– Что случилось с твоей рубашкой? – поинтересовался Митчелл.
   – Кое-кто пытался меня поджечь.
   Он покачал головой.
   – Совсем люди с ума посходили. Сегодня не помешало бы иметь глаза на затылке.
   И это из уст парня, который только что пригрозил меня убить.
   Я вошла в вестибюль, оглядываясь, нет ли где Рейнджера. Открылись двери лифта, я заглянула. Пусто. Не знаю, что я почувствовала – облегчение или разочарование. В холле на моем этаже тоже никого не наблюдалось. Увы, дальше дело обстояло иначе. Бабушка выглянула из кухни, стоило мне только открыть дверь квартиры.
   – Как раз вовремя, – заявила она. – У меня готовы свиные отбивные, только на стол осталось поставить. Еще я сварганила макароны с сыром. Вот овощей у нас нет. Раз уж твоей матери здесь нет, я решила, что мы можем есть все, что захотим.
   Обеденный стол был прекрасно накрыт: всякие там ножи-вилки, салфетки, сложенные треугольником.
   – Bay, – изумилась я. – Приятно поужинать в такой обстановке.
   – Я бы еще лучше справилась, но у тебя всего одна кастрюля. А что случилось с набором посуды, которую тебе подарили на свадьбу?
   – Выбросила, когда застала Дикки за занятием... ну, ты знаешь, чем, с Джойс.
   Бабушка принесла и поставила на стол макароны с сыром.
   – Это я могу понять. – Она села и положила себе свиную отбивную. – Мне надо поторапливаться. У нас с Мелвиной днем не хватило времени, чтобы зайти на показ, вот мы и решили зайти вечером. Можешь пойти с нами.
   Среди моих любимых занятий визиты к покойникам следуют разве что за втыканием вилки в глаз.
   – Спасибо, но у меня еще есть работа. Надо кое за кем последить, один друг попросил.
* * *
   Когда бабуля ушла, я посмотрела по телику «Симпсонов», потом «Нэнни», затем полчаса новостей, и все для того, чтобы отвлечься от мыслей о Рейнджере. Имелся у меня в голове такой противный маленький уголок, в котором угнездилось сомнение в невиновности Рейнджера в убийстве Рамоса. А все остальные мозги распухли от беспокойства по поводу его возможного убийства или ареста до того, как найдут настоящего убийцу. Мое согласие на слежку еще больше все осложняло. Рейнджер был звездой в хозяйстве Винни, но он одновременно занимался разным бизнесом, иногда даже легальным. Я и раньше с переменным успехом работала на Рейнджера. Но потом отказалась от этого, решив, что не в наших общих интересах становиться партнерами. Сейчас, похоже, настало время, когда надо было сделать исключение. Хотя я никак не могла понять, зачем ему моя помощь. У меня не было особых талантов или бесценного опыта. С другой стороны, на меня можно было положиться, и мне частенько сопутствовало везение, к тому же я была ему по карману.
   Когда почти стемнело, я переоделась. Облегающие эластичные шорты для бега, черная футболка, кроссовки, черная куртка с капюшоном и в довершение – небольшой перечный баллончик. Если меня накроют за слежкой, я всегда смогу сказать, что просто бегаю вечерами. В нашем штате этой отговоркой пользуется каждый извращенец, заглядывающий в чужие окна, и это всегда срабатывает.
   Я дала Рексу кусочек сыра и пояснила, что мне надо на пару часиков отлучиться. Выйдя на улицу, я принялась разыскивать «Хонду-Сивик», потом вспомнила, что она сгорела. Затем стала искать машину-ветер, но и тут дала маху. Наконец с глубоким разочарованным вздохом я направилась к «Бьюику».
   Вечерами Фенвуд-стрит становится очень милой и уютной улицей. В окнах домов горит свет, освещены также дорожки, ведущие к большим домам. Тишина и покой.
   Шторы у Ганнибала Рамоса были все еще задернуты, но сквозь щель пробивался свет. Я объехала квартал и припарковала «Бьюик» у велосипедной дорожки, по которой я прогуливалась несколькими часами раньше.
   Я немного поразмялась, попрыгав на месте на случай, если кто-то за мной наблюдает и прикидывает, не веду ли я себя подозрительно. Потом медленно побежала по дорожке для велосипедистов, проходящей по ничейной территории. Здесь было значительно темнее. Я подождала, пока привыкнут глаза. В каждом личном заборе имелась дверь. Я тихонько пошла вперед, считая двери, пока не дошла до той, которая, как мне казалось, имела отношение к собственности Ганнибала. В окнах верхнего этажа света не было, но даже через забор можно было заметить, что окна нижнего этажа освещены.
   Я подергала дверь. Заперто. Кирпичный забор возвышался футов на семь. Гладкий такой кирпич, не залезешь. Ни рукой не зацепишься, ни ногой не обопрешься. Я огляделась, нет ли какой подставки под ноги. Ничегошеньки. Я присмотрелась к росшей рядом сосне. Ее несколько искривил забор, прижав нижние ветви, но верхние свисали над двором Рамоса. Если я сумею забраться на сосну, в ветвях, в темноте меня не будет видно, а я смогу понаблюдать за домом. Я зацепилась за нижнюю ветку и вскарабкалась на нее. Поднялась еще на пару футов и была вознаграждена видом заднего двора Рамоса. Вдоль забора – клумбы, засыпанные мульчей. Перед задней дверью – небольшая площадка, выложенная камнями. На остальном пространстве росла трава.
   Как я и надеялась, окна, выходящие во двор, не были зашторены. Через двойное окно виднелась кухня. Дверь, выходящая на задний двор, вела в столовую. За ней виднелась часть еще одной комнаты, скорее всего гостиной, но точно трудно было сказать. Людей в пределах видимости не наблюдалось.
   Я некоторое время сидела и смотрела, но ничего не происходило. В соседних домах тоже тихо. Скукотища. Никого на велосипедной дорожке. Никто не гуляет с собакой. Никто не катается на велосипеде. Слишком темно. Вот почему я так люблю наблюдать. Ничего никогда не происходит. Затем у вас возникает острая нужда воспользоваться туалетом, и за это время убивают сразу двоих.
   Через час задница у меня затекла, ноги свело судорогой. Пошло оно все, наконец определилась я. Тем более что я не знаю, что, собственно, я должна увидеть.
   Я повернулась, чтобы слезть, потеряла равновесие и шлепнулась на землю. Плюх. Плашмя. Прямо во двор Ганнибала.
   Зажглись огни на заднем дворе, выглянул Ганнибал.
   – Какого черта? – спросил он.
   Я пошевелила пальцами и дернула ногами. Вроде все цело.
   Ганнибал стоял надо мной, уперев руки в боки, и явно жаждал объяснений.
   – Я с дерева свалилась, – сказала я. Это было ясно и без моих слов, поскольку я вся была усыпана иголками и обломками веток.
   Ганнибал молча ждал.
   Я с трудом поднялась на ноги.
   – Пыталась уговорить кота слезть. Он там весь день сидит.
   Он поднял глаза на дерево.
   – Там твой кот? – Судя по интонации, он не поверил ни одному моему слову.
   – Наверное, он спрыгнул, когда я свалилась.
   Ганнибал Рамос мог похвастать калифорнийским загаром и излишней полнотой. Я видела его фотографии, потому не удивилась. Чего я не ожидала, так это глубокой усталости на лице. Хотя он ведь только что потерял брата, это не могло не сказаться. Редкие волосы говорили о близкой лысине. Глаза за очками в черепаховой оправе смотрели на меня оценивающе. На нем были серые брюки от костюма, которые давно следовало проутюжить, и тоже мятая белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Мистер Средней Руки Бизнесмен после трудового дня в офисе. На вид ему было чуть за сорок.
   – Полагаю, он убежал? – осведомился Рамос.
   – Господи, надеюсь, что нет. Я устала за ним гоняться. – Вру я круто. Сама порой удивляюсь.
   Ганнибал открыл дверь в заборе и бегло осмотрел велосипедную дорожку.
   – Плохие новости. Кота не вижу.
   Я заглянула ему через плечо.
   – Кис-кис-кис, – позвала я. Чувствовала я себя довольно глупо, но пути назад не было.
   – Знаете, что я думаю? – спросил Ганнибал. – Думаю, что никакого кота нет. Думаю, что вы залезли на дерево, чтобы шпионить за мной.
   Я разыграла полное недоумение. Почти как... ну, да ладно.
   – Послушайте, – сказала я, протискиваясь мимо него к двери, – мне надо идти. Я еще должна отыскать кота.
   – Какого он цвета?
   – Черный.
   – Желаю удачи.
   По дороге к велосипедной тропе я заглянула под несколько кустов.
   – Эй, кис-кис-кис.
   – Не хотите ли дать мне свой адрес и номер телефона на случай, если я увижу кота? – предложил Ганнибал.
   Наши глаза на мгновение встретились, и мое сердца пропустило удар.
   – Нет, – сказала я, – не думаю, что стоит это делать. – И я ушла, двигаясь в направлении, противоположном тому, откуда пришла.
   Я прошла по велосипедной дорожке, обогнула квартал, перешла через улицу и остановилась напротив дома Ганнибала, размышляя о том, что он может из себя представлять. Если бы я встретила его на улице, приняла бы за страхового агента. Или менеджера среднего звена. Мне бы и в голову не пришло, что он коронованный принц черного рынка оружия.
   В одном из окон второго этажа мелькнул свет. Коронованный принц, возможно, переодевается во что-то более удобное. Спать ложиться еще рано, да и свет на первом этаже горит. Я уже совсем было решила уходить, когда на улице показалась машина и подъехала к воротам Ганнибала.
   За рулем – женщина. Лица не видно. Водительская дверь распахнулась, и появилась изящная нога в тонком чулке, за ней и все потрясающее тело в темном костюме. Короткие светлые волосы. Под мышкой кейс.
   Я списала номер машины, достала из бардачка мини-бинокль и прокралась к забору сзади дома Рамоса. Пока все тихо. Наверное, Ганнибал считает, что основательно напугал меня. Я что хочу сказать – какой идиот станет подкрадываться к его дому дважды за одну ночь?
   Не идиот, так идиотка, вот кто.
   Я залезла на дерево почти бесшумно. Во второй раз это было легче. Знала, куда направляюсь. Нашла свой насест и достала бинокль. К сожалению, смотреть особо было не на что. Ганнибал с гостьей находились в передней комнате. Я могла видеть только его спину, но женщина не попадала в поле моего зрения. Через несколько минут послышался хлопок закрываемой двери и гул мотора отъезжающей машины.
   Ганнибал вошел в кухню, достал из стола нож и с его помощью вскрыл письмо. Вынул листок и прочел. Никакой реакции. Он аккуратно вернул письмо в конверт и положил его на кухонный стол.
   Потом повернулся к окну. Казалось, он о чем-то размышляет. Затем двинулся к двери, открыл ее и уставился на мою сосну. Я замерла, даже дышать боялась. Не может он меня видеть, думала я. Здесь так темно. Сейчас он вернется в дом. Как же я ошибалась! Он поднял руку, щелкнул фонариком, и луч света ударил мне в глаза.
   – Кис-кис-кис, – забормотала я, прикрывая глаза ладонью от света.
   Он поднял другую руку, и я увидела пистолет.
   – Слазь, – приказал он, направляясь ко мне. – Медленно.
   Как же, жди. Я слетела с ветки, ломая ветви, приземлилась на ноги, которые уже бежали.
   Цвиг! Звук пули, покинувшей пистолет с глушителем, ни с чем не спутаешь.
   Как правило, я себя слишком резвой не считаю, но по дорожке я неслась со скоростью света. Прямиком к машине, запрыгнула внутрь и с ревом укатила. :
   Несколько раз я поглядывала в зеркало заднего обзора, нет ли погони. Уже ближе к дому я свернула на Мейкфилд-стрит, доехала до угла, выключила фары и стала ждать. Ни одной машины поблизости, Я снова включила фары и заметила, что мои руки почти перестали трястись. Решила, что это хороший признак, и поехала домой.
   Когда я сворачивала на свою парковочную площадку, в свете фар заметила Морелли. Он привалился к своей машине, скрестив руки на груди. Выражение его лица сменилось со скучающего на мрачно заинтересованное.
   – Снова на «Бьюике» ездишь? – спросил он.
   – Временно.
   Он оглядел меня с ног до головы и вытащил сосновую веточку из моих волос.
   – Даже спрашивать боюсь.
   – Слежка.
   – Ты вся липкая.
   – Смола. На сосне сидела.
   Он усмехнулся.
   – Я слышал, на пуговичной фабрике набирают рабочих.
   – Что тебе известно о Ганнибале Рамосе?
   – О боже, только не говори, что ты следишь за Ганнибалом Рамосом. Он на самом деле очень нехороший парень.
   – Он не кажется плохим. Так, обыкновенным. – Пока не наставит на вас пушку.
   – Не надо его недооценивать. Он правит империей Рамосов.
   – А я думала – отец.
   – Ганнибал занимается текущими делами. Ходили слухи, что старик болен. У него и раньше были проблемы, но мой источник доносит, что он становится все более непредсказуемым, так что семейка наняла нянек, которые следят, чтобы он не улизнул и не потерялся.
   – Болезнь Альцгеймера?
   Морелли пожал плечами:
   – Не знаю.
   Я опустила глаза и обнаружила, что колено у меня поцарапано и кровоточит.
   – Ты можешь влипнуть во что-нибудь действительно нехорошее, помогая Рейнджеру, – заметил Морелли.
   – Кто, я?
   – Ты передала ему мою просьбу связаться со мной?
   – У меня не было возможности. Кстати, если ты оставишь послание на его пейджере, он его получит. Он просто не хочет отвечать.
   Морелли прижал меня к себе.
   – От тебя пахнет, как от соснового бора.
   – Это все смола.
   Он положил руки мне на талию и поцеловал в шею.
   – Очень сексуально.
   Для Морелли все сексуально.
   – Почему бы нам вместе не подняться в квартиру? – спросил он. – Я бы поцеловал больную коленку, сразу бы зажило.
   Соблазнительно.
   – А бабушка?
   – Она не заметит. Скорее всего, крепко спит.
   Тут открылось окно на втором этаже. Мое окно. Высунулась бабка.
   – Это ты, Стефани? Кто это с тобой? Не Джо ли Морелли?
   Джо помахал ей.
   – Добрый вечер, миссис Мазур.
   – Почему вы там торчите? – поинтересовалась бабушка. – Разве не хотите подняться и попробовать десерт? По дороге домой мы забежали в супермаркет, и я купила слоеный пирог.
   – Спасибо, – сказал Джо, – но мне пора домой. У меня завтра утренняя смена.
   – Bay! – удивилась я. – Отказаться от слоеного пирога?
   – Я не пирога хочу.
   Что-то сжалось в низу живота.
   – Ну, себе я кусочек отрежу, – сказала бабушка. – Ужасно есть хочется. Эти показы всегда пробуждают мой аппетит. – Окно закрылось, бабушка исчезла.
   – Не хочешь поехать ко мне? – спросил Морелли.
   – А у тебя есть пирог?
   – У меня есть кое-что получше.
   Чистая правда. Знаю по личному опыту.
   Окно открылось, и снова высунулась бабушка.
   – Стефани, тебе звонят. Хочешь, чтобы я попросила его перезвонить попозже?
   Морелли поднял брови:
   – Его?
   Мы оба подумали: Рейнджер.
   – Кто это? – спросила я.
   – Какой-то парень, зовут Брайан.
   – Наверное, Брайан Саймон, – объяснила я Морелли. – Мне пришлось поплакаться ему в жилетку, чтобы он отпустил Кэрол.
   – Так он звонит тебе насчет Кэрол Забо?
   – Господи, я надеюсь, что так. – Или Брайан решил получить с меня должок. – Сейчас поднимусь, – крикнула я бабушке. – Запиши его номер, скажи, что я перезвоню. Бабушка пробудет здесь от силы еще пару дней, и мы тогда отпразднуем.
   – За пару дней я отгрызу себе руку.
   – Серьезные дела.
   – И не сомневайся, – сказал Морелли. Он поцеловал меня, и я перестала в чем-либо сомневаться. Он запустил руку мне под рубашку, а язык мне в рот и... я услышала, как кто-то засвистел.
   Миссис Файн и мистер Моргенштерн свисали из своих окон и свистели. Их, видимо, привлекли мои с бабушкой крики. Они начали хлопать в ладоши и подбадривать нас.
   Миссис Бенсон открыла свое окно.
   – Что происходит? – спросила она.
   – Секс на парковке, – сообщил мистер Моргенштерн.
   Морелли оценивающе посмотрел на меня.
   – Чего не бывает.
   Я повернулась, бросилась к двери и рысью взбежала по ступенькам. Отрезала себе кусок пирога и позвонила Саймону.
   – В чем дело? – спросила я.
   – Я хочу, чтобы ты оказала мне услугу.
   – Я не занимаюсь сексом по телефону, – сказала я.
   – Мне не нужен телефонный секс. Господи, с чего ты взяла?
   – Не знаю. Как-то само выскочило.
   – Я насчет собаки. Мне надо на пару дней уехать из города, а собаку некому оставить. Ну и, раз ты у меня в долгу...
   – У меня нет своего дома, я живу в квартире! Я не могу взять собаку!
   – Всего на пару дней. Он очень славный.
   – А как насчет собачьего приюта?
   – Он ненавидит приют. Не ест. Расстраивается.
   – Что за собака?
   – Маленькая.
   Черт.
   – Только на два дня?
   – Я завезу его завтра с утра пораньше, а заберу в воскресенье.
   – Не знаю. Ты неудачное выбрал время. У меня сейчас живет бабушка.
   – Он обожает пожилых дам. Богом клянусь. Твоя бабушка придет от него в восторг.
   Я взглянула на Рекса. Я бы не хотела, чтобы он расстраивался и не ел, так что я могла понять, почему Саймон беспокоится насчет пса.
   – Ладно, – согласилась я. – Когда завтра?
   – Около восьми.
* * *
   Я открыла глаза и подумала, сколько же может быть времени. Я лежала на диване, за окном темень, но явственно ощущается запах кофе. На мгновение я запаниковала, не соображая, где нахожусь. Потом мои глаза остановились на стуле, стоящем около дивана. На нем кто-то сидел. Мужчина. В темноте ни черта не разглядишь. Я перестала дышать.
   – Ну, как сегодня прошло? Что-нибудь путное вызнала?
   Рейнджер. Бессмысленно спрашивать, как он сюда попал при закрытых окнах и дверях. Рейнджер всегда найдет способ.
   – Который час?
   – Три.
   – Тебе не приходило в голову, что в это время люди спят?
   – Тут пахнет, как в сосновом лесу, – заметил Рейнджер.
   – Это от меня. Я сидела на сосне за домом Ганнибала, теперь не могу избавиться от смолы, налипшей на волосы.
   Я увидела, как Рейнджер улыбнулся в темноте. Услышала его тихий смех.
   Я села.
   – К Ганнибалу заезжала дама. Приехала около десяти вечера в черном «БМВ». Пробыла у него минут десять, отдала письмо и уехала.
   – Как она выглядела?
   – Короткие светлые волосы. Стройная. Хорошо одета.
   – Номер машины записала?
   – Да, записала. Пока не было возможности проверить.
   Он отпил глоток кофе.
   – Что-нибудь еще?
   – Он вроде бы как меня видел.
   – Вроде бы как?
   – Я упала с дерева к нему во двор.
   Улыбка исчезла.
   – И?
   – Я сказала, что ищу кота, но не уверена, что он поверил.
   – Если бы он знал тебя лучше... – сказал Рейнджер.
   – А во второй раз он поймал меня на дереве, вытащил пушку, ну, я соскочила и убежала.
   – Быстро сообразила.
   – Слушай, – сказала я и постучала пальцем по своему лбу, – здесь еще не все травой заросло.
   Рейнджер снова улыбался.

Глава 5

   – А я думала, ты кофе не пьешь, – сказала я Рейнджеру. – Ведь, если мне не изменяет память, тело твое – храм и все такое прочее...
   Он отпил еще глоток кофе.
   – Это всего лишь маскировка. Подходит к моей стрижке.
   – Ты потом станешь отращивать волосы?
   – Возможно.
   – И тогда перестанешь пить кофе?
   – Ты задаешь слишком много вопросов, – заметил Рейнджер.
   – Просто хочу разобраться.
   Он свободно развалился в кресле, вытянув длинные ноги и положив руки на подлокотники, и не сводил с меня глаз. Поставил чашку на кофейный столик, поднялся с кресла и остановился около дивана. Наклонился и легонько поцеловал меня в губы.
   – Пусть некоторые вещи так и останутся тайной, – сказал он и направился к двери.
   – Эй, подожди минуту, – заторопилась я. – Мне продолжать следить за Ганнибалом?
   – А ты можешь делать это так, чтобы он тебя не пристрелил?
   Я скорчила рожу в темноте.
   – Вижу, – сказал он.
   – Морелли хочет с тобой поговорить.
   – Я позвоню ему завтра. Может быть.
   Входная дверь открылась и щелкнула, закрываясь. Рейнджер ушел. Я протопала к двери и заглянула в «глазок». Рейнджера нигде не было. Я снова набросила дверную цепочку и вернулась на диван. Взбила подушку и забралась под одеяло.
   И стала думать о поцелуе. Как я должна его воспринимать? Дружеский, сказала я себе. Это был дружеский поцелуй. Никакого языка. Без лапанья. Без скрипа зубов от неконтролируемой страсти. Дружеский поцелуй. Вот только дружеским он мне не показался, он показался мне... сексуальным.
   Черт!
* * *
   – Что бы ты хотела на завтрак? – спросила бабушка. – Как насчет вкусной теплой овсянки? Моя бы воля, я бы доела пирог.
   – Ладно, – сказала я, – каша подойдет.
   Едва я успела налить себе кофе, как раздался стук в дверь. Я открыла, и в квартиру ворвалось что-то большое и оранжевое.
   – Милостивый боже! – удивилась я. – Это еще что такое?
   – Золотистый ретривер, – пояснил Саймон. – В целом.
   – Не великоват ли он для золотистого ретривера?
   Саймон втащил в прихожую пятидесятифунтовый мешок еды для собак.
   – Я купил его за фунт, и они мне сказали – золотистый ретривер.
   – Ты же говорил, что собака маленькая.
   – Я соврал. Подай на меня в суд.
   Пес рванул на кухню, сунул нос в бабушкин пах и шумно потянул носом.
   – Надо же, – заметила бабушка. – Похоже, мои новые духи делают свое дело. Надо будет испробовать их на собрании в Ассоциации пенсионеров.
   Саймон оттащил пса от бабушки и протянул мне большой бумажный пакет.
   – Здесь его вещи. Две миски, лакомства, игрушка для жевания, щетка и приспособление для сбора какашек.
   – Приспособление? Послушай, подожди...
   – Я побежал, – сказал Саймон, – а то опоздаю на самолет.
   – Как его зовут? – крикнула я ему вслед.
   – Боб.
   – Надо же, – глубокомысленно заметила бабушка. – Собаку зовут Боб!
   Я налила Бобу в миску воды и поставила на пол в кухне.
   – Он пробудет здесь только пару дней, – сказала я. – Саймон заберет его в воскресенье.
   Бабушка оглядела мешок с собачьим кормом.
   – Что-то великоват мешочек на два дня.
   – Может, он много ест.
   – Если он съест все за два дня, тебе никакое приспособление не понадобится, – заметила бабушка. – Тут потребуется лопата.
   Я отстегнула поводок и повесила его на крючок в прихожей.
   – Ну, что же, Боб, – сказала я, – все будет нормально. Мне всегда хотелось иметь золотистого ретривера.
   Боб замахал хвостом, переводя взгляд с меня на бабушку.
   Бабушка положила нам всем овсянки. Мы взяли свои тарелки и пошли к столу, Боб же остался есть свою порцию на кухне. Когда мы с бабушкой туда вернулись, миска была пуста. Как и картонная коробка, в которой лежал пирог.
   – Наверное, Боб любит сладкое, – сделала вывод бабушка.
   Я погрозила ему пальцем.
   – Это невежливо. К тому же ты растолстеешь.
   Боб завилял хвостом.
   – Похоже, он не слишком умный, – предположила бабушка.
   Достаточно умный, чтобы слопать пирог.
   У бабушки на девять часов был назначен урок вождения.
   – Меня, скорее всего, весь день не будет, – сообщила она. – Так что не волнуйся. После урока я собираюсь в магазин с Луизой Грибер. Потом мы хотели посмотреть еще несколько квартир. Если хочешь, я могу заехать и купить фарша. Я хотела на ужин сделать биточки.
   Я почувствовала угрызения совести. Бабушка взяла на себя всю готовку.
   – Моя очередь, – сказала я. – Я сделаю биточки.
   – Не знала, что ты умеешь готовить.
   – Что ты, – воскликнула я, – я умею готовить кучу блюд. – Чистое вранье! Я совсем не умею готовить.
   Я дала Бобу лакомство из пакета, и мы с бабушкой вышли из квартиры. Не успели мы пройти через холл, как бабуля остановилась.
   – Что это за звук? – спросила она.
   Мы прислушались. С другой стороны двери завывал Боб.
   Миссис Карватт, моя соседка, высунула голову.
   – Что это за звук?
   – Это Боб, – пояснила бабушка. – Он не любит оставаться дома один.
   Через десять минут я была уже в пути, Боб сидел рядом, высунув в окно голову, только уши хлопали на ветру.
   – Вот это да, – заметила Лула, когда мы вошли в офис. – И кто это?
   – Его зовут Боб. Я временно в собачьих няньках.
   – Да? И что это за порода?
   – Золотистый ретривер.
   – У него такой вид, будто он пересидел под феном.
   Я слегка пригладила псу шерсть.
   – Он высовывал голову в окно.
   – Тогда понятно, – заметила Лула.
   Я отпустила Боба с поводка, он подбежал к Луле и проделал свой трюк с обнюхиванием паха.
   – Эй, – сказала Лула, – отойди, а то оставишь отпечатки своего носа на моих новых штанах. – Она погладила Боба по голове. – Если он будет продолжать в том же духе, мы можем отправить его работать на улицу.
   Я воспользовалась телефоном Конни, чтобы позвонить своей подруге Мэрилин Траро, работавшей в полиции.
   – Мне надо проверить один номерной знак, – сказала я. – У тебя есть время?
   – Ты шутишь? Тут человек сорок в очереди стоят. Они видят, что я говорю по телефону, и вот-вот устроят бунт. – Она сменила тон. – Это для какого-то дела? Об убийстве или еще что?
   – Это может быть связано с делом Рамоса.
   – Ты мне лапшу на уши не вешаешь? Вот клево!
   Я продиктовала ей номер.
   – Не вешай трубку, – сказала она. Послышалось кликанье компьютерных клавиш и затем голос Мэрилин: – Номер принадлежит Терри Джилман. Разве она не работает на Вито Гризолли?
   На мгновение я потеряла дар речи. После Джойс Барнхардт я ненавижу Терри Джилман больше всех на свете. Она, мягко выражаясь, бегала за Джо в школе, и у меня было такое чувство, что она не прочь возобновить взаимоотношения. Сейчас Терри работала на своего дядю Вито Гризолли, что несколько мешало развитию ее отношений с Джо, поскольку Джо трудился над искоренением преступности, тогда как Вито занимался прямо противоположным – плодил преступников.
   – Ого, – сказала Лула. – Меня слух не подвел? Ты действительно суешь свой длинный толстый нос в дело Рамоса?