служащим, который говорил только по-итальянски и при слове " -->
giornalisti " воздевал руки к небу. Этим он, видимо, давал понять, что мне
следует обратиться в кабинет, расположенный выше, поскольку я, как известный
писатель и журналист, имею право на особо предпочтительное обслуживание.
Ну, ладно. Я поднялся на самый верний этаж и разыскал там вторую
секретаршу, которую мне на нижнем этаже определили как соответствующую моему
уровню. Она мне сообщила по-итальянски, что итальянское правительство для
известных художников и ученых, желающих посетить Италию, приготовило особые
удостоверения, владельцы которого получают гарантированную
семидесятипроцентную скидку на проезд по итальянским железным дорогам, и
которым оказывается особое гостеприимство, поскольку наше туристическое
агенство... но это мы уже знали. Моя жена - самая лучшая из всех жен - не
могла скрыть свою радость по поводу этой милости судьбы и тут же
постановила, что на сэкономленные суммы мы купим на флорентийском соломенном
рынке еще три сумочки. Я, в свою очередь, отсчитал этой служащей эквивалент
шести тысяч лир, после чего меня попросили назавтра придти для выполнения
некоторых оставшихся формальностей.
Ну, ладно. Когда на следующий день мы в указанный срок снова появились
у этой секретарши, она сообщила, что, к сожалению, не сможет вручить нам
чудодейственное удостоверение, поскольку это относится к исключительной
компетенции Министерства иностранных дел Италии. Она, однако, направила уже
три настоятельные телеграммы в Рим, в " --> Ufficio Stampa ", где нам
должны подготовить этот документ.
- Синьорина, - возразил я ей по-итальянски, - у меня нет намерения
посещать Рим.
- Вы должны это сделать, - возразила в свою очередь секретарша. - Рим
осенью просто великолепен.
Я внес компромиссное предложение, что в таком случае снимаю свою заявку
на проездную скидку, но она была неумолима:
- Итальянское правительство придает большое значение тому, чтобы вы
увидели всю Италию!
Ну, ладно. Мы приземлились в Неаполе, увидели его и умерли. После этого
мы поехали на поезде в Рим, пока что за полную стоимость. Мы прибыли туда в
три утра и попросили заспанного шофера такси отвезти нас в самый дешевый
отель. Поскольку он понимал только по-итальянски, он привез нас в
Гранд-отель "Маджестик", который мы можем от всей души порекомендовать всем
нашим друзьям-миллионерам; это такой маленький постоялый двор, где самый
дешевый номер стоит пятьдесят долларов.
Ну, ладно. В конце концов, должны же мы были где-то отдохнуть от
бессонной ночи.
На следующее утро мы направились в управление. Я остановил проезжавшее
такси и назвал цель с чувством собственного величия:
- Уфицио Стампа!
Спустя полчаса нас высадили перед Римским Форумом, просторным,
необычайно впечатляющим местом (я имею в виду эти мерзкие руины). Я
попытался выяснить у шофера хотя бы маленький намек, указывающим на
"Уфицио", не говоря уже о "Стампа", но поскольку он понимал только
по-итальянски, мы продолжили поездку в направлении Болоньи. На пути к этому
сверхитальянскому индустриальному городу с нами произошло первое чудо: перед
самой Сиеной наш автомобиль задержали дорожные полицейские, которые говорили
пару слов по-французски, и сообщили нам, что итальянское выражение "Уфицио
Стампа" означает не "Минстерство иностранных дел", как мы полагали, а
"прессбюро", что, естественно, допускает различные толкования.
Мы извинились перед водителем за недопонимание и бодро повернули назад.
Итальянское министерство инстранных дел занимало свыше трехсот дней
этой плодородной земли и было выстроено в поздне-муссолиниевском стиле из
цельного куска мрамора. Чтобы не тратить зря времени, мы обратились прямо к
двум меченосцам-херувимам, охраняющих вход, и спросили их, где находится
прессбюро. Один херувим так и стоял, как глухонемой, второй понимал только
местный диалект, то есть итальянский. К этому времени животворное
средиземноморское солнце уже перешагнуло зенит, так что наши желудки начали
издавать явственное урчание. Оно звучало, как разухабистое пение ямщика на
неровной дороге. По этим мелодиям мы и нашли Уфицио.
Дружелюбный служащий встретил и с большим интересом выслушал наш
пространный рассказ об удостоверении на особую скидку, которое должно нас
тут ждать. К несчастью, единственный язык, которым он владел, был язык его
матери, итальянки. Нам показалось, что в потоке его сплетенной из
комплиментов речи снова и снова мелькало слово " --> subito ", а больше
ничего существенного мы не поняли.
Самая лучшая из всех жен не потеряла голову от такого неуважения и
остановила служащего внезапным решением, сунув ему под нос наше
пресс-свидетельство об аккредитации, отчего он радостно заулыбался и кроме
того воскликнул пару раз: "Израиль! Израиль!". Затем он оставил нас в
соседней комнате и вернулся с другим служащим, в котором мы сразу же
признали еврея, поскольку у него были черные волосы и соответствующий говор
с быстрой жестикуляцией, как у всех итальянцев. Мы были спасены. Вечный жид
обнял нас, потряс за плечи и ликующе воскликнул на безупречном иврите:
- --> Эйхман! Эйхман!
Мы объяснили ему, что пытаемся получить обещанные нам удостоверения на
скидку, поскольку не в состоянии больше бросать в пасть этой банде
грабителей из Гранд-отеля по пятьдесят долларов.
Вечный жид погрузился в глубокие раздумья. Потом он сказал:
- Эйхман!
Это был далеко не удовлетворительный ответ, однако, к счастью, в этот
момент появился директор Уффицио, элегантный, со светскими манерами тип с
беглой итальянской речью. Он исследовал мое свидетельство об аккредитации в
течение получаса, пробормотал что-то похожее на " --> уно моментино " и
скрылся со своими помощниками в соседнем конференц-зале.
К вечеру он вышел наружу и жестами обратился ко мне с речью, которой не
было конца.
- Сэр, - прервал я его в конце концов и, как всегда в таких случаях,
собрал все свои знания английского. - Почему вы говорите со мной
по-итальянски, когда видите, что я не понимаю ни единого слова.
Однако, директор не понял ни единого слова, поскольку говорил только на
итальянском.
И снова к нам на помощь пришел вечный Жид:
- У нас же есть --> interpreti , - воскликнул он и стукнул себя
ладонью по лбу.
Это означало решительный поворот к лучшему, может быть, шаг к победе
социализма уже в наши дни. Мы выскочили на улицу, шустро промчались через
весь город и нашли в прилегающих лесах официального переводчика итальянского
правительства, довольно молодого, хорошо одетого мужчину, который принял нас
с общеизвестным итальянским гостеприимством. Он, несомненно, был
интеллигентом, окончил университет в Падуе по курсу истории искусств, а
также имел, как мы смогли установить, пересыпая разговор различными именами,
прекрасное представление об итальянской литературе. Собственно, у него был
только один недостаток: он не говорил ни на одном языке, кроме итальянского.
Через некоторое время я поделился с самой лучшей из всех жен своим
раздумьем, не прыгнуть ли нам лучше через окно в этот прекрасный сад и не
скрыться ли в темноте. Моя супруга ответила неопровержимым аргументом, что
семьдесят процентов - это, в конце концов, семьдесят процентов. Я ощутил,
как во мне поднимается жуткая ненависть к флорентийским соломенным сумкам.
Мы решили вернуться назад, к директору бюро-Уфицио: кроме меня самого,
еще и моя жена, служащий, вечный Жид, переводчик и еще какой-то прибившийся
к нам молодой человек, постоянно рассказывавший нам анекдоты на
неаполитанском диалекте и при этом едва удерживающийся от смеха.
Придя в Уфицио, я подвинул к себе блокнот директора, нарисовал
примитивную железную дорогу с облаками дыма над ней и дополнил графическое
изображение следующим текстом: "70% - giornalisto - prego".
Это, несомненно, пролило немного света на ранее совершенно темное дело.
Директор снова бросил свое "un momentino", схватил издание конституции
Республики в кожаном переплете и принялся учить ее наизусть. Между тем,
неаполитанский рассказчик анекдотов вручил мне кипу формуляров, которые, как
мне разъяснил переводчик, я должен заполнить на понятном, хорошо читаемом
итальянском языке. Я наудачу вписывал в бумаги цифры, даты и знаки
препинания. В самых отчаянных случаях я вставлял фразу " --> Spagetti
alla Bolognese ".
По завершении этой анкеты изучения общественного мнения, неаполитанец
взял меня за руку и вывел на улицу. Мы пересекли Тибр и проследовали к
одинокому зданию на окраине города, где поднялись по нескончаемым лестницам
и оказались перед окошком, напоминающим билетную кассу. Поскольку
неаполитанец попытался залезть мне в бумажник, наши руки сошлись в немой
схватке - пока не выяснилось, что он всего лишь хотел взять у меня шесть
тысяч лир.
С помощью международного кода я дал ему понять, что уже все оплатил в
Тель-Авиве, для чего процитировал главу из "Ада" Данте. И дал ему шесть
тысяч лир.
Когда мы вернулись к туда, откуда вышли, я нашел самую лучшую из всех
жен в весьма тревожном состоянии: поникшую в кресле, вытаращившую
остекленевшие глаза и прерывисто дышащую. Как благородный человек, я должен
добавить, что и директор Stampa уже двенадцать часов ничего не ел. Он лишь
неустанно листал разные бумаги в поисках моего имени. Внезапно - я никогда
не забуду этот миг - это было как озарение - : внезапно я усмотрел на одном
из листков, в самом верху, имя Кишон. Трясясь, я показал на соответствующее
место и закричал изменившимся от волнения голосом:
- --> Mio! Mio! Mio !
Директор недружелюбно посмотрел на меня и утопил в нервозном словесном
потоке, который я, вследствие своих скудных познаний в итальянском, вообще
не понял, но который для меня, благодаря обилию жестов, значил примерно
следующее:
- Да, да. --> Bene, bene . Мы допускаем, что это ваше имя. И мы
допускаем, что вот это - обозначение иностранного журналиста, который имеет
право на скидку на проезд. Ну, и что дальше? Что дальше?
После тупой, молчаливой паузы директор сново обронил свое "моментино",
поднял телефонную трубку, долго и нудно говорил с кем-то, явно своим
начальством, после чего начал писать доклад в восьми экземплярах, причем
самым медленным образом, выписывая его на бумаге большими буквами времен
Юлия Цезаря. Как только очередной лист был готов, он сразу же отправлялся
спецкурьером государственной контрольной службы. В процессе этого директор
бросал на меня столь свирепые взгляды, что я, в конце концов, начал
задаваться вопросом, не собирается ли он вместо разрешения на скидку
выписать ордер на арест.
Настал момент, когда этот длиннейший протокол был завершен. Как только
это произошло, директор, не медля более, умчался посоветоваться с министром
внутренних дел, на самом высшем уровне. Только раз потом он сунул голову в
дверь и спросил, чего же мы все-таки хотели. Самая лучшая из всех жен, и это
невозможно отрицать, была на грани нервного срыва, у нее срывались с губ
лишь короткие резкие крики: "Quanto costa? Quanto costa?".
Тут и сам директор заметил, что мы стали слишком нетерпеливы, позвал
портье и поручил ему немедленно принести нам какой-нибудь итальянский
журнал. В конце концов мы уснули.
Когда мы проснулись, то обнаружили, что нас окружает весь персонал
Уффицио Стампа. И все улыбались. В центре стоял директор и собственнноручно
протягивал мне заветное удостоверение. Жаль только, что я не мог прочитать
текст, поскольку он был на итальянском, но дружеское окружение согрело наши
сердца, и мы с надеждой вышли в холодную ночь...
- Удостоверение? Что удостоверение? - спросил портье отеля на ломаном
немецком. - Бумага писать, ты завтра едете министерство транспорта.
Transportino.
Скорее мертвыми, чем живыми чувствовали мы себя на шелковых постелях
под парчовыми балдахинами. За это время Гранд-отель сдал наш крошечный, до
смешного маленький пятидесятидолларовый номер, и теперь оставались
свободными только бывшие апартаменты Его величества короля Виктора-Эммануила
Первого, ежедневная цена сто пятьдесят долларов.
После спокойного, освежающего забытья продолжительностью в десять минут
меня разбудила моя жена и предложила более не заниматься вопросом скидок на
проезд, даже ни самую малость, поскольку даже самая малость сведет нас в
могилу.
- Женщина, - возразил я, - дело не в семидесяти процентах. - Дело в
человеческом достоинстве, как таковом...
С небрежно брошенного слова "Transportino" начали мы следующим утром
наше новое турне на такси. Мы даже начали испытывать известное расположение
к римским шоферам. Водитель понимал нас с полуслова. Вскоре мы остановились
перед грандиозным дворцовым порталом, вход в который охраняли двое с
алебардами в помпезных старомодных одеяниях. Мы вошли внутрь, пересекли
музей Ватикана, вышли из него с другой стороны, сняли двуколку, только в
этот раз сказали не Transportino, а Transportatia, и достигли Сорренто,
этого известного, расположенного среди прекрасных дубрав, курорта.
Признаюсь, к этому моменту я был совершенно сломлен в духовном,
душевном, физическом и финансовом отношении. Со страхом я покосился на жену.
Оказалось, что я имею настоящего спутника жизни. Самая лучшая из всех жен,
сжав губы, повторяла с горестной решимостью:
- Гад будет, кто сдастся. Мы все равно найдем это проклятое
министерство транспорта, даже если придется погибнуть.
Невозможно описать душевное состояние, в котором мы снова пустились в
поиски. Должно быть, так же чувствовали себя первые христиане, выходящие в
Колизее на рандеву со львами...
И еще до заката мы стояли у министерства транспорта. Как мы его
отыскали? Не хватит времени и места описать эту совершенно невероятную
историю, в которой сыграли ведущие роли один терпеливый водитель авобуса,
один южноафриканский пилот и один добросердечный официант, чей дядя в -->
Ферраре , по счастью, немного понимал по-английски.
В министерстве транспорта нас приняли с явной антипатией, ослабленной
только неожиданностью нашего появления. Полагаю, что я оказался первым
иностранным журналистом, пробившимся сюда за последнее время.
С новой силой предприняли мы атаку. Нами управляла на всех стадиях
служебная клавиатура от --> piano superiore через --> andante
cantabile вплоть до --> allegro moderato . С помощью выразительного языка
жестов, который мы постоянно использовали, нам удалось разъяснить свою
просьбу: Мы - чш-чш-чш - поезд - (дополнительное пф-пф-пф) - giornalisti -
чш-чш-чш - --> riduzione - 70% (специальная запись). Новые формуляры по
предоставлению соответствующих субсидий были заполнены и отправлены. Была
созвана конференция. Телеграфные провода загудели.
Уже в потемках покинули мы благословенное здание. В моем левом
нагрудном кармане возлежал документ в обложке из искусственной кожи,
украшенный моей собственной фотографией: --> Ferrovie dello Stato ...
--> a tariffo ridutto del 70% ...
Молча шагали мы под блистающими на небе звездами. Слезы радости и
избавления текли по нашим ввалившимся щекам. Ни одну бумагу в жизни мы не
могли бы назвать столь важной. И не имело никакого значения то, что она уже
была нам вообще не нужна. Потому что мы, как это и предполагало
многоотраслевое правительство Италии, уже объехали полcтраны. Правда, за
полную стоимость.
Стамбул - большая столица с числом жителей, которое почти достигает
Израиля. Однако никто и слыхом не слыхал о Стамбуле, пока не начали крутить
фильм об этом городе. Этакий триллер под названием " --> Топкапы ", в
котором Питер Устинов выкрал драгоценные камни из короны, ну, вы помните.
Так что нет ничего удивительного в том, что самая лучшая из всех жен
изъявила настоятельное желание посетить этот город, чтобы лично осмотреть
место происшествия.
Мы наняли экскурсовода и отправились в Токапы, который уже успели
превратить в национальный музей, чтобы шаг за шагом обследовать с открытыми
ртами лабиринты великолепного дворца. Я решительно утверждаю: в том, что
касается величия и блеска, нигде невозможно найти что-либо подобного, - ну,
разве что, современный Кремль, возможно, представляет собой исключение.
- Этот объект, действительно, является сокровищницей древней культуры и
цивилизации, - произнес экскурсовод, надуваясь от официальной значимости. -
Здесь собрано неисчислимое количество произведений искусства. Здесь
находится знаменитая библиотека султанов, а также гигантское собрание
миниатюр со всего света. Что бы вы хотели посмотреть в первую очередь?
- Гарем, - ответил я.
Самая лучшая из всех жен хотела уже съязвить, что-то вроде того, что я
пошлейший пошляк, но экскурсовод правильно понял, от кого он потом получит
чаевые, и потому кратчайшим путем повел нас в эту прекраснейшую,
расточительно обставленную часть дворца. Мне кажется, Топкапы вообще был
построен исключительно для целей этого отдела. Каждая комната гарема была
сокровищем. Мягкие постели с пухлыми подушками действовали на меня
сногсшибательно, равно как и богато обставленные будуары, из которых сладкие
пчелки уходили на свою посменную работу.
- Здесь, на этом самом месте стоял заботливый султан, - сказал
экскурсовод и указал на окно, - чтобы рассматривать своих жен там, внизу, в
ванной, когда хотел выбрать ту из них, которую хотел.
Я подошел к окну и задумался о них и о нем, пока самая лучшая из всех
жен не вырвала меня из моих полигамных грез, чтобы известить, что хотела бы
еще посмотреть на мозаичные панно. Я огрызнулся, что ей не следовало бы быть
столь нетерпеливой, что у нас и дома достаточно мозаики, и вообще, мне бы
хотелось осознать общественно-политическое значение всего этого заведения.
Рассматривая через окно этот античный бассейн, который при его огромных
размерах вполне мог вместить тысячу и одну даму, я размышлял, как же, черт
побери, султан мог всю эту толпу объяснить своей жене.
- Абдул-Гамид, - говорила ему, должно быть, как-то вечером его жена, -
мне хотелось бы знать, почему ты все время стоишь у этого окна?
- Кто, я? - переспрашивал султан. - Я только хотел посмотреть, дорогая,
какая будет погода.
- А что это за женщины?
- Похоже, будет дождь.
- Я тебя спросила, что означают все эти женщины там, внизу.
- Женщины? Какие женщины?
- Вот эти банные русалки. Может скажешь, что ты их никогда не видел?
- Я смотрю только в небо, сердце мое. Красный закат сулит хорошую
погоду, верная примета, знаешь ли. А вниз я и не взглянул. Но раз уж ты
настаиваешь, - это там, внизу, действительно, выглядит как турецкие бани.
Ну, что ж, люди ведь должны где-то мыться.
- И с каких это пор внутри дворца появились общественные бани?
- Понятия не имею, дорогуша, но я распоряжусь выяснить. Если это
архитектор допустил такую ерунду, полагаю, ему следует отрубить голову.
- Абдул-Гамид, ты от меня что-то скрываешь!
- Ну, ну, мышонок, неужели ты мне опять не веришь?
- Тогда объясни мне, пожалуйста, чем ты, собственно, занимаешься каждую
ночь, когда незаметно отсюда улизываешь?
- Я?
- Да, ты! Ты сгребаешь банный халат и выскальзываешь из спальни1
- Только разве что в туалет, моя сладость.
- На три дня?
- На все требуется свое время. Кроме того, если я не могу заснуть, я
иногда играю в шахматы с евнухом. Ты же знаешь этого толстяка с мечом.
Недавно я сыграл с ним вничью. А ведь у него был лишний конь, но тут я
пожертвовал свою ладью, и знаешь...
- Три дня!
- У меня были проблемы с моей королевой.
- И потому ты вернулся полностью опустошенный, так что едва держался на
ногах.
- Ну, знаешь ли, когда у него лишний конь...
- А музыка?
- Какая музыка?
- Ты знаешь, какая именно! Ни один человек во дворце глаз сомкнуть не
может от постоянно грохочущего танца живота!
- Ты что, полагаешь, что я исполняю танец живота?
- Не ты. Они.
- Кто?
- Твои девушки.
- Любимая! Я бы просил тебя!..
- В прошлую ночь я подошла к окну и крикнула им туда, вниз, чтобы они
прекратили этот шум, у меня мигрень. Так одна из этих баб подняла такой хай:
"Заткнись, ты, там, наверху, не беспокой султана!". Что, по-твоему, это
должно означать?
- Откуда я знаю? Может быть, какая-нибудь из этих девушек замужем за
парнем по имени Султан, или что-то в этом роде. Или, может быть, так зовут
директора бассейна...
- Но я не видела там, внизу, ни одного мужчины.
- Значит, это, наверняка, очень целомудренные, стыдливые девушки.
- Целомудренные, говоришь? Они же совершенно голые!
- Кто?
- Эти твои грязные шлюхи.
- Шутишь! Ты имеешь в виду, они совсем без одежды?
- Ты меня правильно расслышал!
- Безобразие! Я проинформирую министерство полиции. Подумать только - в
моем собственном дворце! Я тебе очень признателен, что ты открыла мне на это
глаза, любимая. Голые! Тут надо срочно что-то предпринять! Я сейчас же иду
туда и лично займусь этим вопросом, и если обнаружится, что у них нет
разрешения на организацию нудистского пляжа, то я их...
- Абдул! Зачем ты берешь свой банный халат?
- Я должен идти, мышоночек. Я хочу выяснить, что там делают эти
девушки. Это вопрос принципа, ты понимаешь. Я вернусь в мгновение ока, мой
голубочек, может быть, уже в эти выходные, но уж никак не позже следующей
весны.
--> Tour d'Obл забронирован для нас номер. Вдобавок, еще в поезде мы
встретили старого друга, который временно проживал в Париже и снабдил нас
парой добрых советов:
- Вы должны быть особенно осторожны, нанимая такси, - советовал он нам.
- Просто садитесь и говорите название и адрес вашего отеля, и до выхода не
произносите ни слова. Парижские таксисты чуют инстранцев за сотню метров
против ветра. Ну, и вы знаете, какие последствия это может иметь для вашего
кошелька.
- Мы это знаем, - подтвердили мы и немедленно провели маленькие тесты
на знания языка. Поскольку самая лучшая из всех жен, происходя из
чистопородных --> сабров , хорошо владела гортанным "р", ей было поручено
произносить адрес, бегло используя нижеследующее предложение:
- --> Quinze rue St.Honorчно по-французски, но и камуфлировало бы некоторые известные неровности
в нашем произношении. И когда поезд уже подкатывал к перрону, он закончил:
- Ваш отель находится недалеко от --> Place de la Concord , в
нескольких минутах езды от вокзала. Так что такси должно вам обойтись не
больше, чем в 6 новых --> франков .
Как только мы нашли такси, и пока мы наш багаж под бдительным взглядом
шофера запихивали в багажник, наш друг открыл беглый разговорный огонь
по-французски, который мы лишь иногда прерывали крохотными частичками из
своего богатого словарного запаса вроде " --> Oui ", "Non" или немым
пожиманием плечами.
Так все и шло. После того, как мы кивнули напоследок нашему другу, моя
жена воткнула сигарету в рот, включила свое самое лучшее врожденное "р" и
сказала:
- Quinze rue St.Honorсамом
лучшем виде. Мы откинулись на сиденья, тесно прижавшись друг к другу, как
парочка влюбленных, так, чтобы наше дальнейшее молчание не бросалось в глаза
водителю. Через несколько минут мы миновали обелиск на площади Согласия. Моя
жена схватила французскую газету, которую я демонстративно держал в руке, и
нацарапала мне на ее полях своим карандашом для подведения бровей:
- Мы уже почти у отеля. Идиот-водитель считает нас французами.
Непостижимы пути твои, Господи, воистину непостижимы. - Через пару
секунд моя жена открыла свою сумочку, кинула туда испуганный ищущий взгляд и
побледнела:
- Ой! - крикнула она на громком, неподдельном иврите. - А где, черт
побери, наши паспорта?
Я быстро прикрыл ей рот (паспорта находились, как обычно, в моем правом
нагрудном кармане) и попытался рассмотреть лицо водителя в зеркало заднего
вида. Тщетно. Во всяком случае, оно не преобразилось. Только мне показалось,
что его уши пару раз вздрогнули. А больше ничего. Разве что он внезапно и
резко повернул руль налево и дал газу.
Нас охватил беспокойство. Никакого сомнения: испуганный возглас моей
супруги разоблачил нас как иностранцев. Надо было что-то предпринимать,
иначе все потеряно. В напряженной тишине - и так, чтобы водитель мог слышать
- я выпустил лучшее из своего французского:
--> - Comment allez vous? La plume da ma tante est plus belle que le
jardin de mon oncle. Garдел в зеркале заднего вида глаза
водителя, устремленные на меня, прямо на меня, большие, серые, стальные,
неумолимые глаза. Я затрясся и почувствовал, что весь покрылся испариной. В
это мгновение самая лучшая из всех жен, интуитивно почувствовав неладное,
бросилась на меня и стала целовать --> никакие не французы. Он, Жан-Пьер, это знал. И
способ, которым он вел машину, доказывал это. Все новые и новые левые
повороты бросали нас в правый угол заднего сиденья. Едва мы пересекли Сену,
последовал новый резкий поворот налево, - и снова Сена. Мы пересекали ее
несколько раз. Затем мы проследовали каким-то длинным туннелем, - и снова
обелиск. Я не мог более сдержать укоризненного замечания:
- Уж эти мне французы с их бесконечными обелисками, - шепнул я супруге.
- Этот обелиск мы уже проезжали, - возразила она беззвучно.
Счетчик стоял уже на отметке 18 франков. Это было втрое больше суммы,
скалькулированной нашим другом.
Возможно, благосклонный читатель поинтересуется, почему мы не
попытались остановить этот постепено уходящий в космические просторы
спутник? Этому есть разные объяснения. Во-первых, мы оба по натуре робкие.
giornalisti " воздевал руки к небу. Этим он, видимо, давал понять, что мне
следует обратиться в кабинет, расположенный выше, поскольку я, как известный
писатель и журналист, имею право на особо предпочтительное обслуживание.
Ну, ладно. Я поднялся на самый верний этаж и разыскал там вторую
секретаршу, которую мне на нижнем этаже определили как соответствующую моему
уровню. Она мне сообщила по-итальянски, что итальянское правительство для
известных художников и ученых, желающих посетить Италию, приготовило особые
удостоверения, владельцы которого получают гарантированную
семидесятипроцентную скидку на проезд по итальянским железным дорогам, и
которым оказывается особое гостеприимство, поскольку наше туристическое
агенство... но это мы уже знали. Моя жена - самая лучшая из всех жен - не
могла скрыть свою радость по поводу этой милости судьбы и тут же
постановила, что на сэкономленные суммы мы купим на флорентийском соломенном
рынке еще три сумочки. Я, в свою очередь, отсчитал этой служащей эквивалент
шести тысяч лир, после чего меня попросили назавтра придти для выполнения
некоторых оставшихся формальностей.
Ну, ладно. Когда на следующий день мы в указанный срок снова появились
у этой секретарши, она сообщила, что, к сожалению, не сможет вручить нам
чудодейственное удостоверение, поскольку это относится к исключительной
компетенции Министерства иностранных дел Италии. Она, однако, направила уже
три настоятельные телеграммы в Рим, в " --> Ufficio Stampa ", где нам
должны подготовить этот документ.
- Синьорина, - возразил я ей по-итальянски, - у меня нет намерения
посещать Рим.
- Вы должны это сделать, - возразила в свою очередь секретарша. - Рим
осенью просто великолепен.
Я внес компромиссное предложение, что в таком случае снимаю свою заявку
на проездную скидку, но она была неумолима:
- Итальянское правительство придает большое значение тому, чтобы вы
увидели всю Италию!
Ну, ладно. Мы приземлились в Неаполе, увидели его и умерли. После этого
мы поехали на поезде в Рим, пока что за полную стоимость. Мы прибыли туда в
три утра и попросили заспанного шофера такси отвезти нас в самый дешевый
отель. Поскольку он понимал только по-итальянски, он привез нас в
Гранд-отель "Маджестик", который мы можем от всей души порекомендовать всем
нашим друзьям-миллионерам; это такой маленький постоялый двор, где самый
дешевый номер стоит пятьдесят долларов.
Ну, ладно. В конце концов, должны же мы были где-то отдохнуть от
бессонной ночи.
На следующее утро мы направились в управление. Я остановил проезжавшее
такси и назвал цель с чувством собственного величия:
- Уфицио Стампа!
Спустя полчаса нас высадили перед Римским Форумом, просторным,
необычайно впечатляющим местом (я имею в виду эти мерзкие руины). Я
попытался выяснить у шофера хотя бы маленький намек, указывающим на
"Уфицио", не говоря уже о "Стампа", но поскольку он понимал только
по-итальянски, мы продолжили поездку в направлении Болоньи. На пути к этому
сверхитальянскому индустриальному городу с нами произошло первое чудо: перед
самой Сиеной наш автомобиль задержали дорожные полицейские, которые говорили
пару слов по-французски, и сообщили нам, что итальянское выражение "Уфицио
Стампа" означает не "Минстерство иностранных дел", как мы полагали, а
"прессбюро", что, естественно, допускает различные толкования.
Мы извинились перед водителем за недопонимание и бодро повернули назад.
Итальянское министерство инстранных дел занимало свыше трехсот дней
этой плодородной земли и было выстроено в поздне-муссолиниевском стиле из
цельного куска мрамора. Чтобы не тратить зря времени, мы обратились прямо к
двум меченосцам-херувимам, охраняющих вход, и спросили их, где находится
прессбюро. Один херувим так и стоял, как глухонемой, второй понимал только
местный диалект, то есть итальянский. К этому времени животворное
средиземноморское солнце уже перешагнуло зенит, так что наши желудки начали
издавать явственное урчание. Оно звучало, как разухабистое пение ямщика на
неровной дороге. По этим мелодиям мы и нашли Уфицио.
Дружелюбный служащий встретил и с большим интересом выслушал наш
пространный рассказ об удостоверении на особую скидку, которое должно нас
тут ждать. К несчастью, единственный язык, которым он владел, был язык его
матери, итальянки. Нам показалось, что в потоке его сплетенной из
комплиментов речи снова и снова мелькало слово " --> subito ", а больше
ничего существенного мы не поняли.
Самая лучшая из всех жен не потеряла голову от такого неуважения и
остановила служащего внезапным решением, сунув ему под нос наше
пресс-свидетельство об аккредитации, отчего он радостно заулыбался и кроме
того воскликнул пару раз: "Израиль! Израиль!". Затем он оставил нас в
соседней комнате и вернулся с другим служащим, в котором мы сразу же
признали еврея, поскольку у него были черные волосы и соответствующий говор
с быстрой жестикуляцией, как у всех итальянцев. Мы были спасены. Вечный жид
обнял нас, потряс за плечи и ликующе воскликнул на безупречном иврите:
- --> Эйхман! Эйхман!
Мы объяснили ему, что пытаемся получить обещанные нам удостоверения на
скидку, поскольку не в состоянии больше бросать в пасть этой банде
грабителей из Гранд-отеля по пятьдесят долларов.
Вечный жид погрузился в глубокие раздумья. Потом он сказал:
- Эйхман!
Это был далеко не удовлетворительный ответ, однако, к счастью, в этот
момент появился директор Уффицио, элегантный, со светскими манерами тип с
беглой итальянской речью. Он исследовал мое свидетельство об аккредитации в
течение получаса, пробормотал что-то похожее на " --> уно моментино " и
скрылся со своими помощниками в соседнем конференц-зале.
К вечеру он вышел наружу и жестами обратился ко мне с речью, которой не
было конца.
- Сэр, - прервал я его в конце концов и, как всегда в таких случаях,
собрал все свои знания английского. - Почему вы говорите со мной
по-итальянски, когда видите, что я не понимаю ни единого слова.
Однако, директор не понял ни единого слова, поскольку говорил только на
итальянском.
И снова к нам на помощь пришел вечный Жид:
- У нас же есть --> interpreti , - воскликнул он и стукнул себя
ладонью по лбу.
Это означало решительный поворот к лучшему, может быть, шаг к победе
социализма уже в наши дни. Мы выскочили на улицу, шустро промчались через
весь город и нашли в прилегающих лесах официального переводчика итальянского
правительства, довольно молодого, хорошо одетого мужчину, который принял нас
с общеизвестным итальянским гостеприимством. Он, несомненно, был
интеллигентом, окончил университет в Падуе по курсу истории искусств, а
также имел, как мы смогли установить, пересыпая разговор различными именами,
прекрасное представление об итальянской литературе. Собственно, у него был
только один недостаток: он не говорил ни на одном языке, кроме итальянского.
Через некоторое время я поделился с самой лучшей из всех жен своим
раздумьем, не прыгнуть ли нам лучше через окно в этот прекрасный сад и не
скрыться ли в темноте. Моя супруга ответила неопровержимым аргументом, что
семьдесят процентов - это, в конце концов, семьдесят процентов. Я ощутил,
как во мне поднимается жуткая ненависть к флорентийским соломенным сумкам.
Мы решили вернуться назад, к директору бюро-Уфицио: кроме меня самого,
еще и моя жена, служащий, вечный Жид, переводчик и еще какой-то прибившийся
к нам молодой человек, постоянно рассказывавший нам анекдоты на
неаполитанском диалекте и при этом едва удерживающийся от смеха.
Придя в Уфицио, я подвинул к себе блокнот директора, нарисовал
примитивную железную дорогу с облаками дыма над ней и дополнил графическое
изображение следующим текстом: "70% - giornalisto - prego".
Это, несомненно, пролило немного света на ранее совершенно темное дело.
Директор снова бросил свое "un momentino", схватил издание конституции
Республики в кожаном переплете и принялся учить ее наизусть. Между тем,
неаполитанский рассказчик анекдотов вручил мне кипу формуляров, которые, как
мне разъяснил переводчик, я должен заполнить на понятном, хорошо читаемом
итальянском языке. Я наудачу вписывал в бумаги цифры, даты и знаки
препинания. В самых отчаянных случаях я вставлял фразу " --> Spagetti
alla Bolognese ".
По завершении этой анкеты изучения общественного мнения, неаполитанец
взял меня за руку и вывел на улицу. Мы пересекли Тибр и проследовали к
одинокому зданию на окраине города, где поднялись по нескончаемым лестницам
и оказались перед окошком, напоминающим билетную кассу. Поскольку
неаполитанец попытался залезть мне в бумажник, наши руки сошлись в немой
схватке - пока не выяснилось, что он всего лишь хотел взять у меня шесть
тысяч лир.
С помощью международного кода я дал ему понять, что уже все оплатил в
Тель-Авиве, для чего процитировал главу из "Ада" Данте. И дал ему шесть
тысяч лир.
Когда мы вернулись к туда, откуда вышли, я нашел самую лучшую из всех
жен в весьма тревожном состоянии: поникшую в кресле, вытаращившую
остекленевшие глаза и прерывисто дышащую. Как благородный человек, я должен
добавить, что и директор Stampa уже двенадцать часов ничего не ел. Он лишь
неустанно листал разные бумаги в поисках моего имени. Внезапно - я никогда
не забуду этот миг - это было как озарение - : внезапно я усмотрел на одном
из листков, в самом верху, имя Кишон. Трясясь, я показал на соответствующее
место и закричал изменившимся от волнения голосом:
- --> Mio! Mio! Mio !
Директор недружелюбно посмотрел на меня и утопил в нервозном словесном
потоке, который я, вследствие своих скудных познаний в итальянском, вообще
не понял, но который для меня, благодаря обилию жестов, значил примерно
следующее:
- Да, да. --> Bene, bene . Мы допускаем, что это ваше имя. И мы
допускаем, что вот это - обозначение иностранного журналиста, который имеет
право на скидку на проезд. Ну, и что дальше? Что дальше?
После тупой, молчаливой паузы директор сново обронил свое "моментино",
поднял телефонную трубку, долго и нудно говорил с кем-то, явно своим
начальством, после чего начал писать доклад в восьми экземплярах, причем
самым медленным образом, выписывая его на бумаге большими буквами времен
Юлия Цезаря. Как только очередной лист был готов, он сразу же отправлялся
спецкурьером государственной контрольной службы. В процессе этого директор
бросал на меня столь свирепые взгляды, что я, в конце концов, начал
задаваться вопросом, не собирается ли он вместо разрешения на скидку
выписать ордер на арест.
Настал момент, когда этот длиннейший протокол был завершен. Как только
это произошло, директор, не медля более, умчался посоветоваться с министром
внутренних дел, на самом высшем уровне. Только раз потом он сунул голову в
дверь и спросил, чего же мы все-таки хотели. Самая лучшая из всех жен, и это
невозможно отрицать, была на грани нервного срыва, у нее срывались с губ
лишь короткие резкие крики: "Quanto costa? Quanto costa?".
Тут и сам директор заметил, что мы стали слишком нетерпеливы, позвал
портье и поручил ему немедленно принести нам какой-нибудь итальянский
журнал. В конце концов мы уснули.
Когда мы проснулись, то обнаружили, что нас окружает весь персонал
Уффицио Стампа. И все улыбались. В центре стоял директор и собственнноручно
протягивал мне заветное удостоверение. Жаль только, что я не мог прочитать
текст, поскольку он был на итальянском, но дружеское окружение согрело наши
сердца, и мы с надеждой вышли в холодную ночь...
- Удостоверение? Что удостоверение? - спросил портье отеля на ломаном
немецком. - Бумага писать, ты завтра едете министерство транспорта.
Transportino.
Скорее мертвыми, чем живыми чувствовали мы себя на шелковых постелях
под парчовыми балдахинами. За это время Гранд-отель сдал наш крошечный, до
смешного маленький пятидесятидолларовый номер, и теперь оставались
свободными только бывшие апартаменты Его величества короля Виктора-Эммануила
Первого, ежедневная цена сто пятьдесят долларов.
После спокойного, освежающего забытья продолжительностью в десять минут
меня разбудила моя жена и предложила более не заниматься вопросом скидок на
проезд, даже ни самую малость, поскольку даже самая малость сведет нас в
могилу.
- Женщина, - возразил я, - дело не в семидесяти процентах. - Дело в
человеческом достоинстве, как таковом...
С небрежно брошенного слова "Transportino" начали мы следующим утром
наше новое турне на такси. Мы даже начали испытывать известное расположение
к римским шоферам. Водитель понимал нас с полуслова. Вскоре мы остановились
перед грандиозным дворцовым порталом, вход в который охраняли двое с
алебардами в помпезных старомодных одеяниях. Мы вошли внутрь, пересекли
музей Ватикана, вышли из него с другой стороны, сняли двуколку, только в
этот раз сказали не Transportino, а Transportatia, и достигли Сорренто,
этого известного, расположенного среди прекрасных дубрав, курорта.
Признаюсь, к этому моменту я был совершенно сломлен в духовном,
душевном, физическом и финансовом отношении. Со страхом я покосился на жену.
Оказалось, что я имею настоящего спутника жизни. Самая лучшая из всех жен,
сжав губы, повторяла с горестной решимостью:
- Гад будет, кто сдастся. Мы все равно найдем это проклятое
министерство транспорта, даже если придется погибнуть.
Невозможно описать душевное состояние, в котором мы снова пустились в
поиски. Должно быть, так же чувствовали себя первые христиане, выходящие в
Колизее на рандеву со львами...
И еще до заката мы стояли у министерства транспорта. Как мы его
отыскали? Не хватит времени и места описать эту совершенно невероятную
историю, в которой сыграли ведущие роли один терпеливый водитель авобуса,
один южноафриканский пилот и один добросердечный официант, чей дядя в -->
Ферраре , по счастью, немного понимал по-английски.
В министерстве транспорта нас приняли с явной антипатией, ослабленной
только неожиданностью нашего появления. Полагаю, что я оказался первым
иностранным журналистом, пробившимся сюда за последнее время.
С новой силой предприняли мы атаку. Нами управляла на всех стадиях
служебная клавиатура от --> piano superiore через --> andante
cantabile вплоть до --> allegro moderato . С помощью выразительного языка
жестов, который мы постоянно использовали, нам удалось разъяснить свою
просьбу: Мы - чш-чш-чш - поезд - (дополнительное пф-пф-пф) - giornalisti -
чш-чш-чш - --> riduzione - 70% (специальная запись). Новые формуляры по
предоставлению соответствующих субсидий были заполнены и отправлены. Была
созвана конференция. Телеграфные провода загудели.
Уже в потемках покинули мы благословенное здание. В моем левом
нагрудном кармане возлежал документ в обложке из искусственной кожи,
украшенный моей собственной фотографией: --> Ferrovie dello Stato ...
--> a tariffo ridutto del 70% ...
Молча шагали мы под блистающими на небе звездами. Слезы радости и
избавления текли по нашим ввалившимся щекам. Ни одну бумагу в жизни мы не
могли бы назвать столь важной. И не имело никакого значения то, что она уже
была нам вообще не нужна. Потому что мы, как это и предполагало
многоотраслевое правительство Италии, уже объехали полcтраны. Правда, за
полную стоимость.
Стамбул - большая столица с числом жителей, которое почти достигает
Израиля. Однако никто и слыхом не слыхал о Стамбуле, пока не начали крутить
фильм об этом городе. Этакий триллер под названием " --> Топкапы ", в
котором Питер Устинов выкрал драгоценные камни из короны, ну, вы помните.
Так что нет ничего удивительного в том, что самая лучшая из всех жен
изъявила настоятельное желание посетить этот город, чтобы лично осмотреть
место происшествия.
Мы наняли экскурсовода и отправились в Токапы, который уже успели
превратить в национальный музей, чтобы шаг за шагом обследовать с открытыми
ртами лабиринты великолепного дворца. Я решительно утверждаю: в том, что
касается величия и блеска, нигде невозможно найти что-либо подобного, - ну,
разве что, современный Кремль, возможно, представляет собой исключение.
- Этот объект, действительно, является сокровищницей древней культуры и
цивилизации, - произнес экскурсовод, надуваясь от официальной значимости. -
Здесь собрано неисчислимое количество произведений искусства. Здесь
находится знаменитая библиотека султанов, а также гигантское собрание
миниатюр со всего света. Что бы вы хотели посмотреть в первую очередь?
- Гарем, - ответил я.
Самая лучшая из всех жен хотела уже съязвить, что-то вроде того, что я
пошлейший пошляк, но экскурсовод правильно понял, от кого он потом получит
чаевые, и потому кратчайшим путем повел нас в эту прекраснейшую,
расточительно обставленную часть дворца. Мне кажется, Топкапы вообще был
построен исключительно для целей этого отдела. Каждая комната гарема была
сокровищем. Мягкие постели с пухлыми подушками действовали на меня
сногсшибательно, равно как и богато обставленные будуары, из которых сладкие
пчелки уходили на свою посменную работу.
- Здесь, на этом самом месте стоял заботливый султан, - сказал
экскурсовод и указал на окно, - чтобы рассматривать своих жен там, внизу, в
ванной, когда хотел выбрать ту из них, которую хотел.
Я подошел к окну и задумался о них и о нем, пока самая лучшая из всех
жен не вырвала меня из моих полигамных грез, чтобы известить, что хотела бы
еще посмотреть на мозаичные панно. Я огрызнулся, что ей не следовало бы быть
столь нетерпеливой, что у нас и дома достаточно мозаики, и вообще, мне бы
хотелось осознать общественно-политическое значение всего этого заведения.
Рассматривая через окно этот античный бассейн, который при его огромных
размерах вполне мог вместить тысячу и одну даму, я размышлял, как же, черт
побери, султан мог всю эту толпу объяснить своей жене.
- Абдул-Гамид, - говорила ему, должно быть, как-то вечером его жена, -
мне хотелось бы знать, почему ты все время стоишь у этого окна?
- Кто, я? - переспрашивал султан. - Я только хотел посмотреть, дорогая,
какая будет погода.
- А что это за женщины?
- Похоже, будет дождь.
- Я тебя спросила, что означают все эти женщины там, внизу.
- Женщины? Какие женщины?
- Вот эти банные русалки. Может скажешь, что ты их никогда не видел?
- Я смотрю только в небо, сердце мое. Красный закат сулит хорошую
погоду, верная примета, знаешь ли. А вниз я и не взглянул. Но раз уж ты
настаиваешь, - это там, внизу, действительно, выглядит как турецкие бани.
Ну, что ж, люди ведь должны где-то мыться.
- И с каких это пор внутри дворца появились общественные бани?
- Понятия не имею, дорогуша, но я распоряжусь выяснить. Если это
архитектор допустил такую ерунду, полагаю, ему следует отрубить голову.
- Абдул-Гамид, ты от меня что-то скрываешь!
- Ну, ну, мышонок, неужели ты мне опять не веришь?
- Тогда объясни мне, пожалуйста, чем ты, собственно, занимаешься каждую
ночь, когда незаметно отсюда улизываешь?
- Я?
- Да, ты! Ты сгребаешь банный халат и выскальзываешь из спальни1
- Только разве что в туалет, моя сладость.
- На три дня?
- На все требуется свое время. Кроме того, если я не могу заснуть, я
иногда играю в шахматы с евнухом. Ты же знаешь этого толстяка с мечом.
Недавно я сыграл с ним вничью. А ведь у него был лишний конь, но тут я
пожертвовал свою ладью, и знаешь...
- Три дня!
- У меня были проблемы с моей королевой.
- И потому ты вернулся полностью опустошенный, так что едва держался на
ногах.
- Ну, знаешь ли, когда у него лишний конь...
- А музыка?
- Какая музыка?
- Ты знаешь, какая именно! Ни один человек во дворце глаз сомкнуть не
может от постоянно грохочущего танца живота!
- Ты что, полагаешь, что я исполняю танец живота?
- Не ты. Они.
- Кто?
- Твои девушки.
- Любимая! Я бы просил тебя!..
- В прошлую ночь я подошла к окну и крикнула им туда, вниз, чтобы они
прекратили этот шум, у меня мигрень. Так одна из этих баб подняла такой хай:
"Заткнись, ты, там, наверху, не беспокой султана!". Что, по-твоему, это
должно означать?
- Откуда я знаю? Может быть, какая-нибудь из этих девушек замужем за
парнем по имени Султан, или что-то в этом роде. Или, может быть, так зовут
директора бассейна...
- Но я не видела там, внизу, ни одного мужчины.
- Значит, это, наверняка, очень целомудренные, стыдливые девушки.
- Целомудренные, говоришь? Они же совершенно голые!
- Кто?
- Эти твои грязные шлюхи.
- Шутишь! Ты имеешь в виду, они совсем без одежды?
- Ты меня правильно расслышал!
- Безобразие! Я проинформирую министерство полиции. Подумать только - в
моем собственном дворце! Я тебе очень признателен, что ты открыла мне на это
глаза, любимая. Голые! Тут надо срочно что-то предпринять! Я сейчас же иду
туда и лично займусь этим вопросом, и если обнаружится, что у них нет
разрешения на организацию нудистского пляжа, то я их...
- Абдул! Зачем ты берешь свой банный халат?
- Я должен идти, мышоночек. Я хочу выяснить, что там делают эти
девушки. Это вопрос принципа, ты понимаешь. Я вернусь в мгновение ока, мой
голубочек, может быть, уже в эти выходные, но уж никак не позже следующей
весны.
--> Tour d'Obл забронирован для нас номер. Вдобавок, еще в поезде мы
встретили старого друга, который временно проживал в Париже и снабдил нас
парой добрых советов:
- Вы должны быть особенно осторожны, нанимая такси, - советовал он нам.
- Просто садитесь и говорите название и адрес вашего отеля, и до выхода не
произносите ни слова. Парижские таксисты чуют инстранцев за сотню метров
против ветра. Ну, и вы знаете, какие последствия это может иметь для вашего
кошелька.
- Мы это знаем, - подтвердили мы и немедленно провели маленькие тесты
на знания языка. Поскольку самая лучшая из всех жен, происходя из
чистопородных --> сабров , хорошо владела гортанным "р", ей было поручено
произносить адрес, бегло используя нижеследующее предложение:
- --> Quinze rue St.Honorчно по-французски, но и камуфлировало бы некоторые известные неровности
в нашем произношении. И когда поезд уже подкатывал к перрону, он закончил:
- Ваш отель находится недалеко от --> Place de la Concord , в
нескольких минутах езды от вокзала. Так что такси должно вам обойтись не
больше, чем в 6 новых --> франков .
Как только мы нашли такси, и пока мы наш багаж под бдительным взглядом
шофера запихивали в багажник, наш друг открыл беглый разговорный огонь
по-французски, который мы лишь иногда прерывали крохотными частичками из
своего богатого словарного запаса вроде " --> Oui ", "Non" или немым
пожиманием плечами.
Так все и шло. После того, как мы кивнули напоследок нашему другу, моя
жена воткнула сигарету в рот, включила свое самое лучшее врожденное "р" и
сказала:
- Quinze rue St.Honorсамом
лучшем виде. Мы откинулись на сиденья, тесно прижавшись друг к другу, как
парочка влюбленных, так, чтобы наше дальнейшее молчание не бросалось в глаза
водителю. Через несколько минут мы миновали обелиск на площади Согласия. Моя
жена схватила французскую газету, которую я демонстративно держал в руке, и
нацарапала мне на ее полях своим карандашом для подведения бровей:
- Мы уже почти у отеля. Идиот-водитель считает нас французами.
Непостижимы пути твои, Господи, воистину непостижимы. - Через пару
секунд моя жена открыла свою сумочку, кинула туда испуганный ищущий взгляд и
побледнела:
- Ой! - крикнула она на громком, неподдельном иврите. - А где, черт
побери, наши паспорта?
Я быстро прикрыл ей рот (паспорта находились, как обычно, в моем правом
нагрудном кармане) и попытался рассмотреть лицо водителя в зеркало заднего
вида. Тщетно. Во всяком случае, оно не преобразилось. Только мне показалось,
что его уши пару раз вздрогнули. А больше ничего. Разве что он внезапно и
резко повернул руль налево и дал газу.
Нас охватил беспокойство. Никакого сомнения: испуганный возглас моей
супруги разоблачил нас как иностранцев. Надо было что-то предпринимать,
иначе все потеряно. В напряженной тишине - и так, чтобы водитель мог слышать
- я выпустил лучшее из своего французского:
--> - Comment allez vous? La plume da ma tante est plus belle que le
jardin de mon oncle. Garдел в зеркале заднего вида глаза
водителя, устремленные на меня, прямо на меня, большие, серые, стальные,
неумолимые глаза. Я затрясся и почувствовал, что весь покрылся испариной. В
это мгновение самая лучшая из всех жен, интуитивно почувствовав неладное,
бросилась на меня и стала целовать --> никакие не французы. Он, Жан-Пьер, это знал. И
способ, которым он вел машину, доказывал это. Все новые и новые левые
повороты бросали нас в правый угол заднего сиденья. Едва мы пересекли Сену,
последовал новый резкий поворот налево, - и снова Сена. Мы пересекали ее
несколько раз. Затем мы проследовали каким-то длинным туннелем, - и снова
обелиск. Я не мог более сдержать укоризненного замечания:
- Уж эти мне французы с их бесконечными обелисками, - шепнул я супруге.
- Этот обелиск мы уже проезжали, - возразила она беззвучно.
Счетчик стоял уже на отметке 18 франков. Это было втрое больше суммы,
скалькулированной нашим другом.
Возможно, благосклонный читатель поинтересуется, почему мы не
попытались остановить этот постепено уходящий в космические просторы
спутник? Этому есть разные объяснения. Во-первых, мы оба по натуре робкие.