Страница:
Ариана протянула руки и сжала в объятиях своего верного друга и наперсницу.
— Обладая такими сокровищами, я должна добиться успеха.
Дастин допил последний глоток бренди, лениво глядя в окно спальни на освещенный лунным светом сад Броддингтона. Его тревога за Трентона в сочетании с напряжением, в котором он постоянно находился, пытаясь сохранять жизнерадостный вид в присутствии Арианы, начали постепенно брать свое. Реконструкция гостиной близилась к завершению, лишая его тем самым благовидного предлога для того, чтобы остаться в Броддингтоне. А Трент по-прежнему не подавал никаких признаков жизни.
Осушив бокал, Дастин в который раз открыл дневник Ванессы. Ариана права — что-то в резкой перемене тона Ванессы казалось неестественным, надуманным, обращал на себя внимание переход от типично эгоистичного требовательного тона к отчаянию насмерть напуганной, доведенной до сумасшествия женщины. Как и Трентон, Дастин слишком хорошо помнил Ванессу и знал, что она не сумасшедшая. Все ее действия были так же тщательно и до мельчайших мелочей продуманы, как и ее прическа и гардероб. Так что же вызвало эту перемену? Была ли она подлинной или нарочитой? И как все это связано со странными событиями последних нескольких дней?
Дастин устало потер глаза, мысли его вернулись к Трентону и тому воздействию, которое все это оказало на него. В каком состоянии находится теперь его рассудок? Какого черта он так долго не возвращается? Проклятый глупец, неужели он не понимает, что, отрывая себя от Арианы, он добровольно отказывается от спасения?
Ответ был явно «нет». Трентон слишком запутался в своих мыслях, чтобы понять свои собственные потребности. Очевидно, кто-то должен ему подсказать. Например, его брат.
Трентон не понимал, где он находится. И ему не было до этого дела. Он провел последние пять дней в пьяном угаре, напиваясь до потери сознания и приходя в себя только для того, чтобы снова забыться в вине. Он не покидал Спрейстоун и не собирался этого делать. И никого не видел.
Кроме Ванессы.
Черт бы побрал эту злобную суку. Даже после смерти она продолжала насмехаться над ним. Он трижды прочел многозначительную записку, которую нашел на скотном дворе, прежде чем затуманенный мозг смог ее воспринять, и пожалел, что ему это удалось.
Откуда попало туда письмо? Когда написала его Ванесса?
Однажды ночью, когда ему удалось заснуть, его разбудил ее голос. Он, спотыкаясь, подошел к окну, и перед ним предстал кошмар, неотступно мучивший его, — Ванесса звала его, просила прийти к ней, умоляла не делать ей больно. Может, он действительно ударил ее… или даже убил. Возможно, видение, представшее перед ним, не самозванка, но сама Ванесса, восставшая из могилы для того, чтобы наказать его за убийство.
Действительность перестала существовать, сливаясь с догадками и превращаясь в смутные, безмолвные воспоминания под воздействием паров бренди. Ванесса мертва… Ванесса вернулась… Он, должно быть, убил ее… иначе почему ее призрак преследует его? Он явно сошел с ума. А сумасшедший способен на все, даже на убийство. Он чуть не убил свою жену. Ариана единственное прекрасное, бесценное, здоровое существо, оставшееся в его безумном мире. Она любила его, верила в него, доверяла ему. А что сделал он? Он причинил ей боль, чуть не задушил ее… перепутав с покойницей.
Боже, он сошел с ума.
Он лежал, распростершись на софе и прикрыв одной рукой лицо от отвратительного ему солнечного света, когда услышал стук. Он, застонав, отвернулся. Нет только не это. Стук продолжался, став еще громче.
— Трент! — присоединился к стуку голос. Трентон зажмурил глаза, намереваясь не допускать до себя звуки.
— Черт побери, Трентон, впусти меня!
Дастин.
Действительность, наконец, проникла в его сознание, и Трентон, подняв голову, чуть приоткрыл глаза. Что его брат делает в Спрейстоуне?
— Трент, я не уйду. Открой дверь.
Трентон с трудом поднялся и, покачиваясь, направился по коридору. С трех попыток ему удалось открыть дверь.
— Дастин? — Он прислонился к стене, чтобы не упасть, и с большим трудом сосредоточился на встревоженном лице брата.
Прошла целая минута, пока Дастин смог определить меру падения Трентона, и секунд десять ушло у него на то, чтобы выработать стратегию. Мысленно выругавшись, он вошел в дом и приступил к действию.
— Ты глупый, проклятый дурак, вот ты кто. Ты знаешь об этом? — спросил он и, не дожидаясь ответа, схватил Трентона за руку и потащил по коридору в гостиную. — Жди меня здесь.
Он усадил покачивающегося брата в кресло, затем скрылся на кухне.
Трентон не ощущал, сколько времени прошло, прежде чем вернулся Дастин и сунул ему в руки дымящуюся чашку кофе.
— Пей, — приказал он.
Трентон глотнул, затем отчаянно закашлялся.
— Какого черта, что это?
— Крепкий черный кофе. Подходящее лекарство для идиота, напившегося до умопомрачения.
— У меня есть на то причины.
— У тебя есть более основательная причина не делать этого. И эта причина ждет тебя в Броддингтоне и ужасно беспокоится за состояние твоего рассудка.
Трентон с грустью устремил взгляд на темную жидкость:
— Ариана заслуживает лучшей участи, а у меня нет рассудка… Я потерял его много лет назад… если только он вообще у меня когда-нибудь был.
— С твоим рассудком все в порядке, тебе не хватает умения рассуждать здраво.
— Ты не знаешь, о чем ты…
— Я прекрасно знаю, о чем я говорю, и намерен обсудить это с тобой… когда ты протрезвеешь. Так что поспеши выпить этот кофе. Его полный котелок на кухне. И ты выпьешь все до последней капли.
Трентон, прищурившись, обратил налитые кровью глаза на брата:
— Дастин…
— Пей. Пока силой не влил его тебе в горло.
Не в состоянии спорить, Трентон уступил и принялся глотать невероятно крепкий кофе, и пил его до тех пор, пока ему не свело желудок, на глазах выступили слезы, а голова прояснилась.
— Хорошо, теперь мы можем поговорить. — Удовлетворенный результатами своего труда Дастин раскинул руки по спинке софы. — Зачем ты это делаешь с собой?
— Потому что я сумасшедший. Но, если ты видел Ариану, думаю, ты уже знаешь об этом.
— Ты не более сумасшедший, чем я. Да, я видел Ариану. Не знаю, что ты сделал, чтобы заслужить любовь этой исключительной молодой женщины, но она любит тебя. Так почему же ты причиняешь ей такую боль?
Трентон потер шею:
— Ариана все рассказала тебе?
— Да. И мы ничего иного не делали, только ломали головы, пытаясь разгадать, кто стоит за этим чудовищным фарсом.
— Возможно, никто не стоит… никто, кроме Ванессы.
— Ванесса умерла, Трент.
— Верно. Но она, тем не менее, преследует меня.
— Я не верю в призраки. Как и ты.
— Ты никогда не видел призрака.
— И ты тоже не видел.
— Тогда что же я видел? — Трентон встал, сжав голову руками. — Она появляется передо мной снова и снова… Я уже потерял счет — сколько раз видел ее. Она просит не делать ей больно, то же самое написано в дневнике. А я сделал ей больно в ту последнюю ночь… я хотел причинить ей боль. Я стал трясти ее и бросил на песок и не один, а два раза. Во второй раз она упала в воду… Я помню, как подол ее платья погружался в воду. Я был ослеплен гневом и ненавистью. Она выкрикивала мое имя… снова и снова… Но в какой-то момент наступила тишина. Я ушел и не оглянулся. Может быть я действительно убил ее. Такая возможность никогда не приходила тебе в голову?
— Нет… не приходила. — Дастин встал и подошел к брату. — Она была жива, когда ты ушел, Трент. Ты сам мне так сказал. Единственная причина, по которой ты почувствовал эти сомнения, в том, что кто-то вызывает их у тебя. Не дай этому ублюдку победить. Сражайся, Трентон. Ты лучше, чем кто-либо другой знаешь, как это делается. И тебе есть за что бороться.
Трентон посмотрел брату в глаза.
— Как она? — хрипло спросил он.
— Ариана, как и ты, борец. Она намерена найти способ открыть правду… ради тебя.
— Это она попросила тебя приехать в Спрейстоун?
— Нет. Она не имеет ни малейшего представления, что я здесь, и не намерена просить или требовать, чтобы ты вернулся в Броддингтон. Единственное, что она хочет, — устранить причину твоих страданий и чтобы ты сам вернулся домой. Она невероятно преданная и совершенно лишенная эгоизма молодая женщина. — Голос Дастина смягчился. — Это не значит, что она не думает о тебе. Думает. Каждую минуту.
— И я не перестаю думать о ней, — задыхающимся голосом признался Трентон. — Каждая чертова птица, каждый цветок напоминают мне о ней. Я слышу ее смех в каждом уголке Спрейстоуна, ощущаю ее нежное тело в своих объятиях по ночам, черт побери, Дастин, она мне так нужна. — Он невесело засмеялся. — Я наконец прекратил бороться с неизбежным, заставил себя отказаться от проклятой обособленности, за которую держался все эти годы. Но теперь все изменилось, мой мир превратился в хаос… но я не разрушу жизнь Арианы вместе со своей.
— Оставаясь здесь, ты разрушаешь обе ваши жизни.
— Что я могу дать ей? Свое мучение? Свое безумие?
— Свою любовь. — Дастин решительно положил руки на плечи Трентона. — Давай обойдемся без фальши, Трент. Ты любишь свою жену. Ты знаешь это, и я тоже. Не пора ли и Ариане узнать об этом?
— Что же хорошего ей принесет, если она узнает.
— Ничего, если только ты не станешь вести себя, как подобает мужу. Прояви силу ради своей жены, так же как и она проявляет ее ради тебя.
— И чем все это кончится? — Глаза Трентона затуманились болью сильнее, чем от алкоголя. — Ответь мне, Дастин. Если я вернусь к Ариане, расскажу ей о своем чувстве, приму ее любовь, что ей это даст, кроме боли? Я не в состоянии изменить прошлого и не могу ничего обещать ей в будущем. Ничего, если я безумец или убийца… или и то и другое. Так что, что это даст, если я открою свое сердце?
— Это даст тебе силу, необходимую для того, чтобы преодолеть весь этот кошмар. Ариане даст возможность с радостью встречать каждый новый день. Она это заслужила. Уже это достаточно убедительная причина независимо от того, что может принести будущее.
— Она заслуживает большего.
— Она любит тебя.
— Я тоже ее люблю. — Трентон впервые произнес вслух эти слова и изумился тому, насколько легко они слетели с губ. — Я хотел бы дать ей все — все потерянные годы детства, которого у нее не было, все те наслаждения, которых лишил ее брат-подлец, исполнение всех ее желаний, чего ей никогда не дозволялось. — Трентон с недоумением покачал головой. — Можешь себе представить, она ставит себя ниже Ванессы? И убеждена, что ее красота, ее обаяние, все, чем она обладает, второстепенно по сравнению со свойствами ее достойной презрения сестры? И, что хуже всего, моя мягкосердечная жена принимает все это как данность и не чувствует ни обиды, ни ревности, а только доброту и сострадание к своей шлюхе-сестре и брату-паразиту.
— Теперь — нет, — возразил Дастин. Трентон резко развернулся и вопросительно посмотрел на брата.
— Ты провел последние несколько дней вдали от Арианы, а я был с ней и помог заполнить те фрагменты головоломки, которых не хватало. И хотя я полностью согласен с тобой в том, что она недооценивает себя и не видит всех своих достоинств, но могу поручиться, что она больше не ставит себя ниже своей семьи. Ни Бакстера, ни Ванессы.
Мускул на челюсти Трентона задрожал.
— Это меня не удивляет. Когда я рассказывал Ариане о прошлом, она слушала очень внимательно и поверила мне. Поверила моему слову… слову незнакомого мерзавца, силой притащившего ее к алтарю, а не своей семье, и никогда не сомневалась во мне. Никогда. Такая покорная вера.
— Согласен. Такое встречается только раз в жизни, если повезет. Тебе повезло. Так что не будь упрямым дураком и не потеряй ее. — Дастин сжал плечи Трентона. — Ты можешь дать ей все то, что только что описал. Но по-настоящему она хочет только тебя.
— И Рождество, — добавил Трентон охрипшим от волнения голосом. — Я обещал ей Рождество.
— Что?
— У Арианы не было настоящего Рождества с тех пор, как умерли ее родители. Ей очень не хватает его. Этот праздник со всеми его причудливыми украшениями — ее самое большое желание. Это единственное, о чем она у меня попросила.
Дастин понимающе кивнул:
— Помню, она что-то упоминала о том, как давным-давно праздновала Рождество, когда я показывал ей Броддингтон. Она говорила о рождественской елке в Уиншэме, о том, как гостиная превращалась в зимний сад.
— Я собираюсь доставить ей такую радость. Все, что у нее должно было быть, но не было.
— Она хочет дать тебе тоже — счастье, мир душе, любовь. — Он помедлил и добавил: — Детей.
Лицо Трентона напряглось, и он внезапно полностью отрезвел.
— Ты хочешь сказать…
— Нет. Или, точнее говоря, я не знаю. Если бы Ариана ждала твоего ребенка, едва ли она сообщила об этом в первую очередь мне. — Уголок рта Дастина приподнялся в улыбке. — Но ты, безусловно, помнишь, как делаются дети, Трент. И даже я могу подтвердить тот факт, что ты сделал все возможное и невозможное, чтобы стать отцом.
Трентон смотрел на брата без улыбки.
— Я настолько ушел с головой в воспоминания… Мне это и в голову не приходило… Боже, Дастин, что, если Ариана и вправду беременна? Как события моего прошлого… и настоящего повлияют на ребенка?
— Лучше спросить, как на него повлияет то, что ты покинул его? Ты только что описал все страдания, которые претерпела Ариана в детстве, лишенная родительской любви. Ты хочешь того же для своего ребенка? Прийти в этот мир без отцовской любви? Так?
Трентон крепко сжал зубы:
— Ты стал чертовски бессовестным, ты знаешь это?
И получил усмешку в ответ.
— Учусь на лучших образцах, мой старший брат. — Дастин выпустил руки Трентона и направился к лестнице. — Я помогу тебе упаковать вещи. Мы может попасть на следующий паром, идущий в Суссекс, и успеть в Броддингтон к ленчу.
«В Броддингтон… успеть к ленчу». Эти слова проникли в душу, принеся с собой чувство огромного облегчения и впервые за много дней радости. Боже, помоги ему, если он не прав, но он не может больше подавлять ту потребность, которая разъедает все его существо, — потребность, которую может насытить только любовь Арианы. Возможность того, что его ребенок растет в ней, наполнила душу Трентона гордостью и сильным до боли волнением. Но главное было в том, что независимо от того, существовал ли ребенок или нет, был ли он безумен или пребывал в здравом уме, ему было необходимо находиться рядом с женой.
— Хорошо, Дастин, — согласился он задыхающимся голосом. — Поедем домой.
Взгляды братьев встретились, и оба они одновременно почувствовали огромную перемену, произошедшую в Трентоне. Он не только глубоко полюбил свою жену, с ее появлением произошло нечто в равной степени значительное. За прошедший месяц Ариана не только изменила жизнь своего мужа, но и его дом. Броддингтон, величайшее архитектурное достижение Ричарда Кингсли, перестал быть величественным мавзолеем.
Там жила Ариана. Он стал снова домом.
Глава 24
— Обладая такими сокровищами, я должна добиться успеха.
Дастин допил последний глоток бренди, лениво глядя в окно спальни на освещенный лунным светом сад Броддингтона. Его тревога за Трентона в сочетании с напряжением, в котором он постоянно находился, пытаясь сохранять жизнерадостный вид в присутствии Арианы, начали постепенно брать свое. Реконструкция гостиной близилась к завершению, лишая его тем самым благовидного предлога для того, чтобы остаться в Броддингтоне. А Трент по-прежнему не подавал никаких признаков жизни.
Осушив бокал, Дастин в который раз открыл дневник Ванессы. Ариана права — что-то в резкой перемене тона Ванессы казалось неестественным, надуманным, обращал на себя внимание переход от типично эгоистичного требовательного тона к отчаянию насмерть напуганной, доведенной до сумасшествия женщины. Как и Трентон, Дастин слишком хорошо помнил Ванессу и знал, что она не сумасшедшая. Все ее действия были так же тщательно и до мельчайших мелочей продуманы, как и ее прическа и гардероб. Так что же вызвало эту перемену? Была ли она подлинной или нарочитой? И как все это связано со странными событиями последних нескольких дней?
Дастин устало потер глаза, мысли его вернулись к Трентону и тому воздействию, которое все это оказало на него. В каком состоянии находится теперь его рассудок? Какого черта он так долго не возвращается? Проклятый глупец, неужели он не понимает, что, отрывая себя от Арианы, он добровольно отказывается от спасения?
Ответ был явно «нет». Трентон слишком запутался в своих мыслях, чтобы понять свои собственные потребности. Очевидно, кто-то должен ему подсказать. Например, его брат.
Трентон не понимал, где он находится. И ему не было до этого дела. Он провел последние пять дней в пьяном угаре, напиваясь до потери сознания и приходя в себя только для того, чтобы снова забыться в вине. Он не покидал Спрейстоун и не собирался этого делать. И никого не видел.
Кроме Ванессы.
Черт бы побрал эту злобную суку. Даже после смерти она продолжала насмехаться над ним. Он трижды прочел многозначительную записку, которую нашел на скотном дворе, прежде чем затуманенный мозг смог ее воспринять, и пожалел, что ему это удалось.
Откуда попало туда письмо? Когда написала его Ванесса?
Однажды ночью, когда ему удалось заснуть, его разбудил ее голос. Он, спотыкаясь, подошел к окну, и перед ним предстал кошмар, неотступно мучивший его, — Ванесса звала его, просила прийти к ней, умоляла не делать ей больно. Может, он действительно ударил ее… или даже убил. Возможно, видение, представшее перед ним, не самозванка, но сама Ванесса, восставшая из могилы для того, чтобы наказать его за убийство.
Действительность перестала существовать, сливаясь с догадками и превращаясь в смутные, безмолвные воспоминания под воздействием паров бренди. Ванесса мертва… Ванесса вернулась… Он, должно быть, убил ее… иначе почему ее призрак преследует его? Он явно сошел с ума. А сумасшедший способен на все, даже на убийство. Он чуть не убил свою жену. Ариана единственное прекрасное, бесценное, здоровое существо, оставшееся в его безумном мире. Она любила его, верила в него, доверяла ему. А что сделал он? Он причинил ей боль, чуть не задушил ее… перепутав с покойницей.
Боже, он сошел с ума.
Он лежал, распростершись на софе и прикрыв одной рукой лицо от отвратительного ему солнечного света, когда услышал стук. Он, застонав, отвернулся. Нет только не это. Стук продолжался, став еще громче.
— Трент! — присоединился к стуку голос. Трентон зажмурил глаза, намереваясь не допускать до себя звуки.
— Черт побери, Трентон, впусти меня!
Дастин.
Действительность, наконец, проникла в его сознание, и Трентон, подняв голову, чуть приоткрыл глаза. Что его брат делает в Спрейстоуне?
— Трент, я не уйду. Открой дверь.
Трентон с трудом поднялся и, покачиваясь, направился по коридору. С трех попыток ему удалось открыть дверь.
— Дастин? — Он прислонился к стене, чтобы не упасть, и с большим трудом сосредоточился на встревоженном лице брата.
Прошла целая минута, пока Дастин смог определить меру падения Трентона, и секунд десять ушло у него на то, чтобы выработать стратегию. Мысленно выругавшись, он вошел в дом и приступил к действию.
— Ты глупый, проклятый дурак, вот ты кто. Ты знаешь об этом? — спросил он и, не дожидаясь ответа, схватил Трентона за руку и потащил по коридору в гостиную. — Жди меня здесь.
Он усадил покачивающегося брата в кресло, затем скрылся на кухне.
Трентон не ощущал, сколько времени прошло, прежде чем вернулся Дастин и сунул ему в руки дымящуюся чашку кофе.
— Пей, — приказал он.
Трентон глотнул, затем отчаянно закашлялся.
— Какого черта, что это?
— Крепкий черный кофе. Подходящее лекарство для идиота, напившегося до умопомрачения.
— У меня есть на то причины.
— У тебя есть более основательная причина не делать этого. И эта причина ждет тебя в Броддингтоне и ужасно беспокоится за состояние твоего рассудка.
Трентон с грустью устремил взгляд на темную жидкость:
— Ариана заслуживает лучшей участи, а у меня нет рассудка… Я потерял его много лет назад… если только он вообще у меня когда-нибудь был.
— С твоим рассудком все в порядке, тебе не хватает умения рассуждать здраво.
— Ты не знаешь, о чем ты…
— Я прекрасно знаю, о чем я говорю, и намерен обсудить это с тобой… когда ты протрезвеешь. Так что поспеши выпить этот кофе. Его полный котелок на кухне. И ты выпьешь все до последней капли.
Трентон, прищурившись, обратил налитые кровью глаза на брата:
— Дастин…
— Пей. Пока силой не влил его тебе в горло.
Не в состоянии спорить, Трентон уступил и принялся глотать невероятно крепкий кофе, и пил его до тех пор, пока ему не свело желудок, на глазах выступили слезы, а голова прояснилась.
— Хорошо, теперь мы можем поговорить. — Удовлетворенный результатами своего труда Дастин раскинул руки по спинке софы. — Зачем ты это делаешь с собой?
— Потому что я сумасшедший. Но, если ты видел Ариану, думаю, ты уже знаешь об этом.
— Ты не более сумасшедший, чем я. Да, я видел Ариану. Не знаю, что ты сделал, чтобы заслужить любовь этой исключительной молодой женщины, но она любит тебя. Так почему же ты причиняешь ей такую боль?
Трентон потер шею:
— Ариана все рассказала тебе?
— Да. И мы ничего иного не делали, только ломали головы, пытаясь разгадать, кто стоит за этим чудовищным фарсом.
— Возможно, никто не стоит… никто, кроме Ванессы.
— Ванесса умерла, Трент.
— Верно. Но она, тем не менее, преследует меня.
— Я не верю в призраки. Как и ты.
— Ты никогда не видел призрака.
— И ты тоже не видел.
— Тогда что же я видел? — Трентон встал, сжав голову руками. — Она появляется передо мной снова и снова… Я уже потерял счет — сколько раз видел ее. Она просит не делать ей больно, то же самое написано в дневнике. А я сделал ей больно в ту последнюю ночь… я хотел причинить ей боль. Я стал трясти ее и бросил на песок и не один, а два раза. Во второй раз она упала в воду… Я помню, как подол ее платья погружался в воду. Я был ослеплен гневом и ненавистью. Она выкрикивала мое имя… снова и снова… Но в какой-то момент наступила тишина. Я ушел и не оглянулся. Может быть я действительно убил ее. Такая возможность никогда не приходила тебе в голову?
— Нет… не приходила. — Дастин встал и подошел к брату. — Она была жива, когда ты ушел, Трент. Ты сам мне так сказал. Единственная причина, по которой ты почувствовал эти сомнения, в том, что кто-то вызывает их у тебя. Не дай этому ублюдку победить. Сражайся, Трентон. Ты лучше, чем кто-либо другой знаешь, как это делается. И тебе есть за что бороться.
Трентон посмотрел брату в глаза.
— Как она? — хрипло спросил он.
— Ариана, как и ты, борец. Она намерена найти способ открыть правду… ради тебя.
— Это она попросила тебя приехать в Спрейстоун?
— Нет. Она не имеет ни малейшего представления, что я здесь, и не намерена просить или требовать, чтобы ты вернулся в Броддингтон. Единственное, что она хочет, — устранить причину твоих страданий и чтобы ты сам вернулся домой. Она невероятно преданная и совершенно лишенная эгоизма молодая женщина. — Голос Дастина смягчился. — Это не значит, что она не думает о тебе. Думает. Каждую минуту.
— И я не перестаю думать о ней, — задыхающимся голосом признался Трентон. — Каждая чертова птица, каждый цветок напоминают мне о ней. Я слышу ее смех в каждом уголке Спрейстоуна, ощущаю ее нежное тело в своих объятиях по ночам, черт побери, Дастин, она мне так нужна. — Он невесело засмеялся. — Я наконец прекратил бороться с неизбежным, заставил себя отказаться от проклятой обособленности, за которую держался все эти годы. Но теперь все изменилось, мой мир превратился в хаос… но я не разрушу жизнь Арианы вместе со своей.
— Оставаясь здесь, ты разрушаешь обе ваши жизни.
— Что я могу дать ей? Свое мучение? Свое безумие?
— Свою любовь. — Дастин решительно положил руки на плечи Трентона. — Давай обойдемся без фальши, Трент. Ты любишь свою жену. Ты знаешь это, и я тоже. Не пора ли и Ариане узнать об этом?
— Что же хорошего ей принесет, если она узнает.
— Ничего, если только ты не станешь вести себя, как подобает мужу. Прояви силу ради своей жены, так же как и она проявляет ее ради тебя.
— И чем все это кончится? — Глаза Трентона затуманились болью сильнее, чем от алкоголя. — Ответь мне, Дастин. Если я вернусь к Ариане, расскажу ей о своем чувстве, приму ее любовь, что ей это даст, кроме боли? Я не в состоянии изменить прошлого и не могу ничего обещать ей в будущем. Ничего, если я безумец или убийца… или и то и другое. Так что, что это даст, если я открою свое сердце?
— Это даст тебе силу, необходимую для того, чтобы преодолеть весь этот кошмар. Ариане даст возможность с радостью встречать каждый новый день. Она это заслужила. Уже это достаточно убедительная причина независимо от того, что может принести будущее.
— Она заслуживает большего.
— Она любит тебя.
— Я тоже ее люблю. — Трентон впервые произнес вслух эти слова и изумился тому, насколько легко они слетели с губ. — Я хотел бы дать ей все — все потерянные годы детства, которого у нее не было, все те наслаждения, которых лишил ее брат-подлец, исполнение всех ее желаний, чего ей никогда не дозволялось. — Трентон с недоумением покачал головой. — Можешь себе представить, она ставит себя ниже Ванессы? И убеждена, что ее красота, ее обаяние, все, чем она обладает, второстепенно по сравнению со свойствами ее достойной презрения сестры? И, что хуже всего, моя мягкосердечная жена принимает все это как данность и не чувствует ни обиды, ни ревности, а только доброту и сострадание к своей шлюхе-сестре и брату-паразиту.
— Теперь — нет, — возразил Дастин. Трентон резко развернулся и вопросительно посмотрел на брата.
— Ты провел последние несколько дней вдали от Арианы, а я был с ней и помог заполнить те фрагменты головоломки, которых не хватало. И хотя я полностью согласен с тобой в том, что она недооценивает себя и не видит всех своих достоинств, но могу поручиться, что она больше не ставит себя ниже своей семьи. Ни Бакстера, ни Ванессы.
Мускул на челюсти Трентона задрожал.
— Это меня не удивляет. Когда я рассказывал Ариане о прошлом, она слушала очень внимательно и поверила мне. Поверила моему слову… слову незнакомого мерзавца, силой притащившего ее к алтарю, а не своей семье, и никогда не сомневалась во мне. Никогда. Такая покорная вера.
— Согласен. Такое встречается только раз в жизни, если повезет. Тебе повезло. Так что не будь упрямым дураком и не потеряй ее. — Дастин сжал плечи Трентона. — Ты можешь дать ей все то, что только что описал. Но по-настоящему она хочет только тебя.
— И Рождество, — добавил Трентон охрипшим от волнения голосом. — Я обещал ей Рождество.
— Что?
— У Арианы не было настоящего Рождества с тех пор, как умерли ее родители. Ей очень не хватает его. Этот праздник со всеми его причудливыми украшениями — ее самое большое желание. Это единственное, о чем она у меня попросила.
Дастин понимающе кивнул:
— Помню, она что-то упоминала о том, как давным-давно праздновала Рождество, когда я показывал ей Броддингтон. Она говорила о рождественской елке в Уиншэме, о том, как гостиная превращалась в зимний сад.
— Я собираюсь доставить ей такую радость. Все, что у нее должно было быть, но не было.
— Она хочет дать тебе тоже — счастье, мир душе, любовь. — Он помедлил и добавил: — Детей.
Лицо Трентона напряглось, и он внезапно полностью отрезвел.
— Ты хочешь сказать…
— Нет. Или, точнее говоря, я не знаю. Если бы Ариана ждала твоего ребенка, едва ли она сообщила об этом в первую очередь мне. — Уголок рта Дастина приподнялся в улыбке. — Но ты, безусловно, помнишь, как делаются дети, Трент. И даже я могу подтвердить тот факт, что ты сделал все возможное и невозможное, чтобы стать отцом.
Трентон смотрел на брата без улыбки.
— Я настолько ушел с головой в воспоминания… Мне это и в голову не приходило… Боже, Дастин, что, если Ариана и вправду беременна? Как события моего прошлого… и настоящего повлияют на ребенка?
— Лучше спросить, как на него повлияет то, что ты покинул его? Ты только что описал все страдания, которые претерпела Ариана в детстве, лишенная родительской любви. Ты хочешь того же для своего ребенка? Прийти в этот мир без отцовской любви? Так?
Трентон крепко сжал зубы:
— Ты стал чертовски бессовестным, ты знаешь это?
И получил усмешку в ответ.
— Учусь на лучших образцах, мой старший брат. — Дастин выпустил руки Трентона и направился к лестнице. — Я помогу тебе упаковать вещи. Мы может попасть на следующий паром, идущий в Суссекс, и успеть в Броддингтон к ленчу.
«В Броддингтон… успеть к ленчу». Эти слова проникли в душу, принеся с собой чувство огромного облегчения и впервые за много дней радости. Боже, помоги ему, если он не прав, но он не может больше подавлять ту потребность, которая разъедает все его существо, — потребность, которую может насытить только любовь Арианы. Возможность того, что его ребенок растет в ней, наполнила душу Трентона гордостью и сильным до боли волнением. Но главное было в том, что независимо от того, существовал ли ребенок или нет, был ли он безумен или пребывал в здравом уме, ему было необходимо находиться рядом с женой.
— Хорошо, Дастин, — согласился он задыхающимся голосом. — Поедем домой.
Взгляды братьев встретились, и оба они одновременно почувствовали огромную перемену, произошедшую в Трентоне. Он не только глубоко полюбил свою жену, с ее появлением произошло нечто в равной степени значительное. За прошедший месяц Ариана не только изменила жизнь своего мужа, но и его дом. Броддингтон, величайшее архитектурное достижение Ричарда Кингсли, перестал быть величественным мавзолеем.
Там жила Ариана. Он стал снова домом.
Глава 24
Даже Тереза еще спала, когда Ариана ранним утром выехала из Броддингтона.
Крайне редко Ариана вставала раньше своей горничной, но сегодня сделать это оказалось необыкновенно легко, принимая во внимание, что она вообще не ложилась. Долгие ночные часы она провела, усваивая полученную ею информацию, и к рассвету больше, чем когда-либо, была убеждена, что единственно возможный для нее выход — поехать в Уиншэм. Немедленно. Если Бакстер виноват, она выяснит это сама, сегодня же. Если нет, она отбросит подозрения раз и навсегда и возобновит свое расследование.
Поспешно нацарапав записку Дастину, Ариана покинула поместье. Будить его не было смысла, потому что, как она уже сказала вчера Терезе, она сама должна о себе позаботиться.
Во время поездки Ариана думала о Трентоне и молилась о том, чтобы ему удалось преодолеть его боль. Она не понимала, как человек, настолько заботливый и нежный, мог обвинить себя в хладнокровном убийстве. Что касается осуждения со стороны окружающих, то, безусловно, кто-то еще, кроме нее, должен был видеть настоящего Трентона — человека, способного на сострадание, но в целях самозащиты скрывающего свою суть под слоем резкости и ожесточенности.
Она трезво размышляла об их внезапной свадьбе и вызванных ею противоречивых чувствах — от нежности к страсти, от страсти к гневу, и, да, иногда возникал страх. Но верх всегда брала внутренняя уверенность, что муж никогда не причинит ей вреда. Разве мог человек, приобщивший свою молодую жену к тайнам супружеской жизни с такой нежностью, проявить по отношению к кому-либо жестокость и нечестность? Разве мог человек, вылечивший больную сову, быть бессердечным? Способен ли человек, помогающий бедным и ничего не требующий взамен, проявлять жестокость? Нет, не способен.
Ариана знала это. Дастин знал. И Тереза тоже.
На память пришли некоторые мудрые замечания Терезы по поводу Трентона.
Не верю, что причина в любви… Вы же помните свою сестру. Он хочет вас не из-за Ванессы… он хочет вас вопреки ей. Страх тоже не имеет никакого отношения к событиям прошлого, как и любовь.
Наконец-то Ариана ясно поняла то, что мягко пыталась донести до нее Тереза. Своими проницательными замечаниями та проясняла ей характер Трентона и Ванессы. Мудрая горничная также намекала, что Ариана сама должна найти ответы на волнующие ее вопросы, если она достаточно сильна, чтобы пуститься на их поиски. Что ж, она обрела необходимую силу.
Откинув голову на спинку сиденья экипажа, Ариана поклялась узнать правду любой ценой. Но независимо от того, что откроет ей путешествие в Уиншэм, ее вера в мужа останется непоколебимой. Короче говоря, кто-то виновен. Но не Трентон.
Солнце вставало над Уиншэмом, когда Ариана вышла из экипажа. Не медля ни секунды, она взбежала по ступеням и постучала.
— Ваша светлость? — Кулидж выглядел ошеломленным и совершенно сонным.
— Я хочу повидать брата. Сейчас же.
— Я вернулся из отпуска вчера поздно вечером и видел виконта только мельком. Думаю, он еще в постели.
— Тогда разбуди его. — Ариана скрестила руки на груди и решительно вздернула подбородок.
— Но…
— Хорошо. Я сама его разбужу. — Она направилась к лестнице.
— Ариана? — Бакстер спускался с площадки второго этажа, завязывая на ходу пояс халата, выглядел он совершенно ошеломленным. — Что ты здесь делаешь в такую рань? У тебя все в порядке?
— Нет. Нам нужно поговорить.
Проблеск какого-то чувства, беспокойства или страха, промелькнул по лицу Бакстера.
— Хорошо. Пройдем в утреннюю комнату. Кулидж подаст чай. Наверное, ты хочешь позавтракать? Он может…
— Я не голодна. Никаких освежающих напитков не нужно, Кулидж, — заверила она растерянного дворецкого. — Извини, что побеспокоила тебя сразу же по возвращении из отпуска. Иди спать.
— Да, ваша светлость. — Все еще в полусне Кулидж, спотыкаясь, побрел в свою комнату.
— Ариана, что случилось? — Бакстер поспешно последовал за ней, когда она целеустремленно направилась в утреннюю комнату.
Ариана решительно закрыла за ними дверь.
— Нам необходимо откровенно поговорить. Начну с того, что сообщу тебе следующее: я люблю своего мужа и не верю, что он убил Ванессу, а также не верю, что он несет ответственность за ее самоубийство. — Ариана вскинула руку, предотвращая протесты Бакстера. — Это еще не все. В последнюю неделю кто-то стал терзать Трентона. У меня есть основания подозревать тебя. Это так, Бакстер?
Бакстер несколько раз открывал и закрывал рот, затем с раздражением покачал головой:
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Разве у меня есть возможность мучить твоего мужа?
— Ты спрашиваешь только о том, была ли у тебя возможность, а не о поводе? — холодно заметила Ариана. — Отвечая на твой вопрос, скажу, тебе не нужна была возможность — ты делал это не сам, а чужими руками, наняв других, чтобы они позаботились об этом за тебя.
— Позаботились о чем? Что произошло с Кингсли?
— Ему безжалостно напоминают об ужасных событиях прошлого. Это дурная шутка или месть.
— Ужасные события? — Бакстер, казалось, со всех сил пытался понять.
— Смерть Ванессы. Саму Ванессу. Кто-то возвращается к обстоятельствам ее гибели и разыгрывает их перед Трентоном.
— Ты в этом уверена?
— Вполне. Во-первых, Трентон получил томик Шекспира с вложенной в него розой. — Она помолчала, давая ему возможность в полной мере осознать значение того, что тот, кто послал, выбрал в качестве закладки любимый цветок Ванессы. Затем продолжила: — Роза отмечала тот отрывок, где Отелло размышляет об убийстве Дездемоны.
— Какое все это имеет отношение к…
— По словам торговца, продавшего книгу, женщина, купившая ее для Трентона, выдала себя за его жену. Владелец магазина описал ее как яркую женщину с огненными волосами и зелеными глазами. Но это только первая инсценировка. За ней последовало множество других. Рассказать о них тебе? — Ариана не стала ждать ответа и продолжила: — В тот же день, позже, Трентон нашел в песке у реки Арун брошенный фонарь… точно такой же, какой был у Ванессы в ночь ее гибели. Пока Трентон разглядывал фонарь, среди деревьев появилась женщина, потрясающе похожая на Ванессу. Она исчезла прежде, чем Трентон успел окликнуть ее. Но с тех пор она неоднократно появлялась снова. По иронии судьбы один из подобных случаев произошел именно в тот день и час, когда я приехала в Уиншэм, чтобы принять от тебя чек по твоей просьбе. Какое совпадение, ты согласен?
— В чем ты меня обвиняешь? — брызгая слюной, спросил Бакстер.
— Кто-то изображает Ванессу. Ты стоишь за этим?
— Никто не в состоянии изобразить Ванессу. Она была единственной в своем роде, ни с кем не сравнимой. Скажи мне, Ариана, кто видел эту предполагаемую самозванку? Кроме, конечно, твоего мужа. И какого-то старого торговца, который, наверное, не рассмотрит и свою собственную жену, не говоря уже о чьей-то чужой.
Воцарилось молчание.
— Твои слова только подтверждают мое мнение, что Трентон Кингсли абсолютно безумен, как я всегда утверждал.
— Все зависит от точки зрения. Ты считаешь Трентона сумасшедшим, а я вижу, как кто-то мстит. — Глаза Арианы сверкнули огнем. — Ты не выносишь его, Бакстер. Ты на все готов, чтобы уничтожить его. Вопрос только в том, насколько далеко простирается твоя ненависть. На этот вопрос можешь ответить только ты. И я хочу получить ответ. Сейчас же.
— Я задушил бы его голыми руками, если бы это не преследовалось законом! — воскликнул Бакстер. — Но это невозможно. А я не настолько глуп, чтобы мучить человека, который способен излить свой гнев на мою младшую сестренку. Так что я не стою за этим воображаемым заговором, который выдумал твой муж. И не верю, что он вообще существует.
— Тогда кто купил книгу?
— Откуда мне знать?
— И кого видел Трентон?
— Плоды своего проклятого воображения, вот кого. Ненормальные люди способны выдумать все, что угодно.
— Я не верю этому.
— Значит, ты находишься в одиночестве. Если Кингсли так уверен в своем здравом рассудке и в своей невиновности, почему он снова бежал на остров Уайт? Почему он не приехал вместе с тобой, чтобы обвинить меня в этом великом заговоре против него?
Ариана долго ничего не отвечала, только вглядывалась в рассерженное лицо брата. Затем глубоко вздохнула.
— Я не подумала об этом, — неуверенно произнесла она. — Не стану спорить, Трентону следовало приехать сюда и отстаивать свою правоту.
Бакстер торжествующе улыбнулся.
— Конечно, следовало. Если он действительно невиновен. — Бакстер подошел и успокаивающе погладил Ариану по волосам. — Я не стану утверждать, что ты совершенно не права, эльф. Может, Кингсли и не лжет, может, он просто совершенно лишился душевного равновесия, и сам не знает, что видит. Если так, он может быть опасен. Не только для себя, но и для тебя.
Ариана сглотнула, уткнувшись лицом в грудь Бакстера.
— Надеюсь, ты ошибаешься.
— Я тоже надеюсь. Но подумай об этом. Человек, который видит покойницу, и не единожды, а несколько раз? Человек, за плечами которого жестокие поступки, слепая ревность, бессердечие, — неужели ты можешь вверить ему свою жизнь? — Он печально покачал головой. — Никогда не думал, что он опустится до такой степени, иначе, невзирая на указ, отказался бы выдать тебя за него замуж. Но теперь слишком поздно. — Он отстранил от себя Ариану. — Эльф, если положение станет невыносимым, если он будет угрожать тебе, обещай, что ты приедешь в Уиншэм и обратишься ко мне за помощью. Обещай мне.
— Я тотчас же обращусь к тебе, — торжественно пообещала Ариана.
— Хорошо. — Бакстер нежно поцеловал ее в лоб. — Я рад, что ты пришла с такой тревогой ко мне, хотя и считала меня виновным. Теперь тебе стало легче?
— Да… все значительно прояснилось. — Ариана вздохнула. — Но я очень устала, Бакстер. Все эти неприятности сильно отразились на моем состоянии. Ты не возражаешь, если я вернусь домой и посплю.
Бакстер утешающе сжал ей руки:
— Конечно, эльф. Отдохни. И помни, если понадоблюсь тебе, я в твоем распоряжении.
— Я не забуду этого… и всего прочего, что ты сказал мне. — Она зевнула. — Не беспокой Кулиджа, он, наверное, уже заснул. Я выйду сама. — Она похлопала брата по руке. — Спасибо, что расставил все по местам.
Крайне редко Ариана вставала раньше своей горничной, но сегодня сделать это оказалось необыкновенно легко, принимая во внимание, что она вообще не ложилась. Долгие ночные часы она провела, усваивая полученную ею информацию, и к рассвету больше, чем когда-либо, была убеждена, что единственно возможный для нее выход — поехать в Уиншэм. Немедленно. Если Бакстер виноват, она выяснит это сама, сегодня же. Если нет, она отбросит подозрения раз и навсегда и возобновит свое расследование.
Поспешно нацарапав записку Дастину, Ариана покинула поместье. Будить его не было смысла, потому что, как она уже сказала вчера Терезе, она сама должна о себе позаботиться.
Во время поездки Ариана думала о Трентоне и молилась о том, чтобы ему удалось преодолеть его боль. Она не понимала, как человек, настолько заботливый и нежный, мог обвинить себя в хладнокровном убийстве. Что касается осуждения со стороны окружающих, то, безусловно, кто-то еще, кроме нее, должен был видеть настоящего Трентона — человека, способного на сострадание, но в целях самозащиты скрывающего свою суть под слоем резкости и ожесточенности.
Она трезво размышляла об их внезапной свадьбе и вызванных ею противоречивых чувствах — от нежности к страсти, от страсти к гневу, и, да, иногда возникал страх. Но верх всегда брала внутренняя уверенность, что муж никогда не причинит ей вреда. Разве мог человек, приобщивший свою молодую жену к тайнам супружеской жизни с такой нежностью, проявить по отношению к кому-либо жестокость и нечестность? Разве мог человек, вылечивший больную сову, быть бессердечным? Способен ли человек, помогающий бедным и ничего не требующий взамен, проявлять жестокость? Нет, не способен.
Ариана знала это. Дастин знал. И Тереза тоже.
На память пришли некоторые мудрые замечания Терезы по поводу Трентона.
Не верю, что причина в любви… Вы же помните свою сестру. Он хочет вас не из-за Ванессы… он хочет вас вопреки ей. Страх тоже не имеет никакого отношения к событиям прошлого, как и любовь.
Наконец-то Ариана ясно поняла то, что мягко пыталась донести до нее Тереза. Своими проницательными замечаниями та проясняла ей характер Трентона и Ванессы. Мудрая горничная также намекала, что Ариана сама должна найти ответы на волнующие ее вопросы, если она достаточно сильна, чтобы пуститься на их поиски. Что ж, она обрела необходимую силу.
Откинув голову на спинку сиденья экипажа, Ариана поклялась узнать правду любой ценой. Но независимо от того, что откроет ей путешествие в Уиншэм, ее вера в мужа останется непоколебимой. Короче говоря, кто-то виновен. Но не Трентон.
Солнце вставало над Уиншэмом, когда Ариана вышла из экипажа. Не медля ни секунды, она взбежала по ступеням и постучала.
— Ваша светлость? — Кулидж выглядел ошеломленным и совершенно сонным.
— Я хочу повидать брата. Сейчас же.
— Я вернулся из отпуска вчера поздно вечером и видел виконта только мельком. Думаю, он еще в постели.
— Тогда разбуди его. — Ариана скрестила руки на груди и решительно вздернула подбородок.
— Но…
— Хорошо. Я сама его разбужу. — Она направилась к лестнице.
— Ариана? — Бакстер спускался с площадки второго этажа, завязывая на ходу пояс халата, выглядел он совершенно ошеломленным. — Что ты здесь делаешь в такую рань? У тебя все в порядке?
— Нет. Нам нужно поговорить.
Проблеск какого-то чувства, беспокойства или страха, промелькнул по лицу Бакстера.
— Хорошо. Пройдем в утреннюю комнату. Кулидж подаст чай. Наверное, ты хочешь позавтракать? Он может…
— Я не голодна. Никаких освежающих напитков не нужно, Кулидж, — заверила она растерянного дворецкого. — Извини, что побеспокоила тебя сразу же по возвращении из отпуска. Иди спать.
— Да, ваша светлость. — Все еще в полусне Кулидж, спотыкаясь, побрел в свою комнату.
— Ариана, что случилось? — Бакстер поспешно последовал за ней, когда она целеустремленно направилась в утреннюю комнату.
Ариана решительно закрыла за ними дверь.
— Нам необходимо откровенно поговорить. Начну с того, что сообщу тебе следующее: я люблю своего мужа и не верю, что он убил Ванессу, а также не верю, что он несет ответственность за ее самоубийство. — Ариана вскинула руку, предотвращая протесты Бакстера. — Это еще не все. В последнюю неделю кто-то стал терзать Трентона. У меня есть основания подозревать тебя. Это так, Бакстер?
Бакстер несколько раз открывал и закрывал рот, затем с раздражением покачал головой:
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Разве у меня есть возможность мучить твоего мужа?
— Ты спрашиваешь только о том, была ли у тебя возможность, а не о поводе? — холодно заметила Ариана. — Отвечая на твой вопрос, скажу, тебе не нужна была возможность — ты делал это не сам, а чужими руками, наняв других, чтобы они позаботились об этом за тебя.
— Позаботились о чем? Что произошло с Кингсли?
— Ему безжалостно напоминают об ужасных событиях прошлого. Это дурная шутка или месть.
— Ужасные события? — Бакстер, казалось, со всех сил пытался понять.
— Смерть Ванессы. Саму Ванессу. Кто-то возвращается к обстоятельствам ее гибели и разыгрывает их перед Трентоном.
— Ты в этом уверена?
— Вполне. Во-первых, Трентон получил томик Шекспира с вложенной в него розой. — Она помолчала, давая ему возможность в полной мере осознать значение того, что тот, кто послал, выбрал в качестве закладки любимый цветок Ванессы. Затем продолжила: — Роза отмечала тот отрывок, где Отелло размышляет об убийстве Дездемоны.
— Какое все это имеет отношение к…
— По словам торговца, продавшего книгу, женщина, купившая ее для Трентона, выдала себя за его жену. Владелец магазина описал ее как яркую женщину с огненными волосами и зелеными глазами. Но это только первая инсценировка. За ней последовало множество других. Рассказать о них тебе? — Ариана не стала ждать ответа и продолжила: — В тот же день, позже, Трентон нашел в песке у реки Арун брошенный фонарь… точно такой же, какой был у Ванессы в ночь ее гибели. Пока Трентон разглядывал фонарь, среди деревьев появилась женщина, потрясающе похожая на Ванессу. Она исчезла прежде, чем Трентон успел окликнуть ее. Но с тех пор она неоднократно появлялась снова. По иронии судьбы один из подобных случаев произошел именно в тот день и час, когда я приехала в Уиншэм, чтобы принять от тебя чек по твоей просьбе. Какое совпадение, ты согласен?
— В чем ты меня обвиняешь? — брызгая слюной, спросил Бакстер.
— Кто-то изображает Ванессу. Ты стоишь за этим?
— Никто не в состоянии изобразить Ванессу. Она была единственной в своем роде, ни с кем не сравнимой. Скажи мне, Ариана, кто видел эту предполагаемую самозванку? Кроме, конечно, твоего мужа. И какого-то старого торговца, который, наверное, не рассмотрит и свою собственную жену, не говоря уже о чьей-то чужой.
Воцарилось молчание.
— Твои слова только подтверждают мое мнение, что Трентон Кингсли абсолютно безумен, как я всегда утверждал.
— Все зависит от точки зрения. Ты считаешь Трентона сумасшедшим, а я вижу, как кто-то мстит. — Глаза Арианы сверкнули огнем. — Ты не выносишь его, Бакстер. Ты на все готов, чтобы уничтожить его. Вопрос только в том, насколько далеко простирается твоя ненависть. На этот вопрос можешь ответить только ты. И я хочу получить ответ. Сейчас же.
— Я задушил бы его голыми руками, если бы это не преследовалось законом! — воскликнул Бакстер. — Но это невозможно. А я не настолько глуп, чтобы мучить человека, который способен излить свой гнев на мою младшую сестренку. Так что я не стою за этим воображаемым заговором, который выдумал твой муж. И не верю, что он вообще существует.
— Тогда кто купил книгу?
— Откуда мне знать?
— И кого видел Трентон?
— Плоды своего проклятого воображения, вот кого. Ненормальные люди способны выдумать все, что угодно.
— Я не верю этому.
— Значит, ты находишься в одиночестве. Если Кингсли так уверен в своем здравом рассудке и в своей невиновности, почему он снова бежал на остров Уайт? Почему он не приехал вместе с тобой, чтобы обвинить меня в этом великом заговоре против него?
Ариана долго ничего не отвечала, только вглядывалась в рассерженное лицо брата. Затем глубоко вздохнула.
— Я не подумала об этом, — неуверенно произнесла она. — Не стану спорить, Трентону следовало приехать сюда и отстаивать свою правоту.
Бакстер торжествующе улыбнулся.
— Конечно, следовало. Если он действительно невиновен. — Бакстер подошел и успокаивающе погладил Ариану по волосам. — Я не стану утверждать, что ты совершенно не права, эльф. Может, Кингсли и не лжет, может, он просто совершенно лишился душевного равновесия, и сам не знает, что видит. Если так, он может быть опасен. Не только для себя, но и для тебя.
Ариана сглотнула, уткнувшись лицом в грудь Бакстера.
— Надеюсь, ты ошибаешься.
— Я тоже надеюсь. Но подумай об этом. Человек, который видит покойницу, и не единожды, а несколько раз? Человек, за плечами которого жестокие поступки, слепая ревность, бессердечие, — неужели ты можешь вверить ему свою жизнь? — Он печально покачал головой. — Никогда не думал, что он опустится до такой степени, иначе, невзирая на указ, отказался бы выдать тебя за него замуж. Но теперь слишком поздно. — Он отстранил от себя Ариану. — Эльф, если положение станет невыносимым, если он будет угрожать тебе, обещай, что ты приедешь в Уиншэм и обратишься ко мне за помощью. Обещай мне.
— Я тотчас же обращусь к тебе, — торжественно пообещала Ариана.
— Хорошо. — Бакстер нежно поцеловал ее в лоб. — Я рад, что ты пришла с такой тревогой ко мне, хотя и считала меня виновным. Теперь тебе стало легче?
— Да… все значительно прояснилось. — Ариана вздохнула. — Но я очень устала, Бакстер. Все эти неприятности сильно отразились на моем состоянии. Ты не возражаешь, если я вернусь домой и посплю.
Бакстер утешающе сжал ей руки:
— Конечно, эльф. Отдохни. И помни, если понадоблюсь тебе, я в твоем распоряжении.
— Я не забуду этого… и всего прочего, что ты сказал мне. — Она зевнула. — Не беспокой Кулиджа, он, наверное, уже заснул. Я выйду сама. — Она похлопала брата по руке. — Спасибо, что расставил все по местам.