Во-вторых, мы оба - и благосклонный читатель, возможно, помнит об этом -
весьма плохо изъяснялись по-французски. И в-третьих, что нам оставалось
делать? Взять другое такси? В конце концов, этот Жан-Пьер уже провез нас по
весьма значительной части Франции, мы уже знали его приемы, его особенности
и слабости, - так зачем нам нужно было экспериментировать с новым шофером?
Кроме того, мы еще не полностью капитулировали. Моя жена снова попыталась
провести мероприятие отери и бороться дальше. Жан-Пьер, и это не оставляло
никаких сомнений, ехал с нами по кругу. Мы проезжали мимо обелиска с
равномерным интервалом в шесть минут, то есть примерно десять раз в час. Сам
о собой, если учесть некоторую поправку, когда мы в часы пик попадали в
транспортные пробки, это составляло 240 объездов обелиска в день, что,
соответственно, в неделю...
Когда счетчик взлетел до 27 франков, водитель открыл бардачок и достал
оттуда свою первую трапезу, состоящую из бутербродов, маленьких маринованных
огурчиков и фруктов. При обсуждении сложившегося положения, проведенном на
иврите, мы установили, что наши собственные запасы, состоявшие из двух
яблок, одного апельсина, высохшей булочки и небольшого количества
жевательной резинки, весьма ограниченны. Если мы будем экономны, может быть,
сможем продержаться до завтрашнего вечера. Внезапно озабоченное лицо моей
жены озарилось вспышкой надежды:
- Бензин! - ликующе вырвалось у нее. - Ведь этот тип израсходует весь
бензин! Когда-то он дожен ведь остановиться для заправки - и мы будем
спасены!
Я наклонился, чтобы взглянуть на датчик топлива. Бак был наполовину
пуст. А счетчик стоял на 35,50.
С наступлением темноты мы предусмотрительно решили хотя бы часок
поспать по очереди, чтобы Жан-Пьер не смог потихоньку заправиться и ехать
дальше.
Пять или шесть раз мы пытались вызвать его благосклонность, выкрикивая
при виде обелиска восхищенное "О!". Жан-Пьер не реагировал. Его широкая,
могучая спина оставалась неподвижной даже при резких поворотах влево.
Счетчик показывал 45 франков. Я взял пилочку для ногтей и нацарапал на
обшивке следующую надпись:
- В этом такси 23 августа умерли с голоду Эфраим Кишон с женой.
А потом, когда мы уже теряли последнюю надежду, такси вдруг
остановилось, уж и не знаю, как и почему. Возможно, Жан-Пьером овладела
усталость, возможно - какой-то гуманный порыв, быть может, мысль о жене и
детях, - во всяком случае, после обелиска на площади Согласия он вдруг более
не свернул налево, а проехал еще сотню метров прямо и остановился у отеля
"Сен-Поль".
- --> Cinquantecinq , - сказал он.
Он имел в виду франков, 55 франков, с чаевыми 58. Все же меньше, чем
60.
--> Рапсодия в зеленом
Я стоял у окна отеля и любовался великолепным видом парижской
телевизионной антенны. Внезапно я услышал громкий испуганный возглас у себя
за спиной:
- --> Ой-вэй !
Я обернулся и увидел, как самая лучшая из всех жен с растерянным
взглядом и лихорадочными движениями роется в своей сумочке.
Я выстоял на стороне своей жены большинство ближневосточных войн. Более
того, мы вместе выбили из городских властей Тель-Авива разрешение на
стоительство. Но в столь безудержном отчаянии я ее еще никогда не видел.
- Б-же мой, - голосила она, - я его потеряла!
И ушла прочь, чтобы пропасть в теснинах большого города. И оставила
меня одного, как перст, посреди руин наполовину опустошенных чемоданов.
Проходили часы, и я потихоньку уже начал беспокоиться. Только мое скверное
французское произношение удерживало меня от того, чтобы обратиться в
полицию...
Внезапно дверь распахнулась и самая бледная из всех супруга, рыдая,
рухнула на кровать и затихла недвижно.
- Я не могу его отыскать... Его нет во всем Париже...
- Кого же, во имя Г-спода?!
- Моего зеленого карандаша...
Оказалось, что по нашему прибытию моя дорогая лишилась нечто такого,
что она обычно берегла как зеницу ока: толстый зеленый карандаш, который
единственный мог обеспечить ее миндалевидным глазам правильные очертания.
Обыкновенный цветной карандаш. После его пропажи она прочесала весь Париж,
от бутиков до парфюмерных лавок, и снова назад, были испробованы дюжины
карандашей, чтобы в конце концов с прискорбием констатировать, что его
особую зелень в Париже не найти. В море подробностей я между прочим выяснил,
что речь идет о продукции под названием "зеленый вельвет", поставляемом
известной фирмой "Мейбелин" из Мичигана. Все остальное не годится.
- Но, милая, - попытался я утешить ее, - за твоими очками и так никто
не увидит зеленых контуров твоих прекрасных глаз.
- А что, если, дурья твоя голова, я сниму очки, чтобы их протереть?
Я всегда утверждал, что женщин и их неизведанную душу невозможно
постичь. Слабый пол одинаково живет во всем мире по одним и тем же законам и
с одними и теми же зелеными карандашами. Просто женщины совсем не такие, как
мы, мужчины. И по-другому сходят с ума.
Моя жена, например, осознала всю серьезность происшедшего и принялась
стенать: в этих условиях она будет не в состоянии завтра вечером идти на
прием в посольство.
- Без своего обычного макияжа мне будет казаться, что я голая, -
пояснила она. - Иди один.
Она показала мне свои покрасневшие глаза.
- Глянь-ка, вот это я еще своим старым карандашом красила. А тут, на
моем левом глазу, ты можешь видеть, какая ужасная штука, это я уже здесь, в
Париже, намазала. Видишь разницу?
Я сравнил оба глаза со всей приказанной старательностью и не смог
установить ни малейшей разницы. Зеленая линия, она и есть зеленая линия.
Точка. Может быть, разве что, левый глаз был немного красивее. А может быть,
и правый.
- Ты абсолютно права, - сказал я. - Никакого сравнения с "зеленым
вельветом"...
Наша незабываемая неделя в Париже превратилась в зеленую трагедию.
Самая лучшая из всех жен пережила бессонную ночь. Время от времени она
вставала, чтобы посмотреться в зеркало. Потом будила меня:
- Ты только посмотри, на кого я похожа! Катастрофа!
И она была в чем-то права. Со своим залитым слезами лицом и распухшими
глазами она представляла действительно безрадостное зралище.
В результате долгих раздумий я вспомнил, что цветные линии вокруг
женских глаз мне никогда и в глаза-то не бросались. Кроме, может быть,
миссис Пигги из Маппет-шоу.
- Давай-ка спать, дорогая, - пробормотал я из-под одеяла, - а утром
попросим американского посла прислать эту штуку с дипломатическим курьером
прямо из Мичигана.
Следующим утром она не встала с постели.
Поскольку проблема не разрешалась, ее следовало перевести в другую
плоскость. Я как-то слышал об одной даме, потерявшей пластмассовую заколку,
которой она скрепляла свои волосы в пучок аккурат под мозжечком... Оказалось
достаточно, чтобы выпрыгнуть в окно...
Из-за какой-то заколки!
- Я знаю, как это произошло, - причитала моя женщина. - Я в такси
открывала сумочку, вот карандаш и мог вывалиться. А все почему? Потому что у
меня нет ни одной сумочки, которая бы нормально закрывалась...
У нее дома этих сумочек просто чудовищное изобилие. Они имеет их всех
мыслимых оттенков радуги. Сумочки из кожи, шелка, нейлона, перлона, дралона,
соломы, --> фибергласа , плексигласа, и даже одну из дерева. И еще две из
жести.
- Завтра, - объявила она, - мы купим новую сумочку.
Покупка новой сумочки казалась решением всех проблем. Особенно за
границей. Однажды, - это было в Риме - мы попали на забастовку транспортных
рабочих. Она тут же купила себе красную сумочку. На Кипре я вывихнул себе
лодыжку. Она срочно пошла и купила - угадайте, что? Причем, это была
особенно большая и, если я правильно припоминаю, из желтого полиэтилена.
- Минуточку! - сказал я своей причитающей женщине, стремительно
прокручивая мысль в мозгу. - А что, если поискать в торговом центре
американской военной базы? Я почти уверен, что мы сможем там найти твой
карандаш.
- Не смеши меня, - ответила она, но я уже был в пути. На кону было наше
счастье, быть может даже, наш брак. Но прежде всего, конечно, наша отпускная
неделя в Париже.
Прежде всего я зашел в ближайший магазин с парикмахерскими
принадлежностями и купил там самый простой зеленый карандаш без какой-нибудь
товарной марки. Затем я разыскал ювелира недалеко от Оперы и попросил его на
футляре карандаша выгравировать золотыми буквами слова "зеленый вельвет,
Мейбелин из Мичигана".
Ювелир даже не поморщился. Он уже знал этих туристок.
Короче: несколько часов спустя я вернулся в отель, подошел к
выплакавшей глаза самой лучшей из всех жен и протянул ей карандаш.
- Мне очень жаль, дорогая, я перетряс весь военный магазин сверху
донизу, но это все, что мне удалось найти.
Моя дорогая увидела мой карандаш и ее лицо просветлело.
- Ты, дурачок! - воскликнула она. - Это же он! Это именно то, что я тут
везде понапрасну искала!
Она подлетела к зеркалу и нанесла несколько очень зеленых линий на свои
сияющие глаза.
- Ну, вот! Видишь разницу?
- Конечно, я же не слепой.
И моя благодарная супруга вручила мне все 43 карандаша для глаз,
которые она купила в 43 парижских магазинах. Она предоставила на мое
усмотрение, как с ними поступить.
И я сел и написал - в отличие от Джорджа Гершвина, чья супруга,
вероятно, предпочитала --> голубые карандаши для глаз - эту Рапсодию в
зеленом.
Я сел на первый попавшийся автобус, идущий до Монмартра, вышел там и
поихоньку втерся в радостную пеструю компанию народов всего света. Попросту
говоря, уселся в кафе, заказал вермута и стал рассматривать окружающую
сутолоку. И впрямь сутолоку! За соседним столиком всхлипывала крашеная
блондинка на плече у молодого юноши в бакенбардах и очках. Немного подальше
пожилая секс-бомба делилась с заинтересованными слушателями воспоминаниями о
своей загубленной молодости. Неподалеку небритый, дикой наружности тип в
пуловере держал транзистор у своего уха. А там дискутировали шесть
длинноволосых юношей по поводу выявленных ими противоречий между
нео-даосизмом и Кафкой, тут две неподвижных, изрядно накрашенных женщины в
немом объятии изготовились к новым ударам судьбы. Какая-то полуголая,
захватывающе красивая девица уселась напротив африканского матроса, вытащила
книгу и начала читать. В углу некий меланхолически настроенный студент
пытался покончить жизнь самоубийством через проглатывание ложки, но
официант, отвечавший за комплектность столовых приборов, вцепился ему в
руку. Две театральных актрисы сочли жару столь непереносимой, что начали
раздеваться, вследствие чего официант немедленно вызвал полицейских, видимо,
чтобы они разделили с ним удовольствие созерцания. Страдающий слоновостью
скульптор выдавливал из миниатюрной флейты электронную музыку, известная
поэтесса водила свою самку бульдога от столика к столику и собирала подаяние
для ее якобы вчера народившегося помета, белобрысый аккордеонист преследовал
сентиментальной мелодией обнимающуюся парочку, повсюду мелькали сигареты и
спички, обрывки разговоров и смех пробивались через клубы дыма и алкогольных
паров. И посреди этой оргии единения и радости жизни за своим столом сидел
один одинокий человек, и это был я.
Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, таким забытым,
покинутым и потерянным. Не будь у меня привычки в жаркую погоду (которая
стояла в тот день) одевать спортивную рубашку навыпуск, я бы, пожалуй,
никогда не вступил в контакт с окружающей средой. Но и это, должен сказать
прямо, был весьма безрадостный контакт.
Поскольку я отчетливо ощутил, что нижняя левая часть моей выпущенной
рубашки отворачивается. Я осторожно оглянулся и обнаружил: мой сосед по
столу завладел уголком моей рубашки и протирал им стекла своих очков,
большие, толстые линзы в черной роговой оправе. Я этого господина в жизни
никогда не видел. А сейчас он сидел рядом и протирал свои очки моей
рубашкой.
Примерно минуту царила тишина, прерываемая только ритмичным шорохом
протирания. Затем я собрался:
- Месье, - сказал я. - Что это вы делаете?
- Вы же сами видите, - прозвучал ответ. - И не таращитесь так тупо.
- Может быть, вы будете протирать свои очки вашей собственной рубашкой?
- Моя рубашка заправлена в брюки. Вы же это видите.
Он поднял стекла на свет, чтобы убедиться, что они протерты
основательно. Очевидно, это было не так. Но когда я заметил, что он
собирается продолжать свою протирочную деятельность, я потянул рубашку на
себя; однако, тут меня ожидало нечто весьма милое:
- Ну, что такое? - проворчал он. - Дайте же мне, любезнейший, протереть
очки!
- Только не моей рубашкой!
- Но почему же?
- Ну, скажем, потому, что мы не знакомы.
- Боско, - с легким наклоном головы представился мой сосед. - И
прекратите уже таращиться.
Такое развитие событий шло мне против шерсти. Теперь, когда мы уже
лично познакомились, мне стало гораздо сложней отказывать ему в рубашке.
- Да, но... - пролепетал я. - Это же совершенно новая, чистая рубашка.
Надо заметить, что я привел не особо убийственный аргумент, но ничего
другого просто не пришло на ум. И что с соседних столиков на меня воззрились
недоброжелательные взгляды, тоже не облегчало моей позиции. Боско, сразу же
почувствовавший свое тактическое преимущество, снова ухватил край моей
рубашки, готовый к действию:
- Если бы это не была чистая рубашка, я бы не использовал ее для
протирки своих очков. У меня ведь очень дорогие и очень чувствительные
линзы. А ну-ка.
- Вы хотя бы не рвите так, - предостерег я слабеющим голосом, пока он
продолжал протирать.
- А кто рвет? - сердито спросил Боско и достал из нагрудного кармана
своей спортивной рубашки другие очки с темно-зелеными стеклами.
- Нет! - энергично запротестовал я. - Пожалуйста, больше не надо очков.
- Вы меня утомляете, - парировал Боско. - Успокойтесь уже, наконец.
Сейчас ситуация представлялась мне просто глупой. В конце концов, я
турист, иностранец, увеличивающий число иностранных туристов, проще говоря,
гость этой страны. Я едва знал Боско, и уж в любом случае, недостаточно
хорошо, чтобы предоставить ему свою рубашку на чистку всего запаса очков. Но
общественное мнение явно стояло на его стороне, в этом выражение лиц сидящих
вокруг не оставляло сомнений. "Вы ябеда и слабак, - говорили их взгляды. -
Вы незваный гость. Вы эгоист. Вы заносчивый задавала. Вы ведете себя так,
будто ваша рубашка - самая дорогая вещь на земле. Радуйтесь, что она хоть на
что-то годится. Вы вообще не понимаете, что такое единство, у вас никакого
чувства коллективной ответственности, никакого чувства коллективизма. Вы
недостойны того, чтобы сидеть тут, вы ходячее никто в убогом тряпье"...
Поскольку тучи сгущались, я собрался с силами:
- Хватит! Я больше этого не желаю!
- А почему, собственно?
- Я не собираюсь давать вам отчет! Я что, обязан каждому давать свою
рубашку для протирания очков?
- Каждому?! Почему каждому?! - посыпались на меня возгласы со всех
сторон. - Кто, кроме Боско, протирает очки? Кто еще покушается на вашу
идиотскую рубашку? Почему вы говорите "каждому", когда только Боско...
Остальное я не слышал. Я был уже у дверей. Однако там я остановился и с
вызывающей медлительностью заправил свою рубашку в брюки.
--> Vive L'Empereur !
Среднестатистический француз терпеть не может иностранцев, поскольку он
чувствует, что ими будет продана и предана вся вселенная, включая солнце и
луну. Он любит Францию и сиамских кошек, чтит генерала Де Голля и всю его
долгую жизнь на земле, ненавидит правительство, войну, дождь, иностранных
туристов, французов и себя самого. На мой личный, не совсем научно
обоснованный взгляд, этот душевный настрой происходит от слишком крутых
подъемов в метро; это также могло послужить причиной того, что предпоследний
--> Тур-де-Франс выиграл бельгиец. Между прочим, истинные мастера держать
дистанцию - не англичане, как общепринято, а французы. Они даже
ликвидировали таблички с именами живущих на входных дверях, чтобы
гарантированно оставаться неуловимыми.
Все же Жан-Пьер делал великодушные жесты не из простого каприза.
Израильтяне, с тех пор, как они в --> Суэцкой кампании плечом к плечу с
французами воевали против американцев, рассматривают Францию как союзника, и
этот союз приносит иногда неожиданные плоды. Я, например, однажды получил
частное приглашение от одного француза. Частное. От француза. В его дом. В
самую его обитель. Иностранцы, которые уже лет двадцать живут во Франции,
уверяли меня, что в славной истории этой страны не было прецедента такому
приглашению. Еще никогда инстранец не преступал порога француза, это было
что-то невообразимое. Причем я хотел бы особо подчеркнуть, что хозяин, когда
приглашал меня, не был пьян, наоборот, выражаясь соответствующим слогом,
находился в полном сознании и трезвом уме. Речь шла, таким образом, о
редчайшем стихийном явлении.
Правда, познакомились мы с ним на театральном фестивале, что является
существенным минусом. Во время спектакля израильской труппы я уселся рядом с
пожилым господином, который непрерывно интересовался, что же, собственно, к
чертям, происходит на сцене. Я объяснил ему, что он смотрит сценки из жизни
так называемого "киббуца", коллективного сельскохозяйственного поселения,
где люди работают добровольно, в одной руке держа плуг, в другой оружие, а в
третьей Библию. Мой новый друг, месье Рапу, сообщил мне в ответ, что и он
тоже, а точнее говоря, его дед воевал против Пруссии. Отсюда мы перевели наш
разговор на Китай, на рулетку и на последние съеденные блюда. Возможно, эта
последняя тема и побудила месье Рапу забыть о традиционных предрассудках и
пригласить меня к себе домой.
- Приходите в пятницу вечером после обеда, - сказал он. - После обеда
придет еще одна пара.
- Мерси, - ответил я. - Понял: буду в пятницу вечером после обеда.
- Садитесь на метро на станции "Бонапарт" и езжайте до остановки
"Обелиск Наполеона". Перейдете площадь Великой Армии в направлении
Триумфальной арки. На перекрестке авеню 7 ноября с улицей 28 мая найдете дом
--> Маренг о. Вы узнаете его по прикрепленной слева от входа мраморной
доске, из которой следует, когда был заложен этот дом. Это произошло ровно
через 104 года, как Наполеон разгромил итальянскую армию на мосту Маренго.
Итак, до свидания в пятницу после обеда.
В пятницу вечером я очень плотно пообедал и отправился по указанному
адресу. Обелиск, поставленный Наполеоном в честь победы при --> Фридланде
, я отыскал без труда, но там, где должна была быть площадь Великой Армии,
находился музей керамики, размещенный в здании бывшей кадетской школы. После
нескольких минут безуспешных поисков я обратился к дорожному полицейскому за
справкой. Он пояснил мне, что искомый мною обелиск - это не обелиск
Фридланда, а обелиск в честь победы в Египте, и стоит он между улицей 11
января и улицей 12 января. Наконец, он спросил меня о моей национальности. Я
представился израильтянином и увидел, как загорелись его глаза. Наполеон,
как он объяснил мне, перед покорением Египта, занял знаменитые Аккру и Яффо.
Я понимающе кивнул, хотя даже не предполагал, что крепость --> Аккра была
покорена Наполеоном.
Примерно полчаса спустя я стоял перед домом Маренго и еще через
четверть часа у дверей в квартиру месье Рапу. Там уже собралось маленькое,
но аристократическое общество. Все разговаривали на беглом французском,
языке моей безнадежной любви. Спустя некоторое время разговор закрутился
вокруг событий на Ближнем Востоке. Господствовало полное единство по вопросу
о стратегическом значении государства Израиль.
- Уже во времена, когда император перед покорением Египта занял Аккру и
Яффо, - начал один из гостей и ушел в подробное описание гениального
тактического маневра, который корсиканец провел в тени пирамид. Особенно
воспламенило фантазию говорящего явление этого великого полководца, когда он
подскакал к белой палатке на одиноком холме в лучах заходящего пустынного
солнца, и его силуэт тонул в золотистых отблесках. Это, как он мечтательно
выразился, достойно отображения на великолепной картине (две таких картины,
выполненных маслом, уже висели тут же, на стене).
Я, со своей стороны, как недавно приехавший и имеющий более, чем
практический интерес, поинтересовался достопримечательностями, которые за
время пребывания тут следовало бы обязательно посетить. Мне назвали
следующие:
Могила Наполеона. Триумфальная арка. Все без исключения военные музеи,
особенно, посвященные битве при --> Йене , под --> Аустерлицем и при
--> Ваграме , ну, и все остальные. Все без исключения любимые замки
императора, особенно, в --> Мальмезоне , Сен-Жермене, в...
У меня закружилась голова. Разумеется, Наполеон по праву носит гордое
звание "Орел", но что-то должно оставаться и для прочих воробьев. Конечно
же, я был --> ниже его , поскольку он все-таки покорил мир, а я нет. Но
если присмотреться, в своем покорении мира он зашел не так уж далеко. Наш
преподаватель истории в гимназии однажды так ответил на невежливый вопрос,
зачем вообще Наполеон предпринял египетский поход: просто генерал хотел
перенести во Францию египетские пирамиды. Никто лучше меня не знает, что
вместо них он довольствовался самодельными обелисками...
Пока такие или подобные харизмы лезли мне в голову, прочее общество
занялось битвой при Ваграме, где император размолотил объединенные армии
русских, пруссаков и австрийцев, перед тем, как начать свой знаменитый
зимний поход и покорить Москву.
- Никакой полководец, кроме Наполеона, прежде ни разу не покорял
Москву, - заметил присутствующий спортивный журналист непререкаемым тоном.
- А после того? - поинтересовался я.
- Что "после того"?
- Я имею в виду - после того.
- Ах, после того... Конец истории.
Наш хозяин глотнул своего коньяка "Наполеон" и сказал заметно
язвительным тоном:
- А после того собралась реакционная банда императоров и королей и
задушила этого гения революции.
Я возразил полушепотом:
- Но разве Наполеон не был сам императором? И королем Италии?
- Вот именно! - прозвучала едкая реплика. - Именно этого эти снобы не
могли вынести...
- Я прощаю всех англичан, - вставил другой, поглаживая стоящий на
кимине бюст Наполеона. - В конце концов, они никакие не европейцы. Но вот
садиста-губернатора Святой Елены, который обращался к императору на "сир" -
его не прощу никогда.
Чтобы сменить тему разговора, я предложил стоящим поблизости господам
сигареты. Они демонстративно отвернулись от меня. Только теперь я осознал
оплошность, которую допустил: это были сигареты " --> Нельсон ", и
портрет легендарного адмирала был отчетливо вытиснен на пачке. Он выглядел
столь удовлетворенным, как будто только что уничтожил французский флот. Это
было ужасно. И даже мое оправдательное бормотание, с которым я вынужден был
спрятать свое вульгарное зелье в карман, было явно неприятно
присутствовавшим и более не пробивало их ледяную неприязнь. Я распрощался,
чтобы никого не задерживать. Чисто из вежливости - скорее, чтобы придать
моему уходу безобидный характер - месье Рапу попросил у меня мой лондонский
адрес. Пользуясь случаем сгладить гнев гостей, я выдавил:
- --> Веллингтон -серкл. Угол Трафальгарской площади. Отель
"Ватерлоо"... Господи, Б-же...
Никто не подал мне руки. Хозяин молча проводил меня до двери, не
обращая внимания на мои заверения, что не моя в том вина, что каждая вторая
улица в Лондоне названа в честь какой-нибудь битвы или военачальника, и если
кончаются имена Веллингтона или Ватерлоо они тотчас изобретают новые, им
рифмующиеся, как, скажем, Кенсингтон или Бейкерлоо... Месье Рапу грозно
защелкнул дверь на замок.
С трудом держась на ногах, я спустился вниз, пересек --> Тильзитскую
улицу и направился к очередной триумфальной арке.
--> Garсенье он буквально
лопается от посетителей, и у входа вьется длинная очередь голодных
французов, ожидающих свободного места. Между плотно засиженными столами
снуют туда-сюда два вспотевших, переполненных заказами официанта, снова
подтверждая старое правило, что во французском ресторане бывает либо слишком
мало, либо слишком много официантов, но никогда не требуемое количество.
Атмосфера там царила столь простодушная и так по-настоящему она меня
очаровала, что я проявил преступное легкомыслие ко всем предупреждениям сыча
Липсица и уселся за стол, стоявший посреди ресторана, оказавшийся, как по
волшебству, совсем пустым. Я непринужденно опустился на стул (он оказался
одним-единственным), вытянул свои уставшие члены и не без удовлетворения
отметил, что я в относительно короткий срок полностью освоился с французской
жизнью. Затем я подхватил меню, пробежал его тренированным взглядом и
остановился на антрекоте. "Garанцузском. - Un antrec в
противоположном направлении:
- Garщающе:
- Garкруг меня
большая часть населения Парижа с видимым удовольствием решала проблему
воскресного питания. А мне, что же, отказывать себе в этом решении? Как
только я снова увидел Аристократа, я вскочил и загородил ему дорогу:
- Garecек? Видимо, это надо было понимать буквально. Но я уже,
вероятно, был мертв и не понимал этого...
Голодное рычание из области моего желудка вернуло меня обратно в
реальность. Когда Усатый снова прошел мимо моего стола, я схватил его за
весьма плохо изъяснялись по-французски. И в-третьих, что нам оставалось
делать? Взять другое такси? В конце концов, этот Жан-Пьер уже провез нас по
весьма значительной части Франции, мы уже знали его приемы, его особенности
и слабости, - так зачем нам нужно было экспериментировать с новым шофером?
Кроме того, мы еще не полностью капитулировали. Моя жена снова попыталась
провести мероприятие отери и бороться дальше. Жан-Пьер, и это не оставляло
никаких сомнений, ехал с нами по кругу. Мы проезжали мимо обелиска с
равномерным интервалом в шесть минут, то есть примерно десять раз в час. Сам
о собой, если учесть некоторую поправку, когда мы в часы пик попадали в
транспортные пробки, это составляло 240 объездов обелиска в день, что,
соответственно, в неделю...
Когда счетчик взлетел до 27 франков, водитель открыл бардачок и достал
оттуда свою первую трапезу, состоящую из бутербродов, маленьких маринованных
огурчиков и фруктов. При обсуждении сложившегося положения, проведенном на
иврите, мы установили, что наши собственные запасы, состоявшие из двух
яблок, одного апельсина, высохшей булочки и небольшого количества
жевательной резинки, весьма ограниченны. Если мы будем экономны, может быть,
сможем продержаться до завтрашнего вечера. Внезапно озабоченное лицо моей
жены озарилось вспышкой надежды:
- Бензин! - ликующе вырвалось у нее. - Ведь этот тип израсходует весь
бензин! Когда-то он дожен ведь остановиться для заправки - и мы будем
спасены!
Я наклонился, чтобы взглянуть на датчик топлива. Бак был наполовину
пуст. А счетчик стоял на 35,50.
С наступлением темноты мы предусмотрительно решили хотя бы часок
поспать по очереди, чтобы Жан-Пьер не смог потихоньку заправиться и ехать
дальше.
Пять или шесть раз мы пытались вызвать его благосклонность, выкрикивая
при виде обелиска восхищенное "О!". Жан-Пьер не реагировал. Его широкая,
могучая спина оставалась неподвижной даже при резких поворотах влево.
Счетчик показывал 45 франков. Я взял пилочку для ногтей и нацарапал на
обшивке следующую надпись:
- В этом такси 23 августа умерли с голоду Эфраим Кишон с женой.
А потом, когда мы уже теряли последнюю надежду, такси вдруг
остановилось, уж и не знаю, как и почему. Возможно, Жан-Пьером овладела
усталость, возможно - какой-то гуманный порыв, быть может, мысль о жене и
детях, - во всяком случае, после обелиска на площади Согласия он вдруг более
не свернул налево, а проехал еще сотню метров прямо и остановился у отеля
"Сен-Поль".
- --> Cinquantecinq , - сказал он.
Он имел в виду франков, 55 франков, с чаевыми 58. Все же меньше, чем
60.
--> Рапсодия в зеленом
Я стоял у окна отеля и любовался великолепным видом парижской
телевизионной антенны. Внезапно я услышал громкий испуганный возглас у себя
за спиной:
- --> Ой-вэй !
Я обернулся и увидел, как самая лучшая из всех жен с растерянным
взглядом и лихорадочными движениями роется в своей сумочке.
Я выстоял на стороне своей жены большинство ближневосточных войн. Более
того, мы вместе выбили из городских властей Тель-Авива разрешение на
стоительство. Но в столь безудержном отчаянии я ее еще никогда не видел.
- Б-же мой, - голосила она, - я его потеряла!
И ушла прочь, чтобы пропасть в теснинах большого города. И оставила
меня одного, как перст, посреди руин наполовину опустошенных чемоданов.
Проходили часы, и я потихоньку уже начал беспокоиться. Только мое скверное
французское произношение удерживало меня от того, чтобы обратиться в
полицию...
Внезапно дверь распахнулась и самая бледная из всех супруга, рыдая,
рухнула на кровать и затихла недвижно.
- Я не могу его отыскать... Его нет во всем Париже...
- Кого же, во имя Г-спода?!
- Моего зеленого карандаша...
Оказалось, что по нашему прибытию моя дорогая лишилась нечто такого,
что она обычно берегла как зеницу ока: толстый зеленый карандаш, который
единственный мог обеспечить ее миндалевидным глазам правильные очертания.
Обыкновенный цветной карандаш. После его пропажи она прочесала весь Париж,
от бутиков до парфюмерных лавок, и снова назад, были испробованы дюжины
карандашей, чтобы в конце концов с прискорбием констатировать, что его
особую зелень в Париже не найти. В море подробностей я между прочим выяснил,
что речь идет о продукции под названием "зеленый вельвет", поставляемом
известной фирмой "Мейбелин" из Мичигана. Все остальное не годится.
- Но, милая, - попытался я утешить ее, - за твоими очками и так никто
не увидит зеленых контуров твоих прекрасных глаз.
- А что, если, дурья твоя голова, я сниму очки, чтобы их протереть?
Я всегда утверждал, что женщин и их неизведанную душу невозможно
постичь. Слабый пол одинаково живет во всем мире по одним и тем же законам и
с одними и теми же зелеными карандашами. Просто женщины совсем не такие, как
мы, мужчины. И по-другому сходят с ума.
Моя жена, например, осознала всю серьезность происшедшего и принялась
стенать: в этих условиях она будет не в состоянии завтра вечером идти на
прием в посольство.
- Без своего обычного макияжа мне будет казаться, что я голая, -
пояснила она. - Иди один.
Она показала мне свои покрасневшие глаза.
- Глянь-ка, вот это я еще своим старым карандашом красила. А тут, на
моем левом глазу, ты можешь видеть, какая ужасная штука, это я уже здесь, в
Париже, намазала. Видишь разницу?
Я сравнил оба глаза со всей приказанной старательностью и не смог
установить ни малейшей разницы. Зеленая линия, она и есть зеленая линия.
Точка. Может быть, разве что, левый глаз был немного красивее. А может быть,
и правый.
- Ты абсолютно права, - сказал я. - Никакого сравнения с "зеленым
вельветом"...
Наша незабываемая неделя в Париже превратилась в зеленую трагедию.
Самая лучшая из всех жен пережила бессонную ночь. Время от времени она
вставала, чтобы посмотреться в зеркало. Потом будила меня:
- Ты только посмотри, на кого я похожа! Катастрофа!
И она была в чем-то права. Со своим залитым слезами лицом и распухшими
глазами она представляла действительно безрадостное зралище.
В результате долгих раздумий я вспомнил, что цветные линии вокруг
женских глаз мне никогда и в глаза-то не бросались. Кроме, может быть,
миссис Пигги из Маппет-шоу.
- Давай-ка спать, дорогая, - пробормотал я из-под одеяла, - а утром
попросим американского посла прислать эту штуку с дипломатическим курьером
прямо из Мичигана.
Следующим утром она не встала с постели.
Поскольку проблема не разрешалась, ее следовало перевести в другую
плоскость. Я как-то слышал об одной даме, потерявшей пластмассовую заколку,
которой она скрепляла свои волосы в пучок аккурат под мозжечком... Оказалось
достаточно, чтобы выпрыгнуть в окно...
Из-за какой-то заколки!
- Я знаю, как это произошло, - причитала моя женщина. - Я в такси
открывала сумочку, вот карандаш и мог вывалиться. А все почему? Потому что у
меня нет ни одной сумочки, которая бы нормально закрывалась...
У нее дома этих сумочек просто чудовищное изобилие. Они имеет их всех
мыслимых оттенков радуги. Сумочки из кожи, шелка, нейлона, перлона, дралона,
соломы, --> фибергласа , плексигласа, и даже одну из дерева. И еще две из
жести.
- Завтра, - объявила она, - мы купим новую сумочку.
Покупка новой сумочки казалась решением всех проблем. Особенно за
границей. Однажды, - это было в Риме - мы попали на забастовку транспортных
рабочих. Она тут же купила себе красную сумочку. На Кипре я вывихнул себе
лодыжку. Она срочно пошла и купила - угадайте, что? Причем, это была
особенно большая и, если я правильно припоминаю, из желтого полиэтилена.
- Минуточку! - сказал я своей причитающей женщине, стремительно
прокручивая мысль в мозгу. - А что, если поискать в торговом центре
американской военной базы? Я почти уверен, что мы сможем там найти твой
карандаш.
- Не смеши меня, - ответила она, но я уже был в пути. На кону было наше
счастье, быть может даже, наш брак. Но прежде всего, конечно, наша отпускная
неделя в Париже.
Прежде всего я зашел в ближайший магазин с парикмахерскими
принадлежностями и купил там самый простой зеленый карандаш без какой-нибудь
товарной марки. Затем я разыскал ювелира недалеко от Оперы и попросил его на
футляре карандаша выгравировать золотыми буквами слова "зеленый вельвет,
Мейбелин из Мичигана".
Ювелир даже не поморщился. Он уже знал этих туристок.
Короче: несколько часов спустя я вернулся в отель, подошел к
выплакавшей глаза самой лучшей из всех жен и протянул ей карандаш.
- Мне очень жаль, дорогая, я перетряс весь военный магазин сверху
донизу, но это все, что мне удалось найти.
Моя дорогая увидела мой карандаш и ее лицо просветлело.
- Ты, дурачок! - воскликнула она. - Это же он! Это именно то, что я тут
везде понапрасну искала!
Она подлетела к зеркалу и нанесла несколько очень зеленых линий на свои
сияющие глаза.
- Ну, вот! Видишь разницу?
- Конечно, я же не слепой.
И моя благодарная супруга вручила мне все 43 карандаша для глаз,
которые она купила в 43 парижских магазинах. Она предоставила на мое
усмотрение, как с ними поступить.
И я сел и написал - в отличие от Джорджа Гершвина, чья супруга,
вероятно, предпочитала --> голубые карандаши для глаз - эту Рапсодию в
зеленом.
Я сел на первый попавшийся автобус, идущий до Монмартра, вышел там и
поихоньку втерся в радостную пеструю компанию народов всего света. Попросту
говоря, уселся в кафе, заказал вермута и стал рассматривать окружающую
сутолоку. И впрямь сутолоку! За соседним столиком всхлипывала крашеная
блондинка на плече у молодого юноши в бакенбардах и очках. Немного подальше
пожилая секс-бомба делилась с заинтересованными слушателями воспоминаниями о
своей загубленной молодости. Неподалеку небритый, дикой наружности тип в
пуловере держал транзистор у своего уха. А там дискутировали шесть
длинноволосых юношей по поводу выявленных ими противоречий между
нео-даосизмом и Кафкой, тут две неподвижных, изрядно накрашенных женщины в
немом объятии изготовились к новым ударам судьбы. Какая-то полуголая,
захватывающе красивая девица уселась напротив африканского матроса, вытащила
книгу и начала читать. В углу некий меланхолически настроенный студент
пытался покончить жизнь самоубийством через проглатывание ложки, но
официант, отвечавший за комплектность столовых приборов, вцепился ему в
руку. Две театральных актрисы сочли жару столь непереносимой, что начали
раздеваться, вследствие чего официант немедленно вызвал полицейских, видимо,
чтобы они разделили с ним удовольствие созерцания. Страдающий слоновостью
скульптор выдавливал из миниатюрной флейты электронную музыку, известная
поэтесса водила свою самку бульдога от столика к столику и собирала подаяние
для ее якобы вчера народившегося помета, белобрысый аккордеонист преследовал
сентиментальной мелодией обнимающуюся парочку, повсюду мелькали сигареты и
спички, обрывки разговоров и смех пробивались через клубы дыма и алкогольных
паров. И посреди этой оргии единения и радости жизни за своим столом сидел
один одинокий человек, и это был я.
Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, таким забытым,
покинутым и потерянным. Не будь у меня привычки в жаркую погоду (которая
стояла в тот день) одевать спортивную рубашку навыпуск, я бы, пожалуй,
никогда не вступил в контакт с окружающей средой. Но и это, должен сказать
прямо, был весьма безрадостный контакт.
Поскольку я отчетливо ощутил, что нижняя левая часть моей выпущенной
рубашки отворачивается. Я осторожно оглянулся и обнаружил: мой сосед по
столу завладел уголком моей рубашки и протирал им стекла своих очков,
большие, толстые линзы в черной роговой оправе. Я этого господина в жизни
никогда не видел. А сейчас он сидел рядом и протирал свои очки моей
рубашкой.
Примерно минуту царила тишина, прерываемая только ритмичным шорохом
протирания. Затем я собрался:
- Месье, - сказал я. - Что это вы делаете?
- Вы же сами видите, - прозвучал ответ. - И не таращитесь так тупо.
- Может быть, вы будете протирать свои очки вашей собственной рубашкой?
- Моя рубашка заправлена в брюки. Вы же это видите.
Он поднял стекла на свет, чтобы убедиться, что они протерты
основательно. Очевидно, это было не так. Но когда я заметил, что он
собирается продолжать свою протирочную деятельность, я потянул рубашку на
себя; однако, тут меня ожидало нечто весьма милое:
- Ну, что такое? - проворчал он. - Дайте же мне, любезнейший, протереть
очки!
- Только не моей рубашкой!
- Но почему же?
- Ну, скажем, потому, что мы не знакомы.
- Боско, - с легким наклоном головы представился мой сосед. - И
прекратите уже таращиться.
Такое развитие событий шло мне против шерсти. Теперь, когда мы уже
лично познакомились, мне стало гораздо сложней отказывать ему в рубашке.
- Да, но... - пролепетал я. - Это же совершенно новая, чистая рубашка.
Надо заметить, что я привел не особо убийственный аргумент, но ничего
другого просто не пришло на ум. И что с соседних столиков на меня воззрились
недоброжелательные взгляды, тоже не облегчало моей позиции. Боско, сразу же
почувствовавший свое тактическое преимущество, снова ухватил край моей
рубашки, готовый к действию:
- Если бы это не была чистая рубашка, я бы не использовал ее для
протирки своих очков. У меня ведь очень дорогие и очень чувствительные
линзы. А ну-ка.
- Вы хотя бы не рвите так, - предостерег я слабеющим голосом, пока он
продолжал протирать.
- А кто рвет? - сердито спросил Боско и достал из нагрудного кармана
своей спортивной рубашки другие очки с темно-зелеными стеклами.
- Нет! - энергично запротестовал я. - Пожалуйста, больше не надо очков.
- Вы меня утомляете, - парировал Боско. - Успокойтесь уже, наконец.
Сейчас ситуация представлялась мне просто глупой. В конце концов, я
турист, иностранец, увеличивающий число иностранных туристов, проще говоря,
гость этой страны. Я едва знал Боско, и уж в любом случае, недостаточно
хорошо, чтобы предоставить ему свою рубашку на чистку всего запаса очков. Но
общественное мнение явно стояло на его стороне, в этом выражение лиц сидящих
вокруг не оставляло сомнений. "Вы ябеда и слабак, - говорили их взгляды. -
Вы незваный гость. Вы эгоист. Вы заносчивый задавала. Вы ведете себя так,
будто ваша рубашка - самая дорогая вещь на земле. Радуйтесь, что она хоть на
что-то годится. Вы вообще не понимаете, что такое единство, у вас никакого
чувства коллективной ответственности, никакого чувства коллективизма. Вы
недостойны того, чтобы сидеть тут, вы ходячее никто в убогом тряпье"...
Поскольку тучи сгущались, я собрался с силами:
- Хватит! Я больше этого не желаю!
- А почему, собственно?
- Я не собираюсь давать вам отчет! Я что, обязан каждому давать свою
рубашку для протирания очков?
- Каждому?! Почему каждому?! - посыпались на меня возгласы со всех
сторон. - Кто, кроме Боско, протирает очки? Кто еще покушается на вашу
идиотскую рубашку? Почему вы говорите "каждому", когда только Боско...
Остальное я не слышал. Я был уже у дверей. Однако там я остановился и с
вызывающей медлительностью заправил свою рубашку в брюки.
--> Vive L'Empereur !
Среднестатистический француз терпеть не может иностранцев, поскольку он
чувствует, что ими будет продана и предана вся вселенная, включая солнце и
луну. Он любит Францию и сиамских кошек, чтит генерала Де Голля и всю его
долгую жизнь на земле, ненавидит правительство, войну, дождь, иностранных
туристов, французов и себя самого. На мой личный, не совсем научно
обоснованный взгляд, этот душевный настрой происходит от слишком крутых
подъемов в метро; это также могло послужить причиной того, что предпоследний
--> Тур-де-Франс выиграл бельгиец. Между прочим, истинные мастера держать
дистанцию - не англичане, как общепринято, а французы. Они даже
ликвидировали таблички с именами живущих на входных дверях, чтобы
гарантированно оставаться неуловимыми.
Все же Жан-Пьер делал великодушные жесты не из простого каприза.
Израильтяне, с тех пор, как они в --> Суэцкой кампании плечом к плечу с
французами воевали против американцев, рассматривают Францию как союзника, и
этот союз приносит иногда неожиданные плоды. Я, например, однажды получил
частное приглашение от одного француза. Частное. От француза. В его дом. В
самую его обитель. Иностранцы, которые уже лет двадцать живут во Франции,
уверяли меня, что в славной истории этой страны не было прецедента такому
приглашению. Еще никогда инстранец не преступал порога француза, это было
что-то невообразимое. Причем я хотел бы особо подчеркнуть, что хозяин, когда
приглашал меня, не был пьян, наоборот, выражаясь соответствующим слогом,
находился в полном сознании и трезвом уме. Речь шла, таким образом, о
редчайшем стихийном явлении.
Правда, познакомились мы с ним на театральном фестивале, что является
существенным минусом. Во время спектакля израильской труппы я уселся рядом с
пожилым господином, который непрерывно интересовался, что же, собственно, к
чертям, происходит на сцене. Я объяснил ему, что он смотрит сценки из жизни
так называемого "киббуца", коллективного сельскохозяйственного поселения,
где люди работают добровольно, в одной руке держа плуг, в другой оружие, а в
третьей Библию. Мой новый друг, месье Рапу, сообщил мне в ответ, что и он
тоже, а точнее говоря, его дед воевал против Пруссии. Отсюда мы перевели наш
разговор на Китай, на рулетку и на последние съеденные блюда. Возможно, эта
последняя тема и побудила месье Рапу забыть о традиционных предрассудках и
пригласить меня к себе домой.
- Приходите в пятницу вечером после обеда, - сказал он. - После обеда
придет еще одна пара.
- Мерси, - ответил я. - Понял: буду в пятницу вечером после обеда.
- Садитесь на метро на станции "Бонапарт" и езжайте до остановки
"Обелиск Наполеона". Перейдете площадь Великой Армии в направлении
Триумфальной арки. На перекрестке авеню 7 ноября с улицей 28 мая найдете дом
--> Маренг о. Вы узнаете его по прикрепленной слева от входа мраморной
доске, из которой следует, когда был заложен этот дом. Это произошло ровно
через 104 года, как Наполеон разгромил итальянскую армию на мосту Маренго.
Итак, до свидания в пятницу после обеда.
В пятницу вечером я очень плотно пообедал и отправился по указанному
адресу. Обелиск, поставленный Наполеоном в честь победы при --> Фридланде
, я отыскал без труда, но там, где должна была быть площадь Великой Армии,
находился музей керамики, размещенный в здании бывшей кадетской школы. После
нескольких минут безуспешных поисков я обратился к дорожному полицейскому за
справкой. Он пояснил мне, что искомый мною обелиск - это не обелиск
Фридланда, а обелиск в честь победы в Египте, и стоит он между улицей 11
января и улицей 12 января. Наконец, он спросил меня о моей национальности. Я
представился израильтянином и увидел, как загорелись его глаза. Наполеон,
как он объяснил мне, перед покорением Египта, занял знаменитые Аккру и Яффо.
Я понимающе кивнул, хотя даже не предполагал, что крепость --> Аккра была
покорена Наполеоном.
Примерно полчаса спустя я стоял перед домом Маренго и еще через
четверть часа у дверей в квартиру месье Рапу. Там уже собралось маленькое,
но аристократическое общество. Все разговаривали на беглом французском,
языке моей безнадежной любви. Спустя некоторое время разговор закрутился
вокруг событий на Ближнем Востоке. Господствовало полное единство по вопросу
о стратегическом значении государства Израиль.
- Уже во времена, когда император перед покорением Египта занял Аккру и
Яффо, - начал один из гостей и ушел в подробное описание гениального
тактического маневра, который корсиканец провел в тени пирамид. Особенно
воспламенило фантазию говорящего явление этого великого полководца, когда он
подскакал к белой палатке на одиноком холме в лучах заходящего пустынного
солнца, и его силуэт тонул в золотистых отблесках. Это, как он мечтательно
выразился, достойно отображения на великолепной картине (две таких картины,
выполненных маслом, уже висели тут же, на стене).
Я, со своей стороны, как недавно приехавший и имеющий более, чем
практический интерес, поинтересовался достопримечательностями, которые за
время пребывания тут следовало бы обязательно посетить. Мне назвали
следующие:
Могила Наполеона. Триумфальная арка. Все без исключения военные музеи,
особенно, посвященные битве при --> Йене , под --> Аустерлицем и при
--> Ваграме , ну, и все остальные. Все без исключения любимые замки
императора, особенно, в --> Мальмезоне , Сен-Жермене, в...
У меня закружилась голова. Разумеется, Наполеон по праву носит гордое
звание "Орел", но что-то должно оставаться и для прочих воробьев. Конечно
же, я был --> ниже его , поскольку он все-таки покорил мир, а я нет. Но
если присмотреться, в своем покорении мира он зашел не так уж далеко. Наш
преподаватель истории в гимназии однажды так ответил на невежливый вопрос,
зачем вообще Наполеон предпринял египетский поход: просто генерал хотел
перенести во Францию египетские пирамиды. Никто лучше меня не знает, что
вместо них он довольствовался самодельными обелисками...
Пока такие или подобные харизмы лезли мне в голову, прочее общество
занялось битвой при Ваграме, где император размолотил объединенные армии
русских, пруссаков и австрийцев, перед тем, как начать свой знаменитый
зимний поход и покорить Москву.
- Никакой полководец, кроме Наполеона, прежде ни разу не покорял
Москву, - заметил присутствующий спортивный журналист непререкаемым тоном.
- А после того? - поинтересовался я.
- Что "после того"?
- Я имею в виду - после того.
- Ах, после того... Конец истории.
Наш хозяин глотнул своего коньяка "Наполеон" и сказал заметно
язвительным тоном:
- А после того собралась реакционная банда императоров и королей и
задушила этого гения революции.
Я возразил полушепотом:
- Но разве Наполеон не был сам императором? И королем Италии?
- Вот именно! - прозвучала едкая реплика. - Именно этого эти снобы не
могли вынести...
- Я прощаю всех англичан, - вставил другой, поглаживая стоящий на
кимине бюст Наполеона. - В конце концов, они никакие не европейцы. Но вот
садиста-губернатора Святой Елены, который обращался к императору на "сир" -
его не прощу никогда.
Чтобы сменить тему разговора, я предложил стоящим поблизости господам
сигареты. Они демонстративно отвернулись от меня. Только теперь я осознал
оплошность, которую допустил: это были сигареты " --> Нельсон ", и
портрет легендарного адмирала был отчетливо вытиснен на пачке. Он выглядел
столь удовлетворенным, как будто только что уничтожил французский флот. Это
было ужасно. И даже мое оправдательное бормотание, с которым я вынужден был
спрятать свое вульгарное зелье в карман, было явно неприятно
присутствовавшим и более не пробивало их ледяную неприязнь. Я распрощался,
чтобы никого не задерживать. Чисто из вежливости - скорее, чтобы придать
моему уходу безобидный характер - месье Рапу попросил у меня мой лондонский
адрес. Пользуясь случаем сгладить гнев гостей, я выдавил:
- --> Веллингтон -серкл. Угол Трафальгарской площади. Отель
"Ватерлоо"... Господи, Б-же...
Никто не подал мне руки. Хозяин молча проводил меня до двери, не
обращая внимания на мои заверения, что не моя в том вина, что каждая вторая
улица в Лондоне названа в честь какой-нибудь битвы или военачальника, и если
кончаются имена Веллингтона или Ватерлоо они тотчас изобретают новые, им
рифмующиеся, как, скажем, Кенсингтон или Бейкерлоо... Месье Рапу грозно
защелкнул дверь на замок.
С трудом держась на ногах, я спустился вниз, пересек --> Тильзитскую
улицу и направился к очередной триумфальной арке.
--> Garсенье он буквально
лопается от посетителей, и у входа вьется длинная очередь голодных
французов, ожидающих свободного места. Между плотно засиженными столами
снуют туда-сюда два вспотевших, переполненных заказами официанта, снова
подтверждая старое правило, что во французском ресторане бывает либо слишком
мало, либо слишком много официантов, но никогда не требуемое количество.
Атмосфера там царила столь простодушная и так по-настоящему она меня
очаровала, что я проявил преступное легкомыслие ко всем предупреждениям сыча
Липсица и уселся за стол, стоявший посреди ресторана, оказавшийся, как по
волшебству, совсем пустым. Я непринужденно опустился на стул (он оказался
одним-единственным), вытянул свои уставшие члены и не без удовлетворения
отметил, что я в относительно короткий срок полностью освоился с французской
жизнью. Затем я подхватил меню, пробежал его тренированным взглядом и
остановился на антрекоте. "Garанцузском. - Un antrec в
противоположном направлении:
- Garщающе:
- Garкруг меня
большая часть населения Парижа с видимым удовольствием решала проблему
воскресного питания. А мне, что же, отказывать себе в этом решении? Как
только я снова увидел Аристократа, я вскочил и загородил ему дорогу:
- Garecек? Видимо, это надо было понимать буквально. Но я уже,
вероятно, был мертв и не понимал этого...
Голодное рычание из области моего желудка вернуло меня обратно в
реальность. Когда Усатый снова прошел мимо моего стола, я схватил его за