Инга Никитина. Северная Аврора

заполнилась английскими офицерами. Все расселись за длинным овальным столом,
покрытым синей суконной скатертью. Адмирал Николлс открыл заседание и
предоставил слово капитану Томсону.
Командир "Аттентива" давал объяснения с таким веселым лицом, как будто
рассказывал смешные анекдоты. По его словам, пароходы "Соломбала", "Михаил
Кази", "Север", "Новая Земля", "Михаил Архангел" понадобились английским
властям только для перевозок...
- Военных, конечно? - жестко перебил его Зенькович.
- Разумеется.
- Но ведь вы захватили их вооруженной силой? Ваш крейсер стрелял по
"Михаилу Кази". Это точно установлено... Есть свидетели.
- Я стрелял холостыми, - с улыбкой возразил Томсон.
- А если бы пароходы не подчинились? - спросил Павлин.
- Тогда я принудил бы их к повиновению боевым зарядом, - все еще
улыбаясь, ответил Томсон. - Это закон войны!
- Закон войны? Значит, вы находитесь с нами в состоянии войны? Так
следует понимать ваши слова?
Щеки Николлса побагровели.
- Капитан Томсон не знает, что говорит, - с раздражением взглянув на
командира "Аттентива", сказал он. - Позвольте мне разъяснить. Мое
правительство находится в дружбе с советским правительством. Что же касается
Мурманска, так ведь он просто отпал от вас, не состоит под эгидой Москвы и
управляется сейчас по своей собственной воле. Так следует рассматривать
данный инцидент. Но мы не вмешиваемся в ваши внутренние дела... Пароходы, о
которых здесь шла речь, приписаны к Мурманскому порту. Мы в данном случае
только поддержали требование Мурманска.
- Требование кучки изменников! - с гневом воскликнул Павлин.
Адмирал снисходительно улыбнулся:
- Извините меня, в России сейчас такой хаос, что мы не знаем, какую
власть считать законной. Нам приходится считаться только с фактами.
- Господин адмирал, - резко сказал Павлин, - следует считаться только с
тем несомненным фактом, что единственная законная власть в России - это
советская власть.
Павлин готов был вскочить, крикнуть, обозвать адмирала лицемером и
негодяем, но он сдержал себя и, заложив руки в карманы пиджака, сжав кулаки,
обратился к секретарю советской делегации:
- Прошу вас точно фиксировать все, что здесь говорится... все до
единого слова!
Он повернулся к Томсону:
- Почему вы переменили флаги на советских пароходах?
Адмирал многозначительно посмотрел на своего подчиненного. Но Томсон не
обладал проницательностью Юнга - с ним нельзя было разговаривать взглядами.
- Красный флаг - символ советской власти, а население против
большевиков, - не задумываясь, объявил капитан крейсера. - Кроме того, я
желал обезопасить пароходы от германских подводных лодок.
- Население против большевиков? Неужели? - не скрывая своей насмешки
над офицером, сказал Павлин. - А вы знаете, как реагирует на ваши действия
население Архангельска? Оно возмущено, оно протестует. Впрочем, я напрасно
говорю вам об этом. До населения Архангельска вам так же нет дела, как и до
населения Мурманска или Кеми. Поговорим лучше о германских подводных лодках.
Он обернулся к адмиралу:
- Согласно гарантии, данной советскому правительству, германские
подводные лодки не станут топить суда под красным флагом. Но эта гарантия не
распространяется на суда под трехцветным флагом - флагом царской России,
навсегда прекратившей свое существование. И уж, конечно, она не
распространяется на суда, идущие под английским флагом. Теперь скажите,
может ли перемена флага обезопасить наши пароходы от германских подводных
лодок?
Офицеры зашептались. Некоторые из них с интересом смотрели на Павлина.
- Вы правы, - бросив на Томсона злобный взгляд, сказал Николлс.
- Кроме того, - продолжал Павлин, - перемена флага означает перемену
власти. Очевидно, командир "Аттентива" собирался свергнуть советскую власть.
Не так ли?
Адмирал замялся:
- Это, конечно, не так... Капитан Томсон просто не подумал своего
поступка... Намерения у него были самые лучшие...
Павлин переглянулся с Зеньковичем.
Нам все ясно, - сказал он. - Предлагаю перейти к следующим вопросам.
Как вы объясняете расстрелы, чиненные вами?
Какие расстрелы? - воскликнул английский комендант Кеми полковник Грей.
- Я протестую! Ваш большевик сам стрелял из револьвера, и поэтому...
- А вы не стреляли бы? - резко возразил Павлин. - Если бы ночью в вашу
канцелярию ворвалась вооруженная банда, разве вы не стреляли бы? А за что
тут же на месте вы убили секретаря Совета студента Малышева и гражданина
Вицупа?
- Вицуп был с винтовкой...
- Но он же не стрелял! Ствол его винтовки чистый, без нагара. Обойма
полная. Да если бы он и выстрелил, то в его поступке не было бы ничего
предосудительного. "Мой дом - моя крепость". Так, кажется, любят говорить
ваши соотечественники?
- Простите, господин Паулин Виноградов, - приподнимаясь с кресла и не
глядя на Павлина, сказал адмирал. - Английское командование очень огорчено
всем случившимся. Но позволительно думать, что эти безумцы чем-то вынудили
солдат к пролитию крови. Очень печально!
- Господин Николлс, вы, по-видимому, старый моряк, пожилой человек,
повидавший жизнь, - сказал Павлин. - Мне стыдно за вас! Прекратите эту
скверную комедию.
Он сказал эти слова очень тихо, но все услышали их среди внезапно
установившегося молчания.
- Не только всем нам, присутствующим здесь, - также негромко продолжал
Павлин, - но, я думаю, всему миру эта история станет ясной, если рассказать
ее самыми простыми словами и даже без всяких комментариев. Даже ребенок
поймет, что случилось в Кеми и какую роль сыграла Англия во всех этих
кровавых событиях.
Павлин встал из-за стола.
- Пора кончать, - сказал он, и его слова особенно резко и отчетливо
прозвучали в тишине. - Я предлагаю вам, адмирал, немедленно ехать с нами на
станцию Кемь. Прикажите доставить туда арестованных членов Совета -
Александрова и Веселова. Их надо освободить сейчас же.
Николлс забарабанил по столу тонкими пальцами. Полковник Грей с
возмущением взглянул на, Павлина; два густых пятна появились у него на
щеках, будто их припечатали сургучом.
- Хорошо, - сказал адмирал. - Я попробую это сделать.
Они прибыли на станцию Кемь. Веселова и Александрова вскоре доставили к
поезду и ввели в вагон. Но через несколько минут на платформе послышалась
брань.
Солдаты, одетые в английскую форму, угрожая оружием, ворвались в купе и
потребовали, чтобы им выдали арестованных.
Больше всех шумел полупьяный офицер с адъютантскими шнурами, по всей
вероятности, принадлежавший к английской контрразведке.
Один из солдат двинулся на Павлина Виноградова с пистолетом в руке.
Спокойно оттолкнув его локтем, Павлин раздвинул дверь соседнего купе, в
котором сидели Николлс и Грей.
- Сейчас же уберите ваших бандитов! - резко сказал Павлин. - Если хоть
один из них осмелится зайти в мое купе, я буду стрелять. Слышите, господин
адмирал?
Зенькович молча наблюдал эту сцену. Правая его рука была опущена в
карман шинели и сжимала револьвер. Он твердо решил любой ценой добиться
освобождения арестованных.
Но Николлс с раздражением махнул рукой, и офицер выпроводил своих
солдат из вагона.
- Ну и бандиты!.. - говорил Павлин, вернувшись в купе, где сидели
взволнованные Веселов и Александров. - И этот Николлс, по существу, - такой
же бандит... Они, конечно, надеялись, что мы испугаемся.
Поезд тронулся.
Ночью, когда "Горислава" выходила в Белое море, начался шторм. Второй
котел яхты еще в начале пути вышел из строя. Но прочное судно,
приспособленное даже к хождению во льдах, спорило с ветром.
В кают-компании расположились кемские большевики Веселов и Александров.
Сегодня Павлин спас их от смерти. Англичане уже приговорили их к расстрелу
за сопротивление так называемой законной власти. Если бы не Павлин, казнь
состоялась бы этой ночью...
Павлин сидел в капитанской рубке возле штурманского стола, покрытого
картами. Под стеклом компаса светилась маленькая лампочка. Огни фонарей,
горевших на горизонте, как бы описывали зигзаги в белесой мгле июльской
ночи. Рядом с Павлином стояли Зенькович и капитан яхты, не спускавший глаз с
компасной стрелки.
Возбуждение, владевшее Павлином весь этот день, до сих пор не улеглось.
Он почти не чувствовал качки, шнырявшей яхту из стороны в сторону.
- Да, был денек, - сказал он Зеньковичу. - Честное слово, я с большим
удовольствием ухлопал бы этого подлеца Николлса!.. Какой мерзавец, какая
опустошенная, черная душа!..
Архангельск насторожился. Обо всем случившемся было немедленно сообщено
в Москву, Совету Народных Комиссаров.
В Архангельском исполкоме днем и ночью шли совещания с военными
специалистами. Предполагалось создать береговую линию обороны, так как со
стороны моря Архангельск был беззащитен: Северная флотилия состояла из
нескольких мелких судов и трех неповоротливых старых ледоколов. Усиливалась
эвакуация военных грузов. Грузы направлялись в Вологду, которая стала
штабным центром Северной армии. Армия пока что состояла из мелких гарнизонов
и разрозненных отрядов, разбросанных по огромному, тысячекилометровому
пространству нового фронта.
Еще продолжались белые ночи, еще проносились июльские грозы...
Павлин Виноградов редко бывал дома, почти не спал. Он либо работал в
Совете, либо выступал на митингах, либо выезжал на "Гориславе" в море, где
появились иностранные патрульные суда. С одним из таких судов он даже
вступил в бой и задержал высадившийся уже на берег небольшой
разведывательный отряд английской морской пехоты.
Однажды вечером, вернувшись с очередного митинга в Соломбале, он застал
у себя в кабинете моряков Северной флотилии.
Двое сидели в креслах. Третий примостился сбоку на диване. Молодой,
опрятно одетый морячок, черноволосый, с очень смуглым красивым лицом,
беспокойно ерзал в кресле и теребил в руках бескозырку с ленточкой
"Аскольд".
Крейсер "Аскольд" стоял на Мурманском рейде. Предательство Юрьева и
измена офицеров привели к тому, что этот корабль оказался в руках англичан.
Часть матросов еще месяц назад сумела скрыться из Мурманска и, добравшись до
Архангельска, перешла на корабли Северной флотилии. К числу этих моряков
принадлежал и молодой матрос Иван Черкизов.
Другой моряк, тонкий, худощавый, сидел, опустив голову. Его офицерский
китель с серебряными пуговицами сильно выгорел. На плечах, где раньше были
погоны, виднелись две широкие полоски.
Когда Павлин вошел, худощавый моряк встал и представился:
- Бронников.
Павлин понял, что это старший.
- Слушаю вас, товарищи! Прошу садиться! По какому делу?
- От имени всех военморов! Насчет угля и хлеба! - с задором
отрапортовал молодой матрос.
- Погоди, Ванек... - остановил его Бронников.
- Хотите помочь? Ускорить отправку эшелонов?
- Нет, совсем не то... - Бронников опять встал и как будто приготовился
к докладу. - Совсем наоборот! Хлеб отгружается. А что будет есть население?
Отгружается уголь, а на чем пойдет наш Северный флот? Как поведем суда?
- Чего же вы хотите? - спросил Павлин.
- Чтобы ни хлеба, ни угля не отправлять! - запальчиво ответил вместо
Бронникова Иван Черкизов.
Павлин внимательно посмотрел на него и обратился к Бронникову:
- Вы бывший офицер?
- Да. Я бывший прапорщик флота. Но прежде всего я большевик.
- Видите, в чем дело, товарищи... - тихо проговорил Павлин, закуривая и
кладя на стол открытый портсигар. - Я вас отлично понимаю. Но... но ведь то
же самое помят меньшевики и эсеры. Вопят все, кто хотел бы задушить
советскую власть...
Молодой матрос попробовал было вскочить, но Бронников остановил его.
Павлин поглядел на "аскольдовца".
- Ты, друг мой милый, сам не ведаешь, что творишь. Я верю в то, что ты
парень честный. Но честностью твоей пользуются сволочи.
Бронников переглянулся с матросами. Я говорил, что объективно выходит
так.
- Именно так!.. - подтвердил Павлин. - Такие заявления на руку нашим
врагам. Уголь нужен питерским заводам. Эти заводы готовят сейчас вооружение.
Для фронта!.. Ясно? В море вы не пойдете ни сегодня, ни завтра. Какое море?
Надо суметь удержать берег в своих руках. Уголь будем отправлять! Теперь о
хлебе... Питер, рабочий Питер сидит без хлеба. Там голод. Самый настоящий
голод. А мы разве голодаем? Вы голодаете? Зачем же этот крик? Кому он на
руку?
Моряки притихли.
- Кроме того... - продолжал Павлин. - Вы - краса и гордость революции.
Так вас называет Ильич. Разве вы не чувствуете, каково нынче положение
города? Мы должны все держать на колесах... или на плаву, на воде. А как же
иначе?
Бронников снова встал.
- Я вас прошу, товарищ Виноградов!.. Приезжайте сегодня к нам в
экипаж... Побеседовать. Это необходимо.
Встал и Ванек Черкизов.
- Хоть на полчаса, товарищ Виноградов!.. Я, как организатор молодежи,
прошу вас. У нас много хороших, настоящих ребят. Крепко, революционно
настроенных. Ну, и путаники есть. Помогите разобраться.
Павлин невольно улыбнулся:
- А ты, Черкизов, давно среди молодежи работаешь?
- Давно, - ответил тот. - Шестой месяц.
- Коммунист?
- Я еще молодой коммунист, - сказал Черкизов зардевшись.
В разговор вмешался третий моряк, молча сидевший
на диване.
- Эсеры и меньшевики крутят. Проще говоря, дурачат массу. Надо
разобраться, товарищ Павлин. Нам одним с ними не справиться. Непременно
приезжайте! Они и нам башку крутят. Как приедете, вызовите боцмана
Жемчужного. Это я! Я вас и проведу, куда надо.
Обещав приехать в экипаж, Павлин проводил моряков до двери своего
кабинета. Бронников простился с ним
последним.
- Решительней, смелей держитесь! - пожимая ему руку, сказал Павлин. -
Вы большевик и командир! Не забывайте об этом.
Отпустив моряков, Павлин Виноградов поехал в штаб Беломорского военного
округа.
- Опять из Шенкурска неприятные известия, - сказал Зенькович, встречая
Павлина внизу, на лестнице штаба. Он тоже только что прибыл в штаб.
- Значит, Попов ничего не сделал?
- Черт его душу знает! - с раздражением отозвался военком. - Не то
растерялся, не то...
- ...мерзавец! - договорил Павлин. - Лево-эсер... Этим все сказано!
Напрасно его послали!
Несколько дней назад при проведении мобилизации в Шенкурске вспыхнул
белогвардейский мятеж. Члены уездного исполкома заперлись в казарме и в
течение четырех дней отстреливались от белогвардейцев. В Шенкурск срочно
выехал представитель губисполкома Попов. Вскоре он телеграфировал, что "все
в порядке".
- Однако, по моим сведениям, там далеко не все в порядке, - волнуясь,
вопреки своему обыкновению, рассказывал Зенькович. - Попов вступил в
переговоры с врагом. Белогвардейцы будто бы обещали личную
неприкосновенность тем, кто сдастся. Попов уговорил исполкомовцев сдаться,
они вышли... И, конечно, тут же были арестованы и отведены в тюрьму.
- Это же провокация! - возмутился Павлин. - Такого "представителя"
следует попросту расстрелять. Я возьму людей и сегодня же ночью сам выеду в
Шенкурск. Я уверен, Андрей, - горячо продолжал Павлин, - что там орудуют не
только эсеры... Нет! За их спиной прячется вся эта дипломатическая сволочь,
которую мы терпим в Архангельске. Это же матерые шпионы! В особенности
американский посол Френсис. Ты обрати внимание на его елейную улыбку. Это
улыбка мерзавца. За ней кроется патентованный убийца. Ему ничего не стоит
вонзить тебе нож в спину. Ему ненавистна советская класть! Да и британский
посланник Линдлей не лучше... Такой же подлец... Это их работа... Нет, надо
их гнать. Недаром они прибыли сюда из Вологды...
- Если бы они объявили войну, тогда разговор Пыл бы проще.
- Как же! Держи карман! Нет, Андрей. Они действуют из-за угла, как
грабители. Завтра же надо связаться по прямому проводу с Москвой, получить
санкции н гнать их отсюда. Довольно! К черту!
Павлин и Зенькович поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в один
из кабинетов штаба.
В просторной комнате собралось много народу. Здесь были военные власти
города: начальник гарнизона Потапов, тяжеловесный круглый военный в длинном
френче; командующий флотилией адмирал Викорст, сутуловатый пожилой моряк с
утомленным, бледным лицом и спокойными движениями уверенного в себе
человека; военные специалисты; сотрудники штаба. Был здесь и начальник штаба
Беломорского военного округа, подвижной, нетерпеливый Самойло, бывший
генерал, - оглушительный бас его гремел на всю комнату.
Но еще больше было штатских. На совещание собрались почти все
руководители партийных и советских организаций города. Они сидели вокруг
длинного стола, покрытого зеленой скатертью, разместились на подоконниках,
заняли стулья, расставленные вдоль стен.
На ходу здороваясь с собравшимися, некоторым крепко пожимая руку,
другим издали кивая головой, Павлин увидел и своих друзей: маленького,
коренастого Потылихина в коротком морском пиджаке; высокого, плотного
Чеснокова с повязкой на глазу; живого, вечно озабоченного, шумного Базыкина
в светлом, летнем костюме и в синей косоворотке с раскрытым воротом,
открывающим полную белую шею. Тут же он увидел и скромнейшего человека,
доктора Маринкина, главного хирурга морского госпиталя, заведующего
культурными делами города. Пощипывая пушистые усы, Маринкин что-то с
ожесточением доказывал своему соседу - молодому военному, судя по выправке,
бывшему офицеру, - который слушал его в пол-уха, оглядываясь по сторонам.
- Здравствуй, дружок, - сказал Павлин, дотронувшись до плеча Маринкина.
Доктор радостно оглянулся. Павлин, садясь на председательское место,
ответил ему улыбкой. Зенькович сел рядом с Павлином.
Павлин открыл заседание. Сначала были выслушаны доклады губвоенкома и
генерала Самойло. Затем начал докладывать Потапов.
Павлин слушал внимательно, иногда вскидывая на Потапова глаза и точно
следя за его резкими и размашистыми жестами. Когда этот бывший царский
полковник, присланный в Архангельск главкомом из Москвы, усиленно
жестикулируя, стал говорить о том, что интервенты, обязательно просчитаются,
Павлин вдруг перебил его быстрым вопросом:
- Почему вы так уверены в этом?
Потапов покраснел.
- Нас не возьмешь голыми руками. Молодая Красная Армия - надежная
защита. Войска, охраняющие Летний берег и побережье Солозского селения,
отлично несут свою боевую службу. Да вот, к примеру, совсем недавно в узкой
лощине у села Солозского мы поймали двух английских шпионов с картами. Все
силы, товарищ Виноградов, расположены так, что Архангельск стоит сейчас как
бы за колючей изгородью штыков. Я сделал все, что было возможно.
- Все это фразы, товарищ Потапов, - поморщившись, снова перебил его
Павлин. - Вот в докладе товарища Самойло были конкретные предложения...
Также и в докладе Зеньковича, а вы говорите общие слова. Дайте нам цифры...
количество бойцов, дислокацию частей, боевой запас...
Потапов смутился.
- Я полагал, что этому мы посвятим специальный доклад на президиуме
губисполкома.
- Специальный доклад? - переспросил Павлин. - Здесь находятся
руководители городских партийных организаций, представители масс,
представители советской нласти. Они предъявляют к военным специалистам,
находящимся на нашем совещании, ряд категорических требований. Сейчас, а не
потом! Что вами предпринято для укрепления обороны Архангельска?
- Слушаю-с, - сказал Потапов. Он взял портфель, вынул из него бумаги и,
поминутно заглядывая в них, стал докладывать о состоянии архангельского
гарнизона.
...Выслушав его сообщение, Павлин встал и обвел глазами собравшихся.
- Товарищи... - тихо начал он, но тотчас повысил голос и заговорил
громко и горячо, с негодованием посматривая на Потапова. - Сейчас, после
кемских событий, о которых вы все знаете, странно было бы успокаивать себя.
Самоуспокоение - не в духе большевиков. Я буду говорить резко и прямо:
положение тревожное... Вспомните нашу поездку к товарищу Ленину!.. Вспомните
разговор с товарищем Сталиным по прямому приводу, когда товарищ Сталин
поднял вопрос о разгрузке Архангельского порта.
Вспомните, что товарищи Ленин и Сталин неустанно следят за всеми
событиями на Севере; они призывают нас укреплять оборону, чтобы дать
надлежащий отпор чужеземным войскам. Вспомните, сколько было указаний,
распоряжений, приказов чю всем вопросам обороны за последние месяцы... Еще с
марта, товарищи! А ведь сейчас у нас июль. И что же? Выполнили мы все эти
указания так, как следовало? Нет!.. А если и выполнили, так не с той
быстротой, не с той энергией, какие от нас требовались.
Я скажу больше, - с горячностью продолжал Павлин. - Даже после захвата
англичанами Кеми некоторые наши товарищи еще недостаточно учитывали ту
опасность, которая грозно надвигается на советский Север. Были среди нас
такие беспечные люди? Были.
Вчера наша делегация, ездившая в Кемь, представила отчет исполкому о
кемских событиях. Что творится в Кеми? Здесь, в Архангельске, сидят господа
послы, представители Америки и Англии, господа френсисы, юнги, нулансы и
линдлеи... Эти господа выехали из Питера, там им было неудобно... Переехали
в Вологду. И Вологда также им не понравилась. Они, видите ли, недоумевают,
они улыбаются нам своими дипломатическими улыбками. Они говорят о
нейтралитете, о добрососедских отношениях! А что на самом деле? Там, в Кеми,
их солдаты ведут себя как завоеватели. Там льется кровь! Там попраны все
человеческие и гражданские права. Там расстрелы, тюрьмы, произвол,
насилие... Там гибнут советские люди!
Положение очень тревожное, - повторил Павлин. Капельки пота выступили у
него на лбу, губы твердо сжались. Он взмахнул рукой: - Сегодня мы должны
сказать: "Коммунисты, рабочие, крестьяне, под ружье..." Все находившиеся в
кабинете насторожились. Павлин подошел к карте, которая была разложена на
столе.
- Ведь и Архангельск, и Северная Двина, и Мудьюгские укрепления каждую
минуту могут стать боевыми участками, фронтом... Я согласен с тем, что
говорил Зенькович. Мобилизация пяти возрастов, провести которую обязало нас
июльское приказание товарища Ленина, осуществлена на местах без должной
разъяснительной и организационной работы. Пример: шенкурский мятеж... Чьих
рук это дело? Белогвардейцев, эсеров, английских и американских шпионов. С
ними надо покончить. Надо действовать не разговорами, а железной метлой!..
Надо расстреливать предателей!
- Совершенно верно, - сказал Потапов, не подымая головы. - Надо усилить
политконтроль и работу трибунала.
Павлин мельком посмотрел на стриженый затылок Потапова, оглядел лица
товарищей, слушавших с неослабным вниманием.
- Промедление сейчас, действительно, подобно смерти, - резко сказал
Павлин, и голос его отчетливо прозвучал в напряженной тишине. - По существу
у нас нет даже времени на разговоры. Все последние распоряжения товарища
Ленина, касающиеся береговой охраны и береговой обороны - минирование,
устройство преград на фарватерах, - должны быть выполнены в самый кратчайший
срок.
Он сел.
- По этому вопросу прошу доложить адмирала Викорста, - хриплым от
только что пережитого волнения голосом сказал Павлин.
Викорст провел рукой по едва прикрывавшим лысину прилизанным волосам,
подошел к столу и остановился у карты. Взяв карандаш и проведя им линию от
Архангельска до острова Мудьюг, адмирал неторопливо доложил о количестве
боеспособных кораблей, о подготовленности экипажа, о количестве и качестве
морской артиллерии.
- Но самое главное, - напыщенно провозгласил адмирал, - дух русского
флота. Военное положение в тысячу раз повышает нашу ответственность. Нам
трудно... Я скажу честно, очень трудно. Но если противник рискнет подойти к
Архангельску, мы встретим его жестоким огнем. Здесь не Мурманск и не Кемь,
товарищ Виноградов... - многозначительно подчеркнул адмирал.
Павлин из-под ладони смотрел на него и думал: Черт возьми, кто ты? Как
заглянуть тебе в душу? Можно ли тебе верить?"
Но голос адмирала звучал твердо и как будто искренне, лицо сохраняло
холодное, энергичное выражение; серые, уже старческие глаза уверенно
смотрели на Павлина. Всем своим видом этот человек как бы говорил, что там,
где действует он, опытный моряк, старый и честный служака, нет места никаким
сомнениям и не может быть никакого просчета.
- Вот линия береговых укреплений, - докладывал Викорст, показывая на
карту. - Она в полной готовности. Беломорская флотилия также готова к бою...
Можете справиться у комиссара флотилии... Суда в отличном состоянии.
Он снова показал карандашом на охраняемый район:
- Вот линия обороны!.. Смотрите, как широко она раскинулась: на севере
- от острова Мудьюг, на востоке - от озера Ижемского, на юге - до
Исакогорки, на западе - до Кудьмозера и селения Солозского... Пожалуйста,
убедитесь!
Потапов встал со своего места и заявил, что он своей головой отвечает
за исправное состояние всех указанных Викорстом боевых участков.
- На суше... А с моря? - спросил Павлин. Адмирал прямо взглянул ему в
глаза:
- Я повторяю, товарищ Виноградов, что с моря Архангельск неуязвим. Как
вам известно, город отстоит от устья в шестидесяти верстах. Это - немалое
расстояние. Фарватер чрезвычайно узкий. Пусть только кто-нибудь сунется! Мы
их разобьем поодиночке на первых пяти милях, даже если они пройдут остров
Мудьюг. А ведь там батареи, там прекрасные блиндажи. Да что вы, товарищи!..
- негодующим тоном воскликнул Викорст. - Прежде всего это невозможно...