Фрэнк Драммонд посмотрел на жену с уважением. Все промолчали.
   — Какая чепуха — подозревать Кевина в чем бы то ни было! Мать знает. У кого-нибудь из вас есть дети? Молчание.
   — Ага, так я и думала. А теперь послушайте меня: Кевин — хороший мальчик, ничего плохого он не сделал. Вот почему я сказала бы вам, где он, если бы знала. Потому что я его мать. — Взгляд, брошенный на Фрэнка, свидетельствовал о том, что она считала себя на несколько голов выше мужа.
   — О'кей. — Он посмотрел на жену и обратился к детективам: — А теперь, пожалуйста, уходите.
   — Зачем Кевин покинул город? — спросил Майло.
   — Вы не знаете, покинул он его или нет, — ответила Терри.
   — Его машина стояла у аэропорта…
   — Тому могло быть множество причин. — Фрэнк произнес это с вызовом, тоном адвоката.
   Бросив на него неодобрительный взгляд, Терри обратилась к Петре:
   — Если бы вы на самом деле были заинтересованы в решении ваших задач, вы не искали бы моего сына как уголовника, а попытались бы найти его как обычного человека.
   — Что вы имеете в виду?
   — Не знаю, что я имею в виду. Это ваша работа… ваш мир.
   — Мадам…
   Терри заломила руки.
   — Мы, нормальные люди, не имеем понятия, как вести себя в подобной ситуации!
   — Хорошо бы начать с ответов на наши вопросы, — сказала Петра.
   — Какие вопросы? — закричала Терри. — Я не слышала ни одного разумного вопроса! Какие? Какие?
   Майло и Петра дали ей время успокоиться, после чего продолжили свою рутинную работу. Двадцать минут спустя они выяснили лишь то, что Кевин последний раз звонил родителям около месяца назад.
   Это сообщил Фрэнк. При его словах Терри побледнела.
   Звонки раз в месяц свидетельствовали о многом в отношениях между сыном и родителями.
   — Кевин нуждался в свободе действий, — пояснила Терри. — Я всегда считала его моим маленьким творцом.
   Фрэнк начал что-то говорить, но внезапно умолк и принялся выдергивать нити из обивки дивана.
   — Перестань, испортишь, — недовольно прошептала Терри. Фрэнк закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.
   — Кевину двадцать четыре года. У него своя жизнь, — сказала Терри.
   — Когда в последний раз вы посылали ему деньги? — спросил я.
   Разговор о чистогане приободрил Фрэнка. Темные глаза открылись.
   — Давно не посылали. Он не хотел больше их брать.
   — Кевин отказался от денег?
   — Со временем.
   — Со временем, — повторил я.
   — Он всегда был независимым. Ему не хотелось полагаться на нас, — пояснила Терри.
   — Но вы тем не менее финансировали «Груврэт», — заметил я. При упоминании о журнале оба поморщились.
   — Я финансировал его только вначале, — заявил Фрэнк.
   — А потом?
   — Это все. Вы ошибаетесь, считая, что мы вовлечены во все его дела.
   — Во что мы вовлечены, так это в его жизнь, — добавила Терри. — Он наш сын, и мы навсегда останемся частью его жизни, однако… — И она замолкла.
   — Кевину хотелось утвердить себя как личность, и вы уважали это его стремление, — подсказал я.
   — Совершенно верно. Кевин всегда был индивидуалистом. Я обратился к Фрэнку:
   — Итак, вы посылали ему деньги, чтобы он основал журнал, а потом перестали.
   — Я посылал ему деньги на все, в чем он нуждался. Финансированием журнала это не ограничивалось.
   — Как вы относились к журналу? Он пожал плечами:
   — Это не по моей линии.
   — Мне казалось, что он интересный и написан очень хорошим языком, — сказала Терри.
   — А после нескольких первых месяцев?.. Фрэнк нахмурился:
   — Он перестал звонить…
   — Не говори так, — вмешалась Терри. — Не то чтобы мы поссорились. Ты с ним… — И обратилась к нам: — Мой муж человек властный. Другие мальчики мирятся с этим, а Кевин предпочел идти своим путем.
   — Что ж, — заметил Фрэнк, — это моя вина.
   — Никто не виноват в этом, Фрэнк, речь вовсе не о вине, никто не сделал ничего такого, что можно было бы назвать виной. Мы пытаемся объяснить им, что представляет собой Кевин. Они должны видеть в нем личность, а не какого-то… подозреваемого.
   Фрэнк скрестил руки на груди.
   — Дело не в тебе, Фрэнк.
   — Слава Богу.
   Терри отодвинулась от мужа, взяла диванную подушечку и, словно желая подчеркнуть отчуждение, положила ее на колени как любимое домашнее животное.
   Фрэнк посмотрел в сторону кухни.
   — Вот что. С меня достаточно. Я весь день провел в суде и считаю, черт побери, что имею право пообедать. А вы наш обед прервали.
   Терри, однако, не поддержала его, и он не двинулся с места.
   — Чем Кевин зарабатывал на жизнь после того, как перестал просить у вас деньги? — спросил я ее.
   — Он никогда не просил их, — ответила Терри. — Мы предлагали, а Кевин соглашался принять их.
   — Делал нам большое одолжение, — съязвил Фрэнк.
   — Кевин не меркантилен. Когда он закончил учебное заведение, мы решили купить ему хорошую машину. А он пошел и купил какой-то драндулет.
   Терри помрачнела, видимо, вспомнив о «хонде» у аэропорта. «Хотел иметь незаметную машину, — подумалось мне. — Но если это так, то почему бы не выбрать черную?»
   — В какой-то момент Кевин начал активно отказываться от денег, — резюмировал я.
   — Да, — ответила Терри.
   — Есть разные способы просить, — снова заговорил Фрэнк. — Я финансировал его хобби много лет.
   — Это именно то, что и должен делать отец, Фрэнк.
   — Я и есть отец.
   Терри испепеляла его взглядом.
   — Ну вот вы и добились того, что увидели, как мы ссоримся Надеюсь, теперь вы довольны.
   От ее смущенного тона Фрэнка передернуло. Он подвинулся к жене, положил ладонь на ее колени. Она не шевельнулась.
   Майло посмотрел на Петру, потом — на меня. Она слегка кивнула. Я тоже.
   Он открыл портфель, вынул фотографию убитой Эрны Мерфи и показал ее Драммондам.
   — О Боже! — воскликнула Терри.
   — Кто это, черт побери? — осведомился Фрэнк. — Весьма кстати перед обедом.
   Майло и Петра не отпускали супругов, а запах спагетти между тем становился все слабее. Задавали по нескольку раз одни и те же вопросы. Перефразировали их, выказывая то симпатию, то отчуждение. Вникали в мельчайшие подробности. Нажимали на них, пытаясь установить связь между Мерфи и Кевином.
   Драммонды отрицали такую связь. Отрицали все. Не выказывали никакого страха. Я верил им. Верил, что они мало знают о сыне.
   В какой-то момент беседа стала менее напряженной. Все заговорили тихими голосами.
   Все почувствовали разочарование. Мы не узнали ничего существенного, а они потеряли связь с сыном.
   — Эта бедняга. Вы говорите, она была бездомной? — спросила Терри.
   — Да, мадам, — ответил Майло.
   — Но зачем, ради всего святого, Кевин познакомился бы с такой, как она?
   — Он жил в Голливуде, мадам, — пояснила Петра, — а в Голливуде можно познакомиться с кем угодно.
   Слова «познакомиться с кем угодно» покоробили Фрэнка Драммонда. Подумал о сексуальной ориентации Кевина?
   — Мне никогда не нравилось, что он живет именно там.
   — Ему хотелось чего-то нового, Фрэнк, — сказала Терри. И, обращаясь к нам, добавила: — Кевин не стал бы… я хочу сказать, он мог бы проявить доброту к такой женщине, дать деньги, и это все. Его никогда не интересовали ни психические заболевания, ни что-либо подобное.
   — Только творчество, — уточнил я.
   — Да, сэр. Кевину нравится творческая деятельность. Это у него от меня. Я когда-то танцевала.
   — Да что вы? — удивилась Петра. — Балет?
   — Я брала уроки балетного мастерства, но специализировалась в современном танце: в ритмах музыки рок-н-ролла, диско и джаза. Иногда меня приглашали на телевидение. — Терри коснулась своих волос. — Так, все шумное, наиболее популярное, шоу с танцами. Эти времена давно прошли. Я тогда много работала.
   Фрэнк холодно взглянул на жену.
   То, что Терри сообщила о своей карьере, навело меня на одну мысль, и я спросил:
   — Вы когда-нибудь слышали о Беби-бое Ли? Она прикусила губу.
   — Это музыкант, да?
   — Вы когда-нибудь встречались с ним?
   — Дайте подумать. Нет, по-моему, он не участвовал ни в одном танцевальном шоу. Но я встречалась с группами «Дэйв Кларк Файв», «Бердс» и «Литл Ричард»… — Шумный вздох Фрэнка заставил ее умолкнуть. — А почему вас это интересует? — спросила она.
   Майло и Петра выжидательно посмотрели на меня.
   — Беби-Бой Ли был убит. Кевин опубликовал краткий биографический очерк о нем в «Груврэт» и звонил в полицию, чтобы узнать детали данных судебной экспертизы.
   — Так вот в чем дело? — Фрэнк хрипло рассмеялся. — Бог мой, какая нелепость. Телефонный звонок? Да не верю я вам, господа!
   — С этим связано еще кое-что, мистер Драммонд, — вставил Майло.
   — А именно?
   Майло покачал головой.
   — Прекрасно, — сказал Фрэнк.
   — Сколько денег вы давали Кевину? — спросил я.
   — Какая разница?
   — Это что, тайна?
   — Дело в том…
   — Десять тысяч долларов, — сообщила Терри.
   — Прекрасно, — повторил Фрэнк.
   — Это не тайна, Фрэнк.
   — Вы платили единовременно или по частям?
   — Единовременно. Подарок по случаю окончания колледжа. Я хотел разбить эту сумму, но она… Я также оплачиваю страховку его машины и медицинскую. Я полагал, что десять тысяч хватит ему на годовую арендную плату и карманные расходы, если он не будет излишествовать.
   — Как Кевин финансировал издание своего журнала и собственные расходы последние два года?
   — Не знаю, — ответил Драммонд. — Я думал, что он нашел какую-то работу.
   — Кевин говорил что-нибудь об этой работе?
   — Нет. Но он ничего у меня не просил.
   — Кевин всегда хотел быть независимым, — пояснила Терри.
   — Какими делами он занимался до этого?
   — Учась в колледже, Кевин не работал, я ему не советовала. Он сосредоточил усилия на занятиях.
   — Хорошо ли он учился? — О да!
   Консультант Кевина Шулль оценивал способности Кевина как весьма скромные. Студентом-отличником он отнюдь не был.
   — Таким образом, он работал еще до колледжа.
   — Конечно, — подтвердила Терри. — Кевин работал в магазине тропических рыб, распространял подписку на журналы, занимался благоустройством нашего двора. — Она облизнула губы. — Несколько летних периодов он помогал Фрэнку в его конторе.
   — Помогал вам? — спросил я Драммонда.
   — Подшивал документы в дела.
   Судя по выражению его лица, эта работа не подходила Кевину.
   — Кевин всегда был… всегда имел собственное мнение, — вставила Терри.
   — Ему не нравится рутина. В моей конторе, в конторе адвоката, много рутинной работы. Я сказал бы, что Кевин считал себя не совсем… обычным.
   — А именно? — спросила Петра.
   — Для таких занятий. — Кевин — человек утонченный. Я знаю, что это так. — Голос Терри задрожал.
   Фрэнк попытался взять жену за руку, но она отодвинулась от него и зарыдала.
   Лицо Фрэнка выразило отвращение. Когда Терри успокоилась, я спросил:
   — Вы беспокоитесь за Кевина?
   — Разумеется… Уверена, он никому не причинял вреда. Но эта… эта фотография, которую вы нам показали…
   Снова рыдания.
   — Перестань! — резко бросил Фрэнк Драммонд. Потом тон его смягчился. — Ради себя самой, Тер. Тебе не следует этого делать, милая.
   — Почему? Потому что тебе так хочется?
   — Так что там помимо фундаментальной дисфункции? — спросил Майло, когда Петра везла нас туда, где стояла его машина, не оборудованная специальной сигнализацией.
   — Кевин покинул отчий дом два года назад, но был чужим в нем задолго до этого. Родители ничего не знают о том, что творится в его голове. Если правда, что Кевин отказался брать деньги, хотелось бы узнать, где он их доставал для финансирования своего издания.
   — Что-то незаконное, — предположил Майло. — Что-то такое, что он делал на улице. Именно так Кевин и повстречался с Эрной.
   — А не со своей двоюродной сестрой, — подчеркнула Петра.
   — Похоже, нет.
   Я заговорил об автомобиле, наиболее подходящем для преступлений. О том, что Кевин темной машине предпочел белую «хонду».
   — Он простодушен, — объяснила Петра. — Беседуя по телефону, Кевин говорил как маленький мальчик.
   — Скверный мальчишка, — добавил Майло. — Мамочка считает его жертвой.
   — Мамочкам свойственно думать подобным образом, — заметила Петра почти таким же печальным голосом, как у Терри Драммонд.

38

   Петре и Майло хотелось поговорить еще. Мы нашли круглосуточное кафе на улице Вентура в Сепульведе и заказали кофе с пирогами. Официантка, догадавшись, кто мы такие, держалась от нас на почтительном расстоянии.
   — Насчет денег ты прав, — сказал Майло. — Десять кусков хватило бы на приобретение компьютерного оборудования, и не только его. Остаются еще расходы на печать, распространение журнала, на аренду помещения. Кроме того, нужно было на что-то жить.
   — По словам домохозяйки Кевина, — проговорила Петра, — он вносил арендную плату за шесть месяцев вперед. Она брала с него пятьсот долларов в месяц, что за год составляет шесть кусков. Он также вносил полугодовую предоплату за почтовый абонентский ящик. Не очень много, но Кевин явно расходовал папочкин чистоган на авансы. Фрэнк сообщил нам, что Кевин предпочитал «необычные» виды работы.
   Петра заказала пирожное «бостонский крем», сняла с него крем и принялась за шоколад.
   Майло лакомился половиной яблока a la mode deluxe (с двумя ложками ванильного мороженого), а я был голоден и съел большой кусок торта с орехом пекан.
   — Дело в том, — сказала Петра, — что я вела наружное наблюдение три дня подряд и не отыскала никого, кто знал бы Кевина или был осведомлен о его преступной деятельности.
   — Что ты думаешь? — спросил я. — Наркотики?
   — Богатый мальчик при деньгах. Это подходит.
   — Десять кусков создания картеля ему не обеспечат, — заявил Майло, — но этого вполне достаточно для того, чтобы финансировать первую закупку, продать товар в розницу по более дорогой цене и использовать прибыль для закупки очередной партии.
   — Место, где он подобрал Эрну, — это хорошо известный рынок нелегальной торговли «колесами», — вставила Петра. — Возможно, оно было известно Кевину по его прежнему опыту.
   Майло покончил с яблоком и принялся за мороженое.
   — Ты, Алекс, когда-то работал в больнице. Бросишь что-нибудь в нашу копилку? — Я никогда даже не сталкивался с торговлей на черном рынке медицинскими наркотическими средствами.
   — Поддерживаешь знакомство с кем-нибудь из Западной детской больницы?
   — Время от времени.
   — А с ближайшими лечебными учреждениями?
   — Там есть несколько знакомых. Майло взглянул на Петру:
   — Как ты отнесешься к тому, чтобы он показал фото Кевина людям в белых халатах?
   — Это не повредит. Возможно, они будут более откровенны с коллегой. Не возражаешь, Алекс?
   — Нет, но если кто-то из них приторговывает таблетками, он никогда в этом не признается, равно как и в том, что знает кого-то из торговцев.
   — Но ты увидел бы их реакцию, — сказал Майло. — Посмотрел, нет ли в их поведении каких-либо странностей. А потом ими займемся мы.
   — О'кей.
   — Не переутомляйся, отведи на это один день. Мы работаем с дальним прицелом, но никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
   — Займусь этим завтра же. Но нам следует рассмотреть и другие возможные источники доходов Кевина. Вспомните про все эти компьютеры, принтеры, сканеры. Кроме того, Кевин коллекционировал порнографию.
   Оба внимательно посмотрели на меня.
   — Мне следовало бы подумать об этом, — проговорила Петра. — Когда мы посетили контору Фрэнка Драммонда, его секретарша спросила, не имеет ли наш визит отношения к порнографии. Черт побери, возможно, она знала, что за парнем водились кое-какие делишки.
   — Работа в конторе отца в летнее время. — Майло покачал головой. — Похоже, у папули сохранились об этом неприятные воспоминания.
   — Возможно, именно изобретательность Кевина и не нравилась папочке, — добавила Петра. — То, что собирает Драммонд-младший, — чистейшей воды садомазохизм.
   — Или дело не ограничивалось участием Кевина в бизнесе, или они по-разному относились к нему, — заметил я. — А что, если враждебность Фрэнка объясняется не только отцовским стремлением защитить сына?
   Мои собеседники молчали. Петра крутила в руке вилку.
   — Семейный бизнес… знаете. Терри, похоже, снималась в грязных фильмах во времена своей молодости. — Она бросила вилку остриями зубцов на стол. — Надо проверить это в полиции нравов.
   Весь день я разговаривал с дружелюбно смотревшими на меня людьми в Западной детской больнице и в лечебных учреждениях, размещавшихся на бульваре Сансет. Кевина никто из них не опознал. Я попытал счастья с теми, кто не выглядел столь дружелюбно. Эти смотрели на меня равнодушно и качали головой.
   Я проехал мимо того места, где подобрали Эрну Мерфи. В дневное время я увидел тихую солнечную улицу, застроенную старыми многоквартирными домами. Ничего общего с тем, во что она превращалась с наступлением темноты.
   Мое внимание привлекла молодая женщина-латиноамериканка, прогуливавшая в двойной коляске младенцев-близнецов. Она улыбалась. Дети дремали.
   В нескольких милях к западу на ней была бы униформа, а дети принадлежали бы кому-то другому. Здесь матери сами прогуливали своих детей.
   И запирали их на ночь.
   Перед тем как отправиться домой, я позвонил Майло и сообщил, что день у меня прошел впустую.
   — Мы с тобой друзья по несчастью, приятель. Работа с авиакомпаниями ничего не дала, и я потратил все утро на телефонные звонки в Бостон, пытаясь узнать, не отмечено ли прибытие Кевина где-нибудь в тех местах — сейчас и во время убийства Анжелики Бернет. Ничего в первом случае и отсутствие полной ясности во втором, поскольку, как правило, небольшие гостиницы хранят списки своих постояльцев не более года. В нескольких местах администрация долго возилась с компьютерами, но даже если Кевин и останавливался в одном из отелей, то не под своим именем. В более крупных гостиницах сообщили, что в ту неделю, когда была убита Бернет, все места были заняты (много различных конференций), а они-то свою документацию хранят. И снова никаких сведений о Кевине.
   — Что за конференции?
   — Дай-ка посмотреть… в ту неделю было шесть крупных мероприятий. Три в Гарварде (реабилитационная медицина), «СМИ и государственная политика», а также «История науки». Одна по физике плазмы в Массачусетском технологическом институте, симпозиум по праву в университете Тафта и что-то, касающееся Ближнего Востока в университете Брэндейс. Неужели что-то из этого пришлось по вкусу нашему мальчику?
   — Нет, — ответил я, — и студент в стесненных финансовых обстоятельствах не остановится ни в «Четырех сезонах», ни в «Паркер-хаус».
   — Именно поэтому сначала я занялся мотелями и дешевыми гостиницами. Я также проверил конторы проката автомобилей, попросил полицейские управления Бостона и Кембриджа заглянуть в архивы автоинспекции на тот случай, если Кевин брал напрокат машину под вымышленным именем и был наказан за нарушение правил парковки. Таким способом изловили Сына Сэма. Может, и мне улыбнется счастье? — Глубокий вздох. — Ничегошеньки. А Петра обнаружила, что порнографический след Драммонда оставлен не Кевином, а его папочкой. Франклин Д. представлял в суде интересы доброго десятка создателей фильмов «для взрослых». Долина — средоточие порнографии, и то, что Энсино — ее рупор, вполне соответствует ситуации.
   — Фундаментальные проблемы?
   — Самые что ни на есть прозаические: просроченные векселя, споры по контрактам, конкурсные испытания для работников. Фрэнк — что-то вроде прилежного частнопрактикующего врача. Думаю, заставить его покраснеть задача не из легких. Ведь его контору посещают все эти типы, производящие фильмы «для взрослых». Понимаю, почему секретарша Фрэнка поинтересовалась, не вляпался ли Кевин, фигурально выражаясь, в дерьмо.
   — Но нет никаких свидетельств того, что в этом замешан Кевин?
   — Пока нет. В отделе нравов известно имя Фрэнка, но Кевин в их документах не упоминается. Они проверили все записи регистрации корпораций по категории дел, которыми занимаются. В сухом остатке — ничего.
   — А что насчет Терри?
   — Ничего. Даже если предположить, что мамуля все-таки снималась в каких-то грязных фильмах. Возможно, именно на этой почве они и познакомились. Ну и что, если Кевин не продолжил семейное дело?
   — Семейное дело могло сексуально дезориентировать Кевина. Само по себе это ничего не значит, но в совокупности со всем прочим слегка проясняется характеристика личности Кевина. Я догадываюсь, почему ему хотелось дистанцироваться от родителей. Он зациклился на идее искусства ради искусства. Возненавидел людей, которые, как он видел, торгуют собой, проституируют. Вместе с тем в уединении, в своей квартире, он сам собирал коллекцию грязных фильмов.
   — Сексуальная дезориентация. Какой милый эвфемизм. Да он гомик, Алекс.
   — С моей точки зрения, это не эвфемизм. При нормальной ориентации его могли сбить с толку.
   — Все Драммонды в дерьме. Как же все-таки, черт побери, мне отыскать Кевина до того, как он замочит очередного бедного и ничего не подозревающего артиста?
   Ответа на этот вопрос у меня не было.
   — Мы продолжаем разбираться с Эрной Мерфи. Исходим из того, что Фрэнк и Терри могли соврать нам, будто не знакомы с ней, или из того, что толковый кузен Эрны от мира искусств в самом деле существует. Шталь работает в Интернете, исследует генеалогическое древо, опираясь на фамилию Трублад. Выходит, она действительно при деньгах. Вышла замуж за короля бытовых электроприборов, живет в большом доме в Пасадене.
   — По соседству с Эвереттом Киппером, — заметил я.
   — Я и не подумал об этом… ну ладно, посмотрим, что накопает Шталь. Пока мы с Петрой приняли на вооружение подход, характерный для шоу-бизнеса: нет идей, собери совещание. Очередная встреча состоится сегодня вечером, в девять часов, играем на ее поле: «Джино» на бульваре. Твое присутствие очень желательно, но сильных впечатлений не обещаю.
   — Стыдись. Сначала никаких розовых садов, а теперь еще это.

39

   У Элисон появился перерыв. Приняв последнего планового амбулаторного больного, она освободилась на некоторое время. Позднее ей предстояло посетить в хосписе умирающего. Я накупил лакомств, подобрал Элисон на авеню Монтана напротив ее приемной, и мы поехали в Оушен-парк. Там мы перекусили, любуясь закатом солнца. Несколько серфингистов слонялись по пляжу с видом неисправимых оптимистов. Пеликаны хлопали крыльями и искали пищу в воде.
   Съев свой бутерброд, Элисон вытерла губы и посмотрела на птиц.
   — Я люблю их. Разве они не великолепны?
   Мне всегда нравились пеликаны. Немного неуклюжие, они ловко добывали пищу. Я сказал об этом Элисон, обнял ее и допил свою банку пива.
   — Великолепие в моем понимании соотносится с тобой.
   — Бессовестный льстец.
   — Иногда лесть срабатывает.
   Она положила голову мне на плечо.
   — Трудная ночь впереди? — спросил я.
   Элисон несколько раз рассказывала мне об умирающем пациенте. Хороший добрый человек. До пятидесяти ему не дожить. Она консультировала его уже четыре месяца. Теперь, по мере того как он уходил из жизни, Элисон теряла уверенность, что она приносит пользу.
   — Эту работу мы выбираем сами, — говорила Элисон несколько недель назад. — Предполагается, что мы знатоки своего дела, но какой бог вдохновил нас на это?
   — Ваал от науки.
   — Точно. Получи хорошие оценки, сдай нужные экзамены. Это отнюдь не воспитание духа.
   Мы долго молчали. Она вздохнула.
   — Что-то случилось?
   — Ты способен переварить очередную исповедь? Я сжал ее плечо.
   — Это о моем маленьком хромированном дружке. Однажды я воспользовалась им.
   — Когда?
   — Вскоре после того, как купила. До того как у меня появился собственный кабинет, когда я снимала помещение в Калвер-Сити. Я сильно задерживалась на работе, поскольку идти домой было незачем. Однажды я сидела в кабинете далеко за полночь и работала с бумагами. Потом пошла на автостоянку. Там болтались несколько ребят. Так, мелкая шпана. Они курили наркотики, пили пиво. Когда я подошла к своей машине, они двинулись ко мне. Четверо, лет по пятнадцати-шестнадцати, они не производили впечатления заядлых наркоманов, но были явно одурманены. Я до сих пор не знаю, каковы были их намерения. Возможно, они просто хотели позлить меня. Но когда их заводила приблизился ко мне и почти прикоснулся к моему лицу, я одарила его своей лучшей улыбкой, вынула из сумочки пистолет и приставила к его морде. Он наделал в штаны, я почувствовала запах. Потом он отступил и побежал, все они побежали. После того как они удрали, я стояла там, и на моем лице застыла все та же улыбка. Я понимала, что это неуместно, но ничего не могла поделать с мышцами лица. Потом меня затрясло и пистолет тоже дрожал в моей руке. Его ствол отражал свет луны, и этот отблеск напоминал падающие звезды. Когда мы с тобой были в каньоне и любовались небом, я вспомнила об этом… Я так сильно вцепилась в пистолет, что у меня заболели пальцы. Когда же я наконец успокоилась, моя рука все еще оставалась напряженной. А ведь я держала палец на спусковом крючке. После этого я склонялась к тому, чтобы выбросить пистолет. Но решила, что это не выход. Мне следовало научиться владеть собой… А теперь настоящее признание: я потянулась к тебе отчасти потому, что ты занимаешься расследованием уголовных дел. То есть, по сути дела, ты такой же, как я, которая получила от этого сполна. Я почувствовала, что мы родственные души. Я много думала о тебе. И когда ты наконец позвонил, меня охватил восторг.