Холт Виктория. Охотничья луна

   — Однако на самом деле он был Марком Чессингемом.
   — Очень странно. Дело сейчас в том, как нам начать наводить справки?
   — Там были какие-то дома. Возможно, мы можем спросить у людей.
   — Посмотрим, как пойдет.
   Мы сошли с поезда и поехали по небольшому ответвлению, ведущему в Кростон. Воспоминания вернулись ко мне. Сначала мы прошли на кладбище, и я показала Джону могильную плиту с именем Эдварда Комптона.
   — Что дальше? — спросила я.
   — На площади я заметил довольно большой дом. Что если мы скажем людям, что пытаемся отыскать кого-то. Возможно, они сумеют помочь.
   Мы отправились к дому, который явно был самым важным в деревне. Нас впустила горничная, и Джон спросил, не можем ли мы поговорить с хозяином или хозяйкой дома. То, что нам соизволили выделить время для беседы, многое говорит о деловых манерах и респектабельном виде Джона.
   Миссис Карстерс оказалась уютного вида пожилой женщиной, которая была явно несколько заинтригована, обнаружив, что посетители ей незнакомы. Она мило пригласила нас сесть и изложить свое дело. Изысканные манеры Джона явно произвели на нее впечатление. Он передал ей визитную карточку с названием своего банка.
   — Мы наводим справки о мужчине, который, как мы полагаем, в какое-то время жил здесь. К сожалению, мы не уверены в его имени. Возможно, Марк Чессингем.
   Он подождал. Она не подавала признаков того, что узнает имя.
   — Или Эдвард Комптон, — добавил он.
   — О, это должно быть семья, которая жила в поместье. Теперь его нет. Сгорело дотла. Поговаривали о том, чтобы отстроить заново, но, похоже, у них так руки и не дошли. Но Комптоны там жили. Это была трагедия. Мне кажется, несколько членов семьи сгорели заживо. Теперь Комптонов нет.
   — О Господи, — сказал Джон. — Похоже, след обрывается. Может быть, есть какая-то ветвь семьи?
   — Я об этом никогда не слышала. Не думаю, что могла бы вам помочь. Кажется, вы говорите о людях, которые уже давно мертвы.
   — Мы вам очень благодарны. Мы понимаем, что это трудная задача.
   — Нужно тут прожить века, чтобы местные люди признавали вас за своих. На нас смотрят почти как на иностранцев, хотя мы переехали сюда уже почти пятнадцать лет тому назад. О, погодите минутку. Есть же старая миссис Клинт. Она всезнайка. Она прожила здесь всю свою жизнь, а ей уже должно быть около девяноста лет. Она должна помнить пожар. Если хотите узнать что-нибудь о людях, которые здесь жили, она тот человек, который может вам рассказать.
   — Вы очень добры и очень нам помогли. Где мы можем ее найти?
   — Я провожу вас до двери и покажу. Ее коттедж как раз напротив через площадь. Она наверняка дома. Теперь она не очень-то много передвигается. Ее дочь приходит и делает все необходимое.
   — Что ж, большое спасибо.
   — Я только жалею, что не могла помочь больше.
   Она остановилась в дверях и указала на коттедж через луг, считающийся площадью.
   — Постучите, — сказала она. — Она крикнет вам, чтоб заходили. Она любит посетителей. Проблема с ней в том, что, начав говорить, она не знает, когда пора остановиться. Надеюсь, у вас полно времени!
   — Весь день, — сказал Джон. Мы пересекли площадь.
   — Что ж, — сказал он. — Мы не совсем впустую пришли.
   Все было так, как сказала хозяйка дома. Мы постучали, и нам велели войти.
   Миссис Клинт лежала в постели, очень бодрая старушка в белом чепце, из-под которого выбивались седые волосы; на руках, похожих на птичьи лапы, были шерстяные митенки.
   — Я думала, это моя дочь, которая пришла с бульоном на обед, — сказала она. — Кто вы?
   — Мы должны извиниться за то, что побеспокоили вас, — сказал Джон. — Но дама из большого дома через площадь сказала, что вы, может быть, сможете нам помочь.
   — Это миссис Карстерс из Лондона. Они нездешние. Чего вы от меня хотите? Подайте стул молодой леди, а вы можете взять вон тот камышовый. Учтите, он немного слабоват. В этом году старина Боб не приходил с ремонтом. Не знаю… нынешний народ. Бывало, он приходил точно, как часы. Он чинил стулья и точил ножницы. Когда-то на него можно было положиться. Чего же вы ищете?
   — Марка Чессингема или Эдварда Комптона.
   — Марк как-его-там… Такого нет. А если вы ищете Эдварда Комптона, вам нужно на кладбище.
   — Возможно, у нас неверное имя, — сказал Джон. — Мужчина, которого мы ищем, высок и светловолос. У него легкий акцент… Возможно, немецкий. Очень слабый… почти незаметный.
   — О да, — возбужденно подхватила я. — Я помню это. Значит, вы тоже заметили.
   Миссис Клинт почесала голову сквозь чепец.
   — Двадцать лет или больше, как весь дом сгорел. Дети… Это был удар для деревни. Теперь немногие помнят… только мы, старики.
   Она помолчала.
   — Говорите, небольшой акцент, и жил он здесь… Я только раз слышала о немецком акценте. У моего сына Джимми ухо улавливало такие вещи. Он был строителем и уезжал со своим хозяином за границу на какую-то большую работу. Когда вернулся, он говорил, что у Даулингов немецкий акцент. Мать немкой была, понимаете. От Даулинга было мало проку. В то время работал в большом доме. Выпивка была… его погибелью. Так и не нашел работы после того, как поместья не стало.
   — У кого был немецкий акцент? — спросил Джон.
   — У нее. Ну, она не очень-то по-английски говорила. Не всегда можно было понять, что она пытается сказать. Мой Джимми говаривал, бывало, что у нее так и должно быть. Но молодые, которые родились здесь… воспитывались здесь… казалось бы у них акцента не должно быть, между тем…
   — И как их звали, вы сказали?
   — Даулинг.
   — Могли бы мы их видеть?
   — Если знаете, куда они уехали, то могли бы.
   Она хрипло хихикнула.
   — Что вас остановит, так это то, что вы не знаете, где они. Они уехали… все. Были мальчик и девочка… оба очень красивые. Некоторые говорили, что они уехали в Германию. Старый Даулинг к тому времени помер. Она тоже. Он перебрал больше обычного и однажды ночью свалился с лестницы. Несколько месяцев пролежал, а потом скончался. Это много лет назад было. А эти всегда вместе были… брат с сестрой. Их можно назвать преданной семьей.
   — Вы очень нам помогли, миссис Клинт.
   — Неужто помогла? Я рада.
   — Большое спасибо, а теперь нам нужно идти дальше. Доброго вам дня.
   — Хорошо поработалось этим утром, — сказал Джон, когда мы вышли на площадь.
   — Так вы считаете, что мы что-то нашли?
   — Даулинги были наполовину немцами, и хотя муж Лидии никогда не утверждал, что он немец, у меня впечатление, что так оно должно быть.
   Это было интересно проведенное время, и мне приятно было с Джоном, как и раньше; в Суффолке мы обнаружили очень немного, и даже не знали, важно ли это; тайна оставалась такой же глубокой, как и раньше; но по крайней мере я знала, что мой Незнакомец ушел от меня к Лидии и постоянно спрашивала себя, почему же он сначала пришел ко мне, назвался фальшивым именем и почему это было имя давно умершего человека?
   То, что он ушел прямо к Лидии и исчез для меня, даже не сказав, что уходит, обескураживало и как-то даже тревожило.
   Несомненно, все это было таинственно, и у меня все еще оставалось грызущее ощущение, что он мог не быть человеческим существом, что он был каким-то проклятым духом, может быть привидением того мальчика — или мужчины, — жизнь которого была преждевременно оборвана и который теперь лежит на кладбище в Кростоне. Причудливые мысли, но ведь и вся история была причудливой.
   Дейзи приветствовала мое возвращение и намекнула — всего лишь с легчайшим оттенком упрека — что меня недоставало. В конце концов это был отдых в середине семестра, и если выдавалась возможность уехать, это можно было сделать.
   — У Юджини был еще один приступ, — сказала она. — Шарлотта пришла и разбудила меня.
   — Это довольно тревожно, — сказала я. — Надеюсь, она не заболевает чем-нибудь.
   — Это было то же самое… тошнота и головокружение. Ей было хуже, чем в прошлый раз. Я вызвала доктора взглянуть на нее.
   — Что он сказал?
   — Именно то, что я думала. Она съела что-то ей не подходящее.
   — Но это случается уже во второй раз.
   — Возможно, у нее есть какая-то внутренняя слабость. Может быть, она не может что-то переваривать.
   — Снова была рыба?
   — Нет. Как ни странно, было тушеное мясо. У всех остальных все было в порядке. Я сама тоже ела. Оно было очень вкусным.
   — Вы не думаете, что она может нервничать? Как вы считаете, это может иметь подобное действие?
   — Я упомянула об этом доктору. Должно быть, она скучает по сестре.
   — Хотя она всегда была в более близких отношениях с Шарлоттой, чем с Фионой.
   — Что ж, кровь не водица. Я думаю, она может ощущать неприкаянность. Жаль, что Фиона не привезет этого своего мужа в Холл. Думаю, это помогло бы.
   — Я уверена, что со временем она так и сделает.
   — Будем наблюдать за Юджини и посмотрим. Может быть, нам удастся обнаружить, что заставляет ее болеть.
   — Да, так мы и сделаем.
   Когда я поехала на свою дневную верховую прогулку, я встретила Джейсона Веррингера. Он явно ждал, чтобы перехватить меня.
   Я сказала «Добрый день» и галопом помчалась прочь. Но он не отстал.
   — Не спешите, — сказал он. — Я хочу поговорить с вами.
   — У меня нет желания с вами разговаривать, — бросила я ему через плечо.
   Он поставил своего коня прямо перед моим, так что мне пришлось придержать своего.
   — С меня довольно, — гневно сказал он. — Сколько я вас не видел?
   Я ощутила, как возбуждение охватывает меня, и заново осознала, насколько мне нравятся наши сражения. Он мог подчинить меня физической силой, но никогда морально. Я была ему ровней и не могла удержаться от наслаждения продемонстрировать это.
   — Вы ожидали, что я зайду? Оставлю карточку с выражениями благодарности?
   — Дражайшая моя Корделия, как чудесно быть снова с вами! Мне было так скучно… Я был так несчастен…
   — Я всегда полагала, что вы склонны жалеть себя. Мне пора возвращаться в школу.
   — Вы только что выехали.
   — Это такой короткий перерыв.
   — Я слышал, у вас появились новые очаровательные друзья. Маркемы. Я знаю это имя. Банкиры из Сити. Очень респектабельная семья.
   — Как хорошо вы осведомлены!
   — Я забочусь о том, чтобы знать, чем вы занимаетесь.
   — Вы понапрасну теряете время, поскольку это не может иметь для вас значения.
   — Перестаньте. Вы знаете, это чрезвычайно важно. Давайте заедем в лес. Мы сможем привязать лошадей и поговорить с удобствами.
   — Должно быть вы считаете меня очень легковерной, если полагаете, что я когда-нибудь поставлю себя в уязвимое положение с вами поблизости.
   — Неужели вы никогда не забудете?
   — Никогда.
   — Не будь вы настолько лишены духа предприимчивости, это могло бы оказаться поворотным пунктом. Я мог бы показать вам, чего вы лишаетесь.
   — Вы мне очень ясно показали. Поэтому я и просила вас не пытаться снова увидеть меня наедине. Я знаю, что из-за школы некоторый контакт необходим и неизбежен. Но я не хочу большего.
   — Вы, конечно, провели чудесные летние каникулы, не так ли?
   — Да.
   — Я слышал от Юджини.
   — Тереза болтала, не так ли?
   — Я понял, что у этого банковского парня все достоинства. Я слышал, что он что-то вроде образца добродетели.
   — Это будет версией Терезы. Тереза склонна славить тех, кто ей нравится.
   — И чернить тех, кто не нравится.
   — Это свойственно молодости.
   — Корделия, прекратите это. Мы должны поговорить. Бесполезно пытаться делать вид, что вы ко мне равнодушны. Неужели вы думаете, я не знаю, что вы чувствуете? Если бы вы прекратили вести себя так сдержанно, а были бы естественны, вы тотчас же пришли бы ко мне. Это то, чего вам хочется. Но вы так себя контролируете… настолько школьная учительница. Только вы не в классе. Мы два живых существа… мужчина и женщина, и самым естественным на свете для нас было бы быть вместе.
   — Вы совсем меня не понимаете.
   — Как раз понимаю. Вы хотите меня… меня. Я тот, кто вам предназначен, а вы все время с этим сражаетесь. Почему? Потому что рядом с вами стоит респектабельность и побуждает вас не иметь дела с человеком, который, возможно, помог одной женщине умереть и убил другую, оттого что она ему досаждала. Вы прислушиваетесь к сплетням. Вы обвиняете меня… когда все это время вы меня желаете. Я мог бы показать вам, что вы хотите меня так же сильно… или почти так же… как я хочу вас.
   Я боялась его, когда он так говорил. Почему же я оставалась с ним? Почему он вызывает во мне такое волнение? Неужели в его словах что-то есть?
   Он продолжал:
   — Вы считаете, что я убил свою жену… Передозировка опия… Так легко это сделать. А потом вторая… удушение… удар по голове… а потом я закопал ее тело в лесу… нет, я бросил его в рыбные пруды. Эта идея получше. Член моей семьи уже сделал это раньше. Несмотря на все это… сплетни, скандал и ваше недоверие, вы меня хотите. Что же может быть более сильным показателем? Вы отворачиваетесь от меня, но не можете спрятать правду. Вы хотели меня в Логове дьявола. Вы томились по мне. Вы хотели, чтобы я взял вас силой. Тогда вы могли бы примириться со своей совестью. Но старуха Респектабельность стояла рядом с вами. «Беги, — сказала она. — Разбей окно. Выпрыгни». Все, что угодно, лишь бы дорогая старушка Респектабельность была удовлетворена. Вы думаете, это меня остановило бы?
   — Да, остановило.
   Я засмеялась, потому что это было сильнее меня, и он смеялся вместе со мной. Он продолжал:
   — О Корделия, вы отбрасываете то, чего больше всего хотите. Если вы отвергнете меня, вы будете жалеть об этом всю свою жизнь. Этот рыцарь в сверкающих доспехах… этот Галахад, этот символ чистоты, этот злосчастный банкир, который всегда правильно складывает свои цифры и у которого никогда не было ни одной любовницы, на котором нет ни пятнышка… вы считаете, что он вам подходит?
   Я снова рассмеялась.
   — Вы совершенно абсурдны, — сказала я. — Я уверена, что его позабавило бы, что его так описывают. Уж несомненно нет ничего достойного презрения в том, что кто-то правильно складывает цифры, и мне представляется, что некоторый объем этого есть и в ведении хозяйства. Мне кажется, вы очень озабочены тем, чтобы выдать меня замуж. Я могла бы сказать вам, что мне этого не предлагали, и я удивлена, что вы слушаете болтовню школьниц.
   — Предложение последует. Банкиры всегда знают, сколько нужно ждать и как получить нужный ответ.
   — Восхитительные люди, — заметила я.
   — О, я устал от вашего учительского отношения к жизни. Вы боитесь жить… боитесь скандала.
   — Чего вы никогда не боялись. Видите, какие мы разные. Мы бы никогда не подошли друг другу.
   — В отличие от вашего банкира. Педантичный, традиционный, домашние счета всегда в порядке, занятия любовью каждую среду ночью, четверо детей, поскольку это правильное количество. Вы смеетесь. Вы все время надо мной смеетесь. Вы ведь счастливы со мной, не так ли?
   — Прощайте, — сказала я и галопом ускакала по направлению к школе.
   В чем-то это было правдой. Если я и не была совершенно счастлива с ним, я была оживлена. Нет, я не была счастлива с ним; но, с другой стороны, я была несчастлива без него.
   Было бы лучше, если бы я не встречала его наедине. Я просто выброшу его из головы. Буду вспоминать те мирные дни на ферме.
   Я направилась прямиком в свою комнату, чтобы переодеться перед уроком.
   Эльза с метелкой для пыли стояла на лестнице около моей комнаты.
   — Добрый день, мисс Грант, — сказала она с присущей ей улыбкой.
   — Добрый день, Эльза.
   Я собиралась пройти мимо, когда она сказала:
   — Мисс Грант, с Юджини Веррингер все в порядке?
   — Юджини? Почему?
   — Ну, она же была больна, разве нет? Два раза. Я беспокоюсь за нее.
   — С ней все в порядке. Это просто были колики.
   — О, я рада. К некоторым девушкам привязываешься…
   как это было со мной в Шаффенбрюккене. Там были вы и француженка, и немка и та англичанка.
   — Лидия, — сказала я. — Лидия Маркем. Тебе будет грустно услышать, что она погибла из-за несчастного случая на лыжах.
   Она ухватилась за дверь и выглядела по-настоящему расстроенной.
   — Не та же Лидия…
   — Да. Я узнала это недавно. Ее брат пришел навестить меня и рассказал об этом. Она была замужем.
   — Она была совсем девочкой.
   — Достаточно взрослой, чтобы выйти замуж. Кстати, Эльза, ты помнишь, как ты сказала, что нам стоит пойти в лес? Ты рассказала нам об Охотничьей луне и всякое такое.
   — Это просто была чепуха, чтобы вас позабавить.
   — Ну, в тот раз ты оказалась права. Мы встретили мужчину, и потом он познакомился с Лидией. Он женился на ней.
   — Не может быть!
   — Довольно странно, не так ли?
   — И потом чтоб она так вот умерла. На лыжах, вы сказали? Не подумала бы, что она из тех, кто занимается спортом.
   — Нет. Должно быть, жизнь с мужем преобразила ее.
   — О мисс Грант, для меня это вроде потрясения. Конечно, с тех пор как я ее видела, прошло много времени… Надо же, чтоб вы так вот с ее братом встретились. Должно быть, это был шок для вас.
   — Ужасный шок. Я виделась с Моник… ты помнишь ее? Она рассказала мне о Лидии.
   — О Господи, это все так странно сложилось… Что вы не знали и всякое такое. Но на самом деле я только хотела спросить вас о Юджини. Я слышала, к ней доктора вызывали. Что он сказал?
   — Ничего серьезного. Кажется, она подвержена атакам печеночной колики.
   — О. Я рада. То, что с ней это уже было, заставило меня призадуматься. Такие штуки ослабляют.
   — Да, но Юджини молода. Должно быть, что-то ее расстраивает. Мы узнаем, что это, и положим конец злосчастным приступам. Такое время от времени случается.
   — Я уверена, что это так. Рада, что ничего серьезного. Я начала задумываться… Да еще это известие о Лидии.
   — Да, — сказала я и вошла в свою комнату.
 
   Наступил ноябрь, промозглый, темный и мрачный. Тетя Пэтти написала, что Маркемы приглашают нас провести Рождество с ними. Она считает, что это прекрасная идея. «Этакое Рождество Дингли Делл, дорогая. Можешь себе это представить? Тереза, конечно, включена в приглашение».
   Я думала об этом. Это будет приятно. Когда я сказала Терезе, она в восторге захлопала в ладоши.
   — О, давайте поедем. Ну, пожалуйста.
   Я все еще болезненно переживала последнюю встречу с Джейсоном и подумала, как покойно будет на ферме в Эссексе, так что импульсивно написала тете Пэтти в ответ, что мы должны принять приглашение.
   Я чувствовала, что меня все больше тянет к Джону Маркему. То, что сказал Джейсон, было правдой — он не будет импульсивным. Его жизнь будет упорядоченной, ровной; а после событий последних месяцев такое состояние вещей казалось очень манящим.
   В школе мы были заняты. Это было, как говорила Эйлин, обычной предрождественской лихорадкой. Всех волновало кто будет играть в отрывках, которые мы выбрали для представления: — «Ромео и Джульетта» и «Венецианский купец». Эйлин сказала, что ей хотелось бы, чтобы мисс Хетерингтон проявила хоть немного милосердия и вместо двух отрывков сосредоточилась бы на одном.
   — Купца было бы более чем достаточно, — говорила она. — И меня удивляет, что дорогая Дейзи считает, будто впечатлительным девушкам будет подходящим зрелище Джульетты, глотающей микстуру, которая отправит ее в транс.
   Создавалось ощущение, что репетиции идут все время, и это было больше похоже на театр, чем на школу.
   — Это нравится родителям, и мы проведем все за день до разъезда, — сказала Дейзи. — Однако на две недели раньше у нас будет представление, чтобы удостовериться, что к родительскому дню все будет готово.
   У Юджини среди ночи был еще один приступ. Мы не обратили особого внимания. Теперь мы уже привыкли к этим приступам. Просто ей что-то не подходит.
   — Мы должны найти, что же это, — сказала Дейзи. — Кажется, у бедной девочки слабый желудок… Ничего серьезного. Когда мы узнаем, что причиняет все эти приступы, мы сможем их прекратить.
   Юджини, казалось, не принимала свои приступы всерьез, ибо два дня спустя она с большим пылом играла Джульетту.
   В городе царила рождественская атмосфера. Витрины магазинов выставляли товары и приглашали людей делать покупки к Рождеству заранее. У миссис Бэддикомб была специальная витрина, полная открыток, в которой висели нанизанные на нитку шарики ваты, чтобы производить впечатление падающего снега. Когда я зашла к ней, она сказала:
   — Вам нравится моя витрина? Очень по-рождественски, а? А что сейчас в школе? Готовитесь к каникулам. Учтите, еще целый месяц.
   Я сказала, что у нас все в порядке и что я надеюсь, у нее тоже.
   — Мы так заняты, — посетовала она, — и похоже, что будет еще хуже. Как там мисс Веррингер? Я слышала, у нее со здоровьем плохо. Эта ваша горничная… она сказала, что бедная девочка очень больна, и она не удивится, если окажется, что она чем-то заболела.
   — Это ерунда. Просто у нее слабый желудок, вот и все.
   — Слабые желудки могут быть признаком чего-то еще… по словам этой вашей горничной…
   — Какой горничной?
   — Которая по-иностранному выглядит. О, она на самом деле не иностранка, но в ней есть что-то не наше. Эльза… так кажется?
   — О, я знаю. Она говорила о мисс Веррингер, не так ли?
   Миссис Бэддикомб кивнула:
   — Если хотите знать мое мнение, она расстроена из-за того, что ее сестра вот так уехала. Никто так и не узнал, где она.
   — Смею предположить, она со временем привезет своего мужа домой, — сказала я.
   — Будем надеяться, что у нее есть муж.
   — Миссис Бэддикомб, вам не следовало бы…
   — Но вы же знаете, какие мужчины. Или может быть не знаете. Но еще узнаете, — глаза ее подмигнули. — Скоро и я не удивлюсь.
   Я нашла, что начинаю на нее сердиться. Я не хотела, чтобы она выдумывала болезнь для Юджини, поэтому задержалась и сказала:
   — Мисс Веррингер вполне здорова. Мы не беспокоимся о ее здоровье.
   — Что ж, никто не мог бы радоваться этому больше меня. Если спросите меня, эта девушка… как там ее зовут… Эльза?… значит, немного сплетница.
   Я не могла сдержать улыбку, и миссис Бэддикомб продолжала.
   — Она неплохо выглядит. Думаю, у нее есть кто-то про запас… в дальних краях, ясное дело.
   — Что вы имеете в виду… про запас?
   — Я так думаю, она тут копит денежки, чтобы замуж выйти. Все кому-то пишет… Мужчине. Я видела имя на конверте, когда она марку наклеивала. Мистер Кто-то Такое… мне не очень было видно. Ну, это непросто, когда вверх тормашками. Я ей сказала вроде в шутку: «О, еще одно любовное письмо?» А она только улыбнулась и ничего не стала говорить. Как подумаешь, сколько она сюда приходит и болтает… Только некоторые о себе помалкивают, хотя вполне готовы поговорить о других. Но я-то знаю, что там кто-то есть. Она ему все время пишет. И, похоже, он на месте не очень-то сидит… Иногда это одна страна, иногда другая. Мне приходится смотреть, сколько марка стоит. Франция… Германия… Австрия… Швейцария… все эти места. В последний раз это была Австрия.
   — Может быть, у нее любовники во всех этих местах, — сказала я.
   — Нет, тот же самый… Это я могу видеть. Иногда она берет марки и наклеивает их на прилавке. Тогда я в темноте.
   — Как нехорошо с ее стороны.
   — Что ж, это жизнь, так ведь? Скоро вы домой поедете, я так понимаю. Хорошо вам.
   Я купила марки и вышла.
   Мне всегда казалось, что в этом ее ненормальном любопытстве было нечто зловещее. Это надо же додуматься проверять марки, которые люди покупают, и не только гадать об адресатах, но и обсуждать их с любым, кто зайдет в лавку!
   К концу ноября начался снегопад.
   — В этих краях похваляются тем, что видят снег лишь раз в семнадцать лет, — комментировала Эйлин. — И вот два года подряд. Должно быть, мы приближаемся к следующему ледниковому периоду.
   Девушки этому радовались. Их веселило то, что они оказались отрезанными на несколько дней. Из наших окон развалины выглядели как нечто из фантастического мира — эфемерное и утонченно прекрасное.
   — Хоть бы ветер стих, — сказала я. — Когда он дует с севера, он производит странные ноющие звуки, как страждущие души.
   Эйлин сказала:
   — Должно быть все эти монахи встают из протеста против Генриха, который разрушил их Аббатство.
   — Это не основание для того, чтобы они нам жаловались, — указала я.
   — Они жалуются на несправедливость мира, — возразила Эйлин. — Учтите, мы все иногда чувствуем то же самое.
   — О Эйлин, вы кажетесь достаточно довольной.
   — Буду, когда разъедемся на Рождество. Только представьте это блаженство. Никаких попыток сделать Рейнольдсов из людей, которые не могут провести прямую линию. Единственная, у которой есть капелька таланта, это Юджини Веррингер, хотя Тереза Херст тоже делает успехи. Никаких шекспировских персонажей. Наша Сара Симпсон скорее похожа на забойщика свиней, чем на блестящего молодого адвоката. Было большой ошибкой дать ей роль Порции.
   — У нее две младших сестры, кандидатки в Академию, — указала я. — Не забывайте, родители приедут на безукоризненное представление.
   — Кто знает, этого может оказаться достаточно, чтобы их навсегда отвадить. Должна сказать, Шарлотта довольно приличный Ромео. Она вполне хорошая актриса, эта девчонка. Не думаю, что Юджини подходит для Джульетты, но бедняга осталась без сестры. Интересно, как бы сэру Генри Ирвингу понравилось подбирать актеров по принципам Дейзи?
   — О Эйлин, это же всего лишь школьная постановка! Эйлин изобразила напускное отчаяние.
   — Как можно ожидать, чтобы я произвела шедевр, когда вы, мои коллеги, в этой безнадежной затее видите лишь школьную постановку!