Страница:
И в ту же ночь они вывели меня в пустыню и избили. Я даже не знаю, имелось ли в виду меня убить или нет. Я не думаю, что их волновало, выживу я или подохну. Я получил каблуком башмака прямо в глаз, не говоря уже о других местах. – Остался один стакан, и Каттини повернулся к бармену.
– А Тайлеру Беку ты сказал, что тебя сшиб грузовик.
– Да, – засмеялся Каттини. – Я остался жив. Я хотел и дальше таким оставаться, живым. Кемп мог купить весь Таксон. Я не знаю, почему он этого не делает. А Тайлера мой ответ устроил. Он даже довез меня до больницы по дороге на теннисный корт.
– А Нина бывает в городе? – спросил Кэлли.
Бармен забрал пустые стаканы, а на стол поставил полных три и положил счет для Кэлли.
– Я бы не стал думать об этом, – ответил Каттини.
– Бывает или нет?
– Нет.
– А Кемп уезжает куда-нибудь?
– Да, в деловые поездки, иногда.
– А когда он уезжает, кто опекает Нину?
– Что делает?
– Ну, кто присматривает за ней, держится рядом?
– Один индеец. Айра Санчес.
– Могу я добраться до него?
– О, черт подери, я не знаю, чего ты ищешь, но я, сукой буду, хорошо знаю, что ты найдешь. – Здоровый зеленый глаз пристально вглядывался в лицо Кэлли, где на скуле след синяка уже стал желтым, а сбоку носа алела запятая. – Посмотри сюда, – сказал Каттини и кончиком пальца слегка провел по ресницам Кэлли. А потом, щелчком подбросив вверх свою заплатку, словно веко, снова сказал: – Посмотри сюда.
Смятая, разрушенная плоть, запавшая внутрь и темная, как инжир. И в центре ее – черная дыра, устье туннеля, ведущего туда, где хранятся сны.
Кэлли вернулся из бара. Он оплатил очередной счет и даже заказал еще одну тройную порцию для Каттини. Прощаясь, Кэлли сказал ему:
– Если мне придет в голову что-нибудь еще, я смогу найти тебя здесь?
– Может быть. – Каттини поднял свой стакан. – Но лучше через Карла.
– Или если тебе придет в голову что-то еще...
– Конечно. Через Карла.
– Спасибо, – кивнул Кэлли.
– Айра Санчес любит посещать бои, – сказал Каттини. Он отхлебнул добрую треть стакана, лед постукивал о его зубы. – Ты найдешь его там, если поищешь.
– Бокс? – спросил Кэлли.
– Не совсем, нет. – Позади Кэлли уже стоял бармен с подносом, и Каттини только и сказал: – Удачи во всем!
Глава 33
– А Тайлеру Беку ты сказал, что тебя сшиб грузовик.
– Да, – засмеялся Каттини. – Я остался жив. Я хотел и дальше таким оставаться, живым. Кемп мог купить весь Таксон. Я не знаю, почему он этого не делает. А Тайлера мой ответ устроил. Он даже довез меня до больницы по дороге на теннисный корт.
– А Нина бывает в городе? – спросил Кэлли.
Бармен забрал пустые стаканы, а на стол поставил полных три и положил счет для Кэлли.
– Я бы не стал думать об этом, – ответил Каттини.
– Бывает или нет?
– Нет.
– А Кемп уезжает куда-нибудь?
– Да, в деловые поездки, иногда.
– А когда он уезжает, кто опекает Нину?
– Что делает?
– Ну, кто присматривает за ней, держится рядом?
– Один индеец. Айра Санчес.
– Могу я добраться до него?
– О, черт подери, я не знаю, чего ты ищешь, но я, сукой буду, хорошо знаю, что ты найдешь. – Здоровый зеленый глаз пристально вглядывался в лицо Кэлли, где на скуле след синяка уже стал желтым, а сбоку носа алела запятая. – Посмотри сюда, – сказал Каттини и кончиком пальца слегка провел по ресницам Кэлли. А потом, щелчком подбросив вверх свою заплатку, словно веко, снова сказал: – Посмотри сюда.
Смятая, разрушенная плоть, запавшая внутрь и темная, как инжир. И в центре ее – черная дыра, устье туннеля, ведущего туда, где хранятся сны.
Кэлли вернулся из бара. Он оплатил очередной счет и даже заказал еще одну тройную порцию для Каттини. Прощаясь, Кэлли сказал ему:
– Если мне придет в голову что-нибудь еще, я смогу найти тебя здесь?
– Может быть. – Каттини поднял свой стакан. – Но лучше через Карла.
– Или если тебе придет в голову что-то еще...
– Конечно. Через Карла.
– Спасибо, – кивнул Кэлли.
– Айра Санчес любит посещать бои, – сказал Каттини. Он отхлебнул добрую треть стакана, лед постукивал о его зубы. – Ты найдешь его там, если поищешь.
– Бокс? – спросил Кэлли.
– Не совсем, нет. – Позади Кэлли уже стоял бармен с подносом, и Каттини только и сказал: – Удачи во всем!
Глава 33
Поначалу свет был жемчужным и слабым, почти как просвечивающая раковина где-то у края неба. Потом какое-то маслянистое зарево стало разливаться от горизонта к горизонту, как бы затопляя плоские вершины столовых гор и скалистые выступы пород в возвышенной части пустыни.
Какая-то змея высунулась из расщелины. Она казалась бесконечной, потому что ее кольца были скрыты от взгляда в этой нише. Змея свесилась вниз с уступа высотой футов в девять, проползла еще немного и замерла, так и не добравшись до земли.
Тени становились все плотнее, превращаясь в лучах прибывающего света в ясные контуры кустарника и низкорослых деревьев. Что-то зашевелилось в кустарнике, и змея мгновенно исчезла между двумя скалами. Когда автомобиль Карла Мэзерса притормозил, розовый сад был им хорошо виден. На темно-голубом полотне неба осталось лишь несколько золотистых следов. Пустыня жила, но невозможно было понять как и где.
Они вышли из машины. Кэлли посмотрел на розы, на этот красный поток.
– Это нелепо, – сказал он.
– Да, своего рода сумасбродство, – сказал Мэзерс. – Что-то из разряда памятников себе, понимаете? Человечество тщеславно. – Сигарета обожгла его палец, и он бросил ее под каблук ботинка. – Вроде фараонов, только вот кому нужна усыпальница с дверью, Господи, зачем?
– А где эта изгородь? – спросил Кэлли.
– Со всех сторон. Отсюда трудно разглядеть. Она под напряжением. – Мэзерса вдруг осенила одна мысль. – Вы ведь не думаете о...
– Нет, – покачал головой Кэлли, – просто любопытно.
– Что вам нужно, – спросил Мэзерс, – и на какой срок?
– Ну, что-то вроде системы радиоперехвата. И на возможно больший срок, как удастся.
– М-да... Ну, я не смогу дать вам послушать, что говорится во всем доме, поскольку у меня нет доступа во весь дом. Я могу предложить вам пару комнат, но и в этом случае я должен буду в какой-то момент побывать в этих комнатах, чтобы проделать это.
Мэзерс открыл дверцу машины и порылся в бардачке. Выудив оттуда бинокль, он передал его Кэлли и сказал:
– Так вот: если вам удастся придумать, как проникнуть через ограду, миновать охранников и подойти к дому, а потом еще забраться в одну или две комнаты и остаться там одному хотя бы на пару минут, чтобы установить подслушивающее устройство, – что ж, тогда все отлично и вы получите то, что хотите.
Кэлли отрегулировал бинокль, и розовый сад прыгнул навстречу ему. Пышно цветущие розы были так близко, что казалось, можно их сорвать. Какой-то человек забрел в округлую панораму и вышел из нее. Кэлли перевел бинокль влево и снова нашел его, вздрогнув от того, насколько изображение приблизилось, оказавшись прямо перед ним. Казалось, человек может услышать его голос, увидеть его так же ясно, как Кэлли видит его: джинсы «Левис», широкополую шляпу, свободного покроя рубашку, ну и еще винтовку, покачивающуюся в руке. А позади этого периметра из роз – дом. И кресло-качалка на веранде.
– И какие же у нас варианты? – спросил Кэлли, возвращая бинокль Мэзерсу.
– Ну, можно дождаться темноты, как-то обойти этот ток в изгороди, перелезть через нее, тайком прокрасться в дом, прилепить жучок на одно из окон, надеясь, что они его не заметят.
– А вы сможете?
– Нет. Но есть и лазерное подслушивающее устройство: вы направляете его луч на окно: любой звук в комнате заставляет вибрировать стекло, как диффузор в динамике. Промодулированный речью звук возвращается к приемнику. Стоит такая штука примерно годового жалованья. ЦРУ могло бы одолжить вам экземплярчик, а может, и какая-нибудь большая компания, недавно успешно прибравшая к рукам другую и теперь не нуждающаяся больше в этой штуке.
– А что еще можно сделать?
– Я могу послать туда по почте этакий фальшивый презент. Ну какую-нибудь вещичку, рекламирующую новую партию электроники. Что-то вроде дармового калькулятора. Микрофон находится внутри калькулятора. Но для этого потребуется время. Надо изготовить печатные бланки, сделать их достаточно солидными на вид, что-то придумать с обратным почтовым адресом. Все должно выглядеть достоверно, ну так, чтобы Кемп мог ожидать получить нечто в этом роде. Но тут надо принять во внимание, что Кемп, возможно, сам не распечатывает свою почту. Кто-нибудь другой может оставить себе этот калькулятор, унести его из дома, просто выбросить... Ну теперь вы увидели все, что хотели? – спросил Мэзерс. – Думаю, я тут не единственный, у кого есть полевой бинокль.
Кэлли влез в машину. Мэзерс крутанул руль, и они выскочили назад, на подъездную дорогу.
– Стало быть, нет надежного способа, если только мы не проникнем в дом? – спросил Кэлли.
– Вы ли, я, кто-нибудь другой... – ответил Мэзерс. – Кроме того, обо мне речи нет. Послушайте-ка. – Он явно прикидывал новый вариант. – Предположим, что ваш телефон не в порядке. И тогда я могу прийти к вам и проверить его, пока вы ждете в другой комнате.
– Идея с телефоном мне нравится, – сказал Кэлли, припоминая, что проходил краткий курс изучения техники наблюдения.
– Да, это пожалуй самое лучшее. Связь односторонняя, обнаружить ее почти невозможно, надежно... – Мэзерс выпустил руль, чтобы достать сигарету из рубашки одной рукой, а другой нажал на зажигалку на приборной панели.
– Джерри Каттини упомянул некоего Айру Санчеса.
– Да? – Мэзерс держал сигарету во рту, прикрыв от дыма один глаз.
– Работает на Кемпа.
– Что ж, я знаю. Не очень хорошо, но знаю. Малый не дурак. Похоже, разрывается между резервацией и городом, пока не зная, где для него более подходящее место. Думаю, оно не там и не там. Или и там, и там. Он у Кемпа уже пару лет следит за порядком. Что-то вроде бригадира, я полагаю. Присматривает за этими парнями с винтовками.
– А иногда и за дочерью.
Мэзерс искоса довольно долго глядел на Кэлли.
– Неужели? – спросил он наконец.
– Каттини что-то говорил насчет того, что Санчес любит посещать бои. Это верно? Бои?
– Это верно.
Молчание нарастало. Мэзерс держал окурок сигареты мертвой хваткой, дым струился из кончиков его пальцев.
– Вы можете показать его мне? – спросил Кэлли.
– Разумеется, могу.
Они доехали до самого края города, уже когда сгущались зыбкие, розовато-лиловые сумерки и повсюду в зданиях загорался свет, словно медленно накалялись какие-то огромные сигнальные лампы. Мэзерс показал через ветровое стекло:
– Вон он, Санчес.
Это был коренастый мужчина, слишком отяжелевший пониже груди, но еще достаточно сильный. Его волосы были стянуты на затылке. Кто-то получил у Кэлли пять долларов, и он вошел в помещение без крыши. На стенах шипели карбидные лампы, и еще несколько были водружены на жердях, поближе к ограниченному планками кругу. Их отблески обесцвечивали все, чего касались, и отбрасывали густые тени на пространство вокруг арены.
Двое хозяев вышли на арену и остановились по разные стороны от процарапанной по земле линии. Они держали петухов на уровне пояса и головами слегка сталкивали их друг с другом. Серовато-коричневый и золотисто-синий петухи были подготовлены для состязания: их гребни и бородки подрезаны ножницами. Птицы тянули шеи, пытаясь клюнуть друг друга. Хозяева сталкивали их, отдергивали назад и снова сталкивали. У обоих петухов на шпорах были острые стальные наконечники, слегка изогнутые, длиной дюйма в полтора.
Хозяева отступили назад и выпустили птиц на арену. Петухи ринулись вперед, изготовившись к прыжку, перья на их шеях и спинах взъерошились. И вот они уже начали коротко клевать друг друга в грудь и шею. А Кэлли тем временем пробирался вокруг арены. Айра Санчес смотрел на птиц, потом он поднял глаза и взглянул туда, где на дальней стороне арены какой-то мужчина принимал ставки. Санчес кивнул, и букмекер тоже кивнул ему в ответ, обегая взглядом толпу и изучая лица людей – ища в этом оглушительном шуме желающих сделать ставку.
– Айра Санчес? – спросил Кэлли.
Синий петух оказался хорошим летуном, у него даже были подрезаны крылья, чтобы не позволять ему взлетать слишком высоко во время схватки. Вот он приподнялся во внезапном порыве ярости, выискивая возможность нанести удар прямо в мозг, но вместо этого ударил соперника стальной шпорой в грудь. Судья стоял возле арены, глядя на процарапанную на ней линию. Это был седой мужчина в разорванной куртке и в фетровой шляпе. Он подозвал одного из хозяев, и оба они перелезли через планки.
– Опасно делать ставку на такого летуна, – сказал Санчес, не отрывая глаз от арены. – Набирает слишком большую высоту и может напороться на шпору при спуске. И все же синий победит. Прекрасно работает крыльями. Я видел, что вы смотрели на меня.
– Нельзя ли нам поговорить?
– Вы канадец?
– Британец.
– В самом деле?
Хозяева снова расставили по местам своих птиц. Санчес переглянулся с букмекером.
– Вам бы надо поставить что-нибудь на этого. Шансы немного уменьшились, но людям этот летун не нравится.
Шум возрастал, зрители выкликали по именам своих фаворитов, спорили, смеялись, заключали пари. Кэлли почти не слышал Санчеса.
– А как мне это сделать? – спросил он.
Не поворачиваясь, Санчес протянул руку. Кэлли дал ему десятидолларовую бумажку. Голова букмекера подпрыгнула. Серовато-коричневый петух отступил, делая выпады в стороны, как боксер. Синий взлетел на подрезанных крыльях, акробатически изогнувшись, чтобы нанести скользящий удар. Его шпора зацепила крыло противника, и птицы закружились, вытянув шеи друг к другу, потом одновременно бросились в атаку, отчаянно колотя шпорами. Глаза их остекленели от ярости. Синий на мгновение отодвинулся, и судья тут же окликнул другого хозяина. Раздались сердитые выкрики зрителей.
Хозяин серовато-коричневого петуха выдернул у него перо из хвоста и приложил пушок на конце пера к ране на шее, чтобы остановить кровь.
– Видели? – осклабился Санчес. – Ваши деньги целы.
– Так мы можем поговорить?
– Здесь сейчас пойдет борьба голыми шпорами. Я знаю самый верный путь к удаче. – Он взглянул на другую сторону арены, где стояла, чего-то ожидая, толстая женщина в блузке со шнуровкой. У ее груди приютился большой, грифельного цвета, петух.
– Так делайте ставку.
– Сейчас рано. С голыми шпорами бой будет долгим. Он медленно начинается. Я могу удвоить ставку после первого удара и получить более крупную разницу.
– Рискните, – сказал Кэлли, – и я удвою вашу ставку за вас.
– Пятьдесят, – сказал Санчес. – Это будет и вашим выигрышем тоже.
Серовато-коричневый петух с торжествующе важным видом прогуливался по кругу, длинношеий, с мощной спиной. Глаз его горел безумием восторга. Он понесся на противника и, встав на одну ногу, толкнул его, а потом нанес удар. Синий петух увернулся от стальной шпоры, набрал высоту и, нырнув, как чибис, спикировал на противника, нанеся ему удар в голову. Серовато-коричневый упал, а синий, преследуя его, приземлился, полный упоения победой, и стал топтать соперника, вонзая шпоры в его сердце, словно нажимая на педали.
Санчес забрал выигранное, затолкнул половину пачки денег в карман рубашки, а вторую половину вернул букмекеру. При этом он что-то сказал ему на ухо, а тот уставился в землю, словно это могло помочь ему сосредоточиться. Потом он быстро взглянул на толстую женщину, державшую петуха со шпорами без наконечников.
Снаружи небо было уже сумеречно-черным, а воздух теплым и душным. В направлении короны городских огней упал метеор. Санчес отошел на некоторое расстояние и уселся, скрестив ноги, на голую землю. Поблизости стояли пустые, заброшенные здания, стены кое-где обрушились, крыши оползли...
– Я здесь тоже рискую, – сказал Кэлли. – Чем более неравны шансы, тем крупнее выигрыш.
– Я так прикидываю, что вы, может, и выиграете.
– Вы работаете на человека по имени Гуго Кемп.
Санчес залез в карман рубашки и вытащил оттуда промасленную самокрутку. Он прошелся по всей ее длине пальцами, разглаживая вмятины.
– Это верно, – сказал он, – работаю.
Он вставил эту самокрутку с наркотиком в рот и поднял обе ладони ко рту, раскуривая ее. Тусклый свет колебался на ветру, окаймляя тенями его губы, ноздри, глазные впадины.
– Я бы хотел, чтобы вы поработали на меня. Совсем недолго.
Санчес рассмеялся, затягиваясь, и задержал смех вместе с дыханием на пару секунд.
– Вы правы. Насчет шансов, – сказал Санчес, выдохнув эти слова на длинной ленте дыма.
– Я что, понапрасну трачу время? – спросил Кэлли.
– Может быть, может быть...
– Он собирает картины. Иногда он собирает картины, которые нужны мне.
Кэлли решил импровизировать, например, сказать Санчесу, что на рынке появилось нечто такое, чего, мол, страстно хотят и Кемп, и он сам. Ну а маленькое шпионство должно понемногу вызреть в большое – что-то в этом роде. Кэлли предполагал, что Санчес ничего не знает об этом процессе, поскольку просто занимается присмотром за своей охранной командой.
– Вам нужен Дега, – сказал Санчес.
В коротком молчании Кэлли не было ничего, разоблачавшего его: ведь он и в самом деле был захвачен врасплох, словно Санчес прямо подошел к сути дела, до которой Кэлли намеревался добираться медленно.
– Да, – ответил Кэлли, – Дега.
– Тогда вам нужен не я. Вы должны поговорить с Генри Глинвудом. Кроме того, Глинвуд не станет делать то, что вы просите сделать меня. Он человек Кемпа.
– Да ну?
– И душой, и телом.
– А вы?
Санчес собрал в ладонь пепел и глубоко затянулся. Дым повалил из его ноздрей. Его тут же подхватывал ветерок и разносил в разные стороны.
– Вам это не поможет, – сказал он. – Мне не удастся услышать что-нибудь об этом хламе.
– Но вы же знаете о Дега.
– Ну, мы иногда катаемся на лошадях в пустыне. Он со мной болтает. Только, – Санчес коротко засмеялся, – болтает он сам с собой. А я просто поблизости, пока он это делает. Но я не знаю обо всех этих сделках, понимаете? Кто, откуда, когда, сколько.
Кэлли подумал, что раз уж они зашли так далеко, то можно и предложить Санчесу немного поторговаться.
– Нет, я прошу не об этом, – сказал он.
Санчес тут же поднял голову, изображая полное внимание. Он снова затянулся самокруткой и задержал дыхание.
– Я хочу поставить туда жучок и хочу, чтобы вы сделали это для меня.
– А как же я это сделаю?
– Мне надо вам рассказать?
– Так вы же здесь именно для этого.
Со стороны прямоугольника резкого белого света, футах в пятидесяти от них, долетел гул криков и свист. Сквозь распахнутый дверной проем Кэлли видел суету вокруг арены и тени, теснящиеся на стенах. Все сейчас стало сплошной авантюрой, сплошным риском.
– Уточните типы телефонов в гостиной и в спальне Кемпа. Дайте мне знать об этом. А потом вы войдете туда с двумя абсолютно такими же телефонами, а те, которые стоят там сейчас, уберете.
– И всего-то? Заменить пару телефонов?
– Этого вполне достаточно.
– Теперь давайте послушаем, что вы сделаете, – глубокомысленно кивнув, сказал Санчес.
– Я дам вам треть закупочной стоимости Дега.
– Что-что?
– Сто тысяч долларов, возможно, немного больше, – сказал Кэлли, выхватив эту сумму из воздуха.
– Треть этой трети вперед.
– Это невозможно, – развел руками Кэлли.
Санчес распрямил ноги и посмотрел в сторону арены.
– Я бы мог там сделать свое недельное жалованье.
– Я сам не покупатель, – сказал Кэлли. – Я работаю на этого покупателя. Он не знает, как я это делаю. Не думаю, чтобы он сильно возражал, но я бы предпочел не выяснять у него этого. А кроме того, это мое дело, а не его. Я получаю комиссионные при продаже, понимаете? Если я уведу эту вещь из-под носа Кемпа и представлю моему покупателю, он возьмет именно меня, когда ему снова понадобится агент. Кемп часто бывает на рынке картин. Эти жучки, которые вы там воткнете, не изнашиваются, так что я смогу подслушивать его в любое время. Это для меня очень много значит. А вам я не смогу заплатить до тех пор, пока не куплю эту вещь и не продам ее. Я отдам вам свои комиссионные – это очень хорошие деньги. Я вам сказал, что наша затея дает мне огромное преимущество на любом аукционе, где Кемп будет покупателем. Мы можем потолковать о том, какую долю будете получать вы. Всякий раз, когда я смогу помешать Кемпу в том или ином деле, вы будете в выигрыше. Но я не смогу заплатить вам до тех пор, пока мне не заплатят. А если это сработает, если я услышу что-то такое, что смогу использовать, и это выгорит, тогда мы оба хорошо подзаработаем, вы – прямо сейчас, а я – попозже. – Кэлли не мог понять, оказывали ли его слова какое-либо воздействие на Санчеса: тот повернул лицо к свету арены, а щека его была в плотной тени. – Вы же игрок. Риск тут невелик, а вознаграждение отличное.
– Риск невелик для вас, – сказал Санчес, не поворачивая головы.
– Так вы не сможете сделать это? Пару телефонов внести, пару вынести.
– Это можно.
– Но вы не должны оставаться там. Только жучки. – Кэлли засмеялся. – Найдите другую работу, а то и вовсе уезжайте отсюда. Деньги все равно будут продолжать поступать. Подумайте об этом, я полагаюсь на ваше молчание. Если я обману вас, пожадничаю, вы в любое время можете позвонить Кемпу и, не называя себя, рассказать, что ему следует поискать в своем доме. И все мои преимущества исчезнут. Господи, да вы в любое время можете это сделать. Я полностью в ваших руках.
На минуту наступило молчание. Санчес встал, и они потихоньку двинулись обратно, к арене. Карбидные лампы шипели в темноте. Санчес сказал:
– Я спросил: «И всего-то?» Вы ответили: «Этого вполне достаточно».
– Еще я хочу увидеть его дочь, Нину. Ведь когда Кемп уезжает, вы присматриваете за ней, так?
Санчес приблизился к Кэлли на шаг, словно им надо было приглушить голоса. Его дыхание стало от наркотика сладковатым, а голос впервые прозвучал встревоженно:
– Для чего она вам понадобилась? Она сумасшедшая.
– Просто потолковать. Она должна знать, что происходит в доме. Может дать мне лучшее представление о том, что он делает, много ли денег тратит и на что именно.
– Слишком близко. Вы хотите подобраться слишком близко.
– Это всего несколько дней. А потом я уеду. – И поскольку Санчес не ответил, Кэлли добавил: – Мы забыли о компенсации. Это ведь заработок на целую жизнь.
– Где я могу найти вас?
Санчес вообще ни разу не спросил имени собеседника. Кэлли дал ему служебный адрес Карла Мэзерса. В белоснежном свете со стороны арены на фоне черного как смоль проема разрушившейся двери индейские черты Санчеса проступали почти рельефно: высокие скулы и тяжелая челюсть, крупный нос, широкая верхняя губа.
Со стороны арены донеслись нестройные возгласы, а за ними крики и бессвязное бормотание. Санчес полуобернулся, потом внимательно взглянул на Кэлли и сказал:
– Хорошо.
Он протянул руку, и когда Кэлли пожал ее, у него было ощущение, что он держит холодного таракана.
– Трубка мира, – сказал Санчес.
Шла уже седьмая схватка, и петух толстой женщины все еще был полон боевого задора. Когда она наклонилась к арене, поддерживая своего петуха и слегка задыхаясь, ее большие груди вывалились из-под блузки. Головы обоих петухов звучно стукнулись друг о друга, а лапы молотили по воздуху. Айра Санчес предложил пари, и букмекер кивком принял его.
В это время года Кемп любил совершать верховую прогулку около восьми часов утра, до того как солнце поднимется высоко. Три раза в неделю Айра должен был оседлывать пару пони, и они с Кемпом медленно ездили среди пышных, склонившихся роз, слушая, как вода – жик-жик – обрызгивает цветы из пятидесяти специальных разбрызгивателей. Им предстояло протрусить до плоской горы в двух милях от розового сада и вернуться назад.
Кемп будет болтать об этой земле, будто бы он знает, как надо жить на ней. Он будет путать названия растений, известных каждому индейцу с детства, он расскажет, как каждую осень журавли мигрируют с дюн в долину Серных Источников, а может, и прочтет небольшую лекцию об огромных круглых площадках для ритуальных танцев и рингах для борьбы на Земле мертвых. Как-то раз он терпеливо рассказывал Айре о специальном коде индейцев племени навахо.
А Айра будет степенно кивать, натягивая поводья своей лошади в сторону, чтобы незаметно улыбнуться. Это не было дружеской улыбкой и означало «пошел ты ко всем чертям!».
Айра подумал, что работа есть работа. Пора в путь.
А еще он подумал об этом англосе. Они хотят владеть всем. Они хотят владеть друг другом.
На стороне черного петуха было преимущество в весе и бойцовской сноровке. Он располосовал своему сопернику голову и поверг его на землю.
– Он звонил сюда впервые. Назвал мне модель телефона, серию и цвет. Именно так! Будет здесь через час, чтобы забрать их. Что же такое, черт возьми, вы ему предложили?
Кэлли взгромоздился на боковой валик потрепанного дивана и наблюдал за тем, как работает Мэзерс.
– Новую жизнь, – ответил он.
– А получит ли он ее?
– А удается ли это кому-нибудь вообще? – развел руками Кэлли.
– Вы философ, – заметил Мэзерс. В его руке уже лежал разобранный телефон, и он щипчиками извлекал из верхнего ящика стола круглое устройство диаметром в дюйм.
– Вот таким манером, – проговорил он.
– И как же это действует?
– Ну, Кемп пользуется этим телефоном, как и любым другим. А он и есть такой же, как и все. Никто не сможет заметить в них никакой разницы. Не считая вот этой штуки, предназначенной только для вас. Кодирующее устройство. Ну знаете, как вы вставляете специальный сигнал в ваши телеграфные донесения откуда-то? Вот примерно так же. Вы набираете номер, потом подаете этот сигнал – тот же принцип. Телефон не зазвонит, потому что будет примерно двухсекундная задержка, чтобы подключить вас к устройству. Вы можете пользоваться любым телефоном, приспособленным для прямой линии, в вашей гостинице, разумеется, есть такой. Набираете девятку, а потом нужный номер, каким бы он ни был. Если же Кемп кому-то звонит, вы будете слышать обоих участников разговора. Вы также услышите все, что говорится в этой комнате, в любое время, независимо от того, снята ли трубка или нет. Просто набираете номер и слушаете, годится? Надеюсь, что этот индеец поверил всему, что вы там ему наговорили.
Какая-то змея высунулась из расщелины. Она казалась бесконечной, потому что ее кольца были скрыты от взгляда в этой нише. Змея свесилась вниз с уступа высотой футов в девять, проползла еще немного и замерла, так и не добравшись до земли.
Тени становились все плотнее, превращаясь в лучах прибывающего света в ясные контуры кустарника и низкорослых деревьев. Что-то зашевелилось в кустарнике, и змея мгновенно исчезла между двумя скалами. Когда автомобиль Карла Мэзерса притормозил, розовый сад был им хорошо виден. На темно-голубом полотне неба осталось лишь несколько золотистых следов. Пустыня жила, но невозможно было понять как и где.
Они вышли из машины. Кэлли посмотрел на розы, на этот красный поток.
– Это нелепо, – сказал он.
– Да, своего рода сумасбродство, – сказал Мэзерс. – Что-то из разряда памятников себе, понимаете? Человечество тщеславно. – Сигарета обожгла его палец, и он бросил ее под каблук ботинка. – Вроде фараонов, только вот кому нужна усыпальница с дверью, Господи, зачем?
– А где эта изгородь? – спросил Кэлли.
– Со всех сторон. Отсюда трудно разглядеть. Она под напряжением. – Мэзерса вдруг осенила одна мысль. – Вы ведь не думаете о...
– Нет, – покачал головой Кэлли, – просто любопытно.
– Что вам нужно, – спросил Мэзерс, – и на какой срок?
– Ну, что-то вроде системы радиоперехвата. И на возможно больший срок, как удастся.
– М-да... Ну, я не смогу дать вам послушать, что говорится во всем доме, поскольку у меня нет доступа во весь дом. Я могу предложить вам пару комнат, но и в этом случае я должен буду в какой-то момент побывать в этих комнатах, чтобы проделать это.
Мэзерс открыл дверцу машины и порылся в бардачке. Выудив оттуда бинокль, он передал его Кэлли и сказал:
– Так вот: если вам удастся придумать, как проникнуть через ограду, миновать охранников и подойти к дому, а потом еще забраться в одну или две комнаты и остаться там одному хотя бы на пару минут, чтобы установить подслушивающее устройство, – что ж, тогда все отлично и вы получите то, что хотите.
Кэлли отрегулировал бинокль, и розовый сад прыгнул навстречу ему. Пышно цветущие розы были так близко, что казалось, можно их сорвать. Какой-то человек забрел в округлую панораму и вышел из нее. Кэлли перевел бинокль влево и снова нашел его, вздрогнув от того, насколько изображение приблизилось, оказавшись прямо перед ним. Казалось, человек может услышать его голос, увидеть его так же ясно, как Кэлли видит его: джинсы «Левис», широкополую шляпу, свободного покроя рубашку, ну и еще винтовку, покачивающуюся в руке. А позади этого периметра из роз – дом. И кресло-качалка на веранде.
– И какие же у нас варианты? – спросил Кэлли, возвращая бинокль Мэзерсу.
– Ну, можно дождаться темноты, как-то обойти этот ток в изгороди, перелезть через нее, тайком прокрасться в дом, прилепить жучок на одно из окон, надеясь, что они его не заметят.
– А вы сможете?
– Нет. Но есть и лазерное подслушивающее устройство: вы направляете его луч на окно: любой звук в комнате заставляет вибрировать стекло, как диффузор в динамике. Промодулированный речью звук возвращается к приемнику. Стоит такая штука примерно годового жалованья. ЦРУ могло бы одолжить вам экземплярчик, а может, и какая-нибудь большая компания, недавно успешно прибравшая к рукам другую и теперь не нуждающаяся больше в этой штуке.
– А что еще можно сделать?
– Я могу послать туда по почте этакий фальшивый презент. Ну какую-нибудь вещичку, рекламирующую новую партию электроники. Что-то вроде дармового калькулятора. Микрофон находится внутри калькулятора. Но для этого потребуется время. Надо изготовить печатные бланки, сделать их достаточно солидными на вид, что-то придумать с обратным почтовым адресом. Все должно выглядеть достоверно, ну так, чтобы Кемп мог ожидать получить нечто в этом роде. Но тут надо принять во внимание, что Кемп, возможно, сам не распечатывает свою почту. Кто-нибудь другой может оставить себе этот калькулятор, унести его из дома, просто выбросить... Ну теперь вы увидели все, что хотели? – спросил Мэзерс. – Думаю, я тут не единственный, у кого есть полевой бинокль.
Кэлли влез в машину. Мэзерс крутанул руль, и они выскочили назад, на подъездную дорогу.
– Стало быть, нет надежного способа, если только мы не проникнем в дом? – спросил Кэлли.
– Вы ли, я, кто-нибудь другой... – ответил Мэзерс. – Кроме того, обо мне речи нет. Послушайте-ка. – Он явно прикидывал новый вариант. – Предположим, что ваш телефон не в порядке. И тогда я могу прийти к вам и проверить его, пока вы ждете в другой комнате.
– Идея с телефоном мне нравится, – сказал Кэлли, припоминая, что проходил краткий курс изучения техники наблюдения.
– Да, это пожалуй самое лучшее. Связь односторонняя, обнаружить ее почти невозможно, надежно... – Мэзерс выпустил руль, чтобы достать сигарету из рубашки одной рукой, а другой нажал на зажигалку на приборной панели.
– Джерри Каттини упомянул некоего Айру Санчеса.
– Да? – Мэзерс держал сигарету во рту, прикрыв от дыма один глаз.
– Работает на Кемпа.
– Что ж, я знаю. Не очень хорошо, но знаю. Малый не дурак. Похоже, разрывается между резервацией и городом, пока не зная, где для него более подходящее место. Думаю, оно не там и не там. Или и там, и там. Он у Кемпа уже пару лет следит за порядком. Что-то вроде бригадира, я полагаю. Присматривает за этими парнями с винтовками.
– А иногда и за дочерью.
Мэзерс искоса довольно долго глядел на Кэлли.
– Неужели? – спросил он наконец.
– Каттини что-то говорил насчет того, что Санчес любит посещать бои. Это верно? Бои?
– Это верно.
Молчание нарастало. Мэзерс держал окурок сигареты мертвой хваткой, дым струился из кончиков его пальцев.
– Вы можете показать его мне? – спросил Кэлли.
– Разумеется, могу.
* * *
Арена для петушиных боев не отличалась замысловатостью устройства и представляла собой неровный круг, огороженный планками, набитыми на колышки высотой по колено. С одной его стороны стояли хозяева будущих бойцов, причем каждый держал свою птицу двойным захватом: одной рукой поддерживал снизу, а пальцами другой слегка сжимал зоб птицы. Кругом стоял сильный шум: зрители делали ставки на первую пару. Птицы сидели на руках хозяев тихо и спокойно.Они доехали до самого края города, уже когда сгущались зыбкие, розовато-лиловые сумерки и повсюду в зданиях загорался свет, словно медленно накалялись какие-то огромные сигнальные лампы. Мэзерс показал через ветровое стекло:
– Вон он, Санчес.
Это был коренастый мужчина, слишком отяжелевший пониже груди, но еще достаточно сильный. Его волосы были стянуты на затылке. Кто-то получил у Кэлли пять долларов, и он вошел в помещение без крыши. На стенах шипели карбидные лампы, и еще несколько были водружены на жердях, поближе к ограниченному планками кругу. Их отблески обесцвечивали все, чего касались, и отбрасывали густые тени на пространство вокруг арены.
Двое хозяев вышли на арену и остановились по разные стороны от процарапанной по земле линии. Они держали петухов на уровне пояса и головами слегка сталкивали их друг с другом. Серовато-коричневый и золотисто-синий петухи были подготовлены для состязания: их гребни и бородки подрезаны ножницами. Птицы тянули шеи, пытаясь клюнуть друг друга. Хозяева сталкивали их, отдергивали назад и снова сталкивали. У обоих петухов на шпорах были острые стальные наконечники, слегка изогнутые, длиной дюйма в полтора.
Хозяева отступили назад и выпустили птиц на арену. Петухи ринулись вперед, изготовившись к прыжку, перья на их шеях и спинах взъерошились. И вот они уже начали коротко клевать друг друга в грудь и шею. А Кэлли тем временем пробирался вокруг арены. Айра Санчес смотрел на птиц, потом он поднял глаза и взглянул туда, где на дальней стороне арены какой-то мужчина принимал ставки. Санчес кивнул, и букмекер тоже кивнул ему в ответ, обегая взглядом толпу и изучая лица людей – ища в этом оглушительном шуме желающих сделать ставку.
– Айра Санчес? – спросил Кэлли.
Синий петух оказался хорошим летуном, у него даже были подрезаны крылья, чтобы не позволять ему взлетать слишком высоко во время схватки. Вот он приподнялся во внезапном порыве ярости, выискивая возможность нанести удар прямо в мозг, но вместо этого ударил соперника стальной шпорой в грудь. Судья стоял возле арены, глядя на процарапанную на ней линию. Это был седой мужчина в разорванной куртке и в фетровой шляпе. Он подозвал одного из хозяев, и оба они перелезли через планки.
– Опасно делать ставку на такого летуна, – сказал Санчес, не отрывая глаз от арены. – Набирает слишком большую высоту и может напороться на шпору при спуске. И все же синий победит. Прекрасно работает крыльями. Я видел, что вы смотрели на меня.
– Нельзя ли нам поговорить?
– Вы канадец?
– Британец.
– В самом деле?
Хозяева снова расставили по местам своих птиц. Санчес переглянулся с букмекером.
– Вам бы надо поставить что-нибудь на этого. Шансы немного уменьшились, но людям этот летун не нравится.
Шум возрастал, зрители выкликали по именам своих фаворитов, спорили, смеялись, заключали пари. Кэлли почти не слышал Санчеса.
– А как мне это сделать? – спросил он.
Не поворачиваясь, Санчес протянул руку. Кэлли дал ему десятидолларовую бумажку. Голова букмекера подпрыгнула. Серовато-коричневый петух отступил, делая выпады в стороны, как боксер. Синий взлетел на подрезанных крыльях, акробатически изогнувшись, чтобы нанести скользящий удар. Его шпора зацепила крыло противника, и птицы закружились, вытянув шеи друг к другу, потом одновременно бросились в атаку, отчаянно колотя шпорами. Глаза их остекленели от ярости. Синий на мгновение отодвинулся, и судья тут же окликнул другого хозяина. Раздались сердитые выкрики зрителей.
Хозяин серовато-коричневого петуха выдернул у него перо из хвоста и приложил пушок на конце пера к ране на шее, чтобы остановить кровь.
– Видели? – осклабился Санчес. – Ваши деньги целы.
– Так мы можем поговорить?
– Здесь сейчас пойдет борьба голыми шпорами. Я знаю самый верный путь к удаче. – Он взглянул на другую сторону арены, где стояла, чего-то ожидая, толстая женщина в блузке со шнуровкой. У ее груди приютился большой, грифельного цвета, петух.
– Так делайте ставку.
– Сейчас рано. С голыми шпорами бой будет долгим. Он медленно начинается. Я могу удвоить ставку после первого удара и получить более крупную разницу.
– Рискните, – сказал Кэлли, – и я удвою вашу ставку за вас.
– Пятьдесят, – сказал Санчес. – Это будет и вашим выигрышем тоже.
Серовато-коричневый петух с торжествующе важным видом прогуливался по кругу, длинношеий, с мощной спиной. Глаз его горел безумием восторга. Он понесся на противника и, встав на одну ногу, толкнул его, а потом нанес удар. Синий петух увернулся от стальной шпоры, набрал высоту и, нырнув, как чибис, спикировал на противника, нанеся ему удар в голову. Серовато-коричневый упал, а синий, преследуя его, приземлился, полный упоения победой, и стал топтать соперника, вонзая шпоры в его сердце, словно нажимая на педали.
Санчес забрал выигранное, затолкнул половину пачки денег в карман рубашки, а вторую половину вернул букмекеру. При этом он что-то сказал ему на ухо, а тот уставился в землю, словно это могло помочь ему сосредоточиться. Потом он быстро взглянул на толстую женщину, державшую петуха со шпорами без наконечников.
Снаружи небо было уже сумеречно-черным, а воздух теплым и душным. В направлении короны городских огней упал метеор. Санчес отошел на некоторое расстояние и уселся, скрестив ноги, на голую землю. Поблизости стояли пустые, заброшенные здания, стены кое-где обрушились, крыши оползли...
– Я здесь тоже рискую, – сказал Кэлли. – Чем более неравны шансы, тем крупнее выигрыш.
– Я так прикидываю, что вы, может, и выиграете.
– Вы работаете на человека по имени Гуго Кемп.
Санчес залез в карман рубашки и вытащил оттуда промасленную самокрутку. Он прошелся по всей ее длине пальцами, разглаживая вмятины.
– Это верно, – сказал он, – работаю.
Он вставил эту самокрутку с наркотиком в рот и поднял обе ладони ко рту, раскуривая ее. Тусклый свет колебался на ветру, окаймляя тенями его губы, ноздри, глазные впадины.
– Я бы хотел, чтобы вы поработали на меня. Совсем недолго.
Санчес рассмеялся, затягиваясь, и задержал смех вместе с дыханием на пару секунд.
– Вы правы. Насчет шансов, – сказал Санчес, выдохнув эти слова на длинной ленте дыма.
– Я что, понапрасну трачу время? – спросил Кэлли.
– Может быть, может быть...
– Он собирает картины. Иногда он собирает картины, которые нужны мне.
Кэлли решил импровизировать, например, сказать Санчесу, что на рынке появилось нечто такое, чего, мол, страстно хотят и Кемп, и он сам. Ну а маленькое шпионство должно понемногу вызреть в большое – что-то в этом роде. Кэлли предполагал, что Санчес ничего не знает об этом процессе, поскольку просто занимается присмотром за своей охранной командой.
– Вам нужен Дега, – сказал Санчес.
В коротком молчании Кэлли не было ничего, разоблачавшего его: ведь он и в самом деле был захвачен врасплох, словно Санчес прямо подошел к сути дела, до которой Кэлли намеревался добираться медленно.
– Да, – ответил Кэлли, – Дега.
– Тогда вам нужен не я. Вы должны поговорить с Генри Глинвудом. Кроме того, Глинвуд не станет делать то, что вы просите сделать меня. Он человек Кемпа.
– Да ну?
– И душой, и телом.
– А вы?
Санчес собрал в ладонь пепел и глубоко затянулся. Дым повалил из его ноздрей. Его тут же подхватывал ветерок и разносил в разные стороны.
– Вам это не поможет, – сказал он. – Мне не удастся услышать что-нибудь об этом хламе.
– Но вы же знаете о Дега.
– Ну, мы иногда катаемся на лошадях в пустыне. Он со мной болтает. Только, – Санчес коротко засмеялся, – болтает он сам с собой. А я просто поблизости, пока он это делает. Но я не знаю обо всех этих сделках, понимаете? Кто, откуда, когда, сколько.
Кэлли подумал, что раз уж они зашли так далеко, то можно и предложить Санчесу немного поторговаться.
– Нет, я прошу не об этом, – сказал он.
Санчес тут же поднял голову, изображая полное внимание. Он снова затянулся самокруткой и задержал дыхание.
– Я хочу поставить туда жучок и хочу, чтобы вы сделали это для меня.
– А как же я это сделаю?
– Мне надо вам рассказать?
– Так вы же здесь именно для этого.
Со стороны прямоугольника резкого белого света, футах в пятидесяти от них, долетел гул криков и свист. Сквозь распахнутый дверной проем Кэлли видел суету вокруг арены и тени, теснящиеся на стенах. Все сейчас стало сплошной авантюрой, сплошным риском.
– Уточните типы телефонов в гостиной и в спальне Кемпа. Дайте мне знать об этом. А потом вы войдете туда с двумя абсолютно такими же телефонами, а те, которые стоят там сейчас, уберете.
– И всего-то? Заменить пару телефонов?
– Этого вполне достаточно.
– Теперь давайте послушаем, что вы сделаете, – глубокомысленно кивнув, сказал Санчес.
– Я дам вам треть закупочной стоимости Дега.
– Что-что?
– Сто тысяч долларов, возможно, немного больше, – сказал Кэлли, выхватив эту сумму из воздуха.
– Треть этой трети вперед.
– Это невозможно, – развел руками Кэлли.
Санчес распрямил ноги и посмотрел в сторону арены.
– Я бы мог там сделать свое недельное жалованье.
– Я сам не покупатель, – сказал Кэлли. – Я работаю на этого покупателя. Он не знает, как я это делаю. Не думаю, чтобы он сильно возражал, но я бы предпочел не выяснять у него этого. А кроме того, это мое дело, а не его. Я получаю комиссионные при продаже, понимаете? Если я уведу эту вещь из-под носа Кемпа и представлю моему покупателю, он возьмет именно меня, когда ему снова понадобится агент. Кемп часто бывает на рынке картин. Эти жучки, которые вы там воткнете, не изнашиваются, так что я смогу подслушивать его в любое время. Это для меня очень много значит. А вам я не смогу заплатить до тех пор, пока не куплю эту вещь и не продам ее. Я отдам вам свои комиссионные – это очень хорошие деньги. Я вам сказал, что наша затея дает мне огромное преимущество на любом аукционе, где Кемп будет покупателем. Мы можем потолковать о том, какую долю будете получать вы. Всякий раз, когда я смогу помешать Кемпу в том или ином деле, вы будете в выигрыше. Но я не смогу заплатить вам до тех пор, пока мне не заплатят. А если это сработает, если я услышу что-то такое, что смогу использовать, и это выгорит, тогда мы оба хорошо подзаработаем, вы – прямо сейчас, а я – попозже. – Кэлли не мог понять, оказывали ли его слова какое-либо воздействие на Санчеса: тот повернул лицо к свету арены, а щека его была в плотной тени. – Вы же игрок. Риск тут невелик, а вознаграждение отличное.
– Риск невелик для вас, – сказал Санчес, не поворачивая головы.
– Так вы не сможете сделать это? Пару телефонов внести, пару вынести.
– Это можно.
– Но вы не должны оставаться там. Только жучки. – Кэлли засмеялся. – Найдите другую работу, а то и вовсе уезжайте отсюда. Деньги все равно будут продолжать поступать. Подумайте об этом, я полагаюсь на ваше молчание. Если я обману вас, пожадничаю, вы в любое время можете позвонить Кемпу и, не называя себя, рассказать, что ему следует поискать в своем доме. И все мои преимущества исчезнут. Господи, да вы в любое время можете это сделать. Я полностью в ваших руках.
На минуту наступило молчание. Санчес встал, и они потихоньку двинулись обратно, к арене. Карбидные лампы шипели в темноте. Санчес сказал:
– Я спросил: «И всего-то?» Вы ответили: «Этого вполне достаточно».
– Еще я хочу увидеть его дочь, Нину. Ведь когда Кемп уезжает, вы присматриваете за ней, так?
Санчес приблизился к Кэлли на шаг, словно им надо было приглушить голоса. Его дыхание стало от наркотика сладковатым, а голос впервые прозвучал встревоженно:
– Для чего она вам понадобилась? Она сумасшедшая.
– Просто потолковать. Она должна знать, что происходит в доме. Может дать мне лучшее представление о том, что он делает, много ли денег тратит и на что именно.
– Слишком близко. Вы хотите подобраться слишком близко.
– Это всего несколько дней. А потом я уеду. – И поскольку Санчес не ответил, Кэлли добавил: – Мы забыли о компенсации. Это ведь заработок на целую жизнь.
– Где я могу найти вас?
Санчес вообще ни разу не спросил имени собеседника. Кэлли дал ему служебный адрес Карла Мэзерса. В белоснежном свете со стороны арены на фоне черного как смоль проема разрушившейся двери индейские черты Санчеса проступали почти рельефно: высокие скулы и тяжелая челюсть, крупный нос, широкая верхняя губа.
Со стороны арены донеслись нестройные возгласы, а за ними крики и бессвязное бормотание. Санчес полуобернулся, потом внимательно взглянул на Кэлли и сказал:
– Хорошо.
Он протянул руку, и когда Кэлли пожал ее, у него было ощущение, что он держит холодного таракана.
– Трубка мира, – сказал Санчес.
Шла уже седьмая схватка, и петух толстой женщины все еще был полон боевого задора. Когда она наклонилась к арене, поддерживая своего петуха и слегка задыхаясь, ее большие груди вывалились из-под блузки. Головы обоих петухов звучно стукнулись друг о друга, а лапы молотили по воздуху. Айра Санчес предложил пари, и букмекер кивком принял его.
В это время года Кемп любил совершать верховую прогулку около восьми часов утра, до того как солнце поднимется высоко. Три раза в неделю Айра должен был оседлывать пару пони, и они с Кемпом медленно ездили среди пышных, склонившихся роз, слушая, как вода – жик-жик – обрызгивает цветы из пятидесяти специальных разбрызгивателей. Им предстояло протрусить до плоской горы в двух милях от розового сада и вернуться назад.
Кемп будет болтать об этой земле, будто бы он знает, как надо жить на ней. Он будет путать названия растений, известных каждому индейцу с детства, он расскажет, как каждую осень журавли мигрируют с дюн в долину Серных Источников, а может, и прочтет небольшую лекцию об огромных круглых площадках для ритуальных танцев и рингах для борьбы на Земле мертвых. Как-то раз он терпеливо рассказывал Айре о специальном коде индейцев племени навахо.
А Айра будет степенно кивать, натягивая поводья своей лошади в сторону, чтобы незаметно улыбнуться. Это не было дружеской улыбкой и означало «пошел ты ко всем чертям!».
Айра подумал, что работа есть работа. Пора в путь.
А еще он подумал об этом англосе. Они хотят владеть всем. Они хотят владеть друг другом.
На стороне черного петуха было преимущество в весе и бойцовской сноровке. Он располосовал своему сопернику голову и поверг его на землю.
* * *
Установка для кондиционирования воздуха в этом служебном помещении пыхтела, словно двухпоршневой паровоз. В холодном луче солнечного света вилась полоска дыма. Карл Мэзерс сидел за своим письменным столом с телефоном на коленях и небольшой отверткой в руке.– Он звонил сюда впервые. Назвал мне модель телефона, серию и цвет. Именно так! Будет здесь через час, чтобы забрать их. Что же такое, черт возьми, вы ему предложили?
Кэлли взгромоздился на боковой валик потрепанного дивана и наблюдал за тем, как работает Мэзерс.
– Новую жизнь, – ответил он.
– А получит ли он ее?
– А удается ли это кому-нибудь вообще? – развел руками Кэлли.
– Вы философ, – заметил Мэзерс. В его руке уже лежал разобранный телефон, и он щипчиками извлекал из верхнего ящика стола круглое устройство диаметром в дюйм.
– Вот таким манером, – проговорил он.
– И как же это действует?
– Ну, Кемп пользуется этим телефоном, как и любым другим. А он и есть такой же, как и все. Никто не сможет заметить в них никакой разницы. Не считая вот этой штуки, предназначенной только для вас. Кодирующее устройство. Ну знаете, как вы вставляете специальный сигнал в ваши телеграфные донесения откуда-то? Вот примерно так же. Вы набираете номер, потом подаете этот сигнал – тот же принцип. Телефон не зазвонит, потому что будет примерно двухсекундная задержка, чтобы подключить вас к устройству. Вы можете пользоваться любым телефоном, приспособленным для прямой линии, в вашей гостинице, разумеется, есть такой. Набираете девятку, а потом нужный номер, каким бы он ни был. Если же Кемп кому-то звонит, вы будете слышать обоих участников разговора. Вы также услышите все, что говорится в этой комнате, в любое время, независимо от того, снята ли трубка или нет. Просто набираете номер и слушаете, годится? Надеюсь, что этот индеец поверил всему, что вы там ему наговорили.