Кертис Джек. Сыны Зари

* * *

   Кэлли взял листок из блокнота и позвонил Майку Доусону. Потом он вернулся к Энджи.
   – Пора сделать соответствующее заявление, хорошо? – проговорил он.
   Она кивнула. Они воспользовались обычным путем Кэлли наружу, чтобы избежать журналистов, выйдя через выход, который вел на кухню, а потом через служебную дверь. Джексон прошел в те же двери несколькими секундами позже, когда увидел, что они ушли. Это был не первый его визит в больницу, хотя в предыдущих двух случаях он использовал главный вход и приходил в то время, когда здесь бывало большинство посетителей. Он тоже был посетителем: с несколько смущенным видом он нес букетик цветов и выглядел так, как будто знал, куда идет.
   Он действовал открыто, и потому-то это было надежно. Никто не знал, кто он такой и как он выглядит. В свой первый визит он отыскал коридор, который вел к палате Росса. Во второй раз он прошел весь путь от служебного входа до конца этого коридора. Возвращаясь назад, он увидел Криса Буллена, который разговаривал с работницей справочной службы, но он разминулся с Энджи Росс на несколько секунд. Встреча с Энджи обеспокоила бы его, поскольку она-то, разумеется, знала, кто он такой.
   Джексон наблюдал за Кэлли возле больницы и знал, что тот пользуется служебными дверями. Он даже больше наблюдал за машиной Кэлли, чем за ним самим. Он дожидался надежной возможности. При прочих равных обстоятельствах он предпочел бы совершить задуманное попозже, уже в разгар дня, когда посетителей бывает особенно много, но, увидев Энджи Росс вместе с Кэлли, он понял, что возможности выбирать у него уже не осталось.
   Это было прохладное утро, поэтому его легкий плащ не выглядел неуместным. Он поднялся на лифте на четвертый этаж, потом быстро прошел во флигель, как раз под коридором, ведущим к палате Росса. Он вошел во флигель и снял плащ. Под ним на Джексоне был голубой хирургический халат, надетый поверх футболки. Он достал из кармана голубую шапочку и натянул ее на голову. Такая одежда говорила не только о том, что он здешний служащий, но и о его солидном ранге. И что самое важное – она выглядела обычной для больницы. Полицейский, который сидел перед дверью в палату Росса, должно быть, ежедневно видел десятки сиделок, врачей и хирургов, проходивших мимо. И он не стал бы подозревать их больше, чем Джексона. Этот план должен был принести успех, потому что его никто не остерегался.
   Полицейский, сидевший у двери, мельком взглянул на Джексона, когда тот приближался, а потом, когда он подошел поближе, отвернулся в сторону. Джексон прошел мимо. Это было как раз тогда, когда Росс увидел его лицо через стекло.

* * *

   Только что начало светать – бледно-серый свет, вроде отражения воды на камне. Сиделка зашла взглянуть на него десять минут назад, и он притворился, что спит. Теперь его глаза были открыты, но он не смотрел на дверь. Он снова глядел прямо перед собой, как уставший пассажир, мечтающий, чтобы поскорее кончилось его путешествие. А спустя мгновение он дотянулся до блокнота и авторучки и написал что-то на верхнем листке, а потом оттолкнул блокнот в глубь полки.
   Ты помнишь, что остались еще какие-то дела, помнишь, что остались еще какие-то невысказанные слова. Жив, а потом мертв. О чем же ты никак не можешь вспомнить? Это у тебя на кончике языка. Что это за дело, которое ты имел в виду завершить? Ты сделаешь его, когда вспомнишь. Впрочем, это слово никогда не придет и это дело никогда не будет завершено. Крупная слеза собралась в уголке глаза Росса и покатилась к его скуле. И вдруг он раскаялся во всем. Не в этих убийствах, нет – это было бы угрызениями совести, – его раскаяние имело отношение к его собственной жизни. Ему хотелось быть кем-нибудь другим, и даже сейчас он не знал, кем же именно. Подобно вкусу, который ты никогда не пробовал, или зрелищу, которого никогда не видел.
   Не слышалось никакого шума, стало быть, Мартин поступил по-умному с охраной у дверей. Человек проходит мимо, а раз уж он прошел мимо, то может с тем же успехом быть в какой-нибудь другой стране. А потом он поворачивает и идет обратно, быстро, прежде чем что-нибудь покажется не так. И вот уже он приставляет пистолет и очень мягко говорит: «Встать...» Охранник слишком ошеломлен, чтобы двигаться в ту же секунду, и человек шепчет: «Сразу. Сделай это сразу».
   Мартин улыбнулся, когда вошел в палату. Он закрыл дверь и сделал шаг в сторону, чтобы его не было видно, если кто-то посмотрит сквозь стекло. Он сказал:
   – Эрик...

* * *

   Французские солдаты перестали бить девицу, хотя казалось, что они еще не разобрались с ней до конца, потому что тот, который ударил ее последним, передал ее дальше, почти рассеянно, не сводя глаз с Джексона. А принявший крепко держал ее за руку, хотя и он тоже смотрел на Джексона. В зале наступило не просто молчание: казалось, что шум исчез, унесенный воздухом, и все они теперь стояли в вакууме. Джексон протянул руку и взял руку девицы. Со стороны солдата было какое-то мимолетное сопротивление, а потом он отпустил девушку. Вместе они дошли до дверей бара, Джексон и эта девица. Он подержал дверь открытой для нее и еще постоял в дверном проеме, чтобы посмотреть, как она скроется из виду. Можно даже было почти ожидать, что он поднимет руку и помашет ей на прощание. Потом он вернулся туда, где у стойки стоял Росс, и взял стакан, который там оставил.
   А попозже, здорово пьяные, они подошли к Берлинской стене. Росс провел пальцами по шлакобетонному блоку. Прожекторы тут же швырнули потоки света на пружинистые спирали колючей проволоки, идущей поверх стены. Была холодная ночь, и струйки испарений плавали среди стальных шипов. По всей длине стены были намалеваны лозунги. Разные непристойности. Послания от безнадежно страдающих влюбленных.
   Росс получил удар сзади по шее и повалился лицом вниз на груду щебня и мусора. Когда он пришел в себя, рядом не было ни души. Он прошел двадцать, может быть, тридцать метров в направлении каких-то зданий и пустой улицы. Послышался звук, словно кто-то отбивал мясо деревянным молотком. Росс ускорил шаг, пока не перешел на неуклюжий бег. Он не мог сохранять равновесие так хорошо, как ему хотелось бы, а внутри его черепа что-то назойливо звенело. Он вышел на улицу и сразу же сосредоточил внимание на клубке тел у дверного проема первого же дома. Один солдат неподвижно лежал на земле. Остальные двое колотили Джексона, стараясь сбить с ног, чтобы можно было поупражняться на нем сапогами.
   Росс все еще не пришел в себя, но он покрыл это расстояние так быстро, как только мог. Через плечи солдат было видно лицо Джексона, красное и покрытое ссадинами. Они были слишком увлечены и не слышали приближения Росса. Он остановился на небольшом расстоянии от них и ударил ногой одного из солдат в спину, целясь в почки и точно попав туда. Солдат упал на одно колено. Росс резко наклонился и стал с размаху бить кулаком по неясному контуру у своего ботинка, опершись о плечо этого человека, чтобы быть поустойчивее. Он ударил раза четыре или даже пять. Когда плечо, на которое он опирался, опустилось, Росс упал на солдата сверху. Они немного полежали так, а потом Росс с усилием поднялся и снова начал бить солдата ногой, прохаживаясь вокруг лежащего тела, чтобы выбрать место для удара.
   Джексон оттащил его в сторону и повел прочь. Третий солдат пробежал трусцой полдороги по улице, все время отклоняясь куда-то вбок. Повреждения, которые он получил, что ему суждено было осознать лишь позднее, заставляли его отклоняться от своего курса влево, пока в конце концов его не остановил фасад какого-то дома. Он двинулся по-крабьи вправо, да так, что почти пересек улицу. Потом побежал рысью, снова сдвигаясь вбок по левой диагонали.
   Кто-то кричал на восточной стороне стены: крик, молчание, еще один крик – возможно, выкликали чье-то имя. Казалось, что кричавший ожидал, что кто-то ответит ему с запада. После еще трех попыток голос умолк, Росс и Джексон побрели обратно, тем же путем, которым пришли сюда, поддерживая друг друга, как только могли. Спустя некоторое время рука Джексона соскользнула с шеи Росса и он сполз на землю, привалившись спиной к стоящему автомобилю. Какой-то кудахтающий хохот вырвался из его горла, превращаясь в толстые кровавые пузыри, лопавшиеся на губах.
   Росс одной рукой потянул Джексона вверх, ставя его на ноги, но толчок сцепил их тела в каком-то ненамеренном объятии, они держались друг за друга, боясь упасть. Щекой к щеке, обвив друг друга руками. Они, спотыкаясь, описывали круги вдоль края дороги подобно обессиленным танцорам. Потом остановились передохнуть под окном какого-то дома. Изнутри они слышали звуки радио и голоса, покрывавшие шум передачи. Задыхающиеся и обессиленные, они все еще поддерживали друг друга. Губы Джексона растянулись в широкой кровавой усмешке, его зубы были залиты красным.
   Он наклонился и крепко поцеловал Росса в рот, а потом побрел прочь. Поблизости был какой-то бар, и он, казалось, направлялся к его двери. Росс последовал за ним, полоска капель, соединяясь в струйку, стекала с губы на подбородок. Он чувствовал вкус соли.

* * *

   Джексон улыбнулся и сказал:
   – Эрик...
   В нем всегда сидело это желание поговорить, ведь были вещи, которые надо было сказать. Так давно это было...
   «Я сказал: „Я люблю тебя“. И тогда ты ушел».
   Теперь этот миг настал, и он не мог найти слов, потому что их не было. Никакие слова не могли ничего изменить, ничто не могло восстановить прошлого. А смерть могла помочь легче перенести это. Он быстро взглянул на панель двери, а потом пошел к кровати. Из кармана брюк он достал пистолет и извиняющимся жестом помахал им. Он показывал Россу, что у пистолета нет глушителя.
   Росс поднял руки и откинулся назад, безмолвно, обеими руками схватившись за подушку под головой, чтобы приложить ее к лицу. Джексон кивнул, потом коротко улыбнулся в знак благодарности, показывая щербину во рту.
   Ты помнишь, что остались еще какие-то дела.
   Был один миг, когда они посмотрели друг на друга, а потом Росс вытащил подушку из-под головы, чтобы накрыть свое лицо. Джексон просунул пистолет в складку между руками Росса. Поролон, набитый в подушку, заглушил выстрел, и он прозвучал не громче, чем стук захлопнувшейся двери или медицинского оборудования, которое кто-то складывал в коридоре. Джексон пришел в движение, как только выстрелил: он повернул Росса на бок и в сторону от стеклянной панели, положив рядом с его головой неиспачканную подушку. А несколько секунд спустя он исчез.
   Ты помнишь, что остались еще какие-то невысказанные слова...

Глава 52

   Палата в тот день представляла собой два разных зрелища. Росс под простынями, его тело аккуратно повернуто на бок, словно он спал, подушки и белье, в верхней части койки темные и насквозь промокшие. С каждой стороны койки из капельниц сочилась кровь, все еще добавляя йоту за йотой соленого и липкого раствора к густеющему кровавому потоку. Планки жалюзи были закрыты, и матовый свет делал палату лишенной теней.
   А потом была койка, ободранная до матраса и металлической сетки, и палата, очищенная от всего оборудования. Жалюзи были широко раскрыты навстречу утру, окна за ними распахнуты, и в воздухе стоял слабый запах дезинфекции.
   Кэлли видел первое зрелище, а теперь смотрел на второе. Только одна вещь осталась нетронутой. Он подошел к шкафчику у койки и дотянулся до задней части полки, чтобы забрать блокнот и авторучку. В блокноте остался неровный край, там, где Энджи оторвала первый листок. На странице, которая теперь стала верхней. Росс написал: «Исайя 14:12».
   Никто теперь не придерживался теории безумца-одиночки. С тех пор как Кэлли притащил раненого Росса с торфяника, все только и говорили о тайном сговоре, словно в действительности никогда и не верили ни во что другое. Протеро попросил начальство о полном пересмотре дела. Он также довольно громко выражал удивление, как это Кэлли мог ухитриться упустить человека, который был и основным подозреваемым, и основным свидетелем. Было ясно, что он разгневан. Это упущение означало препятствие в ходе расследования, что было ударом по его понятию о порядке.
   Это было не совсем так для Кэлли, и это было не так для Энджи Росс. Они сидели в комнате для свиданий, по обе стороны небольшого стола, и Энджи прихлебывала чай, который ей принесли. Женщина-полицейский, ведущая магнитофонную запись, была втиснута в угол комнаты, подобно дуэнье, противящейся этому свиданию. Энджи не отрывала взгляда от столешницы. Она углядела неровность размером примерно с почтовую марку, где полированный лак начал отслаиваться. Поставив свой чай на стол, она не убрала оттуда руки, а стала ковырять испорченное место ногтем.
   – Я могла бы сказать им, что он попал в автомобильную аварию, – проговорила Энджи.
   – Да.
   – Я могла бы сказать им, что он упал.
   – Упал?
   – Ну, что он... Они думают, что он... инженер по строительству. Упал с какого-то здания.
   – Да.
   – Вряд ли это имеет особое значение.
   – А кем он был, по вашему мнению? – спросил Кэлли, быстро взглянув на женщину-полицейского.
   – Тем самым и был, – почти улыбнулась Энджи.
   – Мы найдем возможность доставить вас обратно в Лондон. После этого вам придется как-то самой со всем справляться. Вы можете уехать отдохнуть, если дадите нам знать, где вы находитесь. В любом случае самым лучшим для вас будет не отвечать на звонки в дверь и по телефону, если только вы точно не знаете, кто это. Придумайте какой-нибудь код для людей, которых вы хотите видеть или с которыми хотите общаться. Код для телефона довольно прост, а код для дверного звонка следует время от времени менять, потому что они подглядят его. – Кэлли имел в виду журналистов: ведь Энджи уже почти стала кинозвездой – полуночные телефонные звонки, доставка цветов, выкрики за окном с предложениями цены, разные подонки у порога дверей...
   – Я, возможно, могла бы продать дом. Переехать куда-нибудь.
   Кэлли не пытался вернуть ее обратно, к другим темам, он терпеливо слушал, как будто был старым другом семьи. Энджи ухватилась за эту практическую проблему – это был способ избежать всех остальных.
   – На самом-то деле я потеряла его какое-то время назад, – сказала она. – Некоторое время назад.
   – Так вы не знали, что он делал? – спросил Кэлли приличия ради. – Вы не знаете, кто нанял его? – Он слегка задержал последний вопрос: – Вы не знаете, кто его убил?
   Энджи взглянула в лицо Кэлли, словно искала в его чертах что-то знакомое.
   – Кто его убил? – спросила она, как будто этот вопрос внезапно пришел ей на ум и она очень хотела бы получить ответ.
   Магнитофон отключился, и они сидели в молчании.
   Женщина-полицейский направилась к двери, потом приостановилась. Кэлли кивнул ей, что она может идти.
   – Я знаю, что делать дальше, но я не знаю как, – сказала Энджи. Она говорила о возвращении домой. Ее ноготь выцарапывал чешуйки покоробившейся полировки. – Все кажется таким, как всегда, не так ли? Машины едут по улице, люди делают покупки, детишки идут в школу. Я все еще жду, что все будет так, как было, вроде фильма, прокручиваемого назад. – Пошла задним ходом последовательность пляжных эпизодов, появились дети, чтобы откопать своего папочку. Лицо Энджи потемнело от скорби. – Нечего ждать дней, подобных тем.
   – Кто убил его, Энджи? – спросил Кэлли спустя мгновение.
   – Мартин Джексон, – сказала она и тут же прижала руку ко рту, как застенчивая девочка, выскочившая с ответом раньше других.

* * *

   В Лондоне шел дождь: изящные нежные нити неслись по ветру, а потом оседали, превращаясь в какую-то серую водяную массу, впитывающуюся в землю, как краска. Дождь делал расплывчатым все и, казалось, заглушал шум. Когда Доусон шел через дворик перед домом к подъезду, где жил Фрэнсис, он слышал свои собственные шаги, но не различал шума дорожного движения по улице за спиной. Дежурная комната коменданта была этаким домиком при доме. Доусон спросил, у себя ли Фрэнсис.
   – Вы можете подняться. Квартира триста три.
   – Я не хочу подниматься. – Доусон показал свое удостоверение. – Я хочу знать, дома ли он.
   – А как о вас доложить?
   – Никак. Скажите, что только что доставлена посылка.
   Комендант посмотрел с сомнением, но потом нажал кнопку на панели, которая издала слабое жужжание, сопровождаемое потрескиванием.
   – Его там нет.
   – Отлично, – сказал Доусон, – вот теперь мы можем подняться. Я надеюсь, у вас есть ключ?
   – А вы действуете законно? – спросил комендант, не двигаясь с места.
   – Пошли, – пригласил Доусон.
   – У вас есть ордер?
   Доусон улыбнулся. Он разговаривал с комендантом через тамбур, который вел в вестибюль здания. Теперь он обошел его и открыл дверь.
   – Я отвечаю за безопасность жильцов, – сказал комендант.
   На полке стояли коробки с картотекой. Доусон взял одну из коробок и начал в ней рыться, говоря при этом:
   – Интересно, что за делишки вы проворачиваете? – Он вопросительно посмотрел на коменданта, а потом вернулся к коробке. – Здесь в этих квартирах... Ведь всегда есть возможность для разных махинаций, разве нет? Текущий ремонт, а? Осветительная арматура? Какая-нибудь выгодная договоренность с компанией, которая поставляет электрические, лампочки и дверные ручки, вентили для отопления, радиаторы, прочие штучки такого рода, а? Спекулянты-подрядчики, когда требуется работа по ремонту или, скажем, какую-то квартирку надо принарядить. Как же ваши боссы решают, кому дать такую работенку? Самая дешевая заявка на подряд, так? Ваша рекомендация? – Доусон закрыл эту коробку и снял с полки другую. – Я вообще-то не из тех, кто интересуется подобными вещами, знаете ли, но вот другие могут.
   – Что я должен сказать?.. – начал было комендант.
   – Я вот что предлагаю, – перебил его Доусон, – если вы перестанете волноваться по поводу каких-то ордеров и впустите меня в квартиру мистера Фрэнсиса, я не стану разбираться в ваших записях. И не стану передавать ваши делишки кому-то другому. А вот если вы будете создавать мне осложнения, тогда стану. Такая вот сделка, хорошо? Это не совсем законное предложение, но я предлагаю это вам как очень миленькую альтернативу тому, что из вас выбьют ногами все дерьмо, ясно?
   – Делайте, что хотите, – сказал комендант, вручая Доусону ключ. – Я не собираюсь с вами спорить.
   Доусон поспешил порыться в нескольких наиболее вероятных укромных местах: в шкафах, в ящиках письменного стола, в комоде. Он искал не улики, поскольку их не могло быть, если только Фрэнсис не был дураком. Он искал пистолет. Но и пистолета тоже не было. Он снял с полки какую-то книгу, налил себе виски и устроился в кресле. Когда Фрэнсис вошел в комнату, он довольно долго стоял и внимательно глядел на Доусона, а потом сказал:
   – И что же, значит...
   – Эрик Росс, – сказал Доусон. – Он убил много народа, и он рассказал нам, что делать это просили его вы.
   – Он мертв, – сказал Фрэнсис. – Свидетель вам не достался.
   – Да, это верно, – сказал Доусон. – Но я не думаю, что это помешает мне арестовать вас по подозрению. Если вы посредник, а я не сомневаюсь, что это так, я вас все равно достану рано или поздно. Вы меня увидите, когда выйдете вот из этой двери, когда будете есть в каком-нибудь ресторане, когда пойдете в кино. Понятно? – Он помолчал. – Кто сделал этот заказ? Вы наняли Росса. А кто вас нанял?
   Фрэнсис был сообразительнее коменданта. Он спросил:
   – Каковы ваши условия? – И поскольку Доусон не ответил, он добавил: – Можно заключить сделку. Сделка всегда возможна.

* * *

   Дождь полил сильнее, смывая со всего краски, делая неясными очертания зданий. Доусон и Фрэнсис шли от дома Фрэнсиса туда, где у края тротуара был припаркован автомобиль Доусона. Внутри него сидели водитель и еще два человека. Доусону пришло в голову, что Фрэнсис, возможно, будет не один. Он открыл заднюю дверцу и посадил туда Фрэнсиса. Человек, сидевший рядом с водителем, освободил свое место для Доусона, а сам пересел назад.
   – Все в порядке? – спросил он.
   – Разумеется, – ответил Доусон, – он в порядке. Он хочет заключить сделку.
   – И никакой возможности загнать его в камеру на время?
   – Нет, не думаю, – сказал Доусон. – Он говорит, что его заказчик – человек очень известный. Надеюсь, что он скоро объявится. – Водитель вырулил на полосу движения. Спустя мгновение Доусон добавил: – Конечно, этот известный человек, возможно, парочку дней будет не в городе.

* * *

   Крис Буллен говорил с Энджи час, но единственный голос на записи был его собственным. А потом он прокрутил ее разговор с Кэлли.
   – Мы знаем, что ей это было известно, – сказал он. – Вы это сами сказали.
   – В самом деле? – пожал плечами Кэлли. – Да. Полагаю, что она знала. Но она нам об этом не говорит.
   – Дела у меня идут не очень-то хорошо, – сказал Буллен. – И я не единственный, кто так думает. У меня пара убитых граждан, убитый подозреваемый и убитый полицейский.
   Полицейского, дежурившего у двери в палату Росса, обнаружили в бельевом складе в конце коридора. Джексон несколько раз ударил его пистолетом, а потом заткнул ему рот кляпом на случай, если тот придет в себя. Он задохнулся от этого кляпа.
   – Мы еще потолкуем с ней в Лондоне, – заметил Кэлли. – Вы тоже могли бы это сделать. Хорошенько проведете денек, сводите свою жену на какое-нибудь шоу.
   Буллен засмеялся. Он держал в руках листок из желтого блокнота для сообщений.
   – Был звонок из вашей конторы. – Он передал Кэлли этот листок. – От кого-то по имени... Протеро, да?
   Кэлли протянул Буллену руку для прощания, а потом вернул листок обратно.
   – Скажите, что я уехал.

* * *

   Энджи также сказала:
   – Местный, – а еще добавила: – Свиньи. – Это было все, что она знала, но и этого было достаточно. Она сказала: – Это было много лет назад. Он писал письма. Эрик ходил туда как-то раз, а я не ходила. После этого письма прекратились. И больше мы его не видели.
   «Я люблю тебя. И тогда ты...»
   Кэлли не ожидал найти его там, но так или иначе, он туда пошел. Из сарайчиков доносились звуки, похожие на пыхтение маневрового паровоза, и неприятный острый запах метана, способный просверлить ноздри. Какой-то человек вез через двор тачку. Заметив Кэлли, он опустил ручки на землю и подождал, пока тот подойдет.
   Они стояли посреди двора, и человек мерно кивал головой, словно лошадь, выглядывающая из стойла. После каждого ответа он опускал плечи и тянулся к тачке, а потом снова выпрямлялся, услышав новый вопрос. В конце концов Кэлли отпустил его.
   Дом был открыт, и Кэлли вошел в запах мешковины и мастики для полов. В одной комнате был вымощенный камнем пол и деревянный ларь. В другой – диван, разбросанные как попало коврики и раздвижной дубовый стол. Эту комнату занимали, но в ней не жили. На буфете стояла фотография в рамке, на ней было с десяток мужчин в военной форме. Джексон и Росс стояли с одного края, слегка щурясь, потому что они смотрели прямо на солнце.

* * *

   Он снял трубку, хотя и предполагал, что это может быть Протеро. Но в любом случае было уже пора возвращаться в Лондон. Прижимая трубку подбородком, он продолжал запихивать одежду в свой саквояж.
   – Кто они такие или с кем они связаны? – Это была Элен.
   – А это разве одно и то же?
   – Более или менее. – Кэлли присел на кровать послушать. – Обе они связаны с одним человеком, Бернардом Уорнером. Член парламента. Страшно богатый. Он давний приятель Ральфа Портера.
   – Как именно связаны?
   – Элисон Траверс его дочь. Мари Уоллес его любовница. – Кэлли засмеялся. – Ну, я уверена, что так бы он и сам назвал ее.
   – Я уверен, что ты права, – снова засмеялся Кэлли.
   – Это подойдет?
   – О да, – сказал он, – это подойдет. – На линии слышалось легкое потрескивание: дальнее расстояние. Кэлли ненавидел молчание в телефонных разговорах. Он спросил: – С тобой все в порядке?
   Молчание продолжилось, а потом она сказала:
   – Послушай, я была пьяна, хорошо?
   – Хорошо.
   – Я сама не знаю, чего хочу.
   – Не отказывайся. – Он подождал ответа. – Ты слушаешь?
   – Да.
   – Не отказывайся от меня.
   – Я не знаю, Робин. О Господи...
   – Послушай, я сделаю то, чего ты хочешь.
   – В самом деле? – сказала она. – И что же это?

* * *

   Он закрыл саквояж, потом вспомнил о чем-то, что собирался сделать. Гидеоновское издание Библии лежало в ящике стола рядышком с путеводителем по городу и перечнем услуг, предлагаемых гостиницей. Кэлли поднес книгу к окну, где было больше света. Дождь удалялся на юг, набирая силу, а по его пятам шел ветер, заставлявший дребезжать оконное стекло. Росс сказал: «Зачем спрашивать...»
   Исайя 14:12. «Как упал ты с небес, о, Люцифер, сын зари!»

Глава 53

   Они приехали вместе, два солидных господина в больших роскошных автомобилях. Автострада была забита спешащими отдохнуть в конце недели, но Уорнер сделал на это скидку и выехал заранее. Эдварду Латимеру добираться было недалеко: его загородный дом был менее чем в четырех милях отсюда. Они остановились на небольшой автостоянке – гравий, уложенный поверх грязи, – рядом дорожные знаки, указывающие на прогулочную тропку. Заросли буковых деревьев покрывали вершины двух холмов, образуя плотный полог из листьев в ложбине между ними. Латимер был одет для прогулки.
   – Очень мило. – Уорнер посмотрел поверх деревьев на пасмурное небо с растрепанными мотками серых туч, несущихся понизу. Рассудив, что собирается дождь, он захватил с заднего сиденья своей машины плотное прорезиненное пальто. Натягивая его на себя, он произнес: – А моя усадьба в Уилтшире.