Кертис Джек. Сыны Зари

   – Что, Карл Мэзерс возил тебя туда? – спросил он, и Кэлли кивнул. – Да, это Нинино кресло. Иногда она в нем читает, но нечасто. А глаза она вообще поднимает только тогда, когда рядом оказывается Кемп. И тогда это вроде бы как... Ну, как будто что-то приковывает все ее внимание.
   – Каким же образом?
   – Ну, я не могу даже понять. Похоже на то, как змея гипнотизирует кролика или как кролик в ужасе глядит на змею.
   – Она его ненавидит?
   – Нет, ничего подобного. Это как будто... как будто он возвращает ее к жизни. Нет, не ненависть... Возможно, страх, только я не понимаю почему. Может, ты и прав насчет депрессии. Я знаю, что она глотает таблетки.
   – А может, ты попробуешь? – спросил Кэлли. – У меня же, черт возьми, времени-то совсем немного.
   Айра вытащил из кармана рубашки свернутую в тонкую трубочку самокрутку и зажигалку. Кольца дыма, насыщенные дурманящим запахом наркотика, плавали над столом.
   – Я позвоню тебе, – наконец ответил Айра.
   – Мы могли бы потолковать о небольшом дополнительном проценте в рамках первой сделки.
   Айра кивнул и достал деньги из рубашки, чтобы оплатить счет.
   – Если мне не изменяет память, – сказал Кэлли, – я выиграл кое-что из этого.
   Пара бумажек упала на стол, а остальные вернулись в карман Санчеса.
   – В счет будущего, – сказал он и улыбнулся.

* * *

   Люди, не снимая фотоаппаратов, прогуливались возле собора Святого Августина или гуськом просачивались в рестораны местного Бродвея. А Кэлли, выйдя из бара, остановил такси. Санчес остался там попить еще пивка. Кэлли беспокоил этот человек, но он прекрасно понимал, что тут он мало что мог сделать. Оставалось лишь довериться Санчесу. Риск и опасность были очевидными: Санчес ведь мог рассказать Кемпу о жучках, и тогда тот использовал бы их, чтобы дурачить Кэлли. Дезинформация – это более утонченный прием, чем все прочие, но если даже и существовал способ предохранить себя от нее, у Кэлли просто не было времени отыскивать его.
   Он забрал свой ключ у портье гостиницы и заказал билет на самолет в Нью-Йорк туда и обратно в один день. Поднявшись в свой номер, он открыл окно, выходящее во внутренний дворик, и, прежде чем снять трубку телефона, налил себе виски.

* * *

   Молчание. Шелест бумаг. Короткий кашель, словно знак недовольства. Кэлли лежал на кровати, подперев спину подушками, и потягивал виски. Он прислушивался к этим крупицам звуков, словно дневной хищник, вынужденный охотиться в темноте.
   Какое-то тихое, монотонное постукивание, как будто мотыльки бились об абажур или кто-то кончиками ногтей постукивал по крышке стола, принимая решение. Неприятный скрежет кресла, отодвигаемого назад. Вот выдвинули и вернули на место ящик стола. Потом снова тишина. И где-то там, на ее фоне, слабое пение и вздохи, легкий электронный шумок – обычный звук в снятой трубке, хотя и казалось, что он шел из какого-то глубокого, лишенного воздуха места, какого-то огромного черного корыта, которое Кэлли сейчас невольно подслушивал. Он слышал, как звуки, доносящиеся из комнаты, и звуки из того, другого, черного места, как бы оркеструя друг друга, создавали мелодию, медленную и меланхоличную.
   Кто-то вошел в комнату, но ничего не говорил. Кэлли прикрыл глаза, словно это могло ему помочь.
   – Надолго ты уезжаешь? – донесся голос Нины.
   Она, должно быть, принесла Кемпу выпить или что-нибудь поесть, потому что Кэлли услышал легкий стук тарелки или чашки, поставленной на стол. Кемп сказал:
   – Спасибо. – И потом: – До вечера пятницы.
   – Ненавижу, когда ты уезжаешь. – Голос Нины был бесстрастный, глуховатый, словно песок, гонимый ветром, ударялся о скалу.
   – Я знаю. Это ненадолго. Здесь будет Генри. А Айра Санчес сделает все, что может тебе понадобиться.
   Кемпа что-то отвлекло. Кэлли представил, как он, уткнувшись в бумаги, рассеянно протягивает руку к бутерброду, который она ему принесла.
   – Генри словно и не знает, что я существую.
   – Он будет здесь, если он нужен тебе.
   – И у него глаза холодные, как у рыбы.
   – Он всего лишь слуга, как и все остальные, – сказал Кемп. – Ты можешь попросить его обо всем, что только захочешь.
   В голосе Нины послышался внезапный взрыв ярости.
   – Я не желаю с ним разговаривать, у него рыбьи глаза. – И почти мгновенно совсем другой, мягкий тон: – Я сегодня днем видела сон. Я чувствовала себя неважно, поэтому легла поспать, и снова мне приснилось это животное.
   – Это всего лишь сон, – сказал Кемп. – Он тебе слишком уж нравится.
   – Это какая-то росомаха, – сказала Нина, словно и не слыша своего отца. – Но ты бы никогда не узнал ее, потому что туловище у нее длиннее, значительно длиннее, словно ей нужны дополнительные ноги. Она такая же, как росомаха... но нет, это что-то другое, какой-то гибрид. И вот она далеко-далеко простирается над землей, над горами у того места, из которого она вылезает, ну это что-то вроде пещеры. У нее красный, такой густой мех, такая острая мордочка и изящные уши. Рот у нее никогда до конца не закрывается, так что всегда видны клыки. А когда она останавливается и начинает принюхиваться, эти клыки стучат, а потом она идет дальше, струится низко над землей. Она начинает бежать, и ее спина изгибается волнами от движения, особенно когда она преодолевает какое-нибудь препятствие. Ее нельзя разглядеть...
   – Такого животного не существует, – с явным напряжением в голосе сказал Кемп.
   – ...в розах.
   Каблуки ботинок Кемпа простучали по деревянному полу, потом их звук заглушил ковер. Молчание. Потом Кемп сказал:
   – Мне еще надо поработать.
   Нина заговорила негромко, но ярость ее возрастала.
   – Я попрошу Айру Санчеса отвезти меня в город и найду там какую-нибудь работу, найду какое-нибудь жилье, и тогда ты меня только и увидишь! Я вообще уеду... ну, куда-нибудь, вот в Лос-Анджелес, и стану жить там – и тогда ты меня вообще больше не увидишь, никогда!
   – Поезжай, – сказал Кемп. – За чем же дело?
   Легкие, быстрые шаги и стук захлопнувшейся двери.
   Молчание. И на его фоне какие-то шепотки. Звуки из снятой трубки, не более того, словно ты прислушиваешься к природе, к каким-то перемещениям в пространстве. Но Кэлли, изо всех сил напрягая слух, слушал, как будто в этот миг говорилось нечто решающее, как будто могли шушукаться о нем. Он подождал минут пять, следя за этим молчанием, за этим шушуканьем, разделявшим его и Гуго Кемпа. А потом он набрал номер Элен.
   «Я не могу подойти к телефону в данный момент, – сказал ее голос, – но если вы оставите сообщение, я вам перезвоню».
   Кэлли с удивлением обнаружил, что он так и держал трубку до конца записи, но ничего не сказал.

* * *

   Где-то позади, на фоне его сна, слышалось журчание фонтана. Из этого звука возник поток, вдоль которого он уходил далеко-далеко в пустыню. Кто-то шел рядом с ним, но всякий раз, когда он поворачивался взглянуть на своего спутника, тот, казалось, отступал назад, чтобы просто выйти из поля зрения. Логика сна позволила ему подняться в воздух, он как будто летел. Он слышал грохот лопастей винтов вертолета прямо над своей головой. Было ясно, что он пассажир, хотя при этом он не находился в самой машине и вообще даже не видел ее. Далеко внизу на солнце искрился водный поток.
   Какая-то фигура была изображена на плоском полотне пустыни. Такая огромная, что контуры ее становились ясными только при взгляде с высоты. Кэлли знал, что это было подобием того, кто шел с ним вдоль потока. Черты его лица – нос, глаза, рот, уши, подбородок – были чем-то вроде загадочных иероглифов. Если бы он смог расшифровать их, то узнал бы имя. Кэлли попытался сосредоточиться, но каждый раз, когда он разгадывал какую-то одну черту, один алфавитный ключ, он забывал о предыдущих.
   Он пытался спуститься пониже, надеясь разглядеть детали более ясно, и тогда лопасти вертолета превратились в крылья. И он стал огромной птицей, стремительно падающей вниз, без всякой надежды снова взмыть ввысь. Он знал, что, когда опустится на землю, эти гигантские крылья, вспарывающие воздух, поднимут такую пыль, что фигура скроется под ней навсегда.
   Когда он проснулся, его руки были раскинуты в стороны, а мышцы бедер напряглись для приземления. На стене напротив окна были отчетливо видны прямоугольники других окон, черно-золотистые от отблесков света из дворика. Кэлли несколько секунд полежал спокойно, а потом набрал номер Кемпа.
   Молчание и музыка безмолвия. Молчание и шушуканье. Но вот дверь открылась и захлопнулась. Зашуршало постельное белье.
   – Я услышала, что ты лег спать, – донесся голос Нины.
   – Я думал, что ты уже спишь.
   – Я не смогла. Я пыталась. Пыталась уснуть. – И Кемп и Кэлли ждали услышать раскаяние Нины: один смотрел на кающееся лицо девушки, другой приник ухом к телефонной трубке.
   – Прости меня, – сказала она.
   – Ты же знаешь, что бывают случаи, когда мне приходится уезжать.
   – Да. – Кэлли представил, что это слово сопровождается кивком и опущенными глазами. – Но когда ты уезжаешь... все перестает дышать. – Голос ее был задумчивым, как у кого-то, беспокоящегося, чтобы его не подвела память. – Иногда я думаю, что могу умереть, прежде чем ты вернешься, и никогда не увидеть тебя снова.
   – В самом деле? Ты так думаешь?
   Кэлли изо всех сил старался разгадать значение тона голоса Кемпа: напряженный, но далеко не рассерженный, что-то скрывалось за просто любопытством. И потом он догадался – удовольствие.
   – Иногда, – сказала Нина, – когда я открываю свое окно и выглядываю наружу, мне кажется, что я слышу, как что-то движется среди роз. Оно движется и останавливается и снова движется. – Она говорила осторожно, словно медленно считающий ребенок. Немного помолчав, она сказала: – Впрочем, я надеюсь, что это просто ветер. А ты как думаешь?
   То, что произошло дальше, трудно было расшифровать, Кэлли слышал, как Нина то ли вздохнула, то ли всхлипнула, и представил себе Кемпа, обнимающего свою дочь, успокаивающего ее и, возможно, слегка жалеющего. Потом был момент, когда он вовсе не мог себе представить, что происходит: что-то мягкое как бы разорвалось... И тут Кэлли вспомнил тот звук, который произвел Майк Доусон, вылезая из постели, а потом снова ложась в нее. Он слышал, как смешивались их голоса, но шепот был слишком тихим, чтобы разобрать слова: абстрактные, оживленные звуки, которые воспринимались как музыка. Если не считать того, что время от времени их слова становились ясными:
   – ...люби меня так, пока ты...
   – ...нашла меня. А я никогда тебя не покину.
   – ...настоящее или просто сон. Но когда ты...
   – ...ничто не сможет изменить всего этого, если только ты...
   А немного погодя донесся голос Кемпа, напряженный от страсти. Он сказал:
   – Да, вот так. – И потом снова: – Вот так, да-да, там.
   И укоротившееся дыхание Нины, частое, хриплое кудахтанье в ее горле, поднимающееся от какого-то источника, который был то ли удовольствием, то ли страхом или тем и другим вместе. А Кэлли слушал, закрыв глаза, склонив голову в темноте, словно он был музыкантом, безупречно читающим ноты и следящим по ним за исполнением концерта: за его темпом, чистотой звука, глубиной чувства...

* * *

   Он остановил кассету и оторвал от верхушки телефонной трубки штепсель-присоску. На столе стоял стакан с виски, который он налил себе еще до того, как позвонил. Он выпил его, твердо намереваясь налить еще порцию, но так и заснул, оставив стакан рядом с собой прямо на постели.
   Это был почти тот же самый сон, если не считать того, что человеком, идущим рядом с ним, оказался он сам. И когда он набрал высоту, никакого звука лопастей винтов вертолета уже не было, ибо крылья у него были с самого начала. Когда он взглянул вниз, этот поток был красным и извилистым, словно рисунок линий на человеческой руке.
   А фигуркой внизу, на поверхности пустыни, оказался бегущий мужчина.

Глава 36

   Мартин Джексон вбил ногой последний жирный розовый огузок в грузовик и забрал у водителя подписанную грузовую квитанцию. Потом они вдвоем с натугой подняли вверх задний борт и отправили запорные шплинты на место. Борта грузовика тряслись и гудели: это свиньи ворочались в своих загончиках. Они фыркали и пронзительно визжали, словно только что кто-то сообщил им, почему они оказались здесь и куда направляются.
   Джексон решил, что он уже откладывал это достаточно долго. Три дня он просто работал на ферме, как обычно, три ночи чуткого сна, все двери нараспашку в ожидании гостя. Он знал, что ему не грозил никакой выстрел из укрытия, и спокойно таскал бадьи с пойлом и сидел у незанавешенного окна своей кухни. Это все было для других, для жертв, а Эрик должен захотеть оказаться здесь и встать лицом к лицу. Слишком много всего было между ними, чтобы прощаться на расстоянии.
   Он посмотрел, как грузовик выезжает из ворот фермы, а потом пошел в дом. Теперь, когда он собрал «урожай» свинины, он мог оставить дела на своего рабочего. Торча и дальше здесь, толку не добьешься. Эрик знал, где его найти, но, видимо, не пожелал прийти сюда, чтобы встретиться. Он как бы подавал знак своим отсутствием, он хотел сам выбрать место. Джексон решил, что Эрик либо жил там, на торфянике, либо прогуливался по нему каждый день, время от времени наблюдая за его фермой и, возможно, ожидая, что и Джексон придет к нему туда, – вот тогда-то и началась бы игра!
   Совсем как боец, сразивший всех своих соперников и, оставшись один на арене, совершающий по ней победный круг. Совсем как полководец, широкими шагами расхаживающий каждое утро перед палатками своей армии. Солнце сверкает на его доспехах, когда он вызывает на бой противников из вражеского лагеря.

* * *

   Джексон снял дорожный рюкзак с вешалки на кухонной двери и упаковал в него необходимые вещи. Непромокаемый плащ, который можно натянуть, подобно палатке, используя самого себя в качестве шеста, ну а голову можно покрыть хорошо пригнанным капюшоном. Серебристое термическое одеяло, минимальный пищевой рацион да еще компас. А в кармане рюкзака девятимиллиметровый пистолет «беретта» и пара запасных обойм: ведь они же с ним будут так близко, будут видеть глаза друг друга и слышать слова друг друга.
   В армии есть для этого специальный термин – бег по пересеченной местности, тренировка в штормовую погоду, испытания, которые выявляют пределы человеческой выносливости, а потом заставляют человека преодолеть их. Все эти «встряски» применяются вместе, разом, полный курс испытаний на излом. А называлось это – «озверение».
   Джексон застегнул молнию на рюкзаке. Его походные ботинки стояли у двери, словно первые несколько шагов уже были сделаны. «Эрик, – подумал он, – эта штука прямо-таки для нас с тобой. Это наше озверение». Он съел яйца и бекон, немного фруктов, потом сел в деревянное кресло и стал дожидаться сумерек. В центре его мыслей была панорама торфяника, его крутые откосы и затопленные низины, болота и та скала. И там же, рядом, было еще лицо, которое он наполовину забыл, – молодое лицо, которое годы, конечно, должны были изменить.
   Эрик... А дальше, поглубже, в его сознании было и другое лицо. Кэлли в кафе аэропорта. Кэлли, когда он повернулся, как раз перед тем, как войти в посадочную зону... Фрэнсис сообщил ему рейс, на котором этот человек должен вернуться из Штатов. Это отложилось в его памяти, словно некое задание, которое просто должно занять свое место в обычном ходе вещей.
   Джексон подумал, что времени еще уйма. Всему свое время.

Глава 37

   Бритва, зеркало, бинт, антисептик. И маленькие струйки крови, сливающиеся подобно притокам, когда они струились от бедра к колену, от колена к голени, а потом между пальцами ног – и прочь, прочь с тела, капля за каплей. Этот исход греха, льющийся на тщательно разложенные бумажные полотенца. И когда она истекала кровью, она становилась чище. Когда она истекала кровью, эта чернота тоже утекала прочь.
   Из своего кресла-качалки она пристально смотрела на розы, пока ей не стало казаться, что она видит, как их аромат поднимается, подобно сверкающему туману, цветному занавесу, уходящему в небо и заслоняющему солнечный свет. Она немного поспала и сразу же нашла зверя из своего сна, его густо-красную шерсть, струящуюся вниз по склону холма. И когда зверь останавливался, ища нужное направление, его зубы клацали.
   Нина открыла глаза. Перед ней стоял Айра Санчес, загораживая солнце.
   – Я должен съездить в город, – сказал он. – Вы хотите остаться здесь? Может быть, вас бы развлекла поездка?
   – Да, хорошо, – сказала Нина к удивлению их обоих.
   А самой себе она сказала: «Мне нужен Айра Санчес, чтобы он взял меня в город... и тогда ты меня вообще больше не увидишь, никогда. Ты не должен хотеть этого, только чтобы попробовать, ты не должен покупать это только потому, что увидел в витрине магазина».
   – Я буду готов через час, – сказал Санчес.

* * *

   Кэлли разбудил телефонный звонок, словно напоминающий ему, что он слишком долго был где-то далеко. Он снял трубку, почти веря, что может услышать звуки любовной игры Кемпа и Нины, их шепот, все еще хранящийся в трубке...
   – Я везу ее в город, – сказал Санчес. – Ты приезжаешь сюда с Мэзерсом...
   – Так, хорошо.
   – На то место, где дорога по пустыне выходит на шоссе. Это у тебя займет полчаса. Подними капот у своей машины, хорошо? Мы знаем друг друга, но не очень близко.
   – А если она спросит откуда?
   – Это твоя проблема. Придумай что-нибудь.
   Айра внезапно повесил трубку, словно боялся, что их подслушивают. Кэлли отправился в душ и стоял там неподвижно, будто статуя, поливаемая из шланга в общественном парке. Он пытался опорожнить свое сознание, но это была заранее проигранная игра. Тот ночной шепот был с ним в журчании воды, он поднимался из волн пара, легких, как вздох, и теплых, как нагретая постель, и оседал на стеклянных панелях душевой кабинки. Голос Нины в момент кульминации, эти горловые звуки, доходящие до серии приглушенных воплей: «О, о, о-о-о!» Они ударялись о барабанную перепонку его уха.

* * *

   Когда он увидел ее, это было похоже на мимолетную встречу взглядами с каким-нибудь знаменитым преступником или с кинозвездой. Она сидела на заднем сиденье большого «мерседеса», повернувшись к дорожному происшествию у обочины. Происшествием был он сам. Санчес проехал мимо него на «мерседесе» пару ярдов, а потом развернулся. Кэлли подошел к переднему окну со стороны сиденья для пассажира, и стекло с легким гудением открылось.
   – Робин... – Айра уже играл роль, он, возможно, даже отрепетировал ее.
   – Не знаю, что такое приключилось, – сказал Кэлли. – Вот заглох, и я никак не могу завести его снова. Ты не мог бы подвезти меня в город? А прокатная компания потом его подберет.
   Не оставалось ничего другого, как усесться рядом с Айрой впереди. Кэлли слегка перевесился через спинку сиденья, чтобы познакомиться с Ниной.
   – Нина Кемп, Робин Кэлли, – сказал Айра. – Мы с Робином познакомились... о, уже года два или три назад. Я тогда работал кем-то вроде табунщика в Викенберге, а Робин там проводил отпуск на ранчо. Он звонил мне, когда приехал в Таксон, вот в этот раз. Выпили с ним немного пивка. – Он говорил все это быстро, на глазах лепя за Кэлли его импровизацию.
   – Я просто путешествую, – сказал Кэлли Нине. – Смотрю окрестности. Во всяком случае, смотрел, пока моя тачка не испустила дух.
   Он чувствовал себя так, как будто они с Айрой были действующими лицами пьесы и сообщали друг другу какие-то подробности сюжета, чтобы зрители могли уловить ход событий. Но Нина, казалось, и не нуждалась в их увертках. Кэлли даже не был уверен, что она вообще слышала их. Она смотрела на него, словно он был детской головоломкой, которую нужно было правильно собрать. Потом она повернула лицо к окну. Целую минуту все в машине молчали. Не оборачиваясь, она спросила:
   – Издалека ли вы приехали?
   – Из Англии, – ответил Кэлли. – Я англичанин.
   – А почему вы пустились в это путешествие?
   – Мне нравится Америка. Я обожаю приезжать сюда.
   – Вам пришлось покинуть ваш дом. – Она произнесла это так, как будто Кэлли совершил некий акт безрассудного отречения.
   – Ну да, пришлось. Приходится делать это, чтобы поехать куда-то.
   – Что-что? – Ее голова быстро повернулась, словно она на чужбине вдруг услышала, как кто-то говорит на ее родном языке.
   – Чтобы попасть куда-то, – повторил Кэлли, – первым делом надо уехать.

* * *

   Он болтал что-то о пейзаже, о пустыне, об английском проливном дожде. Он болтал о ненадежности автомобилей. Болтал о путешествиях. Санчес молча вел машину. Нина слушала. В какой-то момент она подняла левую ногу на сиденье, придерживая ее рукой у лодыжки, там, где ее просторные брюки спадали на туфли. На какое-то мгновение Кэлли подумал, что она собирается подтянуть вверх обе ноги и принять позу ребенка, зачарованного мастерством сказочника.
   Он болтал о самых разных краях, где он побывал: о Франции, Италии, Испании... Он сравнивал города, сельские местности, людей... Она чуть передвинула ноги, и Кэлли неверно принял то, как она поморщилась от боли, за полуулыбку.
   – А что вы собираетесь делать? – спросила она, когда они въехали в город.
   – Сейчас?
   – Да.
   – Ну, позвоню в компанию по прокату автомобилей, похожу тут, посмотрю кое-что... Я не знаю, вообще-то я планировал съездить во Флэгстафф, но осталось только полдня...
   – А я могу пойти с вами?
   – Если хотите, то конечно.
   – Куда мне подъехать за вами? – спросил Айра Нину.
   – В книжный магазин, – ответила она, и они условились о времени.
   Она оказалась высокой. Кэлли убедился в этом, когда взял ее за руку, чтобы перевести через улицу. Она позволила ему это прикосновение, но никак не ответила на него. Он разыграл звонок в автомобильную компанию. Пока Нина ждала, он набрал номер Элен. Там был включен автоответчик. Когда он, выйдя, оглядел улицу, Нина стояла от него шагах в десяти, скрестив на груди руки и опустив голову вниз. Впечатление было такое, словно она отказалась от надежды дождаться запаздывающего поезда.
   Потом они некоторое время бродили следом за туристами, побывали в Ла-Пласите, в городе сплошных стен – Олд-Пуэбло. Нина была его гидом, хотя она ничего не говорила об этом городе. Она просто останавливалась, когда им встречалось нечто заслуживающее внимания, а потом двигалась дальше, полагая, что дала ему достаточно времени для осмотра. В конце концов она привела его в парк и отыскала место, чтобы посидеть.
   На Нине была рубашка с длинными рукавами с манжетами на кнопках и мешковатые брюки, сужающиеся у лодыжек. На одном запястье, поверх манжеты рубашки, Кэлли заметил кожаный браслет с бирюзой. Ее темные волосы были густыми и постриженными так, что всякий раз окутывали ее лицо, стоило ей только наклонить голову. Кэлли казалось, что он смотрит на нее сквозь пелену сумерек. Было очевидно, что она красива, но нельзя было толком понять, чем и как. Кэлли вспомнились портреты давным-давно умерших красавиц, выставленные в городских галереях, их лица, замутненные потрескавшимся лаком.
   – А куда вы направились, когда приехали во Францию? – спросила она.
   – В последний раз? – напряг Кэлли память. – Рядом с одним местечком по названию Фиджеак. Это на юге страны.
   Они сидели в кафе на площади, где местные ребятишки играли в кегли, и Элен подбирала им маршрут для поездки на следующий день в Пиренеи. Сильная гроза тогда загнала их в это кафе. Крупные дождевые капли влетали в открытое окно и шипели на углях.
   – Вы возьмете меня туда?
   Внезапность этих слов сразила Кэлли, и он сказал:
   – Ну, если вы захотите поехать, – и тут же засмеялся, подчеркивая, что это была шутка.
   Выражение лица Нины не изменилось. Она сидела на траве, скрестив ноги, и пристально всматривалась в его лицо.
   – Название звучит очень похоже на какое-то место, куда мне всегда хотелось поехать, – сказала она. Кэлли промолчал. Ее голос был тихим, но внезапно она показалась ему встревоженной. – Я могу найти работу и жилье – и тогда вы меня только и увидите.
   Кэлли вздрогнул, словно человек, услышавший чей-то голос во мраке. Нина рассматривала свои руки, дожидаясь ответа. В конце концов Кэлли заговорил.
   – Вы, конечно, можете поехать туда, – сказал он. – Если вам в самом деле так хочется.

* * *

   Когда Айра подъехал к книжному магазину, Нина показывала Кэлли книгу об Аризоне с цветными картинками городов и пустыни, растений и животных, и Большого Каньона^[8], ландшафт которого был совсем как лунный, только ярко-красного и желто-коричневого цветов. Айра вывел Кэлли наружу.
   – Ну, как это прошло? – спросил он.
   – Мне нужно еще время, – ответил Кэлли. – Завтра я собираюсь в Нью-Йорк. После этого мне понадобится снова увидеть ее.
   – Это рискованно.
   – Не более, чем сейчас. Я ей нравлюсь. А что кто-нибудь может сказать? Она познакомилась с твоим приятелем из Англии и хочет провести немного времени, показывая ему окрестности.
   – Да ты хоть понимаешь, насколько, черт подери, нормально это звучит?
   – Ну так и прекрасно.
   – Нет, – сказал Айра. – Это сложно.
   – Но это же требует времени. Я ведь не могу ей сказать: «Эй, как было здорово встретить тебя! На какие картины твой папаша скорее всего положит глаз в ближайшем будущем?» Она со мной разговаривает, дело пойдет.
   – А ты уже договорился об этом, ну увидеться с ней снова?