— Ты сама ответила на этот вопрос, Ариана. Тебе было всего двенадцать лет. Ты узнала ровно столько, сколько было необходимо.
   — Что было в дневнике Ванессы и как он попал к тебе? — спросила Ариана, и желудок ее свело от страха.
   — В действительности ты не хочешь знать этого, — предостерегающе сказал Бакстер.
   — Позволь мне самой решать, чего я хочу.
   Он тяжело вздохнул.
   — Я нашел дневник под подушкой у Ванессы на следующий день после ее смерти. Все это выглядело так, словно она специально оставила его там, потому что хотела, чтобы я нашел его. — Он потер виски. — Если бы дневник находился там раньше, Тереза наткнулась бы на него во время уборки. Так что я могу только заключить, что Ванесса положила его туда… в тот вечер.
   — Продолжай.
   Ариана прислонилась к краю стола, пытаясь сохранить самообладание.
   — Он содержит историю ухаживания Кингсли за Ванессой. Безумец домогался обладания ею словно какой-то ценной вещью… которой он мог бы распоряжаться по своему усмотрению. Пока она находилась рядом, он был доволен, но в ее отсутствие вел себя неразумно: нанимал сыщиков выслеживать, куда она идет, с кем встречается. Его нездоровая ревность переросла в безобразную, ненормальную одержимость. Месяц проходил за месяцем, он становился все более неуравновешенным и убедил себя в том, что Ванесса ему неверна… будто она постоянно изменяла ему, вела себя распутно… словно какая-нибудь заурядная уличная проститутка.
   — А она изменяла ему?
   — Никогда. Но это не успокаивало Кингсли. Если какой-нибудь джентльмен кланялся Ванессе, он подозревал самое худшее и грозил убить этого человека на месте. Когда Ванесса время от времени пыталась восстать, он грозил убить и ее тоже. Она была парализована страхом.
   — Ты был свидетелем всего происходившего?
   — Неважно! — огрызнулся Бакстер. — Я знал, что Кингсли — неуравновешенный человек, свидетельств этому было достаточно. И видел, что он обладал какой-то удивительной властью над Ванессой… Сначала я думал, что это происходило из-за ее огромной любви к нему. Но со временем стал замечать, как она изменяется прямо у меня на глазах, становится подавленной, нервной, погруженной в себя. Она редко уходила из дома — разве только когда Кингсли приглашал ее. Она торопилась к нему, словно боялась заставить его ждать. Тогда я и вмешался, умоляя ее прервать их отношения. Она отказалась, уверяя, что любит его всем сердцем. Если бы я только знал все, что позже открыл мне дневник, то хладнокровно убил бы мерзавца. Но правду я узнал слишком поздно. — Голос Бакстера дрогнул. — Он уже убил Ванессу.
   — Дневник не мог утверждать этого, — побледнев, выдохнула Ариана.
   — Но там есть подтекст, — прошипел Бакстер, казалось, все поры его выделяли ненависть. — Было ли то убийство или самоубийство, конечный результат остается неизменным — Трентон Кингсли убил нашу сестру.
   — Боже! — Ариана закрыла лицо дрожащими пальцами.
   — Итак… ты наконец-то веришь мне?
   Она вздернула подбородок и, не отвечая на вопрос Бакстера, спросила сама:
   — Несмотря на возможность такого чудовищного преступления, ты позволил мне выйти за него замуж?
   Бакстер, не дрогнув, ответил:
   — Да.
   — Как ты мог? — Голос ее задрожал.
   — Как уже говорил прежде, я знал, что ты будешь в безопасности.
   — Ты знал, что я буду в безопасности? Ради Бога, откуда ты мог знать об этом?
   В глазах Бакстера промелькнул проблеск вины, отвратительные воспоминания напомнили о себе.
   — Я дал тебе ответ в тот день, когда Кингсли размахивал королевским указом в Уиншэме. Никто не забыл неразгаданную тайну гибели Ванессы… и подозрения вновь всплыли на поверхность с возвращением Кингсли с острова Уайт. Все взгляды обращены на него. И он знает это. Нет, Ариана, Кингсли не осмелится причинить тебе вред.
   Она вытерла горькие слезы, побежавшие по щекам.
   — Я хочу посмотреть дневник, — заявила Ариана, ей было необходимо нечто более реальное, чем обвинения Бакстера, чтобы отказаться от последних крупиц веры в свою интуицию.
   — У меня нет его.
   — А у кого?
   — У Кингсли.
   Чувствуя слабость, она опустилась в кресло и посмотрела на него широко раскрытыми от потрясения глазами.
   — Объясни.
   Тяжело вздохнув, Бакстер кивнул.
   — Я все объясню тебе. — Он сжал руки за спиной и устремил пристальный взгляд на лицо Арианы, наблюдая за ее состоянием. — Как уже сказал, я обнаружил дневник под подушкой у Ванессы. На тумбочке лежало письмо, которое она мне написала за день до смерти. Душераздирающее, полное муки письмо… Его смысл был до боли ясным. — Он помедлил, чтобы немного успокоиться. — Наша сестра прощалась со мной.
   Ариана вцепилась пальцами в ручки кресла:
   — Предсмертная записка?
   — На вид… да.
   Сомнение в тоне Бакстера попало в цель.
   — Ты все же считаешь, что ее убили… Почему?
   — Потому что последняя запись в дневнике Ванессы, сделанная в тот же день, когда написано письмо, открывает намного больше, чем записка. — Воспоминания заставили Бакстера содрогнуться. — В этот вечер меня не было дома. Во время моего отсутствия Кингсли, очевидно, прислал записку, приказывая Ванессе тотчас же с ним встретиться. Его слова и тон явно находились за пределами здравого смысла и нормального психического состояния. Из записи в дневнике ясно, что Ванесса пришла в ужас. Ее упоминания о Кингсли полны зловещих предчувствий. Она словно окаменела в ожидании того, что Кингсли намеревался с ней сделать. — Бакстер стиснул зубы. — Я никогда не прощу себе того, что меня не оказалось рядом с Ванессой, когда я был ей так нужен.
   — Что ты сделал, когда прочитал письмо и дневник? — спросила Ариана, чуть не теряя сознания.
   — Что сделал? — Он снова устремил на нее взгляд. — Сразу после того, как разорванное платье Ванессы прибило к берегу, я вызвал Кингсли в Уиншэм и предъявил ему оба документа.
   — И как он прореагировал на это?
   — Он заставил меня отдать ему дневник.
   — Заставил тебя? Как он мог заставить тебя? — взорвалась Ариана.
   Лицо Бакстера под воздействием горестных воспоминаний превратилось в маску ненависти.
   — Он угрожал мне, поклялся, что лишит меня всего, если я не отдам ему дневник. Глаза его горели безумием, и я понял, что он способен на все… даже на убийство. Я должен был подумать о тебе, эльф, так как нес за тебя ответственность… и ты — единственное, что у меня оставалось. Он уже лишил меня Ванессы. И я отдал ему дневник.
   — Но если бы ты передал его властям…
   — Мне сказали бы, что это бессвязный бред неуравновешенной, готовой на самоубийство женщины, — оборвал ее Бакстер. — Дневник полон намеков, но там нет реальных доказательств.
   — И все же Трентон настаивал на том, чтобы получить его.
   — Конечно! Там не было достаточно улик, чтобы доказать виновность этого ублюдка, но, безусловно, достаточно для того, чтобы опорочить его имя и погубить семью. Общество не так требовательно, как суд, оно способно вынести приговор только со слов Ванессы.
   Ариана оцепенело кивнула:
   — Итак, ты отдал ему дневник.
   — Да. Я хотел только одного — вычеркнуть Трентона Кингсли из нашей жизни навсегда.
   Ирония ситуации была слишком велика, чтобы можно было ее перенести. Человек, которого Бакстер хотел навсегда изгнать из их жизни, стал теперь ее мужем.
   — Я никогда не думал, что он вернется, Ариана, — тихо сказал Бакстер, словно прочитав ее мысли. — Несмотря на то, что никто не видел дневника, новость о самоубийстве Ванессы быстро распространилась… наряду с домыслами о его причине. Груз собственной вины и общественного давления оказались для Кингсли непосильным. Шесть лет назад он бежал на Уайт и не возвращался… до сих пор.
   Сказанные ранее Бакстером слова вдруг всплыли в сознании Арианы.
   — Где предсмертная записка Ванессы?
   Бакстер помассировал напрягшиеся мышцы шеи.
   — У меня.
   — Пожалуйста, покажи ее мне.
   — Эльф… — мягко заговорил Бакстер, склонившись, чтобы взять ее за руки. — Не думаю, что это хорошая…
   — Я хочу прочесть ее, Бакстер. — Ариана выдернула пальцы, впервые в жизни проявляя неповиновение брату.
   — Очень хорошо, — сдался Бакстер, озабоченно нахмурив брови. — Я принесу ее.
   Ариана снова погрузилась в кресло, как только осталась одна, пытаясь справиться с потрясением, которое только что перенесла, и думая о том, что ей еще предстоит перенести. Предсмертная записка сестры. Что она сообщит? И что за дневник, который Бакстер отдал? Неужели он описывает Трентона как безумца, как убийцу? Ариана, закрыв глаза, склонила голову, пытаясь защититься от волны брачного отчаяния. Это неправда. Не может быть правдой. Как она могла так ошибаться в муже.
   Необоснованная ревность. Воспоминание о необоснованной грубой тираде, произнесенной вчера Трентоном, пробудилось в памяти Арианы, и подавить его никак не удавалось. Может, поводом послужила ревность? Ревность, возникшая при виде ее с Дастином? Неразумная… беспочвенная. Да… и то и другое. Неистовый. Боже, да… Трентон способен на что угодно. Но… убийство?
   Как будто откуда-то издалека Ариана услышала голос Кулиджа, спрашивающий, хорошо ли себя чувствует ее светлость, и свой собственный машинально произнесенный ответ, уверяющий его, что с ней все в полном порядке. С благодарностью она приняла чашку чая и отпустила его, снова откинувшись в кресле в ожидании брата.
   Бакстер вернулся в кабинет, когда Кулидж выходил.
   — Телеграмма? — тотчас же спросил Бакстер.
   — Все сделано, милорд. Телеграмма будет послана немедленно.
   — Хорошо. — Бакстер бросил взгляд мимо него в кабинет. — С моей сестрой все в порядке?
   — Я не уверен. Она ужасно побледнела. Я налил ей чашку чая.
   — Спасибо, Кулидж. — Бакстер достал сложенный лист из кармана и посмотрел на него. Сколько времени прошло с тех пор, как он прочел прощальные слова Ванессы? — Теперь я обо всем позабочусь, — тихо сказал он.
   — Конечно, сэр.
   Кулидж придержал дверь, чтобы Бакстер прошел, затем плотно ее закрыл.
   — Ариана?
   Бакстер нахмурился при виде ее склоненной головы и потускневших глаз. Ариана тотчас же встала, поставила чашку чая на стол и, подойдя к брату, протянула руку.
   — Покажи мне письмо.
   Не сказав ни слова, Бакстер отдал его ей и стоял рядом, пока она читала, словно готовясь защитить ее. Руки Арианы дрожали, когда она разглаживала лист. Она тотчас же узнала стремительный ровный почерк Ванессы.
 
   «Дорогой Бакстер.
   Никогда не думала, что дело дойдет до этого, но, кажется, у меня нет выбора. Каждый день я молюсь, чтобы все закончилось и снова засияло солнце, но не получаю ответа на свои молитвы. Боль, охватившая меня, становится все невыносимее, и даже ты, дорогой брат, не в состоянии предотвратить ее натиск. Я страстно желаю только покоя, и, похоже, существует лишь один способ, чтобы добиться его. Не сердись на меня и не упрекай себя, так как конец будет означать для меня благословенное облегчение, а я слишком большая трусиха, чтобы выбрать иной путь. Знай, что я люблю тебя и что ты был прав относительно Трентона. Если бы только я послушала тебя, нам удалось бы избежать этих месяцев печали. Мой путь определен. Будь счастлив и не горюй.
   Ванесса».
 
   Ариана подняла голову, слезы струились по ее щекам. Молча, она вернула письмо Бакстеру, в груди ее все оцепенело, она выглядела совершенно ослабевшей и не противилась, когда он прижал ее к себе.
   — Прости, эльф, — пробормотал Бакстер, гладя ее по волосам. — Я пытался тебя уберечь.
   — И ты говоришь, что дневник еще хуже, чем это? — спросила она слабым, задыхающимся голосом.
   Бакстер сглотнул:
   — Да. Это письмо подразумевает самоубийство… а дневник намекает на нечто худшее.
   Ариана отстранилась от него.
   — Я должна уйти, — сказала она, прерывисто вздохнув, и направилась к двери.
   — Куда?
   Она обернулась. Следы наивного ребенка исчезли из ее глаз.
   — Обратно в Броддингтон, где бродят призраки, которых нужно обнаружить и отправить на покой. Именно этим я и намерена заняться.
   Бакстер непроизвольно сделал шаг вперед, но, заколебавшись, остановился. Возможно, так лучше. Она сейчас рассержена, следы ее прежней мягкости исчезли. Если она немедленно вернется в Броддингтон и встретится с Кингсли, то разрушится связь, которая явно возникла между мужем и женой, и пропасть между ними еще больше увеличится. Потирая лоб, Бакстер мысленно проклял Кингсли за все, что тот отнял у него и продолжал отнимать.
   Но это еще не конец. Ариана — Колдуэлл, она вернется в Уиншэм. В следующий раз Бакстер посвятит ее в свой план.
   Непроизвольно он крепко сжал в руке письмо Ванессы.
   Со временем они с Арианой поставят Трентона Кингсли на колени.

Глава 12

   Она должна посмотреть в лицо Трентону.
   Прибежищем для Арианы в Броддингтоне стала оранжерея. Успокоенная теплом летнего солнца, она укрылась там, жадно впитывая в себя аромат цветов и бархатистой зелени, окружающих ее. Но на этот раз одной природы было недостаточно, чтобы умиротворить ее. По правде говоря, ничто не могло по-настоящему унять смятение, опустошившее ее мозг и сердце.
   Что ей сказать ему? Как вести себя?
   Письмо Ванессы явно написано отчаявшейся женщиной. И Трентон был причиной ее отчаяния, в этом нет никакого сомнения. Но оставалось несколько неясных вопросов. Как далеко Трентон позволил волне гнева увлечь себя? И какую часть в бессвязной записке Ванессы составляла истинная правда, а что явилось плодом ее нездорового воображения.
   И все-таки важнее всего было выяснить, может ли Ариана по-прежнему доверять своей интуиции, когда дело касалось Трентона? Могла ли она позволить себе любить человека, оказавшегося жестоким и властным негодяем… или даже хуже? Может, она станет его следующей жертвой?
   Ариана кончиками пальцев провела по прикрытым векам, моля Бога о том, чтобы ей каким-то образом удалось отделить факты от вымысла, понять прошлое и прояснить настоящее, а тогда появится возможность проникнуть в будущее.
   — Что ж, моя своенравная молодая жена уже возвратилась.
   Ариана повернулась и испуганно посмотрела на мужа. Он стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку, и смотрел на нее напряженным, пылающим взором.
   — Трентон… — Она услышала, как глухо и безжизненно прозвучал ее голос, прокатившись по сводчатому помещению.
   Трентон тоже услышал это. Он бросил зажженную сигару в траву и, раздавив ее каблуком, угрожающе направился к жене.
   «Трентон Кингсли убил нашу сестру, — вспомнила Ариана обвинения Бакстера, которые обрушились на ее бурным потоком, нанося жестокий, болезненный удар по ее самообладанию. — Безумец домогался обладания ею словно какой-то ценной вещью. Его нездоровая ревность переросла в безобразную ненормальную одержимость. Кингсли неуравновешенный. Он убил нашу сестру». Ариана отпрянула.
   — Я воздаю хвалу твоему брату, — с горечью сказал Трентон, остановившись только когда пугающе навис над нею. — Он хорошо сделал свое дело.
   — Что ты имеешь в виду?
   Ариана нащупала у себя за спиной толстый стебель папоротника и схватилась за него в поисках опоры.
   — Бесполезное оружие.
   — Что?
   Трентон показал рукой ей за спину:
   — Папоротник. Могла бы найти что-нибудь более внушительное, чтобы отогнать меня. Вряд ли удастся сбить меня с ног растением.
   Ариана тотчас же опустила стебель:
   — Мне следует отгонять тебя?
   — А как ты думаешь?
   Голос его казался тихим и холодным, тело угрожающе застыло, напоминая своей затаенной силой свернувшуюся гадюку, готовую нанести удар.
   Раздираемая противоречивыми чувствами — бежать, чтобы спасти свою жизнь, и столь же сильным желанием умолять мужа отрицать все, что она только что узнала, Ариана не сделала ни того, ни другого — просто в замешательстве смотрела на него и молчала.
   — Бедный туманный ангел! — монотонно произнес Трентон, его хрипловатый голос таил в себе не то нежность, не то насмешку. — Ты похожа на испуганную олениху. — Не обращая внимания на то, как одеревенело тело Арианы, он провел рукой по ее затылку и стал нежно поглаживать густые волны волос. — Испугалась, наконец? — поддразнивая спросил он.
   — Не знаю, — прошептала она. — А мне следует бояться?
   Он сжал ее сильнее:
   — Что Колдуэлл сказал тебе?
   Она побледнела.
   — Сказал мне?
   — Какая ты ужасная лгунья. — Трентон привлек ее к себе. — Как я уже сказал, твой брат хорошо сделал свое дело.
   — Пожалуйста, Трентон… — Она положила ладони ему на грудь, пытаясь отстранить его.
   — Пожалуйста… что? — Вопрос его прозвучал исполненной муки лаской, полностью противоречащей гневу, вспыхнувшему ярким пламенем в его глазах.
   Предчувствие дурного сжало грудь Арианы.
   — Отпусти меня, — потребовала она, сначала мягко, затем настойчиво, пытаясь освободиться. — Отпусти!
   Она вырвалась из его объятий и отступила на дюжину шагов. Трентон не последовал за ней, руки его повисли вдоль тела, вся его массивная фигура излучала ярость.
   — Сколько ты хочешь?
   — Что?
   Ариана почувствовала себя совершенно потерянной… и испуганной.
   — Сколько он велел тебе попросить, черт побери!
   Трентон взмахнул рукой по воздуху, сбив целый ряд цветов герани, так что они посыпались к ногам Арианы.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь! — воскликнула она.
   — Твой брат… — выдавил сквозь стиснутые зубы Трентон. — Он хочет денег… как всегда. Сколько он велел тебе вытянуть из меня?
   Ариана выпрямилась, глаза ее загорелись, когда она повяла о чем речь.
   — Деньги? Мы с Бакстером не говорили о деньгах!
   Трентон откинул голову и рассмеялся — то был мрачный, недоверчивый смех.
   — Не говорили о деньгах? Это сомнительно в лучшем случае. О чем же тогда? О драгоценностях? Дорогих картинах? Или, может, обо всех сокровищах Броддингтона?
   — Нам с Бакстером ничего от тебя не надо! — взорвалась она, не выдержав эмоционального напряжения. — Ты получил то, что хотел, когда насильно заставил меня выйти за тебя замуж! Теперь единственное, чего я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
   — Оставить тебя в покое? — Трентон перестал смеяться, на смену смеху пришло еще более пугающее спокойствие. — Забавно, насколько помню, я слышал от тебя совсем другую просьбу в нашей постели прошлой ночью. Или это тоже было принуждение, моя негодующая супруга? Может, я насильно заставлял тебя отдавать мне свое прекрасное тело и не раз, а бессчетное число раз! Может, я взял тебя против воли, приказал тебе лечь со мной в постель? Заставил, Ариана?
   Губы Арианы задрожали, но она, не уклоняясь, тихо ответила:
   — Нет, я это сделала добровольно. — В ее прекрасных бирюзовых глазах отразились покорность и грусть. И с душераздирающей прямотой она добавила: — И ни мгновения не сожалела об этом.
   Мускул на щеке Трентона дрогнул, и он отвел взгляд от ее взволнованного лица.
   — Если вы с братом не обсуждали, как вырвать у меня значительную часть состояния, о чем тогда вы говорили?
   — О Ванессе.
   Наступила оглушительная тишина.
   — Я прочла ее предсмертную записку. — Ариана вздернула подбородок, храбро бросая ему в лицо правду. — Прежде я не знала о ее существовании.
   Словно жалюзи опустились Трентону на глаза, губы его насмешливо искривились.
   — Ну, ну, Колдуэлл проявил даже большую активность, чем я предполагал.
   — Мы с тобой должны обсудить…
   — Нет.
   Ариана вздернула подбородок еще выше:
   — Позволь мне внести ясность в свое предложение. Мы должны обсудить смерть Ванессы. У нас нет иного выбора.
   — Я не стану говорить о твоей сестре, — проворчал Трентон. — Не сейчас… или когда-либо после. Послушай меня внимательно. Оставь это дело. Ты сама не знаешь, о чем говоришь… и какие это может повлечь за собой последствия.
   Страх иголками пробежал по ее позвоночнику при виде искаженного ненавистью лица мужа. На долю секунды она увидела Трентона глазами Ванессы — человеком без тени сомнения, способным на убийство.
   Трентон верно истолковал полное страха выражение лица жены, и осознание этого лишило его самообладания. Шагнув к ней, он схватил ее за локоть и грубо прижал к себе.
   — Ты моя жена, Ариана! Хочешь того или нет, ты принадлежишь мне. И никакое зло, совершенное в прошлом, не может ничего изменить.
   Ариана побледнела, что-то заговорила, протестуя, и нерешительно закачала головой. Тихо выругавшись, Трентон склонился к ней и впился в ее губы поцелуем.
   — К черту ее, — бормотал он, терзая рот Арианы своими поцелуями. — Да будут прокляты все Колдуэллы.
   Он крепко прижал Ариану к груди, заставляя признать, что она носит его имя и всецело принадлежит ему. Его язык полностью захватил ее рот, крепкие, словно железные, руки удерживали ее в плену. Он своим далеким от нежности поцелуем заявлял на нее свои права, до тех пор пока утратившая способность сопротивляться Ариана не ослабела и не обмякла в его руках.
   Почувствовав, что сопротивление жены прекратилось, Трентон оторвал от нее губы и глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь рассеять мрачный туман ярости, охвативший его. Тяжело дыша, он вгляделся в ставшее пепельным лицо Арианы, чтобы понять, сохранился ли в ней ужас перед ним.
   Слезы заблестели в ее глазах и потекли по щекам.
   — Ты закончил? — тихо спросила она. — Или ты и мне хочешь причинить боль?
   Он резко оттолкнул ее.
   — Уходи отсюда, — приказал он, отворачиваясь. Затем пересек помещение и ударил кулаком по мраморной колонне. — Просто убирайся с глаз моих — сейчас же!
   Повторять больше не потребовалось. Подобрав юбки, Ариана, не оглядываясь, бросилась прочь.
   Трентон вслушивался в стук каблучков жены, отдающийся эхом по холлу до тех пор, пока звук не замер. Медленно он повернул голову и устремил взгляд в пустой дверной проем, мучительный адский огонь бушевал в его душе. Давно не терял он над собой контроль до такой степени, чтобы нанести удар женщине. В последний раз это произошло шесть лет назад, и последствия оказались роковыми.
   На это раз мотивы были совершенно иными. И это отличие рождало предостерегающий колокольный звон в каждой нервной клетке его тела. Трентон провел пальцами по взъерошенным волосам. Нежность сопротивляющихся губ жены все еще ощущалась на его языке, ее горькие слезы запечатлелись в его мозгу. Ему хотелось задушить Бакстера Колдуэлла голыми руками за то, что он показал Ариане то письмо.
   И письмо было только началом — всего лишь первым слоем, снятым Колдуэллом с чудовищного прошлого.
 
   — Почему меня совершенно не удивило, что я нашел вас здесь? — поддразнивая, спросил Дастин, прислонившись к стене конюшни.
   Ариана, сидевшая на полу стойла на высокой куче сена, подняла голову. Она нежно гладила мягкую головку маленького желтого цыпленка, уютно устроившегося в ее ладонях.
   — Вы искали меня?
   Дастин нахмурился при виде ее заплаканного лица и широко раскрытых задумчивых глаз.
   — Что случилось, дорогая?
   Она опустила голову:
   — Ничего такого, что я хотела бы обсудить.
   Дастин пересек конюшню, сел рядом с ней и приподнял ее подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.
   — Это Трент?
   Ариана безжизненно рассмеялась:
   — Разве не всегда так бывает?
   — Нет, не всегда, — мягко возразил он. — Временами он заставляет тебя просто светиться.
   Она, покраснев, отвернулась:
   — Это потому, что я романтическая дурочка.
   — Романтическая — да, дурочка — никогда.
   — Вы не правы, Дастин. Я самая большая из дур. Позволив своим инстинктам управлять собой, боюсь, я стала жертвой ужасной лжи.
   Дастин минуту молчал, просеивая горсть сена между пальцев.
   — Чувства Трентона — не ложь, Ариана. Он питает к вам симпатию… и очень большую. Возможно, он сам того не знает, да и не согласится признать.
   — Напротив, Дастин, единственное чувство, которое ваш брат питает ко мне, это презрение. Он ненавидит меня за то, что я Колдуэлл, и женился на мне, одержимый жаждой мести. — Она погрузила лицо в мягкие, как пух, перья цыпленка. — Хотя, почему он добивается возмездия, когда погибла моя сестра, это выше моего разумения.
   Дастин стиснул зубы:
   — Вы побывали в Уиншэме.
   Ариана подняла голову и вопросительно приподняла брови, услышав ледяной тон Дастина.
   — Да… по правде говоря, сегодня.
   — Тогда это объясняет вашу стычку с Трентом.
   — Почему? — недоверчиво спросила она. — Не мог же Трентон ожидать, что я прерву все связи с братом только потому, что вышла замуж за человека, который ненавидит его. Почему мое посещение Уиншэма так разгневало его.
   Дастин принялся смущенно поглаживать усы, обдумывая ответ.
   — У Трентона есть на то основания, — наконец оказал он.
   — Какие?
   — Вам следовало бы спросить об этом не у меня.
   — Но я спрашиваю вас, — взмолилась она, сжимая его руки. — Пожалуйста, Дастин… Вы мой единственный друг в Броддингтоне. Неужели вы не прольете хоть каплю света на прошлое?
   Дастин смотрел на маленькую ручку, сжимавшую его ладонь, разрываясь между верностью и состраданием. Когда здравый смысл подсказал ему, что будущее счастье Трентона зависит от того, удастся ли искоренить прошлое, он принял решение.
   — Вражда между Бакстером и Трентом началась много лет назад, — осторожно стал он объяснять, — когда им не было еще и двадцати.