Страница:
Нагнувшись, Вадим извлёк из-под сиденья тросомёт и положил ближе, чтоб не сплоховать при случае. (Об остальном арсенале старался не думать – и без него полно экстремистов.) Правда, Вадим плохо представлял, что станет делать с пойманными мясорубами. В зверинец, что ли, сдавать или отвозить куда подальше, в глухомань?
А что у них запасено, интересно? Пока Вадим разглядел лишь серые капюшоны, мелькающие за заборами или кустами. Сектанты то появлялись, то исчезали: не только из виду – из мысле-облака. Потом возникали в другом месте, с непонятной быстротой проскакивая большие отрезки, дразня новыми повадками. Тоже пересели на колёсники? Так ведь моторов не слышно. Что за фокусы, куда они проваливаются? И вообще ведут себя странно, будто завлекают. Не пора ли притормозить, пока не вошёл в раж? Охотничек из меня, надо признать… Сюда б крутарей!
Несмотря на расплывшееся мысле-облако, Вадим не заметил вблизи никого, пока «гром не грянул». Он даже смотрел в другую сторону и только краем глаза углядел тёмную массу, летящую на него с крыши обгорелой одноэтажки. Не успев испугаться, Вадим крутанул газовой рукоятью до упора, и вздыбившийся колёсник на предельном ускорении рванулся вперёд, стеная покрышками. По капоту скрежетнуло когтями, Вадим ощутил, как содрогнулась почва под ударом тяжёлых лап, – и тотчас зверь прыгнул вдогонку, вновь не достав едва-едва. Набирая скорость, он промчался за колёсником ещё сотню метров – хотя Вадим уже разогнался до полной, – затем резко скакнул в сторону и сгинул за забором. Мигом позже зачихал, закашлял старенький мотор – будто до сих пор его поддерживали лишь отчаянные понукания Вадима. Да, но раньше-то он не барахлил?
Сбавив обороты, Вадим устремился вслед чудищу мысле-облаком, но опять ничего не почувствовал. Насколько он разглядел, очертаниями и ухватками странный зверь походил на льва, однако в последнем прыжке вдруг напомнил громадного человека, перемахивающего препятствие, – к примеру, наподдал о верхушку забора совершенно так же. Но даже если это был не лев и не монстр, а какое-нибудь из подбугорных чудищ, всё-таки забредшее в город, – почему он не проявился в мысле-облаке?
Остановившись на безопасном удалении, Вадим сошёл с колёсника и осмотрел свежие царапины, оставленные вместо сувенира. Боже, ну и плуги!.. Опять на излёте его догнал страх, наполнив нутро дрожью: а если б Акела не промахнулся? Сейчас бы ошмётки «беспечного ездока» усеивали шоссе, и даже отскребать было б некому. Достойное завершение каскада авантюр.
Граждане, а ведь это был Мститель! – внезапно понял Вадим. – Всё совпадает: размеры, повадки, следы когтей… Только я-то на кой ему сдался? До сих пор он жаловал лишь девиц. Наверно, и двигатель захлебнулся неспроста. Очень удобно на голой воле тормозить проходящий транспорт – помнится, подбугорный Хозяин и не такие номера откалывал. Правда, у того мысле-тучаощущалась за километр, а этого в упор не разглядишь – прямо невидимка! И всё равно фокус не сработал: «я в ответ на твой обман…». Да, но мясорубы при чём? Они теперь у Мстителя кто: наводчики, загонщики, приманка?
Закрыв глаза, Вадим попытался припомнить детали мелькнувшего кошмара («ночная кобыла», вот именно), но в сознании всплывали только грузные формы, смазанные невероятной быстротой. Вообще, это больше походило на смерч, случайно увязавшийся за колёсником, а уж что там Вадиму почудилось – его проблемы.
Удачный выдался денёк! – уныло подумал он. Начался с наезда, продолжился налётом, кончился наскоком… впрочем, ещё не кончился.
Однако дальше Вадим ехал без происшествий и домой вернулся как обещал – через час с небольшим. Подкатив ко входу, он заволок колёсник на прежнее место, снова подхватил тивишники под мышки и поднялся в квартиру. Рассевшись на постели, Кира с интересом наблюдала, как Вадим устанавливает приборы на тумбе, друг против друга, затем, подключает к сети.
– А как насчёт антенн? – спросила девушка. – Сюда-то кабели не подведены.
– Не требуется, – откликнулся он, сбрасывая куртку. – Думаешь, я приволок их для развлекухи?
– Для обогрева, – предположила Кира, зябко ёжась.
Хмыкнув, Вадим присел на постель, и тотчас девушка прижалась к его спине, охватив тугими руками торс и стиснув коленями бёдра. Её близость не будоражила Вадима, как недавние касания Алисы, обжигавшие космической стужей. От Киры, наоборот, веяло теплом, и это было удовольствием иного порядка, почти мистическим. Последняя стариковская услада: прикорнуть на персях юной девы, понежиться вблизи горячих кровяных потоков.
– Ну, – предупредил Вадим, – готовься к худшему.
– К самому?
– Вообще, рисковые эксперименты лучше проводить в одиночку, – сказал он. – Однако сейчас требуется свидетель – вдруг у меня поехала крыша?
– А что здесь опасного?
– Может, и ничего, – пожал плечами Вадим. – Если б я всерьёз чего-нибудь страшился, сперва выставил бы отсюда тебя и Тима.
– А чего Тим? – вдруг отозвался тот, поднимая голову. – «Чуть что – сразу Косой, Косой!..»
– Спи, страдалец, – посоветовал Вадим. – Помнишь же: «гробиться лучше во сне».
– «Лучше, конечно, не гробиться», – подхватил Тим. – Собственно, из-за чего шум?
– Да вот, наш умник полагает, будто тивишники передерутся, стоит их поставить носом к носу, – ответила Кира. – Или что они сработают вроде атомной бомбы, превысив критическую массу.
– Между прочим, напрасно зубоскалишь! – заметил спец, поворачиваясь на бок и прижимаясь пузиком к её оттопыренному заду. – Вадичек редко ошибается, если уж с чем выходит на люди. Он у нас – интуитивист!
– Сейчас ты объявишь: «а ручки – вот они!» – фыркнула девушка. – Эй, нахаленок, не пристраивайся, слышишь?
– Холодно же, – пробурчал Тим, нехотя сдвигаясь. – Ну, чего там?
– Сейчас кэ-эк шандарахнет! – посулил Вадим, включая тивишники.
И ничего не случилось – в первую секунду. Только сам Вадим ощутил, как в пространстве между экранами будто вскипел воздух, наливаясь нездешней сутью. Потом раздался протяжный всхлип, и со всех сторон к экранам устремились воздушные потоки, взметая пыль и мусор. А затем отовсюду: от батарей, от розеток, из окон, даже из стен (от арматуры?) – туда выплеснулись огненные струйки, охватив комнату сияющей сетью. К счастью, ни одна из них не зацепила троицу, съёжившуюся на постели. Впрочем, дело было не столько в везении, сколько в мысле-облакеВадима, накрывшем всех троих защитным куполом. Конечно, мощи его оболочки далеко было до прочности экранов, однако отклонить разряды она сумела. Растём-с!..
Внезапно в оконной раме лопнули, словно взорвавшись, последние стёкла, брызнув в комнату колючим залпом. И снова людей защитило облако, отразив летящие осколки. Вот на пули б его не хватило… или на мечи.
– Ч-чёрт, – растерянно выдохнул Тим, сжимаясь вокруг Киры колечком. И на сей раз девушка не возразила, но сама прижалась плотнее к Вадиму, положив подбородок ему на плечо. Трогательное единение перед лицом… собственно, чьим?
– «То ли чудится мне, то ли кажется», – произнёс Вадим раздумчиво. – Или всё же не чудится?
– Чтоб тебе всю жизнь так чудилось! – огрызнулся Тим. – Ты чего тут устроил?
– Кира, как? – спросил Вадим. – Ты у нас самая выдержанная, веришь только глазам.
– А если сунуть туда руку? – предложила та.
– Или ногу, – добавил Тим. – Или попу… Ребята, вы чего?
Между тускнеющими экранами, словно в камере, разрастался огненный шар, заливая комнату мертвенным светом. Ничего себе лампочка! – подумал Вадим. Покруче «ильичевской» будет. И та обошлась дорого, а чего ждать от этой?
– Ладно, теперь тихо! – предупредил он. – Медитировать буду.
Опасливо Вадим протянулся мысле-облакомк «лампе», пытаясь просочиться мимо неё в открывшийся проход и уже ощущая за ним множество сознаний – так близко, рядом!..
И тут шар взорвался, точно вакуумная бомба, ибо Вадима швырнуло лицом к столу, – и теперь его не защитила магическая оболочка. Всё же он успел спружинить руками, а Кира удержалась у него на спине, стиснув, словно обручами. Зато Тим обрушился с кровати и покорно закатился под стол. Тивишники судорожно скакнули друг к другу, смыкаясь сумеречными провалами перед самым лицом Вадима. Но за миг до встречи снова возникли экраны, и столкнулись уже они, устроив второй взрыв.
– Шандарахнуло, – удовлетворённо заметил Вадим. – Я ж обещал?
– Ты обещал, что опасно не будет! – вылез с претензиями Тим, потирая ушибленную ягодицу. – Подрывник хренов!
– Тут я ошибся, – кротко признал Вадим. – Так ведь никто и не пострадал?! Давайте уж досыпать, сколько осталось.
Глава 3
1. Выставка пород
А что у них запасено, интересно? Пока Вадим разглядел лишь серые капюшоны, мелькающие за заборами или кустами. Сектанты то появлялись, то исчезали: не только из виду – из мысле-облака. Потом возникали в другом месте, с непонятной быстротой проскакивая большие отрезки, дразня новыми повадками. Тоже пересели на колёсники? Так ведь моторов не слышно. Что за фокусы, куда они проваливаются? И вообще ведут себя странно, будто завлекают. Не пора ли притормозить, пока не вошёл в раж? Охотничек из меня, надо признать… Сюда б крутарей!
Несмотря на расплывшееся мысле-облако, Вадим не заметил вблизи никого, пока «гром не грянул». Он даже смотрел в другую сторону и только краем глаза углядел тёмную массу, летящую на него с крыши обгорелой одноэтажки. Не успев испугаться, Вадим крутанул газовой рукоятью до упора, и вздыбившийся колёсник на предельном ускорении рванулся вперёд, стеная покрышками. По капоту скрежетнуло когтями, Вадим ощутил, как содрогнулась почва под ударом тяжёлых лап, – и тотчас зверь прыгнул вдогонку, вновь не достав едва-едва. Набирая скорость, он промчался за колёсником ещё сотню метров – хотя Вадим уже разогнался до полной, – затем резко скакнул в сторону и сгинул за забором. Мигом позже зачихал, закашлял старенький мотор – будто до сих пор его поддерживали лишь отчаянные понукания Вадима. Да, но раньше-то он не барахлил?
Сбавив обороты, Вадим устремился вслед чудищу мысле-облаком, но опять ничего не почувствовал. Насколько он разглядел, очертаниями и ухватками странный зверь походил на льва, однако в последнем прыжке вдруг напомнил громадного человека, перемахивающего препятствие, – к примеру, наподдал о верхушку забора совершенно так же. Но даже если это был не лев и не монстр, а какое-нибудь из подбугорных чудищ, всё-таки забредшее в город, – почему он не проявился в мысле-облаке?
Остановившись на безопасном удалении, Вадим сошёл с колёсника и осмотрел свежие царапины, оставленные вместо сувенира. Боже, ну и плуги!.. Опять на излёте его догнал страх, наполнив нутро дрожью: а если б Акела не промахнулся? Сейчас бы ошмётки «беспечного ездока» усеивали шоссе, и даже отскребать было б некому. Достойное завершение каскада авантюр.
Граждане, а ведь это был Мститель! – внезапно понял Вадим. – Всё совпадает: размеры, повадки, следы когтей… Только я-то на кой ему сдался? До сих пор он жаловал лишь девиц. Наверно, и двигатель захлебнулся неспроста. Очень удобно на голой воле тормозить проходящий транспорт – помнится, подбугорный Хозяин и не такие номера откалывал. Правда, у того мысле-тучаощущалась за километр, а этого в упор не разглядишь – прямо невидимка! И всё равно фокус не сработал: «я в ответ на твой обман…». Да, но мясорубы при чём? Они теперь у Мстителя кто: наводчики, загонщики, приманка?
Закрыв глаза, Вадим попытался припомнить детали мелькнувшего кошмара («ночная кобыла», вот именно), но в сознании всплывали только грузные формы, смазанные невероятной быстротой. Вообще, это больше походило на смерч, случайно увязавшийся за колёсником, а уж что там Вадиму почудилось – его проблемы.
Удачный выдался денёк! – уныло подумал он. Начался с наезда, продолжился налётом, кончился наскоком… впрочем, ещё не кончился.
Однако дальше Вадим ехал без происшествий и домой вернулся как обещал – через час с небольшим. Подкатив ко входу, он заволок колёсник на прежнее место, снова подхватил тивишники под мышки и поднялся в квартиру. Рассевшись на постели, Кира с интересом наблюдала, как Вадим устанавливает приборы на тумбе, друг против друга, затем, подключает к сети.
– А как насчёт антенн? – спросила девушка. – Сюда-то кабели не подведены.
– Не требуется, – откликнулся он, сбрасывая куртку. – Думаешь, я приволок их для развлекухи?
– Для обогрева, – предположила Кира, зябко ёжась.
Хмыкнув, Вадим присел на постель, и тотчас девушка прижалась к его спине, охватив тугими руками торс и стиснув коленями бёдра. Её близость не будоражила Вадима, как недавние касания Алисы, обжигавшие космической стужей. От Киры, наоборот, веяло теплом, и это было удовольствием иного порядка, почти мистическим. Последняя стариковская услада: прикорнуть на персях юной девы, понежиться вблизи горячих кровяных потоков.
– Ну, – предупредил Вадим, – готовься к худшему.
– К самому?
– Вообще, рисковые эксперименты лучше проводить в одиночку, – сказал он. – Однако сейчас требуется свидетель – вдруг у меня поехала крыша?
– А что здесь опасного?
– Может, и ничего, – пожал плечами Вадим. – Если б я всерьёз чего-нибудь страшился, сперва выставил бы отсюда тебя и Тима.
– А чего Тим? – вдруг отозвался тот, поднимая голову. – «Чуть что – сразу Косой, Косой!..»
– Спи, страдалец, – посоветовал Вадим. – Помнишь же: «гробиться лучше во сне».
– «Лучше, конечно, не гробиться», – подхватил Тим. – Собственно, из-за чего шум?
– Да вот, наш умник полагает, будто тивишники передерутся, стоит их поставить носом к носу, – ответила Кира. – Или что они сработают вроде атомной бомбы, превысив критическую массу.
– Между прочим, напрасно зубоскалишь! – заметил спец, поворачиваясь на бок и прижимаясь пузиком к её оттопыренному заду. – Вадичек редко ошибается, если уж с чем выходит на люди. Он у нас – интуитивист!
– Сейчас ты объявишь: «а ручки – вот они!» – фыркнула девушка. – Эй, нахаленок, не пристраивайся, слышишь?
– Холодно же, – пробурчал Тим, нехотя сдвигаясь. – Ну, чего там?
– Сейчас кэ-эк шандарахнет! – посулил Вадим, включая тивишники.
И ничего не случилось – в первую секунду. Только сам Вадим ощутил, как в пространстве между экранами будто вскипел воздух, наливаясь нездешней сутью. Потом раздался протяжный всхлип, и со всех сторон к экранам устремились воздушные потоки, взметая пыль и мусор. А затем отовсюду: от батарей, от розеток, из окон, даже из стен (от арматуры?) – туда выплеснулись огненные струйки, охватив комнату сияющей сетью. К счастью, ни одна из них не зацепила троицу, съёжившуюся на постели. Впрочем, дело было не столько в везении, сколько в мысле-облакеВадима, накрывшем всех троих защитным куполом. Конечно, мощи его оболочки далеко было до прочности экранов, однако отклонить разряды она сумела. Растём-с!..
Внезапно в оконной раме лопнули, словно взорвавшись, последние стёкла, брызнув в комнату колючим залпом. И снова людей защитило облако, отразив летящие осколки. Вот на пули б его не хватило… или на мечи.
– Ч-чёрт, – растерянно выдохнул Тим, сжимаясь вокруг Киры колечком. И на сей раз девушка не возразила, но сама прижалась плотнее к Вадиму, положив подбородок ему на плечо. Трогательное единение перед лицом… собственно, чьим?
– «То ли чудится мне, то ли кажется», – произнёс Вадим раздумчиво. – Или всё же не чудится?
– Чтоб тебе всю жизнь так чудилось! – огрызнулся Тим. – Ты чего тут устроил?
– Кира, как? – спросил Вадим. – Ты у нас самая выдержанная, веришь только глазам.
– А если сунуть туда руку? – предложила та.
– Или ногу, – добавил Тим. – Или попу… Ребята, вы чего?
Между тускнеющими экранами, словно в камере, разрастался огненный шар, заливая комнату мертвенным светом. Ничего себе лампочка! – подумал Вадим. Покруче «ильичевской» будет. И та обошлась дорого, а чего ждать от этой?
– Ладно, теперь тихо! – предупредил он. – Медитировать буду.
Опасливо Вадим протянулся мысле-облакомк «лампе», пытаясь просочиться мимо неё в открывшийся проход и уже ощущая за ним множество сознаний – так близко, рядом!..
И тут шар взорвался, точно вакуумная бомба, ибо Вадима швырнуло лицом к столу, – и теперь его не защитила магическая оболочка. Всё же он успел спружинить руками, а Кира удержалась у него на спине, стиснув, словно обручами. Зато Тим обрушился с кровати и покорно закатился под стол. Тивишники судорожно скакнули друг к другу, смыкаясь сумеречными провалами перед самым лицом Вадима. Но за миг до встречи снова возникли экраны, и столкнулись уже они, устроив второй взрыв.
– Шандарахнуло, – удовлетворённо заметил Вадим. – Я ж обещал?
– Ты обещал, что опасно не будет! – вылез с претензиями Тим, потирая ушибленную ягодицу. – Подрывник хренов!
– Тут я ошибся, – кротко признал Вадим. – Так ведь никто и не пострадал?! Давайте уж досыпать, сколько осталось.
Глава 3
СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
1. Выставка пород
– Давай, давай, Тим, поворачивайся! – подстегнул Вадим. – Нынче будет трудный день – не то что давеча.
– Куда спешить-то? – расслабленно возразил тот, жмурясь на проливающиеся сквозь шторы тёплые лучи. – Я должен принять ванну, выпить чашечку кофе, – на звуке «ф» он даже присвистнул, – переодеться.
– «В морге тебя переоденут», – в тон ему сказал Вадим. – Хватит Гайдаевских мотивов: Кира всё равно не оценит! Это мы, старпесы, о них ещё помним.
– А что такое «старпесы»? – поинтересовался Тим.
– Старые песочницы.
– А-а… Это греет.
В дверях спальни возникла Кира – в кружевном фартучке на голое тело, словно булгаковская Гелла, и в детских сандалиях взамен тапок. Никогда Вадим не любил униформ, но против такой и он бы не возражал.
– Сеньоры чайку не желают? – осведомилась она, изящно прислонясь к косяку. – Как понимаю, с кофе тут напряжёнка, не говоря про бекон с яйцами.
– Вот о таком я мечтал всю жизнь! – объявил Тим, восторженно её озирая. – Можно даже без чая. Что до яиц… н-да.
Бочком он стал выбираться из постели, при свете снова застеснявшись своей наготы.
– Обживайся, женщина, обживайся, – сварливо добавил Вадим. – На кухне тебе самое место!
– Ты забыл про постель… Значит, вам чаю?
– А другого ничего нет, извини.
С достоинством Кира развернулась – сзади её наряд впечатлял ещё больше, что было подмечено классиком. А может, и читала, подумал Вадим кто знает? Или видела – одну из экранизаций. Как же пропустить такой эпизод!
– Да, – разглядывая себя в зеркале, заметил Тим, – с возрастом волос на теле становится всё больше, а вот на голове – меньше. Сползают, что ли?
– Матереешь, – откликнулся Вадим. – Готовишься к трудной зиме.
– «Зиме» – в переносном смысле? – уточнил Тим и вздохнул: – Старость, старость… Скоро и на женщин у меня будет подниматься только шерсть. Биноклем, что ли, обзавестись?
– Домкратом, – сказал Вадим, прислушиваясь к себе. Отчего-то на душе было скверно – отчего? Себя он знал: без причины расстраиваться не станет. Только причину не сразу сыщешь – тем более иной раз она таится в будущем, опережая собственное следствие. И к чему готовиться теперь? К засаде прямо на дому?
В общагской квартирке Вадима действительно поджидали, однако никакие не Шершни, а вполне легальные сыскари, знакомые по недавней заварушке у соседей. Немудрёное его имущество, судя по всему, они уже перетрясли и теперь от нечего делать глазели по тивишнику утреннюю программу, в точности повторявшую вечернюю. Мысленно Вадим поздравил себя, что не поленился самое предосудительное перетащить на новую базу.
– Бог в помощь, парни, – сказал он, озирая комнату в поисках Жофрея. – Я не помешал? А то ведь могу зайти и позже.
– Юморист, да? – проворчал старший сыскарь, упитанный и низкорослый, с покатыми округлыми плечами и выпирающим животом. – Умный очень? Позже он зайдёт – щас!
– А котяра твой сбежал, ага, – сообщил второй, высокий и худощавый, однако похожий на первого, точно младший брат. – Фр-р-р в окно, потом на дерево – только и видели!.. Нарушаем помаленьку, брат жилец?
– Какой котяра? – преувеличенно удивился Вадим. – Наверно, в окно и забрался – пока меня не было.
– Может, и окно сам открыл? – поинтересовался молодой. – Тоже, видно, умник – в хозяина.
– А вот насчёт окон указа не было, – возразил Вадим. – Ненаказуемо.
– Ещё и грамотный, – заметил старший. – Во жильцы пошли – лучше нас права знают, так и шпарят!..
– За знаниями, что ли, пришли? Так это надолго.
– Грамотный, точно, – гля!.. Ну, тебе щас роги обломают, готовься.
– Уж не вы ли?
– Зачем мы, – вступил младший, – расследователь! Он тоже ба-а-альшой любитель языки чесать. Вот ему пой чего хочешь.
Вадим насторожился, теперь забеспокоившись всерьёз.
– А в чём, собственно, дело? – спросил он. – Что-нибудь стряслось?
– Стряслось, вот именно, – усмехаясь, подтвердил сыскарь. – Ещё как!.. Подружку твою замочили – до сих пор по частям собирают. Уж не ты ль постарался, умник?
– Кого? – выдавил Вадим сквозь сведённое горло. – Имя – как?
– Конечно, у тебя их девать некуда – первых-то городских краль!
– Алиса?
– Ну! – обрадовался молодой. – А я уж думал, как с котом будет: «первый раз слышу». Весь город её знает, а ты вроде и тивишник не смотришь… Пошли, что ль? Расследователь заждался.
– Только переоденусь, – бесцветным голосом сказал Вадим. – Не идти же к нему вахлаком?
– Спокойный – гля! – заметил старший. – Всё ему пофиг. Видно, не впервой, а?
Промолчав, Вадим распахнул шкаф, тоже, кажется, перетрясенный до самых глубин, быстро поменял одежду, вяло сожалея, что душ принять ему точно не дадут, и всеми силами стараясь не сорваться в слепую ярость, совершенно бесполезную сейчас, даже опасную. Алиса, ах Алиса! – стучало в голове. Как же я тебя упустил? Должен был предотвратить, должен!.. хотя бы пришлось разорваться.
Затем его сопроводили в квартиру Марка, где, к счастью, уже не оказалось упомянутых сыскарями «частей», зато хватало свеженашлепанных и едва подсохших бурых пятен, – по коврам, стенам, даже на потолке. Однако Вадим уже взял себя в руки, надёжно отстранившись, и фантазии воли не давал: смотрел на это именно как на пятна. Пока хватало иных забот, а переживать будем потом – если позволят.
Расследователь скромно притулился на кухне, отгородясь от входа столом, и сосредоточенно строчил отчёт, обложившись листками экспертов. Завидев Вадима, он произнёс зловещее: «Ага», – с готовностью отложил перо и указал задержанному на стул, установленный по центру комнатки. Вадим молча сел, стараясь не терять из виду обоих сыскарей, притормозивших возле двери.
– Стало быть, вы и есть тот самый Вадим Александрович Смирнов, – заговорил расследователь, – так сказать, друг семьи?
– Скорее Алисы, – сухо поправил Вадим.
– Выходит, с мужем потерпевшей у вас были натянутые отношения? – тут же ухватился допросчик.
– Скорей прохладные.
– Что, так ни разу и не повздорили? Трудно поверить!
– Тем не менее.
– А с потерпевшей вы тоже не ссорились?
– Никогда.
– Мне говорили, она была женщиной импульсивной, несговорчивой, даже скандальной…
– Разве? Не замечал.
– Значит, вы с нею ладили?
– Вполне. Я вообще предпочитаю ни с кем не воевать.
– Что, такой ангельский характер?
– Просто умею себя контролировать.
Расследователь пристально вгляделся в Вадима, явно подражая «рентгеновскому» взору репрессоров.
– Когда видели её в последний раз?
– Вчера, вечером.
– Вы были у неё?
– Да, – нехотя соврал Вадим.
– Во сколько ушли?
– Около двенадцати.
– Цель визита?
– Просто зашёл… поговорить.
– Вы её любовник? – в упор спросил расследователь.
Вадим усмехнулся краем рта: собственно, почему я – её, а не она – моя? Как занятно иногда проявляется разница в статусе!
– Нет, – ответил он. – Мы дружили.
– Дружили-дружили, а затем раз – и убили?
Тем же отрепетированным взглядом расследователь впился в лицо Вадима, ловя смятение. Следовало бы разыграть гнев или недоумение, однако врать было противно.
– Нет, – сказал он вяло.
– Что – нет?
– Не убивал.
– Врёте! Вы хотели склонить её к сожительству, но она воспротивилась, и тогда вы надругались над ней – зверски. Затем вспороли ей живот, измочалили груди, отрубили кисти и ступни, а уж после всего задушили и оторвали голову.
Вадиму снова сделалось душно: к чему такие подробности – хочет меня ошеломить? Или в самом деле решил навесить убийство на первого кто подвернулся?
– Чего молчите?
– А вы ничего не спросили.
– Когда вы узнали о её смерти?
– Странный вопрос.
– Почему?
– Вы ведь уверены, что это я её убил? Убийце положено узнавать о смерти жертвы в момент убийства.
– Вы тут не умничайте, – вспылил чиновник, – а отвечайте на поставленный вопрос!
– Только что, – ответил Вадим. – От ваших сыскарей.
– Выходит, вы вообще тут ни с какого бока? – недоверчиво усмехнулся расследователь. – А кто ещё, по-вашему, мог бы её убить?
– Откуда мне знать? У Алисы обширный круг знакомых… был. И почти ни с кем я не пересекался.
– Ну да, «я не я, и хата не моя». На вашем месте, подследственный, следует быть разговорчивей, иначе не пришлось бы потом кусать локти!
– А что вы хотите знать? Мне лично Алиса не мешала жить. Тем более я не стал бы над ней измываться, даже если б собрался насиловать. Это сделал больной либо мститель, а я не подхожу ни под одну категорию.
– Намекаете на мужа? – поинтересовался допросчик. – Конечно, у него-то была причина для мести!..
– Намекаете на меня? – спросил Вадим. – Причины не было, разве подозрения. Но позавчера он её поколотил, а, по-вашему, может нормальный мужчина избить женщину?
– Собственную-то жену? – хмыкнул старший сыскарь. – Ещё как!
Обернувшись, Вадим внимательно в него вгляделся.
– А убить? – спросил он вкрадчиво. – К тому же зверски?
– Ладно-ладно, – заволновался расследователь. – Не увлекайтесь, подследственный!
– Ну конечно, вопросы здесь задаёте вы.
– Именно. – Он пошелестел на столе бумагой. – Хорошо, пока это оставим – есть и другие вопросы.
– Я слушаю.
– При обыске у вас обнаружены фант-книги.
– Не из числа запрещённых.
– Но программа, программа!.. Они ж туда не входят?
– И что?
– Как? – удивился чиновник. – Разве не ясно?
– Насколько понимаю, вы должны доказать нарушение закона? – предположил Вадим. – Так покажите тот закон, который я нарушил хранением этих книг. По моим сведениям, его ещё не издали.
– Во даёт! – не сдержался толстяк, явно злорадствуя над допросчиком.
– Похоже, Смирнов, вы ещё не прониклись серьёзностью положения, – нахмурясь, заговорил тот. – Злодейски убита ведущий диктор Студии, один из рупоров народной власти. При этом выясняется, что её близкий сосед и, так сказать, приятель находится в скрытой оппозиции к строю, хранит и даже пропагандирует не одобряемые властями опусы, посещает подозрительные секты, ведёт, судя по всему, распутный образ жизни, слоняется где-то ночами, а иногда и вовсе пропадает на день-два. Знаете, на что это походит?
– На то, что коварный сей «приятель» более пятнадцати лет, с первого дня знакомства, лелеял мысль заткнуть упомянутый рупор, год за годом кружил вокруг, втираясь в доверие, и наконец отчебучил это – совершенно по-идиотски, не позаботясь об алиби. Очень убедительно, правда? Можно даже психобазу подвести: мол, ежели слишком долго чего-то желать, не мудрено и сорваться, наломать дров, – по-человечески это так понятно!.. Кстати, я не оставил подходящих улик, вроде кровавых отпечатков или кухонного ножа?
– Довольно! – сорвавшись с тона, расследователь хлопнул ладонью по столу. – Я вижу, вы тот ещё фрукт! Как говорится, «враг матёрый и опасный» – так пусть вами и занимаются репрессоры.
Подмахнув заготовленную бумаженцию, он резко подвинул её на край стола, затем ткнул пальцем в «подследственного» и распорядился:
– Сопроводить!
– Наверно, и при старом режиме вы очень старались, – поднимаясь, заметил Вадим, – раз теперь такой идейный. Кажется, я даже наблюдал вас – в агитаторах. Желаю, чтобы вам воздалось по заслугам!
– Увести! – крикнул чиновник.
Сыскари подобрались, по виду став и вовсе близнецами, несмотря на разницу в сложении, – и тут же принялись за дело. Старший, по-прежнему злорадно скалясь, шагнул к Вадиму и сноровисто прищёлкнул к его запястью стальной браслет, намереваясь, видно, как более массивный, поработать при нём каторжанским ядром. Второй, как менее ленивый, прогулялся к столу за сопроводиловкой.
– Ты и дальше будешь умником, верно? – пробурчал первый доверительно. – И не наделаешь нам лишних хлопот?
– Может, вас отнести? – огрызнулся Вадим. – Тогда я же и сдам вас репрессорам, идёт? Им-то без разницы, лишь бы больше!
– Хо-хо…
Всё-таки в глубине души Вадим, наверно, питал иллюзии насчёт неких высших законов справедливости, благодаря которым безвинного человека, нельзя закопать совсем – конечно, если он сам не сломается. Потому, а также из болезненного любопытства (надо ж поглазеть на этих деятелей вблизи!) он позволил себя впихнуть в душную каталку сыскарей да ещё с обеих сторон стиснуть потными, дурно пахнущими тушами и так доставить на печально известную базу репрессоров, из коих он уже знал нескольких и даже имел случай лицезреть их легендарного босса, некоего Бондаря – громадного ражего мужика, весьма нелепо смотревшегося в парадном кителе.
Последнее время эта весёлая организация быстро набирала силу, всё больше смахивая на инквизицию либо на приснопамятный НКВД, тоже не стеснявший себя в выборе средств. Самое забавное, что даже в терминологии репрессоры взяли на вооружение эту словесную эквилибристику: от «козней пособников дьявола» до «происков врагов народа». И теперь стало не очень понятно, на кого, собственно говоря, они ополчились: на пресловутых поработителей-федералов, как задумывалось вначале, или на мифического Врага всех людей, злоумышлявшего по своей природе. Мало-помалу в разоблачительные речи репрессоров всё гуще вплеталась мистика, и эта белиберда, как ни странно, никого не удивляла, будто горожан уже излечили от естественного недоверия к властям, а критически поглядывать наверх умели теперь считанные единицы.
Ощущая сквозь одежду плотные массивы Вадима, сыскари чувствовали себя неуютно и с преувеличенным оживлением обменивались впечатлениями о вчерашней попойке, на которой, судя по всему, они недурно взбодрились, а заодно и просадили едва не по недельному окладу, полагавшемуся каждому блюсту в добавление к пайку. Через замызганные окна Вадим безразлично поглядывал по сторонам, прибавляя сыскарям беспокойства. То ли они опасались его приятелей-крутарей, о которых могли вызнать через обширную сеть осведомителей, то ли ожидали, что сам Вадим попытается разорвать их голыми руками, как сотворил со своей злосчастной подружкой.
-Ах, Алиса, Алиса! – снова нахлынуло на него. Предупреждал же: якшайся с разбором!.. И вновь Вадим подавил тоску, отстранился, хотя с трудом и не сразу. Не до переживаний сейчас – самому б выкарабкаться.
Несмотря на страхи сыскарей, их дребезжащий колёсник благополучно докатил до унылого серого здания (так и прозванного – Серым Домом), которое большинство горожан старались обходить за квартал, и через сумрачную подворотню, после недолгого объяснения с привратными, въехал на просторный брусчатый двор, неожиданно пустынный и голый.
Сюда-то крутари вряд ли б сумели прорваться, даже если бы очень постарались, – однако у сыскарей не прибавилось спокойствия, скорее наоборот. Теперь они старались говорить вполголоса и уж лишнего не болтали – только по делу. Торопливо вытолкали Вадима из машины, подвели к одному из внутренних подъездов, перед которым тоже пришлось объясняться с угрюмой стражей. Внутрь сыскарей не пустили, да они и не стремились, с явным облегчением передав задержанного паре молчаливых верзил в униформе, на чьи физиономии даже Вадим не мог взирать без содрогания, – и тут же ретировались от греха.
А уж местные Хироны (больше смахивающие на Церберов) увели жертву в глубины этого огромного сумеречного дома, будто населённого тенями – так пусто и тихо было в его бесконечных тусклых коридорах, на бесчисленных лестницах со стёртыми за годы ступенями. По сторонам уплывали назад двери – десятки, сотни их! – и что творилось за ними, знать не хотелось. Лучше не заглядывать туда, лучше и вовсе никуда не приходить – так и брести по пасмурным переходам день за днём, раз уж нельзя вырваться к свету.
Но, конечно, зверомордые конвоиры в конце концов доставили Вадима по назначению, покинув его в просторной комнате, столь же пустынной, как прочие помещения, и со многими стульями, расставленными вдоль голых стен. Может, Вадима хотели потомить перед грядущим допросом, а может, и вправду репрессорам было не до него. В любом случае он даже обрадовался передышке, позволявшей привести в порядок мысли и слегка пригасить чувства, чтоб не мешали жить.
Потом открылись другие двери, ведущие если не в ад, то, уж наверно, в чистилище, и двое столь же звероподобных, будто из одного питомника, громил, однако без униформы и с проблесками разума в глазах, слаженным кивком пригласили Вадима внутрь. Он послушно вошёл и в глубине строгого кабинета за стандартным столом узрел первого ведьмодава всея губернии, главаря здешней банды, самого Верховного Репрессора.
– Куда спешить-то? – расслабленно возразил тот, жмурясь на проливающиеся сквозь шторы тёплые лучи. – Я должен принять ванну, выпить чашечку кофе, – на звуке «ф» он даже присвистнул, – переодеться.
– «В морге тебя переоденут», – в тон ему сказал Вадим. – Хватит Гайдаевских мотивов: Кира всё равно не оценит! Это мы, старпесы, о них ещё помним.
– А что такое «старпесы»? – поинтересовался Тим.
– Старые песочницы.
– А-а… Это греет.
В дверях спальни возникла Кира – в кружевном фартучке на голое тело, словно булгаковская Гелла, и в детских сандалиях взамен тапок. Никогда Вадим не любил униформ, но против такой и он бы не возражал.
– Сеньоры чайку не желают? – осведомилась она, изящно прислонясь к косяку. – Как понимаю, с кофе тут напряжёнка, не говоря про бекон с яйцами.
– Вот о таком я мечтал всю жизнь! – объявил Тим, восторженно её озирая. – Можно даже без чая. Что до яиц… н-да.
Бочком он стал выбираться из постели, при свете снова застеснявшись своей наготы.
– Обживайся, женщина, обживайся, – сварливо добавил Вадим. – На кухне тебе самое место!
– Ты забыл про постель… Значит, вам чаю?
– А другого ничего нет, извини.
С достоинством Кира развернулась – сзади её наряд впечатлял ещё больше, что было подмечено классиком. А может, и читала, подумал Вадим кто знает? Или видела – одну из экранизаций. Как же пропустить такой эпизод!
– Да, – разглядывая себя в зеркале, заметил Тим, – с возрастом волос на теле становится всё больше, а вот на голове – меньше. Сползают, что ли?
– Матереешь, – откликнулся Вадим. – Готовишься к трудной зиме.
– «Зиме» – в переносном смысле? – уточнил Тим и вздохнул: – Старость, старость… Скоро и на женщин у меня будет подниматься только шерсть. Биноклем, что ли, обзавестись?
– Домкратом, – сказал Вадим, прислушиваясь к себе. Отчего-то на душе было скверно – отчего? Себя он знал: без причины расстраиваться не станет. Только причину не сразу сыщешь – тем более иной раз она таится в будущем, опережая собственное следствие. И к чему готовиться теперь? К засаде прямо на дому?
В общагской квартирке Вадима действительно поджидали, однако никакие не Шершни, а вполне легальные сыскари, знакомые по недавней заварушке у соседей. Немудрёное его имущество, судя по всему, они уже перетрясли и теперь от нечего делать глазели по тивишнику утреннюю программу, в точности повторявшую вечернюю. Мысленно Вадим поздравил себя, что не поленился самое предосудительное перетащить на новую базу.
– Бог в помощь, парни, – сказал он, озирая комнату в поисках Жофрея. – Я не помешал? А то ведь могу зайти и позже.
– Юморист, да? – проворчал старший сыскарь, упитанный и низкорослый, с покатыми округлыми плечами и выпирающим животом. – Умный очень? Позже он зайдёт – щас!
– А котяра твой сбежал, ага, – сообщил второй, высокий и худощавый, однако похожий на первого, точно младший брат. – Фр-р-р в окно, потом на дерево – только и видели!.. Нарушаем помаленьку, брат жилец?
– Какой котяра? – преувеличенно удивился Вадим. – Наверно, в окно и забрался – пока меня не было.
– Может, и окно сам открыл? – поинтересовался молодой. – Тоже, видно, умник – в хозяина.
– А вот насчёт окон указа не было, – возразил Вадим. – Ненаказуемо.
– Ещё и грамотный, – заметил старший. – Во жильцы пошли – лучше нас права знают, так и шпарят!..
– За знаниями, что ли, пришли? Так это надолго.
– Грамотный, точно, – гля!.. Ну, тебе щас роги обломают, готовься.
– Уж не вы ли?
– Зачем мы, – вступил младший, – расследователь! Он тоже ба-а-альшой любитель языки чесать. Вот ему пой чего хочешь.
Вадим насторожился, теперь забеспокоившись всерьёз.
– А в чём, собственно, дело? – спросил он. – Что-нибудь стряслось?
– Стряслось, вот именно, – усмехаясь, подтвердил сыскарь. – Ещё как!.. Подружку твою замочили – до сих пор по частям собирают. Уж не ты ль постарался, умник?
– Кого? – выдавил Вадим сквозь сведённое горло. – Имя – как?
– Конечно, у тебя их девать некуда – первых-то городских краль!
– Алиса?
– Ну! – обрадовался молодой. – А я уж думал, как с котом будет: «первый раз слышу». Весь город её знает, а ты вроде и тивишник не смотришь… Пошли, что ль? Расследователь заждался.
– Только переоденусь, – бесцветным голосом сказал Вадим. – Не идти же к нему вахлаком?
– Спокойный – гля! – заметил старший. – Всё ему пофиг. Видно, не впервой, а?
Промолчав, Вадим распахнул шкаф, тоже, кажется, перетрясенный до самых глубин, быстро поменял одежду, вяло сожалея, что душ принять ему точно не дадут, и всеми силами стараясь не сорваться в слепую ярость, совершенно бесполезную сейчас, даже опасную. Алиса, ах Алиса! – стучало в голове. Как же я тебя упустил? Должен был предотвратить, должен!.. хотя бы пришлось разорваться.
Затем его сопроводили в квартиру Марка, где, к счастью, уже не оказалось упомянутых сыскарями «частей», зато хватало свеженашлепанных и едва подсохших бурых пятен, – по коврам, стенам, даже на потолке. Однако Вадим уже взял себя в руки, надёжно отстранившись, и фантазии воли не давал: смотрел на это именно как на пятна. Пока хватало иных забот, а переживать будем потом – если позволят.
Расследователь скромно притулился на кухне, отгородясь от входа столом, и сосредоточенно строчил отчёт, обложившись листками экспертов. Завидев Вадима, он произнёс зловещее: «Ага», – с готовностью отложил перо и указал задержанному на стул, установленный по центру комнатки. Вадим молча сел, стараясь не терять из виду обоих сыскарей, притормозивших возле двери.
– Стало быть, вы и есть тот самый Вадим Александрович Смирнов, – заговорил расследователь, – так сказать, друг семьи?
– Скорее Алисы, – сухо поправил Вадим.
– Выходит, с мужем потерпевшей у вас были натянутые отношения? – тут же ухватился допросчик.
– Скорей прохладные.
– Что, так ни разу и не повздорили? Трудно поверить!
– Тем не менее.
– А с потерпевшей вы тоже не ссорились?
– Никогда.
– Мне говорили, она была женщиной импульсивной, несговорчивой, даже скандальной…
– Разве? Не замечал.
– Значит, вы с нею ладили?
– Вполне. Я вообще предпочитаю ни с кем не воевать.
– Что, такой ангельский характер?
– Просто умею себя контролировать.
Расследователь пристально вгляделся в Вадима, явно подражая «рентгеновскому» взору репрессоров.
– Когда видели её в последний раз?
– Вчера, вечером.
– Вы были у неё?
– Да, – нехотя соврал Вадим.
– Во сколько ушли?
– Около двенадцати.
– Цель визита?
– Просто зашёл… поговорить.
– Вы её любовник? – в упор спросил расследователь.
Вадим усмехнулся краем рта: собственно, почему я – её, а не она – моя? Как занятно иногда проявляется разница в статусе!
– Нет, – ответил он. – Мы дружили.
– Дружили-дружили, а затем раз – и убили?
Тем же отрепетированным взглядом расследователь впился в лицо Вадима, ловя смятение. Следовало бы разыграть гнев или недоумение, однако врать было противно.
– Нет, – сказал он вяло.
– Что – нет?
– Не убивал.
– Врёте! Вы хотели склонить её к сожительству, но она воспротивилась, и тогда вы надругались над ней – зверски. Затем вспороли ей живот, измочалили груди, отрубили кисти и ступни, а уж после всего задушили и оторвали голову.
Вадиму снова сделалось душно: к чему такие подробности – хочет меня ошеломить? Или в самом деле решил навесить убийство на первого кто подвернулся?
– Чего молчите?
– А вы ничего не спросили.
– Когда вы узнали о её смерти?
– Странный вопрос.
– Почему?
– Вы ведь уверены, что это я её убил? Убийце положено узнавать о смерти жертвы в момент убийства.
– Вы тут не умничайте, – вспылил чиновник, – а отвечайте на поставленный вопрос!
– Только что, – ответил Вадим. – От ваших сыскарей.
– Выходит, вы вообще тут ни с какого бока? – недоверчиво усмехнулся расследователь. – А кто ещё, по-вашему, мог бы её убить?
– Откуда мне знать? У Алисы обширный круг знакомых… был. И почти ни с кем я не пересекался.
– Ну да, «я не я, и хата не моя». На вашем месте, подследственный, следует быть разговорчивей, иначе не пришлось бы потом кусать локти!
– А что вы хотите знать? Мне лично Алиса не мешала жить. Тем более я не стал бы над ней измываться, даже если б собрался насиловать. Это сделал больной либо мститель, а я не подхожу ни под одну категорию.
– Намекаете на мужа? – поинтересовался допросчик. – Конечно, у него-то была причина для мести!..
– Намекаете на меня? – спросил Вадим. – Причины не было, разве подозрения. Но позавчера он её поколотил, а, по-вашему, может нормальный мужчина избить женщину?
– Собственную-то жену? – хмыкнул старший сыскарь. – Ещё как!
Обернувшись, Вадим внимательно в него вгляделся.
– А убить? – спросил он вкрадчиво. – К тому же зверски?
– Ладно-ладно, – заволновался расследователь. – Не увлекайтесь, подследственный!
– Ну конечно, вопросы здесь задаёте вы.
– Именно. – Он пошелестел на столе бумагой. – Хорошо, пока это оставим – есть и другие вопросы.
– Я слушаю.
– При обыске у вас обнаружены фант-книги.
– Не из числа запрещённых.
– Но программа, программа!.. Они ж туда не входят?
– И что?
– Как? – удивился чиновник. – Разве не ясно?
– Насколько понимаю, вы должны доказать нарушение закона? – предположил Вадим. – Так покажите тот закон, который я нарушил хранением этих книг. По моим сведениям, его ещё не издали.
– Во даёт! – не сдержался толстяк, явно злорадствуя над допросчиком.
– Похоже, Смирнов, вы ещё не прониклись серьёзностью положения, – нахмурясь, заговорил тот. – Злодейски убита ведущий диктор Студии, один из рупоров народной власти. При этом выясняется, что её близкий сосед и, так сказать, приятель находится в скрытой оппозиции к строю, хранит и даже пропагандирует не одобряемые властями опусы, посещает подозрительные секты, ведёт, судя по всему, распутный образ жизни, слоняется где-то ночами, а иногда и вовсе пропадает на день-два. Знаете, на что это походит?
– На то, что коварный сей «приятель» более пятнадцати лет, с первого дня знакомства, лелеял мысль заткнуть упомянутый рупор, год за годом кружил вокруг, втираясь в доверие, и наконец отчебучил это – совершенно по-идиотски, не позаботясь об алиби. Очень убедительно, правда? Можно даже психобазу подвести: мол, ежели слишком долго чего-то желать, не мудрено и сорваться, наломать дров, – по-человечески это так понятно!.. Кстати, я не оставил подходящих улик, вроде кровавых отпечатков или кухонного ножа?
– Довольно! – сорвавшись с тона, расследователь хлопнул ладонью по столу. – Я вижу, вы тот ещё фрукт! Как говорится, «враг матёрый и опасный» – так пусть вами и занимаются репрессоры.
Подмахнув заготовленную бумаженцию, он резко подвинул её на край стола, затем ткнул пальцем в «подследственного» и распорядился:
– Сопроводить!
– Наверно, и при старом режиме вы очень старались, – поднимаясь, заметил Вадим, – раз теперь такой идейный. Кажется, я даже наблюдал вас – в агитаторах. Желаю, чтобы вам воздалось по заслугам!
– Увести! – крикнул чиновник.
Сыскари подобрались, по виду став и вовсе близнецами, несмотря на разницу в сложении, – и тут же принялись за дело. Старший, по-прежнему злорадно скалясь, шагнул к Вадиму и сноровисто прищёлкнул к его запястью стальной браслет, намереваясь, видно, как более массивный, поработать при нём каторжанским ядром. Второй, как менее ленивый, прогулялся к столу за сопроводиловкой.
– Ты и дальше будешь умником, верно? – пробурчал первый доверительно. – И не наделаешь нам лишних хлопот?
– Может, вас отнести? – огрызнулся Вадим. – Тогда я же и сдам вас репрессорам, идёт? Им-то без разницы, лишь бы больше!
– Хо-хо…
Всё-таки в глубине души Вадим, наверно, питал иллюзии насчёт неких высших законов справедливости, благодаря которым безвинного человека, нельзя закопать совсем – конечно, если он сам не сломается. Потому, а также из болезненного любопытства (надо ж поглазеть на этих деятелей вблизи!) он позволил себя впихнуть в душную каталку сыскарей да ещё с обеих сторон стиснуть потными, дурно пахнущими тушами и так доставить на печально известную базу репрессоров, из коих он уже знал нескольких и даже имел случай лицезреть их легендарного босса, некоего Бондаря – громадного ражего мужика, весьма нелепо смотревшегося в парадном кителе.
Последнее время эта весёлая организация быстро набирала силу, всё больше смахивая на инквизицию либо на приснопамятный НКВД, тоже не стеснявший себя в выборе средств. Самое забавное, что даже в терминологии репрессоры взяли на вооружение эту словесную эквилибристику: от «козней пособников дьявола» до «происков врагов народа». И теперь стало не очень понятно, на кого, собственно говоря, они ополчились: на пресловутых поработителей-федералов, как задумывалось вначале, или на мифического Врага всех людей, злоумышлявшего по своей природе. Мало-помалу в разоблачительные речи репрессоров всё гуще вплеталась мистика, и эта белиберда, как ни странно, никого не удивляла, будто горожан уже излечили от естественного недоверия к властям, а критически поглядывать наверх умели теперь считанные единицы.
Ощущая сквозь одежду плотные массивы Вадима, сыскари чувствовали себя неуютно и с преувеличенным оживлением обменивались впечатлениями о вчерашней попойке, на которой, судя по всему, они недурно взбодрились, а заодно и просадили едва не по недельному окладу, полагавшемуся каждому блюсту в добавление к пайку. Через замызганные окна Вадим безразлично поглядывал по сторонам, прибавляя сыскарям беспокойства. То ли они опасались его приятелей-крутарей, о которых могли вызнать через обширную сеть осведомителей, то ли ожидали, что сам Вадим попытается разорвать их голыми руками, как сотворил со своей злосчастной подружкой.
-Ах, Алиса, Алиса! – снова нахлынуло на него. Предупреждал же: якшайся с разбором!.. И вновь Вадим подавил тоску, отстранился, хотя с трудом и не сразу. Не до переживаний сейчас – самому б выкарабкаться.
Несмотря на страхи сыскарей, их дребезжащий колёсник благополучно докатил до унылого серого здания (так и прозванного – Серым Домом), которое большинство горожан старались обходить за квартал, и через сумрачную подворотню, после недолгого объяснения с привратными, въехал на просторный брусчатый двор, неожиданно пустынный и голый.
Сюда-то крутари вряд ли б сумели прорваться, даже если бы очень постарались, – однако у сыскарей не прибавилось спокойствия, скорее наоборот. Теперь они старались говорить вполголоса и уж лишнего не болтали – только по делу. Торопливо вытолкали Вадима из машины, подвели к одному из внутренних подъездов, перед которым тоже пришлось объясняться с угрюмой стражей. Внутрь сыскарей не пустили, да они и не стремились, с явным облегчением передав задержанного паре молчаливых верзил в униформе, на чьи физиономии даже Вадим не мог взирать без содрогания, – и тут же ретировались от греха.
А уж местные Хироны (больше смахивающие на Церберов) увели жертву в глубины этого огромного сумеречного дома, будто населённого тенями – так пусто и тихо было в его бесконечных тусклых коридорах, на бесчисленных лестницах со стёртыми за годы ступенями. По сторонам уплывали назад двери – десятки, сотни их! – и что творилось за ними, знать не хотелось. Лучше не заглядывать туда, лучше и вовсе никуда не приходить – так и брести по пасмурным переходам день за днём, раз уж нельзя вырваться к свету.
Но, конечно, зверомордые конвоиры в конце концов доставили Вадима по назначению, покинув его в просторной комнате, столь же пустынной, как прочие помещения, и со многими стульями, расставленными вдоль голых стен. Может, Вадима хотели потомить перед грядущим допросом, а может, и вправду репрессорам было не до него. В любом случае он даже обрадовался передышке, позволявшей привести в порядок мысли и слегка пригасить чувства, чтоб не мешали жить.
Потом открылись другие двери, ведущие если не в ад, то, уж наверно, в чистилище, и двое столь же звероподобных, будто из одного питомника, громил, однако без униформы и с проблесками разума в глазах, слаженным кивком пригласили Вадима внутрь. Он послушно вошёл и в глубине строгого кабинета за стандартным столом узрел первого ведьмодава всея губернии, главаря здешней банды, самого Верховного Репрессора.