Сергей Иванов
Сезон охоты на ведьм
(Миро-Творцы – 2)
 

ЧАСТЬ I. ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
 

Глава 1
ЗВЕРИ В НОЧИ
 

1. Пора в монастырь
 

   Если судить со стороны, рабочая неделя началась для Вадима как обычно, и с утра до позднего вечера его понедельник прокатился, словно по наезженной колее, – Вадим даже на тренировку сходил, хотя за уик-энд нагрузился достаточно. К сожалению, Юльки там не застал, а впрочем, сейчас ему было даже не до неё. И в лаборатории, укрывшись в персональном закутке, и на пути в зал, стиснутый бормочущими потными телами, и даже ворочая центнеры железа, Вадим не отрывался от своих мыслей, получивших наконец должный разгон. Прежняя суета, служебная и бытовая, теперь окончательно утратила смысл, а отступать перед накатывавшей лавиной событий было уже некуда: дальше – пропасть.
   «Я принимаю бой», – твердил Вадим, как заклинание. Этого вы добивались? Даже и один я сумею попортить вам кровь, пусть каплю-другую, – но больше вам не погнать меня по своему кругу! Это хуже смерти, а её, как выяснилось, я опасаюсь не слишком – во всяком случае, не той, которой вы можете мне угрожать. И потом, кто сказал, будто я один? Недовольных хватает, только оглянись. Пусть и не все готовы дойти до края, но даже временный спутник сокращает дорогу – а там, бог даст, пристроятся другие.
   Но сперва надо разобраться с тем, что уже знаю: разложить по ящичкам, переварить, – а для этого не мешает слегка потянуть время. Поиграем, поиграем… Вообразим себя глубоко законспирированным агентом (на службе у будущего?), для которого главное – не выделяться. А потому пусть всё течёт пока обычным чередом.
   Следя за собой и поглядывая вокруг, Вадим привычным маршрутом вернулся домой, в свою малогабаритную конурку, где у порога его встретил воспрянувший Жофрей, потягиваясь со сна и приветствуя беззвучным мявом. Наскоро Вадим покормил котейку рыбой, оставшейся от обеда, затем проведал на кухне мышь, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтоб не увязался новый жилец. Ласковый-то он ласковый, однако потомственный хищник и в подвалах, наверно, не церемонился. Вообще, для полного комплекта здесь не хватает пса позубастей. (А вот про ящеров не будем – насмотрелись.)
   Перекусив остатками вчерашнего ужина, Вадим с трудом удержался, чтобы, вопреки обыкновению, не отправиться в гости к Тиму. Старина спец, пользуясь его же терминологией, не обладал значительной «оперативкой», зато мог похвалиться недюжинным «быстродействием», потому Вадим с охотой привлёк бы Тима к нынешним задачкам. Но после двухдневного перерыва, как и ожидалось, тот не замедлил возникнуть сам, оживлённый и насторожённый, торжественно неся коробочку с пирожными, добытыми где-то по большому блату. Впрочем, его торжество поблёкло, когда он увидел миску с отборным печеньем и баночку варенья, сунутыми Вадиму «на дорожку» гостеприимной Оксаной, дочкой лесного колдуна.
   – Так это ты с Юлькой запирался? – предположил Тим подозрительно.
   – Лопух! – отозвался Вадим. – Тоже мне, разведчик, «особый нюх»!.. Разве не видишь, что печенюшки делались на дому, не говоря о варенье? По-твоему, станет Юлька этим заниматься?
   – Чего не сделаешь от большой любви, – с облегчением возразил Тим. И тотчас развалился на диване, не замечая пугливого Жофрея, после первого же звонка укрывшегося за портьерой – от греха. Однако блюдце с остатками рыбы Тим разглядел.
   – Ни фига твоя мышь раздухарилась! – удивился он. – На людей ещё не кидается?
   – Домовых прикармливаю, – ухмыльнулся Вадим, решив не выдавать кота, пока тот не обвыкнется с гостем. – Уж очень борзеют в последнее время!
   Он сходил на кухню поставить чайник, а заодно принёс посуду. Сразу выложил пирожные на тарелку, чтобы гость по рассеянности не прихватил с собой.
   – Ладно, а теперь докладай, – нахально потребовал Тим. – Как прошёл выходной?
   Хмыкнув, Вадим ответил:
   – Хреновей некуда, если честно. Однако с толком.
   – Ну? – подстегнул гость. – Я слушаю, слушаю!..
   – Ты слыхал что-нибудь о деревенской жизни, Тим? Коровки там, козочки пасутся, птички поют или кукарекают, солнышко блестит… Слыхал? Так этого больше нет.
   – Ты побывал за городом? – догадался Тим.
   Вадим кивнул.
   – Может, даже добрался до границы?
   Он кивнул вторично.
   – И что?
   – Ещё хуже, чем мы думали, – ответил Вадим. – Смотаться отсюда нельзя, разве только превратившись в студень. На Бугре какие-то заморочки – с гравитацией или, того пуще, с пространством. Нарушение пространственной однородности, представляешь? А со всех сторон нас окружает чужой мир, и с каждым днём он подступает всё ближе.
   – Чужой – насколько?
   – Намного, – снова хмыкнул Вадим. – Как говорит мой приятель-крутарь, «мало не покажется». Одни зверюги чего стоят!.. Хочешь взглянуть?
   – Только не надо меня стращать, – попросил Тим, пристально глядя на шевельнувшуюся портьеру. – Ты никого оттуда не прихватил? По-моему, возле окна кто-то прячется.
   – Сквозняк, – отмахнулся Вадим, вставляя дискетку в самодельный свой комп. – Погоды-то уже портятся – к ночи. Лучше смотри сюда!
   Нехотя Тим отвернулся от портьеры и уставился на экран, где уже проступали фотографии. Брови его медленно поползли вверх, глаза округлились – как и рот. Зато лицо удлинилось ещё больше.
   – Откуда это? – спросил он, когда сумел вернуть отвисшую челюсть на место. – Боже, ну и уродины!
   – У приятелей переснял, – ответил Вадим. – А ещё нескольких видел живьём и, уж конечно, не в клетке. Попадаются-то самые безобидные.
   – Ну да, мотыльки – вроде этих, – кивнул Тим на экран и покачал головой: – Чёрт меня раздери!
   – А представляешь, если они станут наведываться в город?
   – Если уже не наве…
   Портьера снова затрепетала, и из-за неё застенчиво выбрался Жофрей, исподлобья глядя на остолбеневшего Тима.
   – Surprise, – пояснил Вадим, довольный произведённым эффектом. – Знакомьтесь, господа!
   Внезапно Тим расхохотался, теперь сам напугав котейку – тот опасливо попятился обратно, за спасительную портьеру.
   – Так вот он, таинственный разоритель рыбного блюдца! – сказал Тим, вытирая проступившие слёзы. – Уф… Мне следовало догадаться.
   Вадим поднял Жофрея к плечам, и тот с удовольствием там разлёгся, прищуренными глазами поглядывая на всех сверху вниз.
   – На воротник тебя, мерзавец! – пригрозил Тим, таская его за пушистые щёки. – Так меня перешугать, а?
   Однако вскоре оставил кота в покое и снова озадаченно воззрился на экран. Отрывисто спросил:
   – Чего ещё узнал?
   – Ты скопируй дискетку, – предложил Вадим. – Там есть почти всё.
   – А чего там нет?
   – Например, моих домыслов. Но они тебе и ни к чему, верно?
   – А ещё?
   – Я уже говорил: в этом проглядывает система. Кто-то взялся за губернию всерьёз, и касается сие не только горожан. Чтоб ты знал, большинство сёл уже недоступно для наземного транспорта, и чего там деется, не ведают даже крутари! Добавь сюда шуточки с гравитацией: пресловутый Бугор, – затем суперновые плазмопушки и вездеходы-ходульники, эти новые материалы, прущие из всех щелей, загадочные вставки в тивишниках…
   – Хорошо, и куда всё ведёт?
   – Погоди, – сказал Вадим, услышав на кухне свист.
   Быстренько смотавшись за чайником, он залил кипятком насыпанную в заварник смесь, тоже подаренную Оксаной.
   – Я уверен в одном, – произнёс Вадим затем. – Чтоб удержаться у власти, наши задолизы пойдут на сговор с кем угодно – хоть с дьяволом.
   – Ну да, только мистики нам не хватало!..
   – А что есть мистика? – сразу спросил хозяин. – Всё, что выходит за пределы наших знаний? Так ведь пределы-то очень тесные!
   – А чем не устраивают тебя, скажем, обычные зачуханные марсиане? – спросил Тим. – Ну, или ладно, пусть это будут каллистяне, обставившие нас на сотню-другую лет. Чем они-то тебе не угодили?
   – Тоже в детстве Мартыновым ушибся? – усмехнулся Вадим. – «Каллистяне», «Звездоплаватели», эники-бэники… Мало собственных утопий, подавай инопланетные, причём на блюдце! Без пересадки из сумеречного настоящего в солнечное будущее. Ну да, когда-то и я с надеждой вглядывался в небо, – но если мы и дождались, то кого? Уж никак не коммунаров, и я даже не уверен, что из-за облаков.
   – Конечно, из-под земли! – огрызнулся Тим так обиженно, будто у него отбирали игрушку. – С рогами и хвостом, да?
   – Но ведь что такое каллистяне, подумай! Довольно простенькая, хотя и премилая экстраполяция наших тогдашних надежд – от которых ныне остался пшик, как ни печально. Если коммунизм состоится, то на каких-то иных принципах или на ином материале, качественно отличном от нынешнего.
   – На суперменах, что ли? – фыркнул щупляк.
   – На суперлюдях, – возразил Вадим, – в которых человечности будет куда больше, чем в теперешних. И связи между ними станут куда прочнее, хотя свободней.
   – Всё это лирика, – отмахнулся Тим. – Вечно нас заносит в крайности!.. Пока что даже демократия нам не светит – выбраться б из дерьма, и то ладно.
   – Можно подумать, ты знаешь способ!..
   – Что упираться надо – ты уже понял, – сказал Тим. – Но перед тем как определить способ, не мешало бы разведать цель, разве нет?
   – И заняться этим ты предлагаешь мне, – догадался Вадим. – Для кого ж я буду стараться: для себя, для тебя, – на чью мельницу стану лить? Или, как тот Ихтиандр, буду нырять за жемчугом, а распоряжаться станут другие? Хватит темнить, Тим! Ты ж знаешь: вслепую я не работаю. И плевать на ваши субординацию с конспирацией – накушался этим при прежней и нынешней властях. Пока не состыкуюсь с вашими заправилами, не вызнаю цели, хрен вы от меня чего дождётесь!..
   – Погоди, Вадик, ну погоди! – Тим закрестился, ошеломлённо смеясь: – Свят, свят, свят… С чего ты на меня напал? Что ты несёшь, какая организация! Ты чего, Вад?
   – Про организацию ты сам сказал, – заметил Вадим. – А я, может, имел в виду вашу лабораторию. Ты кому лапшу вешаешь, суслик?
   – «Я не суслик, я барсук», – машинально отозвался Тим и спросил с беспокойством: – Тебе и вправду чего известно? Но я ж никогда…
   – Просто я тебя знаю, – оборвал Вадим. – Ты жить не можешь без интриг или заговоров, Тимушка, это у тебя в крови – скажешь, нет? В средние века, при каком-нибудь дворе, тебе б цены не было, и угодил бы ты в графья либо на плаху. Сейчас правила иные, для них ты мало подходишь – вот и маешься. Нынешняя система тебя выдавила – значит, ты непременно станешь под неё копать и, конечно, не в одиночку: ты ж не я. А кто сейчас в оппозиции? Пожалуй, немногие из спецов да вольные творцы – если не считать крутарей. Но последних ты убоишься, а среди прочих тебе самое место. Вопрос в том, на что годятся твои заговорщики?
   – Ну чего ты от меня хочешь? – с тоской вопросил Тим. – Злыдень!
   – Я? – удивился Вадим, вынимая из компа дискетку. – Абсолютно ничего. При условии, что и ты ничего от меня не ждёшь.
   Он спрятал дискетку в ящик, насмешливо наблюдая за напряжённым лицом приятеля. Поинтересовался:
   – Думаешь, здесь и оставлю? Ага, разбежался!.. Я ж насквозь тебя вижу, забыл?
   Насвистывая, Вадим достал из ящика, будто из ларца с сюрпризами, давешний предплечный брус, снятый с убитого Шершня, и принялся сосредоточенно его разбирать, время от времени поглядывая на Тима.
   – Чего это? – воспылал тот, падкий на подобные штуковины, как и любой нормальный мужик.
   – Оружие, – ответил Вадим. – Я назвал его игломётом. Пуляет вот этими спицами, по отдельности либо пачками, почти бесшумно. Убойная сила чудовищная: доспехи прошивает, точно картон.
   – Дальность?
   – Для города – вполне.
   – И откуда?
   – От верблюда, – отрезал Вадим, – двугорбого. Так и выложу тебе всё!.. Честный обмен, забыл?
   – Значитца, так, – решившись, сказал Тим. – Сейчас я дискеточку приберу, да? А завтра, ближе к вечеру, сведу тебя кое с кем. Идёт?
   – А не врёшь?
   – Слово!
   В самом деле, Вадим ощутил его искренность. Беда в том, что завтра Тим с той же убеждённостью сможет пообещать прямо противоположное. Отличная штука – искренность… если уметь ею пользоваться.
   Вадим снова достал дискетку, задумчиво повертел.
   – Да на, – он бросил дискетку Тиму, – подавись!
   – «Вот теперь тебя люблю я», – бодро сказал тот. – А чего станешь делать дальше? Я ж вижу: ты нацелился на что-то!..
   Оказывается, за тридцать лет знакомства и он наловчился проницать Вадима.
   – Во-первых, пора перестать уповать на забугорного барина, – заговорил Вадим. – На фиг мы сдались ему, сам подумай? Во-вторых, главные события здесь происходят ночами, – значит, придётся менять режим, благо и так почти не сплю. В-третьих, надо разобраться наконец с мясорубками, пока они не захлестнули город.
   – Кажись, ты на что-то намекаешь?
   – На то, что их становится многовато для одиночек, даже для целой банды маньяков. Но вытворяют это именно люди, хотя и странные. Загородное зверьё тут ни при чём: оно б не оставляло трупов – только кровь да немного костей, самых неудобоваримых. А если убийства массовые, значит, убийц много и с каждой неделей становится больше, словно распространяется эпидемия. Вспомни Варфоломеевскую ночь, когда весь город будто сошёл с ума, превратившись в маньяка!.. Правда, в Париже это случилось сразу, зато и прошло быстро, а наша крыша съезжает помалу – но, видимо, напрочь. Каждый начинает искать жертву по силам, упражняясь пока на девицах да на таких вот бедолагах, – Вадим подёргал задремавшего Жофрея за свисающий хвост. – А что будет, когда шакалы станут сбиваться в стаи? Впрочем, вряд ли им это позволят, – спохватился он. – У них другое предназначение: стадное, – кого-то ведь надо доить? А в сторожа определят нынешних волков.
   – Крутарей, что ли?
   – Может, их, – согласился Вадим. – А может, они сами накопят силёнок и подомнут управителей. К твоему сведению, эти ребята прекрасно знают, чего хотят, и умеют своего добиваться – в отличие от спецов. Только сперва они разберутся между собой – а похоже, у наших крутарей слишком много гонора и азарта, чтобы договориться мирно. В Чикаго бы это ещё прошло, но не у нас.
   – Всё-таки с чего ты начнёшь? – спросил Тим.
   – Как раз с убийств. Помимо прочего они могут вывести на куда более масштабные вещи.
   – А самих мясорубок тебе недостаточно?
   – Я понимаю: ужасна каждая смерть; – ответил Вадим. – Но даже тут уместны сравнения, хотя бы количественные. Сейчас не до эмоций – нужен беспристрастный анализ этого кошмара. А для анализа мне не хватает данных. Не знаешь, через кого можно разжиться? Наверно, это не так и трудно: вряд ли такая информация засекречена.
   – Как понимаю, ты делаешь заказ?
   – Только не надо интересоваться оплатой – хватит с меня крутарей!
   – Ага, хлебнул! – позлорадствовал Тим. – Не боись, здесь возьмут не звонкой монетой, даже не камушками – натурой. В смысле: тебе – данные, с тебя – выводы. Подходит? Отчитываться будешь каждый вечер. А я стану к тебе наведываться, благо к этому привыкли.
   Вадим поглядел на него со снисходительной усмешкой.
   – Мне это нравится! – сказал он. – Уже требуешь с меня отчёта. Давно не командовал – соскучился? Хоть маленький, да начальник!
   – А вот роста касаться не будем, – отшутился малыш, всё же смутясь. – Рад, что вымахал, да?
   – Запомни, Тимка, если ещё не понял: ни в какие организации я входить не собираюсь – я вне любых стай, даже самых возвышенных!.. И что за компашка у вас, если даже за неумёху вроде меня хватаетесь, точно за соломинку? Наверно, сплошные теоретики?
   – По-твоему, мы должны объявить набор боевиков? – огрызнулся Тим. – Так они либо в крутари, либо в репрессоры подались – вот там есть где развернуться и чего наварить!.. К нам-то зачем идти?
   – А у самих, что ли, кишка тонка? Да уж, это не салонные игры – тут правила жёстче. Не пожалели бы, что ввязались.
   – Как будто у нас есть выбор!
   – И мне выбирать особенно не из кого, – согласился Вадим. – Сойдёт за неимением.
   – Ну спасибо.
   – Да подавись!
   Оба одновременно ухмыльнулись, расслабились и наконец приступили к чаепитию. Немедленно пробудившись, Жофрей спустился Вадиму на колени и стал из-под его руки деликатно принюхиваться к пирожному, интересуясь: чем это угощаются тут – без него.
   – Ты-то при чём? – проворчал Вадим, однако сунул коту немного крема на пальце. – На, дурачок, травись.
   Тот осторожно лизнул, затем неожиданно смахнул всё, щекоча палец шершавым розовым язычком.
   – Ишь ты – удивился Вадим и порцию повторил. Сметя и это, котейка удовлетворился и снова заснул, теперь у хозяина на коленях. Наверно, Жофрей решил лечиться от побоев сном, а также усиленным питанием.
   – Что, Юльку с тех пор не видел? – небрежно спросил Тим, прихлёбывая душистый чай.
   – Козёл старый, – сказал Вадим, – всё-таки раскатал губу!.. Нет, даже на тренинг не явилась.
   – Что ли и мне заняться? – предположил Тим, задумчиво трогая себя за пузико. – Внутри я – Аполлон!
   – Да уж никак не Сократ. Думаешь, там мало Аполлонов?
   – Так ведь я ж ещё и забавный! Женщины это любят. – Тим вздохнул и добавил: – Как правило.
   – Что, очкарик, влип? – позлорадствовал Вадим. – Не всё ж тебе сердца разбивать – походи и сам с разбитым.
   – Хорошо быть молодым – а, Вадька? Ты-то как огурчик.
   – Хорошо быть здоровым. И умным.
   – И красивым, – подхватил Тим. – И сильным. И богатым… Ничего не пропустил? – Он снова вздохнул. – Между прочим, что за чай? – спросил вдруг. – Совершенно необычный букет – никак не угадаю сорт. – Тим мнил себя знатоком чая, а впрочем, действительно разбирался в этом неплохо. – Хотя заваривать не умеешь, – добавил он мстительно. – Учишь тебя, учишь!..
   – Из потусторонней травки, – объяснил Вадим и усмехнулся: – В самом деле, я не шучу. Кстати, можешь прихватить щепотку – твоим теоретикам на исследование. Не всё ж им задания раздавать.
   – Тебе, пожалуй, раздашь: где сядешь, там и слезешь… Кстати, не слыхал? – сказал Тим неожиданно. – Гога пропал.
   – Гога? – вскинулся Вадим. – А чёрт!.. Откуда знаешь?
   – Да уж знаю. На работу не вышел, в общаге никаких следов. Всё как обычно.
   – А семья?
   – Говорят, он отправил своих погостить к жениному дяде, в глухомань. Теперь вряд ли вернутся.
   – Сужается круг, а? – спросил Вадим мрачно. – И кто их только наводит!.. Не пора ль и тебе, Тимушка, менять дислокацию?
   – Кому я сдался, господи!..
   – Ах, Гога, Гога… Как он-то влетел? Ведь просчитывал на десять шагов.
   – Может, просто слинял под шумок? – предположил Тим. – А придёт время – снова всплывёт?
   – Дай-то бог.
   Тим скоро ушёл, умяв две трети пирожных и основательно приложившись к печенью. С собой унёс дискетку, а также образцы чужеродной травы и осколки звериного панциря, отщеплённые пулемётом Гризли. Чёрт знает, может, в той странной компании сыщется хотя бы один приличный биолог? И химик. Конечно, и хороший психолог не помешает. А социологи, экономисты? Господи, отпусти меня на волю!.. Что там сегодня по ТВ?
   Итак, что имеем? – размышлял Вадим, механически перекладывая стопки белья со шкафных полок на диван. Странности всё прибывают – чем дальше, тем быстрей. Причём неизвестно, где их больше: снаружи или внутри. Или это связано? Ну вот чем, к примеру, располагаю я?
   Во-первых, идеально настроенной и сбалансированной нерво-системой, вдобавок подкреплённой разросшимся мысле-полем(которому отчего-то тесно в рамках мозга – в отличие от нормальных сознаний).
   Это ещё не внепространственные закоротки, однако реакцию ускоряет едва не вдвое. К тому ж любые подсмотренные движения я усваиваю сразу и накрепко, будто переписываю из чужой памяти, – с помощью того же мысле-поля.
   Во-вторых, подправленным омоложённым телом, абсолютно здоровым и способным к регенерации – невиданно быстрой, точно у вампиров. При этом к крови меня не тянет, а садизм душу не греет, как полагалось бы.
   В-третьих, странной способностью к озарениям: будто время от времени я углубляюсь душой настолько, что ощущаю Абсолютное Знание. Информационные поля, чтоб им…
   В-четвёртых, очень похоже, мысле-облакорасплывается не только на три измерения, но и во времени – так, что я уже способен проницать будущее, пусть и на чуть. Ах, Эва, Эва, ненаглядная моя ведьма… Конечно, спасибо тебе за подарок, иногда он выручает, – но насколько же с ним трудней жить!
   Обнажив в шкафу приборную панель, Вадим включил приёмник и пробежался настройкой по частотам, вылавливая станции, ещё доступные его приборам. Теперь он представлял, почему с каждым месяцем всё меньше становится спутниковых программ и отчего удлиняется мёртвый период на пике ночи, когда не ловится ни одна, – это нарастает крутизна подбугорных склонов. Уже нетрудно прикинуть сроки полного затмения эфира. Здешний климат к тому времени изменится окончательно, а губернией завладеет чужая природа. И что начнётся затем?
   Как по расписанию, каналы вырубились, и Вадим со вздохом отключил приёмник. Спрятав приборы за стопками, принялся наводить в квартире марафет, стараясь не слишком скрипеть полом. Но не успел он убрать со стола и вымыть посуду, ссыпав крошки разгулявшемуся к ночи мышонку, как в дверь опять постучали. Для подтверждения глянув на Жофрея, сейчас и не подумавшего прятаться, Вадим безбоязненно открыл и пропустил внутрь Алису, красавицу губернского масштаба, тоже что-то притаранившую в клюве своим домашним любимцам.
   Конечно, Вадиму было приятно видеть её, всегда цветущую и ухоженную, – но не слишком ли она зачастила сюда? Проводить каждую ночь с ведущей дикторшей Студии, наверное, лестно, однако хлопотно. К тому ж Алиса не из тех, кто согласится делить Вадима с кем-то или чем-то, – рано или поздно потребует его целиком. А что он сможет дать?
   Однако сейчас за её избыточной живостью Вадим ощутил неладное и отправился ставить чайник, по мере сил разыгрывая из себя радушного хозяина. Потискав котейку, тоже на диво безропотного, Алиса водрузила на столик сумку и принялась раскладывать по тарелкам отборные продукты, будто явилась спасать их от голодной смерти, – при этом не забывая потчевать заинтригованного Жофрея лакомыми кусочками. Кажется, он наконец дождался кошачьего рая – за столько месяцев страданий!
   – «Я к вам пришёл навеки поселиться»? – не удержался Вадим, наблюдая за ней с растущим беспокойством. – Или, по-твоему, я выгляжу настолько измождённым? Мать, остановись!.. Я же только из-за стола. И котейку пожалей – куда ему столько?
   – Было б о чём горевать, – пожала плечами Алиса, убирая опустошённую сумку на пол, а сама с ногами забираясь на диван. – У нас этого добра!..
   – Ну да, «что тут пить»? – качая головой, подтвердил Вадим. – То-то мне приходится так воевать за твои бока.
   – Вот и восполнишь калории, – сказала она равнодушно. – А нет, так выбрось.
   – «Пропадай моя телега!» – возгласил Вадим. – Ладно, подружка, чего стряслось?
   – Марк меня избил, – ответила Алиса тем же спокойным голосом. – Впервые за всё время. Причём, обрати внимание, не тронул ни лица, ни груди – помнил, мерзавец, где служебный инвентарь, всё рассчитал. А как обзывался, ты б слышал! – Чуть помолчав, она добавила: – Знаешь, теперь я его боюсь.
   Вадиму сделалось настолько мерзко, будто он провалился в сортирную яму. Бог мой, с тоскливым недоумением подумал он, ну что за дерьмо – вонючее, первостатейнейшее!.. Зачем же они сами в него лезут? Нравится ходить извоженными с головы до пят?
   – И что? – спросил он. – Ты-то чего собираешься делать?
   – Что я могу? – безнадёжно сказала Алиса. – Ни квартиры, ни пайка приличного. Я ж только диктор, а за популярность нам не приплачивают. Придётся терпеть.
   – Может, поговорить с ним? – предложил Вадим, с отвращением представляя, как станет метелить Марка по сытым скулам, срывая с них кожу, кроша зубы. – Вдруг подействует?
   – И думать не смей, – испугалась Алиса. – За ним теперь столько стоит: вся Крепость! Он же «золототысячник», забыл? Только хуже будет – обоим. Тебя прищучат, а на мне Марк потом отыграется.
   – Дерьмо! – выругался Вадим, жалея, что не хватает решимости на большее. – И все они там. «Золототысячники», мать их!.. Ладно, ты прихватила свои мази? Давай подлечу.
   Выпростав женщину из халата, Вадим разложил её на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьёзных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочёвки хватало.
   – Помнишь, каким он был после Отделения, когда всё пошло наперекос? – бормотала Алиса примятыми губами. – В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда – окровавленного, скулящего. («Весь израненный, он жалобно стонал», – пробормотал Вадим.) А как в мужья напросился, помнишь? Измором же взял: дождался, пока влетела в трудную полосу и растерялась по малолетству, – тут Максик и случился рядом, приголубил.
   – Обычная тактика этих паучин, – поддакнул Вадим. – Главное – не стесняться просить. И давить, давить на жалость, пока не уступят. Вот и достаются им лучшие девы. Зато потом на тех отыгрываются так, что остаются одни оболочки. Встречал я таких.
   Он продолжал что-то говорить, рассказывать, вспоминать – безмятежно ровным, даже заунывным голосом. При этом не прекращал обрабатывать её болячки, постепенно, по мере их устранения, переключаясь на обычный массаж, уже потребный Алисе как наркотик. Совершенно обмякнув, она распласталась ничком, даже глаза прикрыла, словно утешилась наконец. А на лице проступало блаженство, почти равное страданию.