Страница:
Теперь Джексон вел уединенную жизнь. Люди в этой деревеньке знали о его суровости, знали о дистанции, которую он сохранял между собой и ими. Дни его были почти неотличимы один от другого. Он никогда не посещал местную пивнушку, покупки обычно делал в каком-то безымянном супермаркете в небольшом городке, а свой домик содержал с поразительной аккуратностью, правда, ни разу не пригласив туда никого. Дважды в неделю он стрелял на стрельбище охотничьего клуба в соседнем городке: внезапно появлялся там, стрелял и сразу же уезжал. На свиноферме у него работал один из деревенских жителей, но разговоры их были сведены до минимума.
«Эрик. Неподалеку отсюда. Это было так странно. И я знал, как тесно мы с тобой связаны, что бы ни случилось, связаны неразрывно. Я думал...»
Он добрался до подъема, ведущего к Бетел-Тору. Небо тускло светилось, словно оловянная посуда, а впереди черной плитой вздымалась скалистая вершина.
«Я думал, что ты должен чувствовать то же самое. Ты, конечно, знал об этом. Разве мог ты не знать! Если я касался твоей руки, если мы улыбались друг другу, если мы говорили с тобой о том самом дне о том ураганном ливне, о толчке приклада, ударившего при отдаче г щеку, о Хэллидее, лежавшем мертвым на торфянике... Нет, не этого я хотел...»
Джексон добрался до скалистой площадки на вершине холма и постоял там. Издалека его уменьшенный силуэт казался просто небольшим выступом на скале. Ветер перебирал его волосы и даже выжал одинокую слезу.
«Нет, не этого я хотел от тебя, я не хотел, чтобы ты стал моим любовником. Не совсем так. Не обязательно. Нам ведь даже не довелось сказать... Но потом я сказал, сказал это тебе. Я сказал: „Я люблю тебя“. И тогда ты ушел».
Джексон опустился на землю. Он оглядел темнеющий торфяник, его ручьи и болота, его холмы и костлявые гранитные хребты. Но ничего этого он не видел...
«Я люблю тебя». И тогда ты ушел".
Глава 19
Глава 20
«Эрик. Неподалеку отсюда. Это было так странно. И я знал, как тесно мы с тобой связаны, что бы ни случилось, связаны неразрывно. Я думал...»
Он добрался до подъема, ведущего к Бетел-Тору. Небо тускло светилось, словно оловянная посуда, а впереди черной плитой вздымалась скалистая вершина.
«Я думал, что ты должен чувствовать то же самое. Ты, конечно, знал об этом. Разве мог ты не знать! Если я касался твоей руки, если мы улыбались друг другу, если мы говорили с тобой о том самом дне о том ураганном ливне, о толчке приклада, ударившего при отдаче г щеку, о Хэллидее, лежавшем мертвым на торфянике... Нет, не этого я хотел...»
Джексон добрался до скалистой площадки на вершине холма и постоял там. Издалека его уменьшенный силуэт казался просто небольшим выступом на скале. Ветер перебирал его волосы и даже выжал одинокую слезу.
«Нет, не этого я хотел от тебя, я не хотел, чтобы ты стал моим любовником. Не совсем так. Не обязательно. Нам ведь даже не довелось сказать... Но потом я сказал, сказал это тебе. Я сказал: „Я люблю тебя“. И тогда ты ушел».
Джексон опустился на землю. Он оглядел темнеющий торфяник, его ручьи и болота, его холмы и костлявые гранитные хребты. Но ничего этого он не видел...
«Я люблю тебя». И тогда ты ушел".
Глава 19
Кэлли никогда не слышал голоса Сюзанны Корт, но из записи на пленке было ясно: это ее голос.
– ...Какие-то сообщения по факсу. И вдруг мне повезло. Он записал один телефонный разговор, который вел из дому. А я нашла эту запись. Он, несомненно, совершал какую-то финансовую сделку, проворачивал перекупку собственности... Ну и урвал кое-что сверху для себя.
– Каким образом?
Это был уже другой голос. Конечно же, Алекса Йорка.
– Скупил нужное количество акций до того, как заявка о продаже собственности поступила на аукцион.
– Перепродажа?
– Да. Но еще лучше, что он использовал эту прибыль для финансирования сделки по продаже оружия. Обычно он такими операциями не занимается, во всяком случае, до сих пор об этом ничего не было известно. Все дела ведутся на законной основе, открыто. Ну конечно, его контакты, круг людей, в котором он вращается, дают ему возможность финансировать и собственные сделки.
– И ту, которая была провернута втихомолку?
– О, конечно! Человек, с которым он говорил по телефону, американец. Они, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности, ты же понимаешь! Они даже не потрудились прибегнуть к каким-либо недомолвкам. Это была очень откровенная сделка. Американец использовал отца для финансового обеспечения перекупки собственности. Он, можно сказать, употребил его, а отец предложил совершить перепродажу и подсказал, как это можно сделать.
– Так как же?
– Через какую-нибудь подставную компанию. Они особенно не вдавались в проблему движения этих денег. А потом он подсластил пилюлю...
– Американец?
– Да, он выдвинул идею сделки с оружием и весьма эффективного утроения дохода, который отец мог бы получить в результате этого. Дело заключается в...
– А почему эта сделка была тайной?
Тут столкнулись оба голоса, и победил голос Сюзанны. Было очевидно, что ей очень уж хочется добраться до кульминации своего рассказа.
– ...Дело в том, я тебе говорю, что все это в целом должно держаться в секрете. И не просто то, что деньги возникли от перепродажи, но ведь и оружие поступило не от какого-нибудь официального поставщика, да и попало оно не к обычному покупателю.
Здесь наступило короткое молчание. Кэлли представил себе ликующую улыбку Сюзанны, ожидавшей, пока до Йорка дойдет суть.
– Американец. – Йорк наконец уловил эту связь.
– Да, – ответила Сюзанна.
– Оружие было для Ирландской республиканской армии!
Довольно долгое молчание. Йорк, должно быть, снова смаковал информацию, а Сюзанна следила за ним, возможно все еще улыбаясь.
– И как же ты поступишь теперь, зная все это?
Голос принадлежал Йорку. Кэлли чуть-чуть перемотал пленку назад и снова выслушал этот вопрос. Довольно странно: ведь Йорк, казалось бы, выслушал именно ту информацию, о которой специально просил. Разве не Сюзанна должна была бы спросить Йорка, как он намеревается ее использовать? Что ж, теперь все становилось ясным. Сюзанна не знала, что служит источником информации. Она просто ненавидела все, что делал ее отец, и превратила слежку за ним в свое постоянное занятие. Месть дочери отцу, разочаровавшему ее. Йорк же играл роль доверенного лица с раскрытыми от изумления глазами. Это была постельная болтовня.
– Я не знаю. – Сюзанна слегка засмеялась. – Мне бы следовало засадить этого ублюдка за решетку.
– Но ты же этого не сделаешь.
– Я не уверена, что мне...
– Я хочу сказать: ты не пыталась сделать это раньше?
– Так раньше я никогда не натыкалась на что-либо подобное. Ну несколько сомнительных сделок, но чтобы такое...
– А что, есть какая-то разница?
– Полагаю, нет.
– Я хочу сказать, это зависит от того, насколько сильно ты его ненавидишь.
– Ненавижу его... – Здесь наступила пауза. – Да. – А потом: – А ты не скажешь? Никому не скажешь?
– Нет.
– Потому что... ну, я рассказываю тебе... потому что мы...
– Нет-нет. Не беспокойся.
Пауза несколько иного рода: Йорк коротко целовал ее, потом поцелуи стали продолжительнее. Перерывы между ними можно было определить по отсутствию звука на пленке. Кэлли прислушался к шорохам и негромкому шуму. Голос Сюзанны произнес:
– Нет, там... Да-да, там... Вот так.
А потом она часто задышала.
Кресло-качалка поскрипывало в темноте.
– Кто здесь? – спросил Йорк и щелкнул выключателем.
– Если это хоть сколько-нибудь успокоит вас, – сказал Кэлли с улыбкой, – я не из отдела по борьбе с наркотиками и не из специальной службы. Устраивает?
– Но ведь вы, черт возьми, и не пасхальный кролик, а? – спросил Йорк, все еще оставаясь у двери.
– Это уж точно, не он.
– "Вставай!" – зарегистрированная газета, и имя издателя можно найти на первой же странице. А я там указан как помощник редактора. У нас ведь демократия, во всяком случае, была, когда я в последний раз это проверял. Вам совсем не обязательно должны нравиться мои политические убеждения, но вы не вправе арестовывать меня за них. Во всяком случае, пока.
– Я не из спецслужбы, – покачал головой Кэлли. – Я же говорил.
– Ну ладно. Что же тогда?
– Сюзанна Корт.
– Сюзанна? – Йорк выглядел озадаченным. – Но Сюзанна умерла. Она просто была одной из...
– Ну, это я знаю, – сказал Кэлли. – Сколько времени вы с ней были любовниками?
Йорк, наконец, отошел от двери и направился на кухню. Порывшись в холодильнике, он извлек оттуда пиво и вернулся к Кэлли.
– А в чем проблема? – спросил он.
Кэлли посмотрел в сторону серванта, на котором стоял кассетник. Проследив за его взглядом, Йорк спросил:
– Я полагаю, ордер у вас есть, а?
Ответная улыбка Кэлли была сродни гримасе.
– Когда была сделана эта запись? – спросил он. Йорк двинулся было туда, но Кэлли добавил: – Нет, кассету не трогайте.
– Около полугода назад.
– В самом деле? – Кэлли снова слегка улыбнулся. – Я что-то не припоминаю никаких сообщений в прессе о деловых сделках Джеймса Корта. Не могу также припомнить сенсационных заголовков по поводу продажи оружия для Шинфейн[5]. – Йорк между тем потягивал свое пиво. – Не сомневаюсь, что «Вставай!» состряпала бы из всего этого отличное блюдо: финансист высокого полета – пайщик в скандальной сделке, оружейные магнаты вооружают ирландскую республиканскую армию, ну что-нибудь в этом роде... – Кэлли подождал. Йорк отхлебнул еще пива и снова взглянул на кассетник, но промолчал. Кэлли не спеша продолжил: – Что ж, послушайте. У нас с вами несколько вариантов. Вы рассказываете то, что мне нужно узнать, и я ухожу восвояси. Или я обвиняю вас в утаивании важной информации, в соучастии в тайном заговоре, в хранении героина, в каких-нибудь непристойных действиях – да в общем-то во всем, что придет мне в голову. – Кэлли снова помолчал. – А возможно, и в убийстве: ведь в конце концов Сюзанну-то убили. – Йорк быстро поднял глаза. Но прежде чем он успел заговорить, Кэлли продолжил: – А с другой стороны, я могу взять эту жестянку из-под пива, забить ее тебе в задницу да так наподдать ногой, что она вылетит изо рта! Мы называем такие вещи «оказание сопротивления при аресте». – И, оценивающе взглянув на Йорка, Кэлли закончил: – Честно говоря, я бы предпочел последнее.
– Но Сюзанну убил маньяк. Никакой связи с этими кассетами.
Услышав множественное число, Кэлли немедленно спросил:
– А сколько их всего?
– Уйма. Но в них нет ничего стоящего, кроме вон той. – И Йорк мотнул головой в сторону серванта.
– Дело было в постели. Она любила поболтать в постели. – Йорк закашлялся и тут же засмеялся. – Очень удобное место. Я знал, когда надо поставить кассету, и мог включить запись, пока она была в ванной. Во время записи она не вставала с постели, ну а кассетник был где-нибудь внизу, в общем, вне поля зрения.
– А где остальные записи?
– Некоторые я стер. Штук пять-шесть где-то тут, я могу их найти. Но они вас не заинтересуют.
– Тогда чего же ради ты их хранишь? – Но, едва задав этот вопрос, Кэлли уже догадался чего ради: ему вспомнился голос Сюзанны Корт... «Нет, там... Да-да, там... Вот так».
Йорк прочел в глазах Кэлли эту догадку и сказал:
– С моей стороны было легкомысленно оставлять эту пленку прямо в кассетнике. Я, правда, не предполагал, что являюсь достаточно крупной рыбой, чтобы мне оказали подобное внимание.
– Не являешься, – заверил его Кэлли. – А ты как-то использовал эту запись?
– И да и нет.
– Что это значит?
– Корт знает о существовании записи. И знает, что там записано. Но он не знает, в чьих она руках.
– А почему? – спросил Кэлли. – У тебя никогда не было ни малейшего намерения разоблачить Корта. Если бы ты хотел сделать это, то сделал бы сразу же. Интерес к кассете у тебя сугубо личный. Это типично для радикала. Ты ведь собирался шантажировать Корта? И что же тебя остановило?
– Я подумал, что было бы неплохо заполучить оригинал – запись самого разговора между Кортом и этим американцем.
– И рассчитывал, что Сюзанна достанет кассету для тебя?
– Да.
– Но она не хотела этого делать.
– Она не... не была уверена. – Йорк неожиданно заволновался. – Ее смерть не имела к этому никакого отношения. – Он вдруг увидел все эти возможности: необходимость убить кого-то, серия снайперских выстрелов, подходящее укрытие... – Сюзанна нипочем не стала бы выдавать меня. Но эту кассету она мне так и не дала. А если бы дала, я бы пустил ее в ход.
– Я тебе верю, – сказал Кэлли и добавил: – Уничтожь эту пленку... прямо сейчас.
Йорк подошел к кассетнику и выщелкнул оттуда кассету. Потом, вытянув из нее пленку, оборвал ее, смял в ладонях и бросил в пепельницу. Затем он зажег спичку и опустил ее на спутанный клубок.
– А остальные? – спросил он, явно готовый сжечь и их.
– Я вовсе не хочу лишать тебя развлечения, – покачал головой Кэлли. – Мне нет дела до твоих болезненных пристрастий. Слушай, – сказал Кэлли, вставая, – сейчас ты мне не нужен. Но если такая нужда придет, я до тебя доберусь. Что-нибудь насчет левого сбыта, возможно, или вдруг понадобится улучшить статистику арестов... Не звони больше Джеймсу Корту. Не пытайся использовать то, что ты знаешь. Не продавай эту информацию, не предлагай ее никому в обмен на какие-то услуги. Понял меня? И вообще-то почаще оглядывайся по сторонам.
– Запись уничтожена, – сказал Йорк. – Корт никогда не даст показаний об этом. Что вы теперь можете использовать против меня?
– Да все, что угодно, – ответил Кэлли. – Все, что захочу.
– Меня-то какой смысл спрашивать о том, где он? Даже когда мы были женаты, я редко знала это.
– Но он ведь здесь проводит массу времени. Я думал, что он, может быть, говорил...
– Массу времени? Это весьма относительное понятие.
– Во всяком случае, больше времени, чем у себя дома.
– Но меньше, чем где-либо еще.
– Ну... – пожал плечами Доусон. – Сейчас ему кое-что приходится срочно решать.
– Нечего юлить, Майк. Я знаю, что происходит. Я смотрю телевизор, я читаю газеты, я вижу, что люди боятся ходить по улицам. – Доусон кивал, как бы ожидая вывода Элен. А она продолжала: – Но память мне пока не изменяет. Я помню, что если не одно, так другое мешает...
– Дай ему шанс, Элен.
– Ты ведь явился сюда, не особенно рассчитывая найти его?
– Да.
– Я ему и даю шанс. Только не надо на меня давить. – И после напряженной паузы Элен спросила: – Его что, кто-то ищет?
– Протеро.
– А зачем, ты знаешь?
– Мы начали с одного убийства, пошли по проторенной дорожке... И вдруг эта стрельба по всему городу. Теперь мы – оперативная группа. У нас полицейские в форме и в штатском, специалисты, консультанты, ученые-эксперты... А бумаги мы исписали – целый лес на нее вырубить надо было, черт подери! Формально Робин отвечает за основную часть этого расследования. Я думаю, что Протеро хочет получить от него текущий отчет.
– А Робин ведет себя несколько оригинально?
– Ну, в этом-то ничего нового. Нет, тут дело в другом. В сущности, я думаю, что Протеро не верит в его теорию. В твою теорию. Что, мол, все эти убийства просто маскируют только одно. А Робин уклоняется от столкновения.
– А сам ты что думаешь?
Доусон помолчал, а потом помотал головой.
– Что ж, теория остроумная. Но ты, должно быть, помнишь, что убитых уже уйма. Это больше похоже на действия психа. Скорее всего, так оно и есть. – Доусон допил виски. – Мне надо идти. Если Робин вернется или позвонит...
– Я ему передам, – сказала Элен. – Я знаю свою роль: секретарша, домашняя хозяйка, мать...
– А он что, говорит о возобновлении брака? И о детях? – Это прозвучало как попытка поймать ее на слове.
– Я говорю фигурально. Наша война по этому поводу еще не окончена. Думать об условиях капитуляции пока рановато.
– Говоря фигурально, – заметил Доусон.
– Это ты так думаешь, – язвительно сказала Элен.
Доусон понимал, что с момента его появления она вела сражение с приступом дурного настроения. Он решил обратить все в шутку и сказал:
– Ну ты же знаешь, что такое мужчины.
– Да, – мило улыбнулась ему Элен, – конечно знаю. Мужчины – это что-то вроде сортира. Они или заняты, или набиты дерьмом.
– Уже первый час ночи. Что вам, черт подери, надо?
– Поговорить.
– Кэлли, позвоните моему секретарю. Убирайтесь.
– Боюсь, что это довольно срочно.
– Убирайтесь!
– Невозможно.
Кэлли стоял рядом со своим автомобилем, лицом к решетке селектора, вделанного в один из столбов, поддерживающих ворота. Голос Корта умолк, из селектора раздавалось лишь чуть слышное потрескивание. Потом замолчал и селектор. Кэлли давил на кнопку звонка, пока не возобновилось шипение.
– Я хочу потолковать о денежном пожертвовании, которое вы сделали для Шинфейн, – сказал Кэлли. – Если вам будет угодно, я могу вести этот разговор до конца прямо отсюда.
Оказавшись внутри дома, Кэлли заметил особенность, о которой он бы не догадался. Он мог представить себе нечто очень дорогое и в хорошем вкусе: большие диваны, неброские ковровые покрытия, антиквариат, добротная живопись, подобранная по принципу надежного помещения капитала... Но дом оказался царством хромированных поверхностей и стекла, кафеля и белой краски. Ничего лишнего, каждая вещь имеет лишь функциональное назначение. В целом все это напоминало лабораторию.
Решив поблефовать. Корт сказал:
– Я не знаю, о чем это вы толкуете. Более того, вы тоже знаете, что я не знаю. Не представляю, чего вы от меня хотите.
Кэлли подробно, словно он рассказывал эту историю человеку совершенно неосведомленному, представил Корту полный отчет о том, что он услышал на пленке. В завершение Кэлли сказал:
– Сюзанна нашла запись вашего разговора с этим американцем. Она передала ее одному лицу, которое уже имело с вами контакт. Полагаю, что он вымогал у вас деньги. А если еще нет, значит, готовится это сделать. Меня интересует, почему вы не позвонили своему адвокату до того, как я оказался у ваших парадных ворот?
Они были в гостиной Корта. Четыре кресла из стали и кожи, торшеры, напоминающие штативы для пробирок. Кэлли, пожалуй, не удивился бы, увидев в углу клетку с крысами.
– Нет никаких свидетельств этого, – сказал Корт.
– Существует запись с голосом Сюзанны.
– Ну... агитатор, нарушительница общественного спокойствия. Не так уж трудно будет доказать, что она действовала мне назло. Делишки Сюзанны должны быть хорошо известны полиции.
Наступило долгое молчание. Наконец Кэлли сказал:
– Она была вашей дочерью, разве не так?
– Уж не пытаетесь ли вы пристыдить меня, Кэлли? – усмехнулся Корт. – Это вам лучше бы оставить. Вы что же, хотите намекнуть, что кровь гуще, чем водица? – Кэлли внимательно следил за ним. Кончики пальцев у него дрожали. – Что ж, может быть, и так. Гуще, чем водица? Да, возможно. Но ведь водица – не очень-то плотное вещество, а? Можно сделать и более апробированные сравнения. – Усмешка исчезла с лица Корта. – Гуще, чем деньги? Нет. Гуще, чем зависть? Нет. Гуще, чем любовь, похоть, власть, боль, нужда, жадность, честолюбие, собственность? Нет. Гуще идеологии? Тоже нет. – Корт сделал паузу, любезно предлагая собеседнику возразить, но Кэлли молчал. – Я не могу припомнить, чтобы меня когда-либо беспокоили дела Сюзанны. Подозреваю, что такого никогда и не было.
– Вы ведете себя глупо, – сказал Кэлли сквозь зубы. – Этого американца несложно найти. Людей, которым вы сбыли оружие, – тоже. Вы воображаете, что мы не знаем, кто они такие? А помимо того, что вы продали оружие террористической организации, вы участвовали в афере с покупкой акций. При одном только намеке на это вы не услышите ничего, кроме топота бегущих ног. Это будут друзья по бизнесу, партнеры по гольфу, члены какого-нибудь престижного клуба, в котором вы состоите, члены правления ваших компаний, все, с кемвы перезванивались по телефону или вели доверительные беседы, все, кто просил вас о помощи или, напротив, предоставлял ее... А друзья в правительстве, на которых вы когда-либо полагались, с трудом будут вспоминать ваше имя. Так что, имея все это в виду, вы, может быть перестанете нести чушь?
– Если вы намереваетесь как-либо использовать это, – заметил Корт, – у нас будет разговор несколько иного рода.
– Нет, – ответил Кэлли, – если бы я намеревался использовать это сейчас...
На Корте был легкий халат поверх бледно-голубой пижамной пары. Он распустил узел на поясе, потом заново завязал его потуже, словно этот жест давал ему некоторое ощущение безопасности.
– Продолжайте, – сказал он.
– Кредитный счет, – сказал Кэлли. – Он должен быть открыт на имя Дэйзи Рейд и контролироваться адвокатом, которого я назову. Адвокат будет знать все детали, но вы этих данных не получите. Просто будете платить деньги – пять тысяч фунтов стерлингов в месяц в течение пятнадцати лет.
– А если я не...
– Тогда мне придется поговорить с отделом по борьбе с мошенничеством и со специальной службой. А уж они разберутся, как им поступить...
– Вы меня шантажируете, – с ноткой негодования сказал Корт.
– Я не прошу у вас ни пенса. – Кэлли шагнул к Корту, боровшемуся с желанием отступить. Со стороны было похоже, будто кто-то толкает невидимый турникет. – Я буду регулярно проверять денежные поступления.
– Кто это? – спросил Корт Кэлли, направившегося к двери. – Кто это? Ваша подружка? Ваша дочь?
– Она не имеет ко мне никакого отношения.
– Кто же она тогда?
– Вы ее не знаете, – сказал Кэлли. – И никогда не узнаете.
– ...Какие-то сообщения по факсу. И вдруг мне повезло. Он записал один телефонный разговор, который вел из дому. А я нашла эту запись. Он, несомненно, совершал какую-то финансовую сделку, проворачивал перекупку собственности... Ну и урвал кое-что сверху для себя.
– Каким образом?
Это был уже другой голос. Конечно же, Алекса Йорка.
– Скупил нужное количество акций до того, как заявка о продаже собственности поступила на аукцион.
– Перепродажа?
– Да. Но еще лучше, что он использовал эту прибыль для финансирования сделки по продаже оружия. Обычно он такими операциями не занимается, во всяком случае, до сих пор об этом ничего не было известно. Все дела ведутся на законной основе, открыто. Ну конечно, его контакты, круг людей, в котором он вращается, дают ему возможность финансировать и собственные сделки.
– И ту, которая была провернута втихомолку?
– О, конечно! Человек, с которым он говорил по телефону, американец. Они, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности, ты же понимаешь! Они даже не потрудились прибегнуть к каким-либо недомолвкам. Это была очень откровенная сделка. Американец использовал отца для финансового обеспечения перекупки собственности. Он, можно сказать, употребил его, а отец предложил совершить перепродажу и подсказал, как это можно сделать.
– Так как же?
– Через какую-нибудь подставную компанию. Они особенно не вдавались в проблему движения этих денег. А потом он подсластил пилюлю...
– Американец?
– Да, он выдвинул идею сделки с оружием и весьма эффективного утроения дохода, который отец мог бы получить в результате этого. Дело заключается в...
– А почему эта сделка была тайной?
Тут столкнулись оба голоса, и победил голос Сюзанны. Было очевидно, что ей очень уж хочется добраться до кульминации своего рассказа.
– ...Дело в том, я тебе говорю, что все это в целом должно держаться в секрете. И не просто то, что деньги возникли от перепродажи, но ведь и оружие поступило не от какого-нибудь официального поставщика, да и попало оно не к обычному покупателю.
Здесь наступило короткое молчание. Кэлли представил себе ликующую улыбку Сюзанны, ожидавшей, пока до Йорка дойдет суть.
– Американец. – Йорк наконец уловил эту связь.
– Да, – ответила Сюзанна.
– Оружие было для Ирландской республиканской армии!
Довольно долгое молчание. Йорк, должно быть, снова смаковал информацию, а Сюзанна следила за ним, возможно все еще улыбаясь.
– И как же ты поступишь теперь, зная все это?
Голос принадлежал Йорку. Кэлли чуть-чуть перемотал пленку назад и снова выслушал этот вопрос. Довольно странно: ведь Йорк, казалось бы, выслушал именно ту информацию, о которой специально просил. Разве не Сюзанна должна была бы спросить Йорка, как он намеревается ее использовать? Что ж, теперь все становилось ясным. Сюзанна не знала, что служит источником информации. Она просто ненавидела все, что делал ее отец, и превратила слежку за ним в свое постоянное занятие. Месть дочери отцу, разочаровавшему ее. Йорк же играл роль доверенного лица с раскрытыми от изумления глазами. Это была постельная болтовня.
– Я не знаю. – Сюзанна слегка засмеялась. – Мне бы следовало засадить этого ублюдка за решетку.
– Но ты же этого не сделаешь.
– Я не уверена, что мне...
– Я хочу сказать: ты не пыталась сделать это раньше?
– Так раньше я никогда не натыкалась на что-либо подобное. Ну несколько сомнительных сделок, но чтобы такое...
– А что, есть какая-то разница?
– Полагаю, нет.
– Я хочу сказать, это зависит от того, насколько сильно ты его ненавидишь.
– Ненавижу его... – Здесь наступила пауза. – Да. – А потом: – А ты не скажешь? Никому не скажешь?
– Нет.
– Потому что... ну, я рассказываю тебе... потому что мы...
– Нет-нет. Не беспокойся.
Пауза несколько иного рода: Йорк коротко целовал ее, потом поцелуи стали продолжительнее. Перерывы между ними можно было определить по отсутствию звука на пленке. Кэлли прислушался к шорохам и негромкому шуму. Голос Сюзанны произнес:
– Нет, там... Да-да, там... Вот так.
А потом она часто задышала.
* * *
Кэлли выключил магнитофон. Потом он пересек комнату и погасил свет. Он сидел в кресле-качалке лицом к двери. Алекс Йорк вернулся в свою квартиру через час с небольшим. Прежде чем дотянуться до выключателя, он закрыл дверь.Кресло-качалка поскрипывало в темноте.
– Кто здесь? – спросил Йорк и щелкнул выключателем.
– Если это хоть сколько-нибудь успокоит вас, – сказал Кэлли с улыбкой, – я не из отдела по борьбе с наркотиками и не из специальной службы. Устраивает?
– Но ведь вы, черт возьми, и не пасхальный кролик, а? – спросил Йорк, все еще оставаясь у двери.
– Это уж точно, не он.
– "Вставай!" – зарегистрированная газета, и имя издателя можно найти на первой же странице. А я там указан как помощник редактора. У нас ведь демократия, во всяком случае, была, когда я в последний раз это проверял. Вам совсем не обязательно должны нравиться мои политические убеждения, но вы не вправе арестовывать меня за них. Во всяком случае, пока.
– Я не из спецслужбы, – покачал головой Кэлли. – Я же говорил.
– Ну ладно. Что же тогда?
– Сюзанна Корт.
– Сюзанна? – Йорк выглядел озадаченным. – Но Сюзанна умерла. Она просто была одной из...
– Ну, это я знаю, – сказал Кэлли. – Сколько времени вы с ней были любовниками?
Йорк, наконец, отошел от двери и направился на кухню. Порывшись в холодильнике, он извлек оттуда пиво и вернулся к Кэлли.
– А в чем проблема? – спросил он.
Кэлли посмотрел в сторону серванта, на котором стоял кассетник. Проследив за его взглядом, Йорк спросил:
– Я полагаю, ордер у вас есть, а?
Ответная улыбка Кэлли была сродни гримасе.
– Когда была сделана эта запись? – спросил он. Йорк двинулся было туда, но Кэлли добавил: – Нет, кассету не трогайте.
– Около полугода назад.
– В самом деле? – Кэлли снова слегка улыбнулся. – Я что-то не припоминаю никаких сообщений в прессе о деловых сделках Джеймса Корта. Не могу также припомнить сенсационных заголовков по поводу продажи оружия для Шинфейн[5]. – Йорк между тем потягивал свое пиво. – Не сомневаюсь, что «Вставай!» состряпала бы из всего этого отличное блюдо: финансист высокого полета – пайщик в скандальной сделке, оружейные магнаты вооружают ирландскую республиканскую армию, ну что-нибудь в этом роде... – Кэлли подождал. Йорк отхлебнул еще пива и снова взглянул на кассетник, но промолчал. Кэлли не спеша продолжил: – Что ж, послушайте. У нас с вами несколько вариантов. Вы рассказываете то, что мне нужно узнать, и я ухожу восвояси. Или я обвиняю вас в утаивании важной информации, в соучастии в тайном заговоре, в хранении героина, в каких-нибудь непристойных действиях – да в общем-то во всем, что придет мне в голову. – Кэлли снова помолчал. – А возможно, и в убийстве: ведь в конце концов Сюзанну-то убили. – Йорк быстро поднял глаза. Но прежде чем он успел заговорить, Кэлли продолжил: – А с другой стороны, я могу взять эту жестянку из-под пива, забить ее тебе в задницу да так наподдать ногой, что она вылетит изо рта! Мы называем такие вещи «оказание сопротивления при аресте». – И, оценивающе взглянув на Йорка, Кэлли закончил: – Честно говоря, я бы предпочел последнее.
– Но Сюзанну убил маньяк. Никакой связи с этими кассетами.
Услышав множественное число, Кэлли немедленно спросил:
– А сколько их всего?
– Уйма. Но в них нет ничего стоящего, кроме вон той. – И Йорк мотнул головой в сторону серванта.
* * *
– Расскажи-ка мне о ней.– Дело было в постели. Она любила поболтать в постели. – Йорк закашлялся и тут же засмеялся. – Очень удобное место. Я знал, когда надо поставить кассету, и мог включить запись, пока она была в ванной. Во время записи она не вставала с постели, ну а кассетник был где-нибудь внизу, в общем, вне поля зрения.
– А где остальные записи?
– Некоторые я стер. Штук пять-шесть где-то тут, я могу их найти. Но они вас не заинтересуют.
– Тогда чего же ради ты их хранишь? – Но, едва задав этот вопрос, Кэлли уже догадался чего ради: ему вспомнился голос Сюзанны Корт... «Нет, там... Да-да, там... Вот так».
Йорк прочел в глазах Кэлли эту догадку и сказал:
– С моей стороны было легкомысленно оставлять эту пленку прямо в кассетнике. Я, правда, не предполагал, что являюсь достаточно крупной рыбой, чтобы мне оказали подобное внимание.
– Не являешься, – заверил его Кэлли. – А ты как-то использовал эту запись?
– И да и нет.
– Что это значит?
– Корт знает о существовании записи. И знает, что там записано. Но он не знает, в чьих она руках.
– А почему? – спросил Кэлли. – У тебя никогда не было ни малейшего намерения разоблачить Корта. Если бы ты хотел сделать это, то сделал бы сразу же. Интерес к кассете у тебя сугубо личный. Это типично для радикала. Ты ведь собирался шантажировать Корта? И что же тебя остановило?
– Я подумал, что было бы неплохо заполучить оригинал – запись самого разговора между Кортом и этим американцем.
– И рассчитывал, что Сюзанна достанет кассету для тебя?
– Да.
– Но она не хотела этого делать.
– Она не... не была уверена. – Йорк неожиданно заволновался. – Ее смерть не имела к этому никакого отношения. – Он вдруг увидел все эти возможности: необходимость убить кого-то, серия снайперских выстрелов, подходящее укрытие... – Сюзанна нипочем не стала бы выдавать меня. Но эту кассету она мне так и не дала. А если бы дала, я бы пустил ее в ход.
– Я тебе верю, – сказал Кэлли и добавил: – Уничтожь эту пленку... прямо сейчас.
Йорк подошел к кассетнику и выщелкнул оттуда кассету. Потом, вытянув из нее пленку, оборвал ее, смял в ладонях и бросил в пепельницу. Затем он зажег спичку и опустил ее на спутанный клубок.
– А остальные? – спросил он, явно готовый сжечь и их.
– Я вовсе не хочу лишать тебя развлечения, – покачал головой Кэлли. – Мне нет дела до твоих болезненных пристрастий. Слушай, – сказал Кэлли, вставая, – сейчас ты мне не нужен. Но если такая нужда придет, я до тебя доберусь. Что-нибудь насчет левого сбыта, возможно, или вдруг понадобится улучшить статистику арестов... Не звони больше Джеймсу Корту. Не пытайся использовать то, что ты знаешь. Не продавай эту информацию, не предлагай ее никому в обмен на какие-то услуги. Понял меня? И вообще-то почаще оглядывайся по сторонам.
– Запись уничтожена, – сказал Йорк. – Корт никогда не даст показаний об этом. Что вы теперь можете использовать против меня?
– Да все, что угодно, – ответил Кэлли. – Все, что захочу.
* * *
Элен Блейк рассмеялась. Она налила Майку Доусону виски с водой и, все еще смеясь, протянула ему стакан.– Меня-то какой смысл спрашивать о том, где он? Даже когда мы были женаты, я редко знала это.
– Но он ведь здесь проводит массу времени. Я думал, что он, может быть, говорил...
– Массу времени? Это весьма относительное понятие.
– Во всяком случае, больше времени, чем у себя дома.
– Но меньше, чем где-либо еще.
– Ну... – пожал плечами Доусон. – Сейчас ему кое-что приходится срочно решать.
– Нечего юлить, Майк. Я знаю, что происходит. Я смотрю телевизор, я читаю газеты, я вижу, что люди боятся ходить по улицам. – Доусон кивал, как бы ожидая вывода Элен. А она продолжала: – Но память мне пока не изменяет. Я помню, что если не одно, так другое мешает...
– Дай ему шанс, Элен.
– Ты ведь явился сюда, не особенно рассчитывая найти его?
– Да.
– Я ему и даю шанс. Только не надо на меня давить. – И после напряженной паузы Элен спросила: – Его что, кто-то ищет?
– Протеро.
– А зачем, ты знаешь?
– Мы начали с одного убийства, пошли по проторенной дорожке... И вдруг эта стрельба по всему городу. Теперь мы – оперативная группа. У нас полицейские в форме и в штатском, специалисты, консультанты, ученые-эксперты... А бумаги мы исписали – целый лес на нее вырубить надо было, черт подери! Формально Робин отвечает за основную часть этого расследования. Я думаю, что Протеро хочет получить от него текущий отчет.
– А Робин ведет себя несколько оригинально?
– Ну, в этом-то ничего нового. Нет, тут дело в другом. В сущности, я думаю, что Протеро не верит в его теорию. В твою теорию. Что, мол, все эти убийства просто маскируют только одно. А Робин уклоняется от столкновения.
– А сам ты что думаешь?
Доусон помолчал, а потом помотал головой.
– Что ж, теория остроумная. Но ты, должно быть, помнишь, что убитых уже уйма. Это больше похоже на действия психа. Скорее всего, так оно и есть. – Доусон допил виски. – Мне надо идти. Если Робин вернется или позвонит...
– Я ему передам, – сказала Элен. – Я знаю свою роль: секретарша, домашняя хозяйка, мать...
– А он что, говорит о возобновлении брака? И о детях? – Это прозвучало как попытка поймать ее на слове.
– Я говорю фигурально. Наша война по этому поводу еще не окончена. Думать об условиях капитуляции пока рановато.
– Говоря фигурально, – заметил Доусон.
– Это ты так думаешь, – язвительно сказала Элен.
Доусон понимал, что с момента его появления она вела сражение с приступом дурного настроения. Он решил обратить все в шутку и сказал:
– Ну ты же знаешь, что такое мужчины.
– Да, – мило улыбнулась ему Элен, – конечно знаю. Мужчины – это что-то вроде сортира. Они или заняты, или набиты дерьмом.
* * *
Если бы Кэлли предложили наугад описать дом Джеймса Корта, он оказался бы почти прав. Модный район на севере Лондона, шесть спален, садик площадью в акр, система полицейского наблюдения, ворота с электронным устройством, селекторная связь между ними и домом... На этой тихой улице голос Корта прозвучал неуместно громко:– Уже первый час ночи. Что вам, черт подери, надо?
– Поговорить.
– Кэлли, позвоните моему секретарю. Убирайтесь.
– Боюсь, что это довольно срочно.
– Убирайтесь!
– Невозможно.
Кэлли стоял рядом со своим автомобилем, лицом к решетке селектора, вделанного в один из столбов, поддерживающих ворота. Голос Корта умолк, из селектора раздавалось лишь чуть слышное потрескивание. Потом замолчал и селектор. Кэлли давил на кнопку звонка, пока не возобновилось шипение.
– Я хочу потолковать о денежном пожертвовании, которое вы сделали для Шинфейн, – сказал Кэлли. – Если вам будет угодно, я могу вести этот разговор до конца прямо отсюда.
Оказавшись внутри дома, Кэлли заметил особенность, о которой он бы не догадался. Он мог представить себе нечто очень дорогое и в хорошем вкусе: большие диваны, неброские ковровые покрытия, антиквариат, добротная живопись, подобранная по принципу надежного помещения капитала... Но дом оказался царством хромированных поверхностей и стекла, кафеля и белой краски. Ничего лишнего, каждая вещь имеет лишь функциональное назначение. В целом все это напоминало лабораторию.
Решив поблефовать. Корт сказал:
– Я не знаю, о чем это вы толкуете. Более того, вы тоже знаете, что я не знаю. Не представляю, чего вы от меня хотите.
Кэлли подробно, словно он рассказывал эту историю человеку совершенно неосведомленному, представил Корту полный отчет о том, что он услышал на пленке. В завершение Кэлли сказал:
– Сюзанна нашла запись вашего разговора с этим американцем. Она передала ее одному лицу, которое уже имело с вами контакт. Полагаю, что он вымогал у вас деньги. А если еще нет, значит, готовится это сделать. Меня интересует, почему вы не позвонили своему адвокату до того, как я оказался у ваших парадных ворот?
Они были в гостиной Корта. Четыре кресла из стали и кожи, торшеры, напоминающие штативы для пробирок. Кэлли, пожалуй, не удивился бы, увидев в углу клетку с крысами.
– Нет никаких свидетельств этого, – сказал Корт.
– Существует запись с голосом Сюзанны.
– Ну... агитатор, нарушительница общественного спокойствия. Не так уж трудно будет доказать, что она действовала мне назло. Делишки Сюзанны должны быть хорошо известны полиции.
Наступило долгое молчание. Наконец Кэлли сказал:
– Она была вашей дочерью, разве не так?
– Уж не пытаетесь ли вы пристыдить меня, Кэлли? – усмехнулся Корт. – Это вам лучше бы оставить. Вы что же, хотите намекнуть, что кровь гуще, чем водица? – Кэлли внимательно следил за ним. Кончики пальцев у него дрожали. – Что ж, может быть, и так. Гуще, чем водица? Да, возможно. Но ведь водица – не очень-то плотное вещество, а? Можно сделать и более апробированные сравнения. – Усмешка исчезла с лица Корта. – Гуще, чем деньги? Нет. Гуще, чем зависть? Нет. Гуще, чем любовь, похоть, власть, боль, нужда, жадность, честолюбие, собственность? Нет. Гуще идеологии? Тоже нет. – Корт сделал паузу, любезно предлагая собеседнику возразить, но Кэлли молчал. – Я не могу припомнить, чтобы меня когда-либо беспокоили дела Сюзанны. Подозреваю, что такого никогда и не было.
– Вы ведете себя глупо, – сказал Кэлли сквозь зубы. – Этого американца несложно найти. Людей, которым вы сбыли оружие, – тоже. Вы воображаете, что мы не знаем, кто они такие? А помимо того, что вы продали оружие террористической организации, вы участвовали в афере с покупкой акций. При одном только намеке на это вы не услышите ничего, кроме топота бегущих ног. Это будут друзья по бизнесу, партнеры по гольфу, члены какого-нибудь престижного клуба, в котором вы состоите, члены правления ваших компаний, все, с кемвы перезванивались по телефону или вели доверительные беседы, все, кто просил вас о помощи или, напротив, предоставлял ее... А друзья в правительстве, на которых вы когда-либо полагались, с трудом будут вспоминать ваше имя. Так что, имея все это в виду, вы, может быть перестанете нести чушь?
– Если вы намереваетесь как-либо использовать это, – заметил Корт, – у нас будет разговор несколько иного рода.
– Нет, – ответил Кэлли, – если бы я намеревался использовать это сейчас...
На Корте был легкий халат поверх бледно-голубой пижамной пары. Он распустил узел на поясе, потом заново завязал его потуже, словно этот жест давал ему некоторое ощущение безопасности.
– Продолжайте, – сказал он.
– Кредитный счет, – сказал Кэлли. – Он должен быть открыт на имя Дэйзи Рейд и контролироваться адвокатом, которого я назову. Адвокат будет знать все детали, но вы этих данных не получите. Просто будете платить деньги – пять тысяч фунтов стерлингов в месяц в течение пятнадцати лет.
– А если я не...
– Тогда мне придется поговорить с отделом по борьбе с мошенничеством и со специальной службой. А уж они разберутся, как им поступить...
– Вы меня шантажируете, – с ноткой негодования сказал Корт.
– Я не прошу у вас ни пенса. – Кэлли шагнул к Корту, боровшемуся с желанием отступить. Со стороны было похоже, будто кто-то толкает невидимый турникет. – Я буду регулярно проверять денежные поступления.
– Кто это? – спросил Корт Кэлли, направившегося к двери. – Кто это? Ваша подружка? Ваша дочь?
– Она не имеет ко мне никакого отношения.
– Кто же она тогда?
– Вы ее не знаете, – сказал Кэлли. – И никогда не узнаете.
Глава 20
Городской пейзаж. Верхушки крыш, колонны, пилоны... Тарелки для спутникового телевидения, вентиляционные вышки, остекленные крыши. Верхушки деревьев, шелестящие на ветру.
Так чем же он был, если не созданием, кружившим над темным силуэтом города, порой задевая кончиками крыльев кирпичную кладку, порой высоко паря в потоках воздуха, чтобы удобнее было смотреть вниз, удобнее выбирать, удобнее камнем обрушиваться на добычу?
Он приехал в это место, на эту удобную позицию на холме, чтобы стать кем-то, он сам не знал, кем именно или чем. Это вполне удовлетворяло его, помогало найти самого себя. Человек-птица, ангел мрака.
Огненное поле, да. А над этим полем – его безграничное, тайное присутствие, тень то ли птицы, то ли человека. Всепроникающий, как лазер, взор, крылья, чтобы высоко парить, а потом обрушиться вниз, подобно удару бича... Всего лишь пятнышко в лучах, а может быть, огромный черный бесшумный силуэт, едва касающийся языков пламени и следящий за маленькими тварями, носящимися по полю.
– Поскорее-поживее, – снова засмеялся он.
Удобнее смотреть вниз, удобнее выбирать. Кроликов и крыс.
Он собрал винтовку. Это вообще не отнимало времени: десять секунд, чтобы привести ее в готовность, присоединить прицел и вскинуть приклад к плечу. Даже быстрее, чем разобрать.
Какой-то мужчина бежал к одному из ранних автобусов. Проехала парочка на велосипедах. На полупустых дорогах помех для езды было меньше, чем обычно, и женщина ехала положив руку на плечо мужчины. Три девушки вошли в зону огня, все они были в форменной одежде студенток-медсестер. Шли они быстро, но на ходу болтали и смеялись, и их головы то и дело поворачивались к той из них, которая говорила.
«Поскорее-поживее». Росс засмеялся. Сперва это было просто хихиканье, но оно все росло, росло, и фигуры в прицеле колыхались от подрагивания его плеча. Он опустил винтовку пониже и взял себя в руки, потом снова поднял ее, но тут вдруг приступ смеха повторился: сперва просто гримаса, легкая дрожь, а потом могучий бурлящий поток, устремившийся изнутри наружу, сотрясающий его грудь, пока слезы не затуманили эти фигуры в прицеле. Он снова опустил винтовку от плеча и согнулся от неудержимых приступов смеха, слишком сокрушительных, чтобы оставаться беззвучными, чтобы и дальше прятать их внутри.
Лицо его было сплошным разинутым в хохоте ртом. Он даже подпрыгивал от веселья, одной рукой ухватившись за живот, а другой придерживая винтовку. Он рычал, ревел, вопил от смеха, но так и не произвел ни звука. Уперевшись макушкой в частично разобранную кирпичную кладку, он тужился от хохота. По лицу текли слезы, руки и ноги ослабели от напряжения.
Но в конце концов он пришел в себя. Он повернулся и, тяжело дыша, прислонился спиной к стене. Он еще был во власти порывов веселья, но они утихали, причем каждый новый быстрее, чем предыдущий. Наконец он вытер лицо и снова поднял винтовку к плечу.
Так чем же он был, если не созданием, кружившим над темным силуэтом города, порой задевая кончиками крыльев кирпичную кладку, порой высоко паря в потоках воздуха, чтобы удобнее было смотреть вниз, удобнее выбирать, удобнее камнем обрушиваться на добычу?
Он приехал в это место, на эту удобную позицию на холме, чтобы стать кем-то, он сам не знал, кем именно или чем. Это вполне удовлетворяло его, помогало найти самого себя. Человек-птица, ангел мрака.
* * *
Эрик Росс взял прицел с подоконника и посмотрел вниз, на свой полигон для убийства. Он крутил диск, держа в прицеле город, и перекрестье прицела аккуратно четвертовало его владение. Он пробормотал что-то вроде «поскорее-поживее» и засмеялся. Он представлял себе их, мечущихся подобно крысам или кроликам, когда фермеры выжигают стерню на полях. Он видел, как они, обезумев, носились кругами, а ветер вздымал в высь пламя и швырял его в разные стороны, он видел их отчаянный галоп, видел, как вдоль обрубков стеблей пшеницы бежала, потрескивая, красно-вишневая полоса, таща за собой шлейф дыма.Огненное поле, да. А над этим полем – его безграничное, тайное присутствие, тень то ли птицы, то ли человека. Всепроникающий, как лазер, взор, крылья, чтобы высоко парить, а потом обрушиться вниз, подобно удару бича... Всего лишь пятнышко в лучах, а может быть, огромный черный бесшумный силуэт, едва касающийся языков пламени и следящий за маленькими тварями, носящимися по полю.
– Поскорее-поживее, – снова засмеялся он.
Удобнее смотреть вниз, удобнее выбирать. Кроликов и крыс.
* * *
Был рассвет, как раз его любимое время. Он нашел место, откуда удобно убивать, и опустил на землю кожаную сумку. Потом достал составные части винтовки из защитного пенопластового футляра. Рабочие как раз возвращались домой с ночных смен. А те, кто работал в ранних сменах, уже целеустремленно двигались на работу. «Поскорее-поживее». А нужен всего-то один, поскольку это место, которое он нашел, не было таким безопасным, как другие. Надо было все делать быстро, особенно при отходе.Он собрал винтовку. Это вообще не отнимало времени: десять секунд, чтобы привести ее в готовность, присоединить прицел и вскинуть приклад к плечу. Даже быстрее, чем разобрать.
Какой-то мужчина бежал к одному из ранних автобусов. Проехала парочка на велосипедах. На полупустых дорогах помех для езды было меньше, чем обычно, и женщина ехала положив руку на плечо мужчины. Три девушки вошли в зону огня, все они были в форменной одежде студенток-медсестер. Шли они быстро, но на ходу болтали и смеялись, и их головы то и дело поворачивались к той из них, которая говорила.
«Поскорее-поживее». Росс засмеялся. Сперва это было просто хихиканье, но оно все росло, росло, и фигуры в прицеле колыхались от подрагивания его плеча. Он опустил винтовку пониже и взял себя в руки, потом снова поднял ее, но тут вдруг приступ смеха повторился: сперва просто гримаса, легкая дрожь, а потом могучий бурлящий поток, устремившийся изнутри наружу, сотрясающий его грудь, пока слезы не затуманили эти фигуры в прицеле. Он снова опустил винтовку от плеча и согнулся от неудержимых приступов смеха, слишком сокрушительных, чтобы оставаться беззвучными, чтобы и дальше прятать их внутри.
Лицо его было сплошным разинутым в хохоте ртом. Он даже подпрыгивал от веселья, одной рукой ухватившись за живот, а другой придерживая винтовку. Он рычал, ревел, вопил от смеха, но так и не произвел ни звука. Уперевшись макушкой в частично разобранную кирпичную кладку, он тужился от хохота. По лицу текли слезы, руки и ноги ослабели от напряжения.
Но в конце концов он пришел в себя. Он повернулся и, тяжело дыша, прислонился спиной к стене. Он еще был во власти порывов веселья, но они утихали, причем каждый новый быстрее, чем предыдущий. Наконец он вытер лицо и снова поднял винтовку к плечу.