Кертис Джек. Сыны Зари

   Две или три неторопливые капли упали на плотный лен салфетки, стремительно распустив на нем красные цветки. Потом рядом с ними появились еще и еще... И вот уже послышался частый монотонный стук, напоминавший дробь первых дождевых капель перед началом шторма.

* * *

   Айра Санчес немного приподнял правую руку, чтобы его пони почувствовал удила. И когда лошадка остановилась, Санчес, повернувшись в седле, посмотрел назад.
   Гуго Кемп следил за полетом ястреба, который уже поднял с места кролика и теперь парил позади зверька, время от времени поддразнивая его имитацией атаки, но на самом деле и не думая пока нападать. Кемп хорошо знал, что сейчас произойдет. Каждый раз, когда кролик начнет петлять, ястреб будет камнем пикировать на него, чтобы вернуть его на прежний маршрут и загнать в высокие кусты ярдах в восьмидесяти отсюда. Ну а в этих кустах ястреб сделает парочку стремительных выпадов, пугая свою добычу, а потом еще решительнее налетит на кролика и опять вернет его на тот же путь. А еще через тридцать ярдов из кустов вылетит другой ястреб и, вытянув желтые когтистые лапы, понесется прямо на кролика. В воздух поднимется невысокий столбик пыли. И вторая птица, взгромоздившись на добычу, расправит крылья, дожидаясь первую, уже снижающуюся, полакомиться.
   Кемп, натянув поводья своего пони, развернул его и рысью пустил по невысокому склону к месту, где его поджидал Айра.
   – Ты это видел? – спросил он, и Айра кивнул в ответ. – Блестящая засада! Хотя сама тактика известна испокон веков.
   – Да, я знаю, – ответил Айра. – Апачи таким вот манером вырезали целые воинские колонны.
   Айра и сам наполовину был индейцем племени пима, а имя свое он получил в честь солдата из их племени, водрузившего флаг над Иводзимой^[2]. Отец Айры был мексиканцем, и мать много рассказывала мальчику о нем, говорила, что он, мол, был славным парнем, и всегда улыбалась, вспоминая о нем.
   Оба мужчины некоторое время понаблюдали за пиром ястребов над останками кролика. Айра улыбнулся.
   – Тоже, видно, работают на «Дженерал моторе», – сказал он, каблуком отправляя своего пони дальше.
   Когда они прискакали на двор. Генри Глинвуд стоял на террасе. Он не спеша пошел им навстречу, глядя только на Кемпа. Полуденное солнце отражалось в стеклах его темных очков. Кемп спрыгнул на землю, отбросив свои поводья Айре.
   – Это началось, – сказал ему Глинвуд.
   Как только они подошли к дому, из него вышла женщина. Она несла на подносе холодное пиво, и Кемп взял его, не глядя на женщину.
   – Сколько времени в нашем распоряжении? – спросил он.
   – Дней десять... Ну, пара недель.
   – А этого хватит?
   – О да! До той поры мы можем держаться в стороне.

* * *

   – Мы уже выразили свою заинтересованность?
   – Разумеется. Так, для зондажа. Я полюбопытствовал – сделаны две-три заявки. Ничего серьезного.
   – А как с реакцией?
   – Ну... – Глинвуд слегка поджал губы. – Ты же знаешь: нас ведь выбрали не первыми...
   – Но мы ими станем, – сказал Кемп и, когда они вошли в дом, добавил: – Десять дней. Никаких двух недель. Десять дней.

* * *

   Нина протерла руку антисептиком, потом перевязала ее бинтом и улеглась в кровать. Ей стало очень легко. Нет, не из-за потери крови: для этого ее надо было потерять куда больше. Легкость была от боли и от самого ритуала. И теперь она могла, хоть и ненадолго, почувствовать себя не такой замаранной изнутри. Не такой черной. Она могла не так сильно ненавидеть себя. Часть скверны убралась из тела вместе с кровью. Чем пустое там, внутри, тем лучше.
   Полуобморочное состояние должно было на какое-то время поддержать ее. Чем-то это напоминало жизнь на грани сна, когда толком не понимаешь, то ли сон был реальностью, то ли реальность – сном, то ли они вовсе перемешались друг с другом...
   Нина полуприкрыла глаза, томная и слегка раскрасневшаяся, словно она только что была с мужчиной. Полузатененные окна задерживали свет, пропуская лишь какие-то перламутровые отблески слепящего солнца.
   А Нина плыла, плыла куда-то... Если бы кто-нибудь вошел в ту минуту в комнату, где она лежала, не способная ничему противиться, он мог бы прилечь рядышком с ней, погладить ее груди, как гладят по головке ребенка; мог бы расстегнуть пояс на ее брюках и стянуть их, как раздевают ребенка; мог бы приласкать ее, раздвинуть ей ноги, и его лицо возникло бы над ней, и жемчужные отблески из окон образовали бы нимб вокруг его головы...
   «Нина... – Она слышала его шепот, этот голос из давнего сна. – Нина...»

Глава 9

   Кэлли испытывал непреодолимое желание назвать Эдварда Латимера дважды сэром: по титулу и по чину. Протеро поставил на стол бисквиты с чаем, словно он был хозяйкой дома, старающейся произвести впечатление на гостей. Никто, однако, не прикоснулся ни к чаю, ни к бисквитам.
   – Группа «С-11» приведена в состояние боевой готовности, – сказал Кэлли, – хотя от нее не будет особого проку, пока мы не отыщем этого парня.
   – Что еще? – спросил Латимер.
   – Ввиду особой ситуации, мне добавили людей – главным образом для всякой бумажной работы и проверок. Надо ведь опросить десятки свидетелей, обходя дом за домом... Еще мы передаем по радио и телевидению обращения к населению, хотя на это я не возлагаю особых надежд.
   – Что еще?
   – Мы обошли на Оксфорд-стрит все возможные удобные позиции для стрельбы и ничего там не нашли. Пересмотрели все, сверху донизу, в тех единственных двух домах, откуда он мог стрелять по железнодорожной станции. Ничего! Поэтому я распорядился осмотреть их снова. Впрочем, я не думаю, что это нам что-то даст. Мы обрыскали вдоль и поперек берег реки на расстоянии в двести ярдов – при этом кстати, веревкой с колышками поделили все на секторы – и еще раз десять, если не больше, прошлись на сотню ярдов в обе стороны от этой зоны. Задействовали даже ныряльщиков, чтобы поискать и в реке. Конечно, надежда была очень слабой, но так или иначе мы это проделали. Сегодня мы собираемся еще разок посмотреть: погода ведь сейчас сухая, так что уровень воды везде должен понизиться на добрых полсотни метров. Мы пытаемся извлечь пользу из каждой травинки на этом участке. А тем, кто нам не хочет помогать, я предпочитаю пригрозить. Но никто не знает ни единой детали. И если верны популярные сейчас предположения, что этот парень – просто взбесившийся псих, то тогда все наши неудачи неудивительны. Этого парня и не могло значиться в списках ни одной из местных фирм.
   Протеро набрал в грудь воздуха и поднял вверх палец, намереваясь что-то произнести. Но Латимер снова обратился к Кэлли:
   – Еще что-нибудь вам нужно?
   – Везение, – ответил Кэлли.
   – И сильно оно нужно?
   – Достаточно сильно. Вам же известно, как это происходит. Убийцы как бы составляют семейный клан и вполне могут быть связаны с преступлениями и других его членов, или может быть, что один клан внедряется в другой. С убийцей, входящим в клан, все просто: вы знаете, кто он, и в девяноста процентах случаев знаете, где найти его. Все взаимосвязано: стоит раскрыть преступление – и вы поймаете убийцу. Внутриклановые распри сами способствуют отсортировке. Очень часто, практически во всех случаях, мы получаем жертвенную овцу. Но когда кто-то, к кому мы даже и подобраться-то не можем, убивает просто кого придется без всякой видимой причины... Тут что-нибудь найти почти невозможно.
   – Так у вас вообще ничего нет? – задав этот вопрос, Латимер покачал головой, как бы уже предвидя ответ.
   – Ну, фактов, конечно, довольно мало, – заметил Кэлли. – Он стреляет из укрытия, как мы полагаем, из винтовки «Паркер Хейл». Он вообще не промахивается. На данный момент мы имеем четыре выстрела и четыре трупа. Ну а кроме этого, единственное, о чем можно говорить определенно, – это отсутствие всякой определенности. Разные места, разное время дня, абсолютно никакой видимой причины в выборе жертвы... Конечно, мы здесь можем иметь дело с почерком, который просто еще не сложился. Я хочу сказать, что этот почерк пока не очень на виду...
   – А эта девушка? – спросил Латимер.
   – Здесь ничего нет, – сказал Протеро. – Здесь...
   – Что вы имеете на данный момент? – перебил Латимер.
   – Есть намек на проституцию в одиночку или, возможно, – пожал плечами Кэлли, – на что-то подобное. Майк Доусон сейчас бродит по Сохо с ее фотографией.
   – Негусто.
   – Чем богаты, тем и рады.
   – Нет никакой связи между ее занятием и ее убийством, – сумел, наконец, вставить слово Протеро.
   – Чем богаты, тем и рады, – повторил Кэлли.
   Латимер сделал несколько пометок, постукивая авторучкой по губам и глядя куда-то мимо своих собеседников.
   – Я принимаю личное... – начал было Протеро.
   – Так или иначе это должно прекратиться. – И Латимер надел на авторучку колпачок, как бы давая понять, что не намерен больше их слушать. – Дело зашло слишком далеко. Я знаю, что вы собираетесь мне сказать: теоретически, мол, эта история может продолжаться бесконечно, поскольку способа положить ей конец и найти этого человека не существует в природе. Но так или иначе продолжения не должно быть. За последние сутки мне пришлось немало часов выслушивать министра внутренних дел и самого премьер-министра. Не думаю, чтобы это было для вас неожиданностью. Они ведь люди не глупые, а? Они понимают наши проблемы. Но мы не можем... – Латимер замолчал, словно подыскивая, как получше выразить свою мысль, сказать помягче. Но это ему не удалось. – Мы не можем позволить себе, чтобы некто по собственной прихоти убивал наших граждан! Ни повода, ни причины, ни возможности схватить его! Люди запуганы. Телевидение и газеты толком не помогают делу, и в этом направлении мы предпринимаем кое-какие меры... Но факт остается фактом: каждый может стать жертвой, и все знают об этом. – Он опять замолчал, так как его вдруг осенила новая мысль, и спросил: – А где он раздобыл такую винтовку?
   –За этот конец мы уже тянули, – покачал головой Кэлли. – Проверили и все охотничьи клубы, и всех их членов. Конечно, речь идет о Большом Лондоне, но мы будем искать и за его пределами... Пока что ничего обнадеживающего. И это неудивительно. Наш эксперт предполагает, что винтовка, должно быть, сделана по спецзаказу. Я проверил эту идею в группе «С-11», и там думают то же самое.
   Вероятно, винтовка импортная. И если только она не была куплена специально для этой «работы», причем куплена недавно, вряд ли можно рассчитывать установить ее происхождение.
   – Все, что только вам понадобится, – заверил его Латимер. – Все.
   – Я уже говорил... – начал Протеро.
   – Я хочу, чтобы вы все сообщали непосредственно мне. Подавайте свои донесения обычным порядком, но каждый раз направляйте мне копию. Если будут какие-то острые углы, которые вам нужно срезать, какие-то срочные ордера и предписания, возможная отмена каких-то секретных директив, все, что бы там еще ни понадобилось, – сообщайте прямо мне.
   – Спасибо, – сказал Кэлли, вставая. – Правда, пока ума не приложу, что бы такое попросить, но если что-то появится, я попрошу.
   – Кэлли, – окликнул его Латимер уже в дверях.
   – Да?
   – Вам следовало бы называть меня «сэр».

* * *

   В первом по счету клубе было три девушки за кулисами, а еще одна на эстраде исполняла стриптиз. Доусон помахал своим удостоверением перед носом швейцара, а когда вошел в этот полумрак, услышал, как тот негодующе сплюнул.
   Хозяин клуба подвел его к туалетной комнате размером с телефонную будку, открыл дверь и протиснулся внутрь. Одна из девушек сидела на низенькой табуретке, она была совершенно голой. Приподняв левую ногу и положив лодыжкой на правое колено, девушка стригла ногти. Другая девушка, взяв в ладонь одну из грудей, сосредоточенно наносила на сосок красную, с блестками пасту. А третья как раз собиралась продолжить программу и уже более или менее оделась. На Доусона они посмотрели с насмешливым любопытством. Мельком увидев свое растерянное лицо в зеркале на туалетном столике, он взял себя в руки.
   Ни одна из девушек не знала Линду Боумэн. Хозяин клуба провел Доусона по коридору, пахнувшему духами и плесенью, остановился вместе с ним почти у кулис, откуда им была хороша видна эстрада. Они ждали девушку, заканчивавшую выступление. Она пропустила горжетку из перьев между ног, слегка помахала ею в воздухе, потом повернулась, быстро отбросив в сторону это прикрытие, и продемонстрировала публике свои ягодицы. Снова повернулась, закрывая пах обеими руками, а затем взметнула их резко вверх. И в тот же миг выключили свет. Вот оно, мальчики! Не упустите момент! На вид очень знакомо, или вы уже не помните, как это выглядит?..
   За кулисами она задержалась и взглянула на фотографию. На вопрос Доусона девушка ответила, что ее зовут Мэнди, а фамилию назвала лишь после небольшой паузы. Она стояла, слегка выгнув колено и перебросив горжетку через плечо. Огни эстрады освещали ее щеку, плечо; бедро и пушистый кустик волос внизу живота. Капельки пота стекали по ее грудям и падали с сосков. Чем-то она напоминала непринужденно расслабившегося спортсмена после гонки.
   – Нет, – протянула она фото Доусону, – я ее не знаю, – и уже уходя, она сказала: – Джерри, в зале какой-то подонок с кинокамерой. Слышишь, как стрекочет этот чертов моторчик?
   Во втором клубе девушек оказалось две. Встретили там Доусона не более дружелюбно. К той минуте, когда ему дважды ответили «нет», вдруг появилась та самая девушка с горжеткой. На ней был плащ поверх ее костюма. Увидев Доусона, девушка ухмыльнулась.
   – У нас смена, – сказала она. – Сам понимаешь. Бегаем туда-сюда, полдня на эту беготню уходит.
   А в третьем клубе девушка на эстраде работала с зажженными факелами, размахивая ими перед собой. Она вышла за кулисы, держа факелы в руках, вокруг нее витал легкий, но едкий запах парафина и подпаленной кожи.
   – Нет, – ответила она.
   Когда Доусон выходил из клуба, туда входила девушка.
   – Привет. Мэнди, – сказал он ей.
   Вот так он и путешествовал по Сохо, снова и снова слыша в ответ «нет». Доусон уже выработал некий план, который должен был закончиться приглашением, но увидеть Мэнди ему больше не удалось. Черт, уж если не везет, так не везет во всем! В конце концов он вернулся назад и взялся за обследование массажных кабинетов. В шестом из них он наконец услышал от кого-то «да».
   Доусон показал ей еще одну фотографию, и девушка снова повторила свое «да».
   Это заведение имело приемную с конторкой, за которой сидела женщина средних лет, выглядевшая встревоженной. Дальше располагалось нечто вроде фойе, и за ним начинался лабиринт коридоров с маленькими спальнями. Когда приехал Кэлли, Доусон дожидался его в этом фойе. Рядом с ним были девушка и малый в темно-синем костюме. На девушке был пояс с подвязками, чулочки со швом и длинная шелковая блуза навыпуск, наброшенная на плечи. Полускрытыми блузой руками девушка стягивала ее полы, прикрывая обнаженную грудь. Малый в темно-синем шагнул вперед, преграждая дорогу Кэлли.
   – Вы не имеете права, – заявил он. – Вы понимаете это, а?
   Не удостаивая его вниманием, Кэлли спросил Доусона:
   – Кто она?
   – Ее зовут Жанет. Больше пока ничего не выяснили.
   Малый повернулся, пытаясь оказаться лицом к Кэлли.
   – Я же с вами говорю, – сказал он.
   – А другие девушки опознали фотографию? – спросил Кэлли.
   – О да, – кивнул Доусон. – А вот эта дружила с ней больше всех.
   Парень поменял мишень. Наклонившись, он приблизил к Жанет свое лицо и прошипел:
   – Ты ничего им не скажешь, падаль. Со мной его штучки не пройдут.
   – Она здесь подрабатывала три раза в неделю, – сказал Доусон.
   – Боумэн?
   – Да.
   Парень коснулся руки Кэлли и сказал:
   – Вам ведь, знаете ли, за это денежки платят. Но не в свои дела не лезьте, если не хотите харкать кровью...
   Кэлли повернулся и ударил его одним коротким движением, целясь пониже и попав именно туда. Малый отлетел к стене и, скрючившись, ухватился за живот. Спустя мгновение он закашлялся и, соскользнув по стене, уселся на пол. Кэлли наблюдал за ним, а когда стало ясно, что тот в течение некоторого времени вряд ли встанет, сказал ему:
   – Заткнись, понял меня? – и, повернувшись к Доусону, спросил: – А что насчет клиентов?
   – Собрал кое-какие имена и адреса, но они не очень-то обнадеживают. В числе других там есть даже судья и директор частной школы.
   Кэлли ухмыльнулся и повернулся к Жанет. Она тут же сказала:
   – На самом-то деле я ее совсем не знаю. Мы просто как-то выпили вместе разок-другой.
   Жанет была хрупкой крашеной блондинкой. На ее бедре, над чулком, красовался большой желто-синий синяк.
   – Я слушаю, слушаю, – сказал Кэлли.
   – Ну, они, понимаете, всегда были не при деньгах. Этот Пит, ведь так его звали? Она не собиралась делать это профессией. Многие этим занимаются. Подрабатывают потихоньку, – говоря это, Жанет с беспокойством смотрела через плечо Кэлли.
   – Не волнуйся, – сказал он. Кэлли знал, куда она смотрит, хоть и не следил за ее взглядом. – Мы за тобой приглядим. – Это было пустым обещанием.
   У дальней стены стоял небольшой диванчик, и Кэлли подвел девушку туда. Присев, Жанет перестала сжимать на груди блузу. Ей уже было безразлично, что открылось взгляду Кэлли: весь рабочий день ее грудь была выставлена на обозрение мужчинам.
   – Она не занималась разными пакостями, – сказала Жанет, явно озабоченная тем, чтобы подчеркнуть эту разницу.
   – А чем же тогда?
   – Ну, просто... утешала руками. Могла и пососать, если хотел клиент.
   – Два раза в неделю? – спросил Кэлли, признавая разницу.
   – Да, обычно так. Но больше двух раз – никогда.
   – У нее были постоянные клиенты?
   – Вероятно, были, – слегка дернула плечом Жанет.
   – А у тебя?
   – Да. – И поскольку Кэлли ждал, Жанет добавила: – Да, конечно, и у нее должны были быть. У нас у всех есть свои клиенты.
   Кэлли протянул руку, и Доусон положил в нее второе фото. Кэлли показал его Жанет.
   – Да, возможно.
   – А ему ты точно сказала «да», – кивнул Кэлли на Доусона.
   – Да, я это помню. – Жанет снова быстро взглянула на фото и пожала плечами. – Думаю, что да. Но я не уверена.
   – Ничего тебе не будет, – заверил ее Кэлли. – Это не имеет отношения к вашему заведению и вообще ни к чему такому. Этот парень убит. Это никак не связано ни с тобой, ни с кем-то из тех, на кого ты работаешь, поняла?
   Внимательно посмотрев на Кэлли, Жанет улыбнулась, но выражение ее лица при этом, казалось, не изменилось. Не изменилось и выражение глаз.
   – Нет, – сказала она, – это не то. Просто... Я в самом деле не уверена. Я стараюсь не смотреть на их лица.

Глава 10

   Лучшее место, для того чтобы стать кем угодно, находится где угодно, и именно так и подходил к делу Росс.
   Он снял эту квартиру в аренду от имени несуществовавшей компании. Остальные жители квартала дорожили тишиной этого уединенного места. Часто они вообще здесь не появлялись, уезжая по делам за границу, с утра пятницы и до вечера понедельника отправлялись за город, а в будни за полночь возвращались с приемов или из театра.
   – И надолго? – спросила его Энджи.
   – Я тебе позвоню, – ответил он, позволив ей думать, что работать ему предстояло в какой-то другой стране. В некотором смысле это так и было. Он оказался в той части города, где до сих пор не бывал.
   Из широкого окна гостиной Росс смотрел через холмистый парк туда, где уже начинали загораться городские огни. Он прошел в спальню, расчехлил винтовку и вернулся в гостиную с оптическим прицелом в руках. Ближайшие улицы были уставлены дорогими автомобилями. Пара – мужчина и женщина – потихоньку поднимались по холму. Он что-то ей усиленно доказывал, а она, не обращая на него внимания, искала нужный номер дома. Неподалеку ребенок выгуливал собаку. Чуть дальше были видны темнеющие верхушки деревьев, а за ними – бледновато-розовые вспышки неоновой рекламы – светящиеся осадки, выпавшие на лондонские крыши.
   Росс подтащил кресло к окну и навел прицел на далекий город, сразу же как бы прыгнувший ему навстречу, словно предлагая себя в дар. Предмет его желаний мигом оказался тут как тут. Волна возбуждения, ударив Росса, сжала его мышцы где-то внутри и прокатилась по всему телу, до самых кончиков пальцев, этаким коктейлем вожделения и страха. Эта волна подняла его на ноги, и калейдоскоп огней, деревьев, людей и отблесков света из окон ринулся в перекрестье прицела.
   Он снова пошел в спальню и распаковал небольшой запас одежды, привезенный с собой, а потом развесил все это в одном из непомерно больших стенных шкафов. Затем Росс сходил в ближний магазинчик и купил виски. По пути обратно прихватил еще и пиццу, заказанную им загодя. Потом застелил постель бельем, извлеченным из сушильного шкафа, разложил в ванной свой бритвенный прибор и еще разок разогрел пиццу в духовке. Его приятно удивляло, что все эти обычные вещи были доступны.
   В течение всего вечера в промежутках между тем или иным занятием он подходил к окну: его прямо-таки тянуло туда, как философа притягивает какая-нибудь овладевшая им идея. Даже в три часа ночи он все еще был у окна, твердо сжимая прицел, хотя видел он не столько глазами, сколько сознанием, видел сетку улиц, парки и шоссе, пригородные дороги и бойкие торговые улицы, кладбища, пристани, кинотеатры...
   Город. Весь город был полигоном для убийства.

* * *

   – А что там насчет ребятишек? – спросил Доусон и добавил: – Ну тех, которых он застрелил в...
   – Я догадываюсь о каких ребятишках ты говоришь, – огрызнулся Кэлли.
   – Да я и не сомневался. Ладно. Так куда же ты намерен их пристегнуть?
   – Здесь есть связь.
   – Да ну? Девушка застрелена явно наобум. Она немного подрабатывала, выдаивая тоскующих и одиноких мужчин. А какой-то другой мужчина тоже застрелен, и тоже, по всей видимости, наобум. Есть весьма незначительный шанс, что убитая девушка от случая к случаю утешала именно его. Ты придаешь этому важное значение. А с какой стати? Это просто совпадение.
   – Это ты гак думаешь.
   Тем временем Доусон уже довез Кэлли до квартиры Элен Блейк. Они сидели и разговаривали в машине уже больше получаса. Кэлли посматривал вверх, на освещенное окно гостиной Элен.
   – Да, думаю, – ответил Доусон. – Послушай, последние три года я стригусь у одного и того же парня. Сколько?.. Да, три года, примерно каждые два месяца. Предположим, его застрелили и меня застрелили. Тебе что же, и здесь захочется найти связь?
   – Ты не видишь разницы между стрижкой и тем, чем занималась Боумэн? – спросил Кэлли.
   – Это совпадение, Робин. Господи, да она ведь даже... как ее зовут? Жанет? Она же даже не уверена.
   – Если только это не было...
   – Да ведь шлюхи и их клиенты, зубные врачи и пациенты, повара и те, кто приходят поесть в ресторан, – все они встречаются друг с другом для чего-то!
   – Так, а если бы не было этих ребятишек у реки, что бы ты тогда подумал?
   – Да то же самое!
   – У тебя бы тогда было только два трупа, и ты бы искал некую связь между ними. И если есть какой-то повод для этих убийств...
   – Хорошо, твердой уверенности у меня нет. Но...
   – Вот потому-то я и считаю это возможным.
   – Но ведь это же не так! Ребятишки у реки разрушают всю твою теорию. – Доусон на минуту умолк, припоминая. – Люси Пирсон и Дункан... как его там... Кроуфорд, да? Она училась на последнем курсе в Беркбеке, а он был маклером в Лондоне. Ну и что же, по-твоему, это все значит? Тайная торговля секретными сведениями для получения ученой степени историка?
   Кэлли заметил, что в гостиной Элен свет погас, но тут же зажегся в спальне.
   – Мы только понапрасну тратим время, – сказал Доусон.
   – Но можно ведь поискать! Отчего же не поискать?
   – Я тебе только что сказал, отчего. Не говоря уже о том, что убитой горем вдове, которая спасается джином с тоником, предстоит услышать, что ее покойный муженек обожал, когда крашеные блондинки в чулках сосут его член...
   – И тебя это волнует?
   Немного задумавшись над этим, Доусон ответил:
   – Ну, не так чтобы очень. Но эти ребятишки у реки...
   – Послушай, – сказал Кэлли, – я готов побиться об заклад, что ты прав. Понятно? Я уверен, что ты прав. Честно говоря, я и сам думал так же, когда получил сообщение об этой Боумэн. Моя собственная идея мне не нравится, и я предпочел бы, чтобы все было по-другому, но ведь даже если ты и прав, это же не остановит убийств, а?
   Кэлли снова посмотрел вверх, и надежда в его глазах померкла вместе со светом, погасшим в спальне Элен.
   – Я хочу, – сказал он, – чтобы мы внимательно проверили связь между Боумэн и ее клиентом потому, что мы не имеем права допустить ошибку, потому, что такая связь существует, – не важно, совпадение или нет, что они оба убиты, – и потому, что это, черт подери, вообще единственное, что у нас пока есть!
   – Ты хочешь сказать, что надо что-нибудь делать, – уточнил Доусон.
   – Я ведь уже говорил тебе: я допускаю, что ты прав, – тихо, едва сдерживая раздражение, сказал Кэлли. – Но все дело в том, что кому-то пришло в голову устроить себе чертовски веселенькое развлечение – слоняться по Лондону и пристреливать людей. Он, видно, балдеет от такой забавы. Это придает его странствиям по городу особый смак. Он не знает своих жертв, пока не прочтет потом в газетах, кто они такие. Ему нравится сам процесс – выйти на улицу, когда сладкий миг убийства еще впереди. Подкрасться к будущей жертве. Понаблюдать, как беззаботно она ведет себя, ни о чем не подозревая, словно у нее еще есть будущее. Посмотреть на так хорошо упорядоченную жизнь этих бедняг, пока еще живых. А потом – бабах! И хаос. Ладно, я думаю, что именно так все и происходит. Это, несомненно, выглядит для меня убедительно. Но есть какая-то тайна. Его тайна. И я никак не могу подобраться к ней поближе, попробовать ее на зуб, ухватить ее суть. Я не знаю об этой тайне ничего, кроме того, что остается уже потом. Я не знаю его почерка, стиля. Правда, отчасти его стиль заключается в случайных совпадениях, и это, возможно, заведет меня в тупик, но я именно потому и проверяю их, что здесь кроется часть его стиля. А теперь, если у тебя есть какая-то альтернатива... ну, что-то такое, о чем я даже не могу подумать, выкладывай, а если нет, отвези меня домой.