Трех дней не прошло, как подходы к дому «объекта» были обложены «жучками» и «клопами».
Но техника техникой, а есть еще глаза. Которые будут надежней всякой электроники. Тем более если их вооружить сорокакратной цейсовской оптикой. Да забраться куда повыше. Например, на чердак...
Да не близко, а подальше...
А?..
Правда, есть одно неудобство — в Германии чердаки не те, что в России. В Германии они хуже не придумать, потому что все ухожены и поделены меж жильцами — в одной стороне белье на веревки развешивают, каждый — на своей, другая разгорожена на клетушки, где разная рухлядь хранится. Попробуй на таком чердаке укрыться.
Дома — милое дело — зарылся поглубже в шлак, залег, прикинувшись какой-нибудь ветошью, набросал сверху ломаной мебели или шифера и лежи сколь твоей душе угодно. Хоть год! Никто тебе не помешает, разве только пацаны дворовые или бомжи. Но они — не в счет. На них можно при случае и шикнуть...
А на этих не шикнешь — этих оберегает немецкая полиция с армией!
Ну и как тут быть?
Может, использовать чью-нибудь бесхозную клетушку? Но как узнать, что она бесхозная?..
Это как раз просто — нужно отследить окна. Ночью. Там, где свет не зажигается, — там никого нет. И, значит, в клетушке никто незваного гостя не потревожит.
Утром в подъезд вошел слесарь.
Ну или человек в униформе слесаря.
Он открыл замок отмычкой и не спеша, потому что спешка всегда привлекает внимание, поднялся на чердак.
Там было пусто и тихо, лишь пыль плавала в ярких солнечных лучах, падающих из слуховых окошек и перерезающих полумрак чердака.
Туда, где сушилось белье, он не пошел. Пошел налево.
Нашел нужную клетушку — с номером квартиры (слава немецкому порядку!), — легко открыл навесной замочек, зашел внутрь и закрыл его. Стараясь ничего не менять в порядке вещей, лишь чуть смещая их, он начал сооружать логово. Сдвинул несколько коробок, на них в качестве несущих балок положил старые горные лыжи, которые прикрыл другими коробками и чемоданом. Внутри образовалась небольшая, но где можно было улечься во весь рост, ниша. Туда он и забрался, задвинув вход старым телевизором и на всякий случай накрывшись каким-то старым одеялом.
Здесь ему предстояло провести день, а может, и не один!
Поэтому все свое он принес с собой — бутылку воды, резиновый мешок с завязкой, который мысленно обозвал «парашей», несколько плиток шоколада, который при максимальной калорийности дает минимальное количество «отходов».
Амбразуру в своем импровизированом доте он сделал, приподняв одну из черепиц так, чтобы образовалась небольшая, незаметная с земли щель. Против нее установил раскладной фотоштатив, на который поставил сорокакратную подзорную трубу. Против еще трех отверстий — веб-камеры, подсоединив их к ноутбуку. На голову нацепил наушники, которые принимали сигнал с микрофонов.
Ну что — все? Вроде — да... Жарковато, конечно, но тут уж ничего не попишешь — «кондишен» с собой на чердак не затащишь, придется терпеть!
Он припал глазом к окуляру подзорной трубы, поведя ею в стороны. Выдать себя предательскими бликами он не опасался, надев на объектив противосолнечную бленду.
Ну и что там видно?
Видна была стена противоположного дома. Нет, не того, где жил «объект», — совсем другого, стоящего против его дома. Потому что следить надлежало не за «объектом», а за подходами к его жилищу!
А как иначе? Это лишь дурак прет на рожон — умный действует подобно саперу, прежде обшаривая окружающую местность. По сантиметру. Дабы выявить возможные сюрпризы.
«Объект» что, его дело последнее, он как на ладони от него гадостей ждать не приходится, приходится от его охраны — явной и скрытой. Коли заранее их не вычислить, то в самый неподходящий момент они могут повылезти из своих нор и ударить в спину.
Ну так что — есть они или нет?..
Так сразу сказать невозможно, потому что телохранители — они ребята скромные и из своих убежищ лишний раз не высовываются. Увидеть их практически невозможно, но можно попробовать вычислить по косвенным признакам.
Например, по опущенным жалюзи и задернутым шторам.
Вон в той квартире...
И еще в той...
И той...
Все эти окошки надо взять под самое пристальное наблюдение. Люди редко живут с задернутыми наглухо окнами... А эти, кажется, живут...
Третий час наблюдения...
Жалюзи на одном из окон поползли вверх. В окне мелькнул силуэт молодой женщины. Совершенно обнаженной. Она быстро отшатнулась назад, в комнату, где мелькнул чей-то загорелый торс.
Ну-ка, ну-ка...
Два человека — мужчина и женщина — торопливо натягивали на себя одежду.
Ну тут все ясно — парочка занималась в послеобеденное время любовью, для чего и шторы задернули, враз задернули, значит, их любовь ворованная.
Если так, то скоро кто-то из них выйдет вон.
И точно — через несколько минут из подъезда вышел жгучий мужчина восточного типа, по всей видимости — турок. А белокурая, с внешностью стопроцентной арийки, дама прильнула к окну, быстро махнув ему.
Налицо был адюльтер. Причем межнациональный.
Еще через полчаса в подъезд вошел представительный немец, который скоро возник в том самом окне, где сбросил пиджак и поцеловал в щечку свою «гретхен».
Эх, дядя, знал бы ты, что здесь было с полчаса назад...
Эту квартиру можно вычеркивать. Филеры дам на конспиративные квартиры не таскают.
Что там в следующей?
Объектив подзорной трубы скользнул влево...
Жалюзи... Неподвижные...
Дальше...
Шторы...
Еще шторы...
Седьмой час наблюдения...
На экране ноутбука, на общем плане, идет человек. По улице.
Куда он идет?
Мимо идет...
Ну и пусть себе идет!
Одиннадцатый час...
Едет машина. Во двор не заворачивает, останавливается на улице. Из нее выбирается мужчина, серый, как мышка, и устремляется в подъезд. При этом машина его не ждет, а сразу уезжает.
Интересно.
Мужчина подходит к подъезду, открывает его своим ключом. Но что интересно, перед почтовым ящиком не останавливается, хотя, по идее, должен был, коли он жилец.
Вот его силуэт мелькает в узких окнах подъезда.
Второй этаж, третий...
Теперь — внимание!
Объектив подзорной трубы переместился с подъезда на зашторенные окна. Если он зайдет именно туда, то есть шанс, хоть и небольшой...
Ну?..
А ведь — точно!..
Чуть заметно дрогнули, качнулись жалюзи, будто сквознячком подуло, а ведь и подуло... Видно, кто-то открыл входную дверь, отчего по квартире загулял ветерок.
Открыл — закрыл, и вновь все замерло!
Ай-ай-ай!.. Недоработочка — им бы, как положено, при входе тамбур организовать, растянув перед дверью от потолкало пола полотнище плотной ткани — вошел, дверь за собой плотно затворил, после в полотнище молнию или липучку распустил и сквозь образовавшееся отверстие в комнату пролез. А они, видно, поленились. Вот и качнулись жалюзи!
У рыбаков это называется — поклевка!
Замерли жалюзи, но задернуты они неплотно, так, чтобы можно было смотреть на улицу через щели, самому оставаясь невидимым.
Неужели это они?..
Надо бы просмотреть запись.
На экране ноутбука появились та самая машина и тот самый мужчина. Дать увеличение...
Номер машины...
Теперь мужчина.
Фигура общим планом. Лицо в профиль...
А вот он оглянулся, открыв свое лицо. Фото — фас!
Сбросить изображение в специальную папку. Теперь, если он появится вновь, даже изменив внешность, его можно будет сравнить с прежним портретом.
Девятнадцатый час наблюдений...
Все то же окно. Темное. Но вдруг мелькнул по жалюзи луч света. Почти незаметный, если его не ждать.
И кто-то пошел по подъезду.
И вышел на улицу.
Ба, да это же старый знакомый.
Ну вот же — говорили же им, что нужен тамбур, который и от сквознячков, и от света!..
Теперь уж точно ясно, что никакая это не квартира, а НП, где засели филеры, отслеживающие подступы к квартире «объекта». Сидят себе — глядят, фиксируя всех, кто приближается к охраняемому жилищу.
Выходит — все?
Скорее всего — да! Не такого полета птица этот «объект», чтобы немцы раскошелились на вторую бригаду. Это же деньги, причем немаленькие — съем квартиры, оплата «коммуналки» — воды, света, телефона, отопления, шпионское оборудование, зарплата филерам, страховки, транспорт...
Нет, немцы жмоты — лишние деньги выбрасывать на ветер не станут. Все, что они хотели узнать, они сто раз уже узнали, и теперь перебежчик им без особой надобности. Удивительно, что они вообще сюда хоть кого-то послали!
Но теперь они не страшны: предупрежден — значит спасен. Под их объективы он теперь уж точно не подставится! Не дождутся!.. Хорошо, что он сразу на рожон не полез — а полез на чердак пятиэтажки! А ведь был соблазн, был — прийти, с ходу прорваться к «объекту» сделать дело и по-быстрому смотаться в аэропорт...
Вот бы и сунулся! И попал... И пропал!..
Ну зато теперь все ясно. Правда, остались еще окна... С задернутыми шторами. Где, скорее всего, хозяева просто в отъезде. Потому что во всяком доме минимум две-три квартиры всегда пустые. Это уж закон!
Но... все равно надо смотреть, для очистки совести. На всякий пожарный случай. Потому как случай в их жизни штука не случайная, а закономерная!
Надо смотреть! В оба!.. Еще хотя бы сутки.
А уж после!..
Теперь-то он спокоен. Теперь-то ему все ясно. С ними! Со всеми!..
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Но техника техникой, а есть еще глаза. Которые будут надежней всякой электроники. Тем более если их вооружить сорокакратной цейсовской оптикой. Да забраться куда повыше. Например, на чердак...
Да не близко, а подальше...
А?..
Правда, есть одно неудобство — в Германии чердаки не те, что в России. В Германии они хуже не придумать, потому что все ухожены и поделены меж жильцами — в одной стороне белье на веревки развешивают, каждый — на своей, другая разгорожена на клетушки, где разная рухлядь хранится. Попробуй на таком чердаке укрыться.
Дома — милое дело — зарылся поглубже в шлак, залег, прикинувшись какой-нибудь ветошью, набросал сверху ломаной мебели или шифера и лежи сколь твоей душе угодно. Хоть год! Никто тебе не помешает, разве только пацаны дворовые или бомжи. Но они — не в счет. На них можно при случае и шикнуть...
А на этих не шикнешь — этих оберегает немецкая полиция с армией!
Ну и как тут быть?
Может, использовать чью-нибудь бесхозную клетушку? Но как узнать, что она бесхозная?..
Это как раз просто — нужно отследить окна. Ночью. Там, где свет не зажигается, — там никого нет. И, значит, в клетушке никто незваного гостя не потревожит.
Утром в подъезд вошел слесарь.
Ну или человек в униформе слесаря.
Он открыл замок отмычкой и не спеша, потому что спешка всегда привлекает внимание, поднялся на чердак.
Там было пусто и тихо, лишь пыль плавала в ярких солнечных лучах, падающих из слуховых окошек и перерезающих полумрак чердака.
Туда, где сушилось белье, он не пошел. Пошел налево.
Нашел нужную клетушку — с номером квартиры (слава немецкому порядку!), — легко открыл навесной замочек, зашел внутрь и закрыл его. Стараясь ничего не менять в порядке вещей, лишь чуть смещая их, он начал сооружать логово. Сдвинул несколько коробок, на них в качестве несущих балок положил старые горные лыжи, которые прикрыл другими коробками и чемоданом. Внутри образовалась небольшая, но где можно было улечься во весь рост, ниша. Туда он и забрался, задвинув вход старым телевизором и на всякий случай накрывшись каким-то старым одеялом.
Здесь ему предстояло провести день, а может, и не один!
Поэтому все свое он принес с собой — бутылку воды, резиновый мешок с завязкой, который мысленно обозвал «парашей», несколько плиток шоколада, который при максимальной калорийности дает минимальное количество «отходов».
Амбразуру в своем импровизированом доте он сделал, приподняв одну из черепиц так, чтобы образовалась небольшая, незаметная с земли щель. Против нее установил раскладной фотоштатив, на который поставил сорокакратную подзорную трубу. Против еще трех отверстий — веб-камеры, подсоединив их к ноутбуку. На голову нацепил наушники, которые принимали сигнал с микрофонов.
Ну что — все? Вроде — да... Жарковато, конечно, но тут уж ничего не попишешь — «кондишен» с собой на чердак не затащишь, придется терпеть!
Он припал глазом к окуляру подзорной трубы, поведя ею в стороны. Выдать себя предательскими бликами он не опасался, надев на объектив противосолнечную бленду.
Ну и что там видно?
Видна была стена противоположного дома. Нет, не того, где жил «объект», — совсем другого, стоящего против его дома. Потому что следить надлежало не за «объектом», а за подходами к его жилищу!
А как иначе? Это лишь дурак прет на рожон — умный действует подобно саперу, прежде обшаривая окружающую местность. По сантиметру. Дабы выявить возможные сюрпризы.
«Объект» что, его дело последнее, он как на ладони от него гадостей ждать не приходится, приходится от его охраны — явной и скрытой. Коли заранее их не вычислить, то в самый неподходящий момент они могут повылезти из своих нор и ударить в спину.
Ну так что — есть они или нет?..
Так сразу сказать невозможно, потому что телохранители — они ребята скромные и из своих убежищ лишний раз не высовываются. Увидеть их практически невозможно, но можно попробовать вычислить по косвенным признакам.
Например, по опущенным жалюзи и задернутым шторам.
Вон в той квартире...
И еще в той...
И той...
Все эти окошки надо взять под самое пристальное наблюдение. Люди редко живут с задернутыми наглухо окнами... А эти, кажется, живут...
Третий час наблюдения...
Жалюзи на одном из окон поползли вверх. В окне мелькнул силуэт молодой женщины. Совершенно обнаженной. Она быстро отшатнулась назад, в комнату, где мелькнул чей-то загорелый торс.
Ну-ка, ну-ка...
Два человека — мужчина и женщина — торопливо натягивали на себя одежду.
Ну тут все ясно — парочка занималась в послеобеденное время любовью, для чего и шторы задернули, враз задернули, значит, их любовь ворованная.
Если так, то скоро кто-то из них выйдет вон.
И точно — через несколько минут из подъезда вышел жгучий мужчина восточного типа, по всей видимости — турок. А белокурая, с внешностью стопроцентной арийки, дама прильнула к окну, быстро махнув ему.
Налицо был адюльтер. Причем межнациональный.
Еще через полчаса в подъезд вошел представительный немец, который скоро возник в том самом окне, где сбросил пиджак и поцеловал в щечку свою «гретхен».
Эх, дядя, знал бы ты, что здесь было с полчаса назад...
Эту квартиру можно вычеркивать. Филеры дам на конспиративные квартиры не таскают.
Что там в следующей?
Объектив подзорной трубы скользнул влево...
Жалюзи... Неподвижные...
Дальше...
Шторы...
Еще шторы...
Седьмой час наблюдения...
На экране ноутбука, на общем плане, идет человек. По улице.
Куда он идет?
Мимо идет...
Ну и пусть себе идет!
Одиннадцатый час...
Едет машина. Во двор не заворачивает, останавливается на улице. Из нее выбирается мужчина, серый, как мышка, и устремляется в подъезд. При этом машина его не ждет, а сразу уезжает.
Интересно.
Мужчина подходит к подъезду, открывает его своим ключом. Но что интересно, перед почтовым ящиком не останавливается, хотя, по идее, должен был, коли он жилец.
Вот его силуэт мелькает в узких окнах подъезда.
Второй этаж, третий...
Теперь — внимание!
Объектив подзорной трубы переместился с подъезда на зашторенные окна. Если он зайдет именно туда, то есть шанс, хоть и небольшой...
Ну?..
А ведь — точно!..
Чуть заметно дрогнули, качнулись жалюзи, будто сквознячком подуло, а ведь и подуло... Видно, кто-то открыл входную дверь, отчего по квартире загулял ветерок.
Открыл — закрыл, и вновь все замерло!
Ай-ай-ай!.. Недоработочка — им бы, как положено, при входе тамбур организовать, растянув перед дверью от потолкало пола полотнище плотной ткани — вошел, дверь за собой плотно затворил, после в полотнище молнию или липучку распустил и сквозь образовавшееся отверстие в комнату пролез. А они, видно, поленились. Вот и качнулись жалюзи!
У рыбаков это называется — поклевка!
Замерли жалюзи, но задернуты они неплотно, так, чтобы можно было смотреть на улицу через щели, самому оставаясь невидимым.
Неужели это они?..
Надо бы просмотреть запись.
На экране ноутбука появились та самая машина и тот самый мужчина. Дать увеличение...
Номер машины...
Теперь мужчина.
Фигура общим планом. Лицо в профиль...
А вот он оглянулся, открыв свое лицо. Фото — фас!
Сбросить изображение в специальную папку. Теперь, если он появится вновь, даже изменив внешность, его можно будет сравнить с прежним портретом.
Девятнадцатый час наблюдений...
Все то же окно. Темное. Но вдруг мелькнул по жалюзи луч света. Почти незаметный, если его не ждать.
И кто-то пошел по подъезду.
И вышел на улицу.
Ба, да это же старый знакомый.
Ну вот же — говорили же им, что нужен тамбур, который и от сквознячков, и от света!..
Теперь уж точно ясно, что никакая это не квартира, а НП, где засели филеры, отслеживающие подступы к квартире «объекта». Сидят себе — глядят, фиксируя всех, кто приближается к охраняемому жилищу.
Выходит — все?
Скорее всего — да! Не такого полета птица этот «объект», чтобы немцы раскошелились на вторую бригаду. Это же деньги, причем немаленькие — съем квартиры, оплата «коммуналки» — воды, света, телефона, отопления, шпионское оборудование, зарплата филерам, страховки, транспорт...
Нет, немцы жмоты — лишние деньги выбрасывать на ветер не станут. Все, что они хотели узнать, они сто раз уже узнали, и теперь перебежчик им без особой надобности. Удивительно, что они вообще сюда хоть кого-то послали!
Но теперь они не страшны: предупрежден — значит спасен. Под их объективы он теперь уж точно не подставится! Не дождутся!.. Хорошо, что он сразу на рожон не полез — а полез на чердак пятиэтажки! А ведь был соблазн, был — прийти, с ходу прорваться к «объекту» сделать дело и по-быстрому смотаться в аэропорт...
Вот бы и сунулся! И попал... И пропал!..
Ну зато теперь все ясно. Правда, остались еще окна... С задернутыми шторами. Где, скорее всего, хозяева просто в отъезде. Потому что во всяком доме минимум две-три квартиры всегда пустые. Это уж закон!
Но... все равно надо смотреть, для очистки совести. На всякий пожарный случай. Потому как случай в их жизни штука не случайная, а закономерная!
Надо смотреть! В оба!.. Еще хотя бы сутки.
А уж после!..
Теперь-то он спокоен. Теперь-то ему все ясно. С ними! Со всеми!..
Глава 21
Тихо и темно.
Света нет. Телевизор не работает. Радиоприемник тоже. Лишь еле слышно урчит холодильник с вывернутой внутри лампочкой. Так что если его открыть — никакого света не будет и продукты придется искать на ощупь.
Поодаль стоит стол. На столе журнал. В журнале какие-то записи...
Число, время, против них проставлены росписи.
И еще журнал... Навроде бортового. С записями иного характера.
"16 часов 37 минут...
Визуальный контакт с Пришельцем. Пришелец прибыл на микроавтобусе, номерной знак... Был одет в форму работника немецких горэлектросетей (синий комбинезон на лямках, с соответствующими эмблемами). Находился возле объекта двадцать семь минут, сменив уличный фонарь на новый, после чего убыл..."
Ссылка на номер видеозаписи.
Роспись.
Все...
Света нет. Телевизор не работает. Радиоприемник тоже. Лишь еле слышно урчит холодильник с вывернутой внутри лампочкой. Так что если его открыть — никакого света не будет и продукты придется искать на ощупь.
Поодаль стоит стол. На столе журнал. В журнале какие-то записи...
Число, время, против них проставлены росписи.
И еще журнал... Навроде бортового. С записями иного характера.
"16 часов 37 минут...
Визуальный контакт с Пришельцем. Пришелец прибыл на микроавтобусе, номерной знак... Был одет в форму работника немецких горэлектросетей (синий комбинезон на лямках, с соответствующими эмблемами). Находился возле объекта двадцать семь минут, сменив уличный фонарь на новый, после чего убыл..."
Ссылка на номер видеозаписи.
Роспись.
Все...
Глава 22
Фотографии.
Одна...
Другая...
Третья...
Тридцать третья...
На фото люди — почти всегда мужчины средних лет.
Мужчина с зонтом...
Мужчина в джинсовом костюме...
Мужчина, выбирающийся из припаркованной машины...
Мужчина на велосипеде...
Мужчина в форме почтальона...
Электрика...
Мужчина в форме электрика карабкается по приставной лестнице на стену, держа в руке фонарь. Чего-то там ковыряется. Спускается...
— Кто это?
— По всей видимости, электрик.
— Я вижу, что электрик. Что он там делал?
— Сменил сломанный фонарь...
Но это было далеко от дома «объекта».
— Как далеко?
— За два квартала.
Это действительно далеко, но тем не менее...
— Вы справились относительно вызова в городских электросетях?
— Нет. Мы посчитали это излишним...
Человек вновь перебрал все фотографии, несколько отложив в сторонку.
— Больше всего меня интересуют вот эти люди. Сконцентрируйте на них свое внимание. И в первую очередь на этом вот электрике...
«Электрик» на фото приставлял к стене свою лестницу. А когда приставлял — чуть обернулся через плечо. Отчего лицо его угодило в объектив камеры.
Никакое лицо — зацепиться взгляду не за что. Скорее всего точно — электрик...
Но проведенная проверка быстро установила, что: никаких сигналов относительно ремонта фонаря в диспетчерском журнале городских электросетей зафиксировано не было, хаусмастер, отвечающий за обслуживание дома, ничего такого не замечал, а жильцы на отсутствие света во дворе не жаловались, отчего никто по указанному адресу для осуществления ремонта не выезжал.
Тем не менее электрик приезжал и фонарь сменил!
Хм...
Что касается микроавтобуса, то скоро стало известно, что он на место несуществующей аварии не посылался, а был угнан неизвестными злоумышленниками, которые спустя час бросили его на автомобильной стоянке перед супермаркетом. При этом криминалисты утверждали, что все ручки, поверхность руля, рукоять переключателя скоростей и приборная доска были кем-то тщательно вытерты.
Но и это было еще не все.
Службы, отвечавшие за техобеспечение операции, сформировали, что ими обнаружено присутствие в эфире сигналов неизвестных радиопередающих устройств, исходящих из квартиры «объекта» и работающих на следующих частотах... И испрашивали разрешение на досмотр жилища с целью обнаружения закладок, «жучков» и иных средств аудио— и визуального контроля.
Но разрешения не получили.
— Не надо ничего искать. Пусть все идет, как идет. Если мы начнем демонтировать микрофоны, «гость» все поймет и скроется, чего допустить никак нельзя. Поэтому ничего не предпринимайте! Решительно — ничего! Пусть все идет, как должно идти!
И обязательно предупредите нашего друга, чтобы он не высовывался и не болтал лишнего. И вообще вел себя адекватно...
И после секундного размышления добавил:
— Дайте заявку на проведение боевой операции.
Предупредите полицию и местные власти...
И готовьте группу захвата.
Мне кажется, она очень скоро понадобится...
Одна...
Другая...
Третья...
Тридцать третья...
На фото люди — почти всегда мужчины средних лет.
Мужчина с зонтом...
Мужчина в джинсовом костюме...
Мужчина, выбирающийся из припаркованной машины...
Мужчина на велосипеде...
Мужчина в форме почтальона...
Электрика...
Мужчина в форме электрика карабкается по приставной лестнице на стену, держа в руке фонарь. Чего-то там ковыряется. Спускается...
— Кто это?
— По всей видимости, электрик.
— Я вижу, что электрик. Что он там делал?
— Сменил сломанный фонарь...
Но это было далеко от дома «объекта».
— Как далеко?
— За два квартала.
Это действительно далеко, но тем не менее...
— Вы справились относительно вызова в городских электросетях?
— Нет. Мы посчитали это излишним...
Человек вновь перебрал все фотографии, несколько отложив в сторонку.
— Больше всего меня интересуют вот эти люди. Сконцентрируйте на них свое внимание. И в первую очередь на этом вот электрике...
«Электрик» на фото приставлял к стене свою лестницу. А когда приставлял — чуть обернулся через плечо. Отчего лицо его угодило в объектив камеры.
Никакое лицо — зацепиться взгляду не за что. Скорее всего точно — электрик...
Но проведенная проверка быстро установила, что: никаких сигналов относительно ремонта фонаря в диспетчерском журнале городских электросетей зафиксировано не было, хаусмастер, отвечающий за обслуживание дома, ничего такого не замечал, а жильцы на отсутствие света во дворе не жаловались, отчего никто по указанному адресу для осуществления ремонта не выезжал.
Тем не менее электрик приезжал и фонарь сменил!
Хм...
Что касается микроавтобуса, то скоро стало известно, что он на место несуществующей аварии не посылался, а был угнан неизвестными злоумышленниками, которые спустя час бросили его на автомобильной стоянке перед супермаркетом. При этом криминалисты утверждали, что все ручки, поверхность руля, рукоять переключателя скоростей и приборная доска были кем-то тщательно вытерты.
Но и это было еще не все.
Службы, отвечавшие за техобеспечение операции, сформировали, что ими обнаружено присутствие в эфире сигналов неизвестных радиопередающих устройств, исходящих из квартиры «объекта» и работающих на следующих частотах... И испрашивали разрешение на досмотр жилища с целью обнаружения закладок, «жучков» и иных средств аудио— и визуального контроля.
Но разрешения не получили.
— Не надо ничего искать. Пусть все идет, как идет. Если мы начнем демонтировать микрофоны, «гость» все поймет и скроется, чего допустить никак нельзя. Поэтому ничего не предпринимайте! Решительно — ничего! Пусть все идет, как должно идти!
И обязательно предупредите нашего друга, чтобы он не высовывался и не болтал лишнего. И вообще вел себя адекватно...
И после секундного размышления добавил:
— Дайте заявку на проведение боевой операции.
Предупредите полицию и местные власти...
И готовьте группу захвата.
Мне кажется, она очень скоро понадобится...
Глава 23
Объяснение было бурным.
Но при всем при том никто из собеседников не проронил ни единого слова! Потому что слово — не воробей, вылетит — и поминай как звали...
Пришедшее по электронной почте письмо было предельно вежливым.
«Guten Tag, Herr Baumgartman!» — прочитал половник Городец.
Если Herr Baumgartman, то, значит, ему. Он теперь тот самый, язык сломаешь, хер!
Ну и что они ему на этот раз пишут?
Немецкий полковник Городец знал так себе, понимать — понимал и даже с грехом пополам мог объясниться на околобытовые темы, а вот переводил с трудом. Всю свою жизнь — в школе, а после в военном училище и на спецкурсах — углубленно он изучал французский, отчего в прошлом своем ведомстве отвечал все больше за франкоговорящих врагов России. А вышло вон как — жить пришлось в Германии...
«...Искренне надеемся на ваше хорошее здоровье и хотим облегчить вашу жизнь»... — перевел он. Очень примерно.
Хотя в их заверения он не поверил — кабы искренне хотели облегчить, то написали бы не по-немецки, а по-русски! Но боши иных языков, даже международного английского, признавать не желают, рассылая все свои депеши исключительно на родном, на немецком!
Ну и зачем он им на этот раз понадобился?
«Дорогой друг...»
Ага, дорогой — держи карман шире! Не такой уж дорогой, если судить по выплачиваемому ему ежемесячному пособию. Если судить по нему, то от силы — шапочный знакомый...
«Хотим предупредить вас, что к вам прибыл гость»...
Что?.. Гость?..
Полковник перечел последнюю строку. И посуровел.
Да, верно, — гость! Вот почему они сообщаются с ним посредством электронной почты, вместо того чтобы позвонить, — опасаются прослушки! Неужели все так серьезно?
Что там еще?..
«Хотим заверить вас, что нами делается все необходимое для обеспечения вашей безопасности и покоя!..»
Полковник Городец со злостью хлопнул кулаком по столу. Так, что монитор подскочил.
Заверяют!.. Вот ведь идиоты непроходимые... как запор!.. Нет чтобы предупредить предметно, сообщить, откуда исходит угроза! Так нет, они его успокаивают, будто он дите малое, неразумное! Втемную с ним играют, в кошки-мышки!
Рассвирепевший полковник придвинул к себе клавиатуру и, с трудом находя на ней немецкие буквы, стал набивать текст:
«Guten Tag»!..
Я очень рад, что германские власти столь трепетно относятся к моему здоровью и озабочены моей безопасностью, но тем не менее я желал бы знать чуть больше, чем мне соизволили сообщить, так как, хочу напомнить, эта информация касается непосредственно меня и моей жизни и передоверять столь важное, на мой взгляд, дело кому-нибудь другому мне бы не хотелось!..
Примерно так хотел ответить полковник Городец. На что его запаса немецких слов не хватило. Эх... ему бы по-русски да с прибавкой крепких выражений, на которые столь богат родной язык! Тогда бы он им объяснил, тогда бы растолковал, что почем и кто такой есть полковник Городец!
...Пригласили, блин, на рыбалку червяка!.. Нацепили на крючок, подобно живцу, бросили в мутную воду и заставляют трепыхаться, даже не сообщая, на кого устроили рыбалку! Тоже, в бога душу мать, — партнерство называется: одни на берегу за удочку держатся, другие в реке бултыхаются, рискуя в любое мгновенье на чужой зубок попасть!
Счас он им, паразитам, отпишет!..
Но написал Herr Baumgartman коротко и сдержанно. Наверное, из-за неумения строить сложные фразеологизмы на плохо знакомом ему языке.
Поблагодарил своих немецких друзей за проявленную заботу и попросил дать дополнительную информацию, дабы он мог быть им более полезен.
Написал и отправил...
Но долго сидеть в бездействии не смог. Чуял он, что немцы не солгали, что враг где-то рядом, притаился, а он, как последний лох, ничего не может сделать! Совсем ничего!
Ну не умел полковник Городец ждать у моря погоды, потому что по натуре и всем занимаемым должностям был командиром, привыкшим командовать и брать ответственность на себя! Даже на самых первых ступенях военной карьеры, когда командиром разведгруппы в тыл условного противника в рейды ходил — и тогда он облечен был правом принятия решений, которым все безоговорочно подчинялись. Потому что иначе в разведке нельзя! Это лапотная пехота может позволить себе гнить в окопах, ожидая приказа вышестоящего начальника, а разведчик от начальства за тридевять земель, а то и вовсе под землей в глубоком схроне или под водой, по самые уши в болоте, — как ему тот приказ передать? Вот и выходит, что он сам себе голова и вышестоящий командир. Такие его права! Но и спрос с него немалый — по самому высшему пределу: ошибешься, дашь маху — не свои, так противник к стенке прислонит!
А эти его заверяют!.. Хоть сами, может быть, порох не нюхали, а все больше чернила!..
Эх... ему бы теперь в драку, пусть в последнюю, лишь бы не сидеть вот так, истуканом, от которого ни черта не зависит!..
Потомился полковник, да не выдержал — вскочил, забегал по квартире, километры нарезая, а после, в нарушение данных ему инструкций, подошел к окну, притиснулся и сбоку на самую малость отодвинул в сторону жалюзи. Глянул на улицу.
Ну и где он там, черт, притаился?
В той пятиэтажке?
Или в этой?
Или где-нибудь в автомобиле засел?
Или залег, бордюром прикинувшись, высматривает подходы, ищет лазейку в обороне, как на передовой. А ведь и найдет — наши ребята не чета Гансам, если прицепились, так просто не отстанут — пролезут, протиснутся, просочатся сквозь любые кордоны да явятся по его душу!
Насчет армий — кто посильнее будет — вопрос открытый, про то ответ только большая война дать может. За пехоту или танкистов он тоже зарекаться не станет, а вот разведка наша кому угодно сто очков вперед даст! Их «зеленые береты» против наших хлипче будут — день-другой в засаде поторчат и скисают, требуют себе свежей смены белья, горячего кофе, фрау с мамзелями под бочок и страховок с надбавками за антисанитарные условия. А наши в дерьме по самую маковку, не жрамши, не спамши, с одной флягой спирта на троих неделю вылежать могут, не шелохнувшись, собственной слюной питаясь. А после, как встанут, никому мало не покажется!
Если такой сюда пришел, свой пришел, то держись!
А другой и не мог: со своими — свои счеты сводят, дабы искупить вину и смыть пятно с мундира.
Его — смыть!
Не исключено, что это будет кто-то из его бывших однокашников или сослуживцев, или приятель, с которым они вместе на задания ходили, или лучший друг. Вполне вероятно, что — друг... Не потому, что он более виноват, чем остальные, что не разглядел подле себя перебежчика, а потому, что лучший друг знает его лучше других и, значит, сможет прогнозировать его реакции. Ему и карты в руки!..
Кто же это будет?
Может, Игорь...
Или Федор...
Или сосед по лестничной клетке и друг семьи Сашок...
Почему бы и нет — вполне вероятно... Когда он ушел, с них наверняка стружку от загривков до самой задницы спустили, так что на добрую встречу однополчан рассчитывать не приходится.
Что плохо!
Но и хорошо. Тем, что их действия он может предугадать, — чай, в одних академиях учились, в разведку вместе ходили, понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда... И тут уж не до дружбы. Тут уж — кто кого!
И где он теперь может быть?..
Глядит бывший полковник российской армии, бывший гражданин России Городец в окошко на милые немецкие пейзажи — на ухоженные газончики с вазончиками, на ровнехонько припаркованные машины, на аккуратно до тошноты подстриженные кустики, накрытые черепицей крыши и видит вовсе не их, а видит поле боя с минными полями, растяжками, проволочными заграждениями, секретами, засадами, настороженными на чужака световыми ракетами и сигнальными приборами. Ищет, пытается угадать, где, в какой ложбинке, за каким кустом затаился противник. Откуда тот глядит на него!..
Откуда?..
Может, с той вон крыши?
Или из того канализационного колодца?..
Чего же немцы ждут, отчего не прочесывают местность?.. Им бы сюда собак — их, немецких, натасканных на людей овчарок, да пройтись с ними по округе! Или население опросить! Или по точкам, откуда только его окна видны, мелкой гребенкой облавы пройтись... А они!..
Эх!..
И снова — э-эх!..
Развязали бы они ему руки, дали пару ребят посмышленей в подчинение да выпустили на оперативный простор — он бы вмиг это дело расщелкал! Так нет — не дают, и даже оружия не дают, ничего не дают — приманкой держат!..
Э-э-э-эх-х!!
Вновь хлопнул полковник кулаком по стене. Своим, пудовым, по их немецкой хлипкой стене, так что стекла оконные зазвенели и штукатурка посыпалась!...
И чего он так разнервничался?.. Уж не оттого ли, что пропустил приход врага, что ничего не заметил да и не поверил сперва, что понадобилась кому-то его никчемная, гроша ломаного не стоящая жизнь?
Он — не поверил, а немцы — поверили!
И не пропустили!..
Может — так!
Вот и психует полковник, крушит немецкие стены, что давят его с четырех сторон, будто тюремные своды. Только стены-то здесь при чем — разве стены в чем-нибудь виноваты?..
А кто виноват?
И что делать?..
С тем, кто виноват!..
Но при всем при том никто из собеседников не проронил ни единого слова! Потому что слово — не воробей, вылетит — и поминай как звали...
Пришедшее по электронной почте письмо было предельно вежливым.
«Guten Tag, Herr Baumgartman!» — прочитал половник Городец.
Если Herr Baumgartman, то, значит, ему. Он теперь тот самый, язык сломаешь, хер!
Ну и что они ему на этот раз пишут?
Немецкий полковник Городец знал так себе, понимать — понимал и даже с грехом пополам мог объясниться на околобытовые темы, а вот переводил с трудом. Всю свою жизнь — в школе, а после в военном училище и на спецкурсах — углубленно он изучал французский, отчего в прошлом своем ведомстве отвечал все больше за франкоговорящих врагов России. А вышло вон как — жить пришлось в Германии...
«...Искренне надеемся на ваше хорошее здоровье и хотим облегчить вашу жизнь»... — перевел он. Очень примерно.
Хотя в их заверения он не поверил — кабы искренне хотели облегчить, то написали бы не по-немецки, а по-русски! Но боши иных языков, даже международного английского, признавать не желают, рассылая все свои депеши исключительно на родном, на немецком!
Ну и зачем он им на этот раз понадобился?
«Дорогой друг...»
Ага, дорогой — держи карман шире! Не такой уж дорогой, если судить по выплачиваемому ему ежемесячному пособию. Если судить по нему, то от силы — шапочный знакомый...
«Хотим предупредить вас, что к вам прибыл гость»...
Что?.. Гость?..
Полковник перечел последнюю строку. И посуровел.
Да, верно, — гость! Вот почему они сообщаются с ним посредством электронной почты, вместо того чтобы позвонить, — опасаются прослушки! Неужели все так серьезно?
Что там еще?..
«Хотим заверить вас, что нами делается все необходимое для обеспечения вашей безопасности и покоя!..»
Полковник Городец со злостью хлопнул кулаком по столу. Так, что монитор подскочил.
Заверяют!.. Вот ведь идиоты непроходимые... как запор!.. Нет чтобы предупредить предметно, сообщить, откуда исходит угроза! Так нет, они его успокаивают, будто он дите малое, неразумное! Втемную с ним играют, в кошки-мышки!
Рассвирепевший полковник придвинул к себе клавиатуру и, с трудом находя на ней немецкие буквы, стал набивать текст:
«Guten Tag»!..
Я очень рад, что германские власти столь трепетно относятся к моему здоровью и озабочены моей безопасностью, но тем не менее я желал бы знать чуть больше, чем мне соизволили сообщить, так как, хочу напомнить, эта информация касается непосредственно меня и моей жизни и передоверять столь важное, на мой взгляд, дело кому-нибудь другому мне бы не хотелось!..
Примерно так хотел ответить полковник Городец. На что его запаса немецких слов не хватило. Эх... ему бы по-русски да с прибавкой крепких выражений, на которые столь богат родной язык! Тогда бы он им объяснил, тогда бы растолковал, что почем и кто такой есть полковник Городец!
...Пригласили, блин, на рыбалку червяка!.. Нацепили на крючок, подобно живцу, бросили в мутную воду и заставляют трепыхаться, даже не сообщая, на кого устроили рыбалку! Тоже, в бога душу мать, — партнерство называется: одни на берегу за удочку держатся, другие в реке бултыхаются, рискуя в любое мгновенье на чужой зубок попасть!
Счас он им, паразитам, отпишет!..
Но написал Herr Baumgartman коротко и сдержанно. Наверное, из-за неумения строить сложные фразеологизмы на плохо знакомом ему языке.
Поблагодарил своих немецких друзей за проявленную заботу и попросил дать дополнительную информацию, дабы он мог быть им более полезен.
Написал и отправил...
Но долго сидеть в бездействии не смог. Чуял он, что немцы не солгали, что враг где-то рядом, притаился, а он, как последний лох, ничего не может сделать! Совсем ничего!
Ну не умел полковник Городец ждать у моря погоды, потому что по натуре и всем занимаемым должностям был командиром, привыкшим командовать и брать ответственность на себя! Даже на самых первых ступенях военной карьеры, когда командиром разведгруппы в тыл условного противника в рейды ходил — и тогда он облечен был правом принятия решений, которым все безоговорочно подчинялись. Потому что иначе в разведке нельзя! Это лапотная пехота может позволить себе гнить в окопах, ожидая приказа вышестоящего начальника, а разведчик от начальства за тридевять земель, а то и вовсе под землей в глубоком схроне или под водой, по самые уши в болоте, — как ему тот приказ передать? Вот и выходит, что он сам себе голова и вышестоящий командир. Такие его права! Но и спрос с него немалый — по самому высшему пределу: ошибешься, дашь маху — не свои, так противник к стенке прислонит!
А эти его заверяют!.. Хоть сами, может быть, порох не нюхали, а все больше чернила!..
Эх... ему бы теперь в драку, пусть в последнюю, лишь бы не сидеть вот так, истуканом, от которого ни черта не зависит!..
Потомился полковник, да не выдержал — вскочил, забегал по квартире, километры нарезая, а после, в нарушение данных ему инструкций, подошел к окну, притиснулся и сбоку на самую малость отодвинул в сторону жалюзи. Глянул на улицу.
Ну и где он там, черт, притаился?
В той пятиэтажке?
Или в этой?
Или где-нибудь в автомобиле засел?
Или залег, бордюром прикинувшись, высматривает подходы, ищет лазейку в обороне, как на передовой. А ведь и найдет — наши ребята не чета Гансам, если прицепились, так просто не отстанут — пролезут, протиснутся, просочатся сквозь любые кордоны да явятся по его душу!
Насчет армий — кто посильнее будет — вопрос открытый, про то ответ только большая война дать может. За пехоту или танкистов он тоже зарекаться не станет, а вот разведка наша кому угодно сто очков вперед даст! Их «зеленые береты» против наших хлипче будут — день-другой в засаде поторчат и скисают, требуют себе свежей смены белья, горячего кофе, фрау с мамзелями под бочок и страховок с надбавками за антисанитарные условия. А наши в дерьме по самую маковку, не жрамши, не спамши, с одной флягой спирта на троих неделю вылежать могут, не шелохнувшись, собственной слюной питаясь. А после, как встанут, никому мало не покажется!
Если такой сюда пришел, свой пришел, то держись!
А другой и не мог: со своими — свои счеты сводят, дабы искупить вину и смыть пятно с мундира.
Его — смыть!
Не исключено, что это будет кто-то из его бывших однокашников или сослуживцев, или приятель, с которым они вместе на задания ходили, или лучший друг. Вполне вероятно, что — друг... Не потому, что он более виноват, чем остальные, что не разглядел подле себя перебежчика, а потому, что лучший друг знает его лучше других и, значит, сможет прогнозировать его реакции. Ему и карты в руки!..
Кто же это будет?
Может, Игорь...
Или Федор...
Или сосед по лестничной клетке и друг семьи Сашок...
Почему бы и нет — вполне вероятно... Когда он ушел, с них наверняка стружку от загривков до самой задницы спустили, так что на добрую встречу однополчан рассчитывать не приходится.
Что плохо!
Но и хорошо. Тем, что их действия он может предугадать, — чай, в одних академиях учились, в разведку вместе ходили, понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда... И тут уж не до дружбы. Тут уж — кто кого!
И где он теперь может быть?..
Глядит бывший полковник российской армии, бывший гражданин России Городец в окошко на милые немецкие пейзажи — на ухоженные газончики с вазончиками, на ровнехонько припаркованные машины, на аккуратно до тошноты подстриженные кустики, накрытые черепицей крыши и видит вовсе не их, а видит поле боя с минными полями, растяжками, проволочными заграждениями, секретами, засадами, настороженными на чужака световыми ракетами и сигнальными приборами. Ищет, пытается угадать, где, в какой ложбинке, за каким кустом затаился противник. Откуда тот глядит на него!..
Откуда?..
Может, с той вон крыши?
Или из того канализационного колодца?..
Чего же немцы ждут, отчего не прочесывают местность?.. Им бы сюда собак — их, немецких, натасканных на людей овчарок, да пройтись с ними по округе! Или население опросить! Или по точкам, откуда только его окна видны, мелкой гребенкой облавы пройтись... А они!..
Эх!..
И снова — э-эх!..
Развязали бы они ему руки, дали пару ребят посмышленей в подчинение да выпустили на оперативный простор — он бы вмиг это дело расщелкал! Так нет — не дают, и даже оружия не дают, ничего не дают — приманкой держат!..
Э-э-э-эх-х!!
Вновь хлопнул полковник кулаком по стене. Своим, пудовым, по их немецкой хлипкой стене, так что стекла оконные зазвенели и штукатурка посыпалась!...
И чего он так разнервничался?.. Уж не оттого ли, что пропустил приход врага, что ничего не заметил да и не поверил сперва, что понадобилась кому-то его никчемная, гроша ломаного не стоящая жизнь?
Он — не поверил, а немцы — поверили!
И не пропустили!..
Может — так!
Вот и психует полковник, крушит немецкие стены, что давят его с четырех сторон, будто тюремные своды. Только стены-то здесь при чем — разве стены в чем-нибудь виноваты?..
А кто виноват?
И что делать?..
С тем, кто виноват!..
Глава 24
И чего это он там так чем-то по чему-то колотит?
По стене?.. Уж не головой ли?..
А раньше по клавиатуре...
Что это он там так отчаянно стучал? И кому? А после топтался по квартире, будто слон по посудной лавке?
Странно все это!.. Непонятно!..
А на экране ноутбука хоть бы какое шевеление! Так нет ничего — молчат зашторенные квартиры, будто там все вымерли!
Значит, все, можно снимать их с наблюдения?
Если следовать логике, то — да. Никто в них не заходит, никто не выходит, бликов света, сквозняков, иных косвенных признаков, свидетельствующих о присутствии за закрытыми окнами людей, — нет.
Пусто там!
Но, кроме логики, есть еще интуиция, которой что-то не нравится. Вот эти немецкие, которые будто из альбома, картинки — домики, деревца. Этот немецкий покой. Который как... кладбищенский.
Конечно, на интуицию можно было бы и плюнуть, коли все против нее! Что это за зверь такой — интуиция. Логика — она объективна, она основывается на вполне материальных чувствах, на: увидеть, услышать, пощупать, понюхать, на попробовать на зубок... А что такое интуиция? Где она в организме хоронится, что ее обычно не слыхать, чем окружающий мир воспринимает?
Бойцы говорят, что — задницей. Так и говорят:
— Задницей чую!
И обычно не ошибаются.
Как же это понять-то — отчего столь тонкое чувство располагается в столь неблаговидном месте? Что ему — иного, более подходящего в целом организме уголка не нашлось, что оно под хвост забилось?
Но ведь верно — чует это самое место, ох, чует! Больше, чем глаза, уши и нос, вместе взятые. Чует... на саму себя приключение!
И теперь — чует! Верно, оттого, что оно не железное!..
Хотя — все против!
«Объект» ведет себя тихо, никуда не звонит, и никто ему не звонит, оружием не бряцает, зубами не скрипит. Ведет себя вполне адекватно.
Впрочем, он бывший полковник ГРУ, эти держать себя в рамочках умеют — приучены. Так что не исключено, это игра.
Что дальше?
Дальше — охрана. Которой могло не быть, но которая есть и которая денно и нощно бдит, отсматривая подступы к жилищу предателя.
Охрана как охрана — пара сменяющихся через сутки филеров, что сидят, не высовываясь и ничем себя не выдавая.
Наши бы там, на родине, тащили службу по-другому — наши бы сидели в квартире, не выходя неделями, куря и не кашляя, отсыпаясь тут же наброшенном на пол матрасике, сливая унитаз из ведра, чтобы тот не шумел, и вместо полноценного мытья обтираясь опять-таки мокрыми полотенцами, дабы их нельзя было просчитать по шуму льющейся воды. Засели бы и — умерли.
Немцы так не могут — профсоюзы не позволяют. Видно, напрягать зрение свыше десяти часов и не принимать горячую пищу и душ реже чем раз в сутки им их правилами запрещено. Вот они и шныряют туда-сюда с завидным постоянством, словно сверяясь по часам! Их он всех давно изучил как облупленных во всех видах — с налепленными на рожи бородами и без оных, с усами и бритыми подбородками, с очками и без. Все они сидят у него в компьютере. От них он сюрпризов не ждет!..
По стене?.. Уж не головой ли?..
А раньше по клавиатуре...
Что это он там так отчаянно стучал? И кому? А после топтался по квартире, будто слон по посудной лавке?
Странно все это!.. Непонятно!..
А на экране ноутбука хоть бы какое шевеление! Так нет ничего — молчат зашторенные квартиры, будто там все вымерли!
Значит, все, можно снимать их с наблюдения?
Если следовать логике, то — да. Никто в них не заходит, никто не выходит, бликов света, сквозняков, иных косвенных признаков, свидетельствующих о присутствии за закрытыми окнами людей, — нет.
Пусто там!
Но, кроме логики, есть еще интуиция, которой что-то не нравится. Вот эти немецкие, которые будто из альбома, картинки — домики, деревца. Этот немецкий покой. Который как... кладбищенский.
Конечно, на интуицию можно было бы и плюнуть, коли все против нее! Что это за зверь такой — интуиция. Логика — она объективна, она основывается на вполне материальных чувствах, на: увидеть, услышать, пощупать, понюхать, на попробовать на зубок... А что такое интуиция? Где она в организме хоронится, что ее обычно не слыхать, чем окружающий мир воспринимает?
Бойцы говорят, что — задницей. Так и говорят:
— Задницей чую!
И обычно не ошибаются.
Как же это понять-то — отчего столь тонкое чувство располагается в столь неблаговидном месте? Что ему — иного, более подходящего в целом организме уголка не нашлось, что оно под хвост забилось?
Но ведь верно — чует это самое место, ох, чует! Больше, чем глаза, уши и нос, вместе взятые. Чует... на саму себя приключение!
И теперь — чует! Верно, оттого, что оно не железное!..
Хотя — все против!
«Объект» ведет себя тихо, никуда не звонит, и никто ему не звонит, оружием не бряцает, зубами не скрипит. Ведет себя вполне адекватно.
Впрочем, он бывший полковник ГРУ, эти держать себя в рамочках умеют — приучены. Так что не исключено, это игра.
Что дальше?
Дальше — охрана. Которой могло не быть, но которая есть и которая денно и нощно бдит, отсматривая подступы к жилищу предателя.
Охрана как охрана — пара сменяющихся через сутки филеров, что сидят, не высовываясь и ничем себя не выдавая.
Наши бы там, на родине, тащили службу по-другому — наши бы сидели в квартире, не выходя неделями, куря и не кашляя, отсыпаясь тут же наброшенном на пол матрасике, сливая унитаз из ведра, чтобы тот не шумел, и вместо полноценного мытья обтираясь опять-таки мокрыми полотенцами, дабы их нельзя было просчитать по шуму льющейся воды. Засели бы и — умерли.
Немцы так не могут — профсоюзы не позволяют. Видно, напрягать зрение свыше десяти часов и не принимать горячую пищу и душ реже чем раз в сутки им их правилами запрещено. Вот они и шныряют туда-сюда с завидным постоянством, словно сверяясь по часам! Их он всех давно изучил как облупленных во всех видах — с налепленными на рожи бородами и без оных, с усами и бритыми подбородками, с очками и без. Все они сидят у него в компьютере. От них он сюрпризов не ждет!..