Страница:
Они прибудут, прибудут уже завтра, и все будет хорошо.
Напившись воды, я заснула — но даже во сне, находясь среди моего народа, я грезила о Нем.
Уилл
Велкас
Ланен
Релла
Майкель
Вариен
Напившись воды, я заснула — но даже во сне, находясь среди моего народа, я грезила о Нем.
Уилл
Салера покинула нас на второй день, с наступлением сумерек. Она устремилась вверх по склону, и я, провожая ее взглядом, понял, что мы встретимся с ней на перевале. Двигались мы довольно быстро — до горной долины, где мы надеялись укрыться, оставалось каких-то полдня пути. Местечко было подходящим: там можно остановиться и спокойно передохнуть. Оттуда до Рябинищ еще день ходу, но там путь уже полегче.
Джеми, Релла и я следовали впереди прочих: когда путь не был слишком крутым — верхом, а в остальных случаях — ведя лошадей под уздцы. Двое моих спутников то и дело принимались рыскать да вынюхивать что-то по всей округе или пускались в старческую болтовню. Впрочем, оба они многое повидали на своем веку, и меня вполне устраивало просто ехать рядом и слушать их разговоры.
Не забывал я и о двоих своих подопечных. Арал довольно беспечно относилась к путешествию: она шагала то рядом со мною, то с Велкасом, то вдруг принималась донимать Вариена и Ланен. История их приводила ее в восторг, и она приставала к ним с расспросами до тех пор, пока у них хватало терпения на них отвечать. В конце концов Ланен не выдержала и отослала ее прочь, любезно, но настойчиво. Арал, похоже, это ничуть не задело.
Единственным, кто меня беспокоил, был Велкас. Он еще больше обычного замкнулся в себе, и даже Арал поначалу не удавалось его пронять. Она поведала мне, что произошло: Велу удалось использовать часть силы из того неиссякаемого источника, который он скрывал даже от самого себя. По мне, так это было причиной скорее для радости, однако Велкас, казалось, только и делал, что вновь и вновь мучил себя размышлениями об этом.
Когда вечером мы разожгли наконец огонь, я осознал, что объят глубоким трепетом. Мне было хорошо оттого, что скоро я окажусь дома, но дело было не только в этом. Не знаю, что являлось причиной: страх ли, предвкушение или просто холод, но по мере того, как сгущалась тьма, дрожь передалась каждой частице моего тела. И чувство было странное — я напоминал себе пчелу, жужжащую над лугом, полным клевера. Это было нечто неуловимое, но оно не давало мне спать добрую половину ночи. И не только мне.
Джеми, Релла и я следовали впереди прочих: когда путь не был слишком крутым — верхом, а в остальных случаях — ведя лошадей под уздцы. Двое моих спутников то и дело принимались рыскать да вынюхивать что-то по всей округе или пускались в старческую болтовню. Впрочем, оба они многое повидали на своем веку, и меня вполне устраивало просто ехать рядом и слушать их разговоры.
Не забывал я и о двоих своих подопечных. Арал довольно беспечно относилась к путешествию: она шагала то рядом со мною, то с Велкасом, то вдруг принималась донимать Вариена и Ланен. История их приводила ее в восторг, и она приставала к ним с расспросами до тех пор, пока у них хватало терпения на них отвечать. В конце концов Ланен не выдержала и отослала ее прочь, любезно, но настойчиво. Арал, похоже, это ничуть не задело.
Единственным, кто меня беспокоил, был Велкас. Он еще больше обычного замкнулся в себе, и даже Арал поначалу не удавалось его пронять. Она поведала мне, что произошло: Велу удалось использовать часть силы из того неиссякаемого источника, который он скрывал даже от самого себя. По мне, так это было причиной скорее для радости, однако Велкас, казалось, только и делал, что вновь и вновь мучил себя размышлениями об этом.
Когда вечером мы разожгли наконец огонь, я осознал, что объят глубоким трепетом. Мне было хорошо оттого, что скоро я окажусь дома, но дело было не только в этом. Не знаю, что являлось причиной: страх ли, предвкушение или просто холод, но по мере того, как сгущалась тьма, дрожь передалась каждой частице моего тела. И чувство было странное — я напоминал себе пчелу, жужжащую над лугом, полным клевера. Это было нечто неуловимое, но оно не давало мне спать добрую половину ночи. И не только мне.
Велкас
Большую часть путешествия я брел молча, отрешившись от прочих. В воздухе я ощущал нечто странное — и чуть было не указал на это спутникам, но вовремя спохватился: недаром долгие годы учился скрывать свои чувства. Возможно, я ошибался. Быть может, причиной тому была всего лишь высота, на которой мы находились. Кроме того, я сейчас пытался понять так много всего сразу, что, возможно, нынешнее мое чувство явилось лишь следствием моих бурных переживаний. Арал провела подле меня некоторое время, и этого оказалось ей вполне достаточно: она поняла, что я держусь настороже. И время от времени она шагала рядом со мной в дружеском молчании, за что я был ей очень благодарен; а один раз пробормотала что-то вроде: «Ты правильно делаешь, Вел. Я знаю, это нелегко, но лучше всего выждать, пока мы не остановимся на привал». Легче мне от этого не стало, но все же было отрадно знать, что ей известно о моем состоянии.
На самом деле она и представления не имела, насколько я вынужден был держать себя в узде. Ей-то ничего не стоило сказать мне, чтобы я высвободил свою силу позапрошлой ночью, и я внял-таки ее просьбе. И от этой мысли меня слегка бросало в дрожь.
Если смотреть на это под определенным углом, становилось понятно, что я осмелился подчинить себе Вышнее божество — или склонить ко благому делу того, кто являлся Погибелью для мира. Я свел на нет работу целого десятилетия, чтобы спасти Ланен, отчаянно нуждавшуюся в моей помощи. И мне удалось это, причем я сам совершенно не пострадал, да и миру тоже ничего не угрожало!
Я все еще чувствовал себя несколько ошарашенным. Ведь я сделал невозможное. Смешал кровь этой женщины с драконьей — но, несмотря на столь неслыханную смесь, она до сих пор была жива! Это казалось невероятным. Я чувствовал, что нахожусь одновременно в двух мирах: первый — тот, что окружал меня сейчас, и второй, где действовал здравый смысл, согласно которому она должна была потерять детей или погибнуть — или и то и другое сразу. Смерть была единственным возможным следствием ее недавнего состояния. В лучшем случае я сумел бы спасти ей жизнь, но дети все равно были обречены на гибель.
Однако ничего подобного не произошло. Позапрошлой ночью я высвободил значительную часть своей силы, чего не осмеливался проделать многие годы, и теперь женщина не только была спасена — у нее появилась возможность выносить своих детей. Какими они станут, я не имел представления, но в том, что они будут жить, была моя заслуга.
Где-то внутри у меня зашевелилась мысль — настолько глубоко, что не доставила мне неудобств, и я смог к ней прислушаться — мысль о том, что, быть может, мне не стоит отвергать свою силу, а воспользоваться ею в полной мере.
В полной мере.
И выбрать для себя путь Вышнего божества. Ланен славная девушка. Чтобы спасти ей жизнь, мне потребовалась лишь часть силы, а теперь и дети ее будут живы-здоровы.
Какой смысл быть Погибелью для мира? Ведь вокруг не останется никого, кто сможет быть свидетелем моего торжества.
...К тому времени как мы остановились на ночлег во второй раз, я уже внутренне примирился с тем, что произошло. Уилл вызвался стеречь первым, и мы не возражали: каждому было понятно, что нашему другу не удастся заснуть. Ланен с Вариеном по сравнению с ним немного выигрывали. Только Релла и Джеми вроде бы спали в ту ночь как обычно. С чистой совестью, что было даже удивительно.
Арал подошла ко мне и уселась рядом, когда костер уже начал угасать.
— Вел, я знаю, что ты тоже чувствуешь нечто странное, — сказала она негромко. — Что происходит, будь я проклята?
— Провалиться мне на месте, если б я знал, то уж наверняка постарался бы что-то предпринять, чтобы получить наконец возможность отдохнуть, — ответил я. — Я уже несколько часов пытаюсь не обращать ни на кого внимания. Ты верный друг, Арал, но прошу тебя: я еще не восстановил силы, потраченные во время лечения.
Это было в общем-то ложью, но все же лучше, чем если бы я просто попросил ее убраться. Вскинув брови, она посмотрела на меня, выражая своим видом сомнительное сочувствие, и удалилась.
Я улегся и закрыл глаза, пытаясь отстраниться от внешнего мира. Пробовали когда-нибудь спать ночью при дико воющем ветре? Вот примерно то же самое.
На самом деле она и представления не имела, насколько я вынужден был держать себя в узде. Ей-то ничего не стоило сказать мне, чтобы я высвободил свою силу позапрошлой ночью, и я внял-таки ее просьбе. И от этой мысли меня слегка бросало в дрожь.
Если смотреть на это под определенным углом, становилось понятно, что я осмелился подчинить себе Вышнее божество — или склонить ко благому делу того, кто являлся Погибелью для мира. Я свел на нет работу целого десятилетия, чтобы спасти Ланен, отчаянно нуждавшуюся в моей помощи. И мне удалось это, причем я сам совершенно не пострадал, да и миру тоже ничего не угрожало!
Я все еще чувствовал себя несколько ошарашенным. Ведь я сделал невозможное. Смешал кровь этой женщины с драконьей — но, несмотря на столь неслыханную смесь, она до сих пор была жива! Это казалось невероятным. Я чувствовал, что нахожусь одновременно в двух мирах: первый — тот, что окружал меня сейчас, и второй, где действовал здравый смысл, согласно которому она должна была потерять детей или погибнуть — или и то и другое сразу. Смерть была единственным возможным следствием ее недавнего состояния. В лучшем случае я сумел бы спасти ей жизнь, но дети все равно были обречены на гибель.
Однако ничего подобного не произошло. Позапрошлой ночью я высвободил значительную часть своей силы, чего не осмеливался проделать многие годы, и теперь женщина не только была спасена — у нее появилась возможность выносить своих детей. Какими они станут, я не имел представления, но в том, что они будут жить, была моя заслуга.
Где-то внутри у меня зашевелилась мысль — настолько глубоко, что не доставила мне неудобств, и я смог к ней прислушаться — мысль о том, что, быть может, мне не стоит отвергать свою силу, а воспользоваться ею в полной мере.
В полной мере.
И выбрать для себя путь Вышнего божества. Ланен славная девушка. Чтобы спасти ей жизнь, мне потребовалась лишь часть силы, а теперь и дети ее будут живы-здоровы.
Какой смысл быть Погибелью для мира? Ведь вокруг не останется никого, кто сможет быть свидетелем моего торжества.
...К тому времени как мы остановились на ночлег во второй раз, я уже внутренне примирился с тем, что произошло. Уилл вызвался стеречь первым, и мы не возражали: каждому было понятно, что нашему другу не удастся заснуть. Ланен с Вариеном по сравнению с ним немного выигрывали. Только Релла и Джеми вроде бы спали в ту ночь как обычно. С чистой совестью, что было даже удивительно.
Арал подошла ко мне и уселась рядом, когда костер уже начал угасать.
— Вел, я знаю, что ты тоже чувствуешь нечто странное, — сказала она негромко. — Что происходит, будь я проклята?
— Провалиться мне на месте, если б я знал, то уж наверняка постарался бы что-то предпринять, чтобы получить наконец возможность отдохнуть, — ответил я. — Я уже несколько часов пытаюсь не обращать ни на кого внимания. Ты верный друг, Арал, но прошу тебя: я еще не восстановил силы, потраченные во время лечения.
Это было в общем-то ложью, но все же лучше, чем если бы я просто попросил ее убраться. Вскинув брови, она посмотрела на меня, выражая своим видом сомнительное сочувствие, и удалилась.
Я улегся и закрыл глаза, пытаясь отстраниться от внешнего мира. Пробовали когда-нибудь спать ночью при дико воющем ветре? Вот примерно то же самое.
Ланен
Ночь тянулась долго. Наконец, ближе к рассвету, мне удалось на несколько часов вздремнуть.
Проснулась я еще более уставшей, чем была до этого, и Вариен чувствовал себя не намного лучше. Туманное, серое утро отнюдь не способствовало настроению: одежда наша пропиталась промозглой сыростью, и нам было куда холоднее, чем вечером. Спасибо хоть Уилл всю ночь поддерживал огонь. Я подивилась ему: он сказал, что за ночь не сомкнул глаз, но при этом казался гораздо бодрее нас. Разумеется, если не считать наших старых опытных бойцов. Релла, как обычно, проснулась с онемевшей спиной, но Джеми отчасти уже знал, как помочь ей унять боль: сам тоже поохал, жалуясь на свой бок; но я-то сразу смекнула, что к чему.
— Да, ты всегда готов посочувствовать, — сказала я, посмеиваясь над ним, пока допивала вторую кружку челана.
— Тебя не проведешь, — отозвался он, потягиваясь. — В следующий раз оставлю тебя дома.
Я хотела было поддразнить его, но тут, к моему удивлению, в голове у меня раздался голос Идай:
«Вариен? Ланен? Могу ли я поговорить с вами?»
"Разумеется, Идай, — отозвался Вариен, который взял за обыкновение носить свой венец постоянно. — В твоих мыслях мне слышится тревога. Что случилось?"
"Нет ли вестей от Хадрэйшикрара? — спросила она, и теперь даже мне стала слышна озабоченность в ее голосе. — Я только что пыталась воззвать к нему и даже услышала, как он начал отвечать, однако потом последовала тишина".
«Я ничего не слышал, госпожа», — ответил Вариен.
Я уставилась на него в полном замешательстве, но он взял меня за руку и проговорил вслух:
— Не сейчас, попозже я тебе все объясню.
«Значит, ты опасаешься за него?» — вновь заговорил он на Языке Истины.
«Он уже должен был добраться до вас», — сказала Идай.
Мне с трудом удалось подавить вопль изумления — не очень, правда, успешно. К счастью, Идай ничего не слышала, кроме успокаивающего голоса Вариена:
"Мы отыщем его, если сумеем, госпожа, — ответил он. — К нам Шикрар тоже не обращался. Быть может, он отдыхает после перелета?"
"Возможно, Акхор. Но мне не нравится, что я его не слышу. Умоляю, найдите время, чтобы разыскать его, и разбудите, если сумеете".
«Сделаем все, что в наших силах», — заверил ее Вариен. Он поморщился: я поняла, что от истинной речи у него вновь разболелась голова. Похоже, сейчас он переносил ее даже хуже, чем я, хотя и мне это давалось не очень-то легко.
«Благодарим тебя, госпожа, что поделилась с нами своей тревогою. Пусть его ищут все, а кто найдет, пусть даст знать остальным», — вырвалось у меня чуть ли не само собой, и я поняла это, только когда услышала ее ответ.
Вариен снял венец и потер виски, морщась.
Я молча глядела на него. Наконец он поднял глаза.
— Чего ты?.. Ах да! — проговорил он.
— Вот-вот, — откликнулась я, не зная, удивляться ли мне, рассердиться или обрадоваться. — И давно тебе известно, что Шикрар направлялся сюда?
Из приглушенных чертыханий у себя за спиной я заключила, что Релла все слышала.
— Да нет... Ланен, ведь это из-за боязни за твою безопасность я решил ничего тебе не говорить... За последнее время в землях кантри случилось многое, — проговорил он в нерешительности (ну точь-в-точь маленький ребенок, забывший выполнить поручение матери). — Ланен, может, тебе стоит присесть. — Тут он улыбнулся, чуть ли не проказливой улыбкой. — То, что я тебе сейчас поведаю, — чистая правда, и она, вне всяких сомнений, колкая. А еще она рогатая, хвостатая и когтистая. И речь пойдет не об одном, а о многих.
— О многих? — переспросила я слабо. — А кто это — многие?
Спеша, чтобы ее не опередили, Релла подскочила к нам и резво уточнила:
— И чего они хотят?
— Это те, что вскоре прибудут сюда, в Колмар, правда, я не знаю, когда именно. Если Идай не ошибается, Шикрар должен быть уже здесь.
— Да кто прибудет-то? — чуть ли не прокричала я.
— Кантри, — промолвил он так, точно и сам не мог в это поверить. — Кантри, мой древний народ. Они летят сюда. Драконий остров, как вы его называете, объят пламенем и пеплом, и они все погибли бы, если бы остались там. Больше лететь им некуда. Они направляются сюда. Кантри летят в Колмар.
Если бы я поспорила, что шестеро человек ни за что не смогут простоять столь долгое время в молчаливом удивлении, то непременно проиграла бы.
Проснулась я еще более уставшей, чем была до этого, и Вариен чувствовал себя не намного лучше. Туманное, серое утро отнюдь не способствовало настроению: одежда наша пропиталась промозглой сыростью, и нам было куда холоднее, чем вечером. Спасибо хоть Уилл всю ночь поддерживал огонь. Я подивилась ему: он сказал, что за ночь не сомкнул глаз, но при этом казался гораздо бодрее нас. Разумеется, если не считать наших старых опытных бойцов. Релла, как обычно, проснулась с онемевшей спиной, но Джеми отчасти уже знал, как помочь ей унять боль: сам тоже поохал, жалуясь на свой бок; но я-то сразу смекнула, что к чему.
— Да, ты всегда готов посочувствовать, — сказала я, посмеиваясь над ним, пока допивала вторую кружку челана.
— Тебя не проведешь, — отозвался он, потягиваясь. — В следующий раз оставлю тебя дома.
Я хотела было поддразнить его, но тут, к моему удивлению, в голове у меня раздался голос Идай:
«Вариен? Ланен? Могу ли я поговорить с вами?»
"Разумеется, Идай, — отозвался Вариен, который взял за обыкновение носить свой венец постоянно. — В твоих мыслях мне слышится тревога. Что случилось?"
"Нет ли вестей от Хадрэйшикрара? — спросила она, и теперь даже мне стала слышна озабоченность в ее голосе. — Я только что пыталась воззвать к нему и даже услышала, как он начал отвечать, однако потом последовала тишина".
«Я ничего не слышал, госпожа», — ответил Вариен.
Я уставилась на него в полном замешательстве, но он взял меня за руку и проговорил вслух:
— Не сейчас, попозже я тебе все объясню.
«Значит, ты опасаешься за него?» — вновь заговорил он на Языке Истины.
«Он уже должен был добраться до вас», — сказала Идай.
Мне с трудом удалось подавить вопль изумления — не очень, правда, успешно. К счастью, Идай ничего не слышала, кроме успокаивающего голоса Вариена:
"Мы отыщем его, если сумеем, госпожа, — ответил он. — К нам Шикрар тоже не обращался. Быть может, он отдыхает после перелета?"
"Возможно, Акхор. Но мне не нравится, что я его не слышу. Умоляю, найдите время, чтобы разыскать его, и разбудите, если сумеете".
«Сделаем все, что в наших силах», — заверил ее Вариен. Он поморщился: я поняла, что от истинной речи у него вновь разболелась голова. Похоже, сейчас он переносил ее даже хуже, чем я, хотя и мне это давалось не очень-то легко.
«Благодарим тебя, госпожа, что поделилась с нами своей тревогою. Пусть его ищут все, а кто найдет, пусть даст знать остальным», — вырвалось у меня чуть ли не само собой, и я поняла это, только когда услышала ее ответ.
Вариен снял венец и потер виски, морщась.
Я молча глядела на него. Наконец он поднял глаза.
— Чего ты?.. Ах да! — проговорил он.
— Вот-вот, — откликнулась я, не зная, удивляться ли мне, рассердиться или обрадоваться. — И давно тебе известно, что Шикрар направлялся сюда?
Из приглушенных чертыханий у себя за спиной я заключила, что Релла все слышала.
— Да нет... Ланен, ведь это из-за боязни за твою безопасность я решил ничего тебе не говорить... За последнее время в землях кантри случилось многое, — проговорил он в нерешительности (ну точь-в-точь маленький ребенок, забывший выполнить поручение матери). — Ланен, может, тебе стоит присесть. — Тут он улыбнулся, чуть ли не проказливой улыбкой. — То, что я тебе сейчас поведаю, — чистая правда, и она, вне всяких сомнений, колкая. А еще она рогатая, хвостатая и когтистая. И речь пойдет не об одном, а о многих.
— О многих? — переспросила я слабо. — А кто это — многие?
Спеша, чтобы ее не опередили, Релла подскочила к нам и резво уточнила:
— И чего они хотят?
— Это те, что вскоре прибудут сюда, в Колмар, правда, я не знаю, когда именно. Если Идай не ошибается, Шикрар должен быть уже здесь.
— Да кто прибудет-то? — чуть ли не прокричала я.
— Кантри, — промолвил он так, точно и сам не мог в это поверить. — Кантри, мой древний народ. Они летят сюда. Драконий остров, как вы его называете, объят пламенем и пеплом, и они все погибли бы, если бы остались там. Больше лететь им некуда. Они направляются сюда. Кантри летят в Колмар.
Если бы я поспорила, что шестеро человек ни за что не смогут простоять столь долгое время в молчаливом удивлении, то непременно проиграла бы.
Релла
Когда я вновь обрела способность дышать, то разразилась смехом — долгим и громким. Один из целителей прибегнул к чему-то такому, что, по-видимому, должно было помочь нам преодолеть ошеломление, но я уже не в силах была остановиться.
— Или поделись с нами, над чем ты тут покатываешься, или замолкни, а то квохчешь, как старая курица, — проговорил Джеми сухо.
— Берис... ну Берис же! — еле выдохнула я. — Клянусь Владычицей!.. Я бы отдала свое годовое жалованье, лишь бы увидеть его лицо, когда до него докатится эта весть! — Никто не пошевелился. — Как, разве вы не понимаете? — продолжала я. — Он ведь все свои надежды возлагает на демонов — это то самое его преимущество противостоять которому не может почти ничто. А теперь... Ха-ха-ха!.. Ох... Теперь сюда летят существа, которые способны уничтожить этих проклятущих тварей одним выдохом, и он ничего не сможет с этим поделать! Нет, это просто великолепно!
Похоже, слова мои наконец-то развеселили и остальных. Лично я то и дело вновь начинала заходиться смехом — и так на протяжении часа, пока мы продолжали путь. Думаю, Вариен так и позабыл рассказать обо всем остальным.
Похоже, мой добрый знакомец Шикрар собирался пожаловать к нам первым. Хотя я провела больше времени с его сыном Кейдрой, но Шикрара очень уважала. Он обладал честной душой. Единственным недостатком было то, что душа эта заключалась в неимоверно громадном теле. Он был вдвое крупнее своего сына. На Драконьем острове он смотрелся лучше некуда, однако я и представить его не могла здесь, в Колмаре. Слишком уж он велик для наших-то земель. Хотя увидеться с ним в Колмаре я была бы не прочь, ежели, конечно, он отыщется. Судя по речам Вариена и Ланен, никаких его признаков тут пока не было.
Хмурое утро растаяло в солнечном дне, как поется в древних песнях. Я лишь порадовалась этому, кости мои были уже далеко не первой молодости, ночным холодом их пробрало насквозь. Все утро я больше шагала пешком, чем ехала, пока мы поднимались все выше и выше в горы. Здесь было заметно холоднее, чем внизу, да и воздух казался несколько тоньше. Тут Уилл указал куда-то вперед и объявил:
— Наконец-то! Вон он, проход к горной долине.
— Как нельзя кстати, а то у меня уже живот подвело с голоду, — весело отозвалась Ланен. — Но где же, Уилл? Я не вижу никакого прохода, одни лишь скалы.
Он ухмыльнулся.
— В этом-то вся и суть. Если не знаешь, что там есть проход, сама ни в жизнь не отыщешь. Следуйте за мной.
Усевшись на одну из лошадей, он проехал слегка вперед — и вскоре на глазах у всех точно исчез в скале. Я подумала, что проход будет легче увидеть, когда мы подъедем поближе, но пока мы не приблизились вплотную, можно было поклясться, что там ничего нет, кроме сплошного камня. Вошли мы по одному, друг за другом, ведя лошадей под уздцы: проход был узким. И вскоре перед нами открылась большая круглая долина, покрытая зеленью и окруженная высокими скалами. В дальнем ее конце, немного левее, виднелся небольшой лесочек, который был наполовину скрыт двумя черными изгибистыми отрогами, круто сбегавшими с высоких скалистых стен к зеленой траве. Они походили на два громадных скошенных столпа по обеим сторонам от входа: незаметно начинаясь где-то в высоких утесах, книзу они все больше расширялись, пока наконец не встречались с землей.
Все это я узрела в первые же мгновения — благодаря своей выучке за время работы в Службе: постепенно привыкаешь сразу охватывать взглядом всю местность и отмечать возможные пути к быстрому отступлению. Но на первый взгляд выхода из долины не было — а потом мне стало уже не до изучения скал. Вся долина кишмя кишела Салерами.
— Или поделись с нами, над чем ты тут покатываешься, или замолкни, а то квохчешь, как старая курица, — проговорил Джеми сухо.
— Берис... ну Берис же! — еле выдохнула я. — Клянусь Владычицей!.. Я бы отдала свое годовое жалованье, лишь бы увидеть его лицо, когда до него докатится эта весть! — Никто не пошевелился. — Как, разве вы не понимаете? — продолжала я. — Он ведь все свои надежды возлагает на демонов — это то самое его преимущество противостоять которому не может почти ничто. А теперь... Ха-ха-ха!.. Ох... Теперь сюда летят существа, которые способны уничтожить этих проклятущих тварей одним выдохом, и он ничего не сможет с этим поделать! Нет, это просто великолепно!
Похоже, слова мои наконец-то развеселили и остальных. Лично я то и дело вновь начинала заходиться смехом — и так на протяжении часа, пока мы продолжали путь. Думаю, Вариен так и позабыл рассказать обо всем остальным.
Похоже, мой добрый знакомец Шикрар собирался пожаловать к нам первым. Хотя я провела больше времени с его сыном Кейдрой, но Шикрара очень уважала. Он обладал честной душой. Единственным недостатком было то, что душа эта заключалась в неимоверно громадном теле. Он был вдвое крупнее своего сына. На Драконьем острове он смотрелся лучше некуда, однако я и представить его не могла здесь, в Колмаре. Слишком уж он велик для наших-то земель. Хотя увидеться с ним в Колмаре я была бы не прочь, ежели, конечно, он отыщется. Судя по речам Вариена и Ланен, никаких его признаков тут пока не было.
Хмурое утро растаяло в солнечном дне, как поется в древних песнях. Я лишь порадовалась этому, кости мои были уже далеко не первой молодости, ночным холодом их пробрало насквозь. Все утро я больше шагала пешком, чем ехала, пока мы поднимались все выше и выше в горы. Здесь было заметно холоднее, чем внизу, да и воздух казался несколько тоньше. Тут Уилл указал куда-то вперед и объявил:
— Наконец-то! Вон он, проход к горной долине.
— Как нельзя кстати, а то у меня уже живот подвело с голоду, — весело отозвалась Ланен. — Но где же, Уилл? Я не вижу никакого прохода, одни лишь скалы.
Он ухмыльнулся.
— В этом-то вся и суть. Если не знаешь, что там есть проход, сама ни в жизнь не отыщешь. Следуйте за мной.
Усевшись на одну из лошадей, он проехал слегка вперед — и вскоре на глазах у всех точно исчез в скале. Я подумала, что проход будет легче увидеть, когда мы подъедем поближе, но пока мы не приблизились вплотную, можно было поклясться, что там ничего нет, кроме сплошного камня. Вошли мы по одному, друг за другом, ведя лошадей под уздцы: проход был узким. И вскоре перед нами открылась большая круглая долина, покрытая зеленью и окруженная высокими скалами. В дальнем ее конце, немного левее, виднелся небольшой лесочек, который был наполовину скрыт двумя черными изгибистыми отрогами, круто сбегавшими с высоких скалистых стен к зеленой траве. Они походили на два громадных скошенных столпа по обеим сторонам от входа: незаметно начинаясь где-то в высоких утесах, книзу они все больше расширялись, пока наконец не встречались с землей.
Все это я узрела в первые же мгновения — благодаря своей выучке за время работы в Службе: постепенно привыкаешь сразу охватывать взглядом всю местность и отмечать возможные пути к быстрому отступлению. Но на первый взгляд выхода из долины не было — а потом мне стало уже не до изучения скал. Вся долина кишмя кишела Салерами.
Майкель
Проснувшись, я обнаружил, что уже шагаю вперед: вниз в логовину и вновь вверх, по склону нового кряжа, неизменно следуя к цели. Я совершенно не помнил, как встал, завтракал ли, да и мешка моего при мне не было. И тогда, одинокий, без надежды на чью-либо помощь, лишенный даже самых необходимых вещей, я начал борьбу.
Поначалу это было не особо трудно. То небольшая задержка, то нарочито устроенный привал — хотя отдых мне вовсе не требовался, лишь бы придержать тварь, что обосновалась во мне, не дать ей приблизиться к жертве. Она хотела, чтобы я шел быстро, и я приложил все усилия, чтобы идти как можно медленнее. Но быстро обнаружил, что как только начинаю думать о борьбе с демоном отвлеченными понятиями, то сразу же проигрываю: шаг мой ускорялся сам собою, а я этого даже не замечал, пока вновь не развивал ту скорость, какой от меня хотел демон. Поэтому я начал замедлять каждый отдельный шаг. И заставил себя сосредоточиваться на каждом последующем.
Пресвятая Шиа, как же это было тяжело! Впрочем, судя по тому как демон сопротивлялся, мне, должно быть, все же кое-что удавалось, и я, подключив всю свою волю, продолжал борьбу.
Прежде я много и упорно работал над тем, чтобы сделаться искуснейшим целителем, доводя свои природные способности до совершенства путем настойчивой и упорной учебы. Порою бывало нелегко, но я научился сосредоточивать всю свою волю на той или иной задаче до тех пор, пока не выполнял ее полностью. Благодаря этой выучке сейчас я стойко сопротивлялся чужой воле, хотя каждый шаг требовал от меня огромной сосредоточенности и решимости. Демон, разумеется, тоже противился, однако я использовал приемы, призванные противостоять первоначальному натиску, которым нас в свое время обучали. Если целитель ранен, он не может работать с прежней плодотворностью, поэтому перво-наперво нас обучили, как исцелять самих себя. Если же на это нет времени, то существует способ отстраниться от терзающей тебя боли. И я прибегнул к этому приему отстранения, чтобы защитить себя, хотя мне было известно, что потом это дорого мне обойдется.
Я чуть не рассмеялся. Все-таки привычка жить так сильна! Я даже забыл, что для меня «потом» уже не существует...
Тут-то я и понял истину старинного присловья: «Страшнее всего тот, кому нечего терять: ему нечего и страшиться». И чтобы доказать это, я встал как вкопанный, не обращая на отчаянное сопротивление демона, сосредоточившись лишь на том, чтобы смотреть вокруг на недавно народившуюся весну, слушать пение пташек, вдыхать чистый воздух, наполненный терпким ароматом жизни. Я стоял на залитом солнцем горном склоне, и слезы текли у меня из глаз, хотя не боль была тому причиною.
Вокруг меня расцветала жизнь во всей своей красе, и в самый разгар схватки со смертью я урвал мгновение, чтобы возрадоваться чудесному великолепию мира, что окружал меня, прежде чем я буду вынужден покинуть его навсегда.
Поначалу это было не особо трудно. То небольшая задержка, то нарочито устроенный привал — хотя отдых мне вовсе не требовался, лишь бы придержать тварь, что обосновалась во мне, не дать ей приблизиться к жертве. Она хотела, чтобы я шел быстро, и я приложил все усилия, чтобы идти как можно медленнее. Но быстро обнаружил, что как только начинаю думать о борьбе с демоном отвлеченными понятиями, то сразу же проигрываю: шаг мой ускорялся сам собою, а я этого даже не замечал, пока вновь не развивал ту скорость, какой от меня хотел демон. Поэтому я начал замедлять каждый отдельный шаг. И заставил себя сосредоточиваться на каждом последующем.
Пресвятая Шиа, как же это было тяжело! Впрочем, судя по тому как демон сопротивлялся, мне, должно быть, все же кое-что удавалось, и я, подключив всю свою волю, продолжал борьбу.
Прежде я много и упорно работал над тем, чтобы сделаться искуснейшим целителем, доводя свои природные способности до совершенства путем настойчивой и упорной учебы. Порою бывало нелегко, но я научился сосредоточивать всю свою волю на той или иной задаче до тех пор, пока не выполнял ее полностью. Благодаря этой выучке сейчас я стойко сопротивлялся чужой воле, хотя каждый шаг требовал от меня огромной сосредоточенности и решимости. Демон, разумеется, тоже противился, однако я использовал приемы, призванные противостоять первоначальному натиску, которым нас в свое время обучали. Если целитель ранен, он не может работать с прежней плодотворностью, поэтому перво-наперво нас обучили, как исцелять самих себя. Если же на это нет времени, то существует способ отстраниться от терзающей тебя боли. И я прибегнул к этому приему отстранения, чтобы защитить себя, хотя мне было известно, что потом это дорого мне обойдется.
Я чуть не рассмеялся. Все-таки привычка жить так сильна! Я даже забыл, что для меня «потом» уже не существует...
Тут-то я и понял истину старинного присловья: «Страшнее всего тот, кому нечего терять: ему нечего и страшиться». И чтобы доказать это, я встал как вкопанный, не обращая на отчаянное сопротивление демона, сосредоточившись лишь на том, чтобы смотреть вокруг на недавно народившуюся весну, слушать пение пташек, вдыхать чистый воздух, наполненный терпким ароматом жизни. Я стоял на залитом солнцем горном склоне, и слезы текли у меня из глаз, хотя не боль была тому причиною.
Вокруг меня расцветала жизнь во всей своей красе, и в самый разгар схватки со смертью я урвал мгновение, чтобы возрадоваться чудесному великолепию мира, что окружал меня, прежде чем я буду вынужден покинуть его навсегда.
Вариен
Представители Малого рода собрались вокруг нас. Горный луг так и пестрел ими: здесь были самые разнообразные оттенки — от ржаво-железистого до ярко-медного, как кожа Салеры. Все мы застыли, пораженные этим чудом.
Салера вышла вперед, приветствуя нас. Первым этой чести удостоился Уилл: она легонько пихнула его носом и радостно произнесла: «Ухир-р». Потом она подошла ко мне и с поклоном изрекла: «Хф-фар-риан». Ошибки быть не могло: она знала мое имя. Она была до боли близка к тому, чтобы начать говорить по-настоящему. Не в силах удержаться, я вновь потянулся к ней, обращаясь на Языке Истины:
«Ну же, малышка. У тебя уже так много получается, Салера! Я Вариан, ты ведь знаешь, что такое имена. И ты способна учиться — о милая моя сестра, услышь меня, сделай же этот последний шаг, это ведь такая малость после всего того, чего ты уже достигла!»
Ответа не было. Ланен положила руку мне на плечо.
— Ладно, дорогой. Мы с самого рассвета на ногах, а солнце уже почти над головой. Надо бы вспомнить и о еде, о питье.
— Ты не понимаешь, — ответил я с трепетом. — Эти существа — иные. Мне говорили, что они живут одиноко или в лучшем случае разрозненными парами...
Она посмотрела на меня, и лицо ее искривила усмешка.
— Еще как понимаю. Я ведь живу здесь, разве забыл? Но еще я понимаю, что ты сегодня совсем не завтракал и если вскорости чего-нибудь не перекусишь, то рухнешь от истощения. Не очень-то подобающе это будет выглядеть со стороны, правда?
Я глянул на нее. Глаза ее сияли так же ярко, как и мои: она знала, в самом деле осознавала, насколько это все было удивительным. А еще ей гораздо лучше были известны пределы возможностей человеческого тела. Когда она вложила мне в руку толстый ломоть хлеба с сыром, я съел его с жадностью, запив водой из небольшого ручейка, что протекал в дальнем лесочке. Воду принесла Ланен, и при этом за ней всюду следовали крылатые создания, с любопытством следя за каждым ее движением. Странно было заниматься настолько обыденным занятием, как прием трапезы, в столь необыкновенном месте, но ничего зазорного в этом не было.
Когда мы покончили с нашим скорым обедом, день был в самом разгаре. До этого я все утро то и дело пытался воззвать к Шикрару, покуда меня не начала мучить головная боль, однако так и не получил ответа. Страх мой за него все более возрастал, и я решил сделать еще одну последнюю попытку, прежде... прежде чем встретить то, что было уготовано нам Ветрами. Я вложил в свою мысленную речь душу и сердце.
«Шикрар! Хадрэйшикрар, друг мой, где же ты? Я опасаюсь за тебя, сердечный мой друг, слишком долго от тебя не слышно вестей. Поговори же со мною, пробудись ото сна, очнись от ран, воззови ко мне!»
К величайшему своему облегчению, я услышал его голос: звучал он слабее, чем обычно, но все же это означало, что друг мой жив.
«Я слышу тебя, верный мой товарищ! Хвала Ветрам, я здесь! Я стою на земле Колмара — правда, меня немного пошатывает. Если говорить по совести. Я повредил крыло. Летать я все же могу, но это доставляет ужасную боль».
«Шикрар! Вот уж воистину — хвала Ветрам! Где же ты?»
«Подожди-ка, друг, дай осмотреться. Ага. Я стою на высоком, поросшем травою утесе у самого моря. Не знаю, к северу ли я или к югу от владений гедри, но земля, что расстилается передо мною, дикая и невозделанная. А вы где?»
«В южной части Колмара, чуть южнее большой реки, что делит его земли надвое, — ответил я. — Попытайся подняться в воздух, и если только ты неподалеку от этой реки, ты увидишь ее. К югу от нее и дальше на запад тянется высокое взгорье, лежащее меж двух больших городов. Я нахожусь посреди этих гор, в высокогорной долине — другой такой ты явно нигде не найдешь. И... ах, Шикрар, в это трудно поверить: здесь Малый род!»
«Что ты говоришь?!» — взрычал он, и голос его разума был объят изумлением.
Я рассмеялся:
«Ты не ослышался, друг мой, Малый род. Мы нашли их — или они нас. Шикрар, в них явственно заметны проблески сознания!»
«А пытался ли ты к ним воззвать?» — спросил он взволнованно.
"Пытался, друг мой. Разум их пока молчит, но они уже почти способны говорить вслух. Одна из них, Салера, выучила мое имя. Они так близко, Шикрар! Давай же, разыщи нас, друг мой! — взмолился я. Теперь, когда я услышал его голос и знал, что он находится совсем недалеко, я почти телесно ощущал боль от долгой разлуки. К тому же я очень хорошо знал старину Шикрара. — Быть может, тебе удастся им помочь".
Он рассмеялся. Будь благословенно его имя — он рассмеялся от восторга.
«Акхор, ради того чтобы увидеть Малый род, я бы добрался до вас и ползком, даже если бы все мои четыре ноги были переломаны. Что для меня легкое повреждение крыла? Я разыщу вас, пусть даже мне придется вас вынюхивать!»
"Да помогут Ветры тебе в полете, — ответил я; восторг и радость затмевали даже быстро явившуюся боль в голове. — Прилетай скорее, брат мой".
«Лечу, сердечный мой друг, лечу».
Он найдет нас, увидит сверху — и прилетит. Это было восхитительно. Я повернулся к Ланен:
— Ты слышала?..
— Все слышала, дорогой мой. — Она взяла меня за руку. — Давай подойдем к ним, Вариен. У меня какое-то совершенно необычное чувство.
Огромное сборище представителей Малого рода разомкнулось перед нами и вновь сомкнулось позади; все они внимательно следили за нами. Так мы и шли все вместе, окруженные ими: они с любопытством обнюхивали нас, издавая странные звуки. Я изо всех сил старался понять, что они пытаются сказать, но безрезультатно. Наконец посреди этого огромного луга мы вновь встретились с Салерой. Она стала перед нами и не давала пройти, преграждая нам путь своими крыльями.
— В чем дело, девочка? — спросил Уилл. Он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но она не далась. Вместо этого повернулась ко мне.
— Хф-фар-риан. С-сар-рэйр-ра. — И, вытянув свою длинную шею, она дотронулась носом до моего самоцвета. — С-сар-рэйр-ра.
Я затрепетал. Каждой частицей своего существа я почуял, что готовится нечто необыкновенное. Мир для меня словно сжался — в нем остались лишь Ланен, Салера и я. Ланен дрожала, как и я, быстрой и мелкой дрожью, отчего к щекам ее подступила краска, а в глазах полыхнул огонь.
Я вновь попытался мысленно обратиться к Салере — скорее по привычке, ибо это обычный способ общения среди моего народа, — но не успел произнести и пару слов, как Ланен остановила меня.
— Нет, Вариен. До этого еще далеко. Вернись к самому началу. — Она указала мне на выпуклость, что выступала на лбу у Салеры. — Начни вот отсюда.
Я протянул руку, чтобы дотронуться до головы Салеры. Она храбро осталась стоять на месте, когда моя кожа коснулась ее брони. Мне показалось, будто до меня донесся какой-то странный звук; это было неожиданно, и я сейчас же убрал руку.
— Что-то тут есть, ты была права. Но я не понимаю: я ведь дотрагивался до нее и раньше, и ничего не происходило... — начал было я.
— Тогда на тебе не было твоего венца, ты ведь снял его тогда, — тихо напомнила мне Ланен. — Может, все настолько просто?
— Насколько просто? Да, когда я прикасаюсь к ней рукой, это влияет на нас обоих, но...
— Да нет же. Не рукой, — перебила она. Голос ее был необычным, полным трепетного благоговения, словно она говорила с кем-то другим в этом диковинно сжавшемся мире, где было место лишь нам троим. — Кажется, как просто! Но если получится...
— Ланен! — проговорил я.
— Твой самоцвет, — сказала она, осторожно кладя руку Салере на шею. — Вариен, дотронься до выступа у нее на лбу своим самоцветом, не снимая его с головы.
— Но такое принято лишь между родителями и ребенком, Ланен, — возразил я.
— Да, я знаю, — ответила она просто. В голосе ее звучала уверенность.
Салера вышла вперед, приветствуя нас. Первым этой чести удостоился Уилл: она легонько пихнула его носом и радостно произнесла: «Ухир-р». Потом она подошла ко мне и с поклоном изрекла: «Хф-фар-риан». Ошибки быть не могло: она знала мое имя. Она была до боли близка к тому, чтобы начать говорить по-настоящему. Не в силах удержаться, я вновь потянулся к ней, обращаясь на Языке Истины:
«Ну же, малышка. У тебя уже так много получается, Салера! Я Вариан, ты ведь знаешь, что такое имена. И ты способна учиться — о милая моя сестра, услышь меня, сделай же этот последний шаг, это ведь такая малость после всего того, чего ты уже достигла!»
Ответа не было. Ланен положила руку мне на плечо.
— Ладно, дорогой. Мы с самого рассвета на ногах, а солнце уже почти над головой. Надо бы вспомнить и о еде, о питье.
— Ты не понимаешь, — ответил я с трепетом. — Эти существа — иные. Мне говорили, что они живут одиноко или в лучшем случае разрозненными парами...
Она посмотрела на меня, и лицо ее искривила усмешка.
— Еще как понимаю. Я ведь живу здесь, разве забыл? Но еще я понимаю, что ты сегодня совсем не завтракал и если вскорости чего-нибудь не перекусишь, то рухнешь от истощения. Не очень-то подобающе это будет выглядеть со стороны, правда?
Я глянул на нее. Глаза ее сияли так же ярко, как и мои: она знала, в самом деле осознавала, насколько это все было удивительным. А еще ей гораздо лучше были известны пределы возможностей человеческого тела. Когда она вложила мне в руку толстый ломоть хлеба с сыром, я съел его с жадностью, запив водой из небольшого ручейка, что протекал в дальнем лесочке. Воду принесла Ланен, и при этом за ней всюду следовали крылатые создания, с любопытством следя за каждым ее движением. Странно было заниматься настолько обыденным занятием, как прием трапезы, в столь необыкновенном месте, но ничего зазорного в этом не было.
Когда мы покончили с нашим скорым обедом, день был в самом разгаре. До этого я все утро то и дело пытался воззвать к Шикрару, покуда меня не начала мучить головная боль, однако так и не получил ответа. Страх мой за него все более возрастал, и я решил сделать еще одну последнюю попытку, прежде... прежде чем встретить то, что было уготовано нам Ветрами. Я вложил в свою мысленную речь душу и сердце.
«Шикрар! Хадрэйшикрар, друг мой, где же ты? Я опасаюсь за тебя, сердечный мой друг, слишком долго от тебя не слышно вестей. Поговори же со мною, пробудись ото сна, очнись от ран, воззови ко мне!»
К величайшему своему облегчению, я услышал его голос: звучал он слабее, чем обычно, но все же это означало, что друг мой жив.
«Я слышу тебя, верный мой товарищ! Хвала Ветрам, я здесь! Я стою на земле Колмара — правда, меня немного пошатывает. Если говорить по совести. Я повредил крыло. Летать я все же могу, но это доставляет ужасную боль».
«Шикрар! Вот уж воистину — хвала Ветрам! Где же ты?»
«Подожди-ка, друг, дай осмотреться. Ага. Я стою на высоком, поросшем травою утесе у самого моря. Не знаю, к северу ли я или к югу от владений гедри, но земля, что расстилается передо мною, дикая и невозделанная. А вы где?»
«В южной части Колмара, чуть южнее большой реки, что делит его земли надвое, — ответил я. — Попытайся подняться в воздух, и если только ты неподалеку от этой реки, ты увидишь ее. К югу от нее и дальше на запад тянется высокое взгорье, лежащее меж двух больших городов. Я нахожусь посреди этих гор, в высокогорной долине — другой такой ты явно нигде не найдешь. И... ах, Шикрар, в это трудно поверить: здесь Малый род!»
«Что ты говоришь?!» — взрычал он, и голос его разума был объят изумлением.
Я рассмеялся:
«Ты не ослышался, друг мой, Малый род. Мы нашли их — или они нас. Шикрар, в них явственно заметны проблески сознания!»
«А пытался ли ты к ним воззвать?» — спросил он взволнованно.
"Пытался, друг мой. Разум их пока молчит, но они уже почти способны говорить вслух. Одна из них, Салера, выучила мое имя. Они так близко, Шикрар! Давай же, разыщи нас, друг мой! — взмолился я. Теперь, когда я услышал его голос и знал, что он находится совсем недалеко, я почти телесно ощущал боль от долгой разлуки. К тому же я очень хорошо знал старину Шикрара. — Быть может, тебе удастся им помочь".
Он рассмеялся. Будь благословенно его имя — он рассмеялся от восторга.
«Акхор, ради того чтобы увидеть Малый род, я бы добрался до вас и ползком, даже если бы все мои четыре ноги были переломаны. Что для меня легкое повреждение крыла? Я разыщу вас, пусть даже мне придется вас вынюхивать!»
"Да помогут Ветры тебе в полете, — ответил я; восторг и радость затмевали даже быстро явившуюся боль в голове. — Прилетай скорее, брат мой".
«Лечу, сердечный мой друг, лечу».
Он найдет нас, увидит сверху — и прилетит. Это было восхитительно. Я повернулся к Ланен:
— Ты слышала?..
— Все слышала, дорогой мой. — Она взяла меня за руку. — Давай подойдем к ним, Вариен. У меня какое-то совершенно необычное чувство.
Огромное сборище представителей Малого рода разомкнулось перед нами и вновь сомкнулось позади; все они внимательно следили за нами. Так мы и шли все вместе, окруженные ими: они с любопытством обнюхивали нас, издавая странные звуки. Я изо всех сил старался понять, что они пытаются сказать, но безрезультатно. Наконец посреди этого огромного луга мы вновь встретились с Салерой. Она стала перед нами и не давала пройти, преграждая нам путь своими крыльями.
— В чем дело, девочка? — спросил Уилл. Он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но она не далась. Вместо этого повернулась ко мне.
— Хф-фар-риан. С-сар-рэйр-ра. — И, вытянув свою длинную шею, она дотронулась носом до моего самоцвета. — С-сар-рэйр-ра.
Я затрепетал. Каждой частицей своего существа я почуял, что готовится нечто необыкновенное. Мир для меня словно сжался — в нем остались лишь Ланен, Салера и я. Ланен дрожала, как и я, быстрой и мелкой дрожью, отчего к щекам ее подступила краска, а в глазах полыхнул огонь.
Я вновь попытался мысленно обратиться к Салере — скорее по привычке, ибо это обычный способ общения среди моего народа, — но не успел произнести и пару слов, как Ланен остановила меня.
— Нет, Вариен. До этого еще далеко. Вернись к самому началу. — Она указала мне на выпуклость, что выступала на лбу у Салеры. — Начни вот отсюда.
Я протянул руку, чтобы дотронуться до головы Салеры. Она храбро осталась стоять на месте, когда моя кожа коснулась ее брони. Мне показалось, будто до меня донесся какой-то странный звук; это было неожиданно, и я сейчас же убрал руку.
— Что-то тут есть, ты была права. Но я не понимаю: я ведь дотрагивался до нее и раньше, и ничего не происходило... — начал было я.
— Тогда на тебе не было твоего венца, ты ведь снял его тогда, — тихо напомнила мне Ланен. — Может, все настолько просто?
— Насколько просто? Да, когда я прикасаюсь к ней рукой, это влияет на нас обоих, но...
— Да нет же. Не рукой, — перебила она. Голос ее был необычным, полным трепетного благоговения, словно она говорила с кем-то другим в этом диковинно сжавшемся мире, где было место лишь нам троим. — Кажется, как просто! Но если получится...
— Ланен! — проговорил я.
— Твой самоцвет, — сказала она, осторожно кладя руку Салере на шею. — Вариен, дотронься до выступа у нее на лбу своим самоцветом, не снимая его с головы.
— Но такое принято лишь между родителями и ребенком, Ланен, — возразил я.
— Да, я знаю, — ответила она просто. В голосе ее звучала уверенность.