беременна, и мне не хотелось навредить невинному ребенку, хотя он и был плодом похоти Джейка Пенлайона. Я думала о Фелипе. Меня поражала молчаливость этого странного человека. Затем я снова вспомнила свою спальню в Труинде и Джейка Пенлайона, ожидающего за дверью меня, а поймавшего Дженнет.
   Я стала свыкаться с этими темными ночами, когда Фелипе Гонсалес приходил ко мне. Я не могла признаться себе в том, что они больше не пугали меня. Я стала привыкать к его визитам и равнодушно принимала его; а с того момента, как увидела Изабеллу, моя симпатия к нему возросла.
   Но и желание стало расти во мне - может быть, я мечтала о мести, может быть, мое женское тщеславие было оскорблено. Мне кажется, я стала думать о нем больше, чем раньше.
   Однажды, когда он пришел ко мне, я притворилась спящей и лежала тихо. В комнате было темно, но слабый свет от месяца и сверкающих звезд проникал в комнату. Я закрыла глаза, но чувствовала, что он стоит у кровати и смотрит на меня.
   Он всегда оставлял свечи за дверью. Я решила, что он стыдится и не хочет, чтобы его смущал свет.
   Я почувствовала, что он лег в постель. Я знала, что он смотрит на меня. Поддавшись порыву, я дотронулась до его лица, позволив пальцам задержаться на его губах. Могу поклясться, что он поцеловал их.
   Я не пошевелилась, все еще притворяясь спящей. Он смотрел на меня несколько минут. Затем молча ушел.
   Я лежала, прислушиваясь к его удаляющимся шагам Мое сердце бешено билось. Я ликовала. Наши отношения начали меняться. Слабые волны желания поднимались во мне - но не любви, а мести.
   Срок родов у Хани приближался, и повивальная бабка пришла осмотреть ее.
   Я пошла к Фелипе в его кабинет якобы поблагодарить за то, что он сделал для Хани. На самом же деле я хотела поговорить с ним и увидеть, произошла ли какая-нибудь перемена в его отношении ко мне Когда я вошла, он поднялся из-за письменного стола и учтиво остался стоять.
   Затем он указал на кресло.
   - Я пришла поблагодарить вас, - сказала я, садясь. - Повивальная бабка здесь. Она скоро понадобится сестре.
   Он поклонился.
   - Хорошо, что вы обращаетесь к нам по-людски, - добавила я, подпустив немного сарказма, но он сделал вид, что не заметил. - Она не виновата, что находится здесь. Конечно, ей нужен уход. Она родит хорошего католика. У меня же серьезное подозрение, что я беременна.
   - Подозрений еще недостаточно. Я должен знать это точно.
   - Как скоро я уеду, если это выяснится?
   - Я должен подумать. Ваша сестра не сможет путешествовать некоторое время. Ваша служанка, я слышал, тоже скоро родит.
   Я не собиралась говорить ему, кто был отцом ребенка Дженнет.
   - Ее изнасиловал один из ваших матросов.
   - Сожалею, - сказал он.
   Он привстал в кресле, показывая, что разговор окончен.
   Я продолжала.
   - Нас содержат здесь как пленников. Вы боитесь, что мы найдем дорогу к побережью и уплывем домой?
   - Нет причин для содержания вас под стражей. Если вы действительно беременны, то получите большую свободу. Вас содержали в изоляции потому, что ребенок должен быть только моим.
   Я вспыхнула.
   - И вы думаете, что я такая женщина, что могу взять в любовники любого из ваших испанцев в Лагуне? Вы оскорбили меня, сэр.
   - Прошу прощения. Я не это имел в виду. Вашу служанку изнасиловали. В вас есть нечто необычное.., вы иностранка.., это опасно. Меня может не оказаться рядом, чтобы защитить вас.
   - Надеюсь, что скоро буду вне вашей защиты.
   - Я не меньше вашего хочу этого.
   Я думала о его последнем визите ко мне, о том, как он смотрел на меня и как ответил, когда я приложила пальцы к его губам.
   Я представила все это. Сейчас же он был бесстрастен, этот странный молчаливый человек.
   ***
   Схватки у Хани продолжались долго. Они начались за сутки до того, как родился ребенок, - слабенькая девочка, маленькая, но живая.
   Хани лежала в постели, необыкновенно красивая, с темными распущенными волосами. Ее милые голубые глаза светились радостью материнства.
   - Я назову ее Эдвина, - сказала она. - Это похоже на имя Эдуарда. Как ты считаешь, Кэтрин?
   Я была так рада за Хани, что любое имя было для меня хорошим. И все же иногда я боялась за нее. Тогда я и поняла, как много она значит для меня. Я вспоминала наше детство в Аббатстве и думала о том, что сейчас делает наша мама, думает ли о нас - ее дочерях, затерявшихся в Испании.
   Ребенок занимал все наше время и мысли. Его появление вернуло нас к жизни. Я радовалась, когда смотрела на эти маленькие пальчики.
   Через неделю после рождения Эдвины я окончательно поняла, что беременна.
   Я встретила дона Фелипе в кабинете с торжествующей улыбкой.
   - Сомнений нет, - сказала я. - Повивальная бабка осмотрела меня. Ваши неприятные обязанности закончились.
   Он опустил голову.
   - Сейчас нам самое время вернуться домой.
   - Вы сделаете это в любое удобное для вас время.
   - Вы осквернили меня, унизили, заронили в меня свое семя. Этого недостаточно? Я еще пленница?
   - Вы свободны, - ответил он.
   - Тогда я хочу вернуться домой.
   - Для этого вам потребуется корабль.
   - У вас есть корабли. Вы посылали их за мной, а теперь доставите меня домой.
   - Сейчас в гавани нет кораблей.
   - Тогда вы послали галион...
   - Он оказался под рукой.
   - Тогда, умоляю вас, отыщите возможность довести до конца нашу сделку.
   - Я не заключал сделок. Я поклялся Небесами.
   - Вы обещали, что я вернусь домой.
   - Когда придет время, вы уплывете в свою варварскую землю и расскажете вашему пирату все, что видели здесь. Вы расскажете, что произошло с благородной юной леди и с вами. Вы можете сказать, что ее жизнь загублена и я отомстил ему за это. Вы подарите ему своего незаконнорожденного ребенка.
   Я встала.
   - Итак, когда придет корабль, я смогу уплыть?
   - Все будет подготовлено, - сказал он. - Но я должен быть уверен, что вы носите ребенка.
   - Он никогда не видел своего ребенка. Почему вы должны видеть вашего? И в этом вы тоже поклялись?
   - Его ребенок уже родился, - ответил он. - Я должен быть уверен, что родится и мой.
   - Вам не удалось полностью отомстить. Я не Изабелла. Вы оскорбили и унизили меня, но не отняли у меня разум.
   - У вас будет ребенок, - продолжал он. - Вы не покините острова, пока он не родится.
   Я вышла из кабинета. "Он сказал, что я уеду, когда ребенок появится на свет. Но он не хочет, чтобы я уезжала. - Я торжествующе засмеялась и решила:
   - Он уязвим, и, когда я пойму, насколько, я отомщу".
   Месть сладка, в этом нет сомнения. Она дает стимул к жизни.
   Я начала понимать Фелипе.
   ***
   Наша жизнь изменилась. Дон Фелипе больше не приходил ко мне, и я снова стала сама себе хозяйкой, а то, что в доме появился ребенок, способствовало нашему спокойствию.
   Теперь у меня появилась своя спальная комната, и какая хорошая? Она перестала быть местом моего ночного унижения, и мое отношение к ней изменилось. Мне нравились со вкусом подобранные, хотя и темные интерьеры: гобелен на одной из стен, тяжелые, не пропускающие света шпалеры, сводчатый, украшенный занавесом проход, который вел в туалетную комнату и ванну. Все было оформлено в восточном стиле - позднее я узнала, что семья Фелипе жила в той части Испании, которая попала под мавританское влияние.
   Удивительно было то, что вскоре я стала забывать обстоятельства зачатия ребенка, и думала лишь о новой жизни, растущей во мне, и о том, что скоро я стану матерью.
   Я мечтала о своем ребенке и не могла дождаться его появления, не только потому, что тогда я вернусь домой, но и из-за страстного желания взять его на руки.
   Нам разрешили в сопровождении Джона Грегори и Ричарда Рэккела пойти в город. Хани оставила малышку с Дженнет, и мы двинулись в путь.
   Когда я увидела город, лежащий на равнине, меня охватил восторг. Солнце ярко освещало белые дома и собор, который, по словам Джона Грегори, был построен в начале века. Отсюда мы не могли видеть великую горную вершину, но мы любовались ею со стороны моря, когда прибыли на остров - великий Пик Тейде, поддерживающий, по поверьям древних, небо. За ним, как считали они, оканчивался мир. Может быть, предположил Грегори, когда-нибудь нам разрешат пройти дальше по острову и мы увидим эту удивительную гору.
   Мы оставили мулов в конюшне и, в сопровождении приставленных к нам двух мужчин, пошли по улицам, мощенным булыжником. Большинство женщин в городе носили черную одежду. На балконах некоторых домов сидели дамы. Они наклонялись через железную балюстраду, чтобы получше рассмотреть нас. На многих из них были разноцветные юбки и мантильи.
   - Они рассматривают нас, - сказала Хани.
   - Они знают, что вы иностранки с гасиенды, - пояснил Джон Грегори.
   - А знают ли они, - спросила я, - как нас сюда привезли?
   Джон Грегори ответил:
   - Им только известно, что вы приехали из чужой земли.
   Он провел нас в собор. Хани и мужчины перекрестились перед величественным алтарем, я же стала осматривать скульптуры и прекрасные орнаменты, украшающие храм. Я никогда не видела такого большого собора. Тяжелый запах ладана висел в воздухе.
   Фигура Мадонны поражала воображение. Ее окружала тонкая железная решетка, а одеяние из шелка украшали драгоценные камни. На голове была корона, тоже усыпанная драгоценными камнями, а на пальцах сияли бриллианты и другие драгоценности.
   Джон Грегори стоял позади меня. Он пояснил"
   - Люди отдают свои богатства Мадонне. Даже самые бедные приносят, кто что может. Она принимает все. Когда я повернулась к выходу он прошептал:
   - Вам не подобает вести себя как еретичке.
   - Я уже осмотрела собор, - ответила я, - и подожду снаружи.
   Он пошел со мной, оставив Хани и Ричарда Рэккела стоящими на коленях. Я гадала, за что она благодарит Мадонну: за смерть мужа, за свое похищение, или за благополучное появление ребенка?
   Снаружи сияло ярко солнце.
   Я сказала Джону Грегори:
   - Вот вы - преданный католик. А исповедовались ли вы в том зле, которое причинили двум женщинам, ничего не сделавшим вам плохого?
   Он слегка отступил. Ему всегда было неловко, когда я укоряла его, а я часто делала это. Он сложил руки, и я снова заметила шрамы на его запястьях и подумала, где он мог их получить.
   - Я выполнял приказ, - ответил он. - Мне не хотелось причинить вам зло.
   - Так вы считаете, что нас можно похитить из дома, изнасиловать и унизить, не причинив зла?
   Он ничего не ответил. В это время остальные присоединились к нам.
   Удивительное чувство свободы ощущала я, когда мы гуляли по улицам. Вся атмосфера города действовала на меня возбуждающе. Лавки поражали воображение. Уже давно мы их не видели. Они выходили прямо на улицу и выглядели, как дивные пещеры. В них продавали ароматную еду и горячий хлеб, отличающийся от хлеба, который пекли у нас дома; но что удивило нас больше всего, так это тюки с разнообразными тканями, которые мы увидели в одной из лавок.
   Мы не могли пройти мимо. Хани зачарованно глядела на ткани, к нам вышла темноглазая женщина в черном и показала темно-синий, как полуночное небо, бархат.
   - Кэтрин, это подойдет тебе. Какое дивное платье может получиться! воскликнула Хани.
   Она приложила ко мне материю, и женщина в черном одобрительно закивала головой.
   Хани обернула ткань вокруг меня. Но я сказала:
   - Что ты делаешь, Хани? У нас нет денег. Тогда я решила, что больше не буду носить одежду Изабеллы. Хани сама нашла себе одежду. Я поступила так же, но как мне хотелось одеться в бархат.
   - Пойдем, Хани, - сказала я. - Все это ни к чему.
   По моему настоянию мы ушли.
   В гостинице нам подали напиток, который имел странный привкус мяты, и мы быстро выпили его и отправились назад.
   Войдя в свою комнату, я увидела на моей кровати сверток. Открыв его, я обнаружила отрез бархата, который мы видели в лавке.
   В восхищении я смотрела на него. Что бы это значило? Неужели женщина в магазине подумала, что мы его покупаем? Его надо сейчас же вернуть.
   Я пошла к Хани. Ее это удивило не меньше, чем меня, и мы решили, что женщина поняла, будто мы покупаем этот материал.
   Мы решили найти Джона Грегори и немедленно объяснить ему все. Когда мы наконец отыскали его, он сказал:
   - Это не ошибка. Бархат ваш.
   - Но как мы расплатимся за него?
   - Все будет в порядке.
   - Кто же заплатит?
   - Женщина из лавки знает, что вы с гасиенды. Здесь не будет никаких затруднений.
   - Значит, дон Фелипе заплатит за это?
   - Да.
   - Я не могу принять такой подарок.
   - Но отказываться нельзя.
   - Меня насильно привезли сюда. Меня заставили подчиниться, но я не приму от него подарков.
   - Материал нельзя вернуть обратно. Женщина думает, что вы находитесь под покровительством дона Фелипе. Он первый человек на острове. Это будет неуважением к нему, если вы вернете бархат. Это невозможно.
   - Тогда верните его ему, так как я не приму его. Джон Грегори поклонился и взял материал, который я впихнула ему в руки.
   - Жаль, - сказала Хани, - из него получилось бы очень хорошее платье.
   - Ты хочешь, чтоб я принимала подарки от человека, унизившего меня? Это равносильно оправданию того, что произошло. Я никогда не прощу ему.
   - Никогда, Кэтрин? Осторожнее произноси это слово. Все могло бы быть и хуже. В конце концов, он относился к тебе с уважением.
   - Уважение! Ты видела? Ты видела мое унижение?
   - Но ты же не страдала, как Изабелла в руках Джейка Пенлайона.
   - Это было точно так же.., только способ немного отличался. Она родила ребенка Джейка Пенлайона, и я ношу ребенка. Хани, мне становится тошно, когда я думаю об этом.
   - Все равно, - сказала Хани, - мне жаль бархат...
   Мне передали приглашение пообедать с доном Фелипе.
   Я гадала, что это значит.
   Я тщательно нарядилась. Мы с Хани сшили платье из материала, найденного в комнате для рукоделия.
   Когда я надела платье, то подумала, что в моих поступках не было логики, когда я надменно отвергла бархат, принесенный из лавки. Поскольку все в этом доме принадлежало ему, мы жили за его счет.
   Он ждал меня в холодной темной гостиной, в которой мы раньше обедали. В черном камзоле, отделанном ослепительно белыми кружевами, он казался утонченно изящным. Когда мы обедали здесь в первый раз, нас ничего не смущало, теперь же между нами стояли воспоминания, которые ни он, ни я уже не могли вычеркнуть из памяти.
   Он был равнодушен, но учтив, и, как в первый раз, безмолвные слуги уставили стол блюдами, которые были мне знакомы. Я почувствовала некоторое возбуждение, которого не знала раньше. Я вспоминала ту ночь, когда нежно и чувственно дотронулась до его лица, притворясь спящей.
   Пока в гостиной были слуги, он рассказывал об острове. Он говорил без вдохновения, но под этой сдержанной манерой я ощущала сильные чувства. Он распоряжался островом. Он управлял от имени своего господина, Филиппа II, столь же странного и молчаливого, как и он сам. Испанцы отличались от нас: они не смеялись так громко, как мы, и вообще считали нас варварами.
   Он рассказал мне, как гуанчи, коренные жители острова, раскрашивали кожу темно-красной смолой драконова дерева, и как они мумифицировали своих покойников.
   Это было интересно, и мне хотелось знать все больше и больше об острове. Он сказал, что пик Тейдо, возвышавшийся над равниной снежной вершиной, снег на которой никогда не таял, даже когда внизу был зной, почитался гуанчами как божество, которое надо задабривать.
   И только когда мы закончили трапезу и остались одни, я поняла, почему он пригласил меня поужинать.
   - Вы ходили в Лагуну и видели собор, - произнес он.
   - Да, - ответила я.
   - Вам не следует вести себя подобно еретикам в Лагуне.
   - Я веду себя, как хочу, и если вы считаете меня еретичкой, то я и буду вести себя, как еретичка.
   - Когда вы посещаете католический собор, то должны проявлять уважение к Пресвятой Деве и алтарю, вы должны преклонить колени и молиться, как другие.
   - Вы хотите, чтоб я лицемерила...
   - Я решил, что вы должны родить ребенка, и не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь, чего я не могу предотвратить.
   Я положила руки на живот. Иногда я обманывала себя, воображая, что чувствую своего ребенка. Этого не могло быть, так как было еще слишком рано, я это очень хорошо знала.
   - А что может случиться? - настаивала я.
   - Вы можете предстать перед инквизицией. Там вас будут допрашивать.
   - Меня? В чем я провинилась перед инквизицией?
   - Это Испания. О, я знаю, что мы далеко, на острове, но Испания - везде, в любом месте на земле.
   - Но не в Англии, - сказала я гордо.
   - И там тоже. Уверяю вас, что это скоро произойдет.
   - Этого никогда не будет. - Я представила Джейка Пенлайона с его насмешливо сверкающими глазами, размахивающего абордажной саблей и кричащего испанцам, что они еще узнают его.
   - Послушайте, - сказал он, - вскоре весь мир будет нашим. Мы принесем священную инквизицию на вашу землю.., и все будет так, как и в любом другом месте. Никто не избежит этого. Если вас схватят, то даже я не смогу помочь. Инквизиция следит за всем , даже за нашим высочайшим королем Филиппом.
   - Я не испанка. Они не осмелятся тронуть меня.
   - Они захватили многих ваших земляков. Будьте благоразумны. Послушайте меня. Завтра вас начнут наставлять в истинную веру.
   - Я не пойду на это.
   - Вы более глупы, чем я предполагал. Вам следует знать, что происходит с теми, кто идет против нашей религии.
   - Истинной религии? Вашей? Того, кто растоптал невинных ради собственной мести? Вы похитили трех женщин, подвергли их унижению и боли, убили хорошего человека только потому, что он пытался защитить свою жену. И вы говорите мне о вере, истинной вере, единственной вере!
   - Замолчите! - Впервые я увидела, что он вышел из себя. - Неужели вы не понимаете, что слуги могут услышать?
   - Но они, кроме двух негодяев, которых вы наняли, чтоб привезти нас сюда, не говорят на моем варварском языке.
   - Я буду терпеливым. Успокойтесь. Прошу вас вести себя достойно.
   - Достойно? Это так же смешно, как и ваши религиозные добродетели.
   - Я говорю для вашей же пользы. Я говорю ради вас и вашего ребенка.
   - Вашего незаконного ребенка, насильно данного мне. - Даже когда я в сердцах произнесла это, то про себя подумала, успокаивая его: "Нет, нет, малыш, я хочу тебя. Я рада, что ты есть. Подожди, скоро я обниму тебя".
   Мой голос, вероятно, дрогнул, поскольку он мягко сказал:
   - Что сделано, то сделано. Это нельзя изменить. Вам не повезло, что вы были обручены с этим разбойником. У вас есть ребенок. Родите его и смиритесь со своей судьбой. Клянусь, что с этого момента вам не причинят зла. Согласны?
   Я кивнула, но сказала:
   - Вы понимаете, что причинили мне такое зло, что его никогда невозможно будет исправить?
   - Уверяю вас, что это так. Я не хотел причинить вам зло. Вы были нужны мне для выполнения клятвы. Теперь я предоставлю вам все, чтобы вы спокойно родили ребенка.
   - Вы обещали, что отпустите меня домой, как только ребенок будет зачат.
   - Я сказал, что должен увидеть родившегося ребенка. Поэтому вы останетесь здесь, но я хочу, чтобы в это время вы были в безопасности и покое. Поэтому послушайтесь меня.