Страница:
Ссылка на достоинство, присущее каждому человеку, как на источник его неотчуждаемых прав, – только первое приближение к объяснению происхождения данных прав. В разных обществах люди, обладающие по своей природе одинаковым достоинством, могут иметь очень разные права. Кроме того, понятие достоинства, выражающее связь индивида с обществом, является разным в коллективистическом и индивидуалистическом обществе. Достоинство коллективистического человека диктует ему активное участие в борьбе за реализацию той глобальной цели, которая стоит перед его обществом. Из этого достоинства вытекает одно основное право, определяющее все другие права человека, – право быть активным строителем нового, совершенного общества. Своеобразие этого права в том, что оно является одновременно и обязанностью. Коллективистическое достоинство не предполагает ни свободы мысли, ни свободы слова, ни свободы совести, точно так же, как оно не подразумевает других свобод, провозглашаемых индивидуалистическим обществом. С точки зрения современного коллективизма все эти свободы являются «буржуазными», а потому совершенно неприемлемыми. Считается, что буржуазия постулирует их, вовсе не намереваясь последовательно проводить в жизнь; выдвигаемые на первый план права и свободы человека призваны замаскировать его принципиальную несвободу в капиталистическом обществе. «Тоталитаризм XX века перечеркнул достоинство во имя конечной цели, которой могла быть чистота расы или социальная утопия», – пишет Ж. Нива[299]. Это верно, если под перечеркнутым достоинством понимать достоинство человека индивидуалистического общества. «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью» – это лозунг индивидуалистического, но не коллективистического общества. Индивидуальная свобода как данность – это основная предпосылка, равно как и задача лишь индивидуалистического общества. Такая свобода несовместима с основными ценностями коллективистического общества, в числе которых нет и не может быть автономии личности и связанных с нею индивидуальных прав и свобод.
Разнообразные подходы к анализу сущности, или природы, человека можно разделить на два типа, противопоставляя друг другу социологическое истолкование человека и антропологическое его истолкование[300]. Суть первого подхода хорошо передает формула Маркса: человек есть совокупность общественных отношений[301]. При этом человек предстает как носитель определенных общественных функций и ролей и основной проблемой оказывается его приспособление к господствующим институтам, его социализация и адаптация к общественной среде, интеграция в ту или иную систему ценностей. «При таком подходе общество выступает как „инвариант“, а человек – как пластичная переменная, призванная меняться и приспосабливаться. С этим связаны амбиции тотальной общественной педагогики: общество должно воспитывать и перевоспитывать человека, а „новое общество“ – формировать „нового человека“ в угодном себе духе. Отсюда знаменитый афоризм: „Нельзя жить в обществе и быть свободным от него“[302]. Социологическое истолкование человека как сколка общества на определенном этапе его развития растворяет индивида в обществе и подчиняет его обязательной коллективной судьбе. Это истолкование противопоставляет антропологическому понятию природы человека социологическое понятие его сущности. Предполагается, что природа человека, понимаемая исключительно в естественно-научном смысле, сформировалась еще в период становления современного человека и перестала быть действующим фактором человеческой истории. Антропологическое истолкование, напротив, говорит о природе человека, зависящей от истории и изменяющейся в ее ходе, но не растворимой полностью в ней. Формирование этой природы никогда не может быть завершено, человек не только живет в обществе и зависит от системы социальных связей, но и во многом выбирает свое место в этой системе. Его индивидуальная жизнь, в существенной мере определяемая его собственными выбором и решениями, открыта будущему и не предопределена коллективной судьбой. Антропологическое понимание отстаивается персонализмом, экзистенциализмом, феноменологией, культурной антропологией. Они подчеркивают свободу личности, ее неопределенность и непредопределенность, многообразие людей, важность для каждого из них существования полноправного и полноценного другого. Социальное разнообразие, неоднородность, несовпадение интересов людей рассматриваются не как изъян современного общества, а как его несомненное преимущество. Человек формируется обстоятельствами, но вместе с тем всегда остается свободным, поскольку он сам определяет многие обстоятельства своей жизни. Только будучи свободным, человек является вменяемым и ответственным.
Психолог В. Франкл, тяготеющий к экзистенциализму, связывает свободу выбора со смыслом жизни человека: человек свободен найти и реализовать смысл жизни, даже если его свобода заметно ограничена объективными обстоятельствами. Признавая очевидную детерминированность человеческого поведения, Франкл отрицает его пандетерминированность. «Необходимость и свобода локализованы не на одном уровне; свобода возвышается, надстроена над любой необходимостью»[303]. Франкл говорит о свободе человека по отношению к своим влечениям, к наследственности и к факторам и обстоятельствам внешней среды. Свобода по отношению к влечениям проявляется в возможности принять или отвергнуть их. Даже действуя под влиянием непосредственной потребности, человек позволяет ей определять свое поведение и сохраняет свободу не позволить этого. Когда речь идет о детерминации человеческого поведения ценностями или моральными нормами, человек позволяет или не позволяет себе быть ими детерминированным. Свобода по отношению к наследственности – это отношение к ней как к сырому материалу, возможность свободного духа строить из этого материала то, что ему необходимо. Организм – это инструмент или средство, которым пользуется личность для реализации своих целей. Сходные отношения существуют между личностью и характером, который также сам по себе не определяет поведения. Напротив, в зависимости от личности характер может претерпевать изменения или сохранять свою неизменность. Свобода человека по отношению к внешним обстоятельствам хотя и не беспредельна, но существует и выражается в возможности занять но отношению к ним ту или иную позицию. Тем самым само влияние обстоятельств на человека опосредуется позицией человека по отношению к ним. Человек свободен благодаря тому, что его поведение определяется прежде всего ценностями и смыслами, не испытывающими детерминирующих воздействий со стороны его влечений, наследственности и внешних обстоятельств[304].
Два момента важны в связи с противопоставлением социологического и антропологического истолкований человека. Во-первых, социологически понимаемый человек, не имеющий никакого твердого ядра и являющийся лишь отражением социальных отношений, не способен иметь естественных, или природных, неотчуждаемых прав: только общество наделяет человека правами; никаких прав, принадлежащих ему от рождения, уже в силу того, что он человек, у него не может быть. Естественные права могут быть свойственны только антропологически понимаемому человеку. Во-вторых, для коллективистического общества и его теоретиков характерен явный приоритет социологического человека над антропологическим; индивидуалистическое же общество отдает явное предпочтение антропологическому истолкованию человека. Соответственно, коллективистическое общество весьма неохотно говорит о правах человека, в то время как для индивидуалистического общества соблюдение этих прав является одной из основных его ценностей.
Ранее уже отмечалось, что одним из необходимых условий подлинной свободы личности является частная собственность и тесно связанная с нею экономическая свобода. Существо последней – отсутствие препятствий и ограничений для экономической деятельности. Начиная с XVIII в. развитые капиталистические страны достаточно настойчиво и последовательно идут не только к расширению политической свободы, но и к обеспечению устойчивой экономической свободы. Она предполагает освобождение экономики от государственного регулирования, излишнего налогообложения, чрезмерных государственных расходов, протекционизма, лицензирования, всевозможных ограничений, а также обеспечение гарантий частной собственности, свободы международных контактов и др.
Общая концепция экономической свободы, обеспечивающая измерение последней и исторические и межстрановые сопоставления, была разработана только в конце XX в. М. Фридменом, М. Уокером, Г. Беккером, Д. Нортом и др. Понятие экономической свободы включает соблюдение трех основных принципов: свободы индивидуального выбора, свободы частного обмена и гарантии частной собственности. Страна может считаться экономически свободной в той мере, в какой се государственным органам удается обеспечить выполнение данных принципов. Для измерения экономической свободы были избраны семнадцать показателей, объединенных в четыре подгруппы: деньги и инфляция (защита денег как средства обмена и сбережения), государственное регулирование и организация рынков (защита частного сектора от сверхрегулирования), государственные финансовые изъятия (защита от излишнего налогообложения различных видов), международные отношения (свобода контактов с зарубежными партнерами). Все эти показатели объединены в общий индекс, получивший название индекса экономической свободы. Он показывает, в какой степени экономическая политика государства вместе с национальными институтами обеспечивает твердость местной валюты, надежность и прозрачность рынков, гарантии против государственных изъятий, свободу международного обмена. Итоговая оценка индекса экономической свободы, начиная с 1975 г., выводится для более чем ста стран. Мера экономической свободы наглядно показывает, что свободная экономика несомненно является более производительной, чем несвободная. Измерения показали, что за последние два десятилетия страны с более высоким уровнем экономической свободы развивались гораздо быстрее, чем страны с низким ее уровнем[305].
Либерализм
Разнообразные подходы к анализу сущности, или природы, человека можно разделить на два типа, противопоставляя друг другу социологическое истолкование человека и антропологическое его истолкование[300]. Суть первого подхода хорошо передает формула Маркса: человек есть совокупность общественных отношений[301]. При этом человек предстает как носитель определенных общественных функций и ролей и основной проблемой оказывается его приспособление к господствующим институтам, его социализация и адаптация к общественной среде, интеграция в ту или иную систему ценностей. «При таком подходе общество выступает как „инвариант“, а человек – как пластичная переменная, призванная меняться и приспосабливаться. С этим связаны амбиции тотальной общественной педагогики: общество должно воспитывать и перевоспитывать человека, а „новое общество“ – формировать „нового человека“ в угодном себе духе. Отсюда знаменитый афоризм: „Нельзя жить в обществе и быть свободным от него“[302]. Социологическое истолкование человека как сколка общества на определенном этапе его развития растворяет индивида в обществе и подчиняет его обязательной коллективной судьбе. Это истолкование противопоставляет антропологическому понятию природы человека социологическое понятие его сущности. Предполагается, что природа человека, понимаемая исключительно в естественно-научном смысле, сформировалась еще в период становления современного человека и перестала быть действующим фактором человеческой истории. Антропологическое истолкование, напротив, говорит о природе человека, зависящей от истории и изменяющейся в ее ходе, но не растворимой полностью в ней. Формирование этой природы никогда не может быть завершено, человек не только живет в обществе и зависит от системы социальных связей, но и во многом выбирает свое место в этой системе. Его индивидуальная жизнь, в существенной мере определяемая его собственными выбором и решениями, открыта будущему и не предопределена коллективной судьбой. Антропологическое понимание отстаивается персонализмом, экзистенциализмом, феноменологией, культурной антропологией. Они подчеркивают свободу личности, ее неопределенность и непредопределенность, многообразие людей, важность для каждого из них существования полноправного и полноценного другого. Социальное разнообразие, неоднородность, несовпадение интересов людей рассматриваются не как изъян современного общества, а как его несомненное преимущество. Человек формируется обстоятельствами, но вместе с тем всегда остается свободным, поскольку он сам определяет многие обстоятельства своей жизни. Только будучи свободным, человек является вменяемым и ответственным.
Психолог В. Франкл, тяготеющий к экзистенциализму, связывает свободу выбора со смыслом жизни человека: человек свободен найти и реализовать смысл жизни, даже если его свобода заметно ограничена объективными обстоятельствами. Признавая очевидную детерминированность человеческого поведения, Франкл отрицает его пандетерминированность. «Необходимость и свобода локализованы не на одном уровне; свобода возвышается, надстроена над любой необходимостью»[303]. Франкл говорит о свободе человека по отношению к своим влечениям, к наследственности и к факторам и обстоятельствам внешней среды. Свобода по отношению к влечениям проявляется в возможности принять или отвергнуть их. Даже действуя под влиянием непосредственной потребности, человек позволяет ей определять свое поведение и сохраняет свободу не позволить этого. Когда речь идет о детерминации человеческого поведения ценностями или моральными нормами, человек позволяет или не позволяет себе быть ими детерминированным. Свобода по отношению к наследственности – это отношение к ней как к сырому материалу, возможность свободного духа строить из этого материала то, что ему необходимо. Организм – это инструмент или средство, которым пользуется личность для реализации своих целей. Сходные отношения существуют между личностью и характером, который также сам по себе не определяет поведения. Напротив, в зависимости от личности характер может претерпевать изменения или сохранять свою неизменность. Свобода человека по отношению к внешним обстоятельствам хотя и не беспредельна, но существует и выражается в возможности занять но отношению к ним ту или иную позицию. Тем самым само влияние обстоятельств на человека опосредуется позицией человека по отношению к ним. Человек свободен благодаря тому, что его поведение определяется прежде всего ценностями и смыслами, не испытывающими детерминирующих воздействий со стороны его влечений, наследственности и внешних обстоятельств[304].
Два момента важны в связи с противопоставлением социологического и антропологического истолкований человека. Во-первых, социологически понимаемый человек, не имеющий никакого твердого ядра и являющийся лишь отражением социальных отношений, не способен иметь естественных, или природных, неотчуждаемых прав: только общество наделяет человека правами; никаких прав, принадлежащих ему от рождения, уже в силу того, что он человек, у него не может быть. Естественные права могут быть свойственны только антропологически понимаемому человеку. Во-вторых, для коллективистического общества и его теоретиков характерен явный приоритет социологического человека над антропологическим; индивидуалистическое же общество отдает явное предпочтение антропологическому истолкованию человека. Соответственно, коллективистическое общество весьма неохотно говорит о правах человека, в то время как для индивидуалистического общества соблюдение этих прав является одной из основных его ценностей.
Ранее уже отмечалось, что одним из необходимых условий подлинной свободы личности является частная собственность и тесно связанная с нею экономическая свобода. Существо последней – отсутствие препятствий и ограничений для экономической деятельности. Начиная с XVIII в. развитые капиталистические страны достаточно настойчиво и последовательно идут не только к расширению политической свободы, но и к обеспечению устойчивой экономической свободы. Она предполагает освобождение экономики от государственного регулирования, излишнего налогообложения, чрезмерных государственных расходов, протекционизма, лицензирования, всевозможных ограничений, а также обеспечение гарантий частной собственности, свободы международных контактов и др.
Общая концепция экономической свободы, обеспечивающая измерение последней и исторические и межстрановые сопоставления, была разработана только в конце XX в. М. Фридменом, М. Уокером, Г. Беккером, Д. Нортом и др. Понятие экономической свободы включает соблюдение трех основных принципов: свободы индивидуального выбора, свободы частного обмена и гарантии частной собственности. Страна может считаться экономически свободной в той мере, в какой се государственным органам удается обеспечить выполнение данных принципов. Для измерения экономической свободы были избраны семнадцать показателей, объединенных в четыре подгруппы: деньги и инфляция (защита денег как средства обмена и сбережения), государственное регулирование и организация рынков (защита частного сектора от сверхрегулирования), государственные финансовые изъятия (защита от излишнего налогообложения различных видов), международные отношения (свобода контактов с зарубежными партнерами). Все эти показатели объединены в общий индекс, получивший название индекса экономической свободы. Он показывает, в какой степени экономическая политика государства вместе с национальными институтами обеспечивает твердость местной валюты, надежность и прозрачность рынков, гарантии против государственных изъятий, свободу международного обмена. Итоговая оценка индекса экономической свободы, начиная с 1975 г., выводится для более чем ста стран. Мера экономической свободы наглядно показывает, что свободная экономика несомненно является более производительной, чем несвободная. Измерения показали, что за последние два десятилетия страны с более высоким уровнем экономической свободы развивались гораздо быстрее, чем страны с низким ее уровнем[305].
Либерализм
Человек всегда ориентирован на смысл. Стремление к поиску и реализации человеком смысла своей жизни некоторые психологи рассматривают как врожденную мотивационную тенденцию, присущую всем людям и являющуюся основным двигателем поведения и развития личности. Общество, как и человек, также нацелено на смысл. Оно стремится понять смысл своего существования и ощущает фрустрацию или вакуум, если это стремление остается нереализованным. Результатом поиска обществом смысла является создаваемая им идеология – система представлений о мире, о человеческом обществе, о человеке, его месте в обществе, его ценностях и вообще обо всех жизненно важных явлениях социального существования. В задачи идеологии входит не только понимание места общества и человека в мире, но и организация и стандартизация сознания людей, управление ими путем формирования определенного типа их сознания. Идеология имеет, таким образом, два аспекта: мировоззренческий (общее учение о мире, обществе и человеке) и практический (правила мышления и поведения).
Всякое общество имеет идеологию, однако идеологии индивидуалистического и коллективистического обществ принципиально различны. Особенно наглядно это можно продемонстрировать на примере противопоставления двух современных идеологий – идеологии капиталистического общества и идеологии коммунистического общества[306]. Буржазная и коммунистическая идеологии различаются уже в следующих формальных аспектах:
– Буржуазная идеология складывается стихийно, подобно естественному языку или морали, у этой идеологии есть история, но нет конкретных авторов. Коммунистическая идеология, напротив, сформулирована, во всяком случае в своем ядре, определенными людьми, которым она постоянно воздает хвалу. Эта идеология считается в основных своих чертах, заданных ее классиками, неизменной и как бы не имеющей собственной истории.
– Буржуазная идеология не систематична, она расплывчата и аморфна, не является чем-то подобным связной доктрине или концепции и не имеет ясно очерченного обоснования. Коммунистическая идеология представляет собой определенную систему идей, претендующую не просто на то, чтобы быть теорией, но даже на то, чтобы считаться научной теорией. Ее основания четко очерчены, и ее теоретическим ядром является вполне определенная концепция – марксизм, включающий философскую и экономическую части, а также коммунистическое пророчество, которое эти части призваны обосновывать[307].
– Буржуазная идеология не является государственной идеологией, и государство не следит за тем, чтобы все члены общества имели о ней ясное представление и строго следовали ей. За отступления от этой идеологии не предусматривается специальных наказаний, самые резкие ее оппоненты (в том числе и ее коммунистические критики) не могут ущемляться в своих правах и свободах. Коммунистическая идеология – это государственная идеология, ее основные положения закрепляются в конституции и законах коммунистического государства и малейшее отступление от нее сурово преследуется.
– Буржуазная идеология не обслуживается какой-то особой, направляемой из единого центра группой, или кастой, людей. Внедрение этой идеологии в умы и души людей не является чьей-то профессией. Коммунистическую идеологию обслуживают многочисленные профессиональные идеологи («работники идеологического фронта»), следящие за тем, чтобы она проникала во все, самые мельчайшие поры коммунистического общества. Распространением данной идеологии занимается специальный аппарат, направляемый из единого центра.
Коротко говоря, буржуазная идеология незаметна почти как тот воздух, которым дышит человек буржуазного общества. Коммунистическая идеология жестка как те поручни на трапах корабля, за которые вынуждены держаться его пассажиры в неспокойную погоду. Чье-либо демонстративное отступление от коммунистической идеологии вызывает такую же бурную реакцию, как крик на палубе: «Человек за бортом!»[308]
Систематичность и твердость коммунистической идеологии дают возможность легко оценивать малейшие отклонения от нее и доводить ее до уровня лозунгов, широко внедряемых в повседневный обиход («Наша цель – коммунизм!», «Народ и партия – едины!» и т. п.). Но эти же особенности данной идеологии, из здания которой нельзя вынуть ни одного камня, в периоды кризиса коммунистического общества оборачиваются ее недостатком: как только начинаются подвижки, она обрушивается едва ли не вся сразу. Если буржуазная идеология динамична и способна воспринимать критику, то коммунистическая идеология чрезвычайно статична, боится не только критики, но даже идущих сверху попыток приспособить ее к новым обстоятельствам социальной жизни.
О коммунистической идеологии более подробно будет говориться далее. Сейчас же полезно остановиться на двух основных течениях западной мысли – либерализме и консерватизме, являющихся попытками понять природу капиталистического общества и уяснить те способы, с помощью которых можно было бы воздействовать на происходящие в нем процессы. Либерализм и консерватизм не являются элементами буржуазной идеологии и не лежат в ее основе[309]. Это определенные теории капиталистического общества или, скорее, определенные стили теоретического размышления о нем, имеющие свою историю, вносящие известный вклад в его идеологию и в свою очередь находящиеся под ее несомненным воздействием[310].
Либерализм и консерватизм расходятся по многим ключевым проблемам общественного развития, но противоположностью консерватизма является не либерализм, а «прогрессивная мысль», настаивающая на ускоренном развитии общества, возможно но определенному, фиксирующему «прогрессивные цели» плану.
Существует необозримое множество теорий социального развития. На первый взгляд кажется, что в этом безбрежном море социального теоретизирования нет никаких ориентиров. На самом деле это не так. Можно наметить контуры общей классификации современных социальных теорий и составить своего рода «карту», или схему, современного социального теоретизирования. Такая схема покажет, в частности, место рассматриваемых далее либерализма и консерватизма в социальном теоретизировании и позволит уточнить их отношения с другими типами социальных теорий, выдвигавшихся начиная примерно с XVIII в.
Пусть радикализм означает требование решительного, коренного преобразования общества, не особенно считающегося со старыми социальными институтами и индивидуальными свободами. В основе радикализма лежит обычно полная неудовлетворенность предшествующей историей, существующим обществом, ныне живущим человеком. Радикализм связан со стремлением разрушить до основания старое общество и создать новое, гораздо более совершенное общество, совершенного человека и, возможно, более совершенную природную среду, достойную нового общества и нового человека.
Реформизм, являющийся противоположностью радикализма, будет означать, соответственно, постепенное, поэтапное преобразование общества, не ставящее перед собой глобальных целей и учитывающее ценность уже существующих социальных институтов и традиций, воплощающих прошлый опыт. Реформизм обычно скептически относится к идеям создания некоего идеального общества и совершенного человека, призывая ценить то, что уже есть, несмотря на все его несовершенство. В политике радикально настроенные люди или движения обычно называются «левыми» и противопоставляются «правым», или консервативно настроенным реформистам.
Под коллективными ценностями будем понимать то, что считается позитивно ценным какими-то социальными коллективами или обществом в целом. К индивидуальным ценностям в этом случае будет относиться все, что предпочитается отдельными людьми, является объектом любого их желания или интереса.
Социальные теории можно разделить на два класса, в зависимости от того, предполагаются ими радикальные или, напротив, постепенные способы социальных преобразований. С другой стороны, такие теории можно разделить на те, которые отдают приоритет коллективным ценностям над индивидуальными, и те, которые индивидуальные ценности ставят выше коллективных. Объединяя эти два деления, получаем четыре основных типа современных социальных теорий: социализм, анархизм, консерватизм и либерализм[311].
Всякое общество имеет идеологию, однако идеологии индивидуалистического и коллективистического обществ принципиально различны. Особенно наглядно это можно продемонстрировать на примере противопоставления двух современных идеологий – идеологии капиталистического общества и идеологии коммунистического общества[306]. Буржазная и коммунистическая идеологии различаются уже в следующих формальных аспектах:
– Буржуазная идеология складывается стихийно, подобно естественному языку или морали, у этой идеологии есть история, но нет конкретных авторов. Коммунистическая идеология, напротив, сформулирована, во всяком случае в своем ядре, определенными людьми, которым она постоянно воздает хвалу. Эта идеология считается в основных своих чертах, заданных ее классиками, неизменной и как бы не имеющей собственной истории.
– Буржуазная идеология не систематична, она расплывчата и аморфна, не является чем-то подобным связной доктрине или концепции и не имеет ясно очерченного обоснования. Коммунистическая идеология представляет собой определенную систему идей, претендующую не просто на то, чтобы быть теорией, но даже на то, чтобы считаться научной теорией. Ее основания четко очерчены, и ее теоретическим ядром является вполне определенная концепция – марксизм, включающий философскую и экономическую части, а также коммунистическое пророчество, которое эти части призваны обосновывать[307].
– Буржуазная идеология не является государственной идеологией, и государство не следит за тем, чтобы все члены общества имели о ней ясное представление и строго следовали ей. За отступления от этой идеологии не предусматривается специальных наказаний, самые резкие ее оппоненты (в том числе и ее коммунистические критики) не могут ущемляться в своих правах и свободах. Коммунистическая идеология – это государственная идеология, ее основные положения закрепляются в конституции и законах коммунистического государства и малейшее отступление от нее сурово преследуется.
– Буржуазная идеология не обслуживается какой-то особой, направляемой из единого центра группой, или кастой, людей. Внедрение этой идеологии в умы и души людей не является чьей-то профессией. Коммунистическую идеологию обслуживают многочисленные профессиональные идеологи («работники идеологического фронта»), следящие за тем, чтобы она проникала во все, самые мельчайшие поры коммунистического общества. Распространением данной идеологии занимается специальный аппарат, направляемый из единого центра.
Коротко говоря, буржуазная идеология незаметна почти как тот воздух, которым дышит человек буржуазного общества. Коммунистическая идеология жестка как те поручни на трапах корабля, за которые вынуждены держаться его пассажиры в неспокойную погоду. Чье-либо демонстративное отступление от коммунистической идеологии вызывает такую же бурную реакцию, как крик на палубе: «Человек за бортом!»[308]
Систематичность и твердость коммунистической идеологии дают возможность легко оценивать малейшие отклонения от нее и доводить ее до уровня лозунгов, широко внедряемых в повседневный обиход («Наша цель – коммунизм!», «Народ и партия – едины!» и т. п.). Но эти же особенности данной идеологии, из здания которой нельзя вынуть ни одного камня, в периоды кризиса коммунистического общества оборачиваются ее недостатком: как только начинаются подвижки, она обрушивается едва ли не вся сразу. Если буржуазная идеология динамична и способна воспринимать критику, то коммунистическая идеология чрезвычайно статична, боится не только критики, но даже идущих сверху попыток приспособить ее к новым обстоятельствам социальной жизни.
О коммунистической идеологии более подробно будет говориться далее. Сейчас же полезно остановиться на двух основных течениях западной мысли – либерализме и консерватизме, являющихся попытками понять природу капиталистического общества и уяснить те способы, с помощью которых можно было бы воздействовать на происходящие в нем процессы. Либерализм и консерватизм не являются элементами буржуазной идеологии и не лежат в ее основе[309]. Это определенные теории капиталистического общества или, скорее, определенные стили теоретического размышления о нем, имеющие свою историю, вносящие известный вклад в его идеологию и в свою очередь находящиеся под ее несомненным воздействием[310].
Либерализм и консерватизм расходятся по многим ключевым проблемам общественного развития, но противоположностью консерватизма является не либерализм, а «прогрессивная мысль», настаивающая на ускоренном развитии общества, возможно но определенному, фиксирующему «прогрессивные цели» плану.
Существует необозримое множество теорий социального развития. На первый взгляд кажется, что в этом безбрежном море социального теоретизирования нет никаких ориентиров. На самом деле это не так. Можно наметить контуры общей классификации современных социальных теорий и составить своего рода «карту», или схему, современного социального теоретизирования. Такая схема покажет, в частности, место рассматриваемых далее либерализма и консерватизма в социальном теоретизировании и позволит уточнить их отношения с другими типами социальных теорий, выдвигавшихся начиная примерно с XVIII в.
Пусть радикализм означает требование решительного, коренного преобразования общества, не особенно считающегося со старыми социальными институтами и индивидуальными свободами. В основе радикализма лежит обычно полная неудовлетворенность предшествующей историей, существующим обществом, ныне живущим человеком. Радикализм связан со стремлением разрушить до основания старое общество и создать новое, гораздо более совершенное общество, совершенного человека и, возможно, более совершенную природную среду, достойную нового общества и нового человека.
Реформизм, являющийся противоположностью радикализма, будет означать, соответственно, постепенное, поэтапное преобразование общества, не ставящее перед собой глобальных целей и учитывающее ценность уже существующих социальных институтов и традиций, воплощающих прошлый опыт. Реформизм обычно скептически относится к идеям создания некоего идеального общества и совершенного человека, призывая ценить то, что уже есть, несмотря на все его несовершенство. В политике радикально настроенные люди или движения обычно называются «левыми» и противопоставляются «правым», или консервативно настроенным реформистам.
Под коллективными ценностями будем понимать то, что считается позитивно ценным какими-то социальными коллективами или обществом в целом. К индивидуальным ценностям в этом случае будет относиться все, что предпочитается отдельными людьми, является объектом любого их желания или интереса.
Социальные теории можно разделить на два класса, в зависимости от того, предполагаются ими радикальные или, напротив, постепенные способы социальных преобразований. С другой стороны, такие теории можно разделить на те, которые отдают приоритет коллективным ценностям над индивидуальными, и те, которые индивидуальные ценности ставят выше коллективных. Объединяя эти два деления, получаем четыре основных типа современных социальных теорий: социализм, анархизм, консерватизм и либерализм[311].