Ботинки — триста пятьдесят — четыреста.
Брючки — двести пятьдесят.
Пиджачок — пятьсот.
Прическа — минимум сто.
Часы не «Ролекс», но все равно штуки три...
Итого... гость выглядит на пять тысяч. Баксов. Такого в Турцию отправлять — себя не уважать! Такого можно и на Канары с Гаваями развести.
— Устал... Десять лет работал без отпусков и выходных, — пожаловался посетитель. — Хочу отдохнуть.
— Никаких проблем, — понимающе улыбнулась туроператор.
— Есть, — вздохнул посетитель. — Есть проблемы... Нет загранпаспорта.
— Нет — будет, — успокоила его оператор. — Через два месяца... Что будет вам стоить сущий пустяк — двести у.е.
За то, чтобы анкету заполнить и в ОВИР снести.
— Два месяца много.
— Хорошо, месяц, но это будет стоить дороже. Втрое.
— Вы не поняли — я сильно устал, — повторил посетитель. — Десять лет без отпусков и выходных. Я хочу уехать не позже чем через неделю.
Сроки были названы такие, с какими ОВИРу не справиться.
— Можно попробовать. Но это потребует дополнительных расходов...
И туроператор написала цифру с нулями на бумажке.
— Без проблем, — кивнул турист, отбросив бумажку с нулями. — Я хорошо заработал. На лесе.
— Тогда потребуется ваш общегражданский паспорт и...
— У меня нет паспорта, — сказал посетитель.
— А что есть?
— Справка об освобождении. Я же говорю — я устал, десять лет без отпусков. Тыщи кубов леса вот этими самыми руками...
Ну так бы сразу и сказал.
И туроператор перешла на более привычный клиенту язык.
— «Бабки» есть?
— Есть...
— Значит, с «ксивой» проблем не будет! Какую фамилию писать?
— Любую.
— Виза будет греческая.
— Лады. Лишь бы не ханты-мансийская.
— Но лететь придется нашим чартером через Афины. С оплатой полного пансиона в пятизвездочной гостинице.
— Чего так?
— Самолет наш, туристов битком, паспортный контроль ослаблен. Если добираться самому, могут быть неприятности. Согласны?
— Валяй. А «ксива» верная?
— Пока никто не жаловался.
— Лады...
Через день клиент получил новенький, со всеми печатями и греческой визой загранпаспорт.
— Вылет послезавтра в восемь утра. Мы рады, что вы выбрали именно нашу фирму...
«Турист» кивнул, спрятал паспорт и пошел собирать чемоданы. Которых у него не было. Но по идее должны были быть, он ведь на отдых едет...
Он зашел в первый попавшийся на пути магазин, где купил новый чемодан и какие-то трусы, рубахи, халаты, ботинки и ласты. Которыми набил чемодан. Теперь он мог легко сойти за отдыхающего.
Ну вот и все — завтра в путь...
Конторским редко везет попадать за границу, потому как назначены они служить во внутренней разведке, шпионя все больше за своими соотечественниками, а тут вдруг такое счастье подвалило!
Или, напротив, несчастье...
Потому как здесь, на Родине, все ясно и понятно, а что ждет там, за пограничным столбом, поди узнай.
Вернее, поезжай и узнай. Потому что мода переходить границы пешим порядком давно минула. Не те нынче времена, чтобы по контрольно-следовой полосе на брюхе ползать, рискуя на сидящего в секрете Карацупу и его Полкана нарваться. Ныне все замки с границ посбиты и поспилены и через неприступные некогда рубежи проложены благоустроенные трех-, пятизвездочные контрабандные тропы, берущие свое начало в офисах турфирм.
Послезавтра в восемь толпа возбужденно галдящих отдыхающих вывалилась из автобуса. Все были одеты в легкую, предполагающую теплую, солнечную погоду одежду, все тащили чемоданы.
И среди всех был такой же, облаченный в светлые брюки и пеструю рубаху, с чемоданом на колесиках, весело кричащий резидент. Все летели в Грецию. Он — в Германию. Хотя через Грецию.
Все летели загорать, купаться и флиртовать.
Он — работать.
— Отель, конечно, будет на две звезды хуже заявленного, море на сорок километров дальше, а завтрак состоять из одной булочки и полнаперстка кофе, — пугал всех желающих какой-то опытный, потому что со стажем, турист.
Но его здравомыслящий голос никому испортить настроение не мог. Да и сам он, как умел, убеждал себя в лучшем.
— Но зато точно будет солнце и Акрополь. Уж их-то они никуда не денут!
А что еще нужно русскому туристу для счастья — а питаться, в конце концов, можно лапшой из пакетиков.
И резидент подобно всем, как дите малое, радовался тому, что скоро увидит Акрополь, Парфенон и прочие древнегреческие достопримечательности. Хоть ничего этого увидеть ему было не суждено.
Пограничный контроль прошли быстро.
В таком базаре, когда толпа отдыхающих рвется в самолет, предвкушая скорый отдых, черта лысого можно по паспорту ангела провести.
Сели...
Полетели...
Снова сели. Но уже в Афинах.
Ах какая красота!
Хотя кому как...
Толпа русских туристов, гудя и озираясь по сторонам, повалила к автобусам, по дороге потеряв одного из своих товарищей. Чего никто не заметил.
И хорошо, что не заметил.
Один из купивших двухнедельный тур отдыхающих бочком, бочком отошел от своей группы и затерялся в залах аэровокзала. Свой чемодан он бросил в автоматической камере хранения. Навсегда.
После чего сел недалеко от стойки регистрации, внимательно наблюдая за пассажирами. Более всего он обращал внимание на рейсы, объявляемые в Европу.
Его интересовали пассажиры.
Вернее, даже не они сами, а их манера одеваться, говорить, двигаться, жестикулировать, молчать...
Так, понятно.
И с одеждой тоже...
Эти в отличие от наших одеваются с небрежным изяществом — какая-нибудь мятая, но обязательно из натурального льна или хлопка рубашечка, какие-нибудь в обтяжечку джинсы, легкие ботинки и более никаких (в виде золотых цепей и дорогих пиджаков) изысков. Разве только часики тысяч за пятнадцать долларов или сумочка из натуральной крокодиловой кожи.
Такое вот прет-а-порте.
Будем иметь в виду.
Отставший от группы русский турист отправился в ближайший магазин, где, тыкая пальцем, приобрел рубашечку, джинсики и ботинки... Такие, какие видел на улетающих в Европу туристах. Простенькая на вид одежда стоила немало, так как была сшита из натуральных тканей известными производителями. И тоже натуральными, а не китайскими и не польскими, как на российских рынках и в дорогих бутиках тоже.
Переодевшись в кабинке, он взглянул на себя. Критично.
Вроде все так — джинсики, рубашечка в обтяжечку... Все как на них, но только, один черт, невооруженным глазом видно, что никакой в зеркале не иностранец, а свой в доску, от которого за версту несет валенками, русак.
Нет, чтобы не походить на себя, облачиться в чужую одежду маловато будет. Нужно еще уметь ее носить. Вернее, ощущать себя в ней не собой.
Это он еще в первой учебке проходил, где курсантам, чтобы везде сойти за своих, приходилось примерять смокинги, рабочие бушлаты, узбекские халаты, малахаи, милицейскую форму и даже женские колготки...
И так все и было — стояли пацаны перед зеркалами и, матерясь и краснея, тянули на себя безразмерные колготки, а инструктор, кроя их по матери, руководил процессом.
— Кто ж их так одевает — это ж не кирзачи и не болотные сапоги! Чего вы их тянете, будто за уши?! А ну — отставить! Скидай амуницию!
И видя, как курсанты сдирают с себя колготки, еще более свирепел.
— Вы что, так вас растак, не бережете казенное обмундирование!.. Чего вы их за носок-то тянете?!. Вы что, не видели, как бабы колготки надевают и снимают?
— Не-а, — краснея признавались курсанты.
— Ну вы даете! — жалел курсантов инструктор. — Дай сюда.
И сев, начинал натягивать на свою сорок пятого размера ножищу колготки. Да так натягивал, любовно расправляя и разглаживая тонкую, шелковистую ткань, поводя носком то вправо то влево, что у курсантов дух захватывало и рождались неверные, далекие от службы мысли.
Инструктор натягивал колготки, вставал, игриво поводя коленкой, изгибаясь всем телом и подпрыгивая, подтягивал их повыше и прохаживался туда-сюда, вихляя бедрами.
— Теперь ясно?
— Так точно! — рявкали все, дружно сглотнув слюну.
— Вопросы есть?
— Так точно!
— Задавайте.
— А зачем нам уметь надевать колготки?
— Затем, дурья твоя башка, что, когда ты будешь использовать женскую униформу, тебе придется одевать ее и снимать, как бабам, чтобы она сидела на тебе, как на бабе, и в тебе не опознали мужика.
— Тогда разрешите еще вопрос?
— Ну?
— А зачем наряжаться женщинами?
Инструктор почесал в затылке. Он три курса выпустил, хоть сам точно не знал, зачем. Хотя догадывался.
— Затем, чтобы, к примеру, уйти от погони, или, наоборот, за кем-нибудь проследить, или проникнуть в охраняемый вражеский штаб, потому что девке проникнуть в штаб проще, чем пацану. Ясно?
— А зачем нам проникать в штаб?
— Это не вашего ума дело! Время придет, скажут зачем — может, взорвать его к чертовой матери, может, выведать чего.
— А когда время придет?
На что инструктор только вздыхал и закатывал глаза:
— Когда, когда... Когда война будет, не приведи того господи, и вас за линию фронта зашлют... Вот там-то все это вам, сынки, и пригодится...
А ну, кончай разговорчики!..
Колготки... На... деть!..
Раз-два!
Да куда ж вы так спешите-то, как по тревоге?.. Какие сорок пять секунд? Вы видели, чтобы дамы за сорок пять секунд одевались или раздевались?.. Отставить сорок пять секунд — даю вводную на пятнадцать минут!
Слушай мою команду-у!.. Обмундирование надеть!
Время пошло-о!..
Прав был инструктор — сто раз прав. Не вжившись в одежду, нельзя ее носить — лишь заметней оттого будешь. Напялишь на себя морские клеши с тельником и бушлатом да пойдешь ровненько, тут-то тебя, миленького, и расшифруют. Потому как матросики носят форму иначе — вразвалочку, ногами в стороны разъезжаясь, будто по качающейся палубе идут! И по той походочке настоящего моряка можно хоть в «гражданке» опознать!
В том-то все и дело!
Как те, подле стойки, иностранцы свою одежду носили?
Как ходили?
Как стояли?
Как смотрели?
Как слушали?..
Как садились?..
Вот так... Или так?.. Нет, скорее так...
Свободно и чуть небрежно, без опаски чего-нибудь там помять, или порвать, или испортить, без оглядки на то, кто что видит и что может о них подумать... Расслабленно...
Вот в чем суть! Не носят они одежду... на себе — как мы. Просто одеваются, функционально, так, как им удобно... И идут — как вздумается. У нас — не так. У нас одежду именно НОСЯТ. В России она видовой признак — принадлежности к тому или иному классу, символ достатка, атрибут самовыражения, а кое у кого просто фетиш.
На Западе — просто одежда.
Отсюда и надо плясать.
Надо забыть об одежде, о том, как она сидит, и о себе в ней и просто двигаться, так, как удобно. Как удобно в данное конкретное мгновение. Вот так... Или так... Или так...
Ну, что-то появилось?.. Кажется, да. Тот самый западный шарм...
Из кабинки вышел уже совсем иной, не тот, что туда входил, человек. Вышел более-менее западный среднестатистический мужчина и тоже весь из себя незаметный — среднего возраста, роста, положения, достатка. Свой — среди своих.
Он еще побродил по аэропорту, потолкался в толпе таких же, как он, западных пассажиров, приглядываясь к ним и копируя их, и никто на него уже не обращал никакого внимания.
Вот теперь можно отправляться в дорогу.
Куда?..
В пункт назначения.
Глава 11
Глава 12
Брючки — двести пятьдесят.
Пиджачок — пятьсот.
Прическа — минимум сто.
Часы не «Ролекс», но все равно штуки три...
Итого... гость выглядит на пять тысяч. Баксов. Такого в Турцию отправлять — себя не уважать! Такого можно и на Канары с Гаваями развести.
— Устал... Десять лет работал без отпусков и выходных, — пожаловался посетитель. — Хочу отдохнуть.
— Никаких проблем, — понимающе улыбнулась туроператор.
— Есть, — вздохнул посетитель. — Есть проблемы... Нет загранпаспорта.
— Нет — будет, — успокоила его оператор. — Через два месяца... Что будет вам стоить сущий пустяк — двести у.е.
За то, чтобы анкету заполнить и в ОВИР снести.
— Два месяца много.
— Хорошо, месяц, но это будет стоить дороже. Втрое.
— Вы не поняли — я сильно устал, — повторил посетитель. — Десять лет без отпусков и выходных. Я хочу уехать не позже чем через неделю.
Сроки были названы такие, с какими ОВИРу не справиться.
— Можно попробовать. Но это потребует дополнительных расходов...
И туроператор написала цифру с нулями на бумажке.
— Без проблем, — кивнул турист, отбросив бумажку с нулями. — Я хорошо заработал. На лесе.
— Тогда потребуется ваш общегражданский паспорт и...
— У меня нет паспорта, — сказал посетитель.
— А что есть?
— Справка об освобождении. Я же говорю — я устал, десять лет без отпусков. Тыщи кубов леса вот этими самыми руками...
Ну так бы сразу и сказал.
И туроператор перешла на более привычный клиенту язык.
— «Бабки» есть?
— Есть...
— Значит, с «ксивой» проблем не будет! Какую фамилию писать?
— Любую.
— Виза будет греческая.
— Лады. Лишь бы не ханты-мансийская.
— Но лететь придется нашим чартером через Афины. С оплатой полного пансиона в пятизвездочной гостинице.
— Чего так?
— Самолет наш, туристов битком, паспортный контроль ослаблен. Если добираться самому, могут быть неприятности. Согласны?
— Валяй. А «ксива» верная?
— Пока никто не жаловался.
— Лады...
Через день клиент получил новенький, со всеми печатями и греческой визой загранпаспорт.
— Вылет послезавтра в восемь утра. Мы рады, что вы выбрали именно нашу фирму...
«Турист» кивнул, спрятал паспорт и пошел собирать чемоданы. Которых у него не было. Но по идее должны были быть, он ведь на отдых едет...
Он зашел в первый попавшийся на пути магазин, где купил новый чемодан и какие-то трусы, рубахи, халаты, ботинки и ласты. Которыми набил чемодан. Теперь он мог легко сойти за отдыхающего.
Ну вот и все — завтра в путь...
Конторским редко везет попадать за границу, потому как назначены они служить во внутренней разведке, шпионя все больше за своими соотечественниками, а тут вдруг такое счастье подвалило!
Или, напротив, несчастье...
Потому как здесь, на Родине, все ясно и понятно, а что ждет там, за пограничным столбом, поди узнай.
Вернее, поезжай и узнай. Потому что мода переходить границы пешим порядком давно минула. Не те нынче времена, чтобы по контрольно-следовой полосе на брюхе ползать, рискуя на сидящего в секрете Карацупу и его Полкана нарваться. Ныне все замки с границ посбиты и поспилены и через неприступные некогда рубежи проложены благоустроенные трех-, пятизвездочные контрабандные тропы, берущие свое начало в офисах турфирм.
Послезавтра в восемь толпа возбужденно галдящих отдыхающих вывалилась из автобуса. Все были одеты в легкую, предполагающую теплую, солнечную погоду одежду, все тащили чемоданы.
И среди всех был такой же, облаченный в светлые брюки и пеструю рубаху, с чемоданом на колесиках, весело кричащий резидент. Все летели в Грецию. Он — в Германию. Хотя через Грецию.
Все летели загорать, купаться и флиртовать.
Он — работать.
— Отель, конечно, будет на две звезды хуже заявленного, море на сорок километров дальше, а завтрак состоять из одной булочки и полнаперстка кофе, — пугал всех желающих какой-то опытный, потому что со стажем, турист.
Но его здравомыслящий голос никому испортить настроение не мог. Да и сам он, как умел, убеждал себя в лучшем.
— Но зато точно будет солнце и Акрополь. Уж их-то они никуда не денут!
А что еще нужно русскому туристу для счастья — а питаться, в конце концов, можно лапшой из пакетиков.
И резидент подобно всем, как дите малое, радовался тому, что скоро увидит Акрополь, Парфенон и прочие древнегреческие достопримечательности. Хоть ничего этого увидеть ему было не суждено.
Пограничный контроль прошли быстро.
В таком базаре, когда толпа отдыхающих рвется в самолет, предвкушая скорый отдых, черта лысого можно по паспорту ангела провести.
Сели...
Полетели...
Снова сели. Но уже в Афинах.
Ах какая красота!
Хотя кому как...
Толпа русских туристов, гудя и озираясь по сторонам, повалила к автобусам, по дороге потеряв одного из своих товарищей. Чего никто не заметил.
И хорошо, что не заметил.
Один из купивших двухнедельный тур отдыхающих бочком, бочком отошел от своей группы и затерялся в залах аэровокзала. Свой чемодан он бросил в автоматической камере хранения. Навсегда.
После чего сел недалеко от стойки регистрации, внимательно наблюдая за пассажирами. Более всего он обращал внимание на рейсы, объявляемые в Европу.
Его интересовали пассажиры.
Вернее, даже не они сами, а их манера одеваться, говорить, двигаться, жестикулировать, молчать...
Так, понятно.
И с одеждой тоже...
Эти в отличие от наших одеваются с небрежным изяществом — какая-нибудь мятая, но обязательно из натурального льна или хлопка рубашечка, какие-нибудь в обтяжечку джинсы, легкие ботинки и более никаких (в виде золотых цепей и дорогих пиджаков) изысков. Разве только часики тысяч за пятнадцать долларов или сумочка из натуральной крокодиловой кожи.
Такое вот прет-а-порте.
Будем иметь в виду.
Отставший от группы русский турист отправился в ближайший магазин, где, тыкая пальцем, приобрел рубашечку, джинсики и ботинки... Такие, какие видел на улетающих в Европу туристах. Простенькая на вид одежда стоила немало, так как была сшита из натуральных тканей известными производителями. И тоже натуральными, а не китайскими и не польскими, как на российских рынках и в дорогих бутиках тоже.
Переодевшись в кабинке, он взглянул на себя. Критично.
Вроде все так — джинсики, рубашечка в обтяжечку... Все как на них, но только, один черт, невооруженным глазом видно, что никакой в зеркале не иностранец, а свой в доску, от которого за версту несет валенками, русак.
Нет, чтобы не походить на себя, облачиться в чужую одежду маловато будет. Нужно еще уметь ее носить. Вернее, ощущать себя в ней не собой.
Это он еще в первой учебке проходил, где курсантам, чтобы везде сойти за своих, приходилось примерять смокинги, рабочие бушлаты, узбекские халаты, малахаи, милицейскую форму и даже женские колготки...
И так все и было — стояли пацаны перед зеркалами и, матерясь и краснея, тянули на себя безразмерные колготки, а инструктор, кроя их по матери, руководил процессом.
— Кто ж их так одевает — это ж не кирзачи и не болотные сапоги! Чего вы их тянете, будто за уши?! А ну — отставить! Скидай амуницию!
И видя, как курсанты сдирают с себя колготки, еще более свирепел.
— Вы что, так вас растак, не бережете казенное обмундирование!.. Чего вы их за носок-то тянете?!. Вы что, не видели, как бабы колготки надевают и снимают?
— Не-а, — краснея признавались курсанты.
— Ну вы даете! — жалел курсантов инструктор. — Дай сюда.
И сев, начинал натягивать на свою сорок пятого размера ножищу колготки. Да так натягивал, любовно расправляя и разглаживая тонкую, шелковистую ткань, поводя носком то вправо то влево, что у курсантов дух захватывало и рождались неверные, далекие от службы мысли.
Инструктор натягивал колготки, вставал, игриво поводя коленкой, изгибаясь всем телом и подпрыгивая, подтягивал их повыше и прохаживался туда-сюда, вихляя бедрами.
— Теперь ясно?
— Так точно! — рявкали все, дружно сглотнув слюну.
— Вопросы есть?
— Так точно!
— Задавайте.
— А зачем нам уметь надевать колготки?
— Затем, дурья твоя башка, что, когда ты будешь использовать женскую униформу, тебе придется одевать ее и снимать, как бабам, чтобы она сидела на тебе, как на бабе, и в тебе не опознали мужика.
— Тогда разрешите еще вопрос?
— Ну?
— А зачем наряжаться женщинами?
Инструктор почесал в затылке. Он три курса выпустил, хоть сам точно не знал, зачем. Хотя догадывался.
— Затем, чтобы, к примеру, уйти от погони, или, наоборот, за кем-нибудь проследить, или проникнуть в охраняемый вражеский штаб, потому что девке проникнуть в штаб проще, чем пацану. Ясно?
— А зачем нам проникать в штаб?
— Это не вашего ума дело! Время придет, скажут зачем — может, взорвать его к чертовой матери, может, выведать чего.
— А когда время придет?
На что инструктор только вздыхал и закатывал глаза:
— Когда, когда... Когда война будет, не приведи того господи, и вас за линию фронта зашлют... Вот там-то все это вам, сынки, и пригодится...
А ну, кончай разговорчики!..
Колготки... На... деть!..
Раз-два!
Да куда ж вы так спешите-то, как по тревоге?.. Какие сорок пять секунд? Вы видели, чтобы дамы за сорок пять секунд одевались или раздевались?.. Отставить сорок пять секунд — даю вводную на пятнадцать минут!
Слушай мою команду-у!.. Обмундирование надеть!
Время пошло-о!..
Прав был инструктор — сто раз прав. Не вжившись в одежду, нельзя ее носить — лишь заметней оттого будешь. Напялишь на себя морские клеши с тельником и бушлатом да пойдешь ровненько, тут-то тебя, миленького, и расшифруют. Потому как матросики носят форму иначе — вразвалочку, ногами в стороны разъезжаясь, будто по качающейся палубе идут! И по той походочке настоящего моряка можно хоть в «гражданке» опознать!
В том-то все и дело!
Как те, подле стойки, иностранцы свою одежду носили?
Как ходили?
Как стояли?
Как смотрели?
Как слушали?..
Как садились?..
Вот так... Или так?.. Нет, скорее так...
Свободно и чуть небрежно, без опаски чего-нибудь там помять, или порвать, или испортить, без оглядки на то, кто что видит и что может о них подумать... Расслабленно...
Вот в чем суть! Не носят они одежду... на себе — как мы. Просто одеваются, функционально, так, как им удобно... И идут — как вздумается. У нас — не так. У нас одежду именно НОСЯТ. В России она видовой признак — принадлежности к тому или иному классу, символ достатка, атрибут самовыражения, а кое у кого просто фетиш.
На Западе — просто одежда.
Отсюда и надо плясать.
Надо забыть об одежде, о том, как она сидит, и о себе в ней и просто двигаться, так, как удобно. Как удобно в данное конкретное мгновение. Вот так... Или так... Или так...
Ну, что-то появилось?.. Кажется, да. Тот самый западный шарм...
Из кабинки вышел уже совсем иной, не тот, что туда входил, человек. Вышел более-менее западный среднестатистический мужчина и тоже весь из себя незаметный — среднего возраста, роста, положения, достатка. Свой — среди своих.
Он еще побродил по аэропорту, потолкался в толпе таких же, как он, западных пассажиров, приглядываясь к ним и копируя их, и никто на него уже не обращал никакого внимания.
Вот теперь можно отправляться в дорогу.
Куда?..
В пункт назначения.
Глава 11
Полковник Городец, ныне полноправный гражданин Германии с новой фамилией Baumgartman и старым, привычным ему именем Alexandro, стоя на коленях, возил тряпкой по мраморному полу, вздыхая и тихо матерясь, мыл подъезд. Общий.
А все чертовы немецкие порядки, согласно которым и вывешенному на стене графику квартиросъемщики принуждены драить места общего пользования. Да не просто так, не для проформы, а как следует, с порошком. Вот он и драит, возя тряпкой по ступеням. Конечно, он мог кого-нибудь вместо себя нанять, но труд в Германии недешев. Ладно, как-нибудь сам, опыт есть — он, будучи курсантом, гектары казарменных полов выдраил.
Одна радость, что в Германии на улицах нет такой непролазной грязи, как в России, — все здесь закатано в асфальт и выложено плиткой. И даже там, где проглядывает грунт, — все равно чисто, потому что земля та все больше песочек, сквозь который вода уходит без задержки, как сквозь сито.
Не то что наш, российский, на метр вглубь, чернозем, что раскисает под самым дохлым дождиком, превращаясь в непролазную грязь, в которой вязнут колеса машин и гусеницы танков. В том числе их вермахта! Богата Русь и на землицу тоже! Нет такой земли в Европе!..
Послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице.
— Guten Tag, Herr Alexandro, — вежливо поздоровался старичок с нижнего этажа, приветливо улыбаясь стоящему на коленях полковнику.
Сам весь такой тихий, предупредительный — божий одуванчик, а чуть что, в полицию стучит на включенный в «тихий час» пылесос или залезшую на чужое место на стоянке машину.
Зловредный старикашка. Во время войны, поди, эсэсовцем служил. В концлагере. А теперь жирует на социале.
— Guten Tag, Herr Bertman...
Остановился. Глядит. Опять, видно, ему кто-то чем-то не угодил. И точно! Вишь ли, на его балкон вода капает из горшочков с цветами, которые полковнику себя поливает. Непорядок!..
Пардон, Herr Bertman.
Мерси, что предупредили, а не в суд побежали иск чинить, больше такого не повторится, а те цветочки я к чертовой матери из горшков повыдеру. Очень рад был с вами повидаться...
— Auf Wiedersehen, Herr Alexandro...
И вам того же самого... Чтоб ты сдох!..
Ушел...
Herr Baumgartman довозил пол и, спустившись на первый этаж, вытащил из почтового ящика почту. В ней снова, кроме проспектов ближайших супермаркетов, была чертова уйма писем. Которые не сулили ничего радостного. Некому было писать Herr Alexandro, потому что все те, кто бы мог ему написать, остались там, в России, остались в невозвратном прошлом.
Herr Alexandro сел на кухне и один за другим стал распечатывать конверты.
Так и есть — с него снова требовали деньги. Все, кому не лень...
Ну что за страна такая — крохобор на крохоборе сидит и им же погоняет — за грош всем скопом удавятся! Из-за копеечного долга затевают целые переписки! Послать бы их всех к их немецкой маме!.. Так нет, нельзя — себе дороже выйдет! Они ведь, паразиты, склок не устраивают, они вежливо извещают, что на неуплаченную вами вовремя сумму начислены пени, а на те пени — другие пени, а на них новые... И так и шлют свои бумажки, а после являются и так же вежливо имущество описывают. А коли ты кому за то в морду дашь, то он вместо того, чтобы ответить как мужик мужику, утрется и побежит на тебя донос писать...
А еще говорили, что в Союзе была бюрократия. Ха-ха!.. Куда ей, убогой, до немецкой, которая в каждую частную дырку свой любопытный нос сует!
Ну вот — и эти туда же!
Местная церковь настоятельно рекомендовала геру Alexandro перечислить на ее счет девятнадцать евро, обещая за это замолвить за него словечко на Страшном суде.
А вот хрен им, а не деньги, — может, он атеист, может, его так в Советской армии воспитали — не верить ни в каких богов, а только в себя, Устав и Коммунистическую партию. Обойдутся!
Это письмо он отправил в пакет с мусором с легким сердцем. В тот пакет, что предназначался для выброса именно бумаги. Потому что упаси бог в пищевые отходы! Тем паче, что он ему в девятнадцати ойро отказал...
И все ведь здесь так!..
Была у Alexandro собака — завел с тоски, чтобы было с кем живым словом перемолвиться, назвал по-русски, всем назло, Шариком. Да пару раз по старой, российской еще, привычке на улицу погулять выпустил без поводка. За что тут же на штрафы нарвался за потоптанные газоны и проклятья со стороны Общества охраны животных. Да ладно бы только это — так нет, его кобель, подлец такой, успел покрыть какую-то немецкую сучку и обрюхатить ее. Herr Alexandro, конечно, принес свои извинения, но не тут-то было! Хозяин сучки побежал жаловаться в полицию и в местный их райисполком, а после подал в суд. Alexandro, конечно, послал всех куда подальше, заявив, что знать никаких сучек и их хозяев не желает и что кобель его домосед и к тому же импотент. И думал, на том все кончится! Не тут-то было — истец собрал кучу свидетелей, и дюжина немцев на полном серьезе давали показания о том, как его кобель взбирался на потерпевшую от него суку и что при том делал, а подлец адвокат плакал о причиненном здоровью и психике собачки уроне! Так мало того, истец затребовал проведения генетической экспертизы, которая должна была установить факт отцовства. За счет ответчика, естественно.
Так и засудили! И, конечно же, суд радостно повесил на ответчика все связанные с процессом немалые издержки и предложил ему на выбор либо содержать пожизненно родившихся щенков (а ну как их родилась бы дюжина?!), либо оплатить той обрюхаченной суке операцию. Естественно, он предпочел операцию, потому что прожорливые щенки разорили бы его вчистую! Так ведь гад-истец выбрал самую лучшую и дорогущую в округе ветклинику, наркоз и последующую для своей суки послеоперационную и психологическую реабилитацию! Ну и кто после всего этого большая сука — та собачка или ее хозяин?
От проштрафившегося Шарика Herr Alexandro вскорости избавился. Собственноручно. Так милые соседи после интересовались, куда девалась его собачка, и звонили в Общество охраны животных...
Нет, не так он представлял себе жизнь за границей. Иначе представлял. Сплошными праздниками. Которые оказались буднями...
Herr Alexandro распечатал последнее письмо и вздохнул с облегчением. Сегодня он отделался довольно легко — сорока евро. Больше ему делать было нечего — идти некуда и не к кому, а немецкоговорящий «ящик» давно осточертел.
На природу бы съездить, на травке поваляться, шашлычков пожарить, рыбку поудить. Но чтобы рыбку поудить, надо билет рыбака иметь, для чего учиться и экзамены сдавать, говорят, потруднее, чем если на водительские права! И с валяниями на травке не лучше дело обстоит — выехал он разок на природу, так через четверть часа три полицейские машины с мигалками по его душу прибыли...
Остается только спать завалиться или русскую газету почитать.
Но почитать не удалось, потому что в дверь позвонили.
Раз.
И другой.
Кому бы это?.. Опять какой-нибудь коммивояжер или религиозный проповедник? Или, того не лучше инспектор, пришедший снимать показания счетчиков воды или тепла? Тогда лучше не открывать... Ну их!..
Herr Alexandro осторожно глянул в глазок.
Человек, стоящий подле двери, был ему знаком. Это был его местный куратор. Из немецкой контрразведки. Тот, что отвечал за его безопасность.
Этому-то чего приспичило?
— Guten Tag, Herr Alexandro! — вежливо поздоровался куратор.
И перешел на русский.
— Мы имеем сведения из России, что есть опасность покушения на вашу жизнь.
— На меня? — удивился Herr Alexandro. — Да ладно, кому я нужен?
— Но мы имеем сведения! — настаивал куратор. — Возможно, сюда прибудет человек, который захочет нанести вам вред.
— Я должен буду уехать?
— Nein... нет, вы будете продолжать жить здесь. Мы примем все нужные меры, чтобы защитить вас. Вы можете не беспокоиться за свою жизнь!
— Я не беспокоюсь, — мрачно сказал бывший полковник.
Потому что ни в какие заговоры против себя не верил.
Не такая он значительная фигура, чтобы из-за него устраивать рискованные операции. Просто чудят немцы или какие-то свои цели преследуют. Какие — все равно не скажут.
— Мы хотим просить вас никуда не отлучаться, не гулять, не открывать дверь, если вам звонят незнакомые люди...
А он и раньше не открывал.
— Если вам нужны будут продукты, вы скажете нам, и мы привезем их из супермаркета. Если вы будете замечать что-то опасное или необычное, вам надо немедленно говорить об этом нам. Выходить на балкон и стоять близко к окнам не надо, лучше закрывать их шторами. Мы привезем вам другие шторы...
— Может, вы мне лучше оружие дадите? — предложил Herr Alexandro. — На всякий случай. Если что — я и сам отобьюсь.
— Какое оружие? — не понял куратор.
— Хорошо бы «АКМ». Привычней.
— О... nein, nein! Вы находитесь на территории Германии, мы не можем дать вам оружия. Это запрещено немецким законом! Но мы станем защищать вас. Если кто-то будет искать вас, мы поселим в этой квартире наших людей, которые будут иметь право применить оружие. Вы можете быть спокойны, мы не оставим вас!
— Я спокоен, — ответил Herr Alexandro.
Хотя на самом деле занервничал.
Неужели и впрямь?..
Нет, все равно чушь! И даже жаль, что чушь. Пусть бы пришли...
Он вдруг почувствовал, что его жизнь наполнилась новым смыслом... И риском! Как прежде...
И ладно, и пусть приходят!.. Пусть только сунутся! Он своих бывших коллег знает лучше других, и их методы тоже. Немцев они, может быть, еще обведут вокруг пальца, но только не его! Он так просто не сдастся!
Ну давайте, ребята, давайте, чего ж вы?.. Сойдемся на кулачках да посмотрим, кто кого...
Давайте!..
Идите!..
Торопитесь!
Ну же!..
А все чертовы немецкие порядки, согласно которым и вывешенному на стене графику квартиросъемщики принуждены драить места общего пользования. Да не просто так, не для проформы, а как следует, с порошком. Вот он и драит, возя тряпкой по ступеням. Конечно, он мог кого-нибудь вместо себя нанять, но труд в Германии недешев. Ладно, как-нибудь сам, опыт есть — он, будучи курсантом, гектары казарменных полов выдраил.
Одна радость, что в Германии на улицах нет такой непролазной грязи, как в России, — все здесь закатано в асфальт и выложено плиткой. И даже там, где проглядывает грунт, — все равно чисто, потому что земля та все больше песочек, сквозь который вода уходит без задержки, как сквозь сито.
Не то что наш, российский, на метр вглубь, чернозем, что раскисает под самым дохлым дождиком, превращаясь в непролазную грязь, в которой вязнут колеса машин и гусеницы танков. В том числе их вермахта! Богата Русь и на землицу тоже! Нет такой земли в Европе!..
Послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице.
— Guten Tag, Herr Alexandro, — вежливо поздоровался старичок с нижнего этажа, приветливо улыбаясь стоящему на коленях полковнику.
Сам весь такой тихий, предупредительный — божий одуванчик, а чуть что, в полицию стучит на включенный в «тихий час» пылесос или залезшую на чужое место на стоянке машину.
Зловредный старикашка. Во время войны, поди, эсэсовцем служил. В концлагере. А теперь жирует на социале.
— Guten Tag, Herr Bertman...
Остановился. Глядит. Опять, видно, ему кто-то чем-то не угодил. И точно! Вишь ли, на его балкон вода капает из горшочков с цветами, которые полковнику себя поливает. Непорядок!..
Пардон, Herr Bertman.
Мерси, что предупредили, а не в суд побежали иск чинить, больше такого не повторится, а те цветочки я к чертовой матери из горшков повыдеру. Очень рад был с вами повидаться...
— Auf Wiedersehen, Herr Alexandro...
И вам того же самого... Чтоб ты сдох!..
Ушел...
Herr Baumgartman довозил пол и, спустившись на первый этаж, вытащил из почтового ящика почту. В ней снова, кроме проспектов ближайших супермаркетов, была чертова уйма писем. Которые не сулили ничего радостного. Некому было писать Herr Alexandro, потому что все те, кто бы мог ему написать, остались там, в России, остались в невозвратном прошлом.
Herr Alexandro сел на кухне и один за другим стал распечатывать конверты.
Так и есть — с него снова требовали деньги. Все, кому не лень...
Ну что за страна такая — крохобор на крохоборе сидит и им же погоняет — за грош всем скопом удавятся! Из-за копеечного долга затевают целые переписки! Послать бы их всех к их немецкой маме!.. Так нет, нельзя — себе дороже выйдет! Они ведь, паразиты, склок не устраивают, они вежливо извещают, что на неуплаченную вами вовремя сумму начислены пени, а на те пени — другие пени, а на них новые... И так и шлют свои бумажки, а после являются и так же вежливо имущество описывают. А коли ты кому за то в морду дашь, то он вместо того, чтобы ответить как мужик мужику, утрется и побежит на тебя донос писать...
А еще говорили, что в Союзе была бюрократия. Ха-ха!.. Куда ей, убогой, до немецкой, которая в каждую частную дырку свой любопытный нос сует!
Ну вот — и эти туда же!
Местная церковь настоятельно рекомендовала геру Alexandro перечислить на ее счет девятнадцать евро, обещая за это замолвить за него словечко на Страшном суде.
А вот хрен им, а не деньги, — может, он атеист, может, его так в Советской армии воспитали — не верить ни в каких богов, а только в себя, Устав и Коммунистическую партию. Обойдутся!
Это письмо он отправил в пакет с мусором с легким сердцем. В тот пакет, что предназначался для выброса именно бумаги. Потому что упаси бог в пищевые отходы! Тем паче, что он ему в девятнадцати ойро отказал...
И все ведь здесь так!..
Была у Alexandro собака — завел с тоски, чтобы было с кем живым словом перемолвиться, назвал по-русски, всем назло, Шариком. Да пару раз по старой, российской еще, привычке на улицу погулять выпустил без поводка. За что тут же на штрафы нарвался за потоптанные газоны и проклятья со стороны Общества охраны животных. Да ладно бы только это — так нет, его кобель, подлец такой, успел покрыть какую-то немецкую сучку и обрюхатить ее. Herr Alexandro, конечно, принес свои извинения, но не тут-то было! Хозяин сучки побежал жаловаться в полицию и в местный их райисполком, а после подал в суд. Alexandro, конечно, послал всех куда подальше, заявив, что знать никаких сучек и их хозяев не желает и что кобель его домосед и к тому же импотент. И думал, на том все кончится! Не тут-то было — истец собрал кучу свидетелей, и дюжина немцев на полном серьезе давали показания о том, как его кобель взбирался на потерпевшую от него суку и что при том делал, а подлец адвокат плакал о причиненном здоровью и психике собачки уроне! Так мало того, истец затребовал проведения генетической экспертизы, которая должна была установить факт отцовства. За счет ответчика, естественно.
Так и засудили! И, конечно же, суд радостно повесил на ответчика все связанные с процессом немалые издержки и предложил ему на выбор либо содержать пожизненно родившихся щенков (а ну как их родилась бы дюжина?!), либо оплатить той обрюхаченной суке операцию. Естественно, он предпочел операцию, потому что прожорливые щенки разорили бы его вчистую! Так ведь гад-истец выбрал самую лучшую и дорогущую в округе ветклинику, наркоз и последующую для своей суки послеоперационную и психологическую реабилитацию! Ну и кто после всего этого большая сука — та собачка или ее хозяин?
От проштрафившегося Шарика Herr Alexandro вскорости избавился. Собственноручно. Так милые соседи после интересовались, куда девалась его собачка, и звонили в Общество охраны животных...
Нет, не так он представлял себе жизнь за границей. Иначе представлял. Сплошными праздниками. Которые оказались буднями...
Herr Alexandro распечатал последнее письмо и вздохнул с облегчением. Сегодня он отделался довольно легко — сорока евро. Больше ему делать было нечего — идти некуда и не к кому, а немецкоговорящий «ящик» давно осточертел.
На природу бы съездить, на травке поваляться, шашлычков пожарить, рыбку поудить. Но чтобы рыбку поудить, надо билет рыбака иметь, для чего учиться и экзамены сдавать, говорят, потруднее, чем если на водительские права! И с валяниями на травке не лучше дело обстоит — выехал он разок на природу, так через четверть часа три полицейские машины с мигалками по его душу прибыли...
Остается только спать завалиться или русскую газету почитать.
Но почитать не удалось, потому что в дверь позвонили.
Раз.
И другой.
Кому бы это?.. Опять какой-нибудь коммивояжер или религиозный проповедник? Или, того не лучше инспектор, пришедший снимать показания счетчиков воды или тепла? Тогда лучше не открывать... Ну их!..
Herr Alexandro осторожно глянул в глазок.
Человек, стоящий подле двери, был ему знаком. Это был его местный куратор. Из немецкой контрразведки. Тот, что отвечал за его безопасность.
Этому-то чего приспичило?
— Guten Tag, Herr Alexandro! — вежливо поздоровался куратор.
И перешел на русский.
— Мы имеем сведения из России, что есть опасность покушения на вашу жизнь.
— На меня? — удивился Herr Alexandro. — Да ладно, кому я нужен?
— Но мы имеем сведения! — настаивал куратор. — Возможно, сюда прибудет человек, который захочет нанести вам вред.
— Я должен буду уехать?
— Nein... нет, вы будете продолжать жить здесь. Мы примем все нужные меры, чтобы защитить вас. Вы можете не беспокоиться за свою жизнь!
— Я не беспокоюсь, — мрачно сказал бывший полковник.
Потому что ни в какие заговоры против себя не верил.
Не такая он значительная фигура, чтобы из-за него устраивать рискованные операции. Просто чудят немцы или какие-то свои цели преследуют. Какие — все равно не скажут.
— Мы хотим просить вас никуда не отлучаться, не гулять, не открывать дверь, если вам звонят незнакомые люди...
А он и раньше не открывал.
— Если вам нужны будут продукты, вы скажете нам, и мы привезем их из супермаркета. Если вы будете замечать что-то опасное или необычное, вам надо немедленно говорить об этом нам. Выходить на балкон и стоять близко к окнам не надо, лучше закрывать их шторами. Мы привезем вам другие шторы...
— Может, вы мне лучше оружие дадите? — предложил Herr Alexandro. — На всякий случай. Если что — я и сам отобьюсь.
— Какое оружие? — не понял куратор.
— Хорошо бы «АКМ». Привычней.
— О... nein, nein! Вы находитесь на территории Германии, мы не можем дать вам оружия. Это запрещено немецким законом! Но мы станем защищать вас. Если кто-то будет искать вас, мы поселим в этой квартире наших людей, которые будут иметь право применить оружие. Вы можете быть спокойны, мы не оставим вас!
— Я спокоен, — ответил Herr Alexandro.
Хотя на самом деле занервничал.
Неужели и впрямь?..
Нет, все равно чушь! И даже жаль, что чушь. Пусть бы пришли...
Он вдруг почувствовал, что его жизнь наполнилась новым смыслом... И риском! Как прежде...
И ладно, и пусть приходят!.. Пусть только сунутся! Он своих бывших коллег знает лучше других, и их методы тоже. Немцев они, может быть, еще обведут вокруг пальца, но только не его! Он так просто не сдастся!
Ну давайте, ребята, давайте, чего ж вы?.. Сойдемся на кулачках да посмотрим, кто кого...
Давайте!..
Идите!..
Торопитесь!
Ну же!..
Глава 12
А никто никуда не торопился — торопливость нужна известно где. И когда. И для чего...
Посланный в Германию чистильщик бродил себе по улицам немецких городов, заходил в супермаркеты и пивнушки, где просиживал часами, прислушиваясь к звучащей со всех сторон чужой речи, заказывал пиво с традиционными сосисками, пил, ел, болел вместе со всеми за их выступающих в Европейском кубке футболистов, посещал сауны, брал напрокат машины, на которых колесил по автобанам, перенимая незнакомую манеру езды...
Нет, не развлекался — работал, вживаясь в чужое общество, чтобы не бросаться в глаза, потому что то, что бросается в глаза, то запоминается, а что запоминается, то рассказывается...
Чтобы быть невидимкой, надо стать как все. Что непросто, так как каждый народ имеет свои особенные привычки.
Например, не бежать на красный цвет светофора, когда на дороге не видно машин. А стоять и ждать, пусть даже чувствуя себя дураком, потому что машин-то нет!..
И платить за проезд в городском транспорте. Машинально. Хотя контролеров не видно.
И не сорить окурками, не сплевывать на тротуар, не пытаться помогать бабушкам подносить вещи... Потому что не принято. А раз не принято, то и тебе не надо!
Или, к примеру, супермаркет. Которым теперь никого не удивишь, потому что они в России на каждом шагу. И все как в Германии — стеллажи, тележки, кассы.
Все — да не все!
А что не так?
Бутылки пластиковые сдают, хоть им цена копейка. А ты не принес и не сдаешь!
Или тележки... Такие же, как дома, с примерно таким же набором продуктов... Но есть одно «но». На первый взгляд незаметное, но существенное. По которому запросто можно вычислить чужака!
В наших тележках продукты навалены кое-как, вперемешку и друг на дружку, одной большой бесформенной, вываливающейся через бортики кучей. А у них?.. У них — иначе! Немецкие продукты в немецкие тележки в немецких супермаркетах укладываются не абы как, не в навал, а по сортам, и все лежат ровными рядками и стоят по стойке смирно. Как солдаты в строю.
Обалдеть!..
Надо бы так же...
И пакет молока встает к пакету молока, макароны ложатся на макароны, а бутылка пива притискивается к бутылке пива.
Да, вот так!..
И еще немцы много продуктов не набирают. Денег у них, что ли, нет?..
И в очереди стоят спокойно, не пихаясь, не бузя и не пытаясь пролезть вперед.
И так и надо стоять.
А чтобы время не терять — слушать!.. Чужую речь слушать, не ту, что в учебниках, а живую, уличную, потому что без этого — никуда!..
Языков он знал множество, и не потому, что был таким уж полиглотом, а потому, что кто бы его спрашивал о его желаниях? Еще в учебках ему вколотили в голову полтора десятка языков народов СССР. Конечно, не в полном объеме, но на среднем бытовом уровне, достаточном, чтобы он мог понять, что измышляют против него враги. Чтобы уметь перевести фразу, сказанную на казахском:
— Когда я кивну, нападай на него сзади...
Или по-эстонски:
— Надо заманить его в ловушку, а после...
Услышать, понять и тем избежать опасности.
Вот и вколачивали чужие идиомы, причем иной раз в прямом смысле слова. Следуя методе писателя Чехова, который утверждал, что если зайца долго по голове бить, и он спички научится зажигать.
А тут не зайцы какие-нибудь...
Правда, и не спички...
Сперва им крутили сутки или трое бесконечно повторяющиеся фразы на незнакомом языке, которые звучали абракадаброй. Но не просто, а облеченной в некую рифмованную форму, которую запоминать легче.
Фраза — перевод.
Фраза — перевод.
Фраза — перевод...
С рассвета до темна без перерыва. И ночью тоже!
Фраза — перевод.
А утром, только глаза продрал, как положено, «гимнастика».
— Сесть!
И надобно быстро сесть.
— Лечь!
Падай стремглав ниц.
— Руку вверх!
Тяни руку.
— Ногу поднять!
Вскидывай ногу.
— Дай нож!
И надо из груды сваленных на полу предметов вытянуть именно нож, а не, к примеру, молоток. Да резво так, в хорошем спортивном темпе, чтобы, коли не доходит через голову, дошло через конечности!
А уж после их одевали в национальные одежды и помещали в соответствующие интерьеры, среди «земляков», которые иначе как на родном языке не говорили, и надо было с ними как-то объясняться.
Хочешь есть — скажи.
Пить — обратись.
Посланный в Германию чистильщик бродил себе по улицам немецких городов, заходил в супермаркеты и пивнушки, где просиживал часами, прислушиваясь к звучащей со всех сторон чужой речи, заказывал пиво с традиционными сосисками, пил, ел, болел вместе со всеми за их выступающих в Европейском кубке футболистов, посещал сауны, брал напрокат машины, на которых колесил по автобанам, перенимая незнакомую манеру езды...
Нет, не развлекался — работал, вживаясь в чужое общество, чтобы не бросаться в глаза, потому что то, что бросается в глаза, то запоминается, а что запоминается, то рассказывается...
Чтобы быть невидимкой, надо стать как все. Что непросто, так как каждый народ имеет свои особенные привычки.
Например, не бежать на красный цвет светофора, когда на дороге не видно машин. А стоять и ждать, пусть даже чувствуя себя дураком, потому что машин-то нет!..
И платить за проезд в городском транспорте. Машинально. Хотя контролеров не видно.
И не сорить окурками, не сплевывать на тротуар, не пытаться помогать бабушкам подносить вещи... Потому что не принято. А раз не принято, то и тебе не надо!
Или, к примеру, супермаркет. Которым теперь никого не удивишь, потому что они в России на каждом шагу. И все как в Германии — стеллажи, тележки, кассы.
Все — да не все!
А что не так?
Бутылки пластиковые сдают, хоть им цена копейка. А ты не принес и не сдаешь!
Или тележки... Такие же, как дома, с примерно таким же набором продуктов... Но есть одно «но». На первый взгляд незаметное, но существенное. По которому запросто можно вычислить чужака!
В наших тележках продукты навалены кое-как, вперемешку и друг на дружку, одной большой бесформенной, вываливающейся через бортики кучей. А у них?.. У них — иначе! Немецкие продукты в немецкие тележки в немецких супермаркетах укладываются не абы как, не в навал, а по сортам, и все лежат ровными рядками и стоят по стойке смирно. Как солдаты в строю.
Обалдеть!..
Надо бы так же...
И пакет молока встает к пакету молока, макароны ложатся на макароны, а бутылка пива притискивается к бутылке пива.
Да, вот так!..
И еще немцы много продуктов не набирают. Денег у них, что ли, нет?..
И в очереди стоят спокойно, не пихаясь, не бузя и не пытаясь пролезть вперед.
И так и надо стоять.
А чтобы время не терять — слушать!.. Чужую речь слушать, не ту, что в учебниках, а живую, уличную, потому что без этого — никуда!..
Языков он знал множество, и не потому, что был таким уж полиглотом, а потому, что кто бы его спрашивал о его желаниях? Еще в учебках ему вколотили в голову полтора десятка языков народов СССР. Конечно, не в полном объеме, но на среднем бытовом уровне, достаточном, чтобы он мог понять, что измышляют против него враги. Чтобы уметь перевести фразу, сказанную на казахском:
— Когда я кивну, нападай на него сзади...
Или по-эстонски:
— Надо заманить его в ловушку, а после...
Услышать, понять и тем избежать опасности.
Вот и вколачивали чужие идиомы, причем иной раз в прямом смысле слова. Следуя методе писателя Чехова, который утверждал, что если зайца долго по голове бить, и он спички научится зажигать.
А тут не зайцы какие-нибудь...
Правда, и не спички...
Сперва им крутили сутки или трое бесконечно повторяющиеся фразы на незнакомом языке, которые звучали абракадаброй. Но не просто, а облеченной в некую рифмованную форму, которую запоминать легче.
Фраза — перевод.
Фраза — перевод.
Фраза — перевод...
С рассвета до темна без перерыва. И ночью тоже!
Фраза — перевод.
А утром, только глаза продрал, как положено, «гимнастика».
— Сесть!
И надобно быстро сесть.
— Лечь!
Падай стремглав ниц.
— Руку вверх!
Тяни руку.
— Ногу поднять!
Вскидывай ногу.
— Дай нож!
И надо из груды сваленных на полу предметов вытянуть именно нож, а не, к примеру, молоток. Да резво так, в хорошем спортивном темпе, чтобы, коли не доходит через голову, дошло через конечности!
А уж после их одевали в национальные одежды и помещали в соответствующие интерьеры, среди «земляков», которые иначе как на родном языке не говорили, и надо было с ними как-то объясняться.
Хочешь есть — скажи.
Пить — обратись.