Келлерман Джонатан. Дьявольский вальс

   — Привет, Дэн.
   — Чему обязаны такой честью?
   — Я здесь как консультант.
   — Правда? Занялся частной практикой?
   — Несколько лет тому назад.
   — Где?
   — В западном Лос-Анджелесе.
   — Ну конечно. А в последнее время бывал в настоящем городе?
   — Нет. Уже давно.
   — Я тоже. Не был с позапрошлого Рождества. Я соскучился по ресторану Тэдича и всей культуре настоящего города.
   Он познакомил меня со своими спутниками. Два проживающих при больнице врача, один стипендиат, занимающийся научной работой по кардиологии, а одна из женщин, невысокая, смуглая, с Ближнего Востока, оказалась лечащим врачом больницы, формальные улыбки и рукопожатия. Четыре имени, которые сразу же вылетели у меня из головы.
   Корнблатт заявил:
   — Алекс, между прочим, был одной из наших звезд психологии. Раньше, когда у нас еще были психологи. — И, обращаясь ко мне: — Кстати, я думал, что вы, ребята, были, как это — verboten — запрещены здесь. Разве что-то изменилось?
   Я покачал головой:
   — Я просто консультирую по отдельному случаю болезни.
   — А... А сейчас куда направляешься? Уходишь?
   Я кивнул.
   — Если время не подпирает, почему бы тебе не пойти с нами. Чрезвычайное собрание штатных работников. Ты все еще в штате? Ну да, конечно, должен быть, если проводишь консультации. — Его брови поднялись. — Как ты ухитрился избежать кровавой бани в психиатрическом отделении?
   — Чисто технический прием. Я в штате педиатрии, а не психологии.
   — Педиатрии? Это интересно. Умная уловка. — Корнблатт повернулся к своим спутникам: — Видите, всегда есть лазейка.
   Четыре понимающих взгляда. Все четверо в возрасте до тридцати лет.
   — Так, значит, ты хочешь держаться за нас? — спросил Корнблатт. — Собрание очень важное — то есть если ты чувствуешь, что действительно связан с нашей больницей и тебе не безразлично то, что здесь происходит.
   — Конечно, — подтвердил я и присоединился к ним. — По какому поводу собрание?
   — Закат и упадок Западной Педиатрической Империи. Что подтверждает убийство Лэрри Эшмора. На самом деле, это собрание в память о нем. — Корнблатт нахмурился. — Ты ведь знаешь о том, что произошло?
   Я кивнул:
   — Ужасно.
   — Это симптоматично, Алекс.
   — Что именно?
   — То, что произошло с нашим учреждением. Посмотри, как все это дело провела администрация. Убивают врача, и никто даже не побеспокоится разослать меморандум. Хотя нельзя сказать, чтобы они боялись писать бумаги, когда дело касается распространения их директив.
   — Знаю, — ответил я. — Мне пришлось читать одну из них. На двери библиотеки.
   Дэн нахмурился, и его усы разлетелись в разные стороны.
   — Какой библиотеки?
   — Внизу, здесь, в больнице.
   — Черт бы их побрал, — выругался Корнблатт. — Каждый раз, когда мне нужно заняться научной работой, приходится ездить в медицинскую школу.
   Мы пересекли вестибюль и подошли к очередям. Одна из врачей заметила знакомого пациента, стоящего в очереди, проговорила:
   — Я присоединюсь к вам через минутку, — и отошла, чтобы поздороваться с ребенком.
   — Не пропусти собрания, — не останавливаясь, крикнул ей вслед Корнблатт. Когда мы миновали толпу, он продолжил: — Ни библиотеки, ни психиатрического отделения, ни субсидий на научные работы, полное прекращение приема на работу. А теперь идут разговоры о новых сокращениях во всех отделениях. Энтропия. Наверное, эти ублюдки намерены снести нашу больницу и продать участок.
   — Ну, не при теперешнем состоянии рынка.
   — Нет, я говорю серьезно, Алекс. Мы не приносим дохода, а эти люди судят только по результату. Они замостят участок и разобьют на множество автостоянок.
   — В этом случае они могли бы начать с того, что замостили бы стоянку на той стороне улицы.
   — Не иронизируй. Мы — поденщики, пеоны для этих типов. Просто еще один вид прислуги.
   — Как они смогли взять все под контроль?
   — Джонс, новый председатель, распоряжается больничными капиталовложениями. Думается, он делает это весьма успешно. Поэтому, когда тяжелые времена стали еще тяжелее, совет директоров заявил, что им нужен профессиональный финансист, и проголосовал включить Джонса в совет. Тот, в свою очередь, уволил всю старую администрацию и привел армию своих людей.
   У дверей лифтов кружилась еще одна толпа. Топающие ноги, усталые кивки, бессмысленные шлепки по ягодицам. Два лифта застряли на верхних этажах. На третьем висело объявление: «НЕ РАБОТАЕТ».
   — Вперед, мои солдаты, — скомандовал Корнблатт, указывая на лестницу, и ускорил шаг почти до бега. Все четверо перепрыгнули первый пролет с усердием энтузиастов триатлона. Когда мы взобрались наверх, Корнблатт подпрыгивал на месте, как заправский боксер.
   — Пошли, ребята! — Он толкнул дверь.
   Аудитория располагалась чуть ниже. Несколько врачей слонялись у дверей, над которыми висел написанный от руки плакат: «Собрание в память Эшмора».
   — А что стряслось с Кентом Хербертом?
   — С кем? — не понял Корнблатт.
   — С Хербертом. Токсикологом. Разве он не работал с Эшмором?
   — Не знал, чтобы кто-нибудь работал с Эшмором. Этот парень был одиночкой. Настоящим... — Он умолк. — Херберт. Нет, не уверен, что помню такого.
   Мы вошли в большой полукруглый лекционный зал. Ряды обитых серой материей сидений круто спускались к деревянному помосту, на котором располагалась кафедра. Пыльная зеленая доска на колесиках стояла в глубине помоста. Обивка кресел выцвела, некоторые сиденья порваны. Негромкий гул случайных разговоров наполнял комнату.
   В аудитории было по крайней мере пятьсот мест, но занято не более семидесяти. Присутствовали такие разные люди, что собрание напоминало провалившихся на экзамене учеников, собранных в один класс отстающих. Корнблатт и сопровождающие его лица направились в нижнюю часть зала, пожимая руки и обмениваясь приветствиями по пути. Я же отстал и устроился в самом верхнем ряду.
   Множество белых халатов — работающие на полную ставку врачи. Но почему отсутствуют ведущие частную практику? Не смогли прийти из-за того, что слишком поздно объявили о собрании, или предпочли не участвовать? Западная педиатрическая всегда испытывала некоторое напряжение в отношениях между выпускниками университетов и медицинских школ, но обычно врачи, работающие на полной ставке, и практикующие в «реальном мире» доктора ухитрялись поддерживать сдержанный симбиоз.
   Оглядевшись повнимательней, я был поражен еще одним явлением — седых голов было крайне мало. Куда делись те, кто постарше, кого я знал раньше?
   Прежде чем я успел подумать об этом, какой-то человек с микрофоном ступил на кафедру и призвал присутствующих к тишине. Лет тридцати пяти, с бледным детским лицом, копной светлых волос и прической в стиле афро. Его белый халат слегка пожелтел и был слишком велик для него. Под халатом виднелись черная рубашка и коричневый вязаный галстук.
   — Пожалуйста, тише, — попросил он.
   Гул стих. Раздалось еще несколько отдельных голосов, затем наступила тишина.
   — Благодарю всех за то, что пришли. Может ли кто-нибудь закрыть дверь?
   Головы повернулись в мою сторону. Я понял, что сижу ближе всех к двери, встал и закрыл ее.
   — Ну что ж, — начала Прическа Афро. — Первый пункт нашего собрания — минута молчания в память нашего коллеги доктора Лоренса Эшмора. Поэтому прошу всех встать...
   Все поднялись с мест. Опустили головы. Прошла долгая минута.
   — О'кей, садитесь, пожалуйста, — предложил ведущий.
   Подойдя к доске, он взял кусок мела и написал:
   Повестка дня:
   1. Памяти Эшмора.
   2.
   3.
   4...?
   Отойдя от доски, он спросил:
   — Желает ли кто-нибудь сказать несколько слов о докторе Эшморе?
   Молчание.
   — Тогда позвольте мне. Я знаю, что выступаю от имени всех нас с осуждением жестокости того, что произошло с Лэрри, и с выражением нашей глубочайшей симпатии его семье. Вместо цветов я предлагаю организовать фонд и пожертвовать его какой-нибудь организации по выбору семьи. Или по нашему выбору, если в данный момент семье будет слишком тяжело обсуждать эту проблему. Мы можем решить этот вопрос теперь или попозже, в зависимости от того, как вы настроены. Кто-нибудь желает выступить по этому поводу?
   — Как насчет Центра по контролю за ядами? — предложила женщина с короткой стрижкой, сидящая в третьем ряду. — Он ведь был токсикологом?
   — Центр по контролю за ядами. Хорошо, — сказал ведущий. — Кто-нибудь поддерживает это предложение?
   Поднялась одна рука.
   — Спасибо, Барб. Итак, продолжим. Кто-нибудь знаком с семьей? Чтобы информировать их о наших намерениях.
   Никто не ответил.
   Афро посмотрел на женщину, которая внесла предложение.
   — Барб, ты согласна отвечать за сбор денег?
   Женщина кивнула.
   — Хорошо. Ну что ж, господа, приносите пожертвования в кабинет Барб Лоуман в ревматологии, и мы постараемся, чтобы Центр по контролю за ядами получил деньги как можно быстрее. Есть ли еще что-нибудь по этому вопросу?
   — Принято! — произнес кто-то. — У нас нет вопросов.
   — Мог бы ты встать и разъяснить это более подробно, Грег? — предложил ведущий.
   Поднялся коренастый бородатый мужчина в клетчатой рубашке с широким галстуком в цветочек в стиле ретро. Мне показалось, что я припоминаю этого человека, он тогда был еще без бороды. Какая-то итальянская фамилия.
   — ... Я хочу сказать, Джон, что охрана у нас здесь никуда не годится. То, что случилось с ним, могло бы случиться с любым из нас, а так как вопрос идет о наших жизнях, мы имеем право получать полную информацию о том, что именно произошло, насколько успешно идет полицейское расследование, а также какие меры мы можем предпринять для собственной безопасности.
   — Таких мер не существует! — воскликнул чернокожий мужчина в очках. — Если администрация не предпримет реальных усилий для создания настоящей системы безопасности, не установит круглосуточное дежурство у каждого выхода к автостоянкам и на каждой лестничной площадке.
   — Это потребует денег, Хэнк, — возразил бородач. — Желаю успехов.
   Встала женщина, чьи волосы цвета помоев были собраны в «конский хвост».
   — Деньги найдутся, Грег, — заявила она, — если администрация правильно установит первоочередность действий и если поймет, что мы не нуждаемся в увеличении числа полувоенных типов, мешающих нашим пациентам в вестибюлях, а что нам нужно именно то, о чем ты и Хэнк только что сказали: настоящая охрана, включая занятия по самозащите, карате, «мейс»^[21] и прочее. Особенно для женщин. Медсестрам приходится сталкиваться с подобной опасностью каждый день, когда они переходят улицу. Особенно если работают в ночную смену. Вы все знаете о том, что пару из них избили и...
   — Я знаю, что...
   — ... Открытые стоянки вообще не охраняются. Мы все знаем это из собственного опыта. Я приехала сегодня по срочному вызову в пять утра и, позвольте вам заметить, чувствовала себя не слишком уверенно. Я также хочу сказать, что было серьезной ошибкой ограничить это собрание присутствием врачей. Сейчас не время для элитных фокусов. Сестры и санитары страдают не меньше нашего, а они работают ради той же цели, что и мы. Нам следует объединиться, доверять друг другу, а не распадаться на фракции.
   Никто не сказал ни слова.
   Женщина с «конским хвостом» оглядела аудиторию и села на свое место.
   — Спасибо, Элейн, — поблагодарил Афро, — ты правильно все сказала. Хотя не думаю, что мы сознательно ограничили это собрание.
   — Да, — возразила женщина с «конским хвостом», снова поднимаясь с места, — а о нем сообщили кому-нибудь, кроме врачей?
   Афро улыбнулся:
   — Это было собрание медицинского персонала, Элейн, поэтому естественно, что врачи...
   — А ты не думаешь, что остальным штатным служащим это не безразлично, Джон?
   — Конечно, — сказал Афро. — Я...
   — Женщины Западной педиатрической больницы просто перепуганы. Проснитесь, люди! Необходимо предоставить возможность всем. Если вы не забыли, две последние жертвы нападения были женщинами и...
   — Да, я помню, Элейн. Мы все помним. И я заверяю вас, что в связи с этим событием намечены еще два собрания, и, разумеется, они должны состояться. Решительная попытка объединиться будет сделана.
   Элейн некоторое время раздумывала, стоит ли продолжать дискуссию, а затем, покачав головой, села на свое место.
   Афро с мелом наготове возвратился к доске.
   — Я полагаю, что, по существу, мы перешли к следующему вопросу, так ведь? Безопасность служащих?
   Отдельные кивки. Отсутствие взаимосвязи между людьми было ощутимо почти физически. Это напомнило мне множество других собраний, проходивших много лет тому назад. Бесконечные дискуссии, отсутствие решений или минимальное их количество.
   Афро поставил отметку рядом с пунктом «Памяти Эшмора», на следующей строке написал: «Безопасность служащих» и повернулся к аудитории.
   — О'кей. Есть ли еще предложения, помимо охраны и карате?
   — Ага, — заявил лысеющий смуглый широкоплечий мужчина. — Огнестрельное оружие.
   Несколько смешков.
   Афро скупо улыбнулся:
   — Спасибо, Эл. Не так ли действовали в Хьюстоне?
   — Можешь быть уверен, Джон. «Эс и вэ» в каждой черной сумке. Это значит «смит-и-вессон» — расшифровываю для всех вас, пацифистов.
   Афро большим и указательным пальцами изобразил пистолет, направил его на лысого и подмигнул:
   — Что-нибудь еще, Эл, помимо превращения больницы в вооруженный лагерь?
   Встал Дэн Корнблатт.
   — Мне неприятно говорить об этом, но мы сбиваемся на обсуждение очень узкой проблемы. А нам следует обратиться к более серьезным вопросам.
   — В каком смысле, Дэн?
   — В смысле цели нашего существования, существования этого учреждения.
   Афро, казалось, недоумевал:
   — Я так понимаю, мы уже покончили с обсуждением второго вопроса?
   — Я, безусловно, покончил, — заявил Корнблатт. — Безопасность — это симптом более серьезной болезни.
   Афро мгновение помедлил, затем поставил отметку перед пунктом «Безопасность служащих».
   — О какой болезни ты говоришь, Дэн?
   — Хронической. Об апатии в последней стадии — изначально санкционированной апатии. Только посмотрите вокруг. Сколько врачей, имеющих частную практику, находятся в штате, Джон? Двести человек! Посмотри, какой процент из них был достаточно заинтересован происходящим, чтобы захватить с собой пару сандвичей и выразить свое мнение хотя бы присутствием на этом собрании?
   — Дэн...
   — Подожди. Дай мне закончить. Тому, что здесь присутствует так мало врачей, занимающихся частной практикой, существует объяснение. По той же причине они стараются не присылать сюда своих платных пациентов, если могут найти хотя бы мало-мальски подходящие местные учреждения. По той же причине так много наших ведущих врачей ушли в другие места. Нам приклеили ярлык пасынка — учреждения, теряющего престиж. И общественность проглотила это, потому что и совет директоров, и администрация дают нашей клинике весьма низкую оценку. Да и мы сами тоже. Я уверен, что все мы имеем достаточно знаний по психологии, чтобы понять, что происходит с представлением ребенка о самом себе, если ему постоянно твердят, что из него ничего не получится. Он начинает верить в это. То же самое применимо и к...
   Дверь широко открылась. Головы повернулись. Вошел Джордж Пламб. Поправил галстук — кроваво-красная клетка стиля пейзли^[22] на фоне белой сорочки и светло-серого костюма из шелка. Когда он спускался к кафедре, туфли его щелкали по ступеням.
   Достигнув ее, он остановился рядом с Афро, будто занял позицию, принадлежащую ему по праву.
   — Добрый день, леди и джентльмены, — приветствовал он всех.
   — Мы как раз говорим об установившейся в этом учреждении апатии, Джордж, — проговорил Корнблатт.
   Пламб изобразил задумчивость и подпер кулаком свой подбородок.
   — Я пребывал в убеждении, что это собрание в память о докторе Эшморе.
   — Так и было, — поддакнул председательствующий, — но мы затронули ряд дополнительных вопросов.
   Пламб повернулся и осмотрел доску.
   — Кажется, довольно обширный ряд. Можно ли мне вернуться к первому пункту и поговорить о докторе Эшморе?
   Молчание. Затем кивки. Корнблатт с раздраженным видом занял свое место.
   — Прежде всего, — начал Пламб, — я хочу передать соболезнования совета директоров и администрации по поводу смерти доктора Лоренса Эшмора. Доктор Эшмор был известный ученый, и, конечно же, его отсутствие будет ощущаться нами. Миссис Эшмор попросила, чтобы деньги были потрачены не на цветы, а пожертвованы ЮНИСЕФ — Международному чрезвычайному фонду помощи детям. Моя канцелярия охотно займется этим. Второе. Я хочу заверить вас, что с карточками-ключами от автостоянок все в порядке. Они готовы, и вы можете получить их в службе безопасности с трех до пяти сегодня и завтра. Приносим извинения за доставленные неудобства. Однако я уверен, что все вы понимаете необходимость изменения кода. Есть ли вопросы?
   Коренастый бородатый мужчина по имени Грег спросил:
   — А как насчет настоящей охраны? Дежурный на каждой лестничной клетке?
   Пламб улыбнулся:
   — Я как раз подходил к этому вопросу, доктор Спирони. Да, и полиция, и наша собственная служба безопасности сообщают, что лестничные клетки представляют собой серьезную проблему. Но, несмотря на то что затраты на охрану будут весьма значительными, мы готовы ввести круглосуточное дежурство — один человек на лестничную клетку, на каждом уровне врачебных отделений, а также по охраннику в смену на каждой из трех открытых стоянок на той стороне бульвара. Иными словами, пятнадцать охранников на все участки, а это значит, нужно нанять еще одиннадцать охранников в дополнение к имеющимся четверым. Стоимость, включая премии и страховку, поднимется почти до четырехсот тысяч долларов.
   — Четыреста тысяч! — вскочил с места Корнблатт. — Почти сорок тысяч на полицейского?
   — На охранника, а не на полицейского, доктор Корнблатт. Полицейские будут стоить намного дороже. Как я сказал, в эти расчеты включаются премии, страховка, компенсация работникам, снабжение и оснащение, а также специальная доплата в зависимости от расположения поста за справки посетителям внутри здания и на стоянках. Компания, с которой мы заключили контракт, имеет отличную репутацию, и их предложение включает обучение всех служащих самозащите и приемам предотвращения преступлений. Администрация сочла, что нечего охотиться за дешевой сделкой, доктор Корнблатт. Однако если вы захотите поискать более выгодное в денежном отношении предложение, то пожалуйста. Но имейте в виду, что время тоже имеет значение. Мы хотим как можно скорее восстановить в нашей клинике спокойствие и чувство безопасности. — Сплетя руки на животе, он взглянул на Корнблатта.
   — Насколько мне известно, моя работа заключается в лечении детей, Джордж, — заметил кардиолог.
   — Вот именно, — подтвердил Пламб и, повернувшись к Корнблатту спиной, спросил: — Есть ли еще вопросы?
   Минута молчания, такая же долгая, как в память об Эшморе.
   Вновь поднялся с места Корнблатт:
   — Не знаю, как вы, а я чувствую, что к нам присоединились посторонние.
   — Посторонние? — переспросил Пламб. — В каком смысле, доктор Корнблатт?
   — В том смысле, Джордж, что это собрание предполагалось как собрание медперсонала, а ты пришел и взял бразды правления.
   Пламб потер подбородок. Посмотрел на врачей. Улыбнулся. Покачал головой.
   — Но, — возразил он, — это не входило в мои планы.
   — Возможно, Джордж. Но именно так и получилось.
   Пламб шагнул к первому ряду. Поставив ногу на сиденье стула, он облокотился на колено. Вновь подпер рукой подбородок и стал похож на «Мыслителя» Родена.
   — Посторонние, — вновь повторил он. — В свое оправдание могу сказать только, что у меня не было такого намерения.
   — Джордж, Дэн хотел... — начал было Афро.
   — Не нужно объяснять, доктор Рандж. Трагический случай с доктором Эшмором сделал всех нас очень нервными. — Продолжая стоять в позе мыслителя, он вновь обернулся к Корнблатту:
   — Я должен сказать, доктор, что был удивлен, услышав именно от вас такое сектантское заявление. Если я правильно припоминаю, то в прошлом месяце вы составили меморандум, призывающий к более тесным связям между администрацией и профессиональным штатом. Думаю, что термин, который вы употребили, означал взаимную поддержку?
   — Я говорил по поводу принятия решения, Джордж.
   — И я пытался достичь именно этого, доктор Корнблатт. Взаимная поддержка. Взаимообогащающее решение о безопасности. Именно об этом я снова и снова говорю всем вам. Выдвигайте ваши предложения. Если вы сможете выработать — так, как сделали это мы, — всеобъемлющее предложение по такой же или более низкой стоимости, то администрация и совет директоров будут более чем счастливы серьезно рассмотреть его. Уверяю вас. Я считаю, что нет необходимости напоминать вам о финансовой ситуации в нашем учреждении. Надо где-то изыскать эти четыреста тысяч.
   — Конечно, за счет лечения пациентов, — усмехнулся Корнблатт.
   Пламб печально улыбнулся:
   — Как я уже не раз подчеркивал, снижение затрат на лечение — это всегда последний резерв. Но с каждым месяцем нас обдирают все больше и больше — скоро до кости доберутся. В этом нет ничьей вины. Это просто реальность современной жизни. В общем-то, может быть, даже и хорошо то, что мы удалились от вопроса об убийстве доктора Эшмора и разговариваем на самую животрепещущую тему на открытом собрании. В какой-то мере эти два вопроса — относительно финансов и безопасности — взаимосвязаны: оба они проистекают из демографических проблем, которые находятся вне чьего-либо контроля.
   — Значит, этот район вообще исчезает? — спросил Спирони.
   — К сожалению, доктор. Район уже фактически исчез.
   — Что же вы предлагаете? — спросила Элейн, женщина с «конским хвостом». — Закрыть больницу?
   Пламб резко обернулся в ее сторону. Опустив ногу со стула, он выпрямился и вздохнул:
   — Доктор Юбенкс, я предлагаю, чтобы мы все — как это ни тяжело — были осведомлены относительно того реального положения вещей, которое фактически лишает нас свободы действий. Относительно специфических проблем нашего учреждения, которые осложнили и без того тяжелое положение в области здравоохранения в этом городе, округе, штате, и, до некоторой степени, во всей стране. Я предлагаю, чтобы мы не выходили из реалистических рамок и всеми силами поддерживали на определенном уровне состояние нашего учреждения.
   — На определенном уровне? — переспросил Корнблатт. — Звучит так, будто предстоят новые сокращения, Джордж. А что после этого? Еще один погром, подобно тому, что случилось с психиатрическим отделением? Или радикальная хирургия в каждом отделении, разговор о которой доносится до всех нас?
   — Не думаю, — возразил Пламб, — что сейчас подходящее время вникать в такие подробности.
   — Почему бы и нет? Это открытое собрание.
   — Просто потому, что в настоящее время мы не располагаем фактами.
   — Значит, ты не отрицаешь, что предстоят сокращения? Скоро?
   — Нет, Дэниэл, — сказал Пламб, выпрямляясь и закладывая руки за спину. — С моей стороны было бы нечестно отрицать это. Я и не отрицаю, и не подтверждаю, ибо и то и другое сослужило бы плохую службу и вам, и больнице в целом. Я присутствую здесь для того, чтобы выразить уважение доктору Эшмору и высказать солидарность — мою лично и от имени всей администрации — с вашими добрыми намерениями почтить его память. Политический характер собрания мне не понятен, и, если бы я знал, что помешаю, то не пришел бы сюда. Поэтому извините за вторжение, хотя, если не ошибаюсь, здесь присутствуют и другие доктора философии. — Он метнул взгляд в мою сторону. — До свидания. — Он слегка взмахнул рукой и направился вверх по ступеням к выходу.
   — Джордж... Доктор Пламб! — воскликнул Афро.
   Пламб остановился и повернулся:
   — Да, доктор Рандж?
   — Мы все — я уверен, что говорю от имени всех, — ценим то, что вы пришли.
   — Благодарю, Джон.
   — Может быть, если это приведет к большей взаимосвязи между администрацией и сотрудниками, смерть доктора Эшмора приобретет хотя бы крошечный смысл.
   — На все воля Божья, Джон, — ответил Пламб. — На все воля Божья.

12

   После ухода Пламба собрание, казалось, потеряло свою остроту. Некоторые задержались и заспорили, собравшись в небольшие группы, но большинство исчезли. Выйдя из аудитории, я увидел Стефани, идущую по коридору.
   — Уже закончилось? — спросила она, ускоряя шаг. — Меня задержали.
   — Все. Но ты немного потеряла. Кажется, никому нечего было сказать о докторе Эшморе. И собрание начало превращаться в ворчание против администрации. Затем появился Пламб и разрядил обстановку, предложив сделать все, что они требовали.
   — Что именно?
   — Лучшую охрану. — И я изложил подробности, а затем пересказал обмен любезностями, произошедший между Пламбом и Дэном Корнблаттом.
   — А теперь о приятном, — проговорила Стефани. — Мы, кажется, в конце концов нашли у Кэсси что-то органическое. Смотри-ка.
   Она вынула из кармана лист бумаги. Вверху стояло имя Кэсси и регистрационный номер больницы. Под ним — колонка цифр.