Страница:
Его сунули — «временно» — в Центр Паркера на обработку информации, где отдали под опеку неимоверно женоподобного штатского инструктора и научили играть с компьютером. Тем самым департамент намекнул, что нападение на начальство — это еще туда-сюда, а что касается его постельных дел, то они не забыты и не прощены.
— Все еще подумываешь подавать в суд?
— Не знаю. Рик хочет, чтобы я дрался насмерть. Говорит, что, судя по тому, как они меня задвинули, они не дадут мне возможности опять выбраться на поверхность. Но я знаю, что, если обращусь в суд, с управлением придется расстаться навсегда. Даже если я выиграю дело.
Он скинул пиджак и бросил его на кухонный стол.
— Хватит ныть. Лучше скажи, чем я могу помочь тебе?
Я рассказал о Кэсси Джонс и прочел небольшую лекцию о синдроме Мюнхгаузена. Он молча потягивал сок. Выглядел так, будто думал совсем о другом.
— Когда-нибудь слышал об этом раньше? — в конце концов спросил я.
— Нет. А что?
— Обычно люди реагируют на это посильнее.
— Я вбираю в себя информацию... Кстати, в связи с этим вспомнил один случай. Несколько лет назад. Какой-то парень заявился в пункт неотложной помощи в Седарсе. Кровоточащая язва. Рик обследовал его, спросил насчет стресса. Малый признался, что прикладывался к бутылке, потому что на нем убийство, и он пьет, чтобы забыться. Будто был с проституткой, спятил и зарезал ее. Зверски, как настоящий псих. Рик кивал, согласно мычал, а потом выскочил оттуда и позвонил в службу безопасности, а затем мне. Убийство было совершено в Уэствуде. В то время я был в машине с Дэлом Харди, занимался делом о грабежах в Пико-Робертсоне. Мы тут же помчались туда, взяли его за грудки и внимательно выслушали.
Увидев нас, этот полудурок ошалел от радости. Изрыгал подробности, будто мы были его спасением, фамилии, адреса, даты, оружие. Отрицал какие-либо другие убийства и действительно в розыске не числился, аресту не подлежал. Обыкновенный, ничем не отличающийся малый. Даже свое дело имел — помнится, мастерскую по чистке ковров. Мы забрали его к себе, попросили повторить показания для записи на пленку и размечтались о том, что удалось заполучить преступление мечты — мгновенное раскрытие. Но затем стали проверять его показания и ничего не нашли. В указанном месте в указанное время никаких преступлений совершено не было, никаких вещественных доказательств убийства не обнаружено, по указанному адресу или где-то поблизости никогда не проживало никаких проституток. Никогда в Лос-Анджелесе не было проститутки, которая бы соответствовала указанному имени или описанию. Поэтому мы проверили неопознанные трупы, но ни одна Джейн Имярек в морге не подходила под описание. Ни одна кличка в картотеке полиции нравов не совпадала с названной. Мы даже проверили в других городах, связались с ФБР, предполагая, что он запутался — с психами это бывает — и забыл точное место. Но он продолжал настаивать, что все было именно так, как он рассказывал. Упорно требовал наказания.
Мы убили целых три дня — и ничего не смогли установить. Парню против его воли назначили адвоката, который вопил, требуя или возбудить дело, или отпустить его клиента. Наш лейтенант тоже давит — давайте доказательства или кончайте волынку. Мы копаем дальше. Пусто.
Тут мы стали подозревать, что нас порядком надули, и взялись за парня как следует. Он стоит на своем. Да так убедительно — Де Ниро мог бы у него поучиться. Тогда мы все проверили вновь. Возвращаемся к началу, проверяем и перепроверяем до одури. И снова пусто. Наконец убеждаемся, что нас надули — сделали из нас фараонов-полудурков высшей пробы, тут уж мы дали себе волю. Он в ответ тоже взвился. Но как-то нерешительно, стыдливо. Будто видит, что его раскусили, и огрызается, чтобы мы, а не он, защищались.
Майло покачал головой и замурлыкал мотивчик «Сумеречная зона».
— Ну и чем кончилось? — спросил я.
— А чем могло кончиться? Выпустили его и больше не слыхали об этом дерьме. Могли, конечно, пришить дачу ложных показаний, но это привело бы к бесконечной писанине и мотанию по судам. А ради чего? На первый раз — нотация и штраф, да еще свели бы к судебному порицанию. Ну уж нет. Спасибо. Мы по-настоящему кипели, Алекс. В жизни не видел Дэла таким взбешенным. Неделя была очень трудной, много нераскрытых настоящих преступлений. А этот ублюдок лезет со своим дерьмом. — Майло даже побагровел от воспоминаний. — Исповеднички, — закончил он. — Дергают людей, внимания, видите ли, требуют. Похоже это на твоих попавшихся Мюнхгаузенов?
— Здорово похоже, — согласился я. — Никогда не приходило в голову.
— Вот видишь. Я настоящий кладезь знаний. Давай дальше свою историю.
Я рассказал ему все остальное.
— О'кей. Что тебе нужно? — спросил он. — Проверить прошлое матери? Или обоих родителей? Медсестры?
— Об этом я не подумал.
— Нет? Тогда что же?
— Я и сам не знаю, Майло. Просто, наверное, захотелось посоветоваться.
Сложив руки на брюхе, он склонился, затем поднял взгляд на меня:
— Почтенный Будда правит делами. Почтенный Будда дает совет: стрелять всех плохих. Дальше пусть разбирается какой-нибудь другой бог.
— Знать бы, кто плохие.
— Вот именно. Поэтому я и предложил проверить прошлое. По крайней мере, у главного подозреваемого.
— Тогда у матери.
— Проверим первой. А пока я тычу в клавиши, могу в виде премии поглядеть и других. Во всяком случае, это занятнее дерьмовых списков денежного содержания, которые мне подсовывают в качестве наказания.
— Что именно будешь проверять?
— Есть ли уголовное прошлое. Это ведь банк полицейских данных. Твоей приятельнице-доктору будет известно, что я занимаюсь проверкой?
— А что?
— Когда я занимаюсь сыском, то предпочитаю знать условия работы. То, чем мы занимаемся, с формальной точки зрения незаконно.
— Тогда нет. Лучше не посвящать ее в эти дела. Зачем подвергать риску?
— Прекрасно.
— Что касается уголовного прошлого, — заметил я, — то должен тебе сказать, что Мюнхгаузены обычно являются образцовыми гражданами. Как твой чистильщик ковров. О смерти первого ребенка мы уже знаем. Она списана на счет синдрома внезапной младенческой смерти.
Майло задумался.
— По этому делу должно быть заключение коронера, но, если ни у кого не возникло подозрений, на этом все и закончилось. Посмотрим, что можно сделать, чтобы достать документы. Ты и сам бы мог это найти — проверь больничные архивы. Разумеется, не привлекая внимания.
— Сомневаюсь, что мне это удастся. Больница теперь совсем другая.
— В каком смысле?
— Намного больше охраны — меры безопасности.
— Ну что ж, — заметил Майло. — Здесь не придерешься. Та часть города стала по-настоящему опасной.
Он встал, отыскал в холодильнике апельсин и принялся чистить его над раковиной. Нахмурился.
— В чем дело? — спросил я.
— Пытаюсь придумать что-нибудь. Мне кажется, единственный способ разрешить такую проблему — это схватить подлеца за руку на месте преступления. Малютке становится плохо именно дома?
Я кивнул.
— Тогда единственный способ — наблюдение за их домом при помощи электронных средств. Скрытые аудио— и видеоприборы. Нужно постараться засечь, когда кто-то действительно пытается отравить ребенка.
— Игрушки полковника, — заметил я.
При этих словах Майло нахмурился.
— Да, именно такие штучки доставили бы удовольствие этому хрену... Ты знаешь, он переведен.
— Куда?
— В Вашингтон, федеральный округ Колумбия. Куда же еще? Новая контора специально под него. Корпорация с одним из тех названий, которые ничего не говорят о ее деятельности. Ставлю десять против одного, что живет на денежки правительства. Прислал недавно записку и визитную карточку. Поздравления со вступлением в век информатики и несколько бесплатных программ для подсчета моих налогов.
— Значит, знал, чем ты теперь занимаешься?
— Очевидно. Но вернемся к твоей отравительнице младенцев. И к установке «жучков» в ее доме. Без судебного ордера все, что ты с их помощью обнаружишь, будет недействительным в качестве улики. Но судебный ордер можно получить только на основании веских доказательств, а у тебя всего лишь подозрения. Не говоря уж о том, что дед — большая шишка и тебе нужно быть сверхосторожным. — Он дочистил апельсин, отложил, вымыл руки и принялся разделять его на дольки. — Это дело может быть очень печальным — пожалуйста, не говори мне, как хороша малышка.
— Малышка прелестна.
— Премного благодарен.
Я возразил:
— Но в педиатрических журналах сообщалось о паре случаев, произошедших в Англии. Там удалось записать на видеопленку матерей, душивших своих малышей. И всего лишь на основании подозрений.
— Записывали дома?
— В больнице.
— Огромная разница. И насколько мне известно, в Англии другие законы... Дай мне обмозговать это, Алекс. Поищу, что мы реально сможем сделать. А тем временем покопаюсь в местных архивах, в банке национального центра информации о преступлениях, на тот случай, если кто-нибудь из наших подопечных когда-то нашалил, — тогда мы сможем набрать достаточно материала, чтобы получить ордер. Старина Чарли отличный учитель — посмотрел бы ты, как я расправляюсь с этими базами данных.
— Ты-то сам не особенно рискуй, — посоветовал я.
— Не беспокойся. Предварительный сбор данных — это то, чем офицер занимается всякий раз, когда задерживает за нарушение дорожного движения. Если когда и копну поглубже, то буду поосторожнее. Родители жили где-нибудь еще, кроме Лос-Анджелеса?
— Не знаю, — ответил я. — На самом деле, сведений о них у меня немного, пора начать разузнавать.
— Ага, ты покопаешься у себя, а я у себя, — размышлял он вслух, сгорбившись над столом. — Они из высших кругов, значит, учились, наверное, в частных школах. А это будет не так уж просто.
— Мать, возможно, из обычной школы. Не похоже, что она родилась в богатой семье.
— Выскочка? Сделала себе карьеру?
— Нет, все гораздо проще. Он преподает в колледже. Так что она могла быть одной из его студенток.
— О'кей. — Майло открыл свой блокнот, — Что еще? Может быть, его служба в армии, может быть, офицерская подготовка — еще один крепкий орешек. Чарли наловчился взламывать некоторые военные досье, но там нет ничего особенного: всякие пособия ветеранам, перекрестные ссылки и подобная ерунда.
— Чем это вы там занимаетесь — шарите по банкам секретных данных?
— Шарит больше он, а я наблюдаю. Где преподает отец?
— В муниципальном колледже Уэст-Вэлли. Социологию.
— А мать? Работает?
— Нет, она все время с ребенком.
— Серьезно подходит к своим обязанностям, да? О'кей, давай фамилию.
— Джонс.
Он посмотрел на меня.
Я кивнул.
Он громко, словно пьяный, расхохотался.
8
— Все еще подумываешь подавать в суд?
— Не знаю. Рик хочет, чтобы я дрался насмерть. Говорит, что, судя по тому, как они меня задвинули, они не дадут мне возможности опять выбраться на поверхность. Но я знаю, что, если обращусь в суд, с управлением придется расстаться навсегда. Даже если я выиграю дело.
Он скинул пиджак и бросил его на кухонный стол.
— Хватит ныть. Лучше скажи, чем я могу помочь тебе?
Я рассказал о Кэсси Джонс и прочел небольшую лекцию о синдроме Мюнхгаузена. Он молча потягивал сок. Выглядел так, будто думал совсем о другом.
— Когда-нибудь слышал об этом раньше? — в конце концов спросил я.
— Нет. А что?
— Обычно люди реагируют на это посильнее.
— Я вбираю в себя информацию... Кстати, в связи с этим вспомнил один случай. Несколько лет назад. Какой-то парень заявился в пункт неотложной помощи в Седарсе. Кровоточащая язва. Рик обследовал его, спросил насчет стресса. Малый признался, что прикладывался к бутылке, потому что на нем убийство, и он пьет, чтобы забыться. Будто был с проституткой, спятил и зарезал ее. Зверски, как настоящий псих. Рик кивал, согласно мычал, а потом выскочил оттуда и позвонил в службу безопасности, а затем мне. Убийство было совершено в Уэствуде. В то время я был в машине с Дэлом Харди, занимался делом о грабежах в Пико-Робертсоне. Мы тут же помчались туда, взяли его за грудки и внимательно выслушали.
Увидев нас, этот полудурок ошалел от радости. Изрыгал подробности, будто мы были его спасением, фамилии, адреса, даты, оружие. Отрицал какие-либо другие убийства и действительно в розыске не числился, аресту не подлежал. Обыкновенный, ничем не отличающийся малый. Даже свое дело имел — помнится, мастерскую по чистке ковров. Мы забрали его к себе, попросили повторить показания для записи на пленку и размечтались о том, что удалось заполучить преступление мечты — мгновенное раскрытие. Но затем стали проверять его показания и ничего не нашли. В указанном месте в указанное время никаких преступлений совершено не было, никаких вещественных доказательств убийства не обнаружено, по указанному адресу или где-то поблизости никогда не проживало никаких проституток. Никогда в Лос-Анджелесе не было проститутки, которая бы соответствовала указанному имени или описанию. Поэтому мы проверили неопознанные трупы, но ни одна Джейн Имярек в морге не подходила под описание. Ни одна кличка в картотеке полиции нравов не совпадала с названной. Мы даже проверили в других городах, связались с ФБР, предполагая, что он запутался — с психами это бывает — и забыл точное место. Но он продолжал настаивать, что все было именно так, как он рассказывал. Упорно требовал наказания.
Мы убили целых три дня — и ничего не смогли установить. Парню против его воли назначили адвоката, который вопил, требуя или возбудить дело, или отпустить его клиента. Наш лейтенант тоже давит — давайте доказательства или кончайте волынку. Мы копаем дальше. Пусто.
Тут мы стали подозревать, что нас порядком надули, и взялись за парня как следует. Он стоит на своем. Да так убедительно — Де Ниро мог бы у него поучиться. Тогда мы все проверили вновь. Возвращаемся к началу, проверяем и перепроверяем до одури. И снова пусто. Наконец убеждаемся, что нас надули — сделали из нас фараонов-полудурков высшей пробы, тут уж мы дали себе волю. Он в ответ тоже взвился. Но как-то нерешительно, стыдливо. Будто видит, что его раскусили, и огрызается, чтобы мы, а не он, защищались.
Майло покачал головой и замурлыкал мотивчик «Сумеречная зона».
— Ну и чем кончилось? — спросил я.
— А чем могло кончиться? Выпустили его и больше не слыхали об этом дерьме. Могли, конечно, пришить дачу ложных показаний, но это привело бы к бесконечной писанине и мотанию по судам. А ради чего? На первый раз — нотация и штраф, да еще свели бы к судебному порицанию. Ну уж нет. Спасибо. Мы по-настоящему кипели, Алекс. В жизни не видел Дэла таким взбешенным. Неделя была очень трудной, много нераскрытых настоящих преступлений. А этот ублюдок лезет со своим дерьмом. — Майло даже побагровел от воспоминаний. — Исповеднички, — закончил он. — Дергают людей, внимания, видите ли, требуют. Похоже это на твоих попавшихся Мюнхгаузенов?
— Здорово похоже, — согласился я. — Никогда не приходило в голову.
— Вот видишь. Я настоящий кладезь знаний. Давай дальше свою историю.
Я рассказал ему все остальное.
— О'кей. Что тебе нужно? — спросил он. — Проверить прошлое матери? Или обоих родителей? Медсестры?
— Об этом я не подумал.
— Нет? Тогда что же?
— Я и сам не знаю, Майло. Просто, наверное, захотелось посоветоваться.
Сложив руки на брюхе, он склонился, затем поднял взгляд на меня:
— Почтенный Будда правит делами. Почтенный Будда дает совет: стрелять всех плохих. Дальше пусть разбирается какой-нибудь другой бог.
— Знать бы, кто плохие.
— Вот именно. Поэтому я и предложил проверить прошлое. По крайней мере, у главного подозреваемого.
— Тогда у матери.
— Проверим первой. А пока я тычу в клавиши, могу в виде премии поглядеть и других. Во всяком случае, это занятнее дерьмовых списков денежного содержания, которые мне подсовывают в качестве наказания.
— Что именно будешь проверять?
— Есть ли уголовное прошлое. Это ведь банк полицейских данных. Твоей приятельнице-доктору будет известно, что я занимаюсь проверкой?
— А что?
— Когда я занимаюсь сыском, то предпочитаю знать условия работы. То, чем мы занимаемся, с формальной точки зрения незаконно.
— Тогда нет. Лучше не посвящать ее в эти дела. Зачем подвергать риску?
— Прекрасно.
— Что касается уголовного прошлого, — заметил я, — то должен тебе сказать, что Мюнхгаузены обычно являются образцовыми гражданами. Как твой чистильщик ковров. О смерти первого ребенка мы уже знаем. Она списана на счет синдрома внезапной младенческой смерти.
Майло задумался.
— По этому делу должно быть заключение коронера, но, если ни у кого не возникло подозрений, на этом все и закончилось. Посмотрим, что можно сделать, чтобы достать документы. Ты и сам бы мог это найти — проверь больничные архивы. Разумеется, не привлекая внимания.
— Сомневаюсь, что мне это удастся. Больница теперь совсем другая.
— В каком смысле?
— Намного больше охраны — меры безопасности.
— Ну что ж, — заметил Майло. — Здесь не придерешься. Та часть города стала по-настоящему опасной.
Он встал, отыскал в холодильнике апельсин и принялся чистить его над раковиной. Нахмурился.
— В чем дело? — спросил я.
— Пытаюсь придумать что-нибудь. Мне кажется, единственный способ разрешить такую проблему — это схватить подлеца за руку на месте преступления. Малютке становится плохо именно дома?
Я кивнул.
— Тогда единственный способ — наблюдение за их домом при помощи электронных средств. Скрытые аудио— и видеоприборы. Нужно постараться засечь, когда кто-то действительно пытается отравить ребенка.
— Игрушки полковника, — заметил я.
При этих словах Майло нахмурился.
— Да, именно такие штучки доставили бы удовольствие этому хрену... Ты знаешь, он переведен.
— Куда?
— В Вашингтон, федеральный округ Колумбия. Куда же еще? Новая контора специально под него. Корпорация с одним из тех названий, которые ничего не говорят о ее деятельности. Ставлю десять против одного, что живет на денежки правительства. Прислал недавно записку и визитную карточку. Поздравления со вступлением в век информатики и несколько бесплатных программ для подсчета моих налогов.
— Значит, знал, чем ты теперь занимаешься?
— Очевидно. Но вернемся к твоей отравительнице младенцев. И к установке «жучков» в ее доме. Без судебного ордера все, что ты с их помощью обнаружишь, будет недействительным в качестве улики. Но судебный ордер можно получить только на основании веских доказательств, а у тебя всего лишь подозрения. Не говоря уж о том, что дед — большая шишка и тебе нужно быть сверхосторожным. — Он дочистил апельсин, отложил, вымыл руки и принялся разделять его на дольки. — Это дело может быть очень печальным — пожалуйста, не говори мне, как хороша малышка.
— Малышка прелестна.
— Премного благодарен.
Я возразил:
— Но в педиатрических журналах сообщалось о паре случаев, произошедших в Англии. Там удалось записать на видеопленку матерей, душивших своих малышей. И всего лишь на основании подозрений.
— Записывали дома?
— В больнице.
— Огромная разница. И насколько мне известно, в Англии другие законы... Дай мне обмозговать это, Алекс. Поищу, что мы реально сможем сделать. А тем временем покопаюсь в местных архивах, в банке национального центра информации о преступлениях, на тот случай, если кто-нибудь из наших подопечных когда-то нашалил, — тогда мы сможем набрать достаточно материала, чтобы получить ордер. Старина Чарли отличный учитель — посмотрел бы ты, как я расправляюсь с этими базами данных.
— Ты-то сам не особенно рискуй, — посоветовал я.
— Не беспокойся. Предварительный сбор данных — это то, чем офицер занимается всякий раз, когда задерживает за нарушение дорожного движения. Если когда и копну поглубже, то буду поосторожнее. Родители жили где-нибудь еще, кроме Лос-Анджелеса?
— Не знаю, — ответил я. — На самом деле, сведений о них у меня немного, пора начать разузнавать.
— Ага, ты покопаешься у себя, а я у себя, — размышлял он вслух, сгорбившись над столом. — Они из высших кругов, значит, учились, наверное, в частных школах. А это будет не так уж просто.
— Мать, возможно, из обычной школы. Не похоже, что она родилась в богатой семье.
— Выскочка? Сделала себе карьеру?
— Нет, все гораздо проще. Он преподает в колледже. Так что она могла быть одной из его студенток.
— О'кей. — Майло открыл свой блокнот, — Что еще? Может быть, его служба в армии, может быть, офицерская подготовка — еще один крепкий орешек. Чарли наловчился взламывать некоторые военные досье, но там нет ничего особенного: всякие пособия ветеранам, перекрестные ссылки и подобная ерунда.
— Чем это вы там занимаетесь — шарите по банкам секретных данных?
— Шарит больше он, а я наблюдаю. Где преподает отец?
— В муниципальном колледже Уэст-Вэлли. Социологию.
— А мать? Работает?
— Нет, она все время с ребенком.
— Серьезно подходит к своим обязанностям, да? О'кей, давай фамилию.
— Джонс.
Он посмотрел на меня.
Я кивнул.
Он громко, словно пьяный, расхохотался.
8
На следующий день я прибыл в больницу в 9.45. Автостоянка для врачей была заполнена почти до отказа, и мне пришлось въехать на самый верх, чтобы найти место. Охранник в униформе стоял в тени перекрытий и, прислонившись к бетонному столбу, покуривал сигарету. Он следил за мной, пока я вылезал из своей «севиль», и отвернулся только тогда, когда я сверкнул в его сторону новым значком-пропуском, прикрепленным на лацкане пиджака.
В отделении для частных пациентов, как и накануне, было тихо. Одна-единственная медсестра сидела у стола, а регистраторша читала журнал.
Я просмотрел медицинскую карту Кэсси. Стефани уже провела утренний осмотр и сделала записи. Хотя никаких настораживающих симптомов обнаружено не было, она решила задержать девочку в больнице по крайней мере еще на день. Я направился к палате 505W, постучал и вошел.
Синди Джонс и Вики Боттомли сидели на диван-кровати. На коленях у Вики лежала колода карт. Женщины подняли глаза на меня.
Синди улыбнулась:
— Доброе утро.
— Доброе утро.
— О'кей, — бросила Вики и встала.
Изголовье кроватки Кэсси было поднято, как спинка кресла. Девочка сидела в нем и играла с кукольным домиком. Другие игрушки, в том числе и полный набор мягких зверюшек, были разбросаны по покрывалу. На подносе с завтраком стояли тарелка с недоеденной овсянкой и пластиковая чашка, наполненная чем-то красным. На экране телевизора мелькали кадры мультфильма, но звук был выключен. Кэсси с увлечением расставляла в домике мебель и пластиковые фигурки. Стойка капельницы была задвинута в угол.
Я положил свой новый рисунок на кровать. Девочка лишь на мгновение задержала на нем взгляд и тут же вернулась к игре.
Вики засуетилась. Передав карты Синди, она на секунду задержала ее руку в своих руках. Избегая встречаться со мной взглядом, она подошла к кроватке, взъерошила волосы Кэсси и проговорила:
— До встречи, пончик.
Кэсси на мгновение оторвалась от игры. Вики опять потрепала девочку по волосам и вышла.
Синди встала. На смену вчерашней клетчатой — розовая кофточка. Джинсы и босоножки те же.
— Давай-ка посмотрим, что доктор Делавэр нарисовал сегодня? — Она подняла рисунок с покрывала. Кэсси протянула руку и взяла лист. Синди обняла дочку за плечи. — Слон! Доктор Делавэр нарисовал тебе чудесного синего слона.
Кэсси поднесла рисунок поближе.
— Сло-о.
— Отлично, Кэсс! Прекрасно! Вы слышали, доктор Делавэр? Слон.
Я кивнул:
— Великолепно.
— Не знаю, что вы сделали, доктор Делавэр, но со вчерашнего дня она разговаривает лучше. Кэсс, скажи еще: слон.
Кэсси сжала губы и смяла рисунок.
— О, милая моя. — Синди обняла дочку и погладила ее по щеке. Мы наблюдали за попытками Кэсси расправить рисунок.
Когда ей это наконец удалось, она проговорила:
— Сло-о! — Опять смяла бумагу в комок величиной с кулак и с недоумением посмотрела на него.
— Простите, доктор Делавэр, — извинилась Синди. — Кажется, ваш слон не добился особого успеха.
— А вот Кэсси, кажется, добилась.
Синди заставила себя улыбнуться и кивнула.
Кэсси предприняла еще одну попытку расправить бумагу. На сей раз крошечные пальчики не смогли справиться с задачей, и Синди помогла дочке.
— Ну вот, милая... Да, она действительно чувствует себя отлично.
— Были какие-нибудь проблемы с процедурами?
— А процедур и не было. Никаких, со вчерашнего утра. Мы просто отсиживаемся здесь — это...
— Что-нибудь не так? — спросил я.
Она перебросила косу на грудь и разгладила концы волос.
— Люди, наверное, думают, что я сумасшедшая, — проговорила Синди.
— Почему вы так считаете?
— Не знаю. Я сказала глупость — простите.
— В чем дело, Синди?
Она отвернулась и затеребила косу. Затем вновь села. Взяв колоду карт, начала перекладывать из руки в руку.
— Просто дело в том... — Женщина говорила так тихо, что я был вынужден наклониться к ней. — Я... Каждый раз, когда мы привозим ее сюда, она чувствует себя лучше. Потом мы забираем ее домой в надежде, что все будет о'кей; некоторое время так оно и бывает, а затем...
— А затем — новая болезнь.
Не поднимая головы, она кивнула.
Кэсси что-то пробормотала одной из пластмассовых фигурок. Синди ободрила девочку:
— Отлично, малышка. — Но казалось, что крошка не услышала ее.
— А затем она вновь начинает болеть, и вы опять впадаете в отчаяние.
Кэсси бросила фигурку, подняла другую и начала трясти ее.
Синди продолжала:
— А потом — внезапно — с ней опять все в порядке, как сейчас. Именно это я и имела в виду, когда говорила про свое сумасшествие. Временами мне кажется, что я и вправду сошла с ума.
Она опять покачала головой и вернулась к кроватке Кэсси. Дотронулась пальцами до прядки волос девочки, отпустила. Заглянув в игрушечный домик, заметила:
— Посмотри-ка — они все едят то, что ты приготовила им на обед!
Необычайная бодрость ее голоса поразила меня настолько, что даже нёбо неприятно заныло.
Она стояла у кроватки Кэсси, играя волосами девочки, указывая на кукол и направляя игру. Кэсси издавала какие-то звуки. Некоторые из них были похожи на слова.
— Как вы смотрите на то, чтобы спуститься вниз и выпить чашечку кофе? — предложил я. — Вики может посидеть с Кэсси.
Синди взглянула на меня. Ее рука покоилась на плече дочери.
— Нет-нет. Сожалею, доктор Делавэр, но я не могу. Я никогда не оставляю ее.
— Никогда?
Она покачала головой:
— Пока она здесь — никогда. Я знаю, это похоже на бред сумасшедшей, но я не могу. Здесь рассказывают так много... разных вещей.
— Каких, например?
— О несчастных случаях — кто-то получает не то лечение. Не могу сказать, чтобы я действительно волновалась, — это прекрасная больница. Но... я просто должна быть здесь. Простите.
— Ничего, я понимаю.
— Я знаю, что это больше для меня, чем для нее, но... — Она наклонилась и обняла Кэсси. Девочка вывернулась из объятий и продолжила игру.
Синди беспомощно взглянула на меня.
— Я понимаю, что слишком трясусь над ней.
— Нет, если учесть все, через что вам пришлось пройти.
— Да уж... Спасибо, что вы так говорите.
Я предложил ей стул.
Она слабо улыбнулась и села.
— Должно быть, это действительно очень большое напряжение, — заметил я. — Так часто бывать здесь. Одно дело работать в больнице, но зависеть от нее — совсем другое.
Она посмотрела на меня с удивлением:
— Работать в больнице?
— Вы ведь были специалистом по проблемам с дыханием, правильно? Разве вы не работали в больнице?
— Ах, это! Это было так давно. Нет, я не закончила обучение.
— Пропал интерес?
— Вроде того. — Взяв коробочку для карт, она постучала ею по колену. — В общем-то, идея поступления в школу медсестер на курс дыхательной терапии принадлежала моей тете. Она была дипломированной медсестрой. И всегда говорила: женщина должна иметь какую-нибудь специальность, даже если и не будет работать по ней, и мне следует выбрать что-то такое, на что всегда будет спрос. Например, здравоохранение. А учитывая нынешнее загрязнение воздуха, курение, она справедливо полагала, что всегда будут нужны специалисты по дыханию.
— Ваша тетя представляется мне человеком с твердыми убеждениями.
Она улыбнулась:
— О да. Сейчас ее уже нет. — Синди быстро заморгала. — Она была удивительным человеком. Я лишилась родителей, когда была еще совсем ребенком, и она вырастила меня.
— Но она ведь не особенно одобряла ваше стремление стать медсестрой? Несмотря на то что сама имела образование в этой области?
— Да она вообще не хотела, чтобы я выбрала эту профессию. Говорила: слишком много работы за слишком маленькую плату и недостаточно... — Она смущенно запнулась.
— Недостаточно уважения со стороны врачей?
— Да. Как вы сами сказали, доктор Делавэр, у нее были твердые суждения почти обо всем.
— Она работала медсестрой в больнице?
— Нет. У одного частного врача двадцать пять лет, и все эти годы они препирались друг с другом, как старая семейная пара. Но он был действительно очень порядочный человек — старомодный семейный доктор, не особенно успешно собирающий плату по своим счетам. Тетя Хэрриет всегда отчитывала его за это. Она во всем придерживалась строгого порядка, вероятно, из-за своей военной службы — она была в действующей армии в Корее. Выслужилась до капитана.
— Серьезно? — изумился я.
— Ага. Следуя ее примеру, я тоже попыталась испробовать военную карьеру. Да уж... просто переносишься на несколько лет назад.
— Вы были в армии?
Она слегка улыбнулась, будто ожидала, что это удивит меня.
— Необычно для девушки, не так ли? Когда я заканчивала среднюю школу, в один из дней, посвященных выбору профессии, к нам пришел вербовщик и расписал все очень привлекательно — обучение по специальности, стипендия. Тетя Хэрриет тоже решила, что это хорошая идея, и главным образом ее мнение помогло мне сделать выбор.
— Сколько времени вы были в армии?
— Всего несколько месяцев. — Ее руки теребили косу. — Через несколько месяцев после поступления на службу я заболела, и меня уволили из армии.
— Сожалею, что так случилось. У вас было что-то серьезное?
Синди взглянула на меня. Ее щеки густо покраснели. Она дернула себя за косу.
— Да, — ответила она. — Грипп, очень серьезный, перешел в воспаление легких. Острая вирусная пневмония — в бараках свирепствовала ужасная эпидемия. Заболело много девушек. После выздоровления мне заявили, что мои легкие, скорее всего, ослабли и что я им уже не подхожу. — Она пожала плечами. — Вот и все. Вся моя замечательная военная карьера.
— Вы были очень огорчены?
— Нет, не особенно. Что ни делается, все к лучшему. — Она посмотрела на Кэсси.
— А где вы проходили службу?
— В Форт-Джексоне. В Южной Каролине. Это одно из тех мест, где обучаются только женщины. Все случилось летом — трудно представить, что летом можно заболеть пневмонией, но микробы есть микробы, так ведь?
— Да, вы правы.
— Там было очень влажно. Только примешь душ и буквально через пару секунд уже чувствуешь себя грязной. Для меня это было непривычно.
— Вы выросли в Калифорнии?
— Коренная калифорнийка, — заявила она, помахав в воздухе воображаемым флагом. — Из Вентуры. Хотя моя семья происходит из Оклахомы. Прибыли сюда во времена «золотой лихорадки». Если верить тете, одна из моих прабабушек была наполовину индианкой, и именно от нее мне остались в наследство такие волосы.
Синди приподняла, а затем опустила свою косу.
— Возможно, конечно, что это и не так. Теперь все хотят иметь индейское происхождение. Это в некотором роде модно. — Она посмотрела на меня. — Делавэр[13]. Судя по фамилии, вы тоже, может быть, частично индейского происхождения.
— В моей семье существует предание, что одна из прапрабабушек была на треть индианкой. Думаю, я помесь — всего понемногу.
— Что ж, это неплохо. Ведь это значит, что вы настоящий американец, не правда ли?
— Согласен, — улыбнулся я. — А Чип когда-нибудь служил в армии?
— Чип? — Мысль об этом показалась ей смешной. — Нет.
— А как вы познакомились друг с другом?
— В колледже. После школы медсестер я проучилась год в муниципальном колледже Уэст-Вэлли на факультете социологии. Он был моим преподавателем. — Она опять взглянула на Кэсси. Та все еще была увлечена своим домиком.
— Вы намерены сейчас заняться с ней вашим специальным лечением?
— Сейчас еще слишком рано, — ответил я. — Мне хочется, чтобы она по-настоящему доверяла мне.
— Да... Но думаю, она уже доверяет. Ей нравятся ваши рисунки — мы сохранили все те, что она не порвала.
Я улыбнулся:
— Тем не менее лучше не спешить. И если с ней не проводят никаких процедур, то в спешке вообще нет никакой необходимости.
— Это правда, — согласилась Синди. — Судя по тому, как все проходит, мне кажется, мы можем отправляться домой хоть сейчас.
— А вы бы хотели?
— Я всегда хочу этого. Но главное — я хочу, чтобы она поправилась.
Кэсси взглянула в нашу сторону, и Синди опять понизила голос до шепота:
— Эти припадки по-настоящему напугали меня, доктор Делавэр. Это было как... — Синди потрясла головой.
— Как что?
— Как в кинофильме. Ужасно говорить так, но это напоминало «Экзорцист». — Она опять покачала головой. — Я уверена, доктор Ивз со временем отыщет причину всего происходящего. Так ведь? Она сказала, что нам следует остаться здесь еще на одну ночь, может быть, даже на две — она хочет понаблюдать. Возможно, так лучше, во всяком случае, Кэсси здесь всегда такая здоровая.
Ее глаза увлажнились.
— Я хотел бы нанести вам визит, после того как вы вернетесь домой.
— О, конечно... — На ее лице отразилось множество незаданных вопросов.
— Это чтобы не нарушить взаимопонимания, — объяснил я. — Если мне удастся добиться того, чтобы Кэсси не испытывала неудобства в моем присутствии, когда с ней не проводят процедуры, то мне легче будет помочь ей, когда она действительно будет нуждаться в моей помощи.
— Да-да. Понятно. Благодарю вас, вы очень любезны. Я... не знала, что больничные врачи все еще посещают пациентов на дому.
— Время от времени. Теперь это называется домашними визитами.
— А-а... Ну что ж, конечно... прекрасно. Я искренне благодарна, что вы тратите на это время.
— Я позвоню вам после выписки, и мы договоримся о времени. Не дадите ли вы мне номер вашего телефона и адрес?
Я вырвал листок из блокнота и передал ей вместе с ручкой.
Она написала адрес и вернула листок. Красивый круглый почерк, легкий, без нажима.
Дом Кэсси Б. Джонс Данбар-корт 19547 Вэлли-Хиллз, Калифорния.
Телефонный номер с кодом 818.
— Это за северной оконечностью бульвара Топанга, — сказала Синди. — Недалеко от Санта-Сусанна-Пэсс.
— Довольно далеко от больницы.
— О да. — Она снова вытерла глаза. Прикусила губу и попыталась улыбнуться.
— Что случилось? — спросил я.
— Просто я подумала, что мы всегда приезжаем сюда посреди ночи, и шоссе свободно. Иногда я ненавижу ночь.
Я пожал ей руку. Вялое ответное пожатие. Отпустив руку, я вновь взглянул на листок бумаги, свернул его и положил в карман.
В отделении для частных пациентов, как и накануне, было тихо. Одна-единственная медсестра сидела у стола, а регистраторша читала журнал.
Я просмотрел медицинскую карту Кэсси. Стефани уже провела утренний осмотр и сделала записи. Хотя никаких настораживающих симптомов обнаружено не было, она решила задержать девочку в больнице по крайней мере еще на день. Я направился к палате 505W, постучал и вошел.
Синди Джонс и Вики Боттомли сидели на диван-кровати. На коленях у Вики лежала колода карт. Женщины подняли глаза на меня.
Синди улыбнулась:
— Доброе утро.
— Доброе утро.
— О'кей, — бросила Вики и встала.
Изголовье кроватки Кэсси было поднято, как спинка кресла. Девочка сидела в нем и играла с кукольным домиком. Другие игрушки, в том числе и полный набор мягких зверюшек, были разбросаны по покрывалу. На подносе с завтраком стояли тарелка с недоеденной овсянкой и пластиковая чашка, наполненная чем-то красным. На экране телевизора мелькали кадры мультфильма, но звук был выключен. Кэсси с увлечением расставляла в домике мебель и пластиковые фигурки. Стойка капельницы была задвинута в угол.
Я положил свой новый рисунок на кровать. Девочка лишь на мгновение задержала на нем взгляд и тут же вернулась к игре.
Вики засуетилась. Передав карты Синди, она на секунду задержала ее руку в своих руках. Избегая встречаться со мной взглядом, она подошла к кроватке, взъерошила волосы Кэсси и проговорила:
— До встречи, пончик.
Кэсси на мгновение оторвалась от игры. Вики опять потрепала девочку по волосам и вышла.
Синди встала. На смену вчерашней клетчатой — розовая кофточка. Джинсы и босоножки те же.
— Давай-ка посмотрим, что доктор Делавэр нарисовал сегодня? — Она подняла рисунок с покрывала. Кэсси протянула руку и взяла лист. Синди обняла дочку за плечи. — Слон! Доктор Делавэр нарисовал тебе чудесного синего слона.
Кэсси поднесла рисунок поближе.
— Сло-о.
— Отлично, Кэсс! Прекрасно! Вы слышали, доктор Делавэр? Слон.
Я кивнул:
— Великолепно.
— Не знаю, что вы сделали, доктор Делавэр, но со вчерашнего дня она разговаривает лучше. Кэсс, скажи еще: слон.
Кэсси сжала губы и смяла рисунок.
— О, милая моя. — Синди обняла дочку и погладила ее по щеке. Мы наблюдали за попытками Кэсси расправить рисунок.
Когда ей это наконец удалось, она проговорила:
— Сло-о! — Опять смяла бумагу в комок величиной с кулак и с недоумением посмотрела на него.
— Простите, доктор Делавэр, — извинилась Синди. — Кажется, ваш слон не добился особого успеха.
— А вот Кэсси, кажется, добилась.
Синди заставила себя улыбнуться и кивнула.
Кэсси предприняла еще одну попытку расправить бумагу. На сей раз крошечные пальчики не смогли справиться с задачей, и Синди помогла дочке.
— Ну вот, милая... Да, она действительно чувствует себя отлично.
— Были какие-нибудь проблемы с процедурами?
— А процедур и не было. Никаких, со вчерашнего утра. Мы просто отсиживаемся здесь — это...
— Что-нибудь не так? — спросил я.
Она перебросила косу на грудь и разгладила концы волос.
— Люди, наверное, думают, что я сумасшедшая, — проговорила Синди.
— Почему вы так считаете?
— Не знаю. Я сказала глупость — простите.
— В чем дело, Синди?
Она отвернулась и затеребила косу. Затем вновь села. Взяв колоду карт, начала перекладывать из руки в руку.
— Просто дело в том... — Женщина говорила так тихо, что я был вынужден наклониться к ней. — Я... Каждый раз, когда мы привозим ее сюда, она чувствует себя лучше. Потом мы забираем ее домой в надежде, что все будет о'кей; некоторое время так оно и бывает, а затем...
— А затем — новая болезнь.
Не поднимая головы, она кивнула.
Кэсси что-то пробормотала одной из пластмассовых фигурок. Синди ободрила девочку:
— Отлично, малышка. — Но казалось, что крошка не услышала ее.
— А затем она вновь начинает болеть, и вы опять впадаете в отчаяние.
Кэсси бросила фигурку, подняла другую и начала трясти ее.
Синди продолжала:
— А потом — внезапно — с ней опять все в порядке, как сейчас. Именно это я и имела в виду, когда говорила про свое сумасшествие. Временами мне кажется, что я и вправду сошла с ума.
Она опять покачала головой и вернулась к кроватке Кэсси. Дотронулась пальцами до прядки волос девочки, отпустила. Заглянув в игрушечный домик, заметила:
— Посмотри-ка — они все едят то, что ты приготовила им на обед!
Необычайная бодрость ее голоса поразила меня настолько, что даже нёбо неприятно заныло.
Она стояла у кроватки Кэсси, играя волосами девочки, указывая на кукол и направляя игру. Кэсси издавала какие-то звуки. Некоторые из них были похожи на слова.
— Как вы смотрите на то, чтобы спуститься вниз и выпить чашечку кофе? — предложил я. — Вики может посидеть с Кэсси.
Синди взглянула на меня. Ее рука покоилась на плече дочери.
— Нет-нет. Сожалею, доктор Делавэр, но я не могу. Я никогда не оставляю ее.
— Никогда?
Она покачала головой:
— Пока она здесь — никогда. Я знаю, это похоже на бред сумасшедшей, но я не могу. Здесь рассказывают так много... разных вещей.
— Каких, например?
— О несчастных случаях — кто-то получает не то лечение. Не могу сказать, чтобы я действительно волновалась, — это прекрасная больница. Но... я просто должна быть здесь. Простите.
— Ничего, я понимаю.
— Я знаю, что это больше для меня, чем для нее, но... — Она наклонилась и обняла Кэсси. Девочка вывернулась из объятий и продолжила игру.
Синди беспомощно взглянула на меня.
— Я понимаю, что слишком трясусь над ней.
— Нет, если учесть все, через что вам пришлось пройти.
— Да уж... Спасибо, что вы так говорите.
Я предложил ей стул.
Она слабо улыбнулась и села.
— Должно быть, это действительно очень большое напряжение, — заметил я. — Так часто бывать здесь. Одно дело работать в больнице, но зависеть от нее — совсем другое.
Она посмотрела на меня с удивлением:
— Работать в больнице?
— Вы ведь были специалистом по проблемам с дыханием, правильно? Разве вы не работали в больнице?
— Ах, это! Это было так давно. Нет, я не закончила обучение.
— Пропал интерес?
— Вроде того. — Взяв коробочку для карт, она постучала ею по колену. — В общем-то, идея поступления в школу медсестер на курс дыхательной терапии принадлежала моей тете. Она была дипломированной медсестрой. И всегда говорила: женщина должна иметь какую-нибудь специальность, даже если и не будет работать по ней, и мне следует выбрать что-то такое, на что всегда будет спрос. Например, здравоохранение. А учитывая нынешнее загрязнение воздуха, курение, она справедливо полагала, что всегда будут нужны специалисты по дыханию.
— Ваша тетя представляется мне человеком с твердыми убеждениями.
Она улыбнулась:
— О да. Сейчас ее уже нет. — Синди быстро заморгала. — Она была удивительным человеком. Я лишилась родителей, когда была еще совсем ребенком, и она вырастила меня.
— Но она ведь не особенно одобряла ваше стремление стать медсестрой? Несмотря на то что сама имела образование в этой области?
— Да она вообще не хотела, чтобы я выбрала эту профессию. Говорила: слишком много работы за слишком маленькую плату и недостаточно... — Она смущенно запнулась.
— Недостаточно уважения со стороны врачей?
— Да. Как вы сами сказали, доктор Делавэр, у нее были твердые суждения почти обо всем.
— Она работала медсестрой в больнице?
— Нет. У одного частного врача двадцать пять лет, и все эти годы они препирались друг с другом, как старая семейная пара. Но он был действительно очень порядочный человек — старомодный семейный доктор, не особенно успешно собирающий плату по своим счетам. Тетя Хэрриет всегда отчитывала его за это. Она во всем придерживалась строгого порядка, вероятно, из-за своей военной службы — она была в действующей армии в Корее. Выслужилась до капитана.
— Серьезно? — изумился я.
— Ага. Следуя ее примеру, я тоже попыталась испробовать военную карьеру. Да уж... просто переносишься на несколько лет назад.
— Вы были в армии?
Она слегка улыбнулась, будто ожидала, что это удивит меня.
— Необычно для девушки, не так ли? Когда я заканчивала среднюю школу, в один из дней, посвященных выбору профессии, к нам пришел вербовщик и расписал все очень привлекательно — обучение по специальности, стипендия. Тетя Хэрриет тоже решила, что это хорошая идея, и главным образом ее мнение помогло мне сделать выбор.
— Сколько времени вы были в армии?
— Всего несколько месяцев. — Ее руки теребили косу. — Через несколько месяцев после поступления на службу я заболела, и меня уволили из армии.
— Сожалею, что так случилось. У вас было что-то серьезное?
Синди взглянула на меня. Ее щеки густо покраснели. Она дернула себя за косу.
— Да, — ответила она. — Грипп, очень серьезный, перешел в воспаление легких. Острая вирусная пневмония — в бараках свирепствовала ужасная эпидемия. Заболело много девушек. После выздоровления мне заявили, что мои легкие, скорее всего, ослабли и что я им уже не подхожу. — Она пожала плечами. — Вот и все. Вся моя замечательная военная карьера.
— Вы были очень огорчены?
— Нет, не особенно. Что ни делается, все к лучшему. — Она посмотрела на Кэсси.
— А где вы проходили службу?
— В Форт-Джексоне. В Южной Каролине. Это одно из тех мест, где обучаются только женщины. Все случилось летом — трудно представить, что летом можно заболеть пневмонией, но микробы есть микробы, так ведь?
— Да, вы правы.
— Там было очень влажно. Только примешь душ и буквально через пару секунд уже чувствуешь себя грязной. Для меня это было непривычно.
— Вы выросли в Калифорнии?
— Коренная калифорнийка, — заявила она, помахав в воздухе воображаемым флагом. — Из Вентуры. Хотя моя семья происходит из Оклахомы. Прибыли сюда во времена «золотой лихорадки». Если верить тете, одна из моих прабабушек была наполовину индианкой, и именно от нее мне остались в наследство такие волосы.
Синди приподняла, а затем опустила свою косу.
— Возможно, конечно, что это и не так. Теперь все хотят иметь индейское происхождение. Это в некотором роде модно. — Она посмотрела на меня. — Делавэр[13]. Судя по фамилии, вы тоже, может быть, частично индейского происхождения.
— В моей семье существует предание, что одна из прапрабабушек была на треть индианкой. Думаю, я помесь — всего понемногу.
— Что ж, это неплохо. Ведь это значит, что вы настоящий американец, не правда ли?
— Согласен, — улыбнулся я. — А Чип когда-нибудь служил в армии?
— Чип? — Мысль об этом показалась ей смешной. — Нет.
— А как вы познакомились друг с другом?
— В колледже. После школы медсестер я проучилась год в муниципальном колледже Уэст-Вэлли на факультете социологии. Он был моим преподавателем. — Она опять взглянула на Кэсси. Та все еще была увлечена своим домиком.
— Вы намерены сейчас заняться с ней вашим специальным лечением?
— Сейчас еще слишком рано, — ответил я. — Мне хочется, чтобы она по-настоящему доверяла мне.
— Да... Но думаю, она уже доверяет. Ей нравятся ваши рисунки — мы сохранили все те, что она не порвала.
Я улыбнулся:
— Тем не менее лучше не спешить. И если с ней не проводят никаких процедур, то в спешке вообще нет никакой необходимости.
— Это правда, — согласилась Синди. — Судя по тому, как все проходит, мне кажется, мы можем отправляться домой хоть сейчас.
— А вы бы хотели?
— Я всегда хочу этого. Но главное — я хочу, чтобы она поправилась.
Кэсси взглянула в нашу сторону, и Синди опять понизила голос до шепота:
— Эти припадки по-настоящему напугали меня, доктор Делавэр. Это было как... — Синди потрясла головой.
— Как что?
— Как в кинофильме. Ужасно говорить так, но это напоминало «Экзорцист». — Она опять покачала головой. — Я уверена, доктор Ивз со временем отыщет причину всего происходящего. Так ведь? Она сказала, что нам следует остаться здесь еще на одну ночь, может быть, даже на две — она хочет понаблюдать. Возможно, так лучше, во всяком случае, Кэсси здесь всегда такая здоровая.
Ее глаза увлажнились.
— Я хотел бы нанести вам визит, после того как вы вернетесь домой.
— О, конечно... — На ее лице отразилось множество незаданных вопросов.
— Это чтобы не нарушить взаимопонимания, — объяснил я. — Если мне удастся добиться того, чтобы Кэсси не испытывала неудобства в моем присутствии, когда с ней не проводят процедуры, то мне легче будет помочь ей, когда она действительно будет нуждаться в моей помощи.
— Да-да. Понятно. Благодарю вас, вы очень любезны. Я... не знала, что больничные врачи все еще посещают пациентов на дому.
— Время от времени. Теперь это называется домашними визитами.
— А-а... Ну что ж, конечно... прекрасно. Я искренне благодарна, что вы тратите на это время.
— Я позвоню вам после выписки, и мы договоримся о времени. Не дадите ли вы мне номер вашего телефона и адрес?
Я вырвал листок из блокнота и передал ей вместе с ручкой.
Она написала адрес и вернула листок. Красивый круглый почерк, легкий, без нажима.
Дом Кэсси Б. Джонс Данбар-корт 19547 Вэлли-Хиллз, Калифорния.
Телефонный номер с кодом 818.
— Это за северной оконечностью бульвара Топанга, — сказала Синди. — Недалеко от Санта-Сусанна-Пэсс.
— Довольно далеко от больницы.
— О да. — Она снова вытерла глаза. Прикусила губу и попыталась улыбнуться.
— Что случилось? — спросил я.
— Просто я подумала, что мы всегда приезжаем сюда посреди ночи, и шоссе свободно. Иногда я ненавижу ночь.
Я пожал ей руку. Вялое ответное пожатие. Отпустив руку, я вновь взглянул на листок бумаги, свернул его и положил в карман.