Холт Виктория. Поцелуй Иуды

   — Я вас уверяю, что сделаю для этого все, что от меня зависит.
   — Я знаю. Вам, может, будет трудновато с графиней Фреей. Она очень живая девочка, и естественно понимает свое положение… и всегда ждет, что все будет так, как она захочет. На вас возлагается большая ответственность, фрейлейн Эйрз, хотя вы не намного старше графини.
   Она с сомнением посмотрела на меня. Наверное, в этот раз мои волосы лежали не так аккуратно, как в прошлый. Мне показалось, что ситуация выходит из-под моего контроля.
 
   — Я много путешествовала, фрау Стрелиц. Вы, конечно, понимаете, что приобретенные знания не зависят от возраста.
   — Вы правы, фрейлейн. Ну, желаю вам удачи. Но должна предупредить вас: если вы не понравитесь графине, вам очень трудно здесь придется.
   — Я считала, что такая проблема встает перед каждой гувернанткой.
   — Вы хотя бы материально не зависите от того, сохраните ли эту должность.
   — Я буду выполнять мои обязанности с еще большим усердием, — потому что делаю это по желанию, а не по необходимости.
   Я убедила ее, и она ко мне подобрела.
   — Очень хорошо, — сказала она, — следуйте за мной. Я покажу вам вашу комнату и представлю вас вашей будущей ученице.
   Великий замок был достоин своего названия. Он стоял на горе, с которой открывался вид на весь город. Везде сновали лакеи в ливреях. Я шла по галерее мимо комнат, у которых стояла охрана. Наконец мы подошли к покоям графини.
   — Графиня здесь живет со своего приезда из Коленица. Она приехала после смерти барона Рудольфа, когда стала невестой барона Зигмунда.
   Я кивнула.
   — И тогда она стала такой важной особой, — продолжала фрау Стрелиц, — потому что маркграф Коленица и Великий герцог хотят объединить маркграфство и герцогство путем этого брака.
   Фрау Стрелиц замолчала и постучала в дверь. Раздался голос: «Войдите!», — и мы вошли. Навстречу нам поднялась женщина средних лет.
   — Фрейлейн Крац, — сказала фрау Стрелиц, — это фрейлейн Эйрз.
   У фрейлейн Крац было бледное усталое лицо и немного затравленный вид. Мне сразу же стало ее жалко. Ее явно поразила моя молодость.
   Из-за стола поднялась молодая девушка и с повелительным видом приблизилась ко мне.
 
   — Ваше Высочество, — сказала фрау Стрелиц, — разрешите представить вам фрейлейн Эйрз, вашу английскую гувернантку.
   Я поклонилась и сказала по-английски:
   — Счастлива познакомиться с вами, графиня.
   Она ответила по-немецки.
   — Значит, вы будете учить меня говорить по-английски как англичане.
   — Что, на самом деле, является лучшим способом говорить на этом языке, — отвечала я по-английски.
   Она была очень светлая — такая светлая, что брови и ресницы были почти не заметны. У нее были светло-голубые глаза, не слишком большие, чтобы их можно было назвать красивыми, особенно из-за того, что у нее не было темных ресниц, чтобы их подчеркнуть. Отсутствие других цветов на ее лице придавало ей удивленный вид, и мне это показалось трогательным. У нее был длинный нос с легкой горбинкой и крепко сжатые губы. Ее густые светлые волосы были заплетены в косы, из-за чего она была похожа на сердитую школьницу. Мне было интересно, какое впечатление произвела на нее я.
   — Я надеюсь, вы будете хорошей ученицей, — продолжала я.
   Она засмеялась. Она хорошо понимала по-английски.
   — Я думаю, что буду плохой ученицей. Я часто бываю плохой. Правда, фрейлейн Крац?
   — Графиня очень способная, — отозвалась фрейлейн Крац.
   Графиня рассмеялась.
   — Она все испортила своим «очень», не правда ли, фрейлейн Эйрз? Сразу все стало ясно.
   — Ну, фрейлейн Эйрз, — вставила фрау Стрелиц, — вы с фрейлейн Крац договоритесь об уроках. Давайте я сейчас отведу вас в вашу комнату, а затем вы побеседуете.
   — Я отведу фрейлейн Эйрз в ее комнату, — объявила графиня.
   — Ваше Высочество…
   — Мое Высочество, — передразнила графиня, — сделает именно так, как пожелает. Пойдемте, фрейлейн, нам нужно познакомиться поближе, если нам придется изъясняться на вашем отвратительном языке, разве не так?
   — Вы, конечно, хотели сказать «на моем прекрасном языке», — заметила я.
   — Она засмеялась. — Я отведу ее… Занятия окончены. Крацкин и фрау Стрелиц, вы можете быть свободны.
   Я была поражена ее повелительным тоном, но настроение у меня от этого не испортилось. Я чувствовала, что мне не придется скучать.
   — Пусть сразу же принесут ее чемоданы, — приказала графиня. — Я хочу посмотреть, что она с собой привезла. — Она засмеялась мне прямо в лицо. — Я родом из Коленица, там у нас все грубые и неотесанные. Мы не такие культурные, как они в своем Брюксенштейне. До вас это уже дошло, фрейлейн Эйрз?
   — Постепенно доходит.
   Это ее рассмешило.
   — Пошли, — сказала она. — Мне ведь нужно с вами разговаривать.
   — По-английски, — заметила я, — не вижу причины, почему бы нам не начать сразу же?
   — А я вижу. Вы всего-навсего гувернантка. А я графиня, избранница Великого герцога. Так что будьте осторожны.
   — Наоборот, это вам нужно быть осторожной.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — У меня есть собственные средства. У меня нет никакой необходимости в этой должности. Я это делаю только для собственного удовольствия. Мне не нужно зарабатывать себе на жизнь. Я хочу, чтобы вы знали обо всем этом с самого начала.
   Она уставилась на меня, но потом опять рассмеялась. Обе женщины все еще стояли в дверях, и она крикнула:
   — Вы что, не слышали, что я вас отпустила? Уходите немедленно. Я сама присмотрю за своей английской гувернанткой.
   Я виновато улыбнулась фрау Стрелиц,
   — Нам, наверное, и правда будет лучше остаться вдвоем, — сказала я. — Но я буду говорить с графиней только по-английски. Я решила, что это станет неоспоримым правилом.
   Девушка была так удивлена, что даже не стала спорить. Я почувствовала, что выиграла первый раунд. И еще я завоевала уважение бедной затравленной Крацкин и одобрение фрау Стрелиц. Но мне предстояло иметь дело с графиней.
   — Вот ваша комната, — сказала она, распахнув дверь. — Моя комната в конце коридора. Она конечно лучше вашей. Но для гувернантки и эта ничего.
   — Позволю заметить, что меня она вполне устраивает.
   — Она несомненно гораздо лучше тех комнат, к которым вы привыкли, — сказала она.
   — Тут вы неправы. Я выросла в большой усадьбе, не менее роскошной, чем ваш замок.
   — И вы действительно все это делаете… для собственного удовольствия?
   — Можно сказать и так.
   — Вы довольно молоды.
   — Я имею достаточный жизненный опыт.
   — Да? Жаль, что у меня его нет. Я не знаю и половины того, что хотела бы.
   — Опыт приходит с годами.
   — Сколько вам лет?
   — В апреле будет восемнадцать.
   — А мне пятнадцать. Не очень большая разница.
   — На самом деле, очень большая. Следующие четыре года будут самыми важными в жизни.
   — Почему?
   — Потому что это время перехода ко взрослой жизни.
   — Я в следующем году выхожу замуж.
   — Я слышала.
   — Люди все время говорят о нас.
   — Потому что до них доходят кое-какие факты.
   — Почему вы все время говорите по-английски?
   — Потому что я здесь именно для этого.
   — Это ограничивает наш разговор. Я много чего хочу у вас спросить, но не все понимаю, когда вы говорите по-английски.
   — Это будет для вас стимулом в изучении языка.
   — Теперь вы говорите как настоящая гувернантка. У меня их было так много, но они здесь не задерживаются. Потому что я трудный человек. Но у меня никогда не было таких, как вы.
   — Теперь есть для разнообразия.
   — Не думаю, что вы здесь задержитесь.
   — Не дольше, чем вы будете во мне нуждаться.
   — Боюсь, что вы уйдете раньше. Со мной, знаете ли, не просто.
   — Я уже поняла.
   — Бедная Крацкин боится меня до смерти. И фрау Стрелиц тоже немножко.
   — Мне кажется, это не повод хвастаться.
   — Почему нет?
   — Потому что вам не следует лопаться от удовольствия только потому, что вы доставляете им неприятности. Очень просто драться с теми, кто не может дать сдачи.
   — Почему они не могут мне дать сдачи?
   — Потому что они здесь работают.
   — А с вами мы тоже будем драться.
   — Вот уж нет.
   — Почему?
   — Потому что я от вас не завишу. Если я вам не понравлюсь, вы можете меня выгнать. Но если вы мне не понравитесь, я просто уйду сама.
   Она удивленно разглядывала меня. Потом улыбнулась.
   — Как вас зовут.
   — Фрейлейн Эйрз.
   — Я имею в виду ваше имя.
   — Анна.
   — Я вас буду называть Анной.
   — А как ваше имя?
   — Вы же знаете. Все знают. Графиня Фрея из Коленица.
   — Фрея. Так звали одну из богинь.
   — Богиню красоты, — самодовольно сообщила она. — Знали ли вы, что когда Тор потерял свой молот, великан Трым согласился вернуть его, только если Фрея станет его невестой и приедет в страну Великанов?
   — Да, знала. И Тор оделся Фреей и поехал в страну Великанов и забрал свой молот обратно. Мне эти легенды рассказывала моя гувернантка. Она часто ездила в отпуск в Черный Лес. Ее мать была немкой.
   — Значит, у вас тоже была гувернантка. Она была хорошая? Вы ее любили?
   — Она была очень хорошая, и я ее очень любила.
   — Вы, наверное, были очень хорошей девочкой.
   — Не всегда. Но у нас всегда были хорошие манеры.
   — У кого это «у нас»?
   — У меня и у моей сестры. — Я почувствовала, что слегка краснею, и она сразу это заметила.
   — Где сейчас ваша сестра?
   — Она умерла.
   — Вам, наверное, очень грустно.
   — Очень.
   — Расскажите мне про вашу гувернантку.
   Я рассказала ей все, что помнила про мисс Элтон и ее семью.
   Ей было интересно, но я заметила, что ее мысли быстро перескакивают с одной на другую. Она заметила мои чемоданы.
   — Вы будете их распаковывать? — спросила она.
   — Буду.
   — Я хочу посмотреть.
   Под ее наблюдением я вынула свою одежду и развесила в шкафы. Она комментировала по ходу дела.
   — Это уродство. Это еще ничего.
   Я заметила:
   — Я поняла, что вы имели в виду, когда говорили про манеры Коленица!
   Она просто затряслась от хохота. На моем чемодане лежала книга. Она схватила ее и медленно прочла с сильным немецким акцентом:
   — Стихи Роберта Браунинга.
   Я сказала:
   — Нам придется поработать над Вашим произношением.
   Книга сама раскрылась на странице, которую я так часто перечитывала.
   — «Песня Пиппы», — медленно прочла она. — «На дворе весна. Утро…». Я не могу. Стихи очень трудно читать.
   Я взяла у нее книгу и прочла стихотворение вслух. Мой голос слегка задрожал, когда я дошла до последних строк.
   «Бог на небе
   Все в мире хорошо».
   Я закрыла книгу. Она внимательно смотрела на меня. Я улыбнулась ей, и она улыбнулась в ответ.
   Я подумала: «Все будет хорошо. Я полюблю свою маленькую графиню».
   Следующие несколько дней были полны новыми впечатлениями. Ко всеобщему удивлению у нас с Фреей сразу же установились прекрасные отношения. Наверное, это произошло из-за некоторого равнодушия, которое я выказала в результате моей независимости и того, что я могу в любой момент уйти без ущерба моему финансовому положению. Это, конечно же, повлияло на мое поведение и на ее тоже. Я интересовала ее, а она меня. Ей нравилось проводить время со мной. Она была готова жертвовать своими другими занятиями ради «совершенствования моего английского», как она произнесла елейным голосочком. Мне не было трудно, потому что не нужно было готовиться к занятиям. У нее имелась языковая база, и ей нужно было только совершенствовать разговорную речь. Таким образом, мы просто разговаривали на разные темы. Если она делала ошибку, я на нее указывала.
   Иногда я напоминала ей:
   — Может, вам стоит вернуться к фрейлейн Крац?
   Она корчила гримасу.
   — Но я хочу заниматься английским. Мне это так важно. Кому нужна математика?.. Глупость какая-то. Кому нужна история? Какая разница, что делали всякие короли и королевы много лет назад? Я ведь не могу ничего изменить. А английский язык мне действительно нужен.
   Я отвечала:
   — Вы забываете, что мне полагается свободное время. Вы посягаете на него.
   Она редко кого принимала в расчет, кроме самой себя, но тут задумалась и тихо пошла в классную комнату.
   Я была польщена. Когда я пришла к Дэйзи, она сообщила, что управляющий рассказал Гансу, как все поражены моему успеху у графини. Мне было очень приятно это слышать.
   Итак, мы с Фреей проводили вместе много времени, и в каком-то смысле стали друзьями. Жизнь в замке была не такой, какую я себе представляла. Мы жили очень уединенно. Со дня моего приезда прошло уже две недели, а я еще и в глаза не видела Великого герцога. Башня, в которой мы жили, не соединялась с герцогскими апартаментами. Хотя много народу приезжало в замок и уезжало из него, нас это никак не касалось. Как будто мы жили в крыле загородного дома, являясь частью всего помещения и одновременно отдельно от него.
   Мы с Фреей много гуляли в окрестностях замка. Часто ездили верхом. Фрея была хорошей наездницей, но я вполне могла с ней посоревноваться.
   Однажды она сказала мне с ворчливым одобрением:
   — Все-то у вас получается!
   Она всегда подобающе одевалась, когда мы выезжали верхом, и нам приходилось брать с собой двух грумов. Ее это сердило. Я замечала, что они вели себя очень тактично и держали дистанцию.
   — Пусть только что-нибудь скажут, — грозилась она, сверкая глазами.
   Мы ездили в лес, и она рассказывала мне истории, которые передавались из поколения в поколение. Она показала мне развалины замка, в котором по поверьям баронесса заточила любовницу своего мужа.
   — Она сказала, что ей нужна еще одна комната, а когда ее строили, она привела красивую девушку и приказала замуровать ее. Говорят, иногда по ночам все еще слышны ее крики.
   Она показала мне скалу Клинген, под которой был глубокий овраг.
   — Раньше на эту скалу приводили людей и предлагали им самим броситься вниз, чтобы избежать худшей участи.
   — У вас в Брюксенштейне такие приятные обычаи.
   — Они есть у всех, — парировала Фрея. — Хотя о них не говорят, и это было так давно.
   — Замок Клинген раньше принадлежал барону-грабителю, который заманивал путников, а потом держал у себя в замке и требовал за них выкуп. Он отрубал им пальцы и по одному посылал родственникам. С каждым пальцем сумма выкупа увеличивалась. Если выкуп не платили, их сбрасывали со скалы, чтобы от них избавиться.
   — Ужас!
   — Боги гораздо лучше, — признавала Фрея. Ее глаза сияли, когда она говорила о Торе. — Он был сильным… бог грома. Он был самым любимым среди богов. У него были рыжие усы и борода. Он был самым сильным, но очень ласковым. Но когда он сердился, из его глаз летели злые искры.
   — Надеюсь, он не сердился слишком часто. Глупо сердиться. Это не помогает.
   — А вы когда-нибудь сердитесь, фрейлейн Эйрз?
   — О, да… иногда. К счастью, я не Тор, так что вам можно не бояться искр.
   Она рассмеялась. Она часто смеялась, когда была со мной. Я замечала взгляды слуг, когда они слышали ее смех. Вне сомнения я приобрела репутацию умеющей поладить с графиней.
   Она всегда жила в искусственных условиях, ее испортило ее положение. Она почти не видела детей, и у нее никогда не было друзей. У нее был только ее титул, который проявлялся во власти над другими людьми. Она пользовалась этим, потому что в жизни у нее не было ничего другого.
   Я немножко жалела маленькую надменную графиню. Я поощряла ее разговоры. Ей почти нечего было мне рассказать о своей повседневной жизни. Она жила в своем собственном мире, населенном богами и героями. Она постоянно говорила о Фрее. Это было естественно, потому что ее назвали в честь этой богини.
   — Она была златоволосая и голубоглазая, — рассказывала она, самодовольно глядя в зеркало, — и ее считали воплощением Земли, потому что она была так красива. Она вышла замуж за Одура, который был символом летнего солнца, и у нее было две дочери, такие же красивые, как она сама… Не совсем такие же, но почти. Она их очень любила, но мужа своего она любила еще больше. Он любил странствовать, ему не нравилось сидеть дома. Интересно, любит ли Зигмунд странствовать. Думаю, что да. Его никогда здесь нет. Он путешествует. Может, ему не хочется быть там же, где я.
   Я сказала:
   — Вы не должны думать, что и у вас будет такая жизнь, как у этой богини. Мы живем в другие времена.
   Она внимательно посмотрела на меня и сказала неожиданно мудрые слова:
   — Но люди-то не меняются. Они всегда были одинаковыми. Они женятся и изменяют и пускаются в странствия.
   — В ваших силах сделать так, чтобы Зигмунд не отправился странствовать.
   — Ну вот, вы заговорили как Крацкин. Пожалуйста, не будьте такой, как она. Будьте собой. Я бы не вынесла, если бы вы изменились.
   — Надеюсь, я всегда останусь собой. И я думаю, что Фрея, которая была так прекрасна, должна была отпустить своего мужа странствовать и перестать о нем думать.
   — Она была очень несчастна. Она плакала, и ее слезы падали в море и превращались в янтарь.
   — Не думаю, что этому найдется научное объяснение.
   Она опять засмеялась. Я была рада, что она развеселилась, потому что за этими разговорами я чувствовала озабоченность будущим браком с этим Зигмундом и настороженность. Я надеялась, что она поделится со мной своими опасениями.
   — Она пошла его искать и плакала так много, что в тех местах, где она плакала, стали находить золото.
   — Наверное, многие люди были благодарны этой плаксивой леди, — сказала я.
   — Может, вам трудно поверить, но я рада, что меня назвали Фреей. Хотя Фрея не была женой Зигмунда. Он женился на Боргильде, но она была злая, и он прогнал ее. Потом он женился на другой. Ее звали Гиордиза. Видите, опять не Фрея.
   — Вы так много думаете об этих старых легендах, — сказала я. — Их не нужно принимать всерьез. Я знаю, что вы себя считаете богиней, но не забывайте, что Зигмунд мужчина. А вы — женщина, и если вы хотите быть с ним счастливы, вы должны об этом помнить.
   — Послушав вас, все кажется так просто. Вам всегда все было просто, фрейлейн Эйрз?
   — Нет, — твердо сказала я. — Не всегда.
   — Я хочу вам кое-что сказать.
   — Да?
   — Я рада, что вы сюда приехали.
   Какой потрясающий прогресс! А ведь прошло только две недели. Она рассказала мне о своей жизни в Коленице.
   — Там все гораздо проще, чем здесь, — говорила она. — Конечно, мой отец, маркграф, правит только этой маленькой страной, но она очень важна. Все дело в этом. В том, где расположен Колениц, а не в нашей силе или богатстве. Брюксенштейну необходимо дружить с Коленицем, чтобы Колениц был что называется буфером. Вы понимаете?
   — Да.
   — А вам хотелось бы стать буфером?
   Она вопросительно поглядела на меня, и я импульсивно ответила:
   — Мне кажется, это зависело бы от Зигмунда.
   Это ее рассмешило.
   — Зигмунд высокий и красивый. Наверное, герой Зигмунд был очень похож на него. Но, может быть, он больше похож на Зигурда. Зигурд мне всегда нравился больше. Он мой самый любимый из героев.
   — Вам пора забыть про все эти легенды. Расскажите мне про Колениц.
   — Я была совсем ребенком. Для родителей было таким ударом, что у них не было сына. И они считали, что это моя вина.
   — Уверена, что это не так.
   — А я уверена, что это так. И, пожалуйста, не говорите как Крацкин.
   — Ладно. Скажем, они чувствовали некоторое сожаление по поводу рождения девочки.
   — Это ближе к истине — согласилась она.
   — Это не ваша вина, и не следует по этому поводу расстраиваться.
   — Я и не расстраивалась. Только… немножко. И поэтому им со мной было трудно… няням… гувернанткам… Мне хотелось, чтобы они знали, что хоть я и девочка, но тоже важна… как наследница. Ну, а потом я была помолвлена с Зигмундом. После того, как убили Рудольфа.
   — Что вы об этом знаете? — нетерпеливо спросила я.
   — Про Рудольфа? Он был со своей любовницей в охотничьем замке, и кто-то вошел и застрелил их из одного из ружей, висевших в оружейной комнате. Я узнала об этом только потом. Хотя, если бы он был жив, я бы вышла замуж за него.
   — Вы?
   — Да. Потому что Колениц должен стать буфером. Они хотят объединить Колениц с Брюксенштейном.
   — А что случилось потом?
   — Это было уже давно. Я была еще совсем маленькая. Я видела, как все вокруг шепчутся. Но они замолкали, когда я подходила. Потом я узнала, что буду помолвлена
   с Зигмундом. Я тогда ничего не понимала, потому что раньше все говорили, что моим мужем будет Рудольф.
   — Когда вы узнали, что он умер?
   — На помолвке с Зигмундом. Им пришлось рассказать мне, почему моим мужем будет не Рудольф. С Рудольфом у меня не было церемонии помолвки. Тогда все было записано в договорах. А с Зигмундом у нас была помолвка в Schlosskapelle^[9], и мы произносили клятвы. Но это было не венчание, просто помолвка. Это означает, что мы предназначены друг другу. Мы не можем жениться ни на ком другом без расторжения договора. Но ни мой отец, ни Великий герцог никогда на это не пойдут.
   — Теперь я вижу, какая вы важная персона.
   — Буфер, — ответила она.
   Я положила ей руки на плечи.
   — Графиня, — сказала я. — Я вижу, что вы будете очень счастливы.
   — Где вы это видите?
   — В ваших звездах.
   — Расскажите.
   — Я могу только сказать, что я это вижу.
   — Почему Зигмунда никогда здесь нет? Может, потому что я ему совсем не нравлюсь?
   — Конечно, не поэтому. Потому что он устраивает всякие соглашения и тому подобное с иностранными государствами.
   Она засмеялась. Потом опять посерьезнела.
   — Может, вы и правы, — сказала она. — Зигмунд стал таким важным только после смерти Рудольфа. До этого он был всего лишь сыном младшего брата Великого герцога.
   — Его жизнь, должно быть, очень изменилась.
   — Конечно. Ведь теперь он станет Великим герцогом. Я так хочу надеяться, что он не будет странствовать, как муж Фреи.
   — Не будет. А вы не будете плакать по нему, даже если это увеличит мировые запасы янтаря и золота.
   — О, фрейлейн Анна, я вас так люблю. Наверное, потому что вы все время шутите. Можно, я буду называть вас просто Анна… не фрейлейн, потому что это слово напоминает мне моих бывших гувернанток.
   — Мы делаем огромные успехи. Ваши манеры улучшаются вместе с вашим английским произношением. Вы даже спрашиваете моего разрешения. Дорогая графиня, пожалуйста, называйте меня просто Анной.
   — А вы называйте меня Фрея.
   — Когда мы одни, — улыбнулась я. — Но перед другими мы все-таки будем соблюдать этикет.
   Она поцеловала меня, и я была этим очень тронута. Мы на самом деле становились друзьями.
   Однажды, где-то через месяц после моего приезда, Фрея захотела пойти в мавзолей, потому что была годовщина смерти ее прабабушки, а она была там похоронена. Я спросила, как это получилось. Она рассказала мне, что ее прабабушка вышла во второй раз замуж в Брюксенштейн, и прожила там последние годы своей жизни. Но дети от ее первого брака оставались в Коленице.
   Мне было интересно все, связанное с семьей, и я предвкушала наш визит.
   Ключ от мавзолея мы взяли у управляющего. Он улыбался, здороваясь со мной. Он, как и все остальные, знал о моем успехе с молодой графиней и считал себя причастным к нему, потому что это он нашел меня. Его даже поблагодарил сам Великий герцог, которому доложила фрау Стрелиц и другие слуги.
   Я сказала ему, что довольна работой и что графиня делает успехи.
   — Говорят, что она так углубилась в изучение английского, что забыла о других предметах, — сказал он со знанием дела.
   — Мы с фрейлейн Крац стараемся распределять занятия равномерно.
   Управляющий просиял и дал мне ключ от мавзолея, попросив вернуть его после нашего визита.
   Я обещала, и мы с Фреей отправились к нему пешком, потому что церковь примыкала к замку. Она была живописно расположена высоко на холме, откуда открывался потрясающий вид на весь город. Я увидела несколько свежих могил, на которых лежали цветы и венки.
   Мавзолей был величественен и огромен. Фрея шепнула мне, что он был построен очень давно по проекту великого архитектора.
   Она открыла дверь, и мы по ступенькам спустились вниз. Пол был мраморным, как и вся часовня. От нее расходились галереи, в которых стояли саркофаги.
   — Как здесь тихо! — сказала я.
   — Тихо, как в могиле, — согласилась Фрея. — Анна, вы хоть немножко боитесь?
   — Здесь нечего бояться.
   — А привидения? — спросила Фрея.
   — Мертвые не могут причинить вреда живым.
   — Некоторые так думают. А что, если их убили? Говорят, что убиенные никогда не успокаиваются.
   — Кто говорит?
   — Они.
   — Я им не верю. И не знаю, кто они такие.
   — Вот гроб моей прабабушки. Я всегда думаю о ней, когда прихожу сюда. Она приехала из Коленица в Брюксенштейн… совсем как я. Но она была старше меня, и уже была замужем до этого… имела опыт замужества. Я всегда произношу молитву и надеюсь, что ей хорошо на небе. Я видела ее портрет. Они говорят, что я похожа на нее.
   — Опять они. Они что, везде?
   Она засмеялась, но вдруг приложила палец к губам.
   — Лучше здесь не смеяться.
   — Почему?
   — Им это может не понравиться.
   — Ну вот, снова они.
   Она была серьезна.
   — Сейчас я имею, в виду привидения, — прошептала она.
   — Ну, — громко произнесла я, — Они нам ничего плохого не сделают, равно как и мы им.