Страница:
2. На городских перекрёстках
Вкрапления Вольного Города были разбросаны по окраинам. Официально это тоже считалось Крепостью, но на деле блюстители там не котировались. А заправляли всем крутари, поделив частников между собой. Свободные зоны потихонечку расширялись, но Крепость съёживалась быстрей, скучивая население в общагах и людятниках, подтягивая предприятия ближе к Центру.
Опустевшие участки отходили неприхотливым маргиналам, кормившимся по свалкам, и там же гнездились шушерские банды.
Теперь колёсник выбросил странную парочку на широкой площади, тёмной и голой, перед входом в одинокий приземистый двухэтажник, чьи окна снаружи прикрывали решётки, а изнутри – плотные жалюзи, затенявшие проёмы до черноты. Не теряя набранного темпа, Эва устремилась к зданию, больше похожему на тюрьму; зато водила поспешил отсюда убраться, даже не пытаясь заполучить клиента.
– Ну, куда ты опять?
Впрочем, Вадим уже сообразил, куда она нацелилась. Конечно, не в её правилах останавливаться на полпути! Раз Эва затащила его в опасное место, следовало закрутить гайки до упора. И всё же на кой чёрт понадобился ведьме этот трактир, куда даже блюсты побаивались заходить?
Угнездился он на границе нескольких зон: крепостной, иудейской, маргинальной – и по странному стечению именовался «Перекрёстком», что, в общем, соответствовало, ибо публика собиралась здесь пёстрая и отнюдь не изысканная. Даже по вольным крутарским нормам якшаться с шушерой считалось неприличным – тем более вести дела. Однако отказаться от клиентов, без сожаления спускавших шальные заработки, для прижимистых иудеев оказалось выше сил.
Без колебаний Эва толкнула тяжёлую крутящуюся дверь. Вадим протиснулся следом – напряжённый, словно вступал в клетку тигра. Величественный придверный даже не пытался остановить даму, но на одетого в крепостную робу Вадима уставился с недоверием. Пришлось спешно пристраиваться к Эве и даже поддержать её за локоток: видишь, держиморда, я не сам по себе, меня привели. О господи…
Бок о бок они спустились по лестнице, вступили в зал. Тот оказался огромен до неправдоподобия. Неизвестно, что помещалось здесь прежде, но теперь дом решительно перестроили. По всему первому этажу снесли перегородки и лестницы, заменив редкими лифтовыми колоннами, а заодно убрали пол, добавив простора за счёт подвала. Весь второй этаж заняли кухни, склады, подсобки и знаменитые «номера», о которых так тосковал Киса Воробьянинов. Скрипучие лифты спускали в зал официантов с полными подносами и приветливых до приторности девиц, озабоченных поисками клиентов, а наверх уносили грязную посуду и состоявшиеся парочки.
До сих пор о «Перекрёстке» Вадим только слышал. При этом слухи были настолько противоречивы, что он понятия не имел, как себя вести. Точно привязанный, Вадим проследовал за Эвой к стойке, залитой праздничным сиянием, а из затенённого зала за ними следили десятки хищных глаз (или чудилось?).
Здешняя атмосфера тяготила Вадима ещё сильнее монастырской. Слишком много тут было шума, дыма, запахов, лиц, нечистых сознаний – это создавало тягостное давление, как при погружении в глубину. Чтоб не взорваться, мысле-облакуприходилось жаться к Вадиму, словно пугливой шавке при виде волкодавов. По собственной воле он не сунулся бы сюда ни за какие коврижки, но сейчас его направляла Эва.
Непринуждённо ведьма устроилась на высоком табурете, при этом её платье взлетело едва не к трусикам – если б они там были. Одёрнув на ней подол, сколько возможно, Вадим присел рядом. Пока женщина договаривалась со щекастым барменом, он осторожно озирался.
Как ни странно, под ногами было чисто, и, приглядевшись, Вадим понял – почему. Весь пол покрывал густой ворс, в котором любая грязь растворялась за минуты, словно её расщепляли на молекулы. Подобный живой ковёр Вадим уже видел в бункере Михалыча – это было травой или мхом, из новых, – но там хозяин не пустил опасного пришельца дальше гаража. А здешние решили сэкономить на уборке, и пока это себя оправдывало. Даже воздух казался тут свежим и слегка отдавал озоном, хотя на вентиляцию, скорее всего, тоже не тратились.
Вообще, здесь было не так плохо. Удобные кресла плотно обступили столы, открытой стороной обращённые к танц-кругу – где одна за другой раздевались грудастые танцорки, разжигая в публике аппетит. От круга пол уступами поднимался к стенам, будто в амфитеатре. Среди блюд, насколько Вадим заметил, популярностью пользовались здоровенные шматы едва прожаренного мяса, сочащегося кровью, – а поглощавшие их субъекты вполне смахивали на волков. Однако не слишком матёрых – по возрасту большинство сильно уступало Вадиму и принадлежало, видимо, к следующему поколению качков, только пытающихся примкнуть к элитным стаям.
Были тут и другие субъекты, похожие на имперских функционеров, до сих пор гуляющих на прежние накопления, – правда, поблекших и обрюзгших.
Но больше всего в трактир набилось шушеры, промышлявшей разбоем да грабежом, – некоторые не гнушались убийств, случайных или заказных; иные даже специализировались на них, словно средневековые палачи. Неизвестно, как они величали себя сами, но среди росичей прижилась киплинговская терминология («Книга джунглей» вполне сошла бы здесь за Библию): от пронырливых «бандарлогов», обитавших по чердакам и нападавших сверху, до угрюмых «рыжих псов», селившихся в подвалах и туда же затаскивавших жертвы. Немало было «шакалов» и «гиен», кормившихся объедками, но охотно приканчивавших слабых. Кое-кто почти смыкался с маргиналами – бессмысленными, тупеющими, прозябавшими на гнилых пустырях, похожих на болота.
Обращала на себя внимание компания «новых амазонок», обособившаяся за угловым столом. Эластичные безрукавки не скрывали мускулистых плеч и налитых бицепсов, грубая кожа обтягивала деформированные лица, торчащие подбородки казались бритыми (может, и не казались). Нельзя сказать, что эти девицы не нуждались в мужчинах – пожалуй, потребность даже выросла, – однако общение с иным полом стало однообразным. Как выразилась подобная же бой-баба в одном давнем фильме, «catch and take», причём когда и где на амазонку накатит – а накатывало по несколько раз на дню. Частенько подминали и женщин, благо их было чем ублажить: «похотники» у амазонок вырастали до невообразимых размеров. Вообще, агрессивностью мужественные дамы не уступали никому и были опаснее многих, поскольку заводились с полуоборота, держались друг за дружку, как сёстры, а в потасовках не признавали правил – тем более против мужчин, представителей иного и враждебного вида. Произошли сии воительницы, наверно, из билдерш, неизвестно с чего (от обиды?) решивших обзавестись неженской силой, – тех, кто слишком увлёкся стероидами или даже баловался «химией».
А интересно, подумал Вадим, если прежние амазонки походили на нынешних, где брали они гормональные препараты – не из желез ли пленников, затраханных до полного истощения? «Сделаем свои тела достойными» нашей дури!.. Подходящие вместилища для будущих демонесс.
Вообще, на расстоянии было куда проще уважать крутарей и надеяться, что уж они наведут в губернии порядок. Шушера намного превосходила численностью «волков», и неизвестно ещё, кто тут возобладает, – особенно если эту скандальную публику кто-то сумеет сплотить. Из тысяч лишь десятки показали себя серьёзными людьми, играющими по правилам, а большинство вовсе не имело тормозов и отступало только перед силой. Многие не признавали даже законов, установленных большими стаями на подконтрольных территориях, – таких «волки» истребляли безжалостно, вытесняя на ничейную землю либо к маргиналам, гадившим под себя. Но шушере и там жилось неплохо.
– Хоть знаешь, какие здесь цены? – негромко поинтересовался Вадим. – И сколько у меня с собой? Сравнение может показаться забавным.
Однако Эву, разумеется, эта проблема не заботила. Тем более бармен уже принёс пару пузатых бокалов с пузырящейся янтарной жидкостью. Любопытства ради Вадим попробовал и скривился: высокоградусный коктейль с преобладанием бренди. Невкусно и безумно дорого, поскольку компоненты поставляются из-за Бугра. Кажется, назревал скандал – чего, в общем, и следовало ожидать с самого начала.
Не надо быть экстрасенсом, чтоб в здешней атмосфере ощутить напряжённость, почти равную грозовой, – слишком разношёрстная публика собралась. Однако кое-какой порядок соблюдался, будто на посетителей набросили сеть. Приглядевшись, Вадим даже различил её узлы – флегматичных чернявых парней, зорко поглядывавших по сторонам. На здешнем фоне они не казались здоровяками, но у каждого под пиджаком были припасены пара симпатичных стилетов-дзюттэ, скопированных у японцев, и набор метательных шаров, сюрекенов или ножей – в зависимости от ранга. Ещё они заимствовали у самураев искусство «мобилизации разума-воли», позволявшее включаться мгновенно. Конечно, это не очень походило на упреждающий «молниеносный удар», однако действовало с неменьшей эффективностью и на большем расстоянии. Угодивший в голову шарик, разогнанный до скорости стрелы, мог надолго утихомирить почти любого. Для особенно буйных не пожалели б и ножа, но до этого старались не доводить. А уж чтобы призвать сюда кого-нибудь из иудейских Стрелков!.. Вот уж кого не стоило задирать ковбоям Дикого Запада.
Кто-то бесцеремонно ткнул Вадима в спину. Обернувшись, он увидел большого мясистого парня, одетого небрежно, но не без щегольства. И вполне по форме – только неясно, чьей.
– Слышь, – сказал парень. – Тебя там зовут.
– Где?
– В холле, где.
– Кто?
– Сходи – увидишь.
Парень глядел на Вадима со скукой, будто уже в точности вычислил его доходы и статус. Надо же, какой спец!
Вадим пожал плечами и отвернулся.
– Тебе говорю! – повысил голос крепыш и вторично ткнул его в спину.
Пришлось снова оборачиваться:
– Кому надо, пусть сам идёт.
– Тебе надо, – парень ухмыльнулся. – Тебе, красавчик. Иди по-хорошему.
Он не показался Вадиму опасным: чересчур, грузен и вряд ли поворотлив. Однако Вадим был здесь чужаком и превосходно знал о манере подобных субчиков нападать сворой. Попробовать его уболтать, что ли?
– Алло, котик, – внезапно подала голос Эва. – Хочется меня «снять»? Так подсаживайся!
На мгновение мордатый смешался, затем с небрежением фыркнул, обошёл Вадима, будто колоду, и подсел к Эве с другой стороны. Не глядя на них, Вадим принялся размышлять над тем, почему презрение такой слякоти его всё же трогает. Выходит, и он не чужд комплексов? Хорошо, хоть умеет расслаиваться, чтобы поглядывать на себя со стороны. Лёгкая форма шизофрении даже полезна.
Додумать ему не дали. Разгоревшаяся за спиной пикировка грозила вылиться в ссору, если не в потасовку. Собственно, такой финал был прогнозируем – следовало знать Эву. А уж как умела она бередить души подобных нахалюг!..
– Жить надо по средствам, Вовчик, – поучала Эва ухажёра. – Слишком ты размахнулся – куда тебе!
– Сколько? – распаляясь, требовал Вовчик. – Скажи: сколько?
– Поросёночек, не смеши!.. У тебя и на выпивку не хватит.
– Ха, не хватит? А это видала?
Отработанным жестом Вовчик распахнул фирмовую куртку, сунул руку внутрь и… застыл. Глаза остекленели, челюсть отвисла.
– Ну? – с издёвкой спросила Эва. – Фуфло дешёвое. Так ты пуст?
– Где?! – взревел Вовчик, хватая её запястье. – Сука, зашибу!..
Стряхнув его руку, Эва с наслаждением выплеснула коктейль ему в лицо – что называется, «залила глаза».
– Ах, стерва! – выдохнул Вовчик, замахиваясь. Мгновенно Вадим вклинился между ними, но опоздал. Из-под его локтя к Вовчикину лицу метнулась. смуглая рука, тонкие пальцы сжались. Под напрягшейся кистью явственно хрустнуло, и Вовчик отлетел с ужасным воплем. Всё, обречённо понял Вадим, допрыгались.
Из сумрака уже надвигались трое элегантных молодцов с тросточками, вежливо улыбаясь. Вадим был наслышан о подобных типчиках – лощёных, безупречно выряженных. Последнее время у них вошли в моду эти трости, лёгкие и гибкие, однако прочные, как закалённая сталь. Орудовали хворостинками ребята лихо, в минуту умели исхлестать в кровь любого, а если ещё снять с тростей набалдашники… Судя по всему, трое были настроены решительно, и урезонивать их бессмысленно: они в своём праве, на своей территории – зачем же упускать такой шанс?
Вадим вдруг ощутил себя слабым – то есть обычным, средненьким, каким был ещё до билдерства, когда речи не шло о том, чтобы прошибать двери. Да и забыл он, как пользоваться кулаками, – все навыки улетучились. В панике Вадим оглянулся на Эву. Та усмехалась, будто говоря: ну-ка, чего стоишь ты сам, без привнесённой в тебя силы? С магией-то все смелые!..
Вадим содрогнулся, ясно осознав уязвимость своей плоти. Его будто выставили голым на потеху толпе, алчущей крови, даже смерти. Хватит, он уже умирал вчера!.. И отступать некуда: снова его загнали в угол. Какого дьявола, разве он хоть на кого-нибудь наезжал?
Двое наступавших придвинулись друг к другу, тихо переговариваясь, – очень удобно, будто специально подставились. В отчаянии Вадим прыгнул на них, вцепился пальцами в короткошёрстные затылки и с силой сомкнул головами, стараясь всё же не переусердствовать. Разбросал обмякшие тела, скакнул на третьего. Без звука снеся хлёсткий удар трости, поймал за лацканы щегольского пиджака и лбом нанёс оглушающий удар в переносицу. Уронил и его к своим ногам, вызывающе огляделся.
Но в следующую секунду выдохнул воздух, возвращаясь в себя, брезгливо потряс кистями. Озверел, надо же!.. Так и случается обычно: от слабости да с испугу. Вот теперь самое время появиться блюстам.
Сердитым взглядом Вадим отыскал Эву, сыгравшую с ним эту шутку, но та с презрительной улыбкой уже уплывала в сторону, и путь её чётко прослеживался по взбудораженным сознаниям крутарей. Порывшись в карманах, Вадим извлёк пухлый бумажник (знакомые шутки), бросил его Вовчику, обессиленно постанывающему на полу.
И тут у кого-то из метателей не выдержали нервы. Расплывшееся по залу мысле-облако(«растворённый в Пустоте дух») предупредило об опасности, и Вадим успел подставить ладонь под летящий в висок почти невидимый шарик – чётко погасив инерцию, чтоб не повредить кисть. Оглянувшись на пылающее лицо юного иудея, укоризненно покачал головой и тоже двинулся прочь, рассеянно крутя шарик между пальцами.
Ну что, сойдёт за вступительный экзамен или грядут новые испытания? Не было забот!..
Похоже, ведьма вернула Вадиму свою милость – его слух сделался ещё тоньше, ещё изощрённей. Сквозь музыку и трактирный гам Вадим различал десятки фраз и целые монологи, быстро заполняющие пробелы в этой части его знаний, формирующие довольно занятную картину. (Иной раз полезнее слушать, чем смотреть.) Действуя как селектор, его слух без жалости отбрасывал мусор и шелуху, из многообразия реплик выбирал важное, будто производил оценку сам, по довольно сложной программе, и пропускал в сознание продукт, уже готовый к использованию. И вёл Вадима через зал – всё дальше, дальше…
Это заведение недаром звалось «Перекрёстком».
Владели им, конечно, иудеи, но немалую часть второго этажа арендовали сутенёры, курировавшие здешних прелестниц. И сама жизнь протекала словно бы в два слоя: кроме наружного, тоже не очень приглядного, существовал подспудный, о котором не знали даже многие из обслуги. Именно тут совершалось большинство сделок, о коих иудеи предпочитали не распространяться: у падальщиков скупали награбленное, а им продавали оружие и воровской инструмент, произведённые в частных мастерских; предоставляли ссуды – под чудовищные проценты и грабительский залог; брали вещи в заклад, хотя бы сдавались собственные зубы (золото ещё ценилось); принимали заказы и выдавали лицензии на отстрел убийц, насильников, безумцев (может, и не только). А сверх того в трактире ублажали всех, кто мог платить, и любыми мыслимыми способами, исключая разве самые дикие, вроде демонстрации пыток или смертей. Здесь даже оказалось своё подполье, ибо под уступчатым полом зала скрывалось немало берлог и тайных хранилищ, где ночные работнички отлёживались в дневное время и копили запасы, готовясь к трудной зиме. (Выходит, не один Вадим её предощущал?)
В общем, среди многих иудейских проектов «Перекрёсток» оказался едва не самым доходным. И всё ж напрасно это затеяли: грех стяжательства – опасная штука. Кодексом, правда, ненаказуемо, «но есть и высший суд»! Как раз сейчас наверху заваривалась такая каша, отравиться которой могли многие, включая иудеев, – Вадим чувствовал это, но хотел знать подробности.
Наитие привело его к дальней стене, в один из укромных закутков, только что освобождённый шайкой «шакалов», сбегающих от скандала со злобными соседями-«псами», рыжими и ражими. Ему даже не потребовалась печная труба, как в «Трёх мушкетёрах», – хватило стальной трубки парового отопления, протянувшейся в самом углу. Вадим подсел к ней и прислонился затылком, вбирая вибрации так ясно, будто присутствовал в верхней комнате.
Этот голос – тягучий, неряшливый – он узнал сразу («наш пострел везде поспел»), но сейчас Аркан изъяснялся столь гладко, будто озвучивал чужие мысли.
– Ваш Гош – упрямый и опасный сумасброд, – чесал бандит как по писаному, не запинаясь и даже не матерясь. – К тому ж негибок. Что он умеет вообще? Он даже в розетки не попадает с первой попытки, а к каждой бабской норке пристреливается полчаса. Разве Гош сможет постоять за общину? Да плевать ему на иудеев, лишь бы наварить больше да накувыркаться с малолетками обоих полов! И на веру ему плевать: разве он молится трижды на день и совершает обряды, как предписано Талмудом, исполняет запреты и повеления, посещает синагогу? Гош только изображает раввина – тебе ль не знать! – Аркан помолчал, будто ожидая подтверждения, затем добавил: – Думаешь, он ценит тебя? Ага, потому и бросает на самые провальные дела – чтоб опозорился либо расшибся. – И снова не дождался отклика. – Ну да, он же тебе дядя!.. А хочешь узнать, как он разделался с твоим отцом, чтоб стать во главе кибуца?
– А вот тут ты врёшь, – откликнулся наконец другой голос, тусклый и тихий, принадлежавший Стрелку Мише, недавнему знакомцу Вадима. – Хочешь нарваться на пулю?
– Да? – возмутился Аркан. – А что скажешь на это? – Вадим расслышал шлёпок, будто на стол упала тетрадь либо стопка листков. – По-твоему, монтаж? Ну так проверь – у вас же есть спецы. Только после этого кому-то не жить: тебе, им или Гошу. Это ж бомба, ручаюсь!
– Откуда они у тебя?
– У нас длинные руки, – хмыкнул Аркан. – Если прижмёт, мы покажем Гошу вот это, – на стол шлёпнулась ещё стопка. – У каждого в жизни полно грешков, больших и малых. Думаешь, Гош примет твои покаяния?
Наступила длинная пауза, только мерно шелестели листки, сдвигаясь по одному. Затем иудей произнёс:
– Всё-таки придётся тебя прострелить. Выбери точку.
– И что это даст? – поспешно возразил гость. – Я ж только посыльный, сам знаешь. Зачем осложнять ситуацию?
– Чего вы хотите?
– Чтоб ты встал во главе и навёл порядок – всего лишь. А мы поможем. Тебя должны слушать и почитать, как бога. Потребуются жёсткие меры!
– Меня не признают.
– Куда они денутся? Ты в роду первый боец и столп истинной веры. Всевышний выделил тебя, наградив мгновенным «выдергом» и глазом-алмазом. Сможет с тобой потягаться хоть кто? Подумаешь, старейшины, – что они понимают! К тому ж именно ты покараешь нечестивца Гоша.
– Почему я? У вас же «длинные руки»!
– Вступительный взнос, – объяснил Аркан. – А как же? Искупительная жертва! Каждый должен чем-то поступиться – таковы правила. Иначе кто поверит в твою преданность?
Как излагает, а! – поразился Вадим. Это и вправду Аркан, уголовник и «вепрь»? От того непросыхающего придурка остался лишь голос – даже лексикон изменился. Кто ж его так зарядил?
– Ты ж деляга старый! – продолжал Аркан. – И знаешь, как опасно засидеться на старте. К слову, росские вассалы уже навострили лыжи – только свистка ждут, чтоб ринуться наперегонки. И сами росичи не такой монолит, каким кажутся. С чего им держаться друг за дружку, подумай! Публика-то пёстрая, не повязана ни кровью, ни верой. Только засбоят дела, как всё посыпется, – а они засбоят, и очень скоро. Разве не хочешь их умыть? Сколько раз они подрезали вам нос, обходя на вираже, сколько путей перекрыли!..
– Что ж мне, стрелять в Гоша на собрании? – угрюмо спросил Миша. – Или дожидаться личного приёма?
– Он сам к тебе заявится, – уверенно объявил Аркан. – И на твоих условиях.
– С чего вдруг?
– Потому что ты ему нужнее, чем он тебе. Много ли вы собираете с частников? Они и сами едва выживают. А ведь так хочется сладкой жизни!..
– То есть? – опять не понял иудей.
– Чего бы ни болтал Гош, ваш достаток зиждется на «Перекрёстке», на тех сделках и операциях, которые вы скрываете ото всех, на шушере и Крепости, на разбойничках и управителях. Сколько б они ни открещивались друг от друга, те и другие одинаково стригут овечек под корень, не спрашивая дозволения и не строя из себя партнёров. Они хищники – значит, в своём праве. И доходы у них поболе, чем у иных. Но если б не «Перекрёсток», они не знали бы, что делать с наваром. Это вы поддерживаете их на плаву. Не будь трактира, и иудеи не жили б так вольготно. А заправляешь здесь ты. И вся команда, за малым вычетом, предана тебе. Так вычти ж тех, кто мешает, и отсюда начни строительство новой общины! А бог не оставит тебя, будь уверен, – у нас там блат.
– Какой бог? – угрюмо спросил иудей. – Ваш, что ли?
– Бог един, – со смешком откликнулся Аркан – Это имена у него разные. Не бойся – не подерёмся. Только ты кончишь Гоша, как всё покатится точно по маслу: раз – и в дамках. Поверь моему опыту.
– А ты кого убил? Тоже родича?
– Ещё какого! – гоготнул бандит. – Ближе не бывает.
Затем Аркан расслабился, будто отпущенный на волю, и вновь вернулся к мусорному своему языку. Пересыпая речь матерком, он принялся поучать иудея, как должны вести себя авторитетные крутари, и чего следует ценить в этом мире, и какие все вокруг гниды. Миша отмалчивался, словно ещё прикидывал: а не запулить ли дорогому гостю в лобешник? Был бы тот умней, не стал бы засиживаться.
Вадим отстранился от слуховой трубки, чувствуя, что и ему самое время уносить ноги – пока не началась новая заварушка, круче прежней. Какие страсти бушуют, а? Не может быть, чтобы в трактире так бесновались каждую ночь. Ещё чуть, и сеть иудеев начнёт лопаться. Уходим!..
Но нет, Эва ещё не нарезвилась всласть. Вадим попробовал её утихомирить – куда там! Теперь она принялась за озлобленных «рыжих псов», стравливая их с громадным «гишу», опасным приступами внезапного бешенства. Вся накопленная им жизне-сила при этом выплёскивалась в мускулы, втрое увеличивая силу. Плоть каменела настолько, что «гишу» пробивал пальцами доски, а сверху будто покрывался невидимой бронёй, способной отражать сталь. Зато сам гигант в запале мог перегрызть противнику горло.
Как выяснилось, этого крушилу звали Слоном – хотя исконные, древние гишу, дальние и чудовищные родичи гиен, на слонов как раз охотились, чем и знамениты. Говорить он разучился либо не считал нужным – только хрипел утробно, медленно распаляясь. Обычно его избегали задевать, страшась последствий, но сегодня «псы» будто с цепей посрывались, раззадоренные язвительной красоткой. Их глотки оказались басистыми не по размеру, а злоба словно резонировала в сознаниях собратьев, усиливаясь многократно. И когда вожак «псов», окончательно осатанев, бросился на грозного соседа, то как раз угодил под взмах тяжёлой лапы, швырнувшей его на пол.
Вырвавшись из-за стола, «гишу» в несколько ударов раскидал злосчастную свору, но это не утолило его разбуженной ярости. В иступлении Слон принялся футболить поверженного «пса» шипастыми сапогами, норовя угодить по голове. От каждого удара беднягу подбрасывало на метр.
Не выдержав, Вадим кинулся к «гишу» сзади и с натугой оторвал от земли, обхватив за широкую талию. Как заведённый, тот не прекратил лягаться, но теперь бил по ногам нового врага. Морщась, Вадим терпел, пока окровавленного рыжего не утащили приятели, затем рывком отбросил Слона в сторону. С ворчанием гигант развернулся и, не тратя времени, двинулся на Вадима, угрюмо набычась. А ротозеи уже собирались в широкий круг, готовясь насладиться следующей схваткой. И ведь не надоест! Чтобы им самим не поучаствовать?
В сравнении с Мстителем даже «гишу» показался бы котёнком, однако Вадим опять растерялся, не зная, как реагировать. «Ты это, – захотелось сказать ему, – не хулигань». То-то было б смеху!..
Словно бы для контраста с предыдущей схваткой, он ощутил в теле прилив сил, будто триада наделила Вадима мощью серка, – и это уравняло его с «гишу». Ещё бы злобы чуток.
Наклонив шишковатый лоб ещё ниже, Слон бросился вперёд, похожий на атакующего носорога. Метнувшись в сторону, Вадим не решился делать подсечку, жалея избитые голени. Зато успел подбить его ступню – так, что «гишу» зацепился носком за собственный сапог и кубарем вкатился в толпу, сокрушая тела и мебель, словно вылетевший за ограду гоночник. Но тут же вскочил как ни в чём не бывало и резво рванул обратно, оставив за спиной потасовку, вспыхнувшую среди зрителей.
Верный избранной тактике, Вадим убрался с линии атаки, однако на сей раз поймал Слона за толстое запястье и с силой дёрнул назад, вынудив крутануться вокруг оси. Размахивая руками, тяжеловес опять разбросал по полу людей, обломки, снедь, заодно распалив новую драку, и так же исправно ринулся в следующую атаку. Но Вадим вновь не пожелал с ним столкнуться, уступив это право другому.
Опустевшие участки отходили неприхотливым маргиналам, кормившимся по свалкам, и там же гнездились шушерские банды.
Теперь колёсник выбросил странную парочку на широкой площади, тёмной и голой, перед входом в одинокий приземистый двухэтажник, чьи окна снаружи прикрывали решётки, а изнутри – плотные жалюзи, затенявшие проёмы до черноты. Не теряя набранного темпа, Эва устремилась к зданию, больше похожему на тюрьму; зато водила поспешил отсюда убраться, даже не пытаясь заполучить клиента.
– Ну, куда ты опять?
Впрочем, Вадим уже сообразил, куда она нацелилась. Конечно, не в её правилах останавливаться на полпути! Раз Эва затащила его в опасное место, следовало закрутить гайки до упора. И всё же на кой чёрт понадобился ведьме этот трактир, куда даже блюсты побаивались заходить?
Угнездился он на границе нескольких зон: крепостной, иудейской, маргинальной – и по странному стечению именовался «Перекрёстком», что, в общем, соответствовало, ибо публика собиралась здесь пёстрая и отнюдь не изысканная. Даже по вольным крутарским нормам якшаться с шушерой считалось неприличным – тем более вести дела. Однако отказаться от клиентов, без сожаления спускавших шальные заработки, для прижимистых иудеев оказалось выше сил.
Без колебаний Эва толкнула тяжёлую крутящуюся дверь. Вадим протиснулся следом – напряжённый, словно вступал в клетку тигра. Величественный придверный даже не пытался остановить даму, но на одетого в крепостную робу Вадима уставился с недоверием. Пришлось спешно пристраиваться к Эве и даже поддержать её за локоток: видишь, держиморда, я не сам по себе, меня привели. О господи…
Бок о бок они спустились по лестнице, вступили в зал. Тот оказался огромен до неправдоподобия. Неизвестно, что помещалось здесь прежде, но теперь дом решительно перестроили. По всему первому этажу снесли перегородки и лестницы, заменив редкими лифтовыми колоннами, а заодно убрали пол, добавив простора за счёт подвала. Весь второй этаж заняли кухни, склады, подсобки и знаменитые «номера», о которых так тосковал Киса Воробьянинов. Скрипучие лифты спускали в зал официантов с полными подносами и приветливых до приторности девиц, озабоченных поисками клиентов, а наверх уносили грязную посуду и состоявшиеся парочки.
До сих пор о «Перекрёстке» Вадим только слышал. При этом слухи были настолько противоречивы, что он понятия не имел, как себя вести. Точно привязанный, Вадим проследовал за Эвой к стойке, залитой праздничным сиянием, а из затенённого зала за ними следили десятки хищных глаз (или чудилось?).
Здешняя атмосфера тяготила Вадима ещё сильнее монастырской. Слишком много тут было шума, дыма, запахов, лиц, нечистых сознаний – это создавало тягостное давление, как при погружении в глубину. Чтоб не взорваться, мысле-облакуприходилось жаться к Вадиму, словно пугливой шавке при виде волкодавов. По собственной воле он не сунулся бы сюда ни за какие коврижки, но сейчас его направляла Эва.
Непринуждённо ведьма устроилась на высоком табурете, при этом её платье взлетело едва не к трусикам – если б они там были. Одёрнув на ней подол, сколько возможно, Вадим присел рядом. Пока женщина договаривалась со щекастым барменом, он осторожно озирался.
Как ни странно, под ногами было чисто, и, приглядевшись, Вадим понял – почему. Весь пол покрывал густой ворс, в котором любая грязь растворялась за минуты, словно её расщепляли на молекулы. Подобный живой ковёр Вадим уже видел в бункере Михалыча – это было травой или мхом, из новых, – но там хозяин не пустил опасного пришельца дальше гаража. А здешние решили сэкономить на уборке, и пока это себя оправдывало. Даже воздух казался тут свежим и слегка отдавал озоном, хотя на вентиляцию, скорее всего, тоже не тратились.
Вообще, здесь было не так плохо. Удобные кресла плотно обступили столы, открытой стороной обращённые к танц-кругу – где одна за другой раздевались грудастые танцорки, разжигая в публике аппетит. От круга пол уступами поднимался к стенам, будто в амфитеатре. Среди блюд, насколько Вадим заметил, популярностью пользовались здоровенные шматы едва прожаренного мяса, сочащегося кровью, – а поглощавшие их субъекты вполне смахивали на волков. Однако не слишком матёрых – по возрасту большинство сильно уступало Вадиму и принадлежало, видимо, к следующему поколению качков, только пытающихся примкнуть к элитным стаям.
Были тут и другие субъекты, похожие на имперских функционеров, до сих пор гуляющих на прежние накопления, – правда, поблекших и обрюзгших.
Но больше всего в трактир набилось шушеры, промышлявшей разбоем да грабежом, – некоторые не гнушались убийств, случайных или заказных; иные даже специализировались на них, словно средневековые палачи. Неизвестно, как они величали себя сами, но среди росичей прижилась киплинговская терминология («Книга джунглей» вполне сошла бы здесь за Библию): от пронырливых «бандарлогов», обитавших по чердакам и нападавших сверху, до угрюмых «рыжих псов», селившихся в подвалах и туда же затаскивавших жертвы. Немало было «шакалов» и «гиен», кормившихся объедками, но охотно приканчивавших слабых. Кое-кто почти смыкался с маргиналами – бессмысленными, тупеющими, прозябавшими на гнилых пустырях, похожих на болота.
Обращала на себя внимание компания «новых амазонок», обособившаяся за угловым столом. Эластичные безрукавки не скрывали мускулистых плеч и налитых бицепсов, грубая кожа обтягивала деформированные лица, торчащие подбородки казались бритыми (может, и не казались). Нельзя сказать, что эти девицы не нуждались в мужчинах – пожалуй, потребность даже выросла, – однако общение с иным полом стало однообразным. Как выразилась подобная же бой-баба в одном давнем фильме, «catch and take», причём когда и где на амазонку накатит – а накатывало по несколько раз на дню. Частенько подминали и женщин, благо их было чем ублажить: «похотники» у амазонок вырастали до невообразимых размеров. Вообще, агрессивностью мужественные дамы не уступали никому и были опаснее многих, поскольку заводились с полуоборота, держались друг за дружку, как сёстры, а в потасовках не признавали правил – тем более против мужчин, представителей иного и враждебного вида. Произошли сии воительницы, наверно, из билдерш, неизвестно с чего (от обиды?) решивших обзавестись неженской силой, – тех, кто слишком увлёкся стероидами или даже баловался «химией».
А интересно, подумал Вадим, если прежние амазонки походили на нынешних, где брали они гормональные препараты – не из желез ли пленников, затраханных до полного истощения? «Сделаем свои тела достойными» нашей дури!.. Подходящие вместилища для будущих демонесс.
Вообще, на расстоянии было куда проще уважать крутарей и надеяться, что уж они наведут в губернии порядок. Шушера намного превосходила численностью «волков», и неизвестно ещё, кто тут возобладает, – особенно если эту скандальную публику кто-то сумеет сплотить. Из тысяч лишь десятки показали себя серьёзными людьми, играющими по правилам, а большинство вовсе не имело тормозов и отступало только перед силой. Многие не признавали даже законов, установленных большими стаями на подконтрольных территориях, – таких «волки» истребляли безжалостно, вытесняя на ничейную землю либо к маргиналам, гадившим под себя. Но шушере и там жилось неплохо.
– Хоть знаешь, какие здесь цены? – негромко поинтересовался Вадим. – И сколько у меня с собой? Сравнение может показаться забавным.
Однако Эву, разумеется, эта проблема не заботила. Тем более бармен уже принёс пару пузатых бокалов с пузырящейся янтарной жидкостью. Любопытства ради Вадим попробовал и скривился: высокоградусный коктейль с преобладанием бренди. Невкусно и безумно дорого, поскольку компоненты поставляются из-за Бугра. Кажется, назревал скандал – чего, в общем, и следовало ожидать с самого начала.
Не надо быть экстрасенсом, чтоб в здешней атмосфере ощутить напряжённость, почти равную грозовой, – слишком разношёрстная публика собралась. Однако кое-какой порядок соблюдался, будто на посетителей набросили сеть. Приглядевшись, Вадим даже различил её узлы – флегматичных чернявых парней, зорко поглядывавших по сторонам. На здешнем фоне они не казались здоровяками, но у каждого под пиджаком были припасены пара симпатичных стилетов-дзюттэ, скопированных у японцев, и набор метательных шаров, сюрекенов или ножей – в зависимости от ранга. Ещё они заимствовали у самураев искусство «мобилизации разума-воли», позволявшее включаться мгновенно. Конечно, это не очень походило на упреждающий «молниеносный удар», однако действовало с неменьшей эффективностью и на большем расстоянии. Угодивший в голову шарик, разогнанный до скорости стрелы, мог надолго утихомирить почти любого. Для особенно буйных не пожалели б и ножа, но до этого старались не доводить. А уж чтобы призвать сюда кого-нибудь из иудейских Стрелков!.. Вот уж кого не стоило задирать ковбоям Дикого Запада.
Кто-то бесцеремонно ткнул Вадима в спину. Обернувшись, он увидел большого мясистого парня, одетого небрежно, но не без щегольства. И вполне по форме – только неясно, чьей.
– Слышь, – сказал парень. – Тебя там зовут.
– Где?
– В холле, где.
– Кто?
– Сходи – увидишь.
Парень глядел на Вадима со скукой, будто уже в точности вычислил его доходы и статус. Надо же, какой спец!
Вадим пожал плечами и отвернулся.
– Тебе говорю! – повысил голос крепыш и вторично ткнул его в спину.
Пришлось снова оборачиваться:
– Кому надо, пусть сам идёт.
– Тебе надо, – парень ухмыльнулся. – Тебе, красавчик. Иди по-хорошему.
Он не показался Вадиму опасным: чересчур, грузен и вряд ли поворотлив. Однако Вадим был здесь чужаком и превосходно знал о манере подобных субчиков нападать сворой. Попробовать его уболтать, что ли?
– Алло, котик, – внезапно подала голос Эва. – Хочется меня «снять»? Так подсаживайся!
На мгновение мордатый смешался, затем с небрежением фыркнул, обошёл Вадима, будто колоду, и подсел к Эве с другой стороны. Не глядя на них, Вадим принялся размышлять над тем, почему презрение такой слякоти его всё же трогает. Выходит, и он не чужд комплексов? Хорошо, хоть умеет расслаиваться, чтобы поглядывать на себя со стороны. Лёгкая форма шизофрении даже полезна.
Додумать ему не дали. Разгоревшаяся за спиной пикировка грозила вылиться в ссору, если не в потасовку. Собственно, такой финал был прогнозируем – следовало знать Эву. А уж как умела она бередить души подобных нахалюг!..
– Жить надо по средствам, Вовчик, – поучала Эва ухажёра. – Слишком ты размахнулся – куда тебе!
– Сколько? – распаляясь, требовал Вовчик. – Скажи: сколько?
– Поросёночек, не смеши!.. У тебя и на выпивку не хватит.
– Ха, не хватит? А это видала?
Отработанным жестом Вовчик распахнул фирмовую куртку, сунул руку внутрь и… застыл. Глаза остекленели, челюсть отвисла.
– Ну? – с издёвкой спросила Эва. – Фуфло дешёвое. Так ты пуст?
– Где?! – взревел Вовчик, хватая её запястье. – Сука, зашибу!..
Стряхнув его руку, Эва с наслаждением выплеснула коктейль ему в лицо – что называется, «залила глаза».
– Ах, стерва! – выдохнул Вовчик, замахиваясь. Мгновенно Вадим вклинился между ними, но опоздал. Из-под его локтя к Вовчикину лицу метнулась. смуглая рука, тонкие пальцы сжались. Под напрягшейся кистью явственно хрустнуло, и Вовчик отлетел с ужасным воплем. Всё, обречённо понял Вадим, допрыгались.
Из сумрака уже надвигались трое элегантных молодцов с тросточками, вежливо улыбаясь. Вадим был наслышан о подобных типчиках – лощёных, безупречно выряженных. Последнее время у них вошли в моду эти трости, лёгкие и гибкие, однако прочные, как закалённая сталь. Орудовали хворостинками ребята лихо, в минуту умели исхлестать в кровь любого, а если ещё снять с тростей набалдашники… Судя по всему, трое были настроены решительно, и урезонивать их бессмысленно: они в своём праве, на своей территории – зачем же упускать такой шанс?
Вадим вдруг ощутил себя слабым – то есть обычным, средненьким, каким был ещё до билдерства, когда речи не шло о том, чтобы прошибать двери. Да и забыл он, как пользоваться кулаками, – все навыки улетучились. В панике Вадим оглянулся на Эву. Та усмехалась, будто говоря: ну-ка, чего стоишь ты сам, без привнесённой в тебя силы? С магией-то все смелые!..
Вадим содрогнулся, ясно осознав уязвимость своей плоти. Его будто выставили голым на потеху толпе, алчущей крови, даже смерти. Хватит, он уже умирал вчера!.. И отступать некуда: снова его загнали в угол. Какого дьявола, разве он хоть на кого-нибудь наезжал?
Двое наступавших придвинулись друг к другу, тихо переговариваясь, – очень удобно, будто специально подставились. В отчаянии Вадим прыгнул на них, вцепился пальцами в короткошёрстные затылки и с силой сомкнул головами, стараясь всё же не переусердствовать. Разбросал обмякшие тела, скакнул на третьего. Без звука снеся хлёсткий удар трости, поймал за лацканы щегольского пиджака и лбом нанёс оглушающий удар в переносицу. Уронил и его к своим ногам, вызывающе огляделся.
Но в следующую секунду выдохнул воздух, возвращаясь в себя, брезгливо потряс кистями. Озверел, надо же!.. Так и случается обычно: от слабости да с испугу. Вот теперь самое время появиться блюстам.
Сердитым взглядом Вадим отыскал Эву, сыгравшую с ним эту шутку, но та с презрительной улыбкой уже уплывала в сторону, и путь её чётко прослеживался по взбудораженным сознаниям крутарей. Порывшись в карманах, Вадим извлёк пухлый бумажник (знакомые шутки), бросил его Вовчику, обессиленно постанывающему на полу.
И тут у кого-то из метателей не выдержали нервы. Расплывшееся по залу мысле-облако(«растворённый в Пустоте дух») предупредило об опасности, и Вадим успел подставить ладонь под летящий в висок почти невидимый шарик – чётко погасив инерцию, чтоб не повредить кисть. Оглянувшись на пылающее лицо юного иудея, укоризненно покачал головой и тоже двинулся прочь, рассеянно крутя шарик между пальцами.
Ну что, сойдёт за вступительный экзамен или грядут новые испытания? Не было забот!..
Похоже, ведьма вернула Вадиму свою милость – его слух сделался ещё тоньше, ещё изощрённей. Сквозь музыку и трактирный гам Вадим различал десятки фраз и целые монологи, быстро заполняющие пробелы в этой части его знаний, формирующие довольно занятную картину. (Иной раз полезнее слушать, чем смотреть.) Действуя как селектор, его слух без жалости отбрасывал мусор и шелуху, из многообразия реплик выбирал важное, будто производил оценку сам, по довольно сложной программе, и пропускал в сознание продукт, уже готовый к использованию. И вёл Вадима через зал – всё дальше, дальше…
Это заведение недаром звалось «Перекрёстком».
Владели им, конечно, иудеи, но немалую часть второго этажа арендовали сутенёры, курировавшие здешних прелестниц. И сама жизнь протекала словно бы в два слоя: кроме наружного, тоже не очень приглядного, существовал подспудный, о котором не знали даже многие из обслуги. Именно тут совершалось большинство сделок, о коих иудеи предпочитали не распространяться: у падальщиков скупали награбленное, а им продавали оружие и воровской инструмент, произведённые в частных мастерских; предоставляли ссуды – под чудовищные проценты и грабительский залог; брали вещи в заклад, хотя бы сдавались собственные зубы (золото ещё ценилось); принимали заказы и выдавали лицензии на отстрел убийц, насильников, безумцев (может, и не только). А сверх того в трактире ублажали всех, кто мог платить, и любыми мыслимыми способами, исключая разве самые дикие, вроде демонстрации пыток или смертей. Здесь даже оказалось своё подполье, ибо под уступчатым полом зала скрывалось немало берлог и тайных хранилищ, где ночные работнички отлёживались в дневное время и копили запасы, готовясь к трудной зиме. (Выходит, не один Вадим её предощущал?)
В общем, среди многих иудейских проектов «Перекрёсток» оказался едва не самым доходным. И всё ж напрасно это затеяли: грех стяжательства – опасная штука. Кодексом, правда, ненаказуемо, «но есть и высший суд»! Как раз сейчас наверху заваривалась такая каша, отравиться которой могли многие, включая иудеев, – Вадим чувствовал это, но хотел знать подробности.
Наитие привело его к дальней стене, в один из укромных закутков, только что освобождённый шайкой «шакалов», сбегающих от скандала со злобными соседями-«псами», рыжими и ражими. Ему даже не потребовалась печная труба, как в «Трёх мушкетёрах», – хватило стальной трубки парового отопления, протянувшейся в самом углу. Вадим подсел к ней и прислонился затылком, вбирая вибрации так ясно, будто присутствовал в верхней комнате.
Этот голос – тягучий, неряшливый – он узнал сразу («наш пострел везде поспел»), но сейчас Аркан изъяснялся столь гладко, будто озвучивал чужие мысли.
– Ваш Гош – упрямый и опасный сумасброд, – чесал бандит как по писаному, не запинаясь и даже не матерясь. – К тому ж негибок. Что он умеет вообще? Он даже в розетки не попадает с первой попытки, а к каждой бабской норке пристреливается полчаса. Разве Гош сможет постоять за общину? Да плевать ему на иудеев, лишь бы наварить больше да накувыркаться с малолетками обоих полов! И на веру ему плевать: разве он молится трижды на день и совершает обряды, как предписано Талмудом, исполняет запреты и повеления, посещает синагогу? Гош только изображает раввина – тебе ль не знать! – Аркан помолчал, будто ожидая подтверждения, затем добавил: – Думаешь, он ценит тебя? Ага, потому и бросает на самые провальные дела – чтоб опозорился либо расшибся. – И снова не дождался отклика. – Ну да, он же тебе дядя!.. А хочешь узнать, как он разделался с твоим отцом, чтоб стать во главе кибуца?
– А вот тут ты врёшь, – откликнулся наконец другой голос, тусклый и тихий, принадлежавший Стрелку Мише, недавнему знакомцу Вадима. – Хочешь нарваться на пулю?
– Да? – возмутился Аркан. – А что скажешь на это? – Вадим расслышал шлёпок, будто на стол упала тетрадь либо стопка листков. – По-твоему, монтаж? Ну так проверь – у вас же есть спецы. Только после этого кому-то не жить: тебе, им или Гошу. Это ж бомба, ручаюсь!
– Откуда они у тебя?
– У нас длинные руки, – хмыкнул Аркан. – Если прижмёт, мы покажем Гошу вот это, – на стол шлёпнулась ещё стопка. – У каждого в жизни полно грешков, больших и малых. Думаешь, Гош примет твои покаяния?
Наступила длинная пауза, только мерно шелестели листки, сдвигаясь по одному. Затем иудей произнёс:
– Всё-таки придётся тебя прострелить. Выбери точку.
– И что это даст? – поспешно возразил гость. – Я ж только посыльный, сам знаешь. Зачем осложнять ситуацию?
– Чего вы хотите?
– Чтоб ты встал во главе и навёл порядок – всего лишь. А мы поможем. Тебя должны слушать и почитать, как бога. Потребуются жёсткие меры!
– Меня не признают.
– Куда они денутся? Ты в роду первый боец и столп истинной веры. Всевышний выделил тебя, наградив мгновенным «выдергом» и глазом-алмазом. Сможет с тобой потягаться хоть кто? Подумаешь, старейшины, – что они понимают! К тому ж именно ты покараешь нечестивца Гоша.
– Почему я? У вас же «длинные руки»!
– Вступительный взнос, – объяснил Аркан. – А как же? Искупительная жертва! Каждый должен чем-то поступиться – таковы правила. Иначе кто поверит в твою преданность?
Как излагает, а! – поразился Вадим. Это и вправду Аркан, уголовник и «вепрь»? От того непросыхающего придурка остался лишь голос – даже лексикон изменился. Кто ж его так зарядил?
– Ты ж деляга старый! – продолжал Аркан. – И знаешь, как опасно засидеться на старте. К слову, росские вассалы уже навострили лыжи – только свистка ждут, чтоб ринуться наперегонки. И сами росичи не такой монолит, каким кажутся. С чего им держаться друг за дружку, подумай! Публика-то пёстрая, не повязана ни кровью, ни верой. Только засбоят дела, как всё посыпется, – а они засбоят, и очень скоро. Разве не хочешь их умыть? Сколько раз они подрезали вам нос, обходя на вираже, сколько путей перекрыли!..
– Что ж мне, стрелять в Гоша на собрании? – угрюмо спросил Миша. – Или дожидаться личного приёма?
– Он сам к тебе заявится, – уверенно объявил Аркан. – И на твоих условиях.
– С чего вдруг?
– Потому что ты ему нужнее, чем он тебе. Много ли вы собираете с частников? Они и сами едва выживают. А ведь так хочется сладкой жизни!..
– То есть? – опять не понял иудей.
– Чего бы ни болтал Гош, ваш достаток зиждется на «Перекрёстке», на тех сделках и операциях, которые вы скрываете ото всех, на шушере и Крепости, на разбойничках и управителях. Сколько б они ни открещивались друг от друга, те и другие одинаково стригут овечек под корень, не спрашивая дозволения и не строя из себя партнёров. Они хищники – значит, в своём праве. И доходы у них поболе, чем у иных. Но если б не «Перекрёсток», они не знали бы, что делать с наваром. Это вы поддерживаете их на плаву. Не будь трактира, и иудеи не жили б так вольготно. А заправляешь здесь ты. И вся команда, за малым вычетом, предана тебе. Так вычти ж тех, кто мешает, и отсюда начни строительство новой общины! А бог не оставит тебя, будь уверен, – у нас там блат.
– Какой бог? – угрюмо спросил иудей. – Ваш, что ли?
– Бог един, – со смешком откликнулся Аркан – Это имена у него разные. Не бойся – не подерёмся. Только ты кончишь Гоша, как всё покатится точно по маслу: раз – и в дамках. Поверь моему опыту.
– А ты кого убил? Тоже родича?
– Ещё какого! – гоготнул бандит. – Ближе не бывает.
Затем Аркан расслабился, будто отпущенный на волю, и вновь вернулся к мусорному своему языку. Пересыпая речь матерком, он принялся поучать иудея, как должны вести себя авторитетные крутари, и чего следует ценить в этом мире, и какие все вокруг гниды. Миша отмалчивался, словно ещё прикидывал: а не запулить ли дорогому гостю в лобешник? Был бы тот умней, не стал бы засиживаться.
Вадим отстранился от слуховой трубки, чувствуя, что и ему самое время уносить ноги – пока не началась новая заварушка, круче прежней. Какие страсти бушуют, а? Не может быть, чтобы в трактире так бесновались каждую ночь. Ещё чуть, и сеть иудеев начнёт лопаться. Уходим!..
Но нет, Эва ещё не нарезвилась всласть. Вадим попробовал её утихомирить – куда там! Теперь она принялась за озлобленных «рыжих псов», стравливая их с громадным «гишу», опасным приступами внезапного бешенства. Вся накопленная им жизне-сила при этом выплёскивалась в мускулы, втрое увеличивая силу. Плоть каменела настолько, что «гишу» пробивал пальцами доски, а сверху будто покрывался невидимой бронёй, способной отражать сталь. Зато сам гигант в запале мог перегрызть противнику горло.
Как выяснилось, этого крушилу звали Слоном – хотя исконные, древние гишу, дальние и чудовищные родичи гиен, на слонов как раз охотились, чем и знамениты. Говорить он разучился либо не считал нужным – только хрипел утробно, медленно распаляясь. Обычно его избегали задевать, страшась последствий, но сегодня «псы» будто с цепей посрывались, раззадоренные язвительной красоткой. Их глотки оказались басистыми не по размеру, а злоба словно резонировала в сознаниях собратьев, усиливаясь многократно. И когда вожак «псов», окончательно осатанев, бросился на грозного соседа, то как раз угодил под взмах тяжёлой лапы, швырнувшей его на пол.
Вырвавшись из-за стола, «гишу» в несколько ударов раскидал злосчастную свору, но это не утолило его разбуженной ярости. В иступлении Слон принялся футболить поверженного «пса» шипастыми сапогами, норовя угодить по голове. От каждого удара беднягу подбрасывало на метр.
Не выдержав, Вадим кинулся к «гишу» сзади и с натугой оторвал от земли, обхватив за широкую талию. Как заведённый, тот не прекратил лягаться, но теперь бил по ногам нового врага. Морщась, Вадим терпел, пока окровавленного рыжего не утащили приятели, затем рывком отбросил Слона в сторону. С ворчанием гигант развернулся и, не тратя времени, двинулся на Вадима, угрюмо набычась. А ротозеи уже собирались в широкий круг, готовясь насладиться следующей схваткой. И ведь не надоест! Чтобы им самим не поучаствовать?
В сравнении с Мстителем даже «гишу» показался бы котёнком, однако Вадим опять растерялся, не зная, как реагировать. «Ты это, – захотелось сказать ему, – не хулигань». То-то было б смеху!..
Словно бы для контраста с предыдущей схваткой, он ощутил в теле прилив сил, будто триада наделила Вадима мощью серка, – и это уравняло его с «гишу». Ещё бы злобы чуток.
Наклонив шишковатый лоб ещё ниже, Слон бросился вперёд, похожий на атакующего носорога. Метнувшись в сторону, Вадим не решился делать подсечку, жалея избитые голени. Зато успел подбить его ступню – так, что «гишу» зацепился носком за собственный сапог и кубарем вкатился в толпу, сокрушая тела и мебель, словно вылетевший за ограду гоночник. Но тут же вскочил как ни в чём не бывало и резво рванул обратно, оставив за спиной потасовку, вспыхнувшую среди зрителей.
Верный избранной тактике, Вадим убрался с линии атаки, однако на сей раз поймал Слона за толстое запястье и с силой дёрнул назад, вынудив крутануться вокруг оси. Размахивая руками, тяжеловес опять разбросал по полу людей, обломки, снедь, заодно распалив новую драку, и так же исправно ринулся в следующую атаку. Но Вадим вновь не пожелал с ним столкнуться, уступив это право другому.