Кертис Джек. Сыны Зари

   Она стала легкой, как соломенная мякина, все ее чувства зажглись, подобно нитям накаливания в лампочке. Она слышала сопение и топот: это тот зверь вылезал из пещеры и отправлялся вниз по скале. Она чуяла его отвратительный запах, а теперь она уже и видела его, красного и волнистого, струящегося по необъятному простору пустыни.
   В ее ушах звучали медные тарелки и барабанная дробь солнца. Она еще видела темный поток, текущий к плантации роз. Он шелестел среди корней, и головки цветов падали на землю: черно-красный яд снимал урожай роз. Кровавая жатва.
   «...Все перестает дышать».

Часть четвертая

Глава 43

   Самым лучшим временем были минуты сразу после полудня. Если какой-то дом в это время пустовал, тогда была большая вероятность, что целый день никого не будет дома. Часа в четыре, конечно, мог вернуться из школы какой-нибудь ребенок, но можно было успеть уйти задолго до этого.
   Дом, который выбрал Эрик Росс на этот раз, стоял как <>ы сам по себе, последним в коротком ряду домиков среднего достатка. Такой дом должен быть весьма слабо защищен и, стало быть, доступен для желающего проникнуть туда. Эрик уже пару раз выбирался из торфяника, чтобы украсть что-нибудь. Он взял бы и деньги, если бы пришлось, но пища была даже более удобной добычей: ведь это означало, что ему не надо еще и тащиться в какой-нибудь магазин. Был случай, когда он забрал холодную еду, стоявшую на столе в ожидании чьего-то возвращения.
   Он чувствовал себя униженным, оказавшимся в самых низах общества. Словно хищник, вытесненный из своих диких краев и вынужденный подбирать какие попало отбросы на обочине: жертвы аварий, например, впечатанные в гудрон шоссе, со шкурами, покрытыми слизью нефти. Он толком не понимал, почему он делает все это, чего ради. Он вспомнил, что пришел сюда встретить Мартина, и знал, что эта встреча должна состояться на его собственных условиях. Но он не был готов к этому. Он утратил что-то. Способность видеть мир, как видит птица. Свободу и власть. Иногда ему случалось спорить с самим собой о том, как он мог бы вернуть себе все это. Спор этот был таким мучительным, что заставлял его скрежетать зубами и кричать. Он наполнял болью его грудь и глаза.
   Этот случай был легким. Открытое оконце над дверью в задней части дома. Он, согнувшись, припал к подоконнику, открыл большое окно, потом, уже оказавшись внутри, закрыл его. У него был с собой испачканный углем дерюжный мешок, который он прихватил в другом доме. Он набил его едой из буфета и холодильника, потом нашел пластиковый мешок для провизии и наполовину заполнил и его. Он перенес эти мешки на второй этаж и нашел главную спальню. Открыл шкафы и быстро обшарил карманы во всех носильных вещах. Уловом оказалось восемь фунтов. Заодно он забрал пару рубашек, свитер, три футболки, несколько пар носков и набил всем этим доверху пластиковый мешок. Потом закрыл шкафы и пошел было к двери, но тут кто-то вошел в дом.
   Судя по звуку шагов, это была женщина. Деваться ему было некуда. Росс стоял за дверью спальни, вцепившись в свои разбухшие мешки, словно нагруженная покупками домохозяйка. Он прислушивался, надеясь по стуку закрывающихся дверей определить их расположение в доме. Но двери не захлопывались, стало быть, женщина направлялась прямо наверх. На ходу она стягивала с себя свитер через голову, руки ее были заняты, и поэтому она не смогла закрыть дверь. Это спасло ей жизнь. Это и еще зазвонивший телефон.
   Она подошла к тумбочке у постели и сняла трубку. Дверь была на две трети отведена к стене, как раз ровно настолько, чтобы прикрыть Росса. Женщина присела на постель, чтобы поболтать, к дверному проему она была обращена спиной. Голос у нее был низким, а ритм речи плавным, как у человека, который успокаивает кого-то.
   – На следующей неделе... Да, я же тебе это говорила. Десять дней. Да. Да, конечно, мы сможем. Нет, он будет дома... Правильно. Конечно да. Конечно! Слушай, я сейчас не могу разговаривать. Не беспокойся. Я собираюсь сказать... Да. Все будет отлично. Все будет в порядке. – Тон ее был мягким и льстивым, флейта дыхания выводила переливчатую ноту.
   Женщина повесила трубку. Росс пытался представить, что означает ее молчание. Если она откроет какой-нибудь шкаф, она может заметить пропажу вещей. Если она начнет раздеваться, чтобы переодеться, она может закрыть эту дверь, как обычно делают люди, даже если они одни. Он надеялся, что она закроет дверь. Он уже представил ее, откачнувшуюся назад, увидевшую его, стоящую с ним лицом к лицу, и этот миг молчания, прежде чем она снова сможет говорить или двигаться, тот самый миг, в который он шагнет вперед и обхватит ее. Возьмет ее под свое крылышко. И внезапно он понял, чего он хотел. Он знал, как он сможет снова стать самим собой.
   Где-то внизу хлопнула дверь, и донесся оклик какого-то мужчины. Женщина вышла из спальни. Росс подождал, пока не услышал, как звуки их голосов удаляются из прихожей. Вот закрылась какая-то дверь. Росс спустился вниз, держа мешки в одной руке, чтобы другая оставалась свободной. Они были в какой-то из комнат вдали от прихожей. Мужчина смеялся.
   – ...Повсюду великолепные гостиницы. Десять дней в высшем обществе! – восторгался он.
   – И дела тоже. – Голос женщины был легким, приободряющим.
   – Ну, да-да, довольно мало. А все остальное время – наше!
   – Жду этого – не дождусь, – сказала женщина. – У нас так давно совсем не было времени потолковать.
   Росс вышел через парадную дверь, оставив ее слегка приоткрытой. Он пошел по городу. Никто не видел его, потому что никто и не хотел его замечать. Его грубая одежда, его десятидневная щетина, его набитые мешки как бы давали сигнал: это бродяга, один из почти невидимых. В городах и деревеньках он был всего-навсего серой тенью, неприметной для глаза. А когда он вступил на торфяник, он исчез окончательно.

* * *

   Фрэнсис перекатывал шахматную пешку между подушечками большого и среднего пальцев. Фигурки и сама шахматная доска имели чисто декоративное предназначение.
   – Тебя там не было, – сказал он. – Чтобы встретить его.
   – Не было. – Мартин Джексон стоял у окна своей кухни, прижимая телефонную трубку подбородком. Во дворе рабочий Джексона загонял двух свиней с провисшими спинами в изолированный загон. – В этом не было необходимости. Он вернулся вовремя?
   – О да. Вовремя. И привез с собой некоторую проблему.
   – Получил то, за чем и ездил?
   – Да.
   – Ну и ну! – Джексона это явно позабавило. – Ты, выходит, мне толкуешь, что он становится главной задачей.
   – Уже стал. Вот почему мы и разочарованы, что тебя там не было, когда...
   – Чтобы я там сделал что? – резко спросил Джексон. – Оторвал бы ему голову прямо в центре зала прибытия?
   – Нас беспокоит этот Кэлли. И нас беспокоит Росс.
   – Я знаю. Не волнуйся.
   – Прошло уже больше недели... Я говорю о Россе.
   – Да.
   – Ты даже не можешь быть уверен, что он там.
   – Отчего же, могу, – возразил Джексон. – Он здесь.
   – А Кэлли в Лондоне.
   – Ненадолго.
   – Что-что?
   – Я сказал – ненадолго.
   – Что ты имеешь в виду?
   В последний момент одна из свиней увернулась и, проскочив между калиткой и рукой рабочего, забилась в заросли крапивы. Рабочий бросился за ней и, стоя по пояс в крапиве, стал молотить палкой. Джексон рассмеялся.
   – Что-что? – спросил Фрэнсис.
   – Он будет здесь довольно скоро, так что не беспокойся. Мы будем здесь вместе, все трое.
   – Ты это можешь гарантировать?
   Свинья галопом вылетела из крапивных кустов, едва не сбив с ног рабочего. Джексон расхохотался еще громче.
   – Да, – сказал он, отсмеявшись. – Удостоверься, что он остается в группе расследования, и тогда я могу это гарантировать.

* * *

   Росс не был единственным, кто пополнял свои припасы. Джексон вернулся домой захватить еды, наполнить свою фляжку, запихнуть пропитанные парафином лучинки для растопки в пластиковую бутылку с завинчивающейся крышкой. Это было его третье возвращение назад, его дом превратился в базовый форт.
   А Росса он видел уже дважды. В первый раз тот шел по мосткам через ручей ранним утром, когда солнечный свет еще подернут дымкой; по другую сторону долины – был Джексон. А во второй раз Джексон увидел? какую-то фигуру, возвышавшуюся над линией неба в пелене сдуваемого ветром дождя. Потом фигура спустилась по дальней стороне холма, так легко, словно шла по лестнице, ведущей прямо на землю. Эти видения были всего лишь мгновенными, но они не оставляли у Джексона никаких сомнений. Это был Эрик, и Джексон узнал его, как охотник узнает добычу.

* * *

   Росс отсиживался на опушке небольшой пихтовой плантации, на западной стороне торфяника. Он провел там день и рискнул остаться и на эту ночь. Придет время, когда он захочет увидеться с Мартином, но еще не сейчас. Он еще не чувствовал себя достаточно сильным. Он не чувствовал себя полностью владеющим собой. Его дневные промысловые вылазки обеспечили его водонепроницаемым спальным мешком. Еще у него была запасная одежда, еда и кое-что для разведения огня. А еще у него была винтовка.
   Иногда по ночам он плакал. И хотя он не мог сказать точно, почему же он рыдал, само слезоизлияние было аналогично случившемуся с ним. То, что случилось, опустошило его, опорожнило, словно из него, как из сифона, выдуло все жизненно важное, оставив пустотелыми кости и порожними вены, лишив его костного мозга и крови. Его плач был скорбью об ужасной утрате. Сила, индивидуальность, влияние, известность – все это было потеряно. И когда он стоял позади той двери, думая, закроет ли она ее, окажется ли с ним лицом к лицу, на расстоянии длины его протянутых рук, он осознал эту утрату. Он понял, как он мог бы вновь обрести себя.
   Каждый день хищные сарычи взлетали в высокое небо над торфяником. Словно некий знак. Широкий размах крыльев, темные силуэты. Они медленно кружили, набирая высоту, а потом, сложив заостренные на концах крылья, внезапно устремлялись вниз. Это было как отрывок из какого-то сна. И этот сон принадлежал ему. Он знал его, как охотник знает добычу.

Глава 44

   Служебный кабинет Латимера был совершенно нетипичен для этого человека; суровый и ультрасовременный. Стол со стеклянной столешницей, кресла из стали и кожи, жалюзи меловой белизны. Из одного угла торчал, слегка покачиваясь, торшер, вытянувшийся, как стрела строительного крана.
   Лайонел Протеро только что спросил «почему?», от удивления даже повысив голос. Латимер провел рукой по голове жестом человека, приглаживающего волосы, хотя его ладонь осталась в миллиметре от самих волос. Это было легким щегольским движением, отвлекающим внимание, явно сделанным напоказ, поскольку волосы Латимера лежали безупречно, были аккуратно разделены на пробор, ровный, как бритва, и блестели, словно краска. Латимер знал, что может полновластно управлять Протеро, но даже с учетом этого ему хотелось бы, чтобы этот человек попросту испарился.
   – Если мы временно отстраним его, – сказал Латимер, – нам придется объяснить, почему. Но я этого не желаю делать. Конечно, мы оказались в неловком положении, но насколько нам известно, ничего страшного не произошло. Американцы не собираются поднимать шум по этому поводу. – Он помолчал. – Ну, если хотите, можно какой-нибудь выговор, что ли... Я оставляю это на ваше усмотрение.
   – Но дайте эту работу по выяснению связей кому-нибудь еще. Отстраните его от расследования.
   – Почему? – пожал плечами Латимер. – Дела улаживаются, разве не так? Нет никаких оснований мешать ему связать кое-какие свободные концы.
   – А та информация, которую, как он говорит, получил от Гуго Кемпа? Я полагаю, он обязательно захочет пойти дальше в этом направлении. Ведь это соответствует его теории насчет тайного сговора. Разве это допустимо?
   – Нет, – медленно покачал головой Латимер, – я не думаю, что его идея правильная. Убийства прекратились. Все сошлись на том, что мы имели дело с сумасшедшим, который теперь пришел в себя. Все надеются, что он и дальше останется в себе. Возможно, так и будет. Поэтому скажите Кэлли, чтобы он опустил этот кусочек информации. Если галерея Портера замешана в чем-то, на то есть отдел искусства и древностей, они посмотрят что и как.
   – Я-то могу ему это сказать, – пожал плечами Протеро. – Но это не означает, что он поступит так, как ему сказано. – Он явно колебался. – Ведь речь идет не об уловке, когда для пользы дела лучше о чем-то умолчать. Кэлли солгал мне. Он истратил деньги на поездку в Америку, которая не должна была быть разрешена. И она не была бы разрешена, если бы он сказал мне правду. Он не сделал мне доклада сразу же по прибытии. Это, в общем, не так и необычно для него, но здесь уж совсем вопиющий случай. Он ведет себя словно какой-то паршивый штатский, облеченный властью полицейского, но лишенный какой-либо ответственности. Он знает, что он это сделал, я тоже знаю, что он это сделал. А вы мне говорите: пусть, мол, все так и будет.
   Латимер легкими толчками выстроил шеренгу авторучек в парадный строй вдоль своей книги для записей.
   – Ну, Лайонел, – сказал он, – вряд ли это явилось для тебя таким уж сюрпризом, разве не так?

* * *

   Немного погодя настала очередь Латимера спросить:
   – Почему?
   – Если он будет отстранен и даже если его просто перестанет волновать это дело, он окажется менее уязвим, менее привязан к этому, – сказал Бернард Уорнер. – Я хочу иметь возможность переставлять его с одного места на другое: толкать туда-сюда. Я хочу, чтобы он был там, где я смогу видеть его.
   – Этот Портер. Ральф Портер...
   – Да-да?
   – Есть здесь что-то такое...
   – Ты распорядился, чтобы он молчал об этом?
   – Да. Но нельзя сказать наверняка, что он послушается. Если бы я знал больше о...
   – Эдвард, ты просто делай то, что тебе говорят. И все будет отлично. Да, это досадно, что Кэлли сумел добиться некоторого успеха в Штатах. Мы-то полагали, что он там просто с пользой потратит время. С пользой для нас. Что это придержит его в сторонке, пока он будет там копаться в каких-то других делах. Да, все оказалось не совсем так, это верно. Но если мы просто подержим его поблизости от огня немного подольше, я могу тебе гарантировать, что он запылает. Ну а после этого надо будет всего-навсего еще кое-что подтереть, подчистить... А потом все смогут спокойно спать по ночам.
   Они сидели в тихих каштанового цвета стенах библиотеки одного клуба. Служитель принес им бренди.
   – Ты должен понять, – сказал Латимер, – что я не могу... – Он оборвал себя, словно ничего больше и не требовалось говорить. Уорнер внимательно посмотрел на него, как бы предлагая закончить фразу. Латимер попытался было сохранить выгодную для себя ситуацию, но не смог и закончил: – Не могу продолжать делать это для тебя.
   Уорнер взял в ладонь свою каплевидную рюмку с бренди и покрутил напиток по стенкам стеклянного колокольчика.
   – Что ж, Эдвард... – Он сделал маленький глоток и заговорил голосом обманутого в своих надеждах дядюшки, выслушавшего печальный отчет племянника о школьных делах: – Я думаю, тебе придется это делать. Продолжать. Ну, хотя бы какое-то время. Если бы я не знал, что ты платишь достаточно юным паренькам за то, что они сосут твой член, Эдвард, если бы я не был осведомлен о том, что тебе удалось уговорить их использовать самые разные виды малопривлекательных приспособлений, если бы я не слышал о твоей привычке к таким штучкам, то тогда, Эдвард, я полагаю, ты мог бы вообще ничего для меня не делать. А помимо этого, Эдвард, есть еще кое-какие деньжата, которые ты мне задолжал. Возможно, и не такая уж большая для нас сумма, хотя есть люди, которым она могла бы показаться целым состоянием. Ну, просто один член клуба задолжал другому, Эдвард. Если, конечно, не считать того, что людям на такой должности, как твоя, вроде бы не положено делать этого, не так ли? Не положено иметь долгов, не положено любить мальчиков, любить, когда тебе делают больно, любить баловаться со шприцем, не положено иметь подобных секретов. А ты все это делаешь. Так что похоже на то, Эдвард, что тебе просто придется... как это... ах да – продолжать, пока я не скажу тебе, что пришло время остановиться.
   Латимера била дрожь. Очень тщательно отделяя слова, он сказал:
   – Ты – должен – оставить – меня – в – покое.
   Уорнер с готовностью кивнул, почти коснувшись подбородком ободка рюмки.
   – Конечно, Эдвард, не беспокойся. Когда все это закончится, ты обо мне вообще больше не услышишь. – Он отхлебнул из рюмки. – Ну почти наверняка не услышишь.

* * *

   Уорнер позвонил Фрэнсису из клуба.
   – Ускорь, – сказал он.
   – Разумеется. – Фрэнсис делал что-то, возможно, для себя, а возможно, и для кого-то еще. Слышалось мягкое похрустывание, словно разворачивали какой-то подарок.
   – Послушай, – сказал Уорнер. – Ускорь. Ты понимаешь?
   – Я говорил с ним. Что-то вот-вот произойдет.
   – Что же?
   – Он не говорит. Ты удостоверился, что Кэлли не уволили?
   – Да. Господи, что это у нас с тобой за игра, что ты цедишь по слову, по два слова?! Слушай, что там вот-вот произойдет?
   На слух казалось, что Фрэнсис, должно быть, развернул сверток, поскольку шорох прекратился.
   – Я не знаю, – сказал он. Голос его был бесцветным, без всякой интонации. – Это будет какой-то сюрприз.
   Кэлли обвел взглядом оперативную комнату. Пара телефонов, пустой экран, табло для информации, чайник. Доусон стоял, опираясь локтем о стол.
   – Почему бы не сбегать на улицу и не купить собаку-ищейку или, к примеру, лупу? – спросил Кэлли.
   – Возможности ограниченные, – ответил Доусон. – Перемещение приоритетов. Много народу поумирало, так что должен быть некий период подобающей деятельности и немного дополнительных поучений. Ну, на это надо отвести недельки три-четыре, а потом можно подшить это в папку с нераскрытыми преступлениями. Удивлен видеть тебя здесь.
   Кэлли легко прошел через комнату. На дальней стене висела карта с пометками. Пометками мест убийств.
   – Кто-нибудь наблюдает за всеми этими точками сейчас?
   – О да! Время от времени.
   – А ты чем занимаешься?
   – Докладываю Протеро.
   – А какого хрена ты можешь докладывать, о чем?
   – Ну, компьютерный анализ показаний свидетелей. Компьютерный анализ заключений медэкспертов. Компьютерный анализ географических данных. Компьютерный...
   – Ты Элен не видел?
   – Нет, – настороженно глянул на него Доусон.
   – Хорошо, – вздохнул Кэлли, – но ты говорил с ней?
   – Коротко.
   Кэлли разглядывал карту, изучал тригонометрические линии: разрастающиеся сочленения, бесконечные точки совпадений – сплошные загадки...
   – Я говорил тебе, что... – начал он. – Давай не будем повторять один из тех разговоров, где ты снова будешь мудрствовать о том, для чего нужны друзья, и просить меня выразить тебе доверие, хорошо? И тогда мне не придется врезать тебе, чтобы разогнать эту проклятую скуку.
   – Ты все шутишь, Робин, – сказал Доусон, засмеявшись с неподдельным весельем. Потом он направился к дверям. – Мне надо тут сделать кое-что. Компьютерный анализ типов жертв – уже третий заход.
   Кэлли все еще смотрел на карту. Она казалась ему какими-то геометрическими джунглями, путаницей линий и углов. Он разглядел квартал, где жила Элен, как раз позади поля убийств.
   – Я звонил ей, – остановился Доусон в дверях. – А что ты еще-то думал? Что она в слезах звонила мне? Я спросил ее, нет ли у нее вестей от тебя. Это было до того, как ты решил вернуться. Она ответила, что ничего не знает. Я уже говорил тебе, что я думаю. – Он вышел, но мгновенно появился снова. – На твоем столе есть несколько папок с бумагами. А эта история уже далеко. Надоела до черта! Удачи тебе.
   Кэлли улыбнулся. Ему было бы интересно узнать, что на самом деле сказала Элен. И что сказал Доусон. Он вошел в свой кабинет и швырнул папки со своего стола на крышку шкафчика-картотеки, а потом набрал номер Элен.
   «...Сообщение, я вам перезвоню».
   Он дал кассете покрутиться еще несколько секунд, хотя сам ничего не говорил. Когда он вешал трубку, в дверях появился Доусон.
   – А я ведь тебе задал вопрос, – сказал он.
   – В самом деле?
   – Как это случилось, что Протеро еще не носит по городу твою башку на кончике копья?
   – Может, он воспылал ко мне симпатией из-за моего таланта и отличного вида? – пожал плечами Кэлли и нахмурился. – Я не знаю.
   Доусон вошел в комнату и закрыл дверь. Потом выдвинул верхний ящик стола Кэлли и порылся там, пока не извлек оттуда полбутылки виски. Он вытащил парочку пластиковых чашек из кармана куртки и налил им обоим. Кэлли поднял свою чашечку и сказал:
   – Твое здоровье, – а потом добавил: – За дружбу.
   – Какие будут указания? – спросил Доусон.
   – Указания такие: арестовать сумасшедшего ублюдка, который недавно застрелил много народа в центре Лондона и около него. А вот перспективы, что совсем другое дело, состоят в том, что я утру несколько носов, поцелую несколько задниц и элегантно со всем этим покончу. Похоже, всеобщее мнение состоит в том, что этот бешеный пес, этот наш убийца решил отложить свой психоз и оставить свое обременительное занятие – беспорядочное кровопролитие.
   – Но ты так не думаешь.
   – Я не думаю, что это поначалу было беспорядочным кровопролитием... ты же помнишь.
   – А что насчет Портера? И галереи?
   – Да, ну мне довольно твердо намекнули, что его следует оставить в покое.
   – Насколько твердо?
   – Достаточно твердо.
   – Вроде приказа?
   – Да.
   – Ты хочешь мне сказать, что завтра мы перевернем этого типа вверх ногами?
   – не завтра. Но довольно скоро. Ты должен провести кое-какую предварительную работу с помощниками директора. Совершить путешествие в центральную фирму этих компаний. Ну, ты знаешь, как.
   – За дружбу, – поднял Доусон свою чашечку. И, отпив из нее, добавил: – Ты, возможно, ошибаешься.
   – Да, возможно, – согласился Кэлли.
   – Ты тоже так думаешь?
   – Нет.
   Доусон слил в бутылку остатки своего виски.
   – Она тебе ни к чему, – сказал он. – Ты никогда не прислушивался к тому, что я тебе говорю, черт подери.

* * *

   Окна были темными, а занавески отдернуты. Огни с улицы чертили по оконному стеклу полосы, словно проливной дождь. Кэлли нажал несколько раз на кнопку звонка на входной двери и услышал ответное жужжанье. А в квартире Элен все было несколько иначе: два цилиндрических валика и еще замок с секретом. Он присел подождать в подъезде. Каторга в реактивном самолете вызывала у него головокружение и какой-то жар в глазах, как у тыквы на празднике Хэллоуин. Он вспомнил тот миг во время петушиных боев, когда все внезапно покинуло его: место, люди, цель... Как будто реальность вдруг исчезла на миг. Он подумал о фонтане во внутреннем дворике гостиницы, о себе самом, слушающем по телефону голос Кемпа, а потом крики Нины, хриплые и дразнящие, словно страсть сочилась из нее. Он подумал о Нинином теле под его телом, ее широко раскинутых ногах и руках, о ее голосе, говорящем: «Ненавижу, когда ты уезжаешь»... Его веки медленно закрылись, словно ловушка, поймавшая эти образы.
   Когда он проснулся, Элен опиралась о противоположную стену, скрестив руки на груди.
   – Пьяный или просто устал? – спросила она.
   – Я никогда не сплю, когда пьян. – Кэлли поднялся на ноги. – Ты же это знаешь.
   В ее квартире он налил себе виски, словно ее вопрос подал ему эту мысль. Она разгрузила свою сумочку и решила, что было бы неплохо поцеловать его по случаю встречи.
   – Начинай ты, – сказала она.
   – Что это значит? – засмеялся он. – Соревнование по пощечинам?
   – Судя по выражению твоих глаз, вполне может быть.
   – Хочешь виски? – спросил он. – На, возьми.
   – Может помочь заглушить боль, я полагаю.
   Она чуть отвернула лицо и задрала подбородок, словно предлагая ему ударить ее. Он передал ей стакан и поцеловал в подставленную щеку.
   – Ты получила мое сообщение, в котором я просил послать мне телеграфом немного денег?
   – Да.
   – Ну и как, послала?
   – Да.
   – Отзови перевод.
   – Уже отозвала. Майк Доусон сказал мне, что ты прилетаешь.
   – А ты никуда не уезжала? – Она покачала головой. – Я думал, что ты, возможно, уезжала.
   – Нет.
   – Значит, ты была здесь, когда я звонил, и просто включила автоответчик.
   – Поскольку ты звонил мне, – рассмеялась Элен, – естественно за полночь, то да, я была здесь. Где же еще я должна была быть?
   – И ты слышала меня? Слышала мой голос?
   – Я могла предположить, что звонок в два часа ночи был твоим, но не была уверена, поэтому оставила звук включенным. Конечно, когда ты говорил, я тебя слышала. Чаще всего ты где-то посреди ночи давал отбой, так? И это не такая уж плохая идея из всех возможных.
   – Но почему ты не снимала трубку? – спросил Кэлли. – Ну, по крайней мере, хотя бы разок.
   Элен налила и ему, и себе еще немного виски и пошла на кухню за льдом. Кэлли слышал, как тот громко трескался, пока она держала поддон под струёй воды из крана. Она крикнула ему:
   – Как-то раз я почти сделала это. – Она вернулась в комнату и разложила лед по стаканам. – А потом передумала.