– Вы имеете в виду вашу катапульту?
   – На самом деле это разновидность натяжного пружинного лука.
   – И вы всерьез полагаете, что эта штука эффективно сработает против бронированных машин?
   – О, она сработает, – уверенно заявил Питт. – Правда, черт ее знает, насколько хорошо.
* * *
   Сразу же после заката от главных ворот убрали мешки с песком и другие части самодельной баррикады, и массивные двери раскрылись. Лейтенант Штайнхольм, рослый светловолосый австриец, пристегиваясь ремнем и сидя за рулем автомобиля, получал последние инструкции от Пемброк-Смита.
   Джордино, стоя рядом с облегченным вездеходом, прощался с Питтом и Евой.
   – Ну пока, старый приятель, – сказал он Питту, пытаясь выдавить улыбку. – Вообще-то это нечестно – отправлять меня вместо себя.
   Питт быстро и крепко обнял Джордино.
   – Не забывай об ухабах, оврагах и корягах.
   – Мы со Штайнхольмом вернемся к обеду с пивом и пиццей.
   Эти слова ничего не значили. Ни один из них ни на секунду не сомневался, что к полудню следующего дня от форта и всех, кто в нем окопался, останутся лишь воспоминания.
   – Не буду выключать свет в окошке, – ответил Питт.
   Ева легонько поцеловала Джордино в щеку и протянула ему небольшой сверток, завернутый в пластик.
   – Тут немного еды на дорогу.
   – Спасибо.
   Джордино отвернулся, чтобы они не видели его увлажнившихся глаз, и забрался в вездеход с внезапно исчезнувшей улыбкой и с печалью на лице.
   – Жми на газ, – сказал он Штайнхольму.
   Лейтенант кивнул, включил скорость и вдавил педаль акселератора. Вездеход прыгнул вперед и пролетел сквозь открытые ворота, с ревом удаляясь в сторону гаснущего оранжевого заката и поднимая задними колесами петушиные хвосты песка.
   Джордино обернулся. Питт стоял в воротах, обнимая Еву за талию. Он махал рукой на прощание. Джордино еще долго различал колдовскую улыбку Питта, пока песочная пыль не скрыла его из виду.
   И долго еще бойцы группы смотрели вслед вездеходу, летящему по пустыне. Одни с сожалением, другие – с верой в успех, пока автомобиль не превратился в едва видимую точку в сгущающихся сумерках. Теперь все надежды на то, что они останутся в живых, возлагались только на Джордино и Штайнхольма. Затем Левант отдал приказ, и коммандос, закрыв ворота, снова забаррикадировали их мешками с песком.
* * *
   Майор Гован получил долгожданное донесение от пилота патрульного вертолета, проследившего по еле заметным признакам исчезнувшую колонну машин Леванта до железной дороги. Дальнейшая разведка была прекращена из-за наступившей темноты. Несколько самолетов малийских военно-воздушных сил с приборами ночного видения на борту не могли взлететь из-за технических неисправностей. Но Гован уже не нуждался в дополнительных данных. Он точно знал, где затаилась его добыча, и связался с Казимом, чтобы утвердиться в оценке ситуации. Его непосредственный начальник в восхищении пообещал ему звание полковника и награду за отличную службу.
   Участие Гована в операции было исчерпано. Он закурил сигарету, закинул ноги на стол и налил стакан дорогого коньяка «Реми Мартен», который хранился в его столе для особых случаев.
   К несчастью для его главнокомандующего, генерала Казима, вся проницательность Гована и могущество его дедукции были провалены остальными участниками операции. И позднее, как раз тогда, когда Казиму позарез требовалась помощь главы его разведки, новоиспеченный полковник отправился в отпуск на свою виллу на берегу Нигера с любовницей-француженкой, ничего не ведая о буре, собирающейся на западе пустыни.
* * *
   Массард внимательно выслушал телефонный доклад Йерли о поисках группы.
   – Мы их обнаружили, – торжествующе объявил Йерли, присваивая себе плоды интуиции майора Гована. – Они полагали, что обхитрят нас, направившись в глубь Мали, но меня не обманешь. Они в ловушке в заброшенном форте легиона, недалеко от вас.
   – Счастлив слышать это, – облегченно вздохнул Массард. – Что собирается предпринять Казим?
   – Требовать их сдачи, чтобы потом выпотрошить.
   – И если они согласятся?
   – Предъявить коммандос и их офицерам обвинение во вторжении в его страну. После вынесения приговора они будут содержаться как заложники и будут освобождены в обмен на некоторые экономические уступки со стороны Организации Объединенных Наций. Заключенные из Тебеццы будут возвращены в в тюремные камеры, где вскоре тихо скончаются от различных заболеваний типа рака или сердечной недостаточности.
   – Мне не нравится это решение. Слишком долго и слишком рискованно. Единственный верный способ обрубить все концы – это уничтожить их всех как можно быстрее. Никто не должен остаться в живых и заговорить. С нас хватит осложнений. Я настаиваю, чтобы вы уговорили Казима покончить с этим делом немедленно.
   Его требование было таким настойчивым, таким резким, что даже Йерли ошеломленно замолчал на несколько секунд.
   – Хорошо... – медленно заговорил он после паузы. – Я постараюсь убедить генерала приступить к атаке с первыми лучами солнца, сначала истребителями, а затем вертолетами со штурмовыми командами. К счастью, по соседству с тем местом недавно проходили маневры, и там у него четыре тяжелых танка и три роты пехоты.
   – А он не может атаковать форт ночью?
   – Ему необходимо время, чтобы собрать войска и скоординировать действия. Это невозможно сделать до раннего утра.
   – И присмотрите, чтобы этот Казим сделал все возможное, чтобы не позволить Питту и Джордино сбежать вновь.
   – Именно по этой причине я и принял меры, приостановив движение поездов в Мавританию и из нее, – солгал Йерли.
   – Где вы сейчас?
   – В Гао, перед посадкой на борт командного самолета, который вы с такой щедростью преподнесли в дар Казиму. Он планирует лично наблюдать за штурмом.
   – И помните, Йерли, – медленно и веско сказал Массард, – никаких пленных.

53

   Они появились сразу же после шести часов утра. Несмотря на то что бойцы команды ООН устали, копая глубокие траншеи у основания стен, все они были начеку и готовы к отпору. Большинство пряталось в открытых ячейках, как кроты, ожидая воздушной атаки. Глубоко в подземном арсенале медики разворачивали полевой госпиталь, а французские инженеры и их семьи располагались под старыми деревянными столами и другой мебелью, чтобы уберечь себя от камней и обломков, которые могли начать падать с потолка. Только Левант и Пемброк-Смит вместе с расчетом пулемета «вулкан», снятого с вездехода, оставались на стене форта, прикрытые лишь парапетом и торопливо насыпанными мешками с песком.
   Приближающийся реактивный самолет был услышан еще до того, как его можно было заметить в небе. Прозвучал сигнал тревоги.
   Питт не прятался, он хлопотал вокруг пружинного лука, лихорадочно заканчивая работу. Автомобильные рессоры, установленные вертикально среди груды деревянных балок, были согнуты почти пополам с помощью гидравлического домкрата со старого подъемника, найденного среди железнодорожного оборудования. К сжатым рессорам была привязана бочка, наполовину наполненная дизельным топливом, с дырками, проделанными в верхней крышке, и поставленная под острым углом к небу. Оказав помощь Питту в сборке этого хитрого изобретения Руба Голдберга, люди Леванта удалились, крайне сомневаясь в том, что эта бочка перелетит через верх стены, а не полыхнет на их же стороне и не обожжет всех на плацу.
   Левант встал на колени за парапетом, защитив спину мешками с песком, и уставился в безоблачное небо. Заметив самолеты, он принялся наблюдать за ними в бинокль. Истребители пока не предпринимали активных действий и кружили на высоте не более пятисот метров над пустыней примерно в трех километрах к югу от форта. Он отметил, что они не боятся ракет класса «земля – воздух». Казалось, они были уверены, что форт ничем не сможет оборониться от воздушного нападения.
   Подобно многим военным лидерам стран третьего мира, Казим блеск предпочитал сущности и потому купил французские «Миражи» для показухи, а не для войны. Мало опасаясь слабых вооруженных сил соседних стран, малийский главнокомандующий создал военно-воздушные и наземные войска для собственного самоутверждения и для внушения страха возможным революционерам внутри страны.
   За самолетами следовала небольшая флотилия легковооруженных вертолетов, чьей единственной миссией была доставка разведывательных патрулей и штурмовых отрядов. Только истребители были способны выпускать ракеты, разрушающие бронированные танки и фортификационные сооружения. Но малийские пилоты, не имея новейших бомб с лазерным прицелом, вынуждены были вручную корректировать наведение ракет старого образца на цель.
   Левант сказал в микрофон, вмонтированный в шлем:
   – Капитан Пемброк-Смит, готовность номер один расчету «вулкана».
   – "Мадлен" готова открыть огонь, – подтвердил Пемброк-Смит с огневой точки, расположенной напротив.
   – Мадлен?
   – Расчет очень привязан к своему пулемету, и потому его назвали в честь одной девушки, дарившей их своим вниманием в Алжире.
   – Ну так смотрите, чтобы эта Мадлен не капризничала и чтобы у нее ничего не заклинило.
   – Да, сэр.
   – Когда первый самолет появится на огневом рубеже, – инструктировал Левант, – и будет выходить из виража, стреляйте ему в хвост. Если правильно оцените ситуацию, то успеете врезать и по второму самолету, прежде чем он выпустит ракеты.
   – Слушаюсь, сэр.
   Не успел Пемброк-Смит ответить, как ведущий «Мираж» сломал строй и резко снизился до семидесяти пяти метров, не тратя усилий на противозенитные маневры. Пилот вряд ли был асом. Он шел медленно, а ракеты выпустил с небольшим запозданием.
   Снабженная одноступенчатым пороховым двигателем, первая ракета пролетела над фортом и разорвалась, подняв высокий фонтан песка за его стенами. Вторая попала в северный парапет и, разорвавшись, проделала двухметровую дыру в верхней части стены, осыпав при этом плац ливнем каменных осколков.
   Расчет «вулкана», ведя низко летящий истребитель, открыл огонь сразу же, как только самолет пролетел над фортом. Вращающиеся шесть стволов пулемета Гатлинга, установленные на тысячу выстрелов в минуту вместо их максимальной скорострельности две тысячи – в целях экономии патронов – выплюнули поток двадцатимиллиметровых пуль в улетающий самолет, когда он, делая вираж, подставил под огонь уязвимое место. Одно крыло отломилось так чисто, словно его срезал скальпель хирурга, и «Мираж», резко перевернувшись, врезался в землю.
   Не успел он упасть, а «Мадлен» уже развернулась на сто восемьдесят градусов и вновь открыла огонь. Струя выпущенных ею пуль, пересекаясь с траекторией полета второго самолета, ударила ему в носовую часть. Показался черный дым, и истребитель, превратившись в огненный шар, взорвался, осыпая обломками стены форта.
   Пилот следующего истребителя запаниковал, слишком рано выпустил ракеты и поспешно развернулся, выводя машину из-под обстрела. Левант задумчиво наблюдал, как двойной взрыв образовал глубокие воронки в добрых двухстах метрах перед фортом. Потеряв ведущего, эскадрилья прекратила атаку и начала бесцельно кружить за пределами досягаемости огневых средств защитников форта.
   – Прекрасная стрельба, – похвалил Левант расчет «вулкана». – Теперь они знают, что мы кусаемся, и потому будут запускать ракеты с дальней дистанции и с меньшей точностью.
   – Израсходовано всего около шестисот патронов, – доложил Пемброк-Смит.
   – Пусть «Мадлен» пока отдыхает, а людей отправьте в укрытие. Через некоторое время им опять придется поработать. Рано или поздно какой-нибудь самолет потеряет осторожность и вновь приблизится к нам.
   Казим слушал, как летчики взволнованно окликают друг друга в эфире, и наблюдал на мониторах видеотелефотосистемы командного центра их полный разгром. Спокойная уверенность малийских пилотов была основательно потрясена отпором, неожиданно полученным от врага в первом же настоящем бою, и теперь боевые летчики что-то лепетали в эфире, как испуганные дети, и просили инструкций.
   С пылающим от гнева лицом Казим ворвался в отсек связи и заорал в микрофон:
   – Трусы! Это говорит генерал Казим. Вы, пилоты, должны быть моей правой рукой, моей десницей возмездия! Атакуйте, атакуйте! Любой, кто не проявит мужества, после приземления будет расстрелян, а его семья отправлена в тюрьму.
   Вообще-то пилоты военно-воздушных сил Мали обычно предпочитали разгуливать по улицам и приставать к хорошеньким девушкам, а не сражаться с врагом, который мог и убить. Французы настойчиво пытались обучить этих детей пустыни тактике воздушного боя, но традиционное воспитание и культура мышления слишком глубоко сидели в малийцах, чтобы можно было превратить их в эффективную боевую силу.
   Подстегиваемые приказами Казима и больше опасаясь его гнева, нежели пуль и снарядов, малийские летчики возобновили атаки, по очереди пикируя на пока еще неприступные стены старого форта Иностранного легиона.
* * *
   Словно считая себя неуязвимым, Левант стоя наблюдал за атакой с крепостной стены со спокойствием зрителя на теннисном матче. Первые два истребителя, выпустив ракеты, поспешили развернуться, чтобы оказаться где угодно, лишь бы подальше от форта. Все их ракеты пролетели выше цели и разорвались за железной дорогой.
   Самолеты налетали со всех сторон, что существенно ослабляло их эффективность. Вместо того чтобы сосредоточенно долбить в одно место с целью сокрушить одну из стен форта, они беспорядочно атаковали крепость кому откуда заблагорассудится. Обнаружив, что ответный огонь не открывается, малийцы стали более меткими. Форт начал получать сокрушающие удары. В кирпичной кладке старых стен появились дыры, а сами стены начали крошиться.
   Затем, как и предвидел Левант, малийские пилоты стали еще увереннее и смелее, подлетая все ближе и ближе. Полковник отряхнул пыль с камуфляжного костюма:
   – Капитан Пемброк-Смит, раненые есть?
   – Не докладывали, полковник.
   – Пора «Мадлен» и ее приятелям вновь отрабатывать зарплату.
   – Расчет уже у пулемета, сэр.
   – Если спланируете толково, то у вас хватит патронов, чтобы сбить еще парочку этих чертей.
   Задача облегчалась тем, что два самолета летели над пустыней крылом к крылу. «Вулкан» развернулся и открыл огонь. Поначалу показалось, что расчет промахнулся. Но тут из правого «Миража» вырвались пламя и черный дым. Самолет не взорвался, и пилот не потерял над ним контроль. Просто нос самолета накренился вниз под небольшим углом, и истребитель стал снижаться до тех пор, пока не врезался в землю.
   «Мадлен» переключилась на левый самолет и, как разъяренная ведьма, открыла по нему непрерывный огонь. Прошло несколько секунд, от вращающихся стволов отлетели последние гильзы, и наступила внезапная тишина. Но до этого порция огня превратила истребитель в месиво, подобное тому, что выходит из мусородробилки. Носовая часть вместе с кабиной пилота просто разлетелась на куски, но фюзеляж «Миража», продолжая нестись по инерции по прежней траектории, врезался в восточную стену, взорвавшись с ужасающим грохотом и осыпав осколками камней и горящими обломками плац и офицерские казармы. У находящихся внутри было такое ощущение, что от прокатившегося взрыва старый, видавший виды форт приподняло над землей.
   Над Питтом словно раскололось небо, его подбросило и швырнуло с силой на землю. Ему показалось, что взрыв раздался прямо над ним, хотя на самом деле то было с внешней стороны форта. У Питта перехватило дыхание, словно в вакууме. Он беззвучно разевал рот, пытаясь вдохнуть, а вокруг все сотрясалось от ударной волны. Он рывком поднялся на колени и закашлялся от песочной пыли, поднявшейся по всему форту. И сразу же подумал о пружинном луке. Когда тучи пыли немного рассеялись, он с облегчением увидел, что тот остался в целости и сохранности. И тут же вздрогнул, заметив лежащее рядом с ним на земле тело.
   – Боже... мой! – прерывисто прохрипел раненый.
   Питт узнал Пемброк-Смита, которого силой взрыва скинуло с крепостной стены. Дирк подполз ближе и увидел закрытые глаза. Только бьющаяся жилка на шее капитана показывала, что тот еще жив.
   – Очень больно? – спросил Питт, не зная, что еще сказать.
   – Этот чертов удар выбил из меня дух и сломал мне спину, – выдохнул Пемброк-Смит сквозь сжатые зубы.
   Питт глянул вверх, на разбитую часть парапета.
   – Ты просто упал. Я не вижу ни крови, ни сломанных костей. Можешь пошевелить ногами?
   Пемброк-Смит попробовал поднять колени и пошевелить ногами.
   – Во всяком случае, позвоночник слушается.
   Внезапно он поднял руку и указал на что-то на плацу позади Питта.
   Песочная пыль начинала оседать, и на лице Пемброк-Смита отразилась беспомощность, когда он увидел громадную кучу камней, завалившую нескольких его людей.
   – Откопайте этих бедняг! – взмолился он. – Бога ради, откопайте их!
   Питт резко обернулся, всматриваясь в развалившуюся и обрушившуюся стену. То, что некогда было мощным бастионом, сложенным из камней и цементирующего раствора, теперь превратилось в груду булыжников. Из тех, кто был под этой стеной, никто не остался в живых, всех раздавило насмерть. Те же, кто мог чудом уцелеть в заваленных окопчиках, не могли протянуть долго, их ждала гибель от удушья. Питт сразу понял, что, для того чтобы откопать их вовремя, нужны мощные механизмы, и сердце его упало.
   Но еще до того как он среагировал, очередной залп ракет влетел в форт, поджигая и разрушая кухню-столовую. Загорелись стропила крыши, изрыгая черный столб дыма в зной раскаляющегося утра. Стены теперь выглядели так, словно над ними поработал великан с кувалдой. Меньше всего пострадала северная стена – невероятно, но на воротах не было ни царапины. А вот другие три стены были здорово покалечены: в них образовалось несколько проломов.
   Потеряв четыре самолета, выпустив все ракеты и израсходовав горючее, оставшиеся истребители перегруппировались и легли на курс к базе на юге. Оставшиеся в живых коммандос ООН выбрались из подземных убежищ, как мертвые из могил, и отчаянно начали разгребать обломки стены над своими товарищами. Несмотря на их лихорадочные старания, силы рук было недостаточно, чтобы разобрать завалы достаточно быстро, и ни у кого из погребенных под камнями не оставалось шансов спастись.
   Левант спустился с парапета и начал отдавать приказания. Раненые были отправлены или перенесены в безопасный арсенал, где их уже поджидали медики, которым в качестве санитарок помогали Ева и другие женщины.
   На лицах мужчин и женщин тактической группы отразилась боль, когда Левант приказал им прекратить раскопки и заняться заделкой самых больших брешей. Левант разделял их скорбь, но он должен был позаботиться о живых. Смерть есть смерть, и ничего тут не поделаешь.
   Позеленевший и страдающий от пронзительной боли в спине, неугомонный Пемброк-Смит ковылял по форту, собирая доклады о раненых и произнося слова поддержки. Несмотря на окружающие смерть и ужас, он пытался внушить людям чувство юмора, чтобы они могли одолеть выпавшие на их долю страдания.
   Подсчет показал, что убиты шестеро, а трое получили серьезные переломы от летящих камней. Еще семеро после обработки и перевязки ран и ушибов вернулись на свои позиции. Оценив ситуацию, полковник Левант подумал про себя, что могло быть и хуже. Но он знал, что воздушная атака была лишь вступлением. И действительно, после короткой паузы второй акт начался с разрыва у южной стены реактивного снаряда, выпущенного одним из четырех танков, расположившихся в двух тысячах метров к югу. А затем один за другим еще три управляемых реактивных снаряда ударили в форт.
   Левант быстро взобрался на кучу камней, бывшую некогда стеной, и навел бинокль на танки.
   – Французские танки типа «АМХ-30», вооруженные тактическими реактивными снарядами «СС-2», – спокойно объявил он Питту и Пемброк-Смиту. – Они нас немножко обработают, пока подойдет пехота.
   Питт оглядел полуразрушенную крепость:
   – Немного осталось обрабатывать, – коротко проговорил он.
   Левант опустил бинокль и повернулся к Пемброк-Смиту, стоящему рядом и сгорбленному, словно девяностолетний старец.
   – Приказываю всем спуститься в арсенал. За исключением наблюдателей, нам лучше пересидеть этот шторм внизу.
   – А когда подъедут танки, чтобы постучать в наши двери? – спросил Питт.
   – Ну, тогда настанет пора для вашей катапульты, – скептически произнес Пемброк-Смит. – К сожалению, это все, что у нас имеется против этих чертовых танков.
   Питт усмехнулся:
   – Не спешите судить по одежке, капитан. Посмотрим, что вы скажете, когда моя малышка выплюнет им в рожи пару горяченьких.
   Питт гордился своим поведением. Ему прекрасно удавалось скрывать дурные предчувствия, волнами накатывающие на него. Он не имел ни малейшего понятия, сработает его средневековое противотанковое орудие или так и останется бесполезным нагромождением дерева и металла, но, как всякий хороший игрок в покер, Питт умел делать хорошую мину при самой плохой игре.

54

   А в четырехстах километрах от Форт-Форо на западе Сахары наступал тихий рассвет; ни единый порыв ветерка не тревожил воздух над пустынными, безликими и безлюдными песками. Единственный звук доносился от приглушенных выхлопов двигателя вездехода, скользящего по пустыне, подобно черному муравью по пляжу.
   Джордино наблюдал, как на бортовом компьютере вычислялся их прямой путь без отклонений, которые им приходилось делать, чтобы объезжать непреодолимые овраги и огромные пространства дюн. Дважды им пришлось сделать крюк километров в двадцать от основного курса.
   Согласно цифрам, вспыхивающим на маленьком экране, Джордино и Штайнхольм потратили почти двенадцать часов, чтобы преодолеть четыреста километров от Форт-Форо до границы с Мавританией. То, что они отдалились от железной дороги, стоило им потери драгоценного времени. Но слишком высока была ставка, чтобы рисковать наткнуться на войска, патрулирующие железную дорогу, или быть разнесенными в клочья барражирующими над ней малийскими истребителями.
   Последняя треть Пути пролегала по твердой поверхности, усеянной камнями, в основном гладко отшлифованным мелким гравием. Камни попадались разных размеров – от рисового зернышка до футбольного мяча – и превращали вождение машины в кошмар, но даже это не могло заставить гонцов снизить скорость. Они скакали по этой неровной поверхности с постоянной скоростью девяносто километров в час, терпя выматывающую душу тряску со стоической решимостью.
   Усталость и боль улетучивались, как только они вспоминали о том, что может случиться с оставшимися в форте мужчинами и женщинами, ждущими помощи. Джордино и Штайнхольм слишком хорошо понимали, что если у них и была надежда, то только на обнаружение отряда американских спецвойск, причем обнаружение быстрое, чтобы успеть со спасательной миссией до того, как Казим устроит в форте резню. Обещание Джордино вернуться к полудню теперь мучило его. Эта перспектива выглядела весьма туманной.
   – Как далеко до границы? – спросил Штайнхольм по-английски с акцентом Арнольда Шварценеггера.
   – Не могу сказать, – ответил Джордино. – Ведь она же не представляет из себя видимую черту, на которой написано «Добро пожаловать».
   – Хорошо, что уже светло. Хотя бы определиться можно.
   – Малийцам тоже легче накрыть нас днем.
   – Я за то, чтобы двигаться на север, к железной дороге, – сказал Штайнхольм. – Стрелка горючего почти на нуле. Еще тридцать километров, и мы пойдем пешком.
   – О'кей, ты убедил меня.
   Джордино еще раз посмотрел на компьютер и указал на компас, установленный на приборной панели.
   – Поворачивай на пятьдесят градусов на северо-запад, чтобы мы по диагонали уперлись в железнодорожное полотно. Это даст нам выигрыш в несколько километров, если мы все еще не заехали на территорию Мавритании.
   – Вот это правильный совет, – сказал Штайнхольм, улыбаясь. Он вдавил педаль до пола, выруливая между камней и песка, поднимая фонтаны гравия и пыли. Одновременно он повернул руль и направил свой вездеход через пустыню к железной дороге Массарда.
* * *
   Истребители вернулись к одиннадцати часам и возобновили бомбардировку форта ракетами. Когда они закончили свою атаку, за дело взялись танки, и над пустыней повисло эхо от непрекращающегося грохота разрывов. Для защитников крепости все это казалось бесконечным, а тут еще наземные войска подошли на триста метров и открыли по руинам минометный и снайперский огонь.
   Такой концентрации огня не знал весь французский Иностранный легион в битвах с туарегами за все время его столетнего пребывания на территории Западной Африки. Снаряд за снарядом падали дождем, и их разрывы сливались в один непрекращающийся раскат грома. Остатки стен продолжали рассыпаться от непрерывных разрывов, которые поднимали высоко в воздух камни, обломки раствора и песок, пока мало что в старом форте стало напоминать его былую мощь. Теперь он походил на древние развалины.
* * *
   Самолет генерала Казима приземлился в близлежащем сухом озере. Его, а также начальника штаба Згира Чейка и Исмаила Йерли встретил капитан Мохаммед Батутта, который отвез их на своем полноприводном джипе к спешно организованному командному пункту полевого командира полковника Нугума Мансы. Тот вышел навстречу начальству.