Киселев Валерий. Заплачено кровью

   Вслед за комендантом бросилась примолкшая было группа военных и штатских, все они вразнобой закричали: "У меня же срочный груз! Требую вне очереди!"
   Шапошников вернулся к эшелону.
   - Ну, что там? - спросил его полковник Малинов.
   - Придется разгружаться прямо здесь. Платформа разбита, впереди скопище горящих вагонов. Пути, конечно, тоже разбиты. Ближе не подъехать, - вздохнул Шапошников.
   - Давайте команду на разгрузку. Я - к Яманову.
   Шапошников, встав у первого вагона, посмотрел вдоль эшелона и резко махнул рукой, давая тем самым наблюдателям знак на разгрузку. Через несколько минут вся насыпь вдоль состава была заполнена людьми. Артиллеристы скатывали по доскам орудия, сводили упиравшихся и ржавших лошадей, из вагонов на повозки начали перегружать ящики со снарядами. Командиры строили своих бойцов.
   - Ну, вот и приехали, - сам себе сказал лейтенант Вольхин. После долгой езды хотелось размяться, побегать.
   - Смотри, как здесь бомбили, командир, - кивнул головой в сторону воронок под насыпью сержант Фролов. - А народу-то нас - как муравьев!
   - Посмотри, не осталось ли чего в вагоне, - перебил его Вольхин. И через несколько мгновений: - Взвод! В две шеренги - становись! - подал он команду, дублируя ротного. - Оружие и снаряжение - к осмотру!
   Полковник Яманов нашел Малинова у эшелона в группе его командиров и отозвал в сторону:
   - Железнодорожники говорят, что дальше поезда не ходят, пути разбиты, а фронт в районе Минска. Я часть своих людей направил в город выяснить обстановку, часть - снова искать коменданта и добиться от него хоть каких-нибудь сведений. Сам сейчас еду в город искать местное начальство. Вам задача: быстро построить людей, все проверить и вывести за город, вот сюда, - Яманов расстегнул планшет. - Смотрите. Оборону займете вот здесь, показал он на карте. - Да, семь километров западнее Орши. Сердюченко! позвал он начальника оперативного отделения своего штаба. - Оставишь здесь Реутова, пусть встречает здесь эшелоны и всех направляет к Малинову, как договорились. Все по местам!
   - Товарищ полковник, - обратился Васильчиков к Малинову. - У нас младший политрук Иванов - оршанец, может помочь сориентироваться в городе.
   - Позовите его сюда.
   Замполит батареи сорокапяток младший политрук Евгений Иванов в дороге много раз мысленно проигрывал варианты, прикидывая, где они могут вступить в бой, но даже когда они подъезжали к его родному городу, не мог и представить, что ему придется идти со своей батареей по соседней с родным домом улице. "Вот бы мать сейчас встретилась! - подумал он. - Интересно, что она сейчас делает? Неужели сердце не чувствует, что я рядом?" О том, чтобы сбегать сейчас домой, не могло быть и речи. Куда они идут и где потом искать батарею, он не знал, да и отпроситься сейчас домой, на марше - что бы подумали о нем на батарее?
   В течение трех часов этого же дня, 29 июня, в Оршу прибыли остальные эшелоны полка Малинова и дивизионный разведывательный батальон майора Соломина. Помощник начальника оперативного отделения штаба дивизии майор Реутов все эти части направлял в леса, за Днепр, как ему и было приказано.
   Командир 137-й стрелковой дивизии полковник Иван Тихонович Гришин прибыл в Оршу только 3 июля, вместе с батальоном связи. В роще за Днепром копавшие стрелковые ячейки пехотинцы показали ему блиндаж полковника Яманова.
   - Наконец-то! Здравствуй, Алексей Александрович. Как обстановка? Что известно о противнике? Какие части у нас под рукой? - едва поздоровавшись, начал задавать вопросы полковник Гришин.
   - Сложная обстановка, Иван Тихонович. - вздохнул Яманов. - Приехали мы вечером двадцать девятого, а до сих пор ничего толком не знаем. Начальства не найдем, сидим, как на иголках: то ли вперед идти, то ли еще ждать. Полностью прибыли полк Малинова, один дивизион артполка Смолина. Разведбат я еще вечером двадцать девятого выслал в направлении Борисова, попал он будто бы под танки, вернулся за Днепр, с потерями. Двое суток связи с ним не имел, потом уж майор Зайцев приехал, нашел его. Послал снова к Березине и пока никаких вестей.
   - Так где сейчас фронт? Связь с соседями и начальством есть? недовольно спросил полковник Гришин.
   - Фронт на Березине. Впереди нас, у Борисова, стоит Пролетарская дивизия Крейзера, это точно. Какие еще там части - не знаю. Крейзер из Орши в Борисов ушел всего за несколько часов до нашего прибытия. Связи ни с кем не имею. Ищем уже который день хоть какого-нибудь хозяина! С ног сбились, да и эшелоны надо встречать. Оборону подготовили... - добавил Яманов, видя, каким сердитым стало лицо Гришина, - О противнике известно только то, что на нашем и Могилевском направлениях действует танковая группа Гудериана в составе трех корпусов. Номеров его дивизий не знаем.
   - Канцедал приехал?
   - Часа за три до тебя.
   - Плохо, что связи с командованием нет. Вперед идти - никакого смысла, надо сначала дивизию собрать. Крейзер, говоришь? - переспросил Гришин, задумчиво щуря глаза, - Мы с ним в академии вместе учились. Друг мой старый. Отличная у него дивизия, даже танки есть. Вот что: найди мне срочно Канцедала, Зайцева и Румянцева.
   - Где Зайцев, я не знаю, Румянцев уехал в Могилев, там должен быть штаб какого-то корпуса, а Канцедал здесь.
   Днем 4 июля полковник Гришин и его замполит старший батальонный комиссар Канцедал, помотавшись по пыльным дорогам, нашли под Чаусами штаб 20-й армии генерала Курочкина. Гришин знал командующего еще с юности, по боям с бандами Антонова на Тамбовщине. Тогда Гришин служил взводным в полку, которым командовал Курочкин. Они не виделись много лет, и вряд ли Курочкин помнил всех своих взводных.
   Полковник Гришин представился генералу. Прошли в полевую палатку. На складном столе лежала карта.
   - Вот что, полковник. Пока штаб вашего корпуса не прибыл, подчиняю вас генералу Бакунину. Его шестьдесят первый корпус имеет задачу обеспечить оборону от Орши до Могилева и южнее по восточному берегу Днепра.
   - У меня еще не все части прибыли, товарищ генерал. И половины дивизии нет.
   - У Бакунина примерно так же. Есть такие, у кого дела и хуже ваших. Собирайте дивизию как можно быстрее. Вот ваша полоса обороны... - генерал наклонился к карте.
   - Многовато, товарищ командующий, - взглянув на полосу, уверенно возразил Гришин.
   - Будет возможность - уплотним. Все.
   Полковник Гришин по внешнему виду генерала, интонациям его голоса пытался дополнить впечатления об обстановке, но командующий говорил по-военному четко, кратко, без каких-либо эмоций, очень спокойно.
   Более чем на семьдесят километров от Орши до Могилева приходилось четыре советские дивизии. Людей в них было меньше половины положенного по штату. Десятки эшелонов этих дивизий еще тянулись по железной дороге, то и дело подвергаясь налетам гитлеровской авиации. Но на картах генерала Курочкина и штаба Западного фронта уже были обозначены номера этих четырех дивизий.
   Эшелон с батальоном капитана Лебедева 624-го стрелкового полка майора Фроленкова под бомбежку попал на перегоне Рославль - Кричев. Было около 6 часов утра, бойцы еще спали в теплушках, как близкий грохот потряс состав и вагоны заскрипели от резкого торможения. Люди, едва проснувшись, стали прыгать друг на друга, скатываясь по насыпи. Самолеты, сбросив бомбы, развернулись для второго захода. Дали несколько густых очередей по разбегавшимся по сторонам людям и улетели на запад.
   Капитан ветеринарной службы ветврач полка Никтополион Набель, бурый от загара здоровяк с совершенно белыми, выгоревшими на солнце волосами, выскочил из вагона вместе со всеми и, пока самолеты стреляли, лежал, вжавшись в землю и ожидая скорой смерти. Когда самолеты улетели, и он услышал голоса живых, Набель встал, отряхнулся и пошел в голову эшелона, где горели несколько вагонов. Рельсы от взрыва бомбы загнулись, как салазки, повсюду лежали и стонали люди, а один, убитый, по виду совсем мальчишка, висел головой вниз и на лице его застыла гримаса ужаса.
   Дикое ржанье раненых лошадей било по нервам, в вагоне, где они стояли, все было забрызгано кровью. Одну лошадь взрывом выбросило из вагона на насыпь. "Батюшки! У ней и передних ног нет! - с ужасом пронеслось в голове у Набеля. - Надо пристрелить беднягу". Гоняясь за басмачами в пустынях Туркестана, он не раз видел смерть, но за последние годы отвык от крови, поэтому кобура его пистолета расстегнулась не так быстро, как раньше.
   - Ну, стреляй, что смотришь! - услышал он сзади чей-то голос.
   - Не могу, пистолет заело.
   В глазах лошади застыло такое страдание, что Набель никак не мог заставить себя выстрелить в нее. Наконец, он все же нажал на курок, и, не глядя под ноги, побежал прочь, с трудом сдерживая нервную дрожь.
   Горели вагоны, но их никто не тушил. Все были так потрясены внезапной бомбежкой, что не знали, за что браться.
   - Вагон со снарядами загорелся! - раздался чей-то крик.
   Через несколько минут раздался страшный протяжный взрыв, и, когда Набель оглянулся, то увидел вместо этого вагона огромную, густо дымящуюся воронку. Куски горящего дерева и металла разлетелись по сторонам, от них загорелось еще несколько вагонов, и Набель, уткнувшись лицом в землю и весь сжавшись, ждал взрывов еще несколько минут.
   Наконец, наступила тишина, потом стали слышны голоса и команды, кое-где слышался нервный, неестественный смех. Набель встал и снова принялся отряхиваться. Рядом все еще лежал боец, закрыв лицо руками.
   - Эй, парень, вставай. Или контузило?
   Капитан Набель взял его за руку и вздрогнул: на лице была огромная кровавая яма.
   Через час бойцы, так и не доехавшие до фронта, были похоронены, сгоревшие вагоны отцеплены и сброшены под насыпь, и эшелон снова медленно покатился к фронту. Двадцать человек батальон Лебедева похоронил в Калуге, когда там бомба попала в вагон. Казалось, это был такой глубокий тыл, что стыдно погибать... И вот еще братская могила, куда легли тридцать так и не выстреливших ни разу во врага бойцов.
   К вечеру эшелон остановился у какого-то полустанка.
   - Почему стоим? - залезая на подножку паровоза, прокричал капитан Лебедев.
   - Дальше не повезем. Фронт совсем близко, - ответил машинист.
   - Сколько отсюда до Орши?
   - Километров шестьдесят, не меньше, - ответил пожилой усатый машинист. - И топливо у нас кончилось, капитан.
   - Ты мне не темни! Впереди нас сколько эшелонов прошло!
   - Прошло-то прошло, да обратно никого. Слышите, где уже гремит? Нет, дальше не повезем. Ты понимаешь, что я могу тебя прямо под танки привезти? взорвался машинист.
   - Если их авиация впереди бомбит, то фронт еще далеко. Ты сводку слыхал?
   - Слыхал. Немцы еще позавчера были у Борисова и Могилева, а сейчас кто знает где. Ведь как прут-то!
   К паровозу подошел лейтенант Корнилин, адъютант старший батальона, жилистый, небольшого роста парень с тонкими чертами лица.
   Капитан Лебедев спрыгнул с подножки паровоза.
   - Боятся дальше ехать, да и говорят, что топливо у них кончилось.
   - Товарищ капитан, я на гражданке помощником машиниста работал, как раз на "щуке". Разрешите, я сам поведу. Так вернее будет. А топливо - долго ли шпал напилить, вон их, целые штабеля лежат.
   "Конечно, надо помаленьку ехать, не топать же еще с полсотни километров, - думал капитан Лебедев, - А если на танки напоремся? Нет, рискнуть стоит".
   Пока бойцы пилили шпалы на топливо, лейтенант Корнилин осваивался в кабине машиниста. Помощник машиниста и кочегар незаметно ушли, но старый машинист в последний момент решил все же остаться.
   - Корнилин! Лукьян, трогай, браток! - крикнул капитан Лебедев и побежал к первой теплушке.
   Поздно вечером эшелон с батальоном был на станции Зубры. Оттуда хотели ехать и дальше, на Оршу, но комендант божился, что там уже немцы, и Лебедев решил разгружаться.
   - Ну, Корнилин, молодец ты! Теперь нам главное - найти своих из дивизии. Комендант говорит, что до нас тут был эшелон, он спрашивал, откуда - арзамасцы. Наши, значит. Командиров рот ко мне. Проследи, чтобы в вагонах ничего не оставили. Я буду на станции. Охранение из четвертой роты поставь.
   - Алексей Александрович! Срочно! - выходя из резко затормозившей машины и отряхивая пилотку от пыли, позвал полковник Гришин своего начальника штаба Яманова. - Получен приказ командующего фронтом: сдать свои позиции соседям и выводить дивизию в Сухари, это километров двадцать восточнее Могилева. Переходим в тринадцатую армию. Сегодня у нас какое число? Восьмое? - и после паузы Гришин глубоко вздохнул. - Убит командующий тринадцатой армией генерал Филатов. Заступил генерал Ремизов...
   - Командующий армией убит? - недоверчиво переспросил Яманов, но тут же о деле. - Сдать позиции соседям, а самим в тыл? Ведь здесь и так фронт в нитку. Немцы к Орше подходят, здесь могут быть и завтра.
   - Приказ. Там виднее.
   - Какая хоть в целом обстановка на нашем направлении, что-нибудь удалось уточнить?
   - В штабе армии и сами толком ничего не знают, - зло ответил Гришин. Все только в общих чертах. Там нет и половины работников штаба, эти-то еле вырвались из-под Минска. Да еще командующий убит... Дали ориентировку, а сколько у Гудериана дивизий - узнавайте сами. Западнее Минска две наши армии в окружении. Вот такие, брат, дела... Кто у нас еще прибыл, пока меня не было?
   - Да никого больше! Имеем пять батальонов пехоты и два дивизиона артиллерии, не считая полковой. Дороги бомбят, везде заторы. Корниенко и Фроленков прибыли, но у обоих пока только по батальону. Растеряем дивизию, Иван Тихонович. Плохо дело. Штаб нашего корпуса тоже еще не прибыл?
   - Нет еще. Да-а, дела... Голова в Орше, а хвост, наверное, еще и Москву не прошел. Долго, долго собираемся, - Гришин устало потер лоб ладонями, встряхнулся. - Так. Готовь приказ на марш в Сухари.
   Яманов достал карту, и они быстро набросали маршруты движения.
   - Соседям дай знать немедленно, - сказал полковник Гришин. - У тебя еще есть связь с теми, кто в Зубрах? Пусть все наши части, которые будут прибывать туда, направляют в Сухари, и как можно скорей. Да, придется потопать: почти семьдесят километров до этих Сухарей. Пошли ко мне Кузьмина, я в машине буду, сутки ничего не ел.
   Восьмой месяц командовал Иван Гришин 137-й стрелковой дивизией, и какая дивизия ему досталась! Счел за честь ее принять, когда предложили, хотя до этого занимал должность более высокую - начальника отдела боевой подготовки Московского военного округа. Сам ее готовил к прошлогодним наркомовским учениям, и подготовил, надо думать, неплохо: орден Красной Звезды получил, именные золотые часы от наркома, а дивизия - сразу два переходящих Красных Знамени от округа и от наркомата обороны.
   "Дивизия сколоченная, вооружение, оснащение - как положено, люди замечательные, а в бой, наверное, придется вступать сходу и по частям, думал Иван Тихонович. - Эх, не так все представлялось... Разве могли предполагать, что столько потеряем еще по дороге. Хотя бы еще неделю сроку! Главное - кулак собрать. А тут опять переброска, и так все запутано до предела. Еще и воевать не начали, а нервов уже натрепали. Явно, что участок фронта, на который мы прибыли - наиглавнейший. Для Гудериана - прямая дорога на Москву. Но до чего же быстро он продвигается...".
   И Гришин вспомнил, что читал его нашумевшую в военных кругах книгу "Внимание! Танки!". В Польше отличился, от Бреста до Минска вообще за неделю прошел. - "Сколько же все-таки у него сейчас танков? Удивительно, что пробивная сила его дивизий не снижается. Хотя на Березине топчется уже который день. Спасибо Крейзеру, сколько дней для нас выиграл... Не может быть, чтобы немцы не понесли за это время серьезных потерь... Скорей бы у себя порядок навести..." - думал полковник Гришин.
   Уже несколько часов без привала шел пыльными дорогами от Орши на юг полк Ивана Григорьевича Малинова. Колонны его батальонов и батарей растянулись на несколько километров.
   - Когда у нас большой привал? - догнал своего начштаба полковник Малинов.
   - В семнадцать часов, в Каменке, - ответил капитан Шапошников. - Но, товарищ полковник, может быть, сделаем позднее, и не в Каменке, а вот здесь, - он показал по карте. - А то немецкие самолеты уже несколько раз колонны облетали, но ни одной бомбы не сбросили. Такое чувство, что ждут, когда мы всем полком привал сделаем.
   - Хорошо, распорядитесь по батальонам.
   С удивлением смотрели издали бойцы и командиры полка Малинова, как самолеты с черными крестами разгружали бомболюки над Каменкой, откуда всего лишь за полчаса до этого полк был выведен в лес.
   - Кого они там бомбят, товарищ капитан? - спросил лейтенант Тюкаев начштаба полка.
   - Нас, должно быть, - ответил Шапошников, - Немцы, видишь ли, нация пунктуальная, еще в ту войну себя так показали. Приказ выполняют с методической точностью. - А про себя Шапошников подумал: "Что-то здесь не то... Откуда бы немцам знать, что мы именно в это время должны быть в Каменке?"
   Многокилометровый марш по жаре с полной выкладкой так утомил бойцов, что когда прозвучал сигнал "Привал!", большинство сразу же сели или легли, где попало, только сняв вещмешки, скатки и расстегнув ремни.
   Лейтенанту Вольхину тоже очень хотелось снять сапоги, но он даже не присел, а пошел искать старшину роты, чтобы накормить людей. На опушке леса он встретил полевую кухню. И в ней, на удивление, что-то варилось, а вокруг толпились и постукивали котелками бойцы.
   - Это когда ж ты успел? - спросил Вольхин черного, как чугунок, повара.
   Он был узбек, но звали его по-русски, Миша. Имя его произносили мягко, с "я" на конце - Мишя, как он себя называл.
   - В той деревне еще заправил. Конь идет, еда варится, только дров клади.
   - А что варишь?
   - Кашю, - ласково и мягко ответил Миша.
   Вольхин весело усмехнулся и пошел к своим. Встретил его взрыв хохота. "Опять Савва развлекает..."
   - Послушай, командир, какой сон нашему старшине приснился. Перед отъездом он все выдавал да выдавал, обмундирование, сбрую всякую, и довыдавался - приснилось, что...
   - Командиров взводов к командиру роты! - раздалась команда.
   Все дружно хохотали.
   - ... И одному взводу не хватило!
   Вольхин так и не дослушал, что же такое приснилось их старшине.
   - Взвод, котелки достать, обед будет, - сказал он и пошел к ротному.
   К вечеру 11 июля полк Малинова после изнурительного семидесятикилометрового марша втянулся в село Сухари. Едва услышав команду "Привал!", бойцы валились на обочины. От хат уже спешили женщины с кринками, и в эти же минуты по селу понеслись крики: "Воздух!", "Воздух!". Группа самолетов на бреющем пронеслась над селом, стреляя из пулеметов. Визги женщин, команды, матерщина, стрельба слились в сплошной треск и гул. Машины, повозки, упряжки с орудиями рванулись в разные стороны, прячась за избами и деревьями, а фонтанчики пыли от пуль взметнулись по всей улице.
   Второй заход самолетов был встречен хоть и не дружным, но все-таки залпом винтовок и пулеметов. Третьего захода не было, большинство бойцов еще лежали, но кое-где уже слышался смех, неестественный, какой бывает после пережитого страха.
   - Товарищ командир, один, кажется, подбили, к лесу потянул, - к Васильчикову подбежал лейтенант Христенко, командир зенитно-пулеметной роты. - Разрешите сбегать, хвост дымный был, и сел недалеко, километра два, не больше.
   - Давай, Христенко, и тащи его сюда, если живой.
   Заметив, что младший политрук Иванов о чем-то разговаривает с бойцами своей батареи, замполит полка Васильчиков направился к ним. Младший политрук Иванов, или как называли его друзья-артиллеристы - Женя, недавний выпускник военного училища, нравился Васильчикову. Энергичный, разговорчивый, не как некоторые, что двух слов не свяжут. На батарее его уважали, и за дело.
   - Ну что, ребята, пошерстил нас немец? - спросил, подойдя, Васильчиков.
   - Потерь на батарее нет, товарищ комиссар, все нормально, - ответил на одном выдохе младший политрук Иванов.
   - Сержант Печенкин, расскажите, как действовали, - улыбнулся Васильчиков.
   - Услышал команду "Воздух!", ну, соскочил с повозки - и в рожь. Сначала было, конечно, не по себе, особенно когда пулеметная очередь в нескольких метрах просвистела, но потом ничего, повернулся на спину и стрелял вместе со всеми. Кажется, даже лицо летчика видел. А, в общем, ничего особенного, товарищ комиссар, - улыбнулся сержант.
   - Ну, молодцы, ребята. Действовали правильно и без паники. Политрук, позаботьтесь, чтобы бойцы отдохнули. Лошадей и орудия замаскировать, но быть в готовности к маршу.
   - А ночевать разве не здесь будем, товарищ комиссар? Опять топать? послышался чей-то голос сзади.
   - Пока задача была - прийти сюда, - уклончиво ответил Васильчиков. Он повернулся и зашагал по дороге к штабной машине.
   - "Эмка" командира дивизии, товарищ полковник, - услышав шум мотора, выглянул из окна избы капитан Шапошников.
   - Что тут у вас было? Опять бомбили? - устало спросил полковник Гришин, войдя в избу. - Дайте воды. - Сел на лавку у стола. - Все в сборе? - Поднял глаза на стоявших перед ним командиров, жадно выпил кружку воды. - Ставлю задачу. Все к карте. Противник форсировал Днепр. Да, уже, - сказал он, заметив удивленные взгляды окружающих. - Еще вчера утром в районе Быхова. Положение там крайне сложное. Какими силами? Предположительно до дивизии. Сейчас накапливается на плацдарме. Нам приказано сбросить противника в Днепр... Людей накормили? Через... - Гришин посмотрел на часы, - час сорок подъем и - вперед. Смотрите маршрут полка, - отчеркнул карандашом по карте. - Двигаться в предбоевых порядках, батальонными колоннами. Артиллерии идти впереди, возможна встреча с танками. Итак, готовиться к маршу. Алексей Александрович, - повернулся Гришин к Яманову, которого он не видел с утра, и даже не удивился, что он тоже здесь, - выйдем покурить.
   Встретился с удивленным взглядом Малинова, но ничего ему не сказал. Сели на чурбачки возле поленницы.
   - Иван Тихонович, объясни, что за спешка идти на ночь глядя, - Яманов взмахнул папиросой. - Люди хоть и бодрятся, но устали, все же третьи сутки на ногах. Если бы завтра здесь день постоять, то дивизию, может быть, всю и собрали бы, а так - неужели по частям в бой вступать будем? И еще двадцать километров марша!
   - Обстановка настолько тяжелая, что даже часы сейчас все решают, нахмурился Гришин и жадно затянулся папиросой. - У Быхова одна наша дивизия, да и та растянута километров на пятьдесят. Да, переподчинили нас сорок пятому корпусу Магона, я тебе о нем рассказывал.
   - А генерал Еремин где?
   - По последним данным, подходит к Чаусам, но что там у него неизвестно. Дивизия Скугарева выехала следом за ним, но еще ни одного полка не прибыло. О Владимирской дивизии вообще сведений никаких. Есть еще одна дивизия, 132-я Полтавская, генерала Бирюзова, но она только начала выгрузку в Чаусах. На завтра назначен общий контрудар, привлекается в общей сложности пять дивизий, но сил в них и на одну не будет. И попробуй сейчас организуй этот контрудар, на таком пространстве и в такой спешке. Гудериан нас ждать не будет. Если за эти два-три дня его здесь не сбросим в Днепр, выйдет танками на Варшавское шоссе и - прямиком на Кричев. У нас в дивизии хоть какой-то кулак. Маршал Тимошенко на нас в основном и надеется.
   - Да, кулак... Пять батальонов пехоты. А участок какой? На нем и всей дивизии было бы слишком просторно. И где точный рубеж развертывания?
   - Ну, давай еще уставы вспоминать, - Гришин, зло кусая губы, затушил папиросу каблуком сапога. - Пойдем еще раз все прикинем по карте, и я к Смолину и Малыху, а ты за работу. Подумай, кого здесь оставить из штаба, пусть встречает остальных. Пехоту с артиллерией по общему маршруту, а тылы здесь попридержим.
   Оба вошли в избу. Капитан Шапошников как раз ставил задачи командирам батальонов и батарей. Вдруг за окнами послышался громкий смех и крики, по-немецки, но женские.
   - Что там такое? Похлебаев, посмотрите, - попросил Шапошников.
   Через минуту в избу, едва сдерживаясь от смеха, вбежал старший лейтенант Похлебаев:
   - Летчика со сбитого самолета привели, вернее - летчицу!
   - Вот это да... - Шапошников, едва сдерживая улыбку, посмотрел на полковника Гришина.
   - Да такая нахалка - кусается, царапается, орет! Куда ее?
   - А Потехин где? Сдайте ее ему, - распорядился Шапошников. Старший лейтенант госбезопасности Потехин был уполномоченным особого отдела в полку Малинова.
   К полуночи 771-й стрелковый полк вышел из Сухарей, держа направление строго на юго-запад. На улицах села остались огромные копны из скаток и вещмешков - для скорости решено было все лишнее оставить на месте. Дорог был каждый час, поэтому пехота то и дело переходила на бег, ездовые не жалели вожжей, подгоняя свои упряжки с орудиями. Незаметно наступил рассвет, поднялось жаркое июльское солнце, а колонны полка без привалов проходили маленькие деревушки, стараясь миновать их быстрее и выйти на лесные дороги. Но с каждым часом темп марша падал, сказывались многосуточная усталость и бессонные ночи.
   После полудня стал слышен гул боя, пока еще отдаленный и слабый. Несколько раз мимо колонн проезжала машина с командиром дивизии, словно торопя людей, но и к вечеру полк не вошел в соприкосновение с противником, хотя ушел от Сухарей больше, чем на тридцать километров.
   Полковник Гришин мысленно невольно радовался, что дивизия все еще не вступила в бой. Нетрудно было бы представить, что это за бой - прямо с марша. Объезжая колонны батальонов своей дивизии, он видел, как устали люди. Пехотинцы шли с мокрыми от пота спинами, с разводами соли на гимнастерках. Но все же и приятно было видеть, что колонны не растянулись, а шли компактно.