Кертис Джек. Сыны Зари

   – Да, такие вещи случаются, – согласился Кэлли.
   – О, разумеется!
   – А если это не кризис?
   – Тогда это связано с чем-то, что куда труднее понять и что значительно опаснее.
   – Что же это?
   – Амбиции.
   – Я не...
   – Это бывает так: есть нечто, о чем он мечтает, хочет, чтобы оно было, чтобы это нечто произошло, – и оно происходит. Некая фантазия, которую он привык лелеять. Кризис, возможно, все еще продолжается, но его уже не так легко обнаружить. Он развивается за счет накопления каких-то факторов. За счет давления. Такое долгое, медленное нагнетание... Что вдруг заставляет их всех убивать? Того потрошителя из Йоркшира? Или Сэма-убийцу? Отчего вдруг наступает этот миг?
   – Вероятно, происходит какой-то сдвиг, – сказал Кэлли.
   – Что-то?
   – Нечто в этом роде вы мне говорили. Что у него, мол, чердак поехал. Вероятно.
   – Я собирался спросить вас о той девушке, – сказал Келсо, – о пассажире, которого застрелили в поезде. Вы проверяли, нет ли какой-нибудь связи между ними, – об этом говорилось в сообщениях.
   – Совпадение, – сказал Кэлли.
   – Вы уверены?
   – Вне всяких сомнений. Строго говоря, мы даже не уверены, что он был ее клиентом. Но мы все равно проверили все очень тщательно – и ничего не нашли. Ну а потом, конечно, пошла эта цепь убийств... – Кэлли помолчал и наконец добавил: – Но почему?
   – Ну, я твердо убежден, что люди с серьезными нарушениями психики могут поступать, словно они так же нормальны, как и любой другой. Фактически некоторые из них и есть этот любой другой. Я вовсе не рассчитываю, что этот парень пустится колесить по улицам со своей винтовкой через плечо, неся какую-то ахинею. То есть в данном-то случае очевидно, что это не его манера. И все же... – Келсо растопырил пальцы и сжал их, словно пытаясь ухватить смысл. – Пока что, как я понимаю, он вам не подарил абсолютно ничего. Никаких промахов, никаких ошибок, никаких неверных шагов. Он знает, где отыскать укрытие, знает, как уйти незамеченным, знает, как проделать все это, не оставив ни единого следа. К тому же он никогда не промахивается. Невольно задумываешься, мог же он выстрелить мимо, ну хотя бы разок, или просто ранить кого-то. Я вот что хочу сказать... Очень уж здорово он все делает.
   – Вы хотите сказать, что это профессионал?
   – Да.
   – Прорабатывали мы и этот вариант. Но какой смысл в его поступках? Ведь тогда у него должна быть хоть какая-то цель. Анализ личностей жертв исключает это.
   – Я знаю, – кивнул Келсо и немного помолчал. – Я убежден, что есть много людей, знающих, как стрелять, и способных блестяще делать это время от времени. Это ведь... Когда я прочитал все эти сообщения, я был просто поражен высочайшей квалификацией этого человека.
   – А не может ли она быть признаком безумия? – спросил Кэлли.
   – Может быть, может. – Эта идея явно заинтересовала Келсо. Он встал. – Ну, это, видимо, максимум того, что я сейчас могу для вас сделать. Если я еще понадоблюсь, позвоните мне.
   – Я позвоню.
   Уже в дверях Келсо приостановился.
   – Есть еще одно предположение, – сказал он, и Кэлли напрягся, ожидая. – В каком-то смысле вы правы. В самом деле, нелепо просто сказать, что у парня, мол, чердак поехал, потому что тогда выходит, что до убийства первой женщины никакого психа не существовало.
   – Так какое же у вас предположение? – напомнил ему Кэлли.
   – Что, когда это началось, его чердак был в порядке.

* * *

   Кэлли повторил эту идею Элен Блейк. Тем временем официант наполнил ее бокал кьянти и забрал пустую тарелку. Элен, улыбаясь, стрельнула в него глазами. Официант с ответной улыбкой спросил:
   – Нравится наша кухня?
   – Да, – ответила она и переспросила Кэлли: – Что-что?
   Вздохнув, Кэлли пересказал ей все снова.
   – А разве тут есть какая-то разница? – Элен выдернула из небольшой серебряной подставки деревянную зубочистку и занялась своим коренным зубом. Спустя пару секунд эта щепка сломалась, и Элен взяла другую.
   – Если разница и есть, – ответил Кэлли, – я все равно не могу сообразить, в чем ее суть.
   – Так о чем же тогда тревожиться?
   Элен старалась говорить заинтересованным и слегка утомленным тоном. На самом же деле ее это все больше и больше раздражало. Они пришли в этот ресторан, то есть на нейтральную территорию, если таковая для них существовала, чтобы наконец говорить о своих делах. А то, что это было предложением Элен, только ухудшало ее и без того плохое настроение. Кэлли же говорил о своем снайпере практически безостановочно.
   – Это могло случиться в самый первый день, – сказал он. – В момент первого убийства. Ближе мы пока не подобрались.
   Элен сложила из зубочистки треугольник, потом, сломав его щелчком, выстроила прямоугольник с диагональным пересечением.
   – Протеро брызжет слюной, Латимер тоже, – продолжал Кэлли. – Можно подумать, что у кого-то из них есть хоть какая-то идея.
   Элен разрушила прямоугольную фигуру и принялась из обломков сооружать домик с крохотной дорожкой, протянувшейся через скатерть.
   – Без всякого повода, без цели, нет, тут даже не на чем строить расчеты.
   Его представления о мире и ее. Элен прекратила попытки вернуть разговор назад к его исходной цели, но мысли ее все еще вертелись вокруг их брака, взвешивая все плюсы и минусы. Время от времени его голос снова притягивал ее внимание к его служебным проблемам: никакого повода, никакой цели, непредсказуемость безумия...
   Она разбросала свой домик – щелк, щелк, щелк – и сгребла обломки в одну кучку вместе с остальными. Элен испытывала ужасное, почти непреодолимое желание разжечь на столе небольшой костерчик. И тут что-то из его слов проникло в ее сознание, как будто ее неожиданно слегка толкнули. На мгновение она подумала, что он, должно быть, что-то говорит о ней, а она и не заметила. Но потом она поняла, что предмет его рассуждений не изменился. Однако что-то такое все же было. Это имело отношение к цели, к скрытой цели...
   Его удача, удача, которой он так долго дожидался, пришла потому, что мысли Элен блуждали, главным образом, где-то еще. Элен устала, и ее сознание как бы расфокусировалось. Она не могла сосредоточиться. Ее и в самом деле все это настолько не интересовало, что она вдруг нашла решение. Подобным же образом вы наконец вспоминаете чье-то имя, после того как уже оставили попытки его вспомнить. Вначале она не поняла, что говорит нечто важное. Он излагал свою проблему, ей надоело слушать это – и ответ каким-то образом выскочил из нее. В нем было даже нечто научное, и голос Элен был полон значительности:
   – Предположим, что мне нужно сломать только одну штуку из всех этих. – Она щелкнула по пирамиде из обломков. Кэлли проследил, как рассыпавшаяся конструкция разлетелась по скатерти. – Нужно сломать только одну, понимаешь? Но как ты теперь узнаешь, о какой именно шла речь?
   Она посмотрела на него так, словно только что услышала свои же слова, только что удивилась им. И оба они поняли, что она права.
   – Ты ведь даже не можешь сказать, какой кусочек к чему относится, – добавила она. – Как ты теперь узнаешь?

Глава 15

   И они начали все сначала. Только теперь жертвы были для них не безликими статистическими данными, а людьми со своими проблемами и судьбами. Кэлли попросил у Латимера еще людей и получил их. И они снова принялись встречаться с вдовами и вдовцами, сиротами и безутешными родителями. Они задавали им самые разные вопросы. Они переворошили биографии всех убитых, как садовник ворошит компостную кучу вилами, извлекая на свет лишь гниль, сырой мрак и отбросы... Они отыскали такое, о чем не знал никто. Люди были шокированы. Память о погибших осквернена.
   Но все это в значительной степени оказалось впустую. Уклонение от уплаты налогов, страсть к наркотикам, к выпивке, тайные сбережения, карточные долги, какие-то единичные грешки, которым никогда не было суждено выплыть наружу. Салли Редмонд, например, забеременела, родила и отдала для усыновления ребенка в течение того года, когда ее муж работал нефтяником-буровиком в Саудовской Аравии, чтобы накопить денег для выкупа их первой закладной. Условия контракта не позволили ему съездить домой. Он пытался уговорить жену приехать к нему в отпуск. Он припомнил ее отговорки, связанные с дороговизной такого путешествия, и как он вынужден был остаться там подольше, чтобы заработать ей на билет.
   Мужчина, которого убили в поезде, не был одним из клиентов Линды Боумэн. Но зато у него оказалась любовница, о которой его жена даже никогда не слышала. Она жила в уютной квартирке на западе Лондона и этот мужчина в течение двадцати лет бывал у нее вечером по вторникам и четвергам. Из года в год они летом вместе проводили отпуск под видом систематических «деловых поездок», которые жена даже перестала замечать после первых пяти лет. В квартире любовницы были их фотографии вдвоем за все эти два десятилетия, была одежда, которой жена никогда не видела, вещи, купленные им и его любовницей взамен других, изношенных вещей, также когда-то купленных ими. Вся эта история началась менее чем через год после его женитьбы.

* * *

   Вся информация закладывалась в компьютер, чтобы Кэлли и другие могли тщательно проанализировать ее. Майк Доусон заглянул через плечо Кэлли, когда тот провел пальцем под одним из имен, спросив, что Майк думает об этом – об имени Сюзанны Корт. Доусон вслух принялся осмыслять выданную машиной информацию:
   – "Дочь финансиста, владельца газеты и предпринимателя Джеймса Корта". А по поводу владельца газеты, – добавил он, – понимай: газетный магнат. – Доусон бегло проглядел распечатку. – "Разные мелкие нарушения: превышение скорости, незастрахованный автомобиль... Дважды арестована за участие в акциях женской общественной организации в Гринэм-Коммон^[4]– создание помех движению транспорта, проникновение на территорию, принадлежащую министерству обороны, преднамеренное нанесение ущерба. Хранение марихуаны, хранение кокаина, последнее не преследуется". – Он добавил и свое особое мнение: – Богатенькая сукина дочь влиятельного папаши избегает наказания. А папаша увеличивает вклады в фонды политической кампании.
   – Неплохое предположение, – сказал Кэлли.
   – Среди ее установленных приятелей сторонники Ирландской республиканской армии, марксисты, активисты движения «Гринпис». А сама она – член Революционной рабочей партии.
   – Забудь о ней на минутку, – сказал Кэлли, щелчком включая другой документ. – Посмотрим на папашу.
   Молча почитав пару минут, Доусон сказал:
   – Ну, он-то замешан во многих делишках. На что я должен обратить особое внимание?
   – Газеты и пара телестудий, похоже, маленькая слабость, которую он может себе позволить. Проще говоря, стоят денежек, а дохода не дают. Вот откуда идет доход, – и Кэлли оторвал лист распечатки, – сделки с иностранными партнерами. Этот папаша – что-то вроде брокера-сводника. Он выявляет возможность какой-нибудь сделки, ну, находит кого-то, кому нужно что-то, потом еще кого-то, кто может поставить товар или дать на это деньги, потом сводит две эти заинтересованные стороны, не забывая при этом, разумеется, урвать кусочек для себя. Большинство сделок, которые он провернул недавно, за последние полтора года или что-то около этого, были связаны с торговлей оружием. И все это были правительственные контракты, заключенные на самом высоком уровне.
   – Выходит, нам придется провести уйму времени с разными чиновниками из министерства обороны, скромно потупив взоры?
   – Да, – ответил Кэлли.
   – И выслушать информацию, которую большинству из нас не позволено знать...
   – Да, разные секреты.
   – А его дочка, говоря кратко, вела прокоммунистическую пропаганду...
   – Выражение как раз в стиле его газеты.
   – ...и была близка к источнику этих идей, – закончил Доусон фразу. Поколебавшись, он добавил: – А ты не думаешь, что она воспользовалась случаем, чтобы почистить ящики стола своего старика, наткнулась там на какие-то пикантные улики, а он взял да и убил ее?
   – Это что, грубая реклама отцовской любви? – спросил Кэлли. – Нет, я не думаю, что подобная версия подходит к данному случаю. Он время от времени брал ее на поруки, но, скорее всего, для собственного спокойствия, а не ради нее самой. Вряд ли между ними была такая уж особая любовь. Скорее всего, нет, думаю, это совсем не обязательно. Если бы она узнала что-то, чего не должна знать, то и кроме ее отца нашлись бы люди, которых она раздражала. Не так давно он организовал сделку для Ирака, потом эта сделка со швейцарскими деньгами. Он также извлек порядочную прибыль из крупного заказа для Южной Африки.
   – Одним словом, в дальних морях плавает, – сказал Доусон.
   – Значит, стоит посмотреть внимательнее.
   Доусон кивнул, хотя это не выглядело жестом одобрения.
   – А кому-нибудь еще по душе твоя теория? – спросил он. – То есть теория Элен.
   – Ну, кажется, самое лучшее из того, что я услышал, было «интересно», – засмеялся Кэлли. – Это сказал Латимер.
   – Но он ведь не сказал «забудьте об этом»?
   – Мне кажется, он думает, что я, как и любой другой, могу гоняться за тенями с таким же успехом, как за собственным задом. А ты-то что думаешь?
   – То же, что думал и всегда. – И Доусон показал в сторону окна. – Там какой-то псих забавы ради убивает людей. Тем не менее, я потратил уйму времени, как и остальные, носясь сломя голову, чтобы в итоге прийти никуда. А вот если потревожить покой сильных мира сего, дело сдвинется с мертвой точки.
   – Нам рекомендовано действовать, соблюдая осторожность.
   – Да, Протеро обожает обкатанные штампы, – хихикнул Доусон. – Ну и мы послушаемся?
   – Конечно, – ответил Кэлли. – А почему бы и нет?

* * *

   Кто-то, кому нужно что-то, и кто-то, кто может предоставить это. Две половинки, составляющие единое целое. Изделие и покупатель. Армия и оружейник. Деньги и вкладчик. Работа и рабочий. Похоть и сводник. Наркотик и наркоман. Смерть и палач. Так уж устроен мир.
   В комнате были двое: покупатель и поставщик. Встреча происходила у поставщика, в довольно скромной квартире, в районе, который вскоре должен был стать модным. Хозяин налил виски обоим, передал стакан покупателю, который только что задал ему подряд три вопроса, и последний из них звучал так:
   – Что он, черт подери, творит?
   – Убивает людей, – слегка приподнял брови поставщик. – Такова была инструкция.
   – Нечего со мной хитрить! Вы прекрасно знаете, черт подери, что я имею в виду.
   – Вы хотели спросить, почему он это делает? Почему он до сих пор это делает?
   – Да.
   – Я и сам не знаю.
   – Что ж, попробуем поставить вопрос иначе. Когда он остановится?
   – Я думаю, больше того, остановится ли он вообще?
   – И что же?
   – Трудно сказать. Поскольку я не знаю, почему он еще не остановился. Я также не знаю, где он, а это означает, что я не могу спросить его самого.
   – Так подумайте! – сказал покупатель, разом выпив свое виски и протянув стакан за добавкой.
   – Он развлекается.
   – Вы что же, находите все это забавным? Я верно вас понял? – Покупатель был откровенно раздражен.
   – Нет. Не совсем. Я полагаю, что, если это будет продолжаться и дальше, мы получим ситуацию, которую не сможем контролировать. Возможно, мы уже ее имеем. Если Росс лишился рассудка, если его схватят, то одному Богу ведомо, что он может наговорить. Тот факт, что я не участвую в вашем грандиозном плане, еще не позволяет мне соскочить с этого крючка. Я расплачивался с ним. Господи, да я же организовал все это! Мысль, что он, возможно, лишился рассудка, беспокоит меня больше всего. Вы меня спрашивали, что я думаю. Я вам ответил. Я думаю, что он развлекается.
   – О Боже мой! – Покупатель взял стакан с новой порцией и опорожнил его. – И никаких шансов добраться до него?
   – Нет.
   – А его жена?
   – Она еще меньше других знает, где он.
   – Мы не должны... Нельзя разрешать ему продолжать по своей прихоти убивать людей.
   – А это беспокоит вас?
   – Разумеется, это...
   – Именно это беспокоит вас?! – Поставщик помолчал, ожидая ответа, но так его и не получил. – Ведь насколько я понимаю, убийство людей по его прихоти и было сутью этой проклятой идеи.
   – Не совсем так. Не до бесконечности же!
   – Ах да, вот в чем дело. Концепция заказа. Убитые люди – прекрасно. Невинные убитые люди – хорошо. Целый набор невинных убитых людей. Но не более, чем мы хотим. Не так много, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Что ж, кажется, именно это и произошло. Вы не держите руку на тормозе. Он вышел из подчинения.
   – Да, – сказал покупатель и посмотрел на свой вновь опустевший стакан.
   Поставщик взял его и налил еще виски.
   – Да, – подхватил он. – И я вам толкую, что так же, как и вы, обеспокоен этим. По той же причине, что и вы. Я только что говорил вам об этой причине. Его выход из подчинения означает уязвимость. А это значит, что его, весьма вероятно, поймают. И тогда уже он может сделать все, что угодно, а главное – сказать все, что угодно. Если бы все шло так, как мы планировали, Росс уже вернулся бы домой, сделав свое дело, получив положенное, и молчал бы себе. Но больше мы не можем рассчитывать на это, на его молчание. Вы тревожитесь о собственной шкуре, а где было ваше благоразумие, когда вы сделали заказ на все эти убийства? Мне плевать на вашего сбежавшего ублюдка, но о самом себе я сильно беспокоюсь.
   – Но должен же быть какой-то выход?
   – Вы, я вижу, надеетесь на это, да? И вас волнуют не просто ваши деньги и не просто то, что вы лично впутались в это. Готов побиться об заклад, что в эту сеть плывет какая-то исключительно крупная рыба.
   Оставив реплику собеседника без ответа, покупатель спросил:
   – Так есть выход или нет?
   Поставщик допил свой стакан и отставил его в сторону.
   – Я стараюсь не иметь дел с человеком, пока хорошенько не разузнаю все о нем. – Он помолчал, улыбаясь. – Вы были бы очень удивлены, обнаружив, сколько я знаю о вас. Что ж... У Росса есть какое-то прошлое, как и у всех прочих. Кое-что о нем я знаю. Одну вещь. Это может помочь. А может и не помочь.

* * *

   Сумерки – хорошее время. А предрассветные сумерки – наилучшее. Когда меркнет солнечный свет, медленно струясь, словно вода у запруды, можно увидеть точки света, возникающие посреди темной массы города. Уличные фонари, витрины магазинов, окна в квартирах, фары автомобилей...
   К тому времени, когда на западном горизонте день угасал, город уже раскалялся докрасна, готовый вспыхнуть при первой же возможности.
   Наилучшее время. Эрик Росс стоял у окна. Он жевал гамбургер и отхлебывал пиво из жестянки. Время от времени он вспоминал о еде. Время от времени он вспоминал и о сне. Ему было нужно и то, и другое, как любому механизму нужна энергия. Он ощущал себя не вполне самим собой. Он знал, кем он был, но не знал, кем мог бы стать. Неким созданием, сотканным из очертаний и образов, еще не вполне сформировавшимся, не полностью изменившимся. Пока еще... Он пытался разгадать, что происходит. Он наблюдал самого себя как бы со стороны, словно смотрел обрывки какого-то кинофильма.

* * *

   Небо было темным, не считая светового вторжения города, на небольшом отдалении озарявшего все жемчужным и пронзительно розовым светом неона. Росс видел, как птица плавно соскользнула с верхушки холма, с этой выгодной позиции, глаза ее были устремлены на источник света, на этот полигон для отстрела. И твари, жившие там, росли и росли в поле ее зрения, и никто из них ни о чем не догадывался... Росс слышал посвист и хлопанье крыльев. Он следил за направлением птичьего взгляда.
   Ястреб. Ангел мрака. Он сам.

* * *

   Энджи поднесла чашку к губам. Кофе остыл. Она поставила чашку обратно на стол и взамен принесла себе бренди. С тех пор как дети улеглись спать, она почти не двигалась с места. В кухне было темно, если не считать отблесков, бросаемых светом с лестницы: ребятишки любили, когда она его не выключала. Энджи не надо было напрягать внимание, чтобы пройти от стола к буфету, где они держали бренди. Эти привычные тропки по дому она изучила как свои пять пальцев.
   Энджи не знала, что ей делать. Ей не с кем было поговорить, не у кого попросить совета. Некуда пойти, нечего предпринять. И она так и сидела в темноте в окружении хорошо знакомых вещей. Детишки на втором этаже спали, за дверью, в саду, на неподстриженном газоне росли розы с, должно быть, уже поникшими головками. Время от времени наступал миг забвения, всего на секунду-другую. Обычно это было связано с мыслями о детях, о том, как они дурачатся в ванне, как просят за ужином дать им что-нибудь любимое... Но в основном все было именно так: она сидела одна-одинешенька и думала об Эрике. Думала о том, где же он. Думала, почему он убил так много народа.

* * *

   Из мрака к свету. Этот образ возникал подобно воспоминанию о сне, когда он тебе снится. Некая неясная фигура снижалась, отвесно и стремительно, огромные крылья трепетали. Жертва сначала ощущала резкий поток воздуха, потом боль, ну а потом совсем ничего. И снова этот парящий полет, снова поиск... Непреклонный жесткий взор, непреклонная решимость.
   Ну а потом, когда все позади, смотреть вниз, с этой удобной позиции, как наступает утро... Видящий, но невидимый, знающий, но неизвестный, и ему казалось, что он способен увидеть весь город, всю страну, весь земной шар.
   Ястреб, озаренный солнцем. Самый яркий и самый лучший.

Глава 16

   Джеймс Корт смерил Келли взглядом высокомерного портного и сказал:
   – Я уже говорил с кем-то. Кажется, с кем-то более старшим по званию.
   – Да, я знаю это. А теперь вы говорите со мной. – Едва сказав это, Кэлли тут же раскаялся. Да, ты думаешь, что он – скотина. Отлично. Но не стоит этого показывать. И, пытаясь исправить ошибку, Кэлли добавил: – Время у нас сейчас сложное.
   Корт не привык прощать и резко произнес:
   – Вы ничего не добьетесь, если не оставите подобный тон.
   – Прошу прощения, – выдавил Кэлли, про себя обругав Корта сукиным сыном.
   А тот невозмутимо посмотрел своему собеседнику прямо в глаза, и Кэлли опустил взгляд. Уважения было выказано, пожалуй, достаточно. Корт нажал на кнопку в корпусе стола и сказал:
   – Ни с кем не соединять. – Потом он обрезал сигару и не спеша зажег ее, даже с несколько излишней тщательностью. – Так чего же вы хотите?
   – Мы... Ну, на первой встрече мы задавали вам общие вопросы. Даже не общие, а обычные. Теперь мы возвращаемся назад. Надо сделать кое-что еще.
   – Что значит «возвращаемся назад»?
   – Пройдемся по всему этому еще разок.
   – С другими намерениями?
   – С другими вопросами.
   – Но почему?
   – Нас интересует, не пропустили ли мы что-нибудь.
   – А вы полагаете, что пропустили?
   – Не совсем так. – Кэлли попытался сказать нечто умиротворяющее. – Возможно, это будет бесцельной затеей. Но лучше все-таки попробовать.
   – Ну и что же вы надеетесь отыскать?
   – Точно не знаю. Неизвестно, можно ли вообще хоть что-нибудь отыскать. – При этом Кэлли подумал: «А если уж найдем, то надеюсь, тебе, ублюдок проклятый, не поздоровится».
   – Это касается Сюзанны?
   – Нет. То есть не только ее. Мы снова проверяем все, что связано с каждой... – Кэлли не договорил слово из соображений такта. Но Корта такт мало интересовал.
   – Жертвой? – докончил он.
   – Да.
   – Продолжайте.
   – Нам известно, что Сюзанна была связана с рядом организаций, которые многими считаются подрывными, – сказал Кэлли. – Но до сих пор мы не считали этот факт достаточно важным.
   – А надо было считать? – покатал Корт сигару в зубах.
   – Видимо, все же нет. Но мы решили присмотреться повнимательнее.
   – К чему? Она что же, летела на самолете, потом доложила о прибытии, а какое-нибудь тайное общество прихлопнуло ее?
   – Не совсем так, – улыбнулся Кэлли и подумал: «Это же твоя дочь, тварь! Твою родную дочь убили».
   – Ну а что же тогда?
   – Мы просто думаем, что может оказаться полезным побеседовать кое с кем из людей, с которыми она общалась. Мы знаем большинство из них. То есть мы знаем организаторов, знаем спонсоров, знаем руководителей разных ветвей и филиалов, теоретиков, кадровиков... Мы знаем, кто они такие. Но мы не знаем, с кем из них она была особенно близка. Кому может быть известно ее мнение по тому или иному вопросу. Видите ли, – Кэлли старался говорить так, будто он не хочет понапрасну тратить время важной персоны, – мы проводим такую проверку относительно всех, как я уже сказал. Первые опросы были шаблонными, а теперь у нас шаблон другого рода. Важно все, что вы могли бы мне сказать. Любое известное вам имя.