Вот и вся немудреная хитрость.
Которая позволила установить истину.
Встреча состоялась, но на встречу с предателем пошли только ноги, а глаза остались на месте. И стали смотреть за теми, кто будет смотреть — как ловят ноги...
И углядели. И при этом остались целы.
А вот нога...
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Которая позволила установить истину.
Встреча состоялась, но на встречу с предателем пошли только ноги, а глаза остались на месте. И стали смотреть за теми, кто будет смотреть — как ловят ноги...
И углядели. И при этом остались целы.
А вот нога...
Глава 29
Нет, сирены еще не замолкли.
И кареты «Скорой помощи» не уехали.
И пожарные машины не убыли.
И репортеры не разошлись.
Потому что была еще коробка!
И в ней-то и было все дело!..
Когда прибыли саперы, все вокруг было оцеплено полицией и завешено флюоресцирующими лентами с предупреждающими — Ahtung! — надписями! Но за них и так никто не пытался лезть. Немцам коли сказали не лезть — они не лезут...
Это только в России, когда случается нападение на Сбербанк и революция, куда прибывают войска с автоматами, улица вмиг заполняется зеваками, которым охота поглядеть, кто в кого будет стрелять и попадет ли. И тут уж ори не ори — ничего не поможет, зеваки будут стоять, обсуждая, кто сильнее, милиция или бандиты будут лезть на заборы, откуда лучше видно, и биться об заклад. А вездесущие детишки непременно просочатся сквозь пикеты и кордоны, встанут вкруг автоматчиков и, дергая их со всех сторон за камуфляж, станут канючить:
— Дядь, а дядь, а скажи, у тебя автомат всамделишный? А граната есть?
А дай подержать!
А стрельни, дядь! Ну стрельни хоть разок!.. Или патрончик подари!
— Кыш, мелюзга! А ну — пошли отсюда! — станут огрызаться милиционеры, строя страшные рожи и отводя от детских ручонок оружие. Вместо того чтобы направлять его на цель.
— Пошли отсюда, я сказал!
— Чего на пацанов орешь?! — обязательно выступит кто-нибудь из толпы. — Чего они тебе — мешают, что ли? Пусть стоят, коли охота.
И тут уж бойцам станет не до преступников, а до наседающей пацанвы и толпы, которая станет развлекаться, задирая их.
И ничего тут не поделать! Только если в нарушение закона дать пацаненкам пенделя или отвесить леща, а толпе расквасить пару рож — только тогда они и разойдутся.
Ну нет у русских уважения к параграфам.
У немцев — есть.
— Отойдите на десять шагов! — командует полицейский.
И все дружно шагают назад. Ровнехонько на десять шагов. И глядят оттуда на саперов, что вылезли из своего грузовика. Вид у которых самый боевой.
Саперы облачились в особые, способные выдержать взрыв бронекостюмы, взяли в руки специальные, не пробиваемые осколками щиты и никуда не пошли, пустив впереди себя телеуправляемого робота.
Робот вскарабкался по лестнице, подполз к коробке и вытянув щуп, осмотрел-"обнюхал" ее со всех сторон.
Коробка как коробка. С ленточкой...
Присутствия взрывчатых веществ в ней робот не обнаружил, но все равно было принято решение расстрелять коробку с помощью водометной пушки.
Ударившая с огромной силой в «бомбу» струя разметала оболочку коробки и ее содержимое в мелкие клочки и в разные стороны, нанеся подъезду непоправимый, который даже не понять, с кого взыскать, урон.
В коробке был — торт.
Всего лишь торт.
Просто торт.
Кремовый. С розочками.
И не было никакой бомбы.
Или хоть пистолета.
Ну хотя бы отравленного кинжала!
Ничего такого — только торт. Наверное, очень вкусный.
— Где бомба? — рявкнули на диверсанта контрразведчики, беря его, пока он не пришел в себя, в оборот. — Куда ты дел бомбу?
— Какую бомбу? Я не знаю ни о какой бомбе! Меня попросили занести торт.
— Торт?!.
— Ну да — торт.
— Кто попросил?
— Я не знаю. Я первый раз в жизни его видел! Честное слово!
Контрразведчики переглянулись. Как же они так лопухнулись-то? Ведь это же самое обычное дело, когда шпион посылает вместо себя на конспиративную квартиру какого-нибудь случайного прохожего, чтобы узнать, нет ли там засады.
И этот — послал!
И они поверили.
Потому что нельзя было не поверить. Вернее — невозможно! Из-за коробки!.. Кабы не коробка, они могли бы вести себя потише — запустили диверсанта в помещение и там без шума повязали бы его.
Но коробка!..
В коробке могла быть бомба!
Бомба могла взорваться!
Дом рухнуть!
Добропорядочные немцы погибнуть!
За что кто-то должен был бы ответить!
Они!
И надо им это, чтобы до конца дней своих жить на социале и выплачивать семьям пострадавших компенсации!..
Вот они и отреагировали. Причем именно так, как рассчитывал русский диверсант, пославший своей жертве кремовый торт. А сам — не пришел!
Где же его теперь искать?
— Вы сможете узнать человека, который вручил вам торт, если, к примеру, случайно встретите его на улице?
— Не знаю, неуверен, вряд ли, — засомневался арестованный. — У него было какое-то очень незапоминающееся лицо.
— Он говорил по-немецки?
— Да.
— Хорошо?
— Скорее нет, чем да. Он неправильно строил многие фразы, и у него был акцент. Мне кажется, вернее, я уверен, что он не был не немцем.
— А кем?
— Иностранцем. Может быть, русским.
— Почему вы так решили?
— Не знаю — но мне кажется, он — русский!
— Вы можете его описать?
— Я попробую... Среднего роста, пожалуй что метр семьдесят — семьдесят пять, немолодой, но и не старый, скорее лет сорока, чем пятидесяти, с бородой, такой небольшой, но ухоженной, в очках...
— А прическа?
— Прическа? У него был хвостик, знаете, такой, когда забирают волосы сзади.
Действительно, невзрачная личность.
— Где вы с ним познакомились?
— Это не я, это — он со мной! Я не хотел!
Он подошел ко мне в пивной...
И кареты «Скорой помощи» не уехали.
И пожарные машины не убыли.
И репортеры не разошлись.
Потому что была еще коробка!
И в ней-то и было все дело!..
Когда прибыли саперы, все вокруг было оцеплено полицией и завешено флюоресцирующими лентами с предупреждающими — Ahtung! — надписями! Но за них и так никто не пытался лезть. Немцам коли сказали не лезть — они не лезут...
Это только в России, когда случается нападение на Сбербанк и революция, куда прибывают войска с автоматами, улица вмиг заполняется зеваками, которым охота поглядеть, кто в кого будет стрелять и попадет ли. И тут уж ори не ори — ничего не поможет, зеваки будут стоять, обсуждая, кто сильнее, милиция или бандиты будут лезть на заборы, откуда лучше видно, и биться об заклад. А вездесущие детишки непременно просочатся сквозь пикеты и кордоны, встанут вкруг автоматчиков и, дергая их со всех сторон за камуфляж, станут канючить:
— Дядь, а дядь, а скажи, у тебя автомат всамделишный? А граната есть?
А дай подержать!
А стрельни, дядь! Ну стрельни хоть разок!.. Или патрончик подари!
— Кыш, мелюзга! А ну — пошли отсюда! — станут огрызаться милиционеры, строя страшные рожи и отводя от детских ручонок оружие. Вместо того чтобы направлять его на цель.
— Пошли отсюда, я сказал!
— Чего на пацанов орешь?! — обязательно выступит кто-нибудь из толпы. — Чего они тебе — мешают, что ли? Пусть стоят, коли охота.
И тут уж бойцам станет не до преступников, а до наседающей пацанвы и толпы, которая станет развлекаться, задирая их.
И ничего тут не поделать! Только если в нарушение закона дать пацаненкам пенделя или отвесить леща, а толпе расквасить пару рож — только тогда они и разойдутся.
Ну нет у русских уважения к параграфам.
У немцев — есть.
— Отойдите на десять шагов! — командует полицейский.
И все дружно шагают назад. Ровнехонько на десять шагов. И глядят оттуда на саперов, что вылезли из своего грузовика. Вид у которых самый боевой.
Саперы облачились в особые, способные выдержать взрыв бронекостюмы, взяли в руки специальные, не пробиваемые осколками щиты и никуда не пошли, пустив впереди себя телеуправляемого робота.
Робот вскарабкался по лестнице, подполз к коробке и вытянув щуп, осмотрел-"обнюхал" ее со всех сторон.
Коробка как коробка. С ленточкой...
Присутствия взрывчатых веществ в ней робот не обнаружил, но все равно было принято решение расстрелять коробку с помощью водометной пушки.
Ударившая с огромной силой в «бомбу» струя разметала оболочку коробки и ее содержимое в мелкие клочки и в разные стороны, нанеся подъезду непоправимый, который даже не понять, с кого взыскать, урон.
В коробке был — торт.
Всего лишь торт.
Просто торт.
Кремовый. С розочками.
И не было никакой бомбы.
Или хоть пистолета.
Ну хотя бы отравленного кинжала!
Ничего такого — только торт. Наверное, очень вкусный.
— Где бомба? — рявкнули на диверсанта контрразведчики, беря его, пока он не пришел в себя, в оборот. — Куда ты дел бомбу?
— Какую бомбу? Я не знаю ни о какой бомбе! Меня попросили занести торт.
— Торт?!.
— Ну да — торт.
— Кто попросил?
— Я не знаю. Я первый раз в жизни его видел! Честное слово!
Контрразведчики переглянулись. Как же они так лопухнулись-то? Ведь это же самое обычное дело, когда шпион посылает вместо себя на конспиративную квартиру какого-нибудь случайного прохожего, чтобы узнать, нет ли там засады.
И этот — послал!
И они поверили.
Потому что нельзя было не поверить. Вернее — невозможно! Из-за коробки!.. Кабы не коробка, они могли бы вести себя потише — запустили диверсанта в помещение и там без шума повязали бы его.
Но коробка!..
В коробке могла быть бомба!
Бомба могла взорваться!
Дом рухнуть!
Добропорядочные немцы погибнуть!
За что кто-то должен был бы ответить!
Они!
И надо им это, чтобы до конца дней своих жить на социале и выплачивать семьям пострадавших компенсации!..
Вот они и отреагировали. Причем именно так, как рассчитывал русский диверсант, пославший своей жертве кремовый торт. А сам — не пришел!
Где же его теперь искать?
— Вы сможете узнать человека, который вручил вам торт, если, к примеру, случайно встретите его на улице?
— Не знаю, неуверен, вряд ли, — засомневался арестованный. — У него было какое-то очень незапоминающееся лицо.
— Он говорил по-немецки?
— Да.
— Хорошо?
— Скорее нет, чем да. Он неправильно строил многие фразы, и у него был акцент. Мне кажется, вернее, я уверен, что он не был не немцем.
— А кем?
— Иностранцем. Может быть, русским.
— Почему вы так решили?
— Не знаю — но мне кажется, он — русский!
— Вы можете его описать?
— Я попробую... Среднего роста, пожалуй что метр семьдесят — семьдесят пять, немолодой, но и не старый, скорее лет сорока, чем пятидесяти, с бородой, такой небольшой, но ухоженной, в очках...
— А прическа?
— Прическа? У него был хвостик, знаете, такой, когда забирают волосы сзади.
Действительно, невзрачная личность.
— Где вы с ним познакомились?
— Это не я, это — он со мной! Я не хотел!
Он подошел ко мне в пивной...
Глава 30
Просьба была невинной — вручить подарок имениннице. И была весьма убедительной, потому что исходила от очень представительного на вид мужчины и подкреплялась деньгами. Тремя сотнями евро.
— Ваше лицо внушает мне доверие.
— Да?.. И что с того?
— Я прошу вас помочь мне, у меня безвыходная ситуация — сегодня у одной моей знакомой день рождения.
— Я очень рад.
— Я — тоже. Я должен поздравить ее — не могу не поздравить! Я ее десять лет поздравляю — каждый год во что бы то ни стало, день в день — это традиция, которую я не хочу, не могу прервать. Если сегодня она не получит подарок, она вообразит черт знает что. И заболеет. И, наверное, даже умрет, потому что у нее такая тонкая организация психики.
— Сочувствую, но я не понимаю, при чем здесь я?
— При том, что я хочу, чтобы вы поздравили ее вместо меня.
— Вы шутите?! Я не могу заявиться в дом к незнакомой, которой ни разу не видел, даме. И потом — почему бы вам не поздравить ее самому?
— Понимаете, ситуация весьма щекотливая... Дело в том, что именинница вышла замуж за человека, который меня знает и терпеть не может! Мне нельзя там появляться.
Ах вот оно в чем дело — тогда понятно... Соблазнил чужую жену, наставив мужу рога, а теперь, справедливо опасаясь, что его спустят с лестницы, посылает вместо себя другого.
Так должен был подумать собеседник просителя.
И точно так и подумал. Потому что это было самое простое и понятное объяснение.
Впрочем, могли быть и другие. Например, что через него желают передать что-нибудь противозаконное — ну там наркотики или оружие...
— Вы только не подумайте чего-нибудь плохого. Это будет всего лишь торт! Мы пойдем и купим его вместе, или даже вы сами, чтобы вы не вообразили, что я хочу воспользоваться вашей добротой в преступных целях.
Только торт и поздравления, и ничего кроме!
Если вы согласитесь, я заплачу! Я дам вам — сто евро.
Двести!..
Триста!..
Между прочим, очень приличные для немца деньги.
— Ну я не знаю... Разве только чтобы не травмировать вашу приятельницу.
— Да-да, конечно, чтобы не травмировать... Исключительно из-за заботы о ее здоровье! Только съездить по адресу, поздравить и вручить подарок!..
Вот так все и было. Ничего он не придумал!..
— Вы сможете подтвердить это на суде под присягой?
— Да, конечно!
Это все он — это не я!
Допустим — так.
— Сейчас мы попробуем составить с вашей помощью его фоторобот. Вы согласны?
— Да, да, конечно!
Еще бы он им отказал!..
Стали составлять фоторобот. Здесь же, на ноутбуке, используя специальную программу, которая выводила на экран фрагменты мужских лиц.
— Какой у него был абрис лица? Круглый, узкий, широкий, приплюснутый, грушевидный?..
— Скорее узкий.
— Такой?
— Да, пожалуй, такой.
— Уши прижатые, оттопыренные, округлые, вытянутые с загнутыми внутрь краями?
Такие?..
Или такие?..
— Вот эти, последние, большие и оттопыренные.
— Хорошо...
Теперь нос.
Прямой, длинный, короткий, с горбинкой, курносый, с широко расставленными крыльями ноздрей...
— По-моему, чуть курносый...
Постепенно из фрагментов чужих лиц вырастало новое лицо. Неизвестного злодея. Которого скоро будет искать вся немецкая полиция, и не только немецкая.
— Губы?..
— Подбородок?..
— Разрез глаз?..
Ну и рожа!.. Никакая...
Фоторобот получился на славу — очень схожий с оригиналом! Вот что значит передовая западная техника! Если бы можно было поставить его впритирку с фото оригинала, то они почти ничем бы не отличались ни овалом лица, ни ушами, ни носом, ни глазами. Они были бы как близнецы-братья — фоторобот и тот человек, что вручил «объекту» торт.
А после того как вручил — улетел к себе в самостийную Украину.
Где — жил!..
— Ваше лицо внушает мне доверие.
— Да?.. И что с того?
— Я прошу вас помочь мне, у меня безвыходная ситуация — сегодня у одной моей знакомой день рождения.
— Я очень рад.
— Я — тоже. Я должен поздравить ее — не могу не поздравить! Я ее десять лет поздравляю — каждый год во что бы то ни стало, день в день — это традиция, которую я не хочу, не могу прервать. Если сегодня она не получит подарок, она вообразит черт знает что. И заболеет. И, наверное, даже умрет, потому что у нее такая тонкая организация психики.
— Сочувствую, но я не понимаю, при чем здесь я?
— При том, что я хочу, чтобы вы поздравили ее вместо меня.
— Вы шутите?! Я не могу заявиться в дом к незнакомой, которой ни разу не видел, даме. И потом — почему бы вам не поздравить ее самому?
— Понимаете, ситуация весьма щекотливая... Дело в том, что именинница вышла замуж за человека, который меня знает и терпеть не может! Мне нельзя там появляться.
Ах вот оно в чем дело — тогда понятно... Соблазнил чужую жену, наставив мужу рога, а теперь, справедливо опасаясь, что его спустят с лестницы, посылает вместо себя другого.
Так должен был подумать собеседник просителя.
И точно так и подумал. Потому что это было самое простое и понятное объяснение.
Впрочем, могли быть и другие. Например, что через него желают передать что-нибудь противозаконное — ну там наркотики или оружие...
— Вы только не подумайте чего-нибудь плохого. Это будет всего лишь торт! Мы пойдем и купим его вместе, или даже вы сами, чтобы вы не вообразили, что я хочу воспользоваться вашей добротой в преступных целях.
Только торт и поздравления, и ничего кроме!
Если вы согласитесь, я заплачу! Я дам вам — сто евро.
Двести!..
Триста!..
Между прочим, очень приличные для немца деньги.
— Ну я не знаю... Разве только чтобы не травмировать вашу приятельницу.
— Да-да, конечно, чтобы не травмировать... Исключительно из-за заботы о ее здоровье! Только съездить по адресу, поздравить и вручить подарок!..
Вот так все и было. Ничего он не придумал!..
— Вы сможете подтвердить это на суде под присягой?
— Да, конечно!
Это все он — это не я!
Допустим — так.
— Сейчас мы попробуем составить с вашей помощью его фоторобот. Вы согласны?
— Да, да, конечно!
Еще бы он им отказал!..
Стали составлять фоторобот. Здесь же, на ноутбуке, используя специальную программу, которая выводила на экран фрагменты мужских лиц.
— Какой у него был абрис лица? Круглый, узкий, широкий, приплюснутый, грушевидный?..
— Скорее узкий.
— Такой?
— Да, пожалуй, такой.
— Уши прижатые, оттопыренные, округлые, вытянутые с загнутыми внутрь краями?
Такие?..
Или такие?..
— Вот эти, последние, большие и оттопыренные.
— Хорошо...
Теперь нос.
Прямой, длинный, короткий, с горбинкой, курносый, с широко расставленными крыльями ноздрей...
— По-моему, чуть курносый...
Постепенно из фрагментов чужих лиц вырастало новое лицо. Неизвестного злодея. Которого скоро будет искать вся немецкая полиция, и не только немецкая.
— Губы?..
— Подбородок?..
— Разрез глаз?..
Ну и рожа!.. Никакая...
Фоторобот получился на славу — очень схожий с оригиналом! Вот что значит передовая западная техника! Если бы можно было поставить его впритирку с фото оригинала, то они почти ничем бы не отличались ни овалом лица, ни ушами, ни носом, ни глазами. Они были бы как близнецы-братья — фоторобот и тот человек, что вручил «объекту» торт.
А после того как вручил — улетел к себе в самостийную Украину.
Где — жил!..
Глава 31
Потому что был это совсем другой, посторонний, не имеющий к этому делу никакого отношения украинец, который давно убыл к себе на родину, и где, хочется надеяться, навек канул, растворившись в ее многомиллионном населении. Вместе с причитающимся ему гонораром в пять тысяч долларов. Полученным всего лишь за то, что он подошел к указанному ему человеку и рассказал душещипательную историю про именины подруги, десятилетнюю к ней любовь и мужа-ревнивца. И вручил конверт с адресом и триста евро.
Хоть все же не удержался — спросил:
— Слушай, а зачем тебе это нужно?
— А тебя колышет? Надо, и все!
Или, может быть, ты согласишься отнести тот торт сам? За триста евро. Вместо пяти штук за «базар» с тем, кто понесет торт за триста?
Ну что — согласен?
— Не-а!.. Пять штук больше трех сотен.
— Ну, значит, по рукам?
— Ага...
Так быстро договориться можно было только с соотечественником. Иностранцы потребовали бы присутствия своего адвоката. Да еще, чего доброго, капнули бы в полицию.
Наши в полицию не капают — не дождешься. Особенно когда получили пять тысяч, которые у них могут отнять, если они, сдуру проявив гражданскую сознательность, сами на себя заявят!
Ага — счас, разбежались!..
— Подойдешь к человеку, скажешь, что я велел, да смотри без самодеятельности — строго по тексту! Наизусть выучишь или читать по бумажке станешь?
— За кого ты меня принимаешь?! Я два года здесь ошиваюсь, так что на их мове балакаю лучше, чем на неродном русском!
— Но-но, ты не очень-то!
— Да ладно ты! Все будет тип-топ. В смысле — зер гут!
Как бы он не напорол чего... Впрочем — вряд ли — парень развитой, артистичный, держится хорошо, если с ним порепетировать и заставить как следует выучить роль — справится. За немца его, конечно, не примут, но за немца и не надо.
Он еще раз оглядел нанятого на роль статиста.
Правда, видок...
— Ты приоденься — а то выглядишь как оборванец.
— На что? Я без копья!
Вот ведь жлоб...
— Сколько тебе надо?
— Штуку!
— Да ты что, за штуку здесь можно десяток таких как ты, хлопцев упаковать!
— Так ведь ты сам сказал, что надо выглядеть убедительно. А это штука — никак не меньше!
— Ладно, уговорил — держи. Пятьсот.
Первый статист подобран.
Он сделает свое дело, после чего убудет на Украину. Где, даже имея его фоторобот или даже фотопортрет, найти его будет невозможно. Но даже если найти — хрен он кому и что расскажет, а наплетет какие-нибудь враки! Но даже если предположить невозможное, предположить, что вдруг расскажет, то найти по его описанию нанявшего его человека будет затруднительно, так как тот был сам на себя не похож, а черт знает на кого!..
И нить оборвется... Между заказчиком и исполнителем. Потому что среднее звено убудет — уже убыло — в неизвестном направлении, в самостийную, где сам черт ногу сломит, не то что немецкие полицаи, Украину!
— Ну что — все понял?
— Кажись, все!
— Тогда держи билет на самолет.
Который улетает через час после встречи.
С тем чтобы все последующие события произошли, уже когда он будет на Украине.
— А че так сразу? С такими-то «бабками» я готов здесь задержаться. Может, тебе еще чем помочь надо — так я без проблем, я — зараз!
— Кончай базар! Улетишь по этому билету! Пулей! А нет — пеняй на себя!
— Да улечу я — улечу!.. Чего ты завелся, в самом деле?! Что я, без башки совсем — не понимаю? Мне моя шкура дорога, и лишние дырки в ней ни к чему! Хватит тех, что есть!
И вдруг, понизив голос, перешел на заговорщический тон:
— Слушай, а что там, в натуре, будет — наркота?
Похоже, он принял его за наркобарона.
И хорошо, что принял, — больше бояться будет.
— Я же сказал — торт. Просто торт. Который твой новый приятель купит в ближайшем супермаркете! А ты за ним присмотришь.
А я... за тобой. Потому что в таком деле полагаться ни на кого нельзя! А лучше контролировать каждый его шаги каждое сказанное слово. Что не так уж трудно, если пришпилить к ним к обоим по «жучку». И слушать, что они меж собой говорят.
Так что?
...Я ее десять лет поздравляю — каждый год, во что бы то ни стало, день в день — это традиция, которую я не хочу, не могу прервать....
Хорошо говорит, строго по роли и довольно убедительно. Талантливый парнишка. И честно отрабатывает свои пять штук.
А тот — другой?
Ну я не знаю... Разве только чтобы не травмировать вашу приятельницу...
Ясное дело — три сотни на дороге не валяются!
Ну вот и все — кажется, договорились. Теперь один отправится по указанному адресу, а другой — в аэропорт, где скоро будет объявлена регистрация на его рейс.
Торт будет доставлен адресату.
Адресат от него станет отказываться. Причем весьма энергично, с помощью толпы вооруженных немецких спецназовцев...
И все станет более-менее понятно — кто есть, как любил говорить последний советский президент, здесь ху!
И никаких уже сомнений!
«Объект» находится на месте, и находится под пристальным надзором и круглосуточной охраной. Наблюдение за ним и за подходами ведется из домов, расположенных напротив, при этом одна бригада действует довольно топорно, а вот другая — выше всяких похвал. Та, другая, бригада сидит тихо, как мышка в норке. Причем дохлая!
И есть не только они — есть еще охрана в соседних с «объектом» квартирах, есть филеры и автобус, набитый немецким спецназом!
Однако!.. Как его охраняют — как канцлера!
И как ценят!..
Что даже как-то напрягает, потому что не такая уж он шишка — так, рядовой предатель Родины. Отчего ж ему такой почет?
Надо подумать... Но только не теперь, потому что теперь некогда — теперь надо делать ноги! Пока не началась облава... Потому что непременно начнется! В этом деле немцы мастаки — насобачились во время последней войны.
Он быстро собрал свои вещички, которые надлежало утопить где-нибудь в ближайшем пруду или закопать в укромном месте, обсыпав порошком, отбивающим собачий нюх.
Он собрал вещички и уже собирался тронуться в дорогу...
Когда сзади тихо, не скрипнув, приоткрылась дверь, ведущая на чердак. И чьи-то ноги в ботинках на бесшумной, в которой хоть скачи — все равно не услышишь, микропоре шагнули внутрь...
Хоть все же не удержался — спросил:
— Слушай, а зачем тебе это нужно?
— А тебя колышет? Надо, и все!
Или, может быть, ты согласишься отнести тот торт сам? За триста евро. Вместо пяти штук за «базар» с тем, кто понесет торт за триста?
Ну что — согласен?
— Не-а!.. Пять штук больше трех сотен.
— Ну, значит, по рукам?
— Ага...
Так быстро договориться можно было только с соотечественником. Иностранцы потребовали бы присутствия своего адвоката. Да еще, чего доброго, капнули бы в полицию.
Наши в полицию не капают — не дождешься. Особенно когда получили пять тысяч, которые у них могут отнять, если они, сдуру проявив гражданскую сознательность, сами на себя заявят!
Ага — счас, разбежались!..
— Подойдешь к человеку, скажешь, что я велел, да смотри без самодеятельности — строго по тексту! Наизусть выучишь или читать по бумажке станешь?
— За кого ты меня принимаешь?! Я два года здесь ошиваюсь, так что на их мове балакаю лучше, чем на неродном русском!
— Но-но, ты не очень-то!
— Да ладно ты! Все будет тип-топ. В смысле — зер гут!
Как бы он не напорол чего... Впрочем — вряд ли — парень развитой, артистичный, держится хорошо, если с ним порепетировать и заставить как следует выучить роль — справится. За немца его, конечно, не примут, но за немца и не надо.
Он еще раз оглядел нанятого на роль статиста.
Правда, видок...
— Ты приоденься — а то выглядишь как оборванец.
— На что? Я без копья!
Вот ведь жлоб...
— Сколько тебе надо?
— Штуку!
— Да ты что, за штуку здесь можно десяток таких как ты, хлопцев упаковать!
— Так ведь ты сам сказал, что надо выглядеть убедительно. А это штука — никак не меньше!
— Ладно, уговорил — держи. Пятьсот.
Первый статист подобран.
Он сделает свое дело, после чего убудет на Украину. Где, даже имея его фоторобот или даже фотопортрет, найти его будет невозможно. Но даже если найти — хрен он кому и что расскажет, а наплетет какие-нибудь враки! Но даже если предположить невозможное, предположить, что вдруг расскажет, то найти по его описанию нанявшего его человека будет затруднительно, так как тот был сам на себя не похож, а черт знает на кого!..
И нить оборвется... Между заказчиком и исполнителем. Потому что среднее звено убудет — уже убыло — в неизвестном направлении, в самостийную, где сам черт ногу сломит, не то что немецкие полицаи, Украину!
— Ну что — все понял?
— Кажись, все!
— Тогда держи билет на самолет.
Который улетает через час после встречи.
С тем чтобы все последующие события произошли, уже когда он будет на Украине.
— А че так сразу? С такими-то «бабками» я готов здесь задержаться. Может, тебе еще чем помочь надо — так я без проблем, я — зараз!
— Кончай базар! Улетишь по этому билету! Пулей! А нет — пеняй на себя!
— Да улечу я — улечу!.. Чего ты завелся, в самом деле?! Что я, без башки совсем — не понимаю? Мне моя шкура дорога, и лишние дырки в ней ни к чему! Хватит тех, что есть!
И вдруг, понизив голос, перешел на заговорщический тон:
— Слушай, а что там, в натуре, будет — наркота?
Похоже, он принял его за наркобарона.
И хорошо, что принял, — больше бояться будет.
— Я же сказал — торт. Просто торт. Который твой новый приятель купит в ближайшем супермаркете! А ты за ним присмотришь.
А я... за тобой. Потому что в таком деле полагаться ни на кого нельзя! А лучше контролировать каждый его шаги каждое сказанное слово. Что не так уж трудно, если пришпилить к ним к обоим по «жучку». И слушать, что они меж собой говорят.
Так что?
...Я ее десять лет поздравляю — каждый год, во что бы то ни стало, день в день — это традиция, которую я не хочу, не могу прервать....
Хорошо говорит, строго по роли и довольно убедительно. Талантливый парнишка. И честно отрабатывает свои пять штук.
А тот — другой?
Ну я не знаю... Разве только чтобы не травмировать вашу приятельницу...
Ясное дело — три сотни на дороге не валяются!
Ну вот и все — кажется, договорились. Теперь один отправится по указанному адресу, а другой — в аэропорт, где скоро будет объявлена регистрация на его рейс.
Торт будет доставлен адресату.
Адресат от него станет отказываться. Причем весьма энергично, с помощью толпы вооруженных немецких спецназовцев...
И все станет более-менее понятно — кто есть, как любил говорить последний советский президент, здесь ху!
И никаких уже сомнений!
«Объект» находится на месте, и находится под пристальным надзором и круглосуточной охраной. Наблюдение за ним и за подходами ведется из домов, расположенных напротив, при этом одна бригада действует довольно топорно, а вот другая — выше всяких похвал. Та, другая, бригада сидит тихо, как мышка в норке. Причем дохлая!
И есть не только они — есть еще охрана в соседних с «объектом» квартирах, есть филеры и автобус, набитый немецким спецназом!
Однако!.. Как его охраняют — как канцлера!
И как ценят!..
Что даже как-то напрягает, потому что не такая уж он шишка — так, рядовой предатель Родины. Отчего ж ему такой почет?
Надо подумать... Но только не теперь, потому что теперь некогда — теперь надо делать ноги! Пока не началась облава... Потому что непременно начнется! В этом деле немцы мастаки — насобачились во время последней войны.
Он быстро собрал свои вещички, которые надлежало утопить где-нибудь в ближайшем пруду или закопать в укромном месте, обсыпав порошком, отбивающим собачий нюх.
Он собрал вещички и уже собирался тронуться в дорогу...
Когда сзади тихо, не скрипнув, приоткрылась дверь, ведущая на чердак. И чьи-то ноги в ботинках на бесшумной, в которой хоть скачи — все равно не услышишь, микропоре шагнули внутрь...
Глава 32
— Черт подери, но это же не он!
— Как не он?!
— Так — не он!.. Это кто-то совсем другой, хотя примерно его роста и комплекции! Хотя — похож!
Да ты сам погляди!
Крутнули назад видеозапись.
И еще раз.
И еще, стопоря изображение на отдельных кадрах.
— Ну что — убедился?
На мониторе точно был не он! И по улице шел — не он, и в подъезд заходил — не он, и из подъезда выводили — тоже не его!
Другого!
Очень похожего на него. Но — не его!
— Но как же так?! Этого же не может быть!
— Значит — может!
Потому что в жизни может быть все что угодно!..
Если это кому-то угодно!..
— Как не он?!
— Так — не он!.. Это кто-то совсем другой, хотя примерно его роста и комплекции! Хотя — похож!
Да ты сам погляди!
Крутнули назад видеозапись.
И еще раз.
И еще, стопоря изображение на отдельных кадрах.
— Ну что — убедился?
На мониторе точно был не он! И по улице шел — не он, и в подъезд заходил — не он, и из подъезда выводили — тоже не его!
Другого!
Очень похожего на него. Но — не его!
— Но как же так?! Этого же не может быть!
— Значит — может!
Потому что в жизни может быть все что угодно!..
Если это кому-то угодно!..
Глава 33
Дверь бесшумно раскрылась и так же бесшумно закрылась.
Потому как эти двери были немецкие. И петли — немецкие. Которые никогда не скрипят! И подошвы — на микропоре, чтобы не скользить и не топать...
Вот они и не топали!..
Дверь открылась и закрылась.
И что-то сразу изменилось! Что-то такое произошло... Что-то — что нельзя было увидеть, услышать и унюхать. Потому что не было никаких звуков и никаких запахов!..
А что же было?..
Был сквозняк! Да, верно, потянуло легким сквозняком, который до того не ощущался! Значит, где-то, возможно, открыли дверь!
Неужели они так быстро во всем разобрались? И пришли? За ним?..
Неужели он опоздал?!
— Где же ключ-то? Куда он, проклятый, подевался? — громко сказал кто-то, возясь в темноте.
Ключ не находился.
Чьи-то руки зашлепали, заскребли по стене — кто-то искал в темноте выключатель. Который долго искать не пришлось, потому что тот, кто его искал, сюда, может быть, тысячу раз поднимался и действовал хоть и на ощупь, но вполне уверенно.
Ну где он там — он же тут должен быть.
Ах — вот же он!
Щелкнул выключатель, отчего разом вспыхнули все закрепленные под коньком крыши лампочки. Довольно тусклые, но показавшиеся ослепительными!
Этого еще не хватало! Кого сюда черт принес?
Черт принес — фрау Шульц. Ту, что жила на третьем этаже. В самый неподходящий момент принес — ни раньше ни позже!
Фрау Шульц, вздыхая и охая, прошаркала вдоль стены и остановилась против своей клетушки.
Против той самой клетушки!
Против — его клетушки!
Вот ведь невезение! И надо было ей вернуться именно в этот день, ни раньше ни позже, а вернувшись, вместо того чтобы лечь себе спать, потащиться зачем-то на чердак!
Она вставила ключ в замок и стала проворачивать его.
Ключ не проворачивался, потому что в замочную скважину заботливой рукой была всунута спичка.
Но чертова старуха нашла-таки выход — она стала трясти и дергать дверь, налегая на нее всем своим тщедушным телом. Видно, она не раз забывала ключи и открывала дверь таким вот варварским образом.
Она трясла дверь, отчего шурупы выскочили из древесины и щеколда открылась.
Удовлетворенная фрау Шульц вошла в пределы своей сокровищницы, где чуть не со времен еще войны сваливала разные шмотки. Такой у нее был пунктик.
Она втащила в клетушку сумку с какими-то тряпками и стала пристраивать их к куче мусора.
— О-ох! — пыхтела она, разгребая слежавшееся барахло, чтобы впихнуть туда новое.
А это-то откуда?.. Мужской ботинок... Вроде она не хранила никаких ботинок... Зачем ей мужские ботинки? Тем более один. Ладно бы женские...
И фрау Шульц, встав на колени, стала дергать ботинок, чтобы вытянуть его и выбросить в мусор. Но ботинок настолько крепко засел, что никак ей не поддавался.
— Ах ты боже ты мой! Чем же он там зацепился?..
Фрау Шульц дернула изо всех сил, и ботинок, наконец, выскочил, открыв... ногу... Голую. Которая медленно втянулась в гору вещей, исчезнув.
— Ой! — тихо сказала фрау Шульц, испуганно оглянувшись.
Кажется, она видела ногу... Живую!.. Которая была, а теперь — нет!
Она стояла в нерешительности, держа в руках ботинок и боясь шевельнуться.
— По-мо-гит-те! — тихим шепотом крикнула она, отступив на шаг.
И, ускоряясь, побежала назад, к лестнице.
Проклятая старуха, чуть ногу всю не вывернула! Ботинок вот сняла и носок с ним! А теперь — шум поднимет!
— Привидение! — дурным голосом вопила старуха. — Живое!
Хотя, если живое, то тогда какое привидение?!..
Вот так всегда и бывает — строишь планы в расчете на хитроумных врагов, а появляется нежданная старуха, которую ты ни сном ни духом! И все — насмарку!
— Спасите! — доносились из подъезда крики.
Теперь нужно было успевать поворачиваться!
Груда мусора зашевелилась, рассыпалась, и из нее вылез человек. В одном ботинке. Но с сумкой, полной шпионской техники.
Куда теперь?
Путь назад был отрезан — полоумной старухой.
Догонять ее и стучать по темечку? А ну как она не выдержит удара и отдаст богу душу, что — след, да еще какой!
Нет — туда нельзя!
Человек метнулся к слуховому окну, выполз через него наружу. Крыша была островерхая и скользкая. Не свалиться бы!..
Кое-как добрался до края. Выглянул.
Никаких зацепок! Только если по балконам!..
Может быть... Теперь все побегут к дверям... Значит, есть шанс.
Другого пути нет.
Он ухватился за карниз, повис на вытянутых руках, раскачавшись маятником, прыгнул вперед. Приземлился практически бесшумно на лоджию верхнего этажа.
Слава богу, что в Германии не принято их стеклить!
Присел, прислушался.
Вроде тихо.
Перекинул ногу через перила, глянул вниз, вновь повис на руках, дотянувшись ногами и встав на перила нижнего этажа.
С четвертого — на третий.
С третьего — на второй.
Со второго — на первый.
Спрыгнул на газон, побежал по нему к ближайшим кустам живой изгороди, нырнул в них с ходу, пролез через какие-то колючки, обдирая одежду.
Все... Вырвался!.. Ушел!..
И верно — ушел.
Хоть сам не ведал чему благодаря. Вернее, кому!
Фрау Шульц благодаря, что спугнула его с насиженного места, выгнав на крышу. Очень вовремя.
А задержись он чуток да пойди через подъезд — пропал бы!.. В общем, как говорится, — не было бы счастья, да несчастье в лице зловредной фрау Шульц помогло!..
А теперь — ищи ветра в поле. Теперь-то уж он не вернется!..
Потому как эти двери были немецкие. И петли — немецкие. Которые никогда не скрипят! И подошвы — на микропоре, чтобы не скользить и не топать...
Вот они и не топали!..
Дверь открылась и закрылась.
И что-то сразу изменилось! Что-то такое произошло... Что-то — что нельзя было увидеть, услышать и унюхать. Потому что не было никаких звуков и никаких запахов!..
А что же было?..
Был сквозняк! Да, верно, потянуло легким сквозняком, который до того не ощущался! Значит, где-то, возможно, открыли дверь!
Неужели они так быстро во всем разобрались? И пришли? За ним?..
Неужели он опоздал?!
— Где же ключ-то? Куда он, проклятый, подевался? — громко сказал кто-то, возясь в темноте.
Ключ не находился.
Чьи-то руки зашлепали, заскребли по стене — кто-то искал в темноте выключатель. Который долго искать не пришлось, потому что тот, кто его искал, сюда, может быть, тысячу раз поднимался и действовал хоть и на ощупь, но вполне уверенно.
Ну где он там — он же тут должен быть.
Ах — вот же он!
Щелкнул выключатель, отчего разом вспыхнули все закрепленные под коньком крыши лампочки. Довольно тусклые, но показавшиеся ослепительными!
Этого еще не хватало! Кого сюда черт принес?
Черт принес — фрау Шульц. Ту, что жила на третьем этаже. В самый неподходящий момент принес — ни раньше ни позже!
Фрау Шульц, вздыхая и охая, прошаркала вдоль стены и остановилась против своей клетушки.
Против той самой клетушки!
Против — его клетушки!
Вот ведь невезение! И надо было ей вернуться именно в этот день, ни раньше ни позже, а вернувшись, вместо того чтобы лечь себе спать, потащиться зачем-то на чердак!
Она вставила ключ в замок и стала проворачивать его.
Ключ не проворачивался, потому что в замочную скважину заботливой рукой была всунута спичка.
Но чертова старуха нашла-таки выход — она стала трясти и дергать дверь, налегая на нее всем своим тщедушным телом. Видно, она не раз забывала ключи и открывала дверь таким вот варварским образом.
Она трясла дверь, отчего шурупы выскочили из древесины и щеколда открылась.
Удовлетворенная фрау Шульц вошла в пределы своей сокровищницы, где чуть не со времен еще войны сваливала разные шмотки. Такой у нее был пунктик.
Она втащила в клетушку сумку с какими-то тряпками и стала пристраивать их к куче мусора.
— О-ох! — пыхтела она, разгребая слежавшееся барахло, чтобы впихнуть туда новое.
А это-то откуда?.. Мужской ботинок... Вроде она не хранила никаких ботинок... Зачем ей мужские ботинки? Тем более один. Ладно бы женские...
И фрау Шульц, встав на колени, стала дергать ботинок, чтобы вытянуть его и выбросить в мусор. Но ботинок настолько крепко засел, что никак ей не поддавался.
— Ах ты боже ты мой! Чем же он там зацепился?..
Фрау Шульц дернула изо всех сил, и ботинок, наконец, выскочил, открыв... ногу... Голую. Которая медленно втянулась в гору вещей, исчезнув.
— Ой! — тихо сказала фрау Шульц, испуганно оглянувшись.
Кажется, она видела ногу... Живую!.. Которая была, а теперь — нет!
Она стояла в нерешительности, держа в руках ботинок и боясь шевельнуться.
— По-мо-гит-те! — тихим шепотом крикнула она, отступив на шаг.
И, ускоряясь, побежала назад, к лестнице.
Проклятая старуха, чуть ногу всю не вывернула! Ботинок вот сняла и носок с ним! А теперь — шум поднимет!
— Привидение! — дурным голосом вопила старуха. — Живое!
Хотя, если живое, то тогда какое привидение?!..
Вот так всегда и бывает — строишь планы в расчете на хитроумных врагов, а появляется нежданная старуха, которую ты ни сном ни духом! И все — насмарку!
— Спасите! — доносились из подъезда крики.
Теперь нужно было успевать поворачиваться!
Груда мусора зашевелилась, рассыпалась, и из нее вылез человек. В одном ботинке. Но с сумкой, полной шпионской техники.
Куда теперь?
Путь назад был отрезан — полоумной старухой.
Догонять ее и стучать по темечку? А ну как она не выдержит удара и отдаст богу душу, что — след, да еще какой!
Нет — туда нельзя!
Человек метнулся к слуховому окну, выполз через него наружу. Крыша была островерхая и скользкая. Не свалиться бы!..
Кое-как добрался до края. Выглянул.
Никаких зацепок! Только если по балконам!..
Может быть... Теперь все побегут к дверям... Значит, есть шанс.
Другого пути нет.
Он ухватился за карниз, повис на вытянутых руках, раскачавшись маятником, прыгнул вперед. Приземлился практически бесшумно на лоджию верхнего этажа.
Слава богу, что в Германии не принято их стеклить!
Присел, прислушался.
Вроде тихо.
Перекинул ногу через перила, глянул вниз, вновь повис на руках, дотянувшись ногами и встав на перила нижнего этажа.
С четвертого — на третий.
С третьего — на второй.
Со второго — на первый.
Спрыгнул на газон, побежал по нему к ближайшим кустам живой изгороди, нырнул в них с ходу, пролез через какие-то колючки, обдирая одежду.
Все... Вырвался!.. Ушел!..
И верно — ушел.
Хоть сам не ведал чему благодаря. Вернее, кому!
Фрау Шульц благодаря, что спугнула его с насиженного места, выгнав на крышу. Очень вовремя.
А задержись он чуток да пойди через подъезд — пропал бы!.. В общем, как говорится, — не было бы счастья, да несчастье в лице зловредной фрау Шульц помогло!..
А теперь — ищи ветра в поле. Теперь-то уж он не вернется!..
Глава 34
— А я говорю — он вернется! — убеждал своих немецких покровителей полковник Городец. — Как пить дать — вернется!
— Кому дать? Ему?.. И из-за этого вернется? Чтобы выпить?!
— Да не из-за этого, а из-за меня! Это выражение такое русское про пить... Поговорка. Фольклор по-вашему. Из-за меня он вернется — чтобы меня прикончить!
— Но, найн, это невозможно! — дружно закачали головами немцы. — Он уже был и не придет в цвай раз. Он — найн кретин!
— Это вам так кажется, что найн, — проворчал полковник Городец. — А я наших лучше знаю! Если он меня теперь не ухлопает — с него начальство семь шкур спустит! Коли послали — придет! Обязательно придет!
Как миленький!
— Если он придет снова, мы схватим его и посадим в тюрьму! — заверили изменника Родины немцы.
— Вы?!. Вы уже пытались! Уже хватали... Ну и где он?
— Мы не знаем. Пока — не знаем.
— То-то и оно!
Он же сделал вас как... как последних лохов!
— Как это понять? Что есть такое «лох»? — вновь не поняли полковника его покровители.
— Лох — это синоним немца, — мстительно сказал Городец. — Это типа — безмозглый фраер! Вроде... Вроде вас!
Ферштейн?
Нет, похоже — найн... Что русскому очевидно, того немцу не понять! Ну как им, дуракам набитым, объяснить, что нашему диверсанту «стружка» на ковре у вышестоящего командования будет пострашнее немецкой со всеми удобствами тюрьмы? Ну схватят его здесь, ну посадят в камеру с телевизором, Интернетом, кондиционером и четырехразовым диетическим питанием. Ах как страшно-то!..
Вот кабы его не сажать, а ставить... к стенке... тогда.
Может быть, он и не решился на вторую попытку.
Атак...
— Вы хотя бы людей сюда побольше нагоните, — посоветовал полковник Городец.
— Я-я... Мы обязательно выделим новых охранников, — пообещали ему. — Вы можете быть совершенно спокойны — мы будем продолжать охранять вашу жизнь!
Хотя вряд ли бы выполнили свое обещание, если бы не одно странное происшествие. С ботинком. Который фрау Шульц притащила в полицию, утверждая, что сняла его с ноги привидения, которое после растворилось в воздухе.
— И что вы от нас хотите? — спросили полицейские.
— Чтобы вы оградили меня от потусторонних сил! — торжественно заявила фрау Шульц. — Во времена моей молодости никаких привидений в домах не водилось!
Это в те времена, когда за порядок отвечало гестапо? Ну еще бы, какому привидению охота с уютного чердака переселяться в концентрационный лагерь?
Беспокойную фрау заверили, что привлекут привидение к ответственности, зафиксировав ее заявление в журнале учета. Так, благодаря бдительности рядовых граждан и немецкой бюрократии случай с привидением стал известен контрразведчикам, отслеживавшим все имевшие место в районе происшествия.
— Какой-какой ботинок?..
— Правый, мужской, сорок третьего размера.
Потерпевшая утверждает, что сняла его с ноги.
— Хм... Вот что — допросите ее и осмотрите место.
Фрау Шульц допросили и поднялись с ней на чердак в ее клетушку.
— Где он был?
— Вот здесь.
Криминалисты стали разгребать гору вещей, раскладывая весь встретившийся мелкий сор по специальным пластиковым пакетикам и колбам. Нашли волосы куски грязи, крошки шоколада. И еще нашли разобранную и наспех поставленную на место черепицу.
— Вот отсюда он и вел наблюдение. К сожалению — не за объектом, а за домами, что стояли против его дома. И так смог выявить слежку.
— Кому дать? Ему?.. И из-за этого вернется? Чтобы выпить?!
— Да не из-за этого, а из-за меня! Это выражение такое русское про пить... Поговорка. Фольклор по-вашему. Из-за меня он вернется — чтобы меня прикончить!
— Но, найн, это невозможно! — дружно закачали головами немцы. — Он уже был и не придет в цвай раз. Он — найн кретин!
— Это вам так кажется, что найн, — проворчал полковник Городец. — А я наших лучше знаю! Если он меня теперь не ухлопает — с него начальство семь шкур спустит! Коли послали — придет! Обязательно придет!
Как миленький!
— Если он придет снова, мы схватим его и посадим в тюрьму! — заверили изменника Родины немцы.
— Вы?!. Вы уже пытались! Уже хватали... Ну и где он?
— Мы не знаем. Пока — не знаем.
— То-то и оно!
Он же сделал вас как... как последних лохов!
— Как это понять? Что есть такое «лох»? — вновь не поняли полковника его покровители.
— Лох — это синоним немца, — мстительно сказал Городец. — Это типа — безмозглый фраер! Вроде... Вроде вас!
Ферштейн?
Нет, похоже — найн... Что русскому очевидно, того немцу не понять! Ну как им, дуракам набитым, объяснить, что нашему диверсанту «стружка» на ковре у вышестоящего командования будет пострашнее немецкой со всеми удобствами тюрьмы? Ну схватят его здесь, ну посадят в камеру с телевизором, Интернетом, кондиционером и четырехразовым диетическим питанием. Ах как страшно-то!..
Вот кабы его не сажать, а ставить... к стенке... тогда.
Может быть, он и не решился на вторую попытку.
Атак...
— Вы хотя бы людей сюда побольше нагоните, — посоветовал полковник Городец.
— Я-я... Мы обязательно выделим новых охранников, — пообещали ему. — Вы можете быть совершенно спокойны — мы будем продолжать охранять вашу жизнь!
Хотя вряд ли бы выполнили свое обещание, если бы не одно странное происшествие. С ботинком. Который фрау Шульц притащила в полицию, утверждая, что сняла его с ноги привидения, которое после растворилось в воздухе.
— И что вы от нас хотите? — спросили полицейские.
— Чтобы вы оградили меня от потусторонних сил! — торжественно заявила фрау Шульц. — Во времена моей молодости никаких привидений в домах не водилось!
Это в те времена, когда за порядок отвечало гестапо? Ну еще бы, какому привидению охота с уютного чердака переселяться в концентрационный лагерь?
Беспокойную фрау заверили, что привлекут привидение к ответственности, зафиксировав ее заявление в журнале учета. Так, благодаря бдительности рядовых граждан и немецкой бюрократии случай с привидением стал известен контрразведчикам, отслеживавшим все имевшие место в районе происшествия.
— Какой-какой ботинок?..
— Правый, мужской, сорок третьего размера.
Потерпевшая утверждает, что сняла его с ноги.
— Хм... Вот что — допросите ее и осмотрите место.
Фрау Шульц допросили и поднялись с ней на чердак в ее клетушку.
— Где он был?
— Вот здесь.
Криминалисты стали разгребать гору вещей, раскладывая весь встретившийся мелкий сор по специальным пластиковым пакетикам и колбам. Нашли волосы куски грязи, крошки шоколада. И еще нашли разобранную и наспех поставленную на место черепицу.
— Вот отсюда он и вел наблюдение. К сожалению — не за объектом, а за домами, что стояли против его дома. И так смог выявить слежку.