Страница:
— В чем дело? — спросила я.
— Ты что, забыла? Или из-за боли у тебя слух отшибло? — отозвалась она, быстро собирая мои вещи и запихивая их в мешок. — Гундарская гильдия! Я тебе еще на Драконьем острове говорила: у Марика заклинатели демонов насажены едва ли не в каждом представительстве его купеческой гильдии, и большинство из них — целители, которых он обратил ко злу. И этот болван один из них. Если Марик или Берис нас разыскивают, то и часа не пройдет, как они узнают, где мы находимся. Нужно уходить. Одевайся, да побыстрее: встретимся в общей зале.
Сжав зубы, я как можно проворнее оделась, и мы поспешили вниз. Релла уже ждала нас там.
— Джеми во дворе, седлает лошадей, — сказала она, улыбаясь. Она преспокойно рассчиталась с хозяином трактира, непринужденно поболтав с ним о погоде. Мы последовали за ней во двор. Сумерки гасли, и становилось совсем темно.
Джеми встретил нас у входа вместе с лошадьми, которым явно не нравилось, что их вновь оседлали, да еще и в столь неурочный час: они то и дело поворачивали головы к теплой конюшне. Едва мы расселись по седлам, как Релла скомандовала:
— За мной.
Мы тронули лошадей и последовали за ней. Боль моя была пока что терпимой, а Релла, похоже, знала, что делает. Джеми лишь передернул плечами — я заметила это при свете, лившемся из окон трактира, — и направил своего жеребца следом.
Избегая ярко освещенных улиц, где было много домов, мы свернули куда-то во тьму и поехали по глухой улочке. Эта часть города выглядела заброшенной: из каждых трех домов только один казался обитаемым. Ставни на многих домах были сломаны, двери сорваны с петель, а вокруг шныряло множество бродячих собак. Лошади волновались, да и я не меньше; когда Огонь под Джеми вдруг захрапел и попятился прочь от узкого и темного проулка, Джеми рискнул задать вопрос.
— Ты сама-то знаешь, куда едешь, или нет? — спросил он у Реллы.
Обернувшись к нему, она ответила негромко:
— Я знаю, что лошадям это не нравится. Но теперь уже недалеко.
Мы последовали за ней по коротенькому, мощенному булыжниками проулку, настолько узкому, что лошади наши могли идти по нему лишь друг за другом. Вскоре мы уперлись в высокую стену с воротами, такими же узкими. Ворота казались запертыми, а вокруг было темно.
Когда мы все подтянулись к стене, Релла вдруг издала несколько причудливых высвистов. Сейчас же где-то вверху на стене зажегся свет, и ворота широко распахнулись. Релла въехала первой, не переставая посвистывать, а вслед за ней двинулись и мы — и оказались на большом, поросшем травой дворе, защищенным высоким навесом на длинных сваях. Я не могла понять: откуда вдруг тут взялось так много места, ведь улочка-то была узкой; но города были для меня в новинку, и многого в их устройстве я еще не понимала. К примеру говоря, я понятия не имела, где мы очутились, но Джеми, оглядевшись по сторонам, рассмеялся. И смех его мне не понравился.
Джеми
Релла
Глава 11
Ланен
— Ты что, забыла? Или из-за боли у тебя слух отшибло? — отозвалась она, быстро собирая мои вещи и запихивая их в мешок. — Гундарская гильдия! Я тебе еще на Драконьем острове говорила: у Марика заклинатели демонов насажены едва ли не в каждом представительстве его купеческой гильдии, и большинство из них — целители, которых он обратил ко злу. И этот болван один из них. Если Марик или Берис нас разыскивают, то и часа не пройдет, как они узнают, где мы находимся. Нужно уходить. Одевайся, да побыстрее: встретимся в общей зале.
Сжав зубы, я как можно проворнее оделась, и мы поспешили вниз. Релла уже ждала нас там.
— Джеми во дворе, седлает лошадей, — сказала она, улыбаясь. Она преспокойно рассчиталась с хозяином трактира, непринужденно поболтав с ним о погоде. Мы последовали за ней во двор. Сумерки гасли, и становилось совсем темно.
Джеми встретил нас у входа вместе с лошадьми, которым явно не нравилось, что их вновь оседлали, да еще и в столь неурочный час: они то и дело поворачивали головы к теплой конюшне. Едва мы расселись по седлам, как Релла скомандовала:
— За мной.
Мы тронули лошадей и последовали за ней. Боль моя была пока что терпимой, а Релла, похоже, знала, что делает. Джеми лишь передернул плечами — я заметила это при свете, лившемся из окон трактира, — и направил своего жеребца следом.
Избегая ярко освещенных улиц, где было много домов, мы свернули куда-то во тьму и поехали по глухой улочке. Эта часть города выглядела заброшенной: из каждых трех домов только один казался обитаемым. Ставни на многих домах были сломаны, двери сорваны с петель, а вокруг шныряло множество бродячих собак. Лошади волновались, да и я не меньше; когда Огонь под Джеми вдруг захрапел и попятился прочь от узкого и темного проулка, Джеми рискнул задать вопрос.
— Ты сама-то знаешь, куда едешь, или нет? — спросил он у Реллы.
Обернувшись к нему, она ответила негромко:
— Я знаю, что лошадям это не нравится. Но теперь уже недалеко.
Мы последовали за ней по коротенькому, мощенному булыжниками проулку, настолько узкому, что лошади наши могли идти по нему лишь друг за другом. Вскоре мы уперлись в высокую стену с воротами, такими же узкими. Ворота казались запертыми, а вокруг было темно.
Когда мы все подтянулись к стене, Релла вдруг издала несколько причудливых высвистов. Сейчас же где-то вверху на стене зажегся свет, и ворота широко распахнулись. Релла въехала первой, не переставая посвистывать, а вслед за ней двинулись и мы — и оказались на большом, поросшем травой дворе, защищенным высоким навесом на длинных сваях. Я не могла понять: откуда вдруг тут взялось так много места, ведь улочка-то была узкой; но города были для меня в новинку, и многого в их устройстве я еще не понимала. К примеру говоря, я понятия не имела, где мы очутились, но Джеми, оглядевшись по сторонам, рассмеялся. И смех его мне не понравился.
Джеми
За свою жизнь я не раз слышал о Безмолвной службе и даже знавал кое-кого из их сподвижников, однако и думать не думал, что мне доведется побывать внутри одного из ее центров. Вообще-то, я уже начал подумывать, что эти местечки существуют лишь в россказнях. Но, оглядевшись по сторонам, я понял, где и почему зародились эти слухи.
Только что была мощеная улочка, а теперь трава... Вот что позволяет им внезапно исчезать, нырнув в тупиковый проулок, и так же внезапно появляться невесть откуда, срываясь с места и несясь во весь опор. А высокий навес предусмотрен для того, чтобы обмануть посторонний взгляд сверху: если бы кто глянул вниз с высокой башни, он не увидел бы ничего, кроме крыш. Все было сделано остроумно и изобретательно, и я пожалел, что здесь слишком темно и мало что можно разобрать. Тут к нам подошли трое в капюшонах и жестами приказали спешиться.
Релла уже давно стояла на земле и сказала:
— Не волнуйся, Джеми. Вам не дозволено видеть больше, чем вы уже видели. Сейчас вам всем ненадолго наденут капюшоны: будьте добры повиноваться.
— А тебе? — спросил Вариен, не слишком довольный.
— Я здесь работаю, — ответила со смехом Релла. — Давайте же, никакого вреда вам от этого не будет. Мне нужно как можно скорее переговорить с главою, и никак иначе мне этого не сделать. Если вы откажетесь надеть капюшоны, вас повалят ничком наземь да еще и сверху усядутся. Лучше уж не перечьте.
Ланен рассмеялась:
— Ну так давайте, что ли. Тут и без того темно хоть глаз выколи, так что я лично большой разницы не вижу.
И, отбросив сомнения, она натянула на голову один из капюшонов.
Особого выбора у нас не было, и мы сделали, что нам велела Релла.
— Я сейчас же вернусь, — сказала она. Потом мы услышали, как она велит кому-то принести для нас еды и выпивки. Не успел я и глазом моргнуть, как в одну руку мне сунули булку, а в другую — стакан вина. Да, в гостеприимности им не откажешь. Хорошо хоть под капюшоном нашлось достаточно места, чтобы сейчас же воспользоваться их щедростью.
Только что была мощеная улочка, а теперь трава... Вот что позволяет им внезапно исчезать, нырнув в тупиковый проулок, и так же внезапно появляться невесть откуда, срываясь с места и несясь во весь опор. А высокий навес предусмотрен для того, чтобы обмануть посторонний взгляд сверху: если бы кто глянул вниз с высокой башни, он не увидел бы ничего, кроме крыш. Все было сделано остроумно и изобретательно, и я пожалел, что здесь слишком темно и мало что можно разобрать. Тут к нам подошли трое в капюшонах и жестами приказали спешиться.
Релла уже давно стояла на земле и сказала:
— Не волнуйся, Джеми. Вам не дозволено видеть больше, чем вы уже видели. Сейчас вам всем ненадолго наденут капюшоны: будьте добры повиноваться.
— А тебе? — спросил Вариен, не слишком довольный.
— Я здесь работаю, — ответила со смехом Релла. — Давайте же, никакого вреда вам от этого не будет. Мне нужно как можно скорее переговорить с главою, и никак иначе мне этого не сделать. Если вы откажетесь надеть капюшоны, вас повалят ничком наземь да еще и сверху усядутся. Лучше уж не перечьте.
Ланен рассмеялась:
— Ну так давайте, что ли. Тут и без того темно хоть глаз выколи, так что я лично большой разницы не вижу.
И, отбросив сомнения, она натянула на голову один из капюшонов.
Особого выбора у нас не было, и мы сделали, что нам велела Релла.
— Я сейчас же вернусь, — сказала она. Потом мы услышали, как она велит кому-то принести для нас еды и выпивки. Не успел я и глазом моргнуть, как в одну руку мне сунули булку, а в другую — стакан вина. Да, в гостеприимности им не откажешь. Хорошо хоть под капюшоном нашлось достаточно места, чтобы сейчас же воспользоваться их щедростью.
Релла
Если думаете, будто я собралась раскрывать какие-то секреты, как бы не так!
Когда я предстала перед главой кайбарской Службы, между нами состоялся короткий разговор, большая часть которого для случайного свидетеля осталась бы совершенно непонятной. Да что там — даже иные из младших сподвижников стали бы в тупик. Я и по сей день не вправе нарушить обет молчания. Впрочем, говори мы обычным способом, мирская часть разговора была бы приблизительно следующей.
— Полагаю, госпожа Релледа, у тебя нашлась достаточно веская причина для того, чтобы привести троих чужаков в святилище?
— Ты полагаешь верно. Этот дурак трактирщик из «Трех Государей» послал за одним из Берисовых прихвостней, в то время как мне требовался целитель.
— Я слышал, что ты уже прошла лечение. Выглядишь ты не хуже, чем обычно.
— Это для подопечного.
— Для подопечного! — фыркнул он. — Ты еще скажи, что твой подопечный ожидает во дворе.
— Так и есть.
Он откинулся в кресле, устремив на меня гневный взгляд.
— Трое чужаков в святилище, Релла! Смотри, как бы не пришлось пожалеть.
Скрестив руки на груди, я усмехнулась:
— Еще как не пожалеем, провалиться мне на месте. Ты себе представить не можешь, как причудливо переплетаются нити судьбы, точно благоволя этой молодой особе. За этой девочкой и охотится Берис. Это дочь Марика. Та самая, которая, согласно пророчеству заклинателя демонов, будет править всем Колмаром.
Ты нашла ее! — воскликнул он, не в силах сдержаться.
— Нашла? Я с ней уже не один месяц. И теперь не собираюсь от нее отказываться. Ты представляешь, сколь она ценна? Для своей матери, для Марика, даже для самого Бериса?
— Выходит, ты намерена с нею торговаться? — спросил он, вновь откинувшись назад и почти прикрыв веки.
Я хмыкнула:
— Как бы не так. Тебе известны стремления Бериса не хуже, чем мне. Я не могу тратить время на демонов и всяческих мерзавцев, которые с ними заодно. Я выполняю задание ее матери, Маран Вены.
— Я слышал о ней, — проговорил глава, и едва заметная, но алчная улыбка тронула его лицо. — И слышал также, что у нее имеется нечто почти столь же ценное, как и ее дочь.
— Дальновидец не имеет к этому отношения.
— Отчего же?
— Поверь, он не предназначен ни для продажи, ни для кражи, — я поморщилась. — Однажды я уже пыталась. Вздорная это мысль... Целительница здесь?
— Я пошлю за ней.
— И мне нужно будет воспользоваться почтовыми лошадьми на четверых седоков до Верфарена — если не до самого города, то по меньшей мере где-то в пределах одного дня пути до него. — Я была довольна собой. Голос мой оставался спокойным, а речи — рассудительными.
Тут он вскочил на ноги, брызжа слюной и ругаясь.
— Зубья и кости Преисподней, женщина! Ты хоть представляешь, во сколько это обойдется? Это и лошадей измотает, и наших людей лишит возможности быстрого передвижения не меньше чем на неделю! Ну скажи: с какой вдруг стати я позволю тебе и этим трем чужакам использовать почтовую службу?
Я с улыбкой подождала, пока он перестанет плеваться, после чего спокойно произнесла:
— Мне нужно благополучно доставить новую владелицу хадронских лошадей к лучшим целителям в мире. А потом, когда она будет обязана нам своей жизнью, — тогда, возможно, нам больше не придется платить такие огромные деньжищи, чтобы приобрести очередных скакунов.
Все-таки он умел соображать быстро, когда хотел, язви его в душу.
Когда я предстала перед главой кайбарской Службы, между нами состоялся короткий разговор, большая часть которого для случайного свидетеля осталась бы совершенно непонятной. Да что там — даже иные из младших сподвижников стали бы в тупик. Я и по сей день не вправе нарушить обет молчания. Впрочем, говори мы обычным способом, мирская часть разговора была бы приблизительно следующей.
— Полагаю, госпожа Релледа, у тебя нашлась достаточно веская причина для того, чтобы привести троих чужаков в святилище?
— Ты полагаешь верно. Этот дурак трактирщик из «Трех Государей» послал за одним из Берисовых прихвостней, в то время как мне требовался целитель.
— Я слышал, что ты уже прошла лечение. Выглядишь ты не хуже, чем обычно.
— Это для подопечного.
— Для подопечного! — фыркнул он. — Ты еще скажи, что твой подопечный ожидает во дворе.
— Так и есть.
Он откинулся в кресле, устремив на меня гневный взгляд.
— Трое чужаков в святилище, Релла! Смотри, как бы не пришлось пожалеть.
Скрестив руки на груди, я усмехнулась:
— Еще как не пожалеем, провалиться мне на месте. Ты себе представить не можешь, как причудливо переплетаются нити судьбы, точно благоволя этой молодой особе. За этой девочкой и охотится Берис. Это дочь Марика. Та самая, которая, согласно пророчеству заклинателя демонов, будет править всем Колмаром.
Ты нашла ее! — воскликнул он, не в силах сдержаться.
— Нашла? Я с ней уже не один месяц. И теперь не собираюсь от нее отказываться. Ты представляешь, сколь она ценна? Для своей матери, для Марика, даже для самого Бериса?
— Выходит, ты намерена с нею торговаться? — спросил он, вновь откинувшись назад и почти прикрыв веки.
Я хмыкнула:
— Как бы не так. Тебе известны стремления Бериса не хуже, чем мне. Я не могу тратить время на демонов и всяческих мерзавцев, которые с ними заодно. Я выполняю задание ее матери, Маран Вены.
— Я слышал о ней, — проговорил глава, и едва заметная, но алчная улыбка тронула его лицо. — И слышал также, что у нее имеется нечто почти столь же ценное, как и ее дочь.
— Дальновидец не имеет к этому отношения.
— Отчего же?
— Поверь, он не предназначен ни для продажи, ни для кражи, — я поморщилась. — Однажды я уже пыталась. Вздорная это мысль... Целительница здесь?
— Я пошлю за ней.
— И мне нужно будет воспользоваться почтовыми лошадьми на четверых седоков до Верфарена — если не до самого города, то по меньшей мере где-то в пределах одного дня пути до него. — Я была довольна собой. Голос мой оставался спокойным, а речи — рассудительными.
Тут он вскочил на ноги, брызжа слюной и ругаясь.
— Зубья и кости Преисподней, женщина! Ты хоть представляешь, во сколько это обойдется? Это и лошадей измотает, и наших людей лишит возможности быстрого передвижения не меньше чем на неделю! Ну скажи: с какой вдруг стати я позволю тебе и этим трем чужакам использовать почтовую службу?
Я с улыбкой подождала, пока он перестанет плеваться, после чего спокойно произнесла:
— Мне нужно благополучно доставить новую владелицу хадронских лошадей к лучшим целителям в мире. А потом, когда она будет обязана нам своей жизнью, — тогда, возможно, нам больше не придется платить такие огромные деньжищи, чтобы приобрести очередных скакунов.
Все-таки он умел соображать быстро, когда хотел, язви его в душу.
Глава 11
ВЕТЕР ПЕРЕМЕН ХОЛОДЕН КАК ЛЕД
Ланен
Мы остановились на ночлег после первого дня пути из Кайбара.
Своих собственных лошадей мы оставили в кайбарской Безмолвной службе прошлой ночью. По уговору, взамен мы могли оставить себе почтовых лошадей — даже после того, как доберемся до места. Служба еще и выиграла от этой сделки: наши-то лошади принадлежали к племенным табунам Хадрона. Хотя и мы не остались в накладе: в нашем распоряжении теперь была скорость. Джеми, однако, ни за что не согласился бы продать своего Огня и поэтому договорился, что заберет его при первой же возможности.
Целительница Безмолвной службы оказалась премилой женщиной: говорила она мало, но ее ласковых слов хватило, чтобы дело пошло на лад. Сейчас я чувствовала себя немного лучше, но начала понимать, что каждый раз, когда за меня кто-либо берется, улучшение поначалу куда менее заметно, словно мое тело говорит мне, что ничего большего сделать нельзя. Я старалась не думать об этом, и большую часть дня мне это удавалось.
Путешествовать на перекладных лошадях — дело удивительное. Сперва было непривычно: никто в здравом уме не будет гнать лошадь во весь опор, если она у него одна. Когда на первом дворе нам предоставили свежих лошадей, мы с Джеми так и покатились со смеху: двое из четырех новых скакунов когда-то принадлежали нам — мы продали их лишь пару лет назад. Похоже, хадронские кони высоко ценились Безмолвной службой. Джеми пробормотал что-то о том, что неплохо бы удвоить цену, чем сейчас же развеселил Реллу.
— Нужно будет как-нибудь обсудить это в ближайшее время, — сказала она. — Только не сейчас. По коням.
На следующем дворе мы с удивлением узрели дородного мерина, которого продали в Илларе не далее как прошлой осенью. Он тоже нас узнал и принялся радостно тыкаться мордой Джеми в плечо. У всех нас сейчас же поднялось настроение.
В общем, едва переправившись через Кай — на темном суденышке, шедшем почти беззвучно, — мы пустились вперед на перекладных и в первую же ночь покрыли значительное расстояние. Лишь на несколько часов остановились мы в какой-то придорожной корчме, чтобы поспать. Я едва не засыпала в седле и кое-как доплелась до комнатушки, которую нам предложили, где рухнула как подкошенная поперек кровати и мигом уснула. Вариену, должно быть, пришлось меня разворачивать, прежде чем улечься самому.
...Когда мы проснулись, был уже день. Мы все спали в одной комнате; Релла встала раньше всех и была поглощена разговором с каким-то человеком в дверях. Наконец, закрыв дверь, она развернулась и мрачно оглядела нас.
— Менее часа назад пронесся слух о целителях Марика. Они знают, что это тебе нужна была помощь в «Трех Государях», девонька, однако им не известно, куда ты отбыла. Последний раз тебя видели в Кайбаре. Так что чем дальше мы уберемся, тем лучше.
— Госпожа, а они не смогут предположить, что мы отправились на поиски более могучих целителей в Верфарен? — спросил Вариен. До этого он целый день отмалчивался. — Должно быть, им известно, что Ланен нездорова.
— Я надеюсь на скорость, что сейчас в нашем распоряжении: она должна нас спасти, — ответила Релла, сгребая в мешок свои пожитки. — Мы раскусили Марикова целителя и, зная, что он доложит о нас, поспешили убраться подальше — так, скорее всего, они и думают. И наименее вероятно, что они станут разыскивать нас в Южном королевстве, где сейчас находится Марик.
Мы посмотрели на Реллу: слова ее показались нам не слишком убедительными. Она подняла взгляд.
— Хоть так, и то ладно. А что, у кого-нибудь найдется предложение получше?
— Да нет, — ответила я и поморщилась. Боль возвращалась ко мне, а голоса с утра звучали в голове чересчур громко, да еще и спина ныла неимоверно. — Коли едем в Верфарен, так поехали. Там я хотя бы смогу достойно подлечиться, прежде чем они найдут меня и прикончат.
Релле, похоже, такая мысль показалась забавной.
Мне же — ничуть. Впрочем, она не знала — я не говорила ни ей, ни кому бы то ни было, — что из меня снова начала идти кровь. Теперь поясница у меня ныла беспрестанно, а езда верхом лишь усугубила боль. Есть я опять не могла: съеденное тут же начинало проситься наружу. Я чувствовала себя вконец несчастной, но была благодарна, что бешеная скачка почти не оставляла нам времени на то, чтобы поговорить.
Самое странное было то, что во время этого неистового бегства мысли мои все время обращались к моей матери. Я обнаружила, что мне до отчаяния хочется поговорить с Джеми о Маран Вене, услышать все, что он способен мне о ней рассказать. Но на самом деле мне и самой очень хотелось пообщаться с нею — хотя я бы предпочла скорее добрую перебранку. В былые свои годы я чуть ли не ненавидела ее, однако с возрастом мне стало казаться, будто это детское чувство обиды во мне постепенно угасло, — и вот теперь я вдруг обнаружила, что заново переживаю все тот же безудержный гнев. Я злилась сейчас даже на Хадрона — за то, что он был таким холодным и бессердечным по отношению ко мне на протяжении многих лет. До чего же глупо! Хадрона не было в живых вот уже полгода; минувшей осенью я узнала от Джеми, что Хадрону с самого моего рождения было известно, что он не является моим отцом, что я ему никто, и все же он держал меня в Хадронстеде в память о Маран, единственной женщине, которую он когда-то любил. Однако сердце не всегда согласно снисходительно относиться к другим, особенно когда ты в таком состоянии.
Но в душу мне закралось и кое-что похуже, к чему другие уже не имели никакого отношения. Мне невыносимо стыдно признавать это, но где-то в тайниках своей души я была обозлена на ребенка, которого носила под сердцем. Знаю, что звучит противоестественно, и я бы отвергла это, кабы могла, но что было, то было. Все просто: мне сказали, что ребенок не сможет пережить собственного рождения, и я злилась на него за то, что он тащил за собою и меня. И пусть в тот чудесный день, проведенный нами в Кайбаре, мы с Вариеном уже представляли себя родителями, я все же понимала, что скорее всего обречена на внезапный и страшный конец, — и это сейчас, когда я едва начала жить! Я была рада, что пока нам не до разговоров, и изо всех сил постаралась закрыть Вариену доступ к своим мыслям...
Весь день мы ехали почти без остановок, подгоняя и лошадей, и себя, а через каждые двадцать — двадцать пять миль достигали очередной подставы и пересаживались на новых скакунов. Бедные животные несколько дней будут ни на что не годны, но они все были молоды и привыкли к подобным испытаниям, поэтому особо мы за них не переживали. Зато каждый день мы покрывали более сотни миль, шесть раз при этом меняя под собой лошадей. Это было так удивительно!
При такой прыти мы, вполне возможно, достигли бы Верфарена уже через день.
Могу догадаться, о чем вы думаете, особенно те, которые сами вынашивали детей. Как же, мол, я была способна на такое? Разве не мучили меня нестерпимые боли? Мучили, и еще какие. А разве от езды верхом боли не усиливались? Разумеется, усиливались. Но что вы от меня хотите? Я была вынуждена скакать быстрее ветра к единственному месту во всем Колмаре, куда не следовало соваться, ибо только так могла спасти себе жизнь. Демоны громко и пронзительно свистели в свои дудки, и я выплясывала так, точно хотела вдоволь натешиться перед смертью, которая, вполне вероятно, уже подбиралась ко мне.
...Мы остановились чуть севернее Элимара, столицы Южного королевства. Релла вновь подыскала для нас постоялый двор. За постой там брали многовато, но местечко было опрятным, а еда вполне приличной. Едва мы расположились, как Релла нас ненадолго покинула, однако к ужину воротилась.
— Я позаботилась кое о чем: вскоре сюда явится очень неплохой целитель, он тобою займется, девочка моя, — сказала она, весьма собой довольная. — Однако не раньше, чем мы поедим, так что пойдемте-ка за стол.
Я вздохнула с облегчением, услышав такую новость; но съесть так ничего и не смогла. Едва мы прибыли, я тут же решила переодеться — и обнаружила, что мне придется менять все свое нижнее белье. Даже мне было понятно, что крови выходит слишком уж много. Угроза смерти начала проступать со всей очевидностью. Я пыталась закрыть глаза на боль, но теперь малейшее движение давалось мне с трудом; к тому же я начала чувствовать легкое головокружение от потери крови. Я забормотала было Релле слова благодарности, но Джеми перебил меня. Он был задумчив и ворчлив с тех пор, как мы покинули Кайбар, но не желал говорить мне, что его тяготит. А сейчас по лицу его было видно, что в душе у него творится настоящая буря, — я решила, что настало время всем нам узнать о его думах.
— Довольно! — выговорил он резко, изо всех сил стараясь говорить потише; его обуревал гнев. Я знала, к чему все клонится, и заерзала на стуле. — Зачем, госпожа Релла?
— Что зачем? — переспросила она, отрывая кусок от каравая на столе. — Как же я проголодалась, провалиться мне на месте! Передай мне масло, Ланен, будь добра.
— Зачем тебе все это? — проговорил Джеми, воззрившись на нее. — Разыскивать целителей, договариваться о перекладных лошадях — вряд ли это часть твоей работы!
Релла глянула на него, слегка смутившись. И не только она.
— К чему сомневаться в дарах Владычицы? — ответила она негромко. — И потом, ты ведь знаешь, что я выполняю задание.
Джеми рубанул рукой по воздуху.
— Да это вздор! — рявкнул он. — Никто не в силах заплатить Службе столько, чтобы нас всех обеспечили перекладными, — никто, даже Маран.
— Что?!
Возглас сорвался у меня с губ сам собой, я ничего не смогла поделать. А оброненного не воротишь — остается лишь слушать. Ну что ж. Я постаралась не обращать внимания на головы, повернувшиеся ко мне со всех углов зала, — должно быть, вскрикнула я довольно громко. Я заговорила потише:
— То есть как это понять — даже Маран? При чем тут еще и моя мать? — спросила я. Для меня все это оказалось довольно неожиданным, даром что Маран до этого весь день не выходила у меня из головы, как я уже говорила.
Релла нахмурилась и покачала головой, глядя на Джеми. Но он повернулся ко мне и сказал сурово:
— Релла работает на нее. Маран платит ей за это. С самого первого дня, когда она ступила вместе с тобой на корабль листосборцев минувшей осенью. С тех самых пор, как вы познакомились. Ты не знала об этом?
— Что? Нет! Я думала... Релла, ты ведь говорила, что Безмолвной службе нужен Марик, ты ни разу... ну, то есть ты, конечно, говорила мне, что знаешь Маран... Проклятье! — вырвалось у меня. — Бубны Преисподней! Джеми, язви тебя в душу! — Я чувствовала себя донельзя глупо и была рассержена: мне казалось, что меня предали. — Опять меня выставляют полной дурой, да?
— Подозреваю, что не тебя одну, а нас всех, девочка, — проговорил Джеми. — Но я не желаю дольше пребывать в неведении. — Он повернулся к Релле. — Ну что?
Продолжая есть, она прервалась лишь на миг, чтобы ответить.
— Я не скажу ни слова, пока не наемся — и пока Ланен не осмотрит целитель. А потом спрашивайте меня, о чем хотите. Только сейчас не приставайте. Я голодна.
Выбора у нас не было. Мы подчинились и принялись за еду. Я не чувствовала совершенно никакого вкуса — впрочем, съела я всего ничего: состояние мое было поганым, и я опасалась, что обильный ужин тотчас же полезет наружу. Поужинав, мы все отправились наверх, в тесную комнатушку, где стояло четыре кровати, занимавших почти все свободное место. Чтобы войти, пришлось протискиваться боком вдоль стены.
Я заползла в ближайшую от меня постель. Мне сделалось совсем худо: дневная тряска давала о себе знать. Но едва мы все оказались внутри и закрыли за собою дверь, Джеми сейчас же повернулся к Релле: он был мрачным и хмурым, и на лице у него читалась угроза. Я сейчас же забыла о своем состоянии.
— Итак, сударыня Релла, — проговорил он, — может, сейчас изволишь объяснить, во имя всех Преисподних, в чем дело?
— Ты ко всему подходишь излишне сурово, Джеми, — покачав головой, ответила она. — Но ты теряешь голову. Подумать только: говорить о таких вещах в общей зале! Нет, право. Стоило тебе спросить — кому надо, услышали.
— Госпожа Релла, — произнес мягко Вариен, не давая Джеми ответить, — яви же нам свою любезность: время приспело — к чему скрывать друг от друга истину?
Речи его застали ее врасплох. Конечно, она знала, кто он такой, но, как мне кажется, все же иногда забывала, что значит прожить на свете столь долгую жизнь. И вот теперь на нее смотрели эти проницательные темно-зеленые глаза, а голос, обращавшийся к ней, звучал столь учтиво... Недаром говорят, что взгляд дракона опасно глубок...
— Да, господин мой дракон, думаю, ты прав, — произнесла она со вздохом. Потом, повернувшись ко мне, улыбнулась: — А знаешь, ты так на нее похожа. Я знаю Маран с тех пор, как она явилась в Бескин, спустя года полтора после твоего рождения. Все это время она была мне доброй подругой, помогала мне в разных делах, хотя и знала, кто я такая и чем занимаюсь. Она для меня — лучший друг на свете, Ланен. Когда я прослышала, что она хочет нанять меня для того, чтобы следить за тобой, я находилась в Илларе. И сейчас же поспешила в Корли, чтобы наняться на этот треклятый корабль, вот и отправилась в плавание. Я думала, что плыву навстречу гибели, — однако я уже говорила, что ради Маран готова была присматривать за тобой. Ты ведь дочь самой дорогой моей подруги. Да, Джеми, она мне заплатила. И сейчас еще платит. Вернее, платит Безмолвной службе. Но сама я ни за какие деньги не согласилась бы отправиться в это плавание, как и не стала бы добиваться, чтобы нам предоставили этих почтовых скакунов.
Она проложила себе путь через загроможденную кроватями комнату и, остановившись перед Джеми, вдруг влепила ему оплеуху.
— Негодяй! — проговорила она негромко, но с внезапным жаром. — Как ты мог, пропутешествовав со мной столь долго, так мало меня узнать? Да, я занимаю сан младшего руководителя Безмолвной службы и сама вольна выбирать себе работу. Да, когда доходит до дела, у меня больше преимуществ, чем у иных прочих. Да, я собиралась попросить вас с Ланен рассмотреть возможность снабжения Службы добрыми скакунами. Но это не значит, что я все делаю лишь за деньги, и не надо думать, будто я только того и жду, чтобы использовать вас в своих целях, а то и вовсе предать. Любого из вас, кого бы то ни было. Я заботилась о Ланен с самого первого дня нашего знакомства, несмотря на то что у нас существуют особые предписания на этот счет, и мне известно, как ей сейчас плохо, хотя ты сам даже ни разу не удосужился поинтересоваться. Я позаботилась и о том, чтобы как можно быстрее добраться до места, и о том, чтобы разыскать Ланен приличного целителя, а все потому, что мне вовсе не наплевать, что ее ожидает, и не только из-за того, что она дочь Маран. — Ярость в ее голосе была почти осязаемой. — Может, я и дура, но с недавнего времени я начала испытывать кое-что и к тебе, Джемет из Аринока, будь я проклята! Но знаешь что, катись-ка ты в Преисподнюю, да не забудь ворота за собой закрыть!
Она проковыляла к двери и обернулась, поглядев на меня. Я прекрасно понимала, что означает выражение ее лица. Взгляд ее словно говорил: «Я скорее изжарюсь в пекле, чем позволю себе разреветься». Я лишь промолчала.
— Когда явится целитель, я отошлю его сюда, девонька. И не ждите меня сегодня.
Я кивнула.
Она вышла, хлопнув дверью.
Джеми не проронил ни сова. Он стоял разинув рот, и на смуглой его щеке хорошо был заметен пунцовый след от пощечины. Вполне заслуженной, по-моему.
— Если ты сейчас же ее не вернешь, Джеми, знать тебя не желаю больше! — проговорила я. Он уставился на меня. Вознеся взгляд к потолку, я коротко взмолилась, чтобы Владычица наделила меня терпимостью. — Болван! Она ведь только что сказала, что любит тебя. Ты что, оглох?
— Чего? — переспросил он с глупым видом. — Но ведь она... она ударила меня, она сказала, что...
— Ступай за ней. Живо. Валяйся у нее в ногах, проси прощения, делай что угодно, но только догони ее, — сказала я. — Во имя Шиа, не заставляй меня вставать с постели и понукать тебя, иди же!
Совершенно оторопев, он вышел из комнаты и затворил за собою дверь.
Я повернулась к Вариену: он стоял с отвисшей челюстью, ничуть не лучше Джеми.
— Ланен! Почему это произошло?.. Нет, мне никогда не понять!..
Я усмехнулась:
— Не понять женщин гедри?
— Любых, не только гедри! — ответил он с улыбкой. — Жены кантри во всем столь же непостижимы, как ты и госпожа Релла. — Он погладил меня по волосам и добавил уже более серьезно: — Но больше всего, дорогая, меня тревожит то, что Джеми вдруг ни с того ни с сего ополчился против друга. Я-то думал, он восторгается госпожой Реллой.
— Это так, любовь моя. В том-то и вся загвоздка. Я знаю Джеми гораздо лучше, чем ты, — произнесла я с трудом, откинувшись на спинку кровати. От возбуждения у меня вновь разболелась голова, а внизу живота кололо и щемило, точно все демоны мира разом принялись щипать мне внутренности.
Своих собственных лошадей мы оставили в кайбарской Безмолвной службе прошлой ночью. По уговору, взамен мы могли оставить себе почтовых лошадей — даже после того, как доберемся до места. Служба еще и выиграла от этой сделки: наши-то лошади принадлежали к племенным табунам Хадрона. Хотя и мы не остались в накладе: в нашем распоряжении теперь была скорость. Джеми, однако, ни за что не согласился бы продать своего Огня и поэтому договорился, что заберет его при первой же возможности.
Целительница Безмолвной службы оказалась премилой женщиной: говорила она мало, но ее ласковых слов хватило, чтобы дело пошло на лад. Сейчас я чувствовала себя немного лучше, но начала понимать, что каждый раз, когда за меня кто-либо берется, улучшение поначалу куда менее заметно, словно мое тело говорит мне, что ничего большего сделать нельзя. Я старалась не думать об этом, и большую часть дня мне это удавалось.
Путешествовать на перекладных лошадях — дело удивительное. Сперва было непривычно: никто в здравом уме не будет гнать лошадь во весь опор, если она у него одна. Когда на первом дворе нам предоставили свежих лошадей, мы с Джеми так и покатились со смеху: двое из четырех новых скакунов когда-то принадлежали нам — мы продали их лишь пару лет назад. Похоже, хадронские кони высоко ценились Безмолвной службой. Джеми пробормотал что-то о том, что неплохо бы удвоить цену, чем сейчас же развеселил Реллу.
— Нужно будет как-нибудь обсудить это в ближайшее время, — сказала она. — Только не сейчас. По коням.
На следующем дворе мы с удивлением узрели дородного мерина, которого продали в Илларе не далее как прошлой осенью. Он тоже нас узнал и принялся радостно тыкаться мордой Джеми в плечо. У всех нас сейчас же поднялось настроение.
В общем, едва переправившись через Кай — на темном суденышке, шедшем почти беззвучно, — мы пустились вперед на перекладных и в первую же ночь покрыли значительное расстояние. Лишь на несколько часов остановились мы в какой-то придорожной корчме, чтобы поспать. Я едва не засыпала в седле и кое-как доплелась до комнатушки, которую нам предложили, где рухнула как подкошенная поперек кровати и мигом уснула. Вариену, должно быть, пришлось меня разворачивать, прежде чем улечься самому.
...Когда мы проснулись, был уже день. Мы все спали в одной комнате; Релла встала раньше всех и была поглощена разговором с каким-то человеком в дверях. Наконец, закрыв дверь, она развернулась и мрачно оглядела нас.
— Менее часа назад пронесся слух о целителях Марика. Они знают, что это тебе нужна была помощь в «Трех Государях», девонька, однако им не известно, куда ты отбыла. Последний раз тебя видели в Кайбаре. Так что чем дальше мы уберемся, тем лучше.
— Госпожа, а они не смогут предположить, что мы отправились на поиски более могучих целителей в Верфарен? — спросил Вариен. До этого он целый день отмалчивался. — Должно быть, им известно, что Ланен нездорова.
— Я надеюсь на скорость, что сейчас в нашем распоряжении: она должна нас спасти, — ответила Релла, сгребая в мешок свои пожитки. — Мы раскусили Марикова целителя и, зная, что он доложит о нас, поспешили убраться подальше — так, скорее всего, они и думают. И наименее вероятно, что они станут разыскивать нас в Южном королевстве, где сейчас находится Марик.
Мы посмотрели на Реллу: слова ее показались нам не слишком убедительными. Она подняла взгляд.
— Хоть так, и то ладно. А что, у кого-нибудь найдется предложение получше?
— Да нет, — ответила я и поморщилась. Боль возвращалась ко мне, а голоса с утра звучали в голове чересчур громко, да еще и спина ныла неимоверно. — Коли едем в Верфарен, так поехали. Там я хотя бы смогу достойно подлечиться, прежде чем они найдут меня и прикончат.
Релле, похоже, такая мысль показалась забавной.
Мне же — ничуть. Впрочем, она не знала — я не говорила ни ей, ни кому бы то ни было, — что из меня снова начала идти кровь. Теперь поясница у меня ныла беспрестанно, а езда верхом лишь усугубила боль. Есть я опять не могла: съеденное тут же начинало проситься наружу. Я чувствовала себя вконец несчастной, но была благодарна, что бешеная скачка почти не оставляла нам времени на то, чтобы поговорить.
Самое странное было то, что во время этого неистового бегства мысли мои все время обращались к моей матери. Я обнаружила, что мне до отчаяния хочется поговорить с Джеми о Маран Вене, услышать все, что он способен мне о ней рассказать. Но на самом деле мне и самой очень хотелось пообщаться с нею — хотя я бы предпочла скорее добрую перебранку. В былые свои годы я чуть ли не ненавидела ее, однако с возрастом мне стало казаться, будто это детское чувство обиды во мне постепенно угасло, — и вот теперь я вдруг обнаружила, что заново переживаю все тот же безудержный гнев. Я злилась сейчас даже на Хадрона — за то, что он был таким холодным и бессердечным по отношению ко мне на протяжении многих лет. До чего же глупо! Хадрона не было в живых вот уже полгода; минувшей осенью я узнала от Джеми, что Хадрону с самого моего рождения было известно, что он не является моим отцом, что я ему никто, и все же он держал меня в Хадронстеде в память о Маран, единственной женщине, которую он когда-то любил. Однако сердце не всегда согласно снисходительно относиться к другим, особенно когда ты в таком состоянии.
Но в душу мне закралось и кое-что похуже, к чему другие уже не имели никакого отношения. Мне невыносимо стыдно признавать это, но где-то в тайниках своей души я была обозлена на ребенка, которого носила под сердцем. Знаю, что звучит противоестественно, и я бы отвергла это, кабы могла, но что было, то было. Все просто: мне сказали, что ребенок не сможет пережить собственного рождения, и я злилась на него за то, что он тащил за собою и меня. И пусть в тот чудесный день, проведенный нами в Кайбаре, мы с Вариеном уже представляли себя родителями, я все же понимала, что скорее всего обречена на внезапный и страшный конец, — и это сейчас, когда я едва начала жить! Я была рада, что пока нам не до разговоров, и изо всех сил постаралась закрыть Вариену доступ к своим мыслям...
Весь день мы ехали почти без остановок, подгоняя и лошадей, и себя, а через каждые двадцать — двадцать пять миль достигали очередной подставы и пересаживались на новых скакунов. Бедные животные несколько дней будут ни на что не годны, но они все были молоды и привыкли к подобным испытаниям, поэтому особо мы за них не переживали. Зато каждый день мы покрывали более сотни миль, шесть раз при этом меняя под собой лошадей. Это было так удивительно!
При такой прыти мы, вполне возможно, достигли бы Верфарена уже через день.
Могу догадаться, о чем вы думаете, особенно те, которые сами вынашивали детей. Как же, мол, я была способна на такое? Разве не мучили меня нестерпимые боли? Мучили, и еще какие. А разве от езды верхом боли не усиливались? Разумеется, усиливались. Но что вы от меня хотите? Я была вынуждена скакать быстрее ветра к единственному месту во всем Колмаре, куда не следовало соваться, ибо только так могла спасти себе жизнь. Демоны громко и пронзительно свистели в свои дудки, и я выплясывала так, точно хотела вдоволь натешиться перед смертью, которая, вполне вероятно, уже подбиралась ко мне.
...Мы остановились чуть севернее Элимара, столицы Южного королевства. Релла вновь подыскала для нас постоялый двор. За постой там брали многовато, но местечко было опрятным, а еда вполне приличной. Едва мы расположились, как Релла нас ненадолго покинула, однако к ужину воротилась.
— Я позаботилась кое о чем: вскоре сюда явится очень неплохой целитель, он тобою займется, девочка моя, — сказала она, весьма собой довольная. — Однако не раньше, чем мы поедим, так что пойдемте-ка за стол.
Я вздохнула с облегчением, услышав такую новость; но съесть так ничего и не смогла. Едва мы прибыли, я тут же решила переодеться — и обнаружила, что мне придется менять все свое нижнее белье. Даже мне было понятно, что крови выходит слишком уж много. Угроза смерти начала проступать со всей очевидностью. Я пыталась закрыть глаза на боль, но теперь малейшее движение давалось мне с трудом; к тому же я начала чувствовать легкое головокружение от потери крови. Я забормотала было Релле слова благодарности, но Джеми перебил меня. Он был задумчив и ворчлив с тех пор, как мы покинули Кайбар, но не желал говорить мне, что его тяготит. А сейчас по лицу его было видно, что в душе у него творится настоящая буря, — я решила, что настало время всем нам узнать о его думах.
— Довольно! — выговорил он резко, изо всех сил стараясь говорить потише; его обуревал гнев. Я знала, к чему все клонится, и заерзала на стуле. — Зачем, госпожа Релла?
— Что зачем? — переспросила она, отрывая кусок от каравая на столе. — Как же я проголодалась, провалиться мне на месте! Передай мне масло, Ланен, будь добра.
— Зачем тебе все это? — проговорил Джеми, воззрившись на нее. — Разыскивать целителей, договариваться о перекладных лошадях — вряд ли это часть твоей работы!
Релла глянула на него, слегка смутившись. И не только она.
— К чему сомневаться в дарах Владычицы? — ответила она негромко. — И потом, ты ведь знаешь, что я выполняю задание.
Джеми рубанул рукой по воздуху.
— Да это вздор! — рявкнул он. — Никто не в силах заплатить Службе столько, чтобы нас всех обеспечили перекладными, — никто, даже Маран.
— Что?!
Возглас сорвался у меня с губ сам собой, я ничего не смогла поделать. А оброненного не воротишь — остается лишь слушать. Ну что ж. Я постаралась не обращать внимания на головы, повернувшиеся ко мне со всех углов зала, — должно быть, вскрикнула я довольно громко. Я заговорила потише:
— То есть как это понять — даже Маран? При чем тут еще и моя мать? — спросила я. Для меня все это оказалось довольно неожиданным, даром что Маран до этого весь день не выходила у меня из головы, как я уже говорила.
Релла нахмурилась и покачала головой, глядя на Джеми. Но он повернулся ко мне и сказал сурово:
— Релла работает на нее. Маран платит ей за это. С самого первого дня, когда она ступила вместе с тобой на корабль листосборцев минувшей осенью. С тех самых пор, как вы познакомились. Ты не знала об этом?
— Что? Нет! Я думала... Релла, ты ведь говорила, что Безмолвной службе нужен Марик, ты ни разу... ну, то есть ты, конечно, говорила мне, что знаешь Маран... Проклятье! — вырвалось у меня. — Бубны Преисподней! Джеми, язви тебя в душу! — Я чувствовала себя донельзя глупо и была рассержена: мне казалось, что меня предали. — Опять меня выставляют полной дурой, да?
— Подозреваю, что не тебя одну, а нас всех, девочка, — проговорил Джеми. — Но я не желаю дольше пребывать в неведении. — Он повернулся к Релле. — Ну что?
Продолжая есть, она прервалась лишь на миг, чтобы ответить.
— Я не скажу ни слова, пока не наемся — и пока Ланен не осмотрит целитель. А потом спрашивайте меня, о чем хотите. Только сейчас не приставайте. Я голодна.
Выбора у нас не было. Мы подчинились и принялись за еду. Я не чувствовала совершенно никакого вкуса — впрочем, съела я всего ничего: состояние мое было поганым, и я опасалась, что обильный ужин тотчас же полезет наружу. Поужинав, мы все отправились наверх, в тесную комнатушку, где стояло четыре кровати, занимавших почти все свободное место. Чтобы войти, пришлось протискиваться боком вдоль стены.
Я заползла в ближайшую от меня постель. Мне сделалось совсем худо: дневная тряска давала о себе знать. Но едва мы все оказались внутри и закрыли за собою дверь, Джеми сейчас же повернулся к Релле: он был мрачным и хмурым, и на лице у него читалась угроза. Я сейчас же забыла о своем состоянии.
— Итак, сударыня Релла, — проговорил он, — может, сейчас изволишь объяснить, во имя всех Преисподних, в чем дело?
— Ты ко всему подходишь излишне сурово, Джеми, — покачав головой, ответила она. — Но ты теряешь голову. Подумать только: говорить о таких вещах в общей зале! Нет, право. Стоило тебе спросить — кому надо, услышали.
— Госпожа Релла, — произнес мягко Вариен, не давая Джеми ответить, — яви же нам свою любезность: время приспело — к чему скрывать друг от друга истину?
Речи его застали ее врасплох. Конечно, она знала, кто он такой, но, как мне кажется, все же иногда забывала, что значит прожить на свете столь долгую жизнь. И вот теперь на нее смотрели эти проницательные темно-зеленые глаза, а голос, обращавшийся к ней, звучал столь учтиво... Недаром говорят, что взгляд дракона опасно глубок...
— Да, господин мой дракон, думаю, ты прав, — произнесла она со вздохом. Потом, повернувшись ко мне, улыбнулась: — А знаешь, ты так на нее похожа. Я знаю Маран с тех пор, как она явилась в Бескин, спустя года полтора после твоего рождения. Все это время она была мне доброй подругой, помогала мне в разных делах, хотя и знала, кто я такая и чем занимаюсь. Она для меня — лучший друг на свете, Ланен. Когда я прослышала, что она хочет нанять меня для того, чтобы следить за тобой, я находилась в Илларе. И сейчас же поспешила в Корли, чтобы наняться на этот треклятый корабль, вот и отправилась в плавание. Я думала, что плыву навстречу гибели, — однако я уже говорила, что ради Маран готова была присматривать за тобой. Ты ведь дочь самой дорогой моей подруги. Да, Джеми, она мне заплатила. И сейчас еще платит. Вернее, платит Безмолвной службе. Но сама я ни за какие деньги не согласилась бы отправиться в это плавание, как и не стала бы добиваться, чтобы нам предоставили этих почтовых скакунов.
Она проложила себе путь через загроможденную кроватями комнату и, остановившись перед Джеми, вдруг влепила ему оплеуху.
— Негодяй! — проговорила она негромко, но с внезапным жаром. — Как ты мог, пропутешествовав со мной столь долго, так мало меня узнать? Да, я занимаю сан младшего руководителя Безмолвной службы и сама вольна выбирать себе работу. Да, когда доходит до дела, у меня больше преимуществ, чем у иных прочих. Да, я собиралась попросить вас с Ланен рассмотреть возможность снабжения Службы добрыми скакунами. Но это не значит, что я все делаю лишь за деньги, и не надо думать, будто я только того и жду, чтобы использовать вас в своих целях, а то и вовсе предать. Любого из вас, кого бы то ни было. Я заботилась о Ланен с самого первого дня нашего знакомства, несмотря на то что у нас существуют особые предписания на этот счет, и мне известно, как ей сейчас плохо, хотя ты сам даже ни разу не удосужился поинтересоваться. Я позаботилась и о том, чтобы как можно быстрее добраться до места, и о том, чтобы разыскать Ланен приличного целителя, а все потому, что мне вовсе не наплевать, что ее ожидает, и не только из-за того, что она дочь Маран. — Ярость в ее голосе была почти осязаемой. — Может, я и дура, но с недавнего времени я начала испытывать кое-что и к тебе, Джемет из Аринока, будь я проклята! Но знаешь что, катись-ка ты в Преисподнюю, да не забудь ворота за собой закрыть!
Она проковыляла к двери и обернулась, поглядев на меня. Я прекрасно понимала, что означает выражение ее лица. Взгляд ее словно говорил: «Я скорее изжарюсь в пекле, чем позволю себе разреветься». Я лишь промолчала.
— Когда явится целитель, я отошлю его сюда, девонька. И не ждите меня сегодня.
Я кивнула.
Она вышла, хлопнув дверью.
Джеми не проронил ни сова. Он стоял разинув рот, и на смуглой его щеке хорошо был заметен пунцовый след от пощечины. Вполне заслуженной, по-моему.
— Если ты сейчас же ее не вернешь, Джеми, знать тебя не желаю больше! — проговорила я. Он уставился на меня. Вознеся взгляд к потолку, я коротко взмолилась, чтобы Владычица наделила меня терпимостью. — Болван! Она ведь только что сказала, что любит тебя. Ты что, оглох?
— Чего? — переспросил он с глупым видом. — Но ведь она... она ударила меня, она сказала, что...
— Ступай за ней. Живо. Валяйся у нее в ногах, проси прощения, делай что угодно, но только догони ее, — сказала я. — Во имя Шиа, не заставляй меня вставать с постели и понукать тебя, иди же!
Совершенно оторопев, он вышел из комнаты и затворил за собою дверь.
Я повернулась к Вариену: он стоял с отвисшей челюстью, ничуть не лучше Джеми.
— Ланен! Почему это произошло?.. Нет, мне никогда не понять!..
Я усмехнулась:
— Не понять женщин гедри?
— Любых, не только гедри! — ответил он с улыбкой. — Жены кантри во всем столь же непостижимы, как ты и госпожа Релла. — Он погладил меня по волосам и добавил уже более серьезно: — Но больше всего, дорогая, меня тревожит то, что Джеми вдруг ни с того ни с сего ополчился против друга. Я-то думал, он восторгается госпожой Реллой.
— Это так, любовь моя. В том-то и вся загвоздка. Я знаю Джеми гораздо лучше, чем ты, — произнесла я с трудом, откинувшись на спинку кровати. От возбуждения у меня вновь разболелась голова, а внизу живота кололо и щемило, точно все демоны мира разом принялись щипать мне внутренности.