Холт Виктория. Охотничья луна

   — Думаю, что могу. Он иногда подстерегает меня, когда я езжу верхом, а однажды я встретила его у рыбных прудов.
   — О Господи… Конечно, он имеет полное право быть здесь. Мы не можем изгнать его из его собственного поместья.
   Я чувствовала возбуждение — это было похоже на битву, и я была глубоко в нее вовлечена. Я не могла по чести сказать, что его преследования меня очень огорчают. Они были крайне лестны, и я была бы очень необычной женщиной, если бы не любила лести.
   Когда я в следующий раз выбралась в город, меня подстерегла миссис Бэддикомб.
   — О, я чую, уже скоро зазвонят свадебные колокола, — доверительно сказала она мне. — Я же слышу, у этих там, в Грачином Стане, подготовка вовсю. Миссис Гиттингс тут вчера была… Сегодня она уезжает, забирает малышку к своей сестре в пустошах. Такая довольная! Другое такое и не найти, чтоб так ее радовало, и ясно почему. У них там, в Стане, должно быть, очень странное хозяйство.
   — Я знаю, миссис Гиттингс любит посещать свою сестру.
   — Ясно, не будь малышки, ей бы не работать в Стане. Она и живет для этого дитяти. Бедная крошка! Это милость Божия, что у нее есть хоть кто-то, кто о ней думает. Понятное дело, с такими, как эта… Ну, ей бы надо показываться после церемонии… а не до.
   — Значит, вы полагаете, что если миссис Гиттингс с ребенком уезжает, значит…
   — Конечно, моя дорогая. Свадьба будет, это точно. Скорее всего, пастору не больно охота церемонию совершать, да что он может поделать? Не хочет же потерять заработок, верно?
   — Вы не можете быть уверены, что это из-за свадьбы, — начала я.
   — Чего же еще? И если сейчас не время, так когда? Уж год, как бедная святая душа отошла. Он выждал свой год, и не забывайте, у Веррингеров пока нет наследника. Об этом надо подумать. Попомните мои слова, именно это все и значит.
   Из лавки я вышла с ощущением депрессии. Может ли миссис Бэддикомб быть права? Но ведь если бы он должен был вот-вот жениться, он бы не показывал такой явный интерес ко мне?
   Несколько дней спустя мисс Хетерингтон послала за мной.
   — Вот записка от сэра Джейсона, — сказала она. — Он просит, чтобы вы пришли в Холл обсудить проблемы, связанные с Фионой и Юджини.
   — Идти в Холл… я? Конечно же, он предпочтет об этом поговорить с вами.
   — Так я думала, но он продолжает настаивать, что его волнует выход Фионы в свет, что должно произойти в будущем году, когда она покинет нас, и он думает, что с вашей шаффенбрюккенской подготовкой он может обсудить это с вами и договориться о специальной подготовке, которая ей будет нужна.
   — Но я ничего не знаю о выводе девушки в свет в Англии.
   — Он потерпел поражение с костюмами монахов, но не привык сдаваться. Я думаю, что же ему ответить.
   — Полагаю, я могла бы пойти в Холл.
   — Моя дорогая Корделия, я спрашиваю себя, разумно ли это.
   — Думаю, что все будет хорошо. Я понимаю, его свадьба очень скоро.
   — Так ли?
   — Согласно миссис Бэддикомб.
   — Она — отличное агентство новостей, — сказала Дейзи, — но, я полагаю, они не всегда соответствуют истине.
   — По ее словам, миссис Гиттингс увезла ребенка, который в данных обстоятельствах мог оказаться помехой.
   Дейзи пожала плечами.
   — Право, я хотела бы, чтобы он вел себя более прилично. Но покуда это не отражается на школе отрицательным образом, нас это не касается.
   — Не вижу, каким образом его поведение может бросить тень на школу. Что, если бы я пошла и взяла с собой девушек. Они были бы мне вместо дуэньи.
   — Хм, — фыркнула Дейзи. — На самом деле это смешно. Досадно то, что он это знает и, полагаю, смеется над нами.
   — Мне кажется, он нас дразнит, — сказала я. — В конце концов, он скоро женится и, может быть, тогда остепенится.
   — Это утверждение, в котором я бы очень усомнилась. Говорят ведь, что горбатого могила исправит.
   — Но еще говорят, что исправившийся волокита — самый лучший муж.
   — О Господи, в сущности все это довольно абсурдно. Как вы полагаете, можете вы с этим справиться, Корделия?
   — Думаю, да. Я возьму девушек с собой и настою на том, чтобы они присутствовали.
   — Я уверена, он постарается вас каким-нибудь образом перехитрить.
   — Он уже раз-другой делал это, но надеюсь, ему это надоест, когда я ясно покажу, что не стремлюсь к его обществу.
   Она очень прямо посмотрела на меня.
   — Вы ведь ему это показываете, Корделия?
   — Ну конечно.
   — Говорят, он очень привлекательный мужчина. Я не слишком сама в этих вещах разбираюсь, но знаю, что в некоторых отношениях волокиты привлекательны.
   — Это романтическая литература, мисс Хетерингтон. Она неприменима к реальной жизни.
   — Вы кажетесь очень уверенной.
   — Я и уверена по отношению к нему.
   — Что ж, тогда идите с девушками, и посмотрим, что из этого выйдет. Не вижу, почему бы ему не обсудить их будущее со мной.
   Таким образом я и оказалась в тот майский день в Холле, и событие это сильно повлияло на будущее.
   Я выехала после полудня с Фионой и Юджини, и вскоре мы преодолели несколько миль, которые разделяли школу и Холл.
   Фиона была сдержанна, но очаровательна, Юджини, как обычно, дерзка, несколько раздражена, потому что пропускала дневную верховую прогулку с группой девушек и с Шарлоттой Маккей.
   Когда мы добрались до Холла, мы направились прямо к конюшням. Джейсон Веррингер был там, как будто ждал нас с нетерпением. Он помог мне спешиться.
   — Как раз вовремя, — сказал он. — Я очень люблю пунктуальность, и, полагаю, мисс Грант тоже.
   Один из грумов подошел забрать лошадей. Юджини приласкала свою и объяснила груму, что следует делать.
   — У меня две новых лошади, — сказал Джейсон Юджини. — Я ими очень доволен. Давай, я тебе их покажу, Юджини.
   — Я очень хотела бы посмотреть на них, — воскликнула та, оживившись и вдруг становясь очень хорошенькой.
   — Пойдем.
   Я повернулась, увидела что-то на земле и подняла. Это была серьга — очень большая, довольно странная, с камнем, похожим на рубин размером с горошину, окруженным бриллиантами.
   — Посмотрите-ка на это! — воскликнула я.
   Я протянула серьгу на ладони, и девушки подошли.
   — Я знаю, чье это, — сказала Юджини. — Я видела эти серьги на миссис Мартиндейл. — В ее глазах появилось злое выражение, что плохо сочеталось с молодостью. — Это ее серьга, не так ли, дядя Джейсон?
   — Возможно, — сказал он.
   — Вероятно, она огорчилась, когда ее потеряла, — сказала Фиона. — Какой смысл в одной серьге?
   — Отдать вам, чтобы вы ей передали, дядя Джейсон? — с ухмылкой сказала Юджини. — Или я могла бы ей занести. Мне было бы нетрудно сделать это, когда мы поедем завтра мимо на верховую прогулку.
   — Хорошо, — согласился Джейсон Веррингер. — Если вещь и правда принадлежит ей, она будет рада ее получить.
   — Не представляю, кому еще она могла бы принадлежать, — сказала Юджини. — А вы, мисс Грант?
   — С уверенностью могу сказать, что не знаю, — ответила я. — Я ее раньше не видела.
   Юджини положила находку в карман.
   — Покажите нам лошадей, дядя Джейсон, — попросила она.
   Он взглянул на меня и пожал плечами.
   — О, вот и миссис Кил. Миссис Кил, будьте любезны проводить мисс Грант в гостиную. Эти книги из библиотеки там?
   — Да, сэр Джейсон.
   — Хорошо. Мы вернемся через минутку. Девушкам не терпится взглянуть на новых серых.
   Он пустился бегом через двор, девушки за ним по пятам. Я хотела пойти следом, но миссис Кил заговорила со мной.
   — Мисс Юджини без ума от лошадей. Всегда так было. Не последуете ли за мной, мисс Грант?
   Я почувствовала себя одураченнной, догадываясь, что он именно так и запланировал. Однако девушки ушли всего лишь посмотреть на лошадей, и единственное, что мне оставалось, это проследовать за миссис Кил в дом.
   Мы вошли в большой холл, который я впервые увидела в тот памятный день, когда обедала с ним и потом сидела в сумерках во дворе.
   Мы поднялись по главной лестнице с ее прекрасными резными балясинами, выставлявшими напоказ тюдорские розы и несколько более скромные французские королевские лилии, меня проводили в отделанную панелями комнату с богатыми красными коврами и тяжелыми красными бархатными шторами. У окна с мелкими переплетами стоял большой резной стол, и на нем было сложено несколько томов, на столике поменьше располагался серебряный чайный поднос с чашками и блюдечками.
   — Не угодно ли сесть, мисс Грант? Они будут недолго, и я принесу чай, когда позвонят.
   — Спасибо, — сказала я, и она вышла, оставив меня.
   Я оглядела комнату. Это его особое святилище. На стенах висели две прекрасные картины. На одной была изображена женщина — явно из Веррингеров, похоже, работа Гейнсборо; на второй ландшафт. Тут же стоял книжный шкаф. Я взглянула на книги: поэзия. Поразительно! Я не могла представить, чтобы он любил стихи. Большинство книг — исторические.
   — Оцениваете мои читательские привычки? Я не слышала, как он вошел в комнату, резко обернулась и к своему смятению обнаружила, что он один.
   — Думаю, вы немного рассердитесь. Не ругайте их. Вы же знаете, как девочки относятся к лошадям.
   — Я полагала, они здесь для того, чтобы обсудить…
   — Этим должны были заниматься вы. Я вообще не предлагал их приводить. Я даже считаю, что лучше, чтобы их здесь не было. Тогда мы сможем говорить о них откровеннее. Юджини безумно хотелось испытать новых лошадей, и она увела Фиону за собой, поскольку я сказал, что они могут поездить на них в загоне с полчаса. Девушки вернутся к чаю.
   Он улыбался лишь с лукавым намеком на торжество.
   Итак, он опять победил.
   Мне представилась возможность проявить неудовольствие. На самом деле, если быть откровенной, я была рада избавиться от девочек. Юджини могла быть по-настоящему неприятной, а у Фионы была склонность вести себя так, как те, кто ее окружал. И хотя она была послушной девушкой, в обществе Юджини и Шарлотты Маккей это свойство сильно ослабевало.
   — Что же вы хотите обсудить?
   — Садитесь. Не желаете ли взглянуть на мои книги? Хочу показать вам нечто интересное. Я велел принести их из библиотеки. Я подумал, что здесь будет удобнее. Есть и другие, и, поскольку вас интересует Аббатство, я приказал их принести, чтобы показать вам.
   — Конечно, мне хотелось бы их посмотреть, но разве сначала нам не следовало бы заняться тем, ради чего я пришла сюда. Что вас беспокоит в отношении Фионы?
   — Беспокоит? Несомненно это не беспокойство. Я просто прошу помощи, вот и все.
   — Но у вас есть что-то на уме?
   Он напряженно посмотрел на меня.
   — Мой ум кипит вариантами.
   — В таком случае, пожалуйста, позвольте мне услышать о них, и я посмотрю, можем ли мы в школе помочь их осуществлению.
   — Для меня это проблема — обязанность заботиться о двух девушках. Особенно теперь, когда они становятся взрослыми.
   — Это я могу понять.
   — Мужчина… одинокий… это не просто.
   — Я понимаю, что если бы ваша жена была жива, вам было бы проще.
   — Она мало что могла сделать. В течение многих лет она была инвалидом, вы знаете.
   — Да, мне это известно.
   — Не сомневаюсь, что мое полное досье было вам представлено… этой старой злобной служащей с почты. Не знаю, зачем я ее там держу.
   Я была в достаточной степени шокирована мыслью о том, что миссис Бэддикомб могла быть такой недоброй к хозяину Холла, хотя именно благодаря ему имела средства для проживания, как, полагаю, большинство людей в этом округе.
   — А не могли бы вы… — начала я.
   — Назначить новую служащую на почту? Несомненно. Здесь у нас что-то вроде маленького королевства, Корделия. Отношения почти настолько же феодальные, как и в те дни, когда мои предки купили земли Аббатства. Владения простираются до городка, который образовался только за последнюю сотню лет или около того. Моего прадеда очень заботило строительство. Он много строил и увеличивал свои владения. Я знаю, что эта злая старуха вместе с марками продает сплетни.
   — Вы знаете это и позволяете?
   Он рассмеялся.
   — Пусть радуется жизни, бедная старая женщина. Веррингеры добавляют остроту в ее скучную диету. Имейте в виду, кое на что она может опереться, а что касается деталей… богатая фантазия.
   — Откуда вы знаете обо всех этих сплетнях?
   — Вы считаете, что я безразличный ко всему, кроме своих удовольствий, человек, который, как вы воображаете, ходит по балам, игорным клубам и развлекается в компании доступных дам. Удовольствия бывают разные, Корделия. Управление поместьем — одно из них, углубление в прошлое — другое. Видите ли, в моем характере много граней. Я могу мгновенно измениться. Уверяю вас, обо мне еще довольно многое можно узнать.
   — В этом я никогда не сомневалась. Не займемся ли мы делом, ради которого я пришла? Скажите, какую дополнительную подготовку вы хотели бы для Фионы?
   — Я хочу, чтобы она покинула Академию молодой леди, готовой для света.
   — Думаете, мы можем ее такой сделать?
   — Думаю, что да.
   — Как?
   — Я хотел бы, чтобы она вышла… в точности похожей на вас.
   Я почувствовала, что краснею.
   — Право, я не понимаю…
   — Уравновешенной, хорошо умеющей говорить, холодной, вызывающей интерес. С чувством юмора… в сущности убийственно привлекательной.
   Я засмеялась, но знала, что глаза у меня сияют.
   — Это насмешка?
   — Я убийственно серьезен. Если бы мне пришлось вывести в общество вас, я знал бы, что мне предстоит легкая задача.
   — Не согласна. Учительница без гроша за душой в обществе далеко не уйдет.
   Он подошел ко мне. Взял мою руку и поцеловал. Я сказала:
   — Это абсурдно. Если вы будете себя так вести, мне придется уйти сейчас же.
   Он озорно на меня посмотрел.
   — Вам придется подождать девушек.
   Мне пришлось заложить руки за спину, потому что они немного дрожали.
   — Я думала, вы меня пригласили с серьезной целью.
   — Я очень серьезен.
   — В таком случае ваше поведение весьма экстраординарно.
   — А я полагал, что очень сдержан.
   — Я имею в виду ваши абсурдные комплименты и инсинуации. Пожалуйста, больше не надо. Я нахожу их оскорбительными.
   — Я говорил чистую правду. Разве не этому вы учите ваших учениц?
   Я села с показным достоинством.
   — Подозреваю, что разговор о будущем Фионы не имеет смысла.
   — Должен признаться, что тоже не нахожу эту тему очень интересной.
   — В таком случае зачем вы просили меня прийти сюда?
   — Потому что хотел поговорить с вами.
   — Тогда почему же вы не назвали свои истинные намерения?
   — Если бы я сделал это, мое желание не было бы исполнено.
   — Поэтому вы солгали.
   — На самом деле это ложь во спасение. Кому за свою жизнь не приходилось временами к ней прибегать? Возможно, даже вам.
   — Скажите, какова же ваша цель.
   — Быть с вами.
   — Но почему?
   — Вы должны понимать, что я нахожу вас неотразимо привлекательной.
   — Разве так должен жених говорить с другой женщиной? Я сочувствую миссис Мартиндейл.
   — Не стоит. Это женщина, которая бесконечно способна позаботиться о себе. Вы считаете, что мы с ней собираемся пожениться. Дело в этом? Горячие новости неутомимой миссис Б. с почты. Корделия, я не собираюсь и никогда не собирался жениться на миссис Мартиндейл…
   — Но как же ребенок…
   — Вы имеете в виду ее дочь? О, неужто говорят, что это мой ребенок? Снова миссис Б. Ей следовало бы писать романы.
   — Так… Ну, это меня не касается. На самом деле вы, должно быть, считаете меня довольно дерзкой за то, что я так говорила. Пожалуйста, простите меня.
   — Более чем охотно.
   — Вам нечего сказать о Фионе, и вы удовлетворены обучением, которое она получает в настоящее время?
   — Она и впрямь кажется несколько бесцветной, но это не вина школы. Она такая по природе. А Юджини склонна быть агрессивной. Им обеим не хватает шарма, но, возможно, я сравниваю их с… другими. На самом деле я хотел поговорить об Аббатстве и предстоящих празднованиях. Это не только костюмы. Я думал, что вы заинтересуетесь отчетами Аббатства и что вам покажется интересным рассказать девушкам что-нибудь об этом. Меня ужаснуло невежество Фионы и Юджини в этом вопросе. А тут еще будет этот маскарад. Я рылся в архивах и нашел вот это. У нас здесь много отчетов о более ранних периодах. Очевидно, когда мои предки приобрели Аббатство, многое оставалось в сохранности, включая массу записей, которые были помещены в нашу библиотеку. Я подумал, вам будет интересно их посмотреть.
   — Мне было бы крайне интересно.
   — Тогда подойдите к столу, и я покажу вам кое-какие старые планы этого места. Есть очень хорошие чертежи, выполненные монахами лет за сто до Ликвидации.
   Он придвинул к столу два стула. Я села, и он взял большой том.
   — Что вы знаете о монахах Колби? — спросил он.
   — Что они были цистерцианцами… больше почти ничего.
   — Тогда я вам немного расскажу. Орден сформировался что-то около двенадцатого века, а наше Аббатство было построено в 1190-х годах. Вы знаете, откуда взялось их название?
   — Нет.
   — От Сито, очень пустынного и почти недоступного леса на границе Шампани и Бургундии. Вот старая карта. Святой Бернар, основатель, был аббатом в Клэрво, первом из монастырей.
   Я посмотрела на него. Он и в самом деле изменился. Что его интерес к Аббатству необъятен, было очевидно, поскольку он сбросил с себя манеру светской пресыщенности. Он выглядел моложе, почти мальчишкой в своем энтузиазме.
   — Это была благородная компания мужчин, — сказал он. — Их целью было посвятить себя религии полностью. Возможно, благороднее идти в мир и попытаться его улучшить, чем отгородиться от всего в размышлении и молитве. Как вы считаете?
   — Да, я считаю, что более смелый путь — идти в мир. Но немногие люди его улучшают, когда так поступают, и любовь к власти становится между ними и их благородными намерениями.
   — Честолюбие, — сказал он. — Из-за этого греха пали ангелы. Люцифер был горд и честолюбив, и, как я уже говорил вам, считается, что он был членом нашей семьи. Спросите миссис Бэддикомб.
   Я засмеялась.
   — Пожалуйста, продолжайте. Это завораживает.
   — Целью цистерцианцев было жить как можно проще. Все должно было быть простым. Они всегда строили в пустынных местностях, вдали от городов. Должно быть, когда-то здесь тоже было изолированное место. Можете вы себе это представить? Территорию огораживали крепкими стенами и строили всегда возле воды. Некоторые монастыри были построены по обе стороны потока. У нас рядом река, и это обеспечивает водой наши драгоценные рыбные пруды: монахам нужны были запасы свежей пищи. На стенах были сторожевые башни. Полагаю, им приходилось остерегаться грабителей. Посмотрите. Вот карта. Вы многое здесь узнаете. Вот амбары, зернохранилища, бойни, мастерские. Это внутренний равелин, а это внешний.
   — О да, — сказала я. — Это действительно можно узнать.
   — Вот дом настоятеля; дом для гостей рядом с ним. Люди всегда приходили в Аббатство, и никого нуждающегося в пище и убежище не прогоняли. Взгляните на неф. Там было одиннадцать ниш. На этой карте вы можете ясно это увидеть. Вы входите через нартекс. А вот поперечный неф. Взгляните на хоры, которые когда-то были разделены перегородкой… монахи с одной стороны, а послушники с другой. Часть их помещений сейчас используется для Академии: они были не так сильно повреждены, как остальные здания Аббатства.
   — Это чудесная карта!
   — Так все было в те дни. И у меня есть другая, показывающая, как все выглядело после Ликвидации. Мои предки приказали сделать. Смотрите, вот согревательная, дневная комната.
   — Теперь наша общая комната.
   Он повернулся ко мне и сказал:
   — Я рад, что вам так интересно.
   — Все это зачаровывает.
   — Так много людей влюблены в настоящее и никогда не хотят оглядываться на прошедшее. И однако именно изучая то, что произошло, мы можем лучше справляться с сегодняшними событиями.
   — Да, полагаю, это верно. Слава Небесам, теперь никто не придет и не разрушит нашу школу.
   — Хотел бы я увидеть, как кто-нибудь посмел бы, когда командует мисс Дейзи Хетерингтон.
   Я засмеялась.
   — Она прекрасная женщина.
   — Мы подумаем вместе о маскараде и придумаем, как придать зрелищу по-настоящему достоверный оттенок.
   — Я думаю, вам следует посоветоваться с мисс Хетерингтон.
   Он испуганно взглянул на меня, и мы оба снова принялись хохотать.
   — Это было очень поучительно, — сказала я.
   — И вы удивлены, что я могу интересоваться столь серьезным предметом.
   — Я уверена, что вы можете быть очень серьезны. В поместье наверняка много работы.
   —Оно требует постоянного внимания.
   — Однако вы можете надолго покидать его.
   — Покидал, не так ли? Я нечасто это делаю. У меня есть хорошие люди… один очень хороший человек — Джеральд Ковердейл. Вам следует с ним познакомиться.
   — Сомневаюсь, чтобы он нашел, о чем со мной говорить.
   — Вам было бы интересно послушать о поместье. Это маленькое независимое общество, как город… даже больше, как королевство.
   — А вы — король.
   — «Стеснена голова, носящая корону».
   — Я уверена, вы никогда не будете стеснены.
   — Вы ошибаетесь. Вам еще так много нужно узнать обо мне. Вы отвергли меня как человека легкомысленного, аморального, склонного только искать удовольствия. Это лишь часть меня. Если подумать, у меня есть некоторые очень хорошие черты.
   — Говорят, что наши хорошие черты должны открывать другие, а не мы сами.
   — Кто это сказал? Мисс Корделия Грант, могу поспорить. Это звучит как одна из нотаций, из тех, что вы читаете своим классам.
   — Верно, что школьных учителей можно узнать, где бы они ни были.
   — Возможно, в этом что-то есть.
   — Мы склонны поучать и делать вид, что все знаем.
   — Иногда это может быть очаровательно.
   — Я вижу, вы твердо намерены сегодня мне льстить. Расскажите о поместье — этом королевстве с королем со стесненной головой.
   — Нам приходится держать его в рабочем состоянии. Фермы и фабрики.
   — Фабрику? Что за фабрика?
   — По производству сидра. У нас служат большинство из живущих здесь людей в той или другой должности.
   — Так что их заработки зависят от вас?
   — От поместья скорее, чем от меня. Я просто унаследовал его, так вышло. Веррингеры всегда серьезно относились к своему долгу по отношению к поместью, и хотя я и говорю это о своей семье, мы были хорошими помещиками. Мы вменили себе в обязанность заботиться о своих людях. Поэтому лет сто назад и открыли сидровую фабрику. Случались плохие урожаи, и фермы не окупались. Было похоже, что работы для многих не будет. Фабрика сидра показалась неплохой идеей. Большинство из здешних жителей делали его у себя дома, вот мы и начали, и теперь у нас работает около сотни человек.
   — Вы своего рода благодетели.
   — Нам всегда нравилось так о себе думать.
   — Люди должны быть благодарны.
   — Благодарны? Только глупцы ожидают благодарности.
   — Я вижу, снова появился циник.
   — Если правда — это цинизм, то она никогда не прячется глубоко. Я всегда люблю смотреть фактам в лицо. Это странное свойство человеческой природы, но люди не любят тех, кто им помогает.
   — О нет.
   — О да, моя дорогая Корделия. Только подумайте. Кто был всегда самым ярым противником Веррингеров? Люди вашего поместья. Кто приписал нам сатанинские черты? Они же. Учтите, я не говорю, что мы не обладаем этими дьявольскими привычками, но именно наши собственные люди и есть наши самые злые критики, а когда наши подвиги их недостаточно шокируют, они преувеличивают. Дело в том, что люди ненавидят ощущение, что они кому-то чем-то обязаны, и хотя принимают помощь, сами себя ненавидят за то, что оказались в положении, когда вынуждены ее принимать. А поскольку самое трудное дело на свете — ненавидеть себя, эта ненависть переносится на помогающего.
   Я молчала. Я думала о миссис Бэддикомб, которая была обязана средствами существования тому, что ее назначили на почту в поместье Веррингеров, и которая не могла скрыть яд в своем голосе, когда обсуждала их.
   — Возможно, вы и правы… в некоторых случаях, — сказала я. — Но не во всех.
   — Никто не бывает прав во всех случаях. Должны же быть исключения.
   Мы улыбнулись друг другу, и я ощутила сияние счастья. Я была рада, что девушки отправились испытывать лошадей, и надеялась, что они вернутся еще не сейчас.
   — Это удовольствие — иметь возможность поговорить с вами разумно… серьезно. Раньше наши встречи были словесными битвами. Забавными, бодрящими, но этот разговор для меня огромное удовольствие. Я хочу поговорить с вами о поместье. О том, какие улучшения я хочу ввести. Какие у меня для него планы.
   — Сомневаюсь, что смогу это понять.
   — Поэтому я и хочу рассказать вам… чтобы объяснить… И рассказать о своей жизни и о себе. Вы знаете, сегодня был мой самый счастливый день, какой я знал до сих пор.
   Я засмеялась. Он разрушил чары.
   — Это уже слишком, — сказала я.
   — Вы смеетесь. Но вы не правы. В прошлом у меня были моменты, когда я был счастлив. Но счастье это всего лишь мгновения, не так ли? С того момента, как я вошел в эту комнату и нашел вас здесь, я ощущал счастье. Должно быть, это продолжалось минут двадцать. Вполне солидный промежуток времени.
   — Мне он кажется очень коротким.
   — Я знал, что с вами будет приятно говорить. Я знал, что вы поймете. Вы заставляете меня иначе смотреть на жизнь. Как я желаю, чтобы мы могли встречаться чаще!
   — Это было бы нелегко. Мисс Хетерингтон отнеслась бы к этому весьма неодобрительно.