Если он спрятал и Кевина, то это поможет им узнать где. На Роуз Шулль снова удивил Петру. Он повернул назад, в сторону океана и проехал до самой аллеи Венис. На правой стороне ее он остановился, но не припарковал машину.
   Двигатель у него работал на холостом ходу, фары не погашены.
   Петра приотстала на Пасифик, держа дистанцию. Шталь погасил дальний свет, оставив только подфарники, и остановился в одном квартале от «кадиллака».
   Потом «кадди» неловко, в три приема, развернулся и быстро поехал в их сторону. Вскоре все три машины оказались на улице Линкольна.
   Езда на машине для этого парня была чем-то большим, нежели обычным перемещением из одного пункта в другой.
   Шулль проехал мимо Марины, неподалеку от того места, где он оставил тело Армана Мехрабиана, после чего направился в унылый заброшенный промышленный район на окраине Эль-Сегундо. Большая свалка и изолированность района затрудняли слежку. Детективы погасили фары и держались на полмили позади Шулля.
   Проезжая мимо пустырей, нефтяных вышек и заболоченных участков, Шулль снизил скорость.
   Место последнего успокоения Кевина? Нет, здесь Шулль опять поехал быстрее. Преодолев еще одну милю, повернул на восток, в сторону Сепульведы. Еще один правый поворот.
   Мчится на большой скорости в Инглвуд. Наверняка к международному аэропорту Лос-Анджелеса.
   Но, словно насмехаясь над Петрой, выдвигавшей самые разные теории, Шулль быстро въехал в боковую улицу.
   Это случилось в нескольких минутах ходьбы от того места, где обнаружили машину Кевина.
   «Кадди» проехал еще четыре квартала и остановился. По обеим сторонам улицы стояли складские помещения и небольшие промышленные предприятия. Слабое освещение. Петра знала, что здесь было еще.
   На этом отрезке улицы промышляли потаскухи.
   Одна остановилась в ста ярдах за машиной Шталя.
   — Я наблюдаю за ним в бинокль, — сообщил тот. — Сейчас он вышел из машины… идет. Разговаривает с женщиной.
   — Как она выглядит? — спросила Петра, вспомнив о том, что Смолл и Шлесингер говорили ей о нераскрытом убийстве уличной проститутки в этом районе.
   — На ней капри, — ответил Шталь.
   — Я подъеду поближе, — сказала Петра.
   А. Гордон Шулль разговаривал с круглолицей проституткой в красных мини-брючках. Такого же цвета был топик. Дело закончилось одним разговором. Шулль вернулся в «кадиллак».
   — Я останусь здесь и проверю ее. А ты продолжай слежку.

46

   В девять вечера, когда я выходил из дома, чтобы заехать за Элисон в ее приемную, зазвонил телефон. Я решил положиться на автоответчик, но тут зазвонил и сотовый. Говорил Майло.
   — Я еду в Пасадену. Получил тревожный звонок от Стефани Крэннер, приятельницы Киппера. Киппер, сильно избив ее, принял какие-то пилюли. Я позвонил в полицейское управление Пасадены, но хочу побывать там и сам. Она показалась мне приличной девочкой… Вот так, отлично, автострада хорошая и пустая. А вот еще последние новости, касающиеся главного. Их откопали мои мальчики-детективы. Я велел им изучить все имена, включенные в список приглашенных на выступление Левича, обзвонить всех и убедиться, что они там действительно были. Оказывается, одна семейная пара — старики из Сан-Габриэля — прийти не смогли и отказались от своих билетов. И попробуй угадать. Они члены правления колледжа «Чартер» и приятели мистера и миссис Уильям Трублад.
   — Билеты были отданы Шуллю. И с кем он пошел на концерт?
   — Ни с кем. Шулль использовал один билет. Это не служит прямым доказательством, поскольку Шулль может заявить, будто тоже отдал кому-то свой билет. Но этого будет достаточно (наряду с моим заверением в том, что мы получим положительный результат анализа ДНК волос по делу Мехрабиана), чтобы уговорить судью Формена выдать мне ограниченное разрешение на обыск квартиры Шулля. Закончив свои дела в Пасадене, я поеду домой к Формену. Позднее мы договоримся насчет Правдивого Писаря. Формен живет в Портер-Ранч, так что, думаю, часа через три-четыре все уладится.
   — А где Шулль сейчас?
   — Последний раз, когда я разговаривал с Петрой, он все еще был дома, но с тех пор прошло несколько часов. План состоит в том, чтобы преподнести ему сюрприз часа в два ночи. Если Шулль совершает свое обычное ночное турне, то Шталь и Петра будут следить за ним, а мы возьмем на себя дом. Если он будет дома, то мы все войдем в состав бригады.
   — В чем ограничен ордер на обыск?
   — Я просил разрешения на конфискацию всех письменных материалов и личных вещей жертв, гитарных струн и оружия. Я хочу узнать, есть ли у тебя какие-нибудь новые идеи, прежде чем окончательно сформулирую заявку.
   — Аудио — и видеопленки, — сказал я. — Блокноты для эскизов, чертежи, рисунки. Все, в чем Шулль пытался выразить себя.
   — Полагаешь, он воссоздает сцены убийств?
   — Возможно, да.
   — О'кей, спасибо… Я готов заняться этим. Пора взять у него интервью.
   Когда я подъезжал к улице Монтана, мой мобильник снова заверещал. На этот раз я проигнорировал его.
   Я думал о том, как хороша ночь. Сгорал от любопытства, думая о том, в чем сегодня появится Элисон.

47

   Тихая ночь. Несколько проезжих «траулеров», клиентов у проституток нет, женщины стоят в тени, курят.
   Петра оставила свой «аккорд» в двух кварталах отсюда, пришла пешком, нашла удобный наблюдательный пункт возле мусорных баков перед миниатюрным складским помещением и начала наблюдать. В воздухе пахло винилом и бензином. Время от времени над головой пролетали гигантские авиалайнеры.
   Она вынула из сумочки пистолет и переложила в легкую сетчатую кобуру, висевшую у бедра под просторным черным жилетом. Дешевая новинка от Ричарда Тайлера, по-настоящему выгодная покупка. Слишком хороша для подобных дел, но в той жизни, которую вела Петра, это в какой-то мере связывало ее с цивилизацией.
   Что подумал бы Тайлер, увидев свои никчемные тряпки на авеню Прости Господи?
   Петра решила сделать первый ход, подошла к проституткам, пытаясь выглядеть беспечной, но чувствуя, что начинает дрожать. Когда она проходила мимо первых двух чернокожих женщин, те, помахивая сигаретами, внимательно посмотрели на нее.
   — Эй, сестренка, хочешь пожевать? — спросила одна из них. Петра не остановилась. — И даже не думай устроиться здесь, Тонконогая, потому как здесь заурядная частная собственность, а ты по одежде подходишь для Беверли-Хиллз.
   Снова раздался смех, но теперь в нем послышалось раздражение.
   — Собственность рядовых, — произнес кто-то высоким гнусавым голосом.
   Аудитория, способная понимать ядовитые шутки. Петра поискала глазами шутницу. Широкая улыбка подсказала ей, что это именно то, что ей нужно, — невысокая белокожая брюнетка в красном виниловом наряде.
   Она улыбалась Петре. Петра улыбнулась в ответ, и женщина покачала бедрами. Коротенькие брючки сидели на ней в обтяжку — ярко-красная оболочка, как у сосисок, для бледных мягких мышц. Судя по морщинам, она перешагнула средний возраст, но Петра решила, что ей около тридцати.
   — Привет.
   — Что я могу для вас сделать? — спросила Красный Винил. — Петра снова улыбнулась, а женщина сжала кулаки. — Чего ты здесь ищешь? — Петра показала свой значок. — Ну и что?
   — Я хочу поговорить с тобой.
   — Оплата почасовая.
   — Здесь или в участке. Выбирай сама.
   — Ради чаво?
   — Ради твоей же безопасности, — ответила Петра, следя, чтобы ни одна из потаскух не подошла поближе и держа брюнетку в поле зрения. При этом она достала свою служебную визитную карточку, фонарик и осветила то, что там было напечатано мелким шрифтом. Проститутка отвернулась, не желая читать. — Посмотри. Красный Винил наконец согласилась и прочитала по слогам: «у-бой-ный».
   — Кого-то убили?
   Тишина. Потом затараторили другие проститутки, окружая Петру. Но она чувствовала себя в безопасности, понимая, что они просто напуганы.
   — Чё случилось? — спросила одна из них.
   — Парень, который только что был здесь в сером «кадиллаке», — сказала Петра.
   — А, этот… — отозвалась Красный Винил.
   — Ты знаешь его?
   — Он плохой? Со мной он никогда не был плохим.
   — Мне он не нравился, — заметила одна из темнокожих.
   — Он за тобой никогда и не приезжал, — возразила Красный Винил.
   — Чего он хотел? — спросила Петра.
   — Чё он сделал? — настаивала Красный Винил. Петра улыбнулась.
   — Вам не стоит улыбаться, — сказала Красный Винил. — Это как-то странно.
   Петра отвела женщину в сторону, записала ее имя, несомненно, вымышленное и напечатанное на явно фальшивом удостоверении личности с калифорнийской печатью.
   Алексис Галлант, проживает якобы в Вестчестере.
   Все, что Галлант могла — или хотела — сказать ей, ограничивалось тем, что А. Гордон Шулль был почти регулярным клиентом с обычными сексуальными наклонностями. Один-три раза в месяц — оральный секс, никаких извращений, никаких сложностей.
   — Он отнимает многовато времени, но «дело большое». Если бы все были такими, как он, мне жилось бы легче. — Петра с сомнением покачала головой. — Что? — возмутилась Галлант. — Вы мне ничего не говорите, а я знаю только одно: ему нравится, когда его угощают наркотиком.
   — Что насчет девушки, которую убили недалеко отсюда некоторое время назад?
   — Шанин? Это был альфонс.
   — По словам моих коллег, она ладила со своим альфонсом.
   — У ваших коллег головы растут из задниц. И это все, что я могу сказать.
   — Смотри сама, Алексис. Но мистер «кадиллак» — плохой человек.
   — Это вы так говорите.
   — Почему ты упрямишься, Алексис? Женщина что-то пробормотала. —Что?
   — Зарабатывать на жизнь нелегко.
   — Это уж точно, — согласилась Петра.

48

   Шталь проследил за «кадиллаком» до улицы, на которой нашли машину Кевина Драммонда. А. Гордон Шулль остановился, но двигатель не заглушал. Он вышел из машины, поднял руки и потянулся.
   Шталь услышал нечто отвратительное.
   Шулль выл на луну.
   При этом он потрясал кулаком. Выступал как звезда в собственном частном кинофильме. Шталь хладнокровно держал руки на руле. Их всего двое, это так легко… Но он сидел на месте. Шулль тряхнул головой, как мокрый пес, вернулся в «кадиллак» и проехал еще пять кварталов к автоматической камере хранения, которая работала круглосуточно. Но Шулль лишь снизил скорость, минуя ее. Шталь записал адрес. «Кадиллак» между тем набрал скорость, промчался еще полмили и въехал на боковую улицу, отчего Шталю снова пришлось выключить фары. Они выехали на бульвар Говарда Хьюза, где Шулль опять изменил направление. Поехал назад в город.
   Добравшись до Вениса, Шулль снова поехал по Роуз на запад.
   Эта скотина объезжала памятные места. Что же он вспоминал?
   Опять на аллею? Не замочил ли Шулль и там кого-нибудь?
   Но в этот раз, не доезжая до конца дороги, «кадиллак» сделал резкий поворот направо в боковую улицу Ренни. Темный массив одноэтажных бунгало и маленьких домиков.
   Шулль ездил туда и обратно, туда и обратно.
   Шталь хотел последовать за ним, но на узкой тихой улице это было рискованно. Он остался на Роуз, вблизи от перекрестка, чтобы следить за фарами Шулля. За задними габаритными фонарями.
   Туда и обратно.
   В ушах Шталя стоял вой Шулля. Этот негодяй возомнил себя большим кровожадным хищником.

49

   Элисон ждала меня возле своей приемной.
   Черный костюм, оранжевый шарф, волосы собраны в пучок.
   Не успел я выйти, чтобы открыть ей дверцу, как она уже села в машину. Прежде чем погасла внутренняя лампочка, я увидел, что ее костюм на самом деле темно-зеленый.
   — Превосходный цвет.
   — Черный изумруд. Я рада, что он тебе понравился. Купила его специально для сегодняшнего вечера. — Она чмокнула меня в щеку. — Хочешь есть? Я умираю с голоду.
   Столовая отеля «Бель-Эйр» — одно из тех мест, которое бывает заполнено людьми до отказа, но вместе с тем остается тихим. Ирландский кофе — Элисон, джин и тоник — мне. В дополнение к этому суп в горшочках, салат, жаркое из молодого барашка, дуврская камбала и бутылочка пиногриджио Настоящий официант, а не смазливый человечек, ожидающий очередного шанса хорошо заработать. Я узнал его. Это один из сальвадорских пареньков, убиравших посуду со столов. Он добился повышения по службе усердием.
   Мы уже перешли к десерту, когда он подошел к столику.
   — Извините, доктор, вас просят к телефону. — Кто?
   — Ваша служба секретарей-телефонисток.
   Я воспользовался телефоном бара. Оператор сообщила:
   — Это Джун, простите, что беспокою вас, но этот человек продолжает настойчиво звонить, утверждает, будто это срочно. Он, похоже, очень взволнован, так что я решила…
   Это тот самый звонок, который я игнорировал, сидя в машине.
   — Детектив Стуржис?
   — Нет, какой-то мистер Тим Плачетте. Я правильно сделала?
   — Конечно, соедините.
   — Где она? — спросил Тим.
   — Робин?
   — А кто же еще?
   Говорил он громко, почти кричал, а его приятный голос утратил свою обычную мягкость.
   — Я ничего не знаю, Тим.
   — Не ври мне, Алекс…
   — Я слышал, что Робин в Сан-Франциско с тобой.
   — Лучше говори мне правду.
   — Я обедаю, Тим. И повешу трубку…
   — Нет! — закричал он. — Пожалуйста… Я глубоко вздохнул.
   — Извини, я предположил… что это вполне логично.
   — Что предположил?
   — Что Робин с тобой. Она уехала сегодня утром… мы сильно повздорили. Я подумал, Робин убежала к тебе. Где же она?
   — Если бы я знал, то сказал бы тебе, Тим.
   — Если ты спросил бы, по какому поводу мы поссорились, я не смог бы ответить тебе. В какой-то момент у нас все было хорошо, а потом… это моя вина: слишком занятый, я уделял ей мало внимания; это чертово шоу.
   — Уверен, у вас все наладится, Тим.
   — У тебя не наладилось.
   Я пропустил это мимо ушей.
   — Извини, — повторил он. — Я настоящий кретин. Робин так разозлилась на меня, что я решил, будто она вернулась, потому… Дело в том, что она до сих пор думает о тебе, Алекс. Я с этим как-то мирился, хотя это нелегко…
   — Тебе не о чем беспокоиться, я сейчас обедаю с другой женщиной. Я встречаюсь с ней довольно давно.
   — С психологом. Робин говорила мне. Она часто упоминает о тебе, как бы между прочим… я готов смириться с этим, если дело только во времени… Я действительно люблю ее, Алекс.
   — Она прекрасная женщина.
   — Да, да… черт побери. Если Робин не с тобой, то где же? Ее самолет прилетел в пять часов, я подождал полтора часа, позвонил, но ответа не последовало. Снова позвонил, продолжал звонить…
   — Попробуй позвонить ее подружке Дебби в Сан-Диего. — Уже звонил, но она тоже ничего не знает о Робин.
   — Возможно, ей нужно побыть одной, — предположил я, охваченный тревогой.
   — Я знаю, я знаю… о'кей, я не перестану искать ее. Алекс, спасибо тебе. Прости, что я такой дебил. Мне не следовало думать, что…
   — Пусть это не беспокоит тебя. Легко сказать.
   Когда я вернулся за столик, Элисон сказала:
   — У тебя такой вид, словно ты только что занимался тяжелым больным.
   — Думаю, так оно есть.
   — Что-то такое, о чем ты можешь рассказать?
   В голове у меня был полный сумбур, но я считал неправильным ничего не рассказать ей. И я рассказал о звонке Тима.
   — Хорошо, что ты успокоил его.
   — Да, я такой. Мать Тереза в штанах. Элисон показала мне меню десертов.
   — Выбирай, что понравится.
   — А ты не оставил места для десерта?
   — Нет, просто я не очень разборчив.
   — Тогда… что-нибудь с шоколадом или без него?
   — Что угодно.
   — Знаешь, а я уже наелась.
   — Нет, давай все-таки съедим десерт.
   — Не хочу, уже поздно.
   — Это я испортил все.
   — Отнюдь нет, беби.
   — С шоколадом, — сказал я. Она похлопала себя по животику:
   — Я правда уже наелась. Пожалуйста, попроси счет. А потом мы поедем в Венис.
   — Что?
   — Ты взволнован. Я уверена, что ничего не случилось. Просто она, наверное, не хочет поднимать трубку. Но давай убедимся в этом и облегчим твои душевные муки. — Я с удивлением посмотрел на Элисон. — Все в порядке.
   — Просто свидание.
   — Некоторое время это было чем-то большим, нежели просто свидание.
   Мы уехали из отеля. Элисон, умная и проницательная, догадалась, что я обеспокоен, но я не рассказал ей всего. Ничего о назойливых, причиняющих боль мыслях, вызванных звонком Тима.
   Чайна и Беби-Бой — две жертвы, чьи заказы выполняла Робин.
   Это проникновение со взломом в квартиру. Взяли только дешевые электрические инструменты. Если не считать инструменты Беби-Боя.
   Шулль мнил себя музыкантом, так что подобные трофеи были бы для него идеальными.
   А Робин только что обрела известность: краткий биографический очерк о ней поместили в «Гитаристе». Этот журнал, специально предназначенный для гитаристов, был именно таким изданием, которое Шулль, возомнивший себя человеком посвященным, вероятно,читал.
   Я помчался в Венис.
   Элисон включила радио, приглушила музыку и сделала вид, что слушает, оставив меня наедине со своими мыслями.
   Я вспомнил, что говорил мне Шулль во время нашей беседы.
   «Ваше имя почему-то кажется мне знакомым».
   Вскоре после этого я спросил Шулля, не заметил ли он изменений в стиле письменных работ Кевина Драммонда.
   «В каком смысле?»
   «Он, похоже, эволюционировал от простого стиля к многословному и претенциозному».
   Тогда я ничего не понял, но ведь это было ударом по монументальному «я» самого Шулля. И ему это не понравилось.
   Однако его спокойная улыбка означала, что он считает все это чепухой.
   «О, напротив, то немногое, что я наблюдал в развитии Кевина, свидетельствовало о совершенствовании».
   После этого Шулль распрощался со мной.
   Патологически ревнивый психопат, а я нанес ему удар прямо в лицо.
   «Ваше имя почему-то кажется мне знакомым». Время от времени я пописывал научные статьи. Так, кое-что о детективных романах. Некоторые психопаты подражали тому, о чем повествовали детективные истории. Поступал ли так Шулль? Достаточно ли цепкая у него память, чтобы удержать мое имя?
   Потом до меня дошло. Компакт-диск Беби-Боя. Этой пластинкой Шулль вполне мог пользоваться для отслеживания своих будущих жертв.
   Я представил себе, как он неоднократно прослушивает этот диск. Сосредоточенно изучает приложенные к звукозаписи разъяснения. Упивается деталями.
   Майло, случайный слушатель, встретил имя Робин — да и мое тоже — в надписях на упаковке, сделанных мелким шрифтом. Шулль-то уж наверняка заметил бы их.
   Беби-Бой благодарил «прекрасную леди от гитар» за то, что содержит его инструменты в порядке.
   Благодарил «доктора Алекса Делавэра за то, что тот делает эту леди счастливой».
   Фотографии Робин в журнале. Лестные отзывы.
   Восходящая звезда.
   Все это я рассказал Элисон.
   — Слишком бурная фантазия, правда?
   — Дело жутковатое, верно. Давай позвоним ей сейчас. Может быть, она дома и этим все закончится.
   Я позвонил по сотовому. Ответа не последовало. Потом позвонил Майло по его служебному телефону. Отсутствует. Автоответчик дал номер его сотового.
   Потом я вспомнил: он в Портер-Ранч у судьи, надеется, что тот подпишет заявку на получение ордера на обыск.
   Я позвонил в полицейский участок Голливуда. Петры тоже не было. Номера ее мобильника я не знал.
   — Прибавь скорость, — посоветовала Элисон.
   Улица, на которой жила Робин, была тихой и темной. Обитатели маленьких домиков поужинали и легли спать. Множество запаркованных машин, пахнет соленой водой океана.
   — Вон, — сказал я. — Ее пикап на подъездной дорожке. Ты права. Робин не поднимает трубку. В окнах свет, кажется, все в порядке.
   — Если хочешь проверить, там ли она, не стесняйся.
   — Что это? Сестринская солидарность?
   — Едва ли. Ведь я не знаю ее. Я даже не знаю, понравится ли она мне. Это сугубо твое дело, дорогой. Если что-нибудь и задержит тебя сегодня ночью, то мне хотелось бы, чтобы это была я.
   — Ты подождешь?
   — Разумеется. — Элисон широко улыбнулась. — Или выйду и пощеголяю своими туфельками «джимми» и своим «ух ты» цвета черного изумруда. — Пока я искал место для парковки, она добавила: — Бьюсь об заклад, что Робин хороша собой.
   — Я предпочел бы говорить о тебе.
   — Это означает, что она в самом деле хороша. Ну ладно.
   — Элисон…
   — Да, да, — засмеялась она. — Вон там есть место — за «кадиллаком».
   Я начал говорить ей что-то, но до сих пор не могу вспомнить, что именно.
   Мои слова прервал пронзительный крик.

50

   Я оставил свою «севилью» посреди дороги, во втором ряду, заблокировав «кадиллак». Выпрыгнул из машины и помчался к дому Робин по тропинке. Крик не смолкал. Он стал еще громче, когда я достиг двери.
   — Нет, нет… остановитесь! Кто вы такой, кто вы такой… остановитесь, остановитесь!
   Я надавил дверь плечом, но она так легко распахнулась, что я потерял равновесие, упал, удержался на руках, вскочил и побежал дальше.
   В доме было темно, лишь треугольник света падал на пол из холла слева.
   Мастерская.
   Вопли… Я ворвался внутрь и чуть не спотыкнулся о тело мужчины, распростертое на полу. Весь в черном, лежит ничком в луже крови.
   Робин сидит скорчившись в конце мастерской у стены и держит перед собой руки, словно защищаясь.
   Увидев меня, она показала налево. Из-за двери вышел мужчина в черном и приблизился к ней, размахивая ножом. Большим кухонным ножом Робин. Я узнал его, поскольку сам купил этот набор ножей.
   Она пронзительно кричала, а мужчина все приближался. На лице — маска, как у горнолыжника, дальше — черный свитер и нейлоновые брюки.
   На свитере ярлычок «Бенеттон». Это все, что обычно замечают люд и.
   Что-то во взгляде Робин заставило его обернуться. За полсекунды он принял решение и ринулся ко мне.
   Я отскочил, а Робин бросилась к своему рабочему столу, схватила что-то обеими руками и накинулась на него. Это была стамеска. Робин промахнулась, не удержала инструмент, и он упал.
   Преступник смотрел на него, но не так долго, чтобы мне удалось воспользоваться этим. Он снова сосредоточил внимание на мне. Размахивал ножом. Я уворачивался от коротких дуговых движений. Робин схватила что-то еще.
   Я взглянул на оружие. Слишком далеко от верстака. В нескольких футах от нее на подставках стояла пара гитар, еще не побывавших в ремонте… Робин опять закричала и невольно откинула голову назад. Он увидел, что она держит в руке молоток. Двинулся на Робин, но, передумав, вернулся ко мне. Потом снова к ней. Ко мне. К ней.
   Он был хуже хищника — нападал на тех, кто слабее.
   Преступник устремился к Робин. Побежал, выставив вперед руку с ножом.
   Робин бросила в него молоток, опять промахнулась, упала на пол и покатилась под верстак. Он присел, сунул руку под верстак, ухватил ее за запястье, взмахнул ножом, промахнулся и выпустил руку Робин.
   Она скользнула под среднюю часть верстака.
   Мне удалось схватить негодяя за свободную руку. Он попытался отбросить меня, но не смог, повернулся и притянул меня к себе.
   Лицом к лицу.
   Обхватил руками.
   Я вырвался, схватил одну из гитар — «Страт» мексиканского производства, недорогую, с массивным ясеневым корпусом. Размахнулся ею как битой и ударил мужчину плашмя по лицу.
   Колени у него подкосились, и он повалился на спину. Нож полетел в мою сторону, но я уклонился, и нож покатился по полу.
   Мужчина лежал не двигаясь. Одна нога подвернулась.
   В прорезях маски для глаз показалось что-то белое. Он дышал быстро и размеренно.
   Я сдернул с него маску, почувствовав при этом, как мне мешают усы. На лице Гордона Шулля застыло такое выражение, словно по нему проехала газонокосилка.
   Слабенький голосок позади меня спросил:
   — Кто это?
   Робин тряслась, зубы у нее стучали. Мне хотелось прижать ее к себе, но сделать этого я не смог. Шулль задвигался и застонал. Сейчас я сосредоточил все внимание на нем.
   Я нашел нож. Увидев пятна крови на лезвии, я взглянул на раненого, о которого споткнулся при входе.
   Кевин Драммонд? Так здесь два игрока?
   Как это Робин удалось одолеть его?
   Грудь его не двигалась. Лужа крови стала шире.
   — О Боже, мы должны помочь ему!
   Меня это удивило, и я посоветовал Робин вызвать полицию. Она убежала, а я осмотрел Драммонда. Темные волосы, маски нет. Пульс на шее едва прощупывается. Я осторожно повернул его голову.
   Это не Драммонд. Это Эрик Шталь.
   Крови под ним было много. Кожа уже приобрела серовато-зеленоватый оттенок. Я сдернул с себя пиджак и осторожно подложил его под рану. Признаков дыхания видно не было, но пульс еще прощупывался.
   — Держись, Эрик, — сказал я. — Ты в полном порядке. Никогда не знаешь, что они слышат.
   В нескольких футах поодаль опять заворочался Шулль. Его согнутая нога подрагивала. Когда в двери показалась Элисон, я быстро встал.
   — Вон тот плохой человек, а это полицейский. Робин звонит в полицию, посмотри, всели с ней в порядке.
   — Она разговаривает с ними. С ней все в порядке.
   Элисон вошла осторожно, пытаясь не наступить в кровь своими темно-зелеными туфельками. В руке у нее — маленький хромированный друг. Спокойно и решительно она оценила происходящее. Не испугана. Раздосадована.
   Шулль застонал и согнул правую руку. Открыл глаза. Элисон мгновенно оказалась возле него. Шулль попытался ударить ее, но пальцы не сжимались в кулак. Ее пальцы, напротив, сжались. Сильно ударив Шулля по руке, она приставила пистолет к его виску.