— У меня есть обязанности, и я должен исполнять их.
   — Что ж, если вам нужно это знать, перебранка возникла из-за Джули. Именно поэтому вы и теряете время, занимаясь Эвом.
   Стефани сложила руки на груди с таким видом, словно этими словами объяснялось все.
   — Вы позабыли про меня, мисс Крэннер?
   — Пожа-аалуйста-аа! — взмолилась она. — Неужели вы не понимаете? Он любил Джули, любит до сих пор. Вот что взбесило меня. Он любит меня, но… никак не может забыть Джули. Даже теперь… когда она убита, он не может…
   Стефани покраснела — такая неожиданная и сильная реакция казалась неестественной.
   — Чего он не может с тех пор, как ее убили? Стефани Крэннер что-то пробормотала.
   — Извините?
   — Вы знаете. — Майло промолчал. — Черт! — воскликнула Стефани Крэннер. — Все это мой длинный язык. — Она слегка коснулась кончиками пальцев рукава Майло, захлопала ресницами, резким движением поправила волосы и, посмотрев на него, болезненно улыбнулась. — Пожалуйста, лейтенант, не говорите ему о том, что я сказала… пожалуйста, иначе он… — Стефани умолкла на полуслове. Майло подавил улыбку, зная, что осталось недосказанным: «Он убьет меня». — Он огорчится, — закончила она слишком многозначительно. — Я не хотела, вы заставили меня сказать то, чего я говорить не собиралась.
   — Ладно. Я беру всю вину на себя. Итак, после смерти Джули мистер Киппер изменился.
   — Нет. Да. Не в том смысле. В основном эмоционально. Он… он отдалился. Все это звенья одной цепи.
   — Эмоционально, — повторил Майло, прибегнув к психологическому трюку: он повторил как эхо сказанное собеседницей.
   — Да, Эв проявлял о ней такую заботу, что не в силах забыть ее и… отдаться кому-либо целиком.
   Она отдернула руку, бросила остаток мороженого на асфальт. Это был скорее жест агрессии, чем альтруизма. Голуби разлетелись.
   — Я знала о Джули, когда начала встречаться с ним.
   — Что вы знали?
   — Что они время от времени видятся. Я относилась к этому спокойно. Думала, что это пройдет. И Эв старался. Он хотел быть моим, но…
   Стефани смахнула слезы и надела темные очки.
   — Они продолжали встречаться.
   — В этом не было ничего низменного, лейтенант. Эв никогда не скрывал этого. Это всегда было частью установившегося между нами взаимопонимания. — Она резко повернулась и оказалась лицом к лицу с Майло. — Эв любил Джули так сильно, что не мог отстранить ее. И не было ничего на свете, что заставило бы его причинить Джули вред. Тем более убить.
   Майло держал Стефани еще минут пятнадцать, перевел разговор на ее работу и выяснил, что она имеет университетское образование. Училась по ночам, чтобы получить степень бакалавра административной службы, и одновременно работала секретаршей. Она была умна и строила далеко идущие планы.
   Надеялась в паре с Киппером занять достойное место в финансовом мире.
   Это все, что Стефани сообщила Майло о Киппере и о Джули. Он вручил ей свою визитную карточку.
   — Мне больше действительно нечего вам сказать. Полагая, что она выбросит карточку, как только он уйдет.
   Майло покинул площадь, удивляясь тому, что такая молодая, красивая и умная девушка не противится условиям сосуществования, навязанным ей Эвом Киппером.
   Возможно, это каким-то образом связано с воспитанием Стефани, но это уже епархия Алекса. Вернувшись к машине, Майло позвонил Алексу домой и рассказал о беседе с девушкой.
   — Я склонен согласиться с ней, — ответил Алекс.
   — Такой накал страсти? Джули и Киппер развелись девять лет назад, а он все еще не может забыть ее? Не связано ли это с каким-то эмоциональным состоянием, Алекс? Вспомни о темпераменте Киппера, о том, что он способен применить физическое воздействие, и подумай, возможен ли при этом неуправляемый взрыв эмоций? Как я сказал Крэннер, между бытовым насилием и убийством нередко существует прямая связь.
   — Да, Киппер мог потерять самообладание и прибегнуть к насилию по отношению к Джули. Но обстановка убийства не соответствует этой версии. Преступление хорошо продумано, совершено расчетливо и хладнокровно, как и те, которыми мы сейчас занимаемся. Жертв осторожно выслеживали, использовали заранее выбранное оружие, размещали тела так, словно было совершено сексуальное насилие. Киппер не подверг бы Джули подобному унижению. Я изменю свое мнение лишь при одном условии: если будет установлена связь между Киппером и Эрной Мерфи. Для убийства Джули и Левича использовали гитарную струну одного типа. Это могло бы означать, что Киппер задушил Левича, желая отвлечь внимание следствия от убийства Джули. И это похоже на кинофильм дурного вкуса.
   — Жизнь порой напоминает нам плохое произведение искусства, — заметил Майло. — Почему нет? Хорошо одетый мужчина, такой как Киппер, вполне мог смешаться с публикой, пришедшей на концерт. К тому же только Джули и Левича задушил гитарной струной.
   — Ты сомневаешься в правдоподобности версии о психе-каннибале? А что скажешь о Правдивом Писаре? Обо всех этих обзорах, касающихся наших жертв?
   — О творческих людях пишут обзоры… это несомненно. Я лишь исследую альтернативные варианты.
   — О'кей, — согласился Алекс.
   — Уверен, ты прав. Но мысль о том, как необычно Киппер вел себя с Джули, преследует меня. Не просто бессилие — ведь он бросил вызов копам, гоняя их по городу поздно ночью. По-моему, это своего рода размывание границ. Не хотелось бы мне оказаться на месте Стефани. Едва ли она осознает опасность.
   — Интуиция тебя не подводит. Если ты думаешь, что она в опасности, предупреди ее об этом.
   — В основном я это сделал… О'кей, мне нужно узнать, как там у Петры, а потом посмотреть, что наша автомобильная лаборатория делает с «хондой» Кевина Драммонда. Спасибо, что выслушал меня.
   — Это доставило мне удовольствие.
   — Робин все еще в Сан-Франциско?
   — По последним данным, да.
   Алекс ответил, не меняя интонации, но Майло понял, что задал вопрос не вовремя. Сейчас не до посторонних размышлений. Нужно держаться курса.
   Знать бы только какого.
   — Если что-нибудь выяснится, я тебе сообщу, — сказал Майло.
   — Буду весьма признателен, — дружелюбно ответил Алекс. — Трудное тебе досталось дело, правда?

36

   Эрик Шталь отжался пятьдесят раз на одной руке, потом еще четыреста классическим способом. При такой физической нагрузке потел он редко, но в этот раз промок до нитки. Что это — ожидание предстоящей встречи с Дональдом Мерфи?
   Глупо. Он должен держать все под контролем. Но тело врать не умеет.
   Он принял душ, надел костюм и поехал в санаторий для выздоравливающих «Сан-Гарден» на Map-Виста.
   В санатории, двухэтажном здании, отдыхали старики в инвалидных колясках.
   У Шталя закружилась голова от больничного запаха. Он подавил острое желание ретироваться, стойко, как новобранец, впервые попавший в учебный лагерь, выдержал это испытание, поправил лацканы пиджака и направился к конторке.
   За ней сидела филиппинка средних лет в белом халате. Многие слуги-филиппинцы в Саудовской Аравии не слишком отличались от рабов. То есть были в еще худшем положении, чем Эрик.
   На карточке, прикрепленной к груди женщины, было написано ее имя — Корасон Диас и что она помощник заведующего отделением.
   Что на больничном жаргоне означало «клерк».
   Шталь улыбнулся ей, стараясь казаться славным парнем, и сообщил о цели своего визита. — Полицейский?
   — Ничего серьезного, мадам. Я хочу поговорить с одним из ваших пациентов.
   — Мы называем их гостями.
   — Гость, которого я ищу, — Дональд Мерфи.
   — Сейчас посмотрю. — Застучали клавиши компьютера. — Второй этаж.
   Шталь поднялся на лифте на второй этаж. В середине отделения находился пост медицинской сестры. Вокруг него стояли и беседовали несколько женщин в красной униформе. Вдоль длинного коридора располагались палаты. В холле — две раскладушки. На одной из них — мятые постельные принадлежности.
   Шталь с трудом сохранял спокойствие.
   Когда он приблизился к сестрам, те продолжали разговаривать. Он собирался спросить номер палаты Дональда Мерфи, но тут заметил над постом белую доску, на которой синим фломастером были написаны имена пациентов и цифры.
   Двести четырнадцать.
   Он прошел по коридору, минуя палаты, из которых доносились шум телевизоров и щелканье медицинской аппаратуры.
   Запах стал еще интенсивнее — специфический запах химических веществ, зловоние рвоты, фекалий, пота и чего-то еще, что Шталю не удавалось идентифицировать.
   Кожа Эрика стала липкой, его пошатывало. Остановившись, он прислонился к стене, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Почувствовав себя лучше, Шталь направился к нужной палате.
   Он вошел в открытую дверь и закрыл ее за собой. У мужчины, лежавшего на койке, к носу и рукам были подведены какие-то трубки. Включенные мониторы свидетельствовали о том, что он жив. Из-под простыни спускался катетер, вставленный в бутыль, наполненную мочой.
   По данным ВМС, главному старшине в отставке Дональду Артуру Мерфи шестьдесят девять лет, но этот человек выглядел глубоким стариком.
   Шталь взглянул на браслет на запястье больного. Д.А. Мерфи. Дата рождения совпадает.
   Сердце у Шталя неистово колотилось. Подавив тревогу, он внимательно осмотрел прикованного к койке мужчину. Морщинистое лицо, спутанные седые волосы, местами рыжеватые. Крупные кисти рук покрыты коричневыми пятнами. Цвет распухшего носа указывал на злоупотребление спиртным.
   Глаза закрыты. Тело неподвижно, как у мумии. Дыхание едва заметно.
   — Мистер Мерфи?
   Старик не шелохнулся. Контрольные приборы не зафиксировали никакой реакции.
   Все впустую. Шталь стоял, размышляя о том, с кем поговорить, когда у него вновь началось головокружение. Зловоние доконало его.
   Он опустился на стул и закрыл глаза…
   Эрик очнулся, услышав резкий голос:
   — Кто вы такой и что здесь делаете?
   Шталь открыл глаза, бросил взгляд на часы, висевшие над мониторами. Он отключился на несколько минут.
   — Отвечайте! — потребовал тот же голос. Металлический, женский — звук трубы, да и только.
   Обернувшись, он увидел женщину лет шестидесяти, широкоплечую, крупную, с копной начесанных волнами и покрытых лаком волос золотистого цвета. Она явно злоупотребляла косметикой. Дорогой вязаный костюм бутылочного цвета с большими кристальными пуговицами и белым кантом на лацканах был ей слишком тесен. В руке она держала сумочку крокодиловой кожи с массивной застежкой, украшенной искусственным бриллиантом. В ушах были бриллиантовые серьги, на индюшачьей шее — нитка черного жемчуга.
   — Итак? — прогремела она. Женщина свирепо разглядывала Шталя, уперев руки в широкие бедра крестьянки. На ее правой руке сверкало кольцо с изумрудом. — Я сейчас же вызову охрану.
   У Шталя болела голова. Голос женщины звучал так, как будто ножом скребли по тарелке. Порывшись в кармане, Эрик показал ей значок.
   — Вы из полиции? Так какого же черта вы спали в палате Дональда? — Сожалею, мадам. Мне стало дурно. Я присел, чтобы перевести дух, и, должно быть, отключился…
   — Если вы больны, вам тем более не следует находиться здесь. Дональд очень плох. Не лезьте к нему. Это возмутительно!
   Шталь встал. Головокружение прошло. От общения с этой грубой женщиной тревога сменилась раздражением. Любопытно…
   — Вы родственница мистера Мерфи?
   — Нет-нет-нет. — Палец угрожающе поднялся, изумруд засверкал. — Скажите, почему вы здесь?
   — Убита дочь мистера Мерфи.
   — Эрна?
   — Вы знали ее?
   — Знала ли я ее? Я тетка Эрны. Младшая сестра Дональда. Что с ней случилось?
   Злоба, настойчивость, ни тени сочувствия.
   — Вы не удивлены?
   — Молодой человек, у Эрнадин было психическое расстройство. Многие годы. Дональд не поддерживал с ней никаких отношений, я — тоже. Да и никто в семье. — Она посмотрела на больного. — Как видите, беспокоить Дональда незачем.
   — Давно ли он в таком состоянии?
   Выражение ее лица означало: «А тебе-то какое дело?»
   — Много месяцев, молодой человек.
   — Кома?
   — Вы, видимо, детектив, — засмеялась женщина.
   — Что с ним, мисс?..
   — Миссис Трублад. Альма Трублад.
   Младшая сестра Мерфи. Эрик не мог представить себе, что она когда-либо была ребенком.
   — Мадам, не расскажете ли мне что-нибудь о…
   — Нет, — отрезала Альма Трублад.
   — Мадам, вы не слышали моего вопроса?
   — В этом нет никакой необходимости. Я ничего не могу рассказать вам об Эрнадине, кроме того, что она страдала психическим расстройством. Она прожила слишком долго, если хотите знать. Жизнь на улице в таком состоянии… Дональд не видел ее многие годы. Поверьте мне на слово.
   — Сколько лет?
   — Много. Они потеряли связь.
   — Вы сказали, что она прожила слишком долго…
   — Конечно. Эрнадин отказывалась от помощи, шла своим путем. Жила на улицах. Она всегда была странной маленькой девочкой. Дикая, замкнутая, с причудами и необычным отношением к пище — ела мел, грязь, испорченные продукты. Она рвала на себе волосы, ходила кругами и разговаривала сама с собой. Целыми днями рисовала, а таланта у нее вовсе не было. — Альма Трублад выпрямилась. — Мне не нравилось, когда она находилась рядом. Эрнадин дурно влияла на моих детей. И предупреждаю вас, офицер, я не позволю, чтобы мою семью втянули во что-то недостойное.
   — Ну и ну, — проговорил Шталь.
   — Что это означает, молодой человек?
   — Похоже, вы сильно рассержены.
   — Я не рассержена! Я просто хочу защититься. Мой брат нуждается в помощи. Взгляните на него. Сначала сердце и печень, потом почки. Все отказывает. Я плачу по счетам, и, поверьте, это обходится мне недешево. Если бы я не делала этого, Дональд окончил бы свои дни в каком-нибудь госпитале ветеранов. Нет, и слышать об этом не хочу. Добрый Бог милостив ко мне, и мой брат будет отдыхать здесь столько, сколько понадобится. Не сочтите меня жестокосердной. Я сожалею о том, что случилось с Эрнадин. Но она ушла из семьи много лет назад, и я не позволю, чтобы она разрушила все до основания.
   — Разрушила все своей смертью?
   — Тем… что впутывает нас в ту недостойную жизнь, какую вела сама. Мы, мой муж Уильям Трублад и я, уважаемые члены общества. Мы финансируем многие благотворительные мероприятия, и я не позволю, чтобы имя мистера Трублада ассоциировалось с чем-то предосудительным. Понятно?
   — Вполне.
   — Тогда соблаговолите удалиться, благодарю вас.
   Альма Трублад щелкнула застежкой своей сумочки, показав Шталю ее содержимое. Множество разных вещей, но все аккуратно уложено — пакеты завернуты в прозрачные салфетки. Он впервые видел содержимое женской сумочки в таком порядке.
   — Вы никогда не служили в армии, миссис Трублад?
   — Почему вы об этом спрашиваете? Какая нелепость! — Толстые пальцы порылись на дне сумочки и извлекли оттуда маленькую золотую коробочку. Трублад открыла ее и вынула визитную карточку. — Пусть мне позвонят по поводу похорон Эрнадин. Я оплачу счет. Непременно. Прощайте, молодой человек.
   Шталь сунул карточку в карман пиджака. Превосходная бумага, плотная, шелковистая.
   Сестра Дональда явно высоко вскарабкалась по социальной лестнице.
   Он направился к двери.
   — Вам следовало бы обратить внимание на вашу нарколепсию. Уверена, ваше начальство одобрит это, — добавила она.

37

   Майло позвонил во второй половине дня.
   — Мы с Петрой решили, что пора еще раз побеседовать с родителями Драммонда. В «хонде» Кевина, кроме его отпечатков на рулевом колесе и дверной ручке, а также нескольких отпечатков служащих буксировочного предприятия Инглвуда, ничего не обнаружено. Ни крови, ни каких-либо выделений, ни оружия. Нет также никаких свидетельств того, что там была Эрна Мерфи. Однако Петра нашла одного человека, который видел, как она садилась в небольшой светлый автомобиль в ночь убийства. Это неподалеку от места преступления. Машину Кевина отбуксировали только на следующий день.
   — Кто свидетель? — спросил я.
   — Торговец героином. Данные ненадежны, но они согласуются с событиями по времени: Кевин подобрал ее, прикончил и сбежал из города.
   — После того, как стер отпечатки пальцев Эрны в своей машине. Машину мыли?
   — Трудно сказать, поскольку она все это время находилась на специальной стоянке. Ребята из лаборатории говорят, что дверца со стороны пассажирского места казалась слишком чистой, словно ее тщательно вытерли. Это признак преступного намерения. Отсюда и наше стремление нажать на мамочку и папочку. Желательно, чтобы ты был при этом, твое мнение весьма важно. Психологическая стратегия и прочее.
   — Когда? — спросил я.
   — С наступлением темноты. Через пару часов. Я подберу тебя. Петра встретит нас на месте.
   — А Шталь?
   — Петра посадила его за компьютер. Увидимся через два часа. Напряги всю проницательность.
   Когда предстоит разговор с людьми, отрепетировать его трудно. Тем не менее мы втроем попытались сделать это, сидя в «аккорде» Петры на тихой улице Энсино, в двух кварталах от дома Франклина и Терезы Драммонд. В слабом свете луны ветви деревьев напоминали тянущиеся к чему-то руки. Время от времени мимо проезжали автомобили, но на нас никто не обращал внимания.
   Петра рассказала нам все, что знала о Драммондах.
   — Похоже ли это на питомник для выращивания будущего психопата-убийцы, Алекс?
   — Это скорее похоже на городскую окраину, населенную людьми среднего класса с достатком выше среднего.
   Петра печально кивнула.
   — Думаю, нам следует сосредоточить внимание на Фрэнке, поскольку он человек властный. Не уделив ему должного внимания, мы озлобим его.
   — Он подойдет к двери уже озлобленным, — заметил я. — Начнем с любезностей, но с какого-то момента следует проявить большую настойчивость.
   — Прибегнуть к угрозам? — спросил Майло.
   — Если они все-таки знают, куда уехал Кевин, им можно будет предъявить обвинение в пособничестве, — ответил я. — Фрэнк — адвокат. Он попытается отрицать свою вину, но я понаблюдал бы, нет ли у него признаков тревожного состояния. Чтобы скрыть это состояние, проявляют чрезмерную враждебность.
   — Значит, мы предложим им выдать сына, чтобы тем самым спасти собственную шкуру?
   — Что бы они ни думали о Кевине, им едва ли захочется быть втянутыми в уголовное дело. В какой-то момент я также упомянул бы о финансовой стороне вопроса. Они финансировали издание журнала Кевина, поэтому несут косвенную ответственность за то, к чему это привело. Это отрицательно скажется на практике Фрэнка. Мать также должна стать объектом вашего внимания. Пробудите в ней чувство вины, предъявив фотографии Эрны.
   — То есть, возможно, кузины Эрны, — заметил Майло и обратился к Петре: — Шталь до сих пор не выявил никакой связи?
   — Ничегошеньки. Он нашел отца Эрны, но тот в коме и вот-вот преставится. В санатории Шталь все же встретил родственницу Эрны, сестру Дональда Мерфи — весьма агрессивную даму Альму Трублад. По ее словам, Эрна всю жизнь была со странностями, отказывалась от помощи семьи. — Петра взглянула на меня. — Итак, мы изучаем их реакцию. Нас трое, их двое. Здесь нам мог бы сопутствовать успех. Следует ли сказать им, что Алекс — психолог?
   — Зачем? — Майло пожал плечами.
   — Они должны понять, что расследование дела вышло на очередной этап — Кевин считается психопатом.
   Оба молча ждали моего ответа.
   — Нет. — Я покачал головой. — Я останусь на втором плане. Если вы дадите мне некоторую свободу действий, я вмешаюсь в разговор в нужный момент.
   — Согласна, — сказала Петра. Майло кивнул. — Ну, ребята, готовы? — спросила Петра.
   Дверь открыл коренастый мужчина в слишком тесной красной рубашке от Лакосты, мешковатых брюках защитного цвета, черных носках и шлепанцах. Мясистое лицо, широкий нос, волнистые седеющие волосы, острый взгляд сердитых глаз. Очень напряженный человек, готовый нанести удар.
   — Добрый вечер, мистер Драммонд, — начала Петра. Франклин Драммонд посмотрел на нас с Майло.
   — Целый батальон? Что на этот раз?
   — Мы нашли машину Кевина, — сообщила Петра. Франклин Драммонд прищурился. Держась позади Майло, я внимательно изучал его. Он, видимо, почувствовал это и устремил на меня пристальный взгляд. —Где?
   — Машину отбуксировали, сэр, — сказала Петра, — поскольку она была припаркована в неположенном месте, в районе ЛАМа. Сейчас мы опрашиваем авиакомпании, чтобы выяснить, куда отправился Кевин. И если вам известно…
   — ЛАМ, — повторил Драммонд. На лбу у него выступила испарина. Карие глаза быстро-быстро заморгали. — Черт побери!
   — Пожалуйста, позвольте нам войти.
   Драммонд передернул своими мясистыми плечами и выпрямился во весь рост.
   — Мне неизвестно, где находится Кевин.
   — Это не беспокоит вас, сэр? — удивилась Петра. Поскольку Драммонд молчал, она продолжила: — На данном этапе расследования исчезновение Кевина рассматривается как уголовное правонарушение.
   — Вы просто смешны.
   Петра приблизилась к Драммонду.
   — Если вы знаете, где он, вам следует сообщить об этом — в ваших же интересах и в интересах Кевина.
   Драммонд стиснул зубы.
   Позади него раздался голос: «Фрэнк?» — и послышались быстрые шаги.
   — Все в порядке, — ответил он, и тут из-за его плеча показалась голова Терри Драммонд. Она казалась чуть выше его за счет высоких каблуков.
   — Иди к себе, — приказал Фрэнк Драммонд.
   — Что случилось? — настойчиво спросила она. Петра сказала ей о «хонде».
   — Ах нет!
   — Терри! — оборвал ее муж.
   — Фрэнк, пожалуйста…
   — Мадам, Кевину угрожает опасность, — продолжила Петра, но Фрэнк потряс пальцем у ее лица.
   — Эй, вы, послушайте…
   — Фрэнк! — Терри Драммонд схватила мужа за руку.
   — Это грубейшее нарушение, — продолжал Фрэнк Драммонд.
   — Позвольте войти? — спросила Петра. — В данной ситуации разговор возможен либо дома, либо в участке.
   Драммонд стиснул кулаки.
   — Что вы называете «данной ситуацией»?
   — В машине Кевина обнаружены свидетельства преступного умысла.
   — Какие?
   — Давайте поговорим в доме, — предложила Петра. Драммонд промолчал.
   — Довольно, Фрэнк, позволь им войти, — попросила жена. Драммонд нахмурился.
   — Только короче, — резко бросил он. Но его боевой пыл явно иссяк.
   Гостиная свидетельствовала о материальном благополучии, достигнутом скорее благодаря успешному ведению дел, чем получению наследства. Потолок был слишком высоким для небольшой комнаты. Стены отделаны под мрамор. Изделия из литья напоминали взбитые сливки. Мебель крупных габаритов. Пол устлан персидскими коврами.
   Три картины: «Арлекин», «Балерина» и слишком яркое изображение ручья под розовым небом. Мазки серебряной краски имитировали отблески света на воде. Кошмар! Кевин Драммонд провел детство отнюдь не среди шедевров искусства.
   Фрэнк тяжело опустился на диван. Терри устроилась рядом с ним, скрестила длинные ноги танцовщицы и тряхнула огненными волосами. При этом заколыхались ее груди.
   Каблуки высокие, бюстгальтера нет. Из кухни доносится запах спагетти.
   Я снова подумал о детских годах Кевина.
   Фрэнк Драммонд с шумом выдохнул и выпрямился. Косметика, покрывавшая лицо Терри Драммонд, не могла скрыть выражения печали. Да и поза ее казалась безжизненно-вялой. Клеопатра в баркасе на Ниле.
   Супруги сидели рядом, но словно чужие.
   — Я понимаю, как вам тяжело… — начала Петра.
   — А вы усугубляете все это, — парировал Фрэнк Драммонд. Жена посмотрела на него, но промолчала.
   — А что, по-вашему, нам следует делать, сэр? — осведомилась Петра.
   Ответа не последовало.
   — Похоже, Кевин куда-то улетел. Не знаете куда? — вступил в разговор Майло.
   — Вы детективы, — ответил Драммонд. Майло улыбнулся.
   — Будь я на вашем месте, мне хотелось бы знать, где мой сын.
   Молчание. Я пристально всматривался в них, пытаясь понять, не лгут ли они. Рассеянное помаргивание, резкие от волнения, почти неуловимые, но говорящие о многом движения.
   Все, что я увидел, свидетельствовало о душевной боли. Боли, которую мне приходилось наблюдать слишком часто.
   Родители тяжело больных детей. Родители детей, убежавших из дома. Родители детей-подростков с непредсказуемым поведением.
   Неизвестность, приводившая в отчаяние.
   Взгляд Терри Драммонд встретился с моим. Я улыбнулся, она , ответила слабой улыбкой. Ее муж не заметил этого. Он сидел в напряженной позе — глаза потухли, мысли витали далеко.
   — Есть один положительный момент, — сказал Майло. — Для нее, а возможно, и для вас. У Кевина нет паспорта. Поэтому не исключено, что он остался в стране.
   — Этого не может быть! — воскликнула Терри Драммонд.
   — Милая, — сказал Фрэнк.
   — Этого не может быть… пожалуйста. Что вам от нас нужно?
   — Информация о местопребывании Кевина, — ответил Майло.
   — Я не знаю, где он, поэтому и схожу с ума!
   — Терри!
   Она повернулась спиной к мужу.
   — Неужели вы полагаете, что я, зная, где сейчас Кевин, сказала бы вам об этом?
   — Вот как? — проговорила Петра.
   Терри бросила на нее презрительный взгляд.
   — Вы явно не мать.
   Петра побледнела, но быстро взяла себя в руки и улыбнулась.
   — Матерям свойственно защищать, молодая леди. Думаете, мне хотелось бы, чтобы вы преследовали Кевина как гончие? И, упаси Бог, застрелили бы его, если бы вам показалось, что он не так на вас посмотрел? Я знаю, как вы действуете. Готовы стрелять по любому поводу. Если бы я знала, где Кевин, то хотела бы, чтобы он был в безопасности и вне подозрений!