Страница:
— Должен ли я продолжать обучение? — спросил я. Тут он поднял глаза и, хлопнув меня по плечу, улыбнулся:
— Нет, парень, думаю, на первый раз хватит. К тому же, — добавил он, взяв меня за руку и поведя к дому, — мне надо сперва соорудить новый стояк.
Ланен
Шикрар
Глава 4
Келлум
— Нет, парень, думаю, на первый раз хватит. К тому же, — добавил он, взяв меня за руку и поведя к дому, — мне надо сперва соорудить новый стояк.
Ланен
Я все еще была слегка ошарашена, наблюдая, как они зашли в сени, за которыми располагалась кухня. Нагнувшись, я подобрала ножны Вариена — он про них совсем забыл — и, подобно Джеми, уставилась на последствия Вариенова гнева.
Он разрубил древесный ствол толщиною в пядь — это тупым-то мечом!
Джеми был прав: Вариен не нуждается в долгих занятиях. Теперь ему остается лишь научиться избегать клинка противника и наносить удары по цели.
Вот почти и все.
Он разрубил древесный ствол толщиною в пядь — это тупым-то мечом!
Джеми был прав: Вариен не нуждается в долгих занятиях. Теперь ему остается лишь научиться избегать клинка противника и наносить удары по цели.
Вот почти и все.
Шикрар
Возвратившись от Тераш Вора, я снизился на поляне неподалеку от своих чертогов. Вокруг висела холодная тьма. Из слов Кейдры я рассудил, что сейчас, должно быть, первое полнолуние нового года — значит, ночь продлится еще часов семь, пока не наступит рассвет, который, возможно, принесет новую надежду и прояснит мысли. Я помнил, как еще в раннем детстве стал свидетелем зрелища, напоминавшего конец света, — это было в окрестностях Тераш Вора темной ночной порою. На следующий день отец вновь отнес меня туда, чтобы показать, насколько дневной свет способен изменить восприятие. При свете солнца я увидел, что там на самом деле не так уж много огня, как мне показалось ночью. Так что я и теперь надеялся, что приход дня позволит пролить на произошедшее достаточно света — по крайней мере, больше, чем способно дать солнце, — но мне придется вернуться туда, чтобы удостовериться. Пока же, однако, я решил, что остаток пути до своего жилища пройду пешком, поскольку крылья у меня затекли и ныли, а едва залеченное плечо саднило от полета в ледяном ночном воздухе. Все еще стояла зима, но спокойный холод земли казался гораздо теплее стремительных потоков морозного ветра.
Когда видишь багряный огонь, полыхающий в трещинах земли, кажется, будто земная поверхность покрыта кровоточащими ранами, и зрелище это внушает крайнюю тревогу. В окружении тьмы тебя переполняет страх, даже несмотря на то, что ты держишься на безопасном расстоянии от огней... Шагая к своей пещере, я не переставал думать об этом, и меня не покидало беспокойство: я костьми чувствовал, что когда в полдень вернусь на огненные пустоши, то не найду там утешения.
Приблизившись к своим чертогам, я обрадовался, ибо увидел, что Кейдра уже явился туда и зажег внутри огонь в знак приветствия. Разумеется, пока я был объят вех-сном, он охранял чертог душ, это было его долгом, и сейчас вид освещенной изнутри пещеры приободрил меня. Едва я ступил под своды своего жилища, как меня овеяло теплом, и я вздохнул с облегчением.
— Ах, Кейдра, рад тебя видеть, и да ниспошлют тебе Ветры благодать за то, что возжег здесь огонь. Нынче ночью я продрог до костей.
Я ступил прямо в костер, с наслаждением ощущая, как языки пламени облизывают кожу и пронизывающий холод ночного воздуха отступает прочь. Огонь для нас — сама жизнь, и поэтому, если пламя его порождено деревом, он лишь греет нас, не причиняя ни малейшего вреда. Я закрыл глаза и, выгнув дугой длинную шею, прильнул носом чуть ли не к самому основанию костра, позволяя дружественному пламени согреть мое лицо, и восторженно вздохнул от блаженного тепла. Огонь нежно ласкал самоцвет моей души, что сиял у меня во лбу, и от этого по всему телу растекался жар. Я подобрал хвост и плотно прижал крылья к бокам, чтобы каждому участку кожи досталась частичка этой пламенной ласки. Кейдру позабавило мое самозабвение, и он зашипел от смеха, глядя, как я купаюсь в благодатном тепле.
Кроме того, он приготовил для меня большой кубок теплой воды, благоухавшей листьями итакхри. Настой этих листьев для нас пусть и не является первым снадобьем от всех недугов, как лансип для гедри, однако имеет приятный вкус и разливает по телу благотворное тепло, возвращая бодрость холодными зимними ночами. Как только я смог оторваться от своей огненной ванны, как сразу же припал к кубку и выпил все до дна.
Кейдре пришлось ждать меня довольно долго, однако он был вынужден набраться терпения, если хотел что-то от меня услышать.
— Ну как, отец?
Ответил я не сразу. У меня перед глазами все еще стояли огненные пустоши, и слова будто застряли у меня в горле.
— Отец, что ты обнаружил? — спросил он вновь. Голос его слегка посуровел: он хорошо знал меня и угадывал мое настроение.
Забудься я на миг — и мой голос сразу бы меня выдал. Но я произнес спокойно:
— Кейдра, сын мой, все ли у вас в порядке с тех пор, как родился малыш? Не забываешь ли ты, опьяненный своим счастьем, подниматься в воздух? Или, быть может, все время проводишь теперь подле сына?
— Мы с Миражэй летаем ежедневно, — ответил он с улыбкой. — Поочередно, каждый по два часа, как ты сам учил меня когда-то.
— А Щерроку, значит, понравилось вчера, когда вы взяли его с собою в небо? Что ж, хорошо. — Я прикрыл глаза. — Лишь спустя годы он научится летать сам, бедный малыш. Но я боюсь, что нам всем придется отдаться на волю полета гораздо раньше.
Не знаю, говорило ли в Кейдре упрямство, или же он просто не мог угадать того, что я видел.
— Зачем еще? К чему ты заговорил о полете, отец? За огненными пустошами нужно наблюдать, это верно, но какая нужда сейчас Щерроку в полете, он ведь еще совсем мал?
Я обратился к нему мысленно, явив перед его внутренним взором то, что все еще не мог облечь в слова. У Кейдры вырвалось проклятие..
— Во имя Ветров! Отец, ты уверен? — спросил он сдавленно. Голос его звучал опустошенно: как я уже говорил, он хорошо меня знал.
— Если хочешь, спроси Идай, она тоже была со мной, — ответил я. — Однажды — давным-давно, когда мне едва миновал второй келл, — я видел, как огненные пустоши свирепствовали под звездным небом. Но по сравнению с тем, что мы с ней наблюдали этой ночью, прежнее зрелище кажется мне теперь не опаснее облака, заволакивающего луну.
— Понимаю, — произнес Кейдра со вздохом и на мгновение умолк. Потом, глянув на меня, недовольно продолжал: — Ты же знаешь, что среди нас найдутся такие, кто даже в этом будет обвинять госпожу Ланен и государя Акхора. Еще бы: стоило произойти хоть какому-то сдвигу, как дому нашему уже грозит уничтожение. Не завидую я тебе, отец: как ты собираешься разубедить их в этом?
— Буду бить их друг о друга лбами, пока не вышибу из них всю дурь, — ответил я коротко.
Мысль, высказанная Кейдрой, посещала прежде и меня. Я знал, что после того, как Акхор со своей возлюбленной покинули остров, в любой напасти, какая бы ни случилась в ближайшие несколько десятков лет, будут винить именно их. Но я и предположить не смел, что так скоро может произойти что-нибудь столь серьезное. Ну, что ж поделать. А жизнь тем и хороша, что застает нас врасплох, когда мы дремлем. Я зевнул.
— Сынок, ты не побудешь здесь со мною еще несколько часов? Чувствую, мне нужен отдых. Землетрясение потревожило мой вех-сон, и я сегодня очень устал.
Кейдра с готовностью согласился.
— Извини, отец. Из-за этих треволнений я совсем позабыл, что ты пробудился раньше времени. Быть может, тебе есть смысл возвратиться в свой вех-чертог?
— Нет, благодарю тебя, — ответил я, устраиваясь на своем ложе из кхаадиша. — По большей части я излечился. Плечо у меня онемело и немного побаливает, но это вполне терпимо. Нет, мне нужно просто отдохнуть, а после не мешало бы и поесть.
Я потряс крыльями и стал укладывать хвост себе под голову. Тут Кейдра сказал:
— Отец, ты и вправду чувствуешь себя настолько хорошо, что готов предстать перед Советом, что бы за этим ни последовало?
Я поднял глаза на Кейдру: он тоже глядел на меня, приняв позу Проявления Озабоченности. Со вздохом я отвернулся.
— Быть может, ты и прав, сынок: я просто дряхлею, — произнес я, стараясь, чтобы голос мой звучал жалобно.
Я достиг того, чего ожидал, хотя и не смог заснуть, пока Кейдра не насмеялся вдоволь.
Летний луг называется так потому, что в разгар лета здесь очень красиво: полыхает ярко-малиновыми соцветиями огненный зев, в неисчислимом множестве пестрея посреди темного багрянца и веселой зелени; желтеют увитые шипами цветы солнцезвездника. Я не изучал растений и знаю всего лишь, как они называются, но красота их всегда радовала меня в теплые месяцы года. Сам луг представляет собой широкое открытое пространство, поросшее травами, где всегда хватает места всем нам, когда мы собираемся в этом уютном уголке.
Зимой это место обычно превращается в стылую, скованную морозом плешь, покрытую щетиной ссохшейся травы, которая не греет душу и не радует глаз даже в пору зимнего запустения. Однако оно хорошо тем, что находится под открытым небом, — один взмах крыла, и ты в воздухе, в полной безопасности. Это лучше, чем сидеть в теплой пещере, вроде нашего Большого грота, рискуя быть заживо погребенным из-за того, что земля вздумала вести себя неспокойно. Я не знал, многие ли откликнутся на мой призыв: это ведь не было настоящим собранием Совета, обязательным для всех...
Утро выдалось серым и безрадостным. Когда Кейдра разбудил меня, я обнаружил, что крылья мои затекли, тело саднило, а в голове стоял туман — и почувствовал, что мне совсем не хочется будоражить кантри известием, что вскоре всем нам, возможно, придется покинуть свой дом. Кейдра позволил мне выспаться вволю, оставив мне лишь немного времени на то, чтобы, прежде чем отправиться на сбор, я мог подкрепиться окороком, который он для меня раздобыл. Я надеялся, у меня найдется время поразмыслить о том, что я буду говорить, чтобы при надобности смягчить недовольство собравшихся, выдвинув какие-то иные предложения.
Впрочем, иногда лучше выложить присутствующим всю правду как есть, если уж им все равно суждено ее услышать, — да и покончить с этим. Разумеется, значительную часть вины родичи взвалят на плечи Акхора — или кинут ему в лицо, даром что он отсутствует. Но все же мы должны сейчас решить, что нам делать, да побыстрее...
Я напился из ледяного ручья, что протекал близ моих чертогов, и это освежило мне голову — теперь я мог размышлять трезво. Вначале я отправился пешком, пытаясь разогреть мышцы, но в конце концов вынужден был расправить затекшие крылья, чтобы пролететь остальную часть пути до Летнего луга, не имея представления о том, кого я там встречу.
Вышло так, что сородичей моих присутствовало там даже меньше, чем я ожидал. Землетрясения, пусть даже такой силы, как вчера, были в наших землях довольно обычным явлением, чтобы из-за этого впадать в страх. Прочие ведь не видели того, что узрели мы с Идай. И все же два десятка кантри — одна десятая всего рода — слетелись сюда, в это холодное, открытое всем ветрам место, чтобы поговорить о том, что же предпринять.
Думаю, что приземлился я довольно-таки недурно, хотя тело у меня затекло и побаливало. Идай мысленно обратилась ко мне, поинтересовавшись, все ли в порядке.
«Все хорошо, наперсница моя, насколько это сейчас вообще возможно. А теперь я прошу тебя мне помочь», — ответил я, после чего поклонился всем собравшимся.
— Доброе утро всем вам, друзья мои, и благодарю вас, что откликнулись на призыв, — произнес я громко. — Нужно многое сделать.
Первым заговорил Крэйтиш, который по возрасту приближался скорее ко мне, чем к Кейдре. В неверном свете зачинающегося дня голос его звучал умиротворенно.
— Шикрар, Хранитель душ, ты можешь поведать нам что-то, о чем мы еще не знаем? Прошлой ночью подземные толчки были сильны, это верно, однако не сильнее, чем в прежние времена. Были они прежде, будут и в дальнейшем. Я давно тебя знаю, учитель Шикрар. Что заставило тебя созвать вместе всех твоих учеников?
Слова эти вызвали негромкий смех. Я давно приобрел привычку учительства. В свое время я обучал молодежь летать, когда еще было кого учить, и, кажется, до сих пор не могу от этого избавиться. А как бывало, тоже подтрунивал надо мной по этому поводу, называя меня Хадрэйтикантришикраром то есть «учителем Шикраром». Как же я по нему скучаю!
— Хотел бы я, Крэйтиш, чтобы можно было чему-нибудь вас поучить. Но я скорее сам нуждаюсь в совете и надеюсь, что кто-нибудь из вас сможет мне помочь. — Мне не пришлось даже возвышать голос, так мало было собравшихся. — Родичи мои, после того как минувшей ночью случились подземные толчки, я отправился к Тераш Вору и там... — На мгновение я закрыл глаза. — Там я увидел такое, что невозможно представить даже в страшном сне. Никогда за всю жизнь свою не видел я, чтобы огненные пустоши были в таком движении: земля там плавится и течет, словно вода. Зрелище это потрясло меня до глубины души. Я призываю в свидетельницы госпожу Идай, которая встретилась там со мною.
Идай обратилась ко всем нам на Истинной речи — смело, объятая гневом и горечью, ибо была прозорливой и знала, что нас ожидает, пусть мне и не хотелось верить в это.
«Шикрар, Хранитель душ, говорит правду. Тераш Вор охвачен огнем, и Айл-Нетх пылает, Лашти и Кил-Лашти объяты пламенем. Прочие горы хотя и не спят, но покамест не пробудились полностью, как эти четыре. Сородичи, я видела, как Ветер Перемен готовится смести землю, на которой мы с вами живем. Мы должны как следует над этим задуматься».
Над общим ропотом разнесся голос:
— Старейший, ты видывал подобное не единожды. Если ныне хуже, чем прежде, что из того? Все со временем проходит.
Я слышал тебя, Трижэй, — ответил я. — Мне тоже приходило это в голову, и поэтому мы с Кейдрой сейчас готовимся к вызову предков. Быть может, кто-нибудь из наших прародителей знает больше нас и, возможно, уже видел подобное ранее.
Я обвел взглядом соплеменников. Большинство из них казались слишком озабоченными и, очевидно, думали так же, как и Трижэй — это, мол, просто самое сильное извержение за все последнее время, но со временем оно прекратится, как и те, что случались до того. Возможно, Трижэй был прав.
Но тут вдруг, стоя на этом холодном и пустынном лугу, я вновь представил себе пылающие огненные пустоши, земля на которых чуть ли не кипела, и понял, что надежде этой не суждено оправдаться.
— Я расспрошу об этом Предков на церемонии Вызова, утром следующего новолуния. А после мы соберемся здесь еще раз — я призову вас сюда на Совет. Пока же у меня к вам, собравшимся здесь, есть три просьбы. Во-первых, я хочу, чтобы и другие слетали к Тераш Вору и сами убедились, что дурное предчувствие возникло у меня неспроста. Во-вторых, чтобы в каждом семействе хотя бы кто-нибудь один постоянно оставался настороже. Если сон земли столь неспокоен, то и мы не должны дремать. — На мгновение я помедлил, но понял, что мне придется выложить им все. — Может статься, друзья, наше время на этом острове близится к концу. Поэтому вот третья моя просьба: пусть те из вас, что помоложе, отправятся в разные концы света — на восток и на юг, на север и на запад, — как можно дальше, насколько будут способны нести их крылья, чтобы разузнать, нет ли где земли, которая могла бы послужить для нас пристанищем. Мы спросим об этом и у Предков, но иногда и свежие вести могут оказаться не менее полезны.
У большинства эти слова вызвали недоуменное молчание, однако беспокойство снедало не только меня, ибо прозвенел еще один голос:
— А что, если такой земли не найдется, Старейший? Тебе ведь известно, что мы давно уже ищем такое место, но до сих пор не отыскали. Что тогда, учитель Шикрар?
Я повернулся к Крэйтишу: голос принадлежал ему.
— Тогда, старый мой друг, нам придется всерьез задуматься о возвращении в Колмар.
— А как же гедри? — вопросил он гневно, и слова его сопровождались громким ропотом остальных.
— Давай не будем тревожиться завтрашними бедами, Крэйтиш, когда у нас хватает забот и сегодня. Если уж нам предстоит иметь дело с гедри, то никуда от этого не денешься, но до этого дня, возможно, еще очень далеко. В любом случае такое решение следует принимать всем сообща. Давайте прежде поговорим с Предками и выясним все, что можно.
Крэйтиша не удовлетворил мой ответ, но, сказать по правде, говорить больше было не о чем. После того как все собравшиеся разлетелись, я мысленно обратился ко всему своему народу, и речи мои были подернуты пеленой озабоченности, пока я произносил слова созыва, которые принято употреблять, когда необходимо собраться на Совет по особому случаю. Их не произносили вот уже шесть столетий, а тут вдруг — второй раз за полгода. Воистину, Ветры, должно быть, иногда подшучивают над нами.
«Внемлите мне, родичи мои! Пусть все, кто легок на подъем, явятся на Летний луг в середине первого дня второй луны; те же, кто не смогут присутствовать, пусть прибегнут к Языку Истины с помощью кого-либо из родственников. Я, Шикрар, Старейший и Хранитель душ, от имени Вариена, повелителя кантри, созываю весь род на Совет, ибо многое следует обдумать и сделать, дабы оборонить собственное будущее. Я призываю вас, о мой народ. Явитесь на Совет».
Вздохнув, я отправился к своим чертогам. Если мне предстояло устроить вызов Предков, следовало еще многое подготовить.
Когда видишь багряный огонь, полыхающий в трещинах земли, кажется, будто земная поверхность покрыта кровоточащими ранами, и зрелище это внушает крайнюю тревогу. В окружении тьмы тебя переполняет страх, даже несмотря на то, что ты держишься на безопасном расстоянии от огней... Шагая к своей пещере, я не переставал думать об этом, и меня не покидало беспокойство: я костьми чувствовал, что когда в полдень вернусь на огненные пустоши, то не найду там утешения.
Приблизившись к своим чертогам, я обрадовался, ибо увидел, что Кейдра уже явился туда и зажег внутри огонь в знак приветствия. Разумеется, пока я был объят вех-сном, он охранял чертог душ, это было его долгом, и сейчас вид освещенной изнутри пещеры приободрил меня. Едва я ступил под своды своего жилища, как меня овеяло теплом, и я вздохнул с облегчением.
— Ах, Кейдра, рад тебя видеть, и да ниспошлют тебе Ветры благодать за то, что возжег здесь огонь. Нынче ночью я продрог до костей.
Я ступил прямо в костер, с наслаждением ощущая, как языки пламени облизывают кожу и пронизывающий холод ночного воздуха отступает прочь. Огонь для нас — сама жизнь, и поэтому, если пламя его порождено деревом, он лишь греет нас, не причиняя ни малейшего вреда. Я закрыл глаза и, выгнув дугой длинную шею, прильнул носом чуть ли не к самому основанию костра, позволяя дружественному пламени согреть мое лицо, и восторженно вздохнул от блаженного тепла. Огонь нежно ласкал самоцвет моей души, что сиял у меня во лбу, и от этого по всему телу растекался жар. Я подобрал хвост и плотно прижал крылья к бокам, чтобы каждому участку кожи досталась частичка этой пламенной ласки. Кейдру позабавило мое самозабвение, и он зашипел от смеха, глядя, как я купаюсь в благодатном тепле.
Кроме того, он приготовил для меня большой кубок теплой воды, благоухавшей листьями итакхри. Настой этих листьев для нас пусть и не является первым снадобьем от всех недугов, как лансип для гедри, однако имеет приятный вкус и разливает по телу благотворное тепло, возвращая бодрость холодными зимними ночами. Как только я смог оторваться от своей огненной ванны, как сразу же припал к кубку и выпил все до дна.
Кейдре пришлось ждать меня довольно долго, однако он был вынужден набраться терпения, если хотел что-то от меня услышать.
— Ну как, отец?
Ответил я не сразу. У меня перед глазами все еще стояли огненные пустоши, и слова будто застряли у меня в горле.
— Отец, что ты обнаружил? — спросил он вновь. Голос его слегка посуровел: он хорошо знал меня и угадывал мое настроение.
Забудься я на миг — и мой голос сразу бы меня выдал. Но я произнес спокойно:
— Кейдра, сын мой, все ли у вас в порядке с тех пор, как родился малыш? Не забываешь ли ты, опьяненный своим счастьем, подниматься в воздух? Или, быть может, все время проводишь теперь подле сына?
— Мы с Миражэй летаем ежедневно, — ответил он с улыбкой. — Поочередно, каждый по два часа, как ты сам учил меня когда-то.
— А Щерроку, значит, понравилось вчера, когда вы взяли его с собою в небо? Что ж, хорошо. — Я прикрыл глаза. — Лишь спустя годы он научится летать сам, бедный малыш. Но я боюсь, что нам всем придется отдаться на волю полета гораздо раньше.
Не знаю, говорило ли в Кейдре упрямство, или же он просто не мог угадать того, что я видел.
— Зачем еще? К чему ты заговорил о полете, отец? За огненными пустошами нужно наблюдать, это верно, но какая нужда сейчас Щерроку в полете, он ведь еще совсем мал?
Я обратился к нему мысленно, явив перед его внутренним взором то, что все еще не мог облечь в слова. У Кейдры вырвалось проклятие..
— Во имя Ветров! Отец, ты уверен? — спросил он сдавленно. Голос его звучал опустошенно: как я уже говорил, он хорошо меня знал.
— Если хочешь, спроси Идай, она тоже была со мной, — ответил я. — Однажды — давным-давно, когда мне едва миновал второй келл, — я видел, как огненные пустоши свирепствовали под звездным небом. Но по сравнению с тем, что мы с ней наблюдали этой ночью, прежнее зрелище кажется мне теперь не опаснее облака, заволакивающего луну.
— Понимаю, — произнес Кейдра со вздохом и на мгновение умолк. Потом, глянув на меня, недовольно продолжал: — Ты же знаешь, что среди нас найдутся такие, кто даже в этом будет обвинять госпожу Ланен и государя Акхора. Еще бы: стоило произойти хоть какому-то сдвигу, как дому нашему уже грозит уничтожение. Не завидую я тебе, отец: как ты собираешься разубедить их в этом?
— Буду бить их друг о друга лбами, пока не вышибу из них всю дурь, — ответил я коротко.
Мысль, высказанная Кейдрой, посещала прежде и меня. Я знал, что после того, как Акхор со своей возлюбленной покинули остров, в любой напасти, какая бы ни случилась в ближайшие несколько десятков лет, будут винить именно их. Но я и предположить не смел, что так скоро может произойти что-нибудь столь серьезное. Ну, что ж поделать. А жизнь тем и хороша, что застает нас врасплох, когда мы дремлем. Я зевнул.
— Сынок, ты не побудешь здесь со мною еще несколько часов? Чувствую, мне нужен отдых. Землетрясение потревожило мой вех-сон, и я сегодня очень устал.
Кейдра с готовностью согласился.
— Извини, отец. Из-за этих треволнений я совсем позабыл, что ты пробудился раньше времени. Быть может, тебе есть смысл возвратиться в свой вех-чертог?
— Нет, благодарю тебя, — ответил я, устраиваясь на своем ложе из кхаадиша. — По большей части я излечился. Плечо у меня онемело и немного побаливает, но это вполне терпимо. Нет, мне нужно просто отдохнуть, а после не мешало бы и поесть.
Я потряс крыльями и стал укладывать хвост себе под голову. Тут Кейдра сказал:
— Отец, ты и вправду чувствуешь себя настолько хорошо, что готов предстать перед Советом, что бы за этим ни последовало?
Я поднял глаза на Кейдру: он тоже глядел на меня, приняв позу Проявления Озабоченности. Со вздохом я отвернулся.
— Быть может, ты и прав, сынок: я просто дряхлею, — произнес я, стараясь, чтобы голос мой звучал жалобно.
Я достиг того, чего ожидал, хотя и не смог заснуть, пока Кейдра не насмеялся вдоволь.
Летний луг называется так потому, что в разгар лета здесь очень красиво: полыхает ярко-малиновыми соцветиями огненный зев, в неисчислимом множестве пестрея посреди темного багрянца и веселой зелени; желтеют увитые шипами цветы солнцезвездника. Я не изучал растений и знаю всего лишь, как они называются, но красота их всегда радовала меня в теплые месяцы года. Сам луг представляет собой широкое открытое пространство, поросшее травами, где всегда хватает места всем нам, когда мы собираемся в этом уютном уголке.
Зимой это место обычно превращается в стылую, скованную морозом плешь, покрытую щетиной ссохшейся травы, которая не греет душу и не радует глаз даже в пору зимнего запустения. Однако оно хорошо тем, что находится под открытым небом, — один взмах крыла, и ты в воздухе, в полной безопасности. Это лучше, чем сидеть в теплой пещере, вроде нашего Большого грота, рискуя быть заживо погребенным из-за того, что земля вздумала вести себя неспокойно. Я не знал, многие ли откликнутся на мой призыв: это ведь не было настоящим собранием Совета, обязательным для всех...
Утро выдалось серым и безрадостным. Когда Кейдра разбудил меня, я обнаружил, что крылья мои затекли, тело саднило, а в голове стоял туман — и почувствовал, что мне совсем не хочется будоражить кантри известием, что вскоре всем нам, возможно, придется покинуть свой дом. Кейдра позволил мне выспаться вволю, оставив мне лишь немного времени на то, чтобы, прежде чем отправиться на сбор, я мог подкрепиться окороком, который он для меня раздобыл. Я надеялся, у меня найдется время поразмыслить о том, что я буду говорить, чтобы при надобности смягчить недовольство собравшихся, выдвинув какие-то иные предложения.
Впрочем, иногда лучше выложить присутствующим всю правду как есть, если уж им все равно суждено ее услышать, — да и покончить с этим. Разумеется, значительную часть вины родичи взвалят на плечи Акхора — или кинут ему в лицо, даром что он отсутствует. Но все же мы должны сейчас решить, что нам делать, да побыстрее...
Я напился из ледяного ручья, что протекал близ моих чертогов, и это освежило мне голову — теперь я мог размышлять трезво. Вначале я отправился пешком, пытаясь разогреть мышцы, но в конце концов вынужден был расправить затекшие крылья, чтобы пролететь остальную часть пути до Летнего луга, не имея представления о том, кого я там встречу.
Вышло так, что сородичей моих присутствовало там даже меньше, чем я ожидал. Землетрясения, пусть даже такой силы, как вчера, были в наших землях довольно обычным явлением, чтобы из-за этого впадать в страх. Прочие ведь не видели того, что узрели мы с Идай. И все же два десятка кантри — одна десятая всего рода — слетелись сюда, в это холодное, открытое всем ветрам место, чтобы поговорить о том, что же предпринять.
Думаю, что приземлился я довольно-таки недурно, хотя тело у меня затекло и побаливало. Идай мысленно обратилась ко мне, поинтересовавшись, все ли в порядке.
«Все хорошо, наперсница моя, насколько это сейчас вообще возможно. А теперь я прошу тебя мне помочь», — ответил я, после чего поклонился всем собравшимся.
— Доброе утро всем вам, друзья мои, и благодарю вас, что откликнулись на призыв, — произнес я громко. — Нужно многое сделать.
Первым заговорил Крэйтиш, который по возрасту приближался скорее ко мне, чем к Кейдре. В неверном свете зачинающегося дня голос его звучал умиротворенно.
— Шикрар, Хранитель душ, ты можешь поведать нам что-то, о чем мы еще не знаем? Прошлой ночью подземные толчки были сильны, это верно, однако не сильнее, чем в прежние времена. Были они прежде, будут и в дальнейшем. Я давно тебя знаю, учитель Шикрар. Что заставило тебя созвать вместе всех твоих учеников?
Слова эти вызвали негромкий смех. Я давно приобрел привычку учительства. В свое время я обучал молодежь летать, когда еще было кого учить, и, кажется, до сих пор не могу от этого избавиться. А как бывало, тоже подтрунивал надо мной по этому поводу, называя меня Хадрэйтикантришикраром то есть «учителем Шикраром». Как же я по нему скучаю!
— Хотел бы я, Крэйтиш, чтобы можно было чему-нибудь вас поучить. Но я скорее сам нуждаюсь в совете и надеюсь, что кто-нибудь из вас сможет мне помочь. — Мне не пришлось даже возвышать голос, так мало было собравшихся. — Родичи мои, после того как минувшей ночью случились подземные толчки, я отправился к Тераш Вору и там... — На мгновение я закрыл глаза. — Там я увидел такое, что невозможно представить даже в страшном сне. Никогда за всю жизнь свою не видел я, чтобы огненные пустоши были в таком движении: земля там плавится и течет, словно вода. Зрелище это потрясло меня до глубины души. Я призываю в свидетельницы госпожу Идай, которая встретилась там со мною.
Идай обратилась ко всем нам на Истинной речи — смело, объятая гневом и горечью, ибо была прозорливой и знала, что нас ожидает, пусть мне и не хотелось верить в это.
«Шикрар, Хранитель душ, говорит правду. Тераш Вор охвачен огнем, и Айл-Нетх пылает, Лашти и Кил-Лашти объяты пламенем. Прочие горы хотя и не спят, но покамест не пробудились полностью, как эти четыре. Сородичи, я видела, как Ветер Перемен готовится смести землю, на которой мы с вами живем. Мы должны как следует над этим задуматься».
Над общим ропотом разнесся голос:
— Старейший, ты видывал подобное не единожды. Если ныне хуже, чем прежде, что из того? Все со временем проходит.
Я слышал тебя, Трижэй, — ответил я. — Мне тоже приходило это в голову, и поэтому мы с Кейдрой сейчас готовимся к вызову предков. Быть может, кто-нибудь из наших прародителей знает больше нас и, возможно, уже видел подобное ранее.
Я обвел взглядом соплеменников. Большинство из них казались слишком озабоченными и, очевидно, думали так же, как и Трижэй — это, мол, просто самое сильное извержение за все последнее время, но со временем оно прекратится, как и те, что случались до того. Возможно, Трижэй был прав.
Но тут вдруг, стоя на этом холодном и пустынном лугу, я вновь представил себе пылающие огненные пустоши, земля на которых чуть ли не кипела, и понял, что надежде этой не суждено оправдаться.
— Я расспрошу об этом Предков на церемонии Вызова, утром следующего новолуния. А после мы соберемся здесь еще раз — я призову вас сюда на Совет. Пока же у меня к вам, собравшимся здесь, есть три просьбы. Во-первых, я хочу, чтобы и другие слетали к Тераш Вору и сами убедились, что дурное предчувствие возникло у меня неспроста. Во-вторых, чтобы в каждом семействе хотя бы кто-нибудь один постоянно оставался настороже. Если сон земли столь неспокоен, то и мы не должны дремать. — На мгновение я помедлил, но понял, что мне придется выложить им все. — Может статься, друзья, наше время на этом острове близится к концу. Поэтому вот третья моя просьба: пусть те из вас, что помоложе, отправятся в разные концы света — на восток и на юг, на север и на запад, — как можно дальше, насколько будут способны нести их крылья, чтобы разузнать, нет ли где земли, которая могла бы послужить для нас пристанищем. Мы спросим об этом и у Предков, но иногда и свежие вести могут оказаться не менее полезны.
У большинства эти слова вызвали недоуменное молчание, однако беспокойство снедало не только меня, ибо прозвенел еще один голос:
— А что, если такой земли не найдется, Старейший? Тебе ведь известно, что мы давно уже ищем такое место, но до сих пор не отыскали. Что тогда, учитель Шикрар?
Я повернулся к Крэйтишу: голос принадлежал ему.
— Тогда, старый мой друг, нам придется всерьез задуматься о возвращении в Колмар.
— А как же гедри? — вопросил он гневно, и слова его сопровождались громким ропотом остальных.
— Давай не будем тревожиться завтрашними бедами, Крэйтиш, когда у нас хватает забот и сегодня. Если уж нам предстоит иметь дело с гедри, то никуда от этого не денешься, но до этого дня, возможно, еще очень далеко. В любом случае такое решение следует принимать всем сообща. Давайте прежде поговорим с Предками и выясним все, что можно.
Крэйтиша не удовлетворил мой ответ, но, сказать по правде, говорить больше было не о чем. После того как все собравшиеся разлетелись, я мысленно обратился ко всему своему народу, и речи мои были подернуты пеленой озабоченности, пока я произносил слова созыва, которые принято употреблять, когда необходимо собраться на Совет по особому случаю. Их не произносили вот уже шесть столетий, а тут вдруг — второй раз за полгода. Воистину, Ветры, должно быть, иногда подшучивают над нами.
«Внемлите мне, родичи мои! Пусть все, кто легок на подъем, явятся на Летний луг в середине первого дня второй луны; те же, кто не смогут присутствовать, пусть прибегнут к Языку Истины с помощью кого-либо из родственников. Я, Шикрар, Старейший и Хранитель душ, от имени Вариена, повелителя кантри, созываю весь род на Совет, ибо многое следует обдумать и сделать, дабы оборонить собственное будущее. Я призываю вас, о мой народ. Явитесь на Совет».
Вздохнув, я отправился к своим чертогам. Если мне предстояло устроить вызов Предков, следовало еще многое подготовить.
Глава 4
РАССКАЗ НАЕМНИКА
Келлум
Не знаю, почему вы спрашиваете меня об этом. Я и был-то там всего раз.
Впрочем, два раза.
Да, именно поэтому мы и отправились из Соруна в такую даль. Дэвлин, предводитель нашего отряда, говорил мне, что нас наняли для поисков одной женщины — на севере, где лежит Илса. Мы строили догадки: зачем кому-то прибегать к помощи целого отряда наемников, чтобы разыскать какую-то там бабу — может, она ведьма? Хотя Дэвлин сказал, что нет... Он предупредил нас, чтобы мы на ней и волоса не трогали: нужно было просто найти ее и забрать с собой.
Я был среди них новичком. В Сорун я прибыл из... впрочем, это не важно — и решил попробовать себя наемником. Веселенькое это дельце! Одно время я занимался воинским ремеслом, и раз уж мне удавалось при этом выжить, я подумал, что так можно будет легко подзаработать. Я, знаете ли, всегда был этаким недоростком, что тогда, что сейчас, но одно живо смекнул: едва ты начинаешь зарабатывать себе на хлеб мечом, как у других быстро пропадает желание над тобой потешаться.
Ну да, да, знаю. Мне тогда было всего девятнадцать. Вы-то небось в девятнадцать лет были уже мудрыми, как сама Шиа. Все так думают.
Хочешь не хочешь, а пришлось нам порыскать месяца два, прежде чем мы поняли наконец, что на верном пути. Конечно, указания, нам данные, оставляли желать лучшего, но Дэвлин был к такому делу привычен, а заказчик не скупился на жалованье, так что нас не слишком волновало, что поход затянулся. И волновало бы еще меньше, кабы вместо зимы стояло лето. Было нас восемь человек, так что лагерь приходилось разбивать куда чаще, чем нам того хотелось. Мороз пробирал меня до костей, когда приходилось спать на жесткой земле, но я крепился и не подавал виду. Только и делал, что твердил себе и другим: я в порядке, холод мне нипочем, я же мужчина и мне все по плечу. Не важно, что остальные мои спутники занимались своим ремеслом уже давно и были все до одного опытными бойцами, покрытыми шрамами с головы до ног, твердые духом и закаленные телом. Тогда ведь я и думать не думал, что когда-нибудь лицом стану похожим на них, верите ли? В девятнадцать лет кажется, что старость уготована кому угодно, но только не тебе.
В общем, нашли мы наконец нужную деревушку, вернее, Дэвлин нашел. Он оставил нас в небольшом тихом перелеске, а сам вместе с Россом, который был его правой рукой, отправился в ближайшую харчевню подзаправиться. Вернулись они ночью, еле держась на ногах от выпитого, и были охвачены весельем: они разузнали кое-что о нужной нам женщине, и этого было вполне достаточно. Она оказалась дочерью какого-то местного фермера, но прошлым летом папаша у нее преставился, а вскоре после этого она уехала куда-то и вернулась под самый солнцеворот вместе с каким-то парнем, за которого она вышла замуж накануне самой длинной ночи в году. Последняя новость вызвала всеобщий смех, и я хохотал громче всех. Я высказал предположение, что она, должно быть, страшна как смерть — недаром же выбрала самую темную ночь, — и мои спутники разразились новым взрывом хохота.
До поместья, где она жила, было не больше часа неторопливой езды. Дэвлин сказал, что мы выступим, едва начнет светать, и укроемся где-нибудь вблизи поместья, а потом он отправится туда особняком — разузнает, что это за место, и выяснит, как нам сцапать эту девицу без особого шума. Я подивился: чего это он опасается? Я-то как раз был не прочь подраться, тем более что у меня это славно выходило, но он, похоже, хотел попытаться избежать схватки. И мне, помню, подумалось тогда, что он, пожалуй, малость трусоват.
Утро выдалось морозным — аж кости коченели, а день обещал быть таким серым и хмурым, что просто тоска смертная. Помню, я еще подумал, что даже лошади выглядят как-то уж больно вяло, чего уж говорить о себе самом. Впрочем, пока мы ехали, настроение у меня приподнялось, однако поместья мы достигли быстрее, чем думали, внезапно завидев его впереди. И, что хуже всего, нигде не было ни подходящего перелеска, ни построек, ничего. Нам пришлось остановиться на краю размежеванного поля, расчистить в мерзлом кустарнике местечко для костра и заняться лошадьми, а Дэвлин собирался выведать все, что ему было необходимо. Я даже порадовался возможности немного согреться и собирался было уже снять со своей лошади седло, как вдруг Дэвлин подзывает меня и говорит, что я иду с ним. Россу это не слишком пришлось по вкусу, на что Дэвлин рассмеялся и сказал, что если станет выдавать за своего сына Росса, то этому никто не поверит. Всех лошадей мы оставили с остальными: до поместья было рукой подать, лишь пересечь несколько участков поля.
Словно щенок, весело копошащийся в луже, я был в восторге оттого, что наконец-то попаду в самую гущу дел. По пути Дэвлин посвятил меня в свой замысел. Я должен был прикинуться, будто я сын Дэвлина, ослабевший от холода. «Так что сгорбись и прими усталый вид, болван, а то сразу видно, что тебе не терпится влезть в драку», — сказал он. Мы оба должны были представиться странниками с юга, ищущими мою «тетушку», которая перебралась на север и, должно быть, живет где-то в этих краях. Само собой, они о ней ничего не слышали, поскольку ее и вовсе не существовало, зато мы довольно быстро выведали бы, кто живет в поместье и могут ли они оказать нам сопротивление. Я прямо-таки диву дался, как это Дэвлин так быстро все придумал. Замысел его показался мне очень толковым.
Ну так вот. Приблизившись к поместью, мы совсем никого не встретили. Дэва это порадовало, и он зашнырял вдоль стен, с особой внимательностью изучая двойные ворота по обоим углам главного двора. Сооружение было поистине здоровенным, а ворота — добротными и прочными, из толстых досок, на кованых петлях, вделанных в каменные стены так, что и стержни не вытащишь. Насколько мы могли судить, вдоль трех сторон двора располагались конюшни (нам было слышно лошадиное ржание); в одном углу находилась постройка, похожая на амбар, в другом, как предположил Дэв, — склад для хранения сбруи. Вдоль четвертой стены тянулся дом, чуть подальше конюшен. По очертаниям крыш мы сделали вывод, что между конюшнями и домом, скорее всего, проходит еще одна стена, двойная. Вокруг были и другие постройки, но внутри, за этими стенами, должно быть, держали самых лучших лошадей.
Дэвлин потихоньку шепнул мне:
— Тот, кто здесь живет, знает кое в чем толк. Это местечко построено, чтобы можно было обороняться. Им и не нужно выходить за эти стены, если только они сами того не захотят.
С полчаса мы только и делали, что изучали расположение построек, и наконец, обойдя поместье кругом, вернулись к тем самым воротам, с которых начали. На этот раз они оказались раскрытыми. Дэвлин громко прокричал:
— Эй, в доме!
Через какое-то мгновение вышел человек. Среднего роста, с сединой на висках, но крепкого сложения, а по походке можно было подумать, что совсем молод. Он быстро подошел к нам вплотную, точно не хотел, чтобы мы приближались к дому.
— Вижу, вижу, парни. Что привело вас сюда в столь морозный день? — осведомился он, переводя взгляд то на меня, то на Дэвлина.
— Мы были бы весьма признательны, если бы вы позволили нам немного погреться у вашего очага, — ответил Дэвлин, стараясь, чтобы голос его звучал слабо, по-стариковски. — Мальчик вот у меня измаялся совсем, да и я продрог насквозь. Ночью нам пришлось спать на холодной земле, а я, честно говоря, уже не в том возрасте, чтобы такое выкидывать.
Человек продолжал стоять, даже не предложив нам ни воды, ни челану, ни место у огня, и тогда Дэвлин принялся рассказывать ему свою выдуманную историю: мол, я — осиротевший сын его сестры, она умерла совсем недавно, а мы теперь ищем сестру моей матери. Я старался выглядеть жалким и несчастным, но не мог оторвать взгляда от лица этого старика. Он рассматривал нас некоторое время, словно хотел пробуравить в нас дыры своими глазами, потом вдруг расхохотался.
— Вот дурни набитые! Это что же, все, на что вы способны? — Он захохотал еще сильнее, и я заметил, что Дэв старается сохранять спокойствие. А старик все не умолкал.
— Странник, мой капитан еще тридцать лет назад потчевал нас этой же самой историей, советуя использовать ее при каждом случае. Стало быть, или она вновь вошла в употребление, или же и не выходила из оного. Как бы ни было, я знаю ее куда как хорошо, чтобы поверить в ваши россказни.
Впрочем, два раза.
Да, именно поэтому мы и отправились из Соруна в такую даль. Дэвлин, предводитель нашего отряда, говорил мне, что нас наняли для поисков одной женщины — на севере, где лежит Илса. Мы строили догадки: зачем кому-то прибегать к помощи целого отряда наемников, чтобы разыскать какую-то там бабу — может, она ведьма? Хотя Дэвлин сказал, что нет... Он предупредил нас, чтобы мы на ней и волоса не трогали: нужно было просто найти ее и забрать с собой.
Я был среди них новичком. В Сорун я прибыл из... впрочем, это не важно — и решил попробовать себя наемником. Веселенькое это дельце! Одно время я занимался воинским ремеслом, и раз уж мне удавалось при этом выжить, я подумал, что так можно будет легко подзаработать. Я, знаете ли, всегда был этаким недоростком, что тогда, что сейчас, но одно живо смекнул: едва ты начинаешь зарабатывать себе на хлеб мечом, как у других быстро пропадает желание над тобой потешаться.
Ну да, да, знаю. Мне тогда было всего девятнадцать. Вы-то небось в девятнадцать лет были уже мудрыми, как сама Шиа. Все так думают.
Хочешь не хочешь, а пришлось нам порыскать месяца два, прежде чем мы поняли наконец, что на верном пути. Конечно, указания, нам данные, оставляли желать лучшего, но Дэвлин был к такому делу привычен, а заказчик не скупился на жалованье, так что нас не слишком волновало, что поход затянулся. И волновало бы еще меньше, кабы вместо зимы стояло лето. Было нас восемь человек, так что лагерь приходилось разбивать куда чаще, чем нам того хотелось. Мороз пробирал меня до костей, когда приходилось спать на жесткой земле, но я крепился и не подавал виду. Только и делал, что твердил себе и другим: я в порядке, холод мне нипочем, я же мужчина и мне все по плечу. Не важно, что остальные мои спутники занимались своим ремеслом уже давно и были все до одного опытными бойцами, покрытыми шрамами с головы до ног, твердые духом и закаленные телом. Тогда ведь я и думать не думал, что когда-нибудь лицом стану похожим на них, верите ли? В девятнадцать лет кажется, что старость уготована кому угодно, но только не тебе.
В общем, нашли мы наконец нужную деревушку, вернее, Дэвлин нашел. Он оставил нас в небольшом тихом перелеске, а сам вместе с Россом, который был его правой рукой, отправился в ближайшую харчевню подзаправиться. Вернулись они ночью, еле держась на ногах от выпитого, и были охвачены весельем: они разузнали кое-что о нужной нам женщине, и этого было вполне достаточно. Она оказалась дочерью какого-то местного фермера, но прошлым летом папаша у нее преставился, а вскоре после этого она уехала куда-то и вернулась под самый солнцеворот вместе с каким-то парнем, за которого она вышла замуж накануне самой длинной ночи в году. Последняя новость вызвала всеобщий смех, и я хохотал громче всех. Я высказал предположение, что она, должно быть, страшна как смерть — недаром же выбрала самую темную ночь, — и мои спутники разразились новым взрывом хохота.
До поместья, где она жила, было не больше часа неторопливой езды. Дэвлин сказал, что мы выступим, едва начнет светать, и укроемся где-нибудь вблизи поместья, а потом он отправится туда особняком — разузнает, что это за место, и выяснит, как нам сцапать эту девицу без особого шума. Я подивился: чего это он опасается? Я-то как раз был не прочь подраться, тем более что у меня это славно выходило, но он, похоже, хотел попытаться избежать схватки. И мне, помню, подумалось тогда, что он, пожалуй, малость трусоват.
Утро выдалось морозным — аж кости коченели, а день обещал быть таким серым и хмурым, что просто тоска смертная. Помню, я еще подумал, что даже лошади выглядят как-то уж больно вяло, чего уж говорить о себе самом. Впрочем, пока мы ехали, настроение у меня приподнялось, однако поместья мы достигли быстрее, чем думали, внезапно завидев его впереди. И, что хуже всего, нигде не было ни подходящего перелеска, ни построек, ничего. Нам пришлось остановиться на краю размежеванного поля, расчистить в мерзлом кустарнике местечко для костра и заняться лошадьми, а Дэвлин собирался выведать все, что ему было необходимо. Я даже порадовался возможности немного согреться и собирался было уже снять со своей лошади седло, как вдруг Дэвлин подзывает меня и говорит, что я иду с ним. Россу это не слишком пришлось по вкусу, на что Дэвлин рассмеялся и сказал, что если станет выдавать за своего сына Росса, то этому никто не поверит. Всех лошадей мы оставили с остальными: до поместья было рукой подать, лишь пересечь несколько участков поля.
Словно щенок, весело копошащийся в луже, я был в восторге оттого, что наконец-то попаду в самую гущу дел. По пути Дэвлин посвятил меня в свой замысел. Я должен был прикинуться, будто я сын Дэвлина, ослабевший от холода. «Так что сгорбись и прими усталый вид, болван, а то сразу видно, что тебе не терпится влезть в драку», — сказал он. Мы оба должны были представиться странниками с юга, ищущими мою «тетушку», которая перебралась на север и, должно быть, живет где-то в этих краях. Само собой, они о ней ничего не слышали, поскольку ее и вовсе не существовало, зато мы довольно быстро выведали бы, кто живет в поместье и могут ли они оказать нам сопротивление. Я прямо-таки диву дался, как это Дэвлин так быстро все придумал. Замысел его показался мне очень толковым.
Ну так вот. Приблизившись к поместью, мы совсем никого не встретили. Дэва это порадовало, и он зашнырял вдоль стен, с особой внимательностью изучая двойные ворота по обоим углам главного двора. Сооружение было поистине здоровенным, а ворота — добротными и прочными, из толстых досок, на кованых петлях, вделанных в каменные стены так, что и стержни не вытащишь. Насколько мы могли судить, вдоль трех сторон двора располагались конюшни (нам было слышно лошадиное ржание); в одном углу находилась постройка, похожая на амбар, в другом, как предположил Дэв, — склад для хранения сбруи. Вдоль четвертой стены тянулся дом, чуть подальше конюшен. По очертаниям крыш мы сделали вывод, что между конюшнями и домом, скорее всего, проходит еще одна стена, двойная. Вокруг были и другие постройки, но внутри, за этими стенами, должно быть, держали самых лучших лошадей.
Дэвлин потихоньку шепнул мне:
— Тот, кто здесь живет, знает кое в чем толк. Это местечко построено, чтобы можно было обороняться. Им и не нужно выходить за эти стены, если только они сами того не захотят.
С полчаса мы только и делали, что изучали расположение построек, и наконец, обойдя поместье кругом, вернулись к тем самым воротам, с которых начали. На этот раз они оказались раскрытыми. Дэвлин громко прокричал:
— Эй, в доме!
Через какое-то мгновение вышел человек. Среднего роста, с сединой на висках, но крепкого сложения, а по походке можно было подумать, что совсем молод. Он быстро подошел к нам вплотную, точно не хотел, чтобы мы приближались к дому.
— Вижу, вижу, парни. Что привело вас сюда в столь морозный день? — осведомился он, переводя взгляд то на меня, то на Дэвлина.
— Мы были бы весьма признательны, если бы вы позволили нам немного погреться у вашего очага, — ответил Дэвлин, стараясь, чтобы голос его звучал слабо, по-стариковски. — Мальчик вот у меня измаялся совсем, да и я продрог насквозь. Ночью нам пришлось спать на холодной земле, а я, честно говоря, уже не в том возрасте, чтобы такое выкидывать.
Человек продолжал стоять, даже не предложив нам ни воды, ни челану, ни место у огня, и тогда Дэвлин принялся рассказывать ему свою выдуманную историю: мол, я — осиротевший сын его сестры, она умерла совсем недавно, а мы теперь ищем сестру моей матери. Я старался выглядеть жалким и несчастным, но не мог оторвать взгляда от лица этого старика. Он рассматривал нас некоторое время, словно хотел пробуравить в нас дыры своими глазами, потом вдруг расхохотался.
— Вот дурни набитые! Это что же, все, на что вы способны? — Он захохотал еще сильнее, и я заметил, что Дэв старается сохранять спокойствие. А старик все не умолкал.
— Странник, мой капитан еще тридцать лет назад потчевал нас этой же самой историей, советуя использовать ее при каждом случае. Стало быть, или она вновь вошла в употребление, или же и не выходила из оного. Как бы ни было, я знаю ее куда как хорошо, чтобы поверить в ваши россказни.