Кларк Саймон. Тьма сгущается

Саймон Кларк
Тьма сгущается

   Посвящается Алексу и Элен Кларк, моим детям, с благодарностью за их поддержку и терпение.

Часть первая

   Кто однажды испытал опьянение властью ее выгоды, тот никогда по доброй воле не откажется от нее.

Эдмунд Берк

Глава 1
Что случилось с Розмари Сноу?

   Хочешь власти?
   Хочешь власти над людьми?
   Хочешь власти посылать людей на смерть?
   Хочешь власти столь полной, что, умирая за тебя, они отдадут жизнь с радостью и гордостью, с последним вздохом выкрикивая твое имя?
   Хочешь такой власти?
   Хочешь?

Вторник, вечер. Тихий проселок. Осталось 57 часов.

   Хочешь власти?
   Розмари уставилась на незнакомца, задавшего ей этот вопрос. “Он что, мысли читает?”
   Розмари Сноу: длинные черные волосы, на левой щеке маленькая родинка, шестнадцать лет, застенчива, до сих пор отстаивает свою невинность с упорством, которому позавидовал бы боец-профессионал.
   Она сидела на лавочке у обочины. Июньская жара растопила асфальт. Зыбкое марево превращало проносившиеся мимо автомобили в призраки. Пирожок с мясом, купленный с голоду на заправке, оставлял во рту отвратительный вкус картона с перцем. Сейчас Розмари Сноу душу бы продала за настоящий гамбургер из придорожного Макдональдса.
   Затормозивший рядом “БМВ” спугнул воробьев, подбиравших крошки пригорелого теста. Безупречно белая машина казалась вылепленной из сливочного мороженого. Водитель приспустил стекло и заговорил с ней, как со старой знакомой.
   Почему-то это не удивило ее.
   “Лет тридцати, – решила Розмари, – и хорош, как телезвезда”: каштановые волосы, пышно взбитые щеткой, свободная мальчишеская улыбка. Но главное – глаза. Такой разрез глаз получается, когда, стоя перед зеркалом, тихонько оттянешь пальцами книзу наружные уголки. Они притягивали взгляд и говорили яснее ясного: этот человек не бросит в беде.
   Он не бросит в беде Розмари Сноу.
   – Черт украл язык? – улыбнулся незнакомец. – Смелей, мне-то ты можешь ответить. ХОЧЕШЬ ВЛАСТИ?
   – Да! – неожиданно вырвалось у Розмари. – Хочу именно власти.
   – Тогда садись в машину.
   И, к собственному удивлению, девочка послушалась.

Вторник. Ночь. Манчестерское шоссе. Осталось 47 часов.

   – Зачем вы так гоните? – спросила Розмари.
   – Спешу. Тебе страшно?
   – Нет.
   Она не лгала, видела, что белый “БМВ”, ракетой несущийся по горной дороге, абсолютно послушен человеку за рулем.
   Ей только хотелось бы знать: куда он так спешит?

Среда. Утро. Побережье. Осталось 37 часов.

   Они останавливались только на заправочных станциях. Дважды на остановках он спал прямо в водительском кресле, просыпаясь ровно через час и снова трогаясь в путь.
   Она смутно задумывалась: боится ли, что он остановит машину где-нибудь в пустынном месте и прикажет ей раздеваться, или ждет этого с нетерпением. Как бы то ни было, деваться некуда.

Глава 2
Западня

Среда. Ночь. Лесная дорога. Осталось 27 часов.

   – Почему ты сбежала из дома, Розмари?
   Она расслышала вопрос сквозь дрему. Мерный шорох шин усыпляет. Моргнув, выпрямилась в кресле. В голове крутились десятки разумных ответов, вполне объяснявших побег.
   Все началось после развода родителей. Мать увезла ее в скучный промышленный городишко. Новая школа вся пропахла дешевой общественной уборной, а учеников, должно быть, набирали в аду.
   Розмари не была ни жирной, ни малорослой, ни конопатой; она не пукала во время молитвы. Но Господь, в своей бесконечной мудрости, наделил ее родинкой на левой щеке. Блестящая, как свежий шрам, маленькая розовая родинка в форме буквы "z". Чертенята-одноклассники набросились на нее, как мухи на мед.
   В школе ее беспрестанно преследовало назойливое жужжание:
   – З-з-з-з...
   Через три года учебы в этой школе она не могла спокойно смотреть на ос, мирно перелетающих с цветка на цветок, – ее тошнило.
   – З-з-з-з...
   – Спасайся кто может, идет Красная Зет! – орали они. Или:
   – Слушай, ты ОСАзнала, что мы сегодня проходим, Красная Зет? Шекспира! Ты читала Шекспира, Красная Зет?
   Она сидела, беспомощно уставившись на доску.
   – Почитайте Красной Зет Шекспира! “Жужжать иль не жужжать, вот в чем вопрос!” А излюбленная шуточка...
   – Слыхали, Красная Зет набивалась ко мне в подружки!
   – Ну, и что ты ей сказал?
   – Ясное дело – отЗынь!
   Потом мать нанесла удар в спину. За год – за целых 365 душераздирающих дней до окончания школы – она снова вышла замуж. Розмари не ссорилась с отчимом (он держался вежливо и отчужденно), зато его доченька, Джейн... Она училась в одной школе с Розмари. Девица оказалась бывалая и пользовалась успехом. И с азартом встала во главе преследователей “осы”.
   Три года Розмари хотя бы дома отдыхала от бесконечного зудения.
   Теперь она засыпала под то же “ЗЗЗЗЗ”, доносившееся из соседней спальни и сменявшееся дурацким хихиканьем, которое доносилось к ней даже сквозь большую подушку.
   Она не стала рассказывать об этом человеку, сидевшему рядом с ней в машине, светлой стрелой проносившейся сквозь сумрачные перелески, а заговорила о будущем:
   – Я уехала к друзьям.
   – Насовсем?
   – Да. У них что-то вроде поместья. Большой ничейный сад, и в нем домик, переделанный из железнодорожного вагона.
   Розмари восторженно описывала местность, рассказывала об ужинах с шашлыками у костра летними вечерами.
   – Звучит приятно. Но ведь в вагончике зимой холодновато?
   – Да нет. Кирк в прошлом году устроил замечательную печь. Понимаете, у Кирка Бана золотые руки. Он все умеет, за что ни возьмется!
   – А как он выглядит? – спросил вдруг водитель, словно припоминая кого-то.
   – Ну, ему семнадцать лет, глаза голубые, сам высокий, худощавый, но крепкий. Он много занимается физической работой – дрова, сад, а еще...
   – А другие? Сколько их там?
   – Пятеро.
   – Как они себя называют?
   – Ой, такая глупость. Яблочный Клан. Это потому, что они живут в саду и...
   – И как они, ладят между собой?
   – Да, прямо настоящая семья. Они живут вместе уже...
   – А зовут их как?
   – Кирк Бан, Вине Пил, Джеми Ланг, Сара Гривс и Триш Мигун. Триш настоящей фамилии не говорит. У него глаз дергается, подмигивает, вот и... Что случилось?
   Он вдруг нажал на тормоза, впился глазами в зеркальце заднего вида, словно ожидал увидеть за горизонтом нечто, преследующее их машину.
   Его лицо дрогнуло. Увидел. Она взволнованно оглянулась на залитую лунным светом дорогу. Ничего. И даже ни одной машины.
   Но Розмари ощутила его тревогу. “БМВ” снова летел сквозь тьму. Куда – один Бог знает.

Четверг. День. Горная дорога. Осталось 8 часов.

   Теперь он вел машину медленно, словно высматривая что-то на заросших травой склонах. Тем временем Розмари рассказывала ему о Яблочном Клане, а он ей – о своей семье. Жена и двое сыновей-подростков. “Свихнулись на мотоциклах. Гоняют как сумасшедшие, а я хожу по саду, все представляю, как их размазал в лепешку какой-нибудь грузовик. Прихожу в себя, только когда увижу их подъезжающими к дому”. Есть и дочь. По выходным она работает волонтером в приюте для бездомных собак. Я всегда говорю ей, что, работая за бесплатно, не наживешь богатств.
   Он с улыбкой повернулся к Розмари.
   – Я скажу тебе кое-что о моей семье, чего прежде никому не говорил.
   – Что же это?
   – Она не существует. Я ее выдумал. – Он поймал ее взгляд. – Точь-в-точь как ты выдумала Кирка Бана, Джеми и весь Яблочный Клан.
   Она остолбенела.
   Он тихонько рассмеялся.
   – Поверь мне, Розмари, мы с тобой не сумасшедшие. У большинства людей есть тайный мир фантазий, только мало кто в этом признается. Но твои фантазии необычайно реальны, Розмари Сноу. У тебя редкая сила воображения. – Он снова уставился на нее скошенными книзу глазами. – Вот почему ты прекрасно справишься с тем, что нам предстоит.

Четверг. Вечер. Дорога на Шеффилд. Осталось 6 часов.

   Водитель покосился на сидящую рядом девочку. Розмари Сноу. Очень хорошенькая. Длинные черные волосы. Только слишком серьезная и молчаливая. Нелегко ей жилось. И если сегодня опять не выйдет, жизнь скоро кончится.
   Он искренне надеялся, что смерть будет легкой и быстрой.
   Только вряд ли. Слишком часто он видел, как это бывает.

Четверг. Ночь. Заросший проселок. Осталось 90 минут.

   Скорость – девяносто миль в час. Ветровое стекло заляпано разбившимися мотыльками. Свет фар вспарывает ночь. Дорога идет через поля, заросшие сурепкой. Розмари нервно вцепилась в предохранительный ремень на груди, ее взгляд скользит по смутным маслянистым волнам желтых трав.
   Шлеп! Еще одна мошка ударилась в стекло. Сухой, как бумага, язык прилип к небу.
   Она оглянулась на водителя. “У него тоже во рту пересохло, вон как дергается адамово яблоко, словно в горле застрял комок. Что-то его тревожит, но он молчит”.
   Он сказал, что у нее огромная сила воображения. А может как раз сейчас он представляет ее – голой?

Четверг. Ночь. Осталось 67 минут.

   “Хочешь власти?” Он говорил с напряженностью человека, к виску которого приставлен ствол пистолета. “Она ждет тебя здесь!”
   Тормоза пронзительно взвизгнули. Машина встала.
   – Вылезай, Розмари.
   Девочка повиновалась. Холодный ночной воздух встретил ее поглаживанием мертвой руки.
   Он заговорил сквозь открытое окно, не сводя с нее мягкого взгляда раскосых глаз:
   – Розмари, сейчас я попрошу тебя перелезть через изгородь и выйти на середину поля. Но сначала я должен объяснить, что делать. Тебе это покажется странным, но послушайся меня, просто чтобы доставить мне удовольствие, ладно?
   Она кивнула. Свет полной луны неестественно ярко освещал свежескошенное поле за изгородью. У дальней кромки его стояло одинокое дерево. Какая-то болезнь иссушила его верхние ветви, а нижние по-прежнему покрывала густая листва. Голые ветки показались Розмари похожими на предостерегающе вытянутые руки. Если бы дерево могло говорить, оно бы кричало ей: “Опасность! Прочь! Опасность!”
   В полусотне ярдов дальше, отделенный изгородью от поля, стоял дом фермера. В пронзительном свете луны было видно, что усадьба заброшена. Вход зарос кустами роз. Розовые головки цветов кивали как детские личики. Два застекленных окна во втором этаже пялились на луну пустым блестящим взглядом.
   За домом горбатилось холмами новое поле. Тишину не нарушали ни голоса людей, ни шум машин. Звучал только мужской голос, дававший указания, внушавший, как важно – жизненно важно – выполнить их буквально.
   – Представь себе, что ты кого-то ждешь. Он шел долго, он очень устал. Он тебе необходим. Обними его. Прими его как долгожданного брата. Думай так, и все будет хорошо.
   Его лицо пряталось в тени.
   – Я буду ждать тебя здесь, Розмари, если что, ты не одна.
   Девочка растерянно пробормотала:
   – Но что мне с ним делать?
   – Успокой его. Сначала он покажется тебе довольно странным, ты никогда не встречала ему подобных. Удерживай его. Ты сможешь сама управлять его действиями, как действиями Кирка и его Клана. Просто вообрази их. Хорошо?
   – Наверное...
   – Да, кстати, – добавил незнакомец, будто припомнив незначительную мелочь, – если он разойдется и вздумает сесть тебе на голову, вели ему сидеть смирно и не трогаться с места, пока ты не разрешишь. Он послушается. Понятно?
   – Да...
   – Вот и чудненько. Выйди на середину поля и жди его там.
   Когда она перелезала через изгородь, вслед ей послышалось тихое:
   – Удачи тебе, Розмари Сноу.

Четверг. Ночь. Осталось 52 минуты.

   Тишина. Оглушительная тишина.
   Розмари все не могла отвести взгляд от уродливого дерева, застывшего в предостерегающем взмахе ветвей. За ворот рубахи словно засунули ком снега.
   Девочка тяжело застонала, как бы пробуждаясь от тяжелого сна. Мелькнула мысль: “Он меня загипнотизировал”. Бывает ведь, что человек под гипнозом спокойно раздевается перед полным залом. А потом вдруг проснется и увидит чужие хохочущие лица и тычущие в него пальцы...
   Вспоминались и истории пострашнее.
   “Не ходите гулять с незнакомыми”. Рассказы о девочках, которых уводили в пустынное место, насиловали и пытали – выжигали им, полузадушенным, волосы на лобке, а потом завинчивали в глаз штопор, и никто не слышал их криков...
   “Нет. Держись, Красная Зет!”
   По лицу тек пот, но ее трясло. Среди теплой летней ночи кусочек персональной зимы. Луну над головой затягивала дымка. Тени сгущались и извивались в траве, как удавы.
   “Дыши ровно”. От частого поверхностного дыхания кружилась голова. Она непрерывно оглядывалась и вытирала о штанины вспотевшие ладони.
   Вот они! Дождалась.
   К ней метнулись маленькие тени. Она ярко представила: крысы прыгают ей в лицо, кусают в нос, в губы; другие шмыгают под ногами, забираются изнутри по штанинам, острые клычки вонзаются в икры, щетинистые рыльца тянутся выше... Розмари бросила отчаянный взгляд на белый “БМВ”. В кабине черным пятном маячило лицо незнакомца.
   Крысы. Она готова была завизжать: “Крысы! Крысы! Заберите меня отсюда!”
   Мерзкие черные кляксы метались в траве. Сейчас сомкнутся вокруг меховым ковром, злобные зубки вопьются в кожу... Она напряглась, изготовилась рвануться прочь, но тут один подскочил ближе, и у нее вырвался облегченный вздох:
   – Кролики!
   Всего-навсего кролики. Она успокоенно обмякла. Десятки кроликов доверчиво крутились вокруг нее, лакомясь головками одуванчиков.
   Вдруг, словно по команде, они присели на задние лапки, головки повернулись к заброшенной ферме, ушки встали торчком...
   Что-то увидели?
   Розмари во все глаза уставилась на дом.
   “Приближается твой новый друг, Розмари. Прими его, как долгожданного брата”.
   По кроликам будто выстрелили из ружья. Они нырнули в траву, прочь, прочь от фермы. Она снова взглянула в мертвые глаза-окна.
   Никого.
   На дереве? Может, их спугнула сова?
   Ничего не разглядеть. Только воздетые к небу неподвижные руки ветвей.
   Что же, во имя Господа, спугнуло кроликов?
   В лунном свете мимо нее проносились серые тени. “Это твой новый друг, Розмари”.
   “Это он...”
   Ш-ш-ш... Ф-р-р...
   “Ни в коем случае не позволяй ему задавить тебя”, – сказал этот человек.
   Ф-ф-р-р!
   Она во все стороны вертела головой как безумная, ожидая увидеть среди поля самого дьявола, изрыгающего пламя и серу.
   Ф-ф-ш-ш...
   Еще одна волна зверюшек прокатилась в ту же сторону: лисы и кролики, барсуки и ласки. Охотники и жертвы бежали рядом, не замечая друг друга. Их гнал ужас. Не просто несколько зверушек, спасающихся от дикого кота, – все звериное население удирало из этого проклятого места, как от пожара.

Глава 3
Еще темнее

Четверг. Ночь. Осталось 20 минут.

   Это приближалось медленно. Так медленно, что Розмари сама не знала, когда впервые заметила его.
   Луна почти исчезла, словно какой-то злой дух утопил ее в чане молока, оставив в ночном небе размытое светлое пятно. Тени поднимались над землей, как мертвые из могил.
   Перед глазами само собой возникло видение Кирка Бана. Он был виден с ужасающей яркостью: она разглядела светлую щетину на подбородке, расширенные глаза, губы, беззвучно шевелящиеся в отчаянном крике:
   “Спасайся. Он ЗДЕСЬ!”
   В то же мгновение ее поразил стон.
   Человеческий стон, только небывало громкий.
   Взгляд девочки метнулся к ферме. Звук шел оттуда. Пустые глаза окон, казалось, заблестели ярче.
   “Я остаюсь! – лихорадочно шептала она. – Я остаюсь. Этот человек обещал мне власть, исполнение всех желаний. Хочу власти. Любой ценой”.
   “Любой?”.
   Снова стон. Стон старика, страдающего от невыносимой боли.
   И что-то странное происходит с домом.
   Крыша прогибается. Медленно... медленно, со скоростью минутной стрелки, она проседает посередине.
   Стон стал еще громче, и тут Розмари поняла: стонали прогибающиеся под страшной тяжестью старые стропила.
   Резкие щелчки. Это кровельные листы лопнули, как кукуруза на сковородке.
   А потом невероятно быстро.
   Стропила не выдержали.
   Выпучив слезящиеся глаза, Розмари смотрела, как непонятная сила вдавила крышу в тело дома, выбросив наружу осколки оконных стекол.
   Розы у дверей тряслись в панике, розовые детские головки кивали как безумные. Потом...
   БУМ-М!
   Они взорвались облаком лепестков.
   Ее ударило понимание: что-то гигантское – невидимое – катится к ней через поле. Что-то ТЯЖЕЛОЕ.
   – Представь, что это твой новый друг, – сказал тот человек. – Обрадуйся ему.
   Нет! Обнять это – все равно, что обнять смерч.
   Оно накатилось на дерево.
   Ветви содрогнулись, взывая о помощи, раскатился треск ружейных выстрелов.
   И дерево раскололось от вершины до корней.
   Листья с нижних веток зеленым фонтаном взметнулись к небу.
   Розмари поняла, что не дышит: ужас заморозил каждую мышцу ее тела.
   Мир сошел с ума. Падал зеленый снег: листья. Следом хлопья белой пены.
   “Это ангелы плюют на меня”, – почему-то подумала она, раскатывая в ладони пенистый комок. Но нет. Это была всего лишь древесина, размолотая в пену волокон.
   В глубине сознания кружилось слово. Ей хотелось вытащить его наружу. Это казалось важным – поймать слово. Тогда бы она знала, что делать. Она шарила в мутной воде памяти, пытаясь ухватить ускользающее слово, а на нее надвигалось что-то невидимое.
   “Лови это скользкое слово, Розмари”.
   Что-то надвигалось, вминая в землю полосу травы шириной в грузовик.
   Ближе.
   “Слово, Розмари. Слово, которое скажет тебе, что делать”.
   И она поймала его:
   “БЕГИ!”

Четверг. Ночь. Осталось 17 минут.

   Она подумала:
   – Ради бога, шевелись. Ты – следующая!
   Повернулась и побежала к машине, а это мчалось за ней, как лев за газелью.
   Сотня ярдов до дороги, где ждет белый “БМВ” с призрачным водителем.
   “Этот ублюдок втянул тебя в историю, пусть и вытягивает!”
   На бегу она кричала и размахивала руками. Вдруг до нее дошло, почему лицо водителя светилось в темноте. Свет панели управления! Он включил двигатель!
   – Нет, не смей!.. Не смей, чтоб тебя!
   Резко взвизгнули шины. Машина ракетой сорвалась с места. На какой-то безумный миг ей показалось, что удастся догнать, но машина, резко набирая скорость, умчалась в темноту. Только свет фар мелькал между холмами.
   – Ублюдок!
   Ноги вдруг ослабли, но она продолжала бежать, чувствуя за спиной приближение темной тяжелой силы.
   Губителя.
   Под ногами разлетались облачка пушинок одуванчиков, швы трусиков натирали в паху, в горле горел огонь.
   “Изгородь!” Ослепшие глаза различили ее только тогда, когда она с разгона врезалась в проволоку.
   В легкие словно залили расплавленной пластмассой. Она нащупала ногой нижнюю перекладину.
   Подтянулась на вторую и перекатилась головой вперед, рухнула на землю и на четвереньках поползла к тонким придорожным деревцам.
   КРАК!
   Изгородь рухнула плашмя, столбы переломились над самой землей.
   Над проломом – только звездное небо.
   Но воздух вокруг сгущался. Что-то нависло над ней. Что-то мощное.
   А ее силы ушли, оставив ее на четвереньках. На ноги не подняться. Ползет по колкому гравию, обдирая локти и колени.
   “Помирать пора, Розмари”.
   Отчаянно хочется жить, но силы осталось только ползти по-черепашьи.
   Оно уже рядом.
   Деревца одно за другим ломались, вминались в землю. Ветки последнего больно хлестнули ее по ноге. Она вскрикнула.
   Удар разрушил чары. Мощный выброс адреналина поднял девочку на ноги. Через секунду она уже летела по дороге.
   Не в силах запретить себе оглядываться, она видела, как столбы изгороди валятся наземь и разлетаются в щепки, словно под гигантским ножом невидимой газонокосилки.
   “Машина, – подумала она, задыхаясь. – Подъедет какая-нибудь машина... я проголосую... мы умчимся... спасемся...”
   “Если кто-нибудь проедет здесь... Все будет хорошо... Чертовски хорошо... только откуда взяться машине на пустынной дороге... ночью...”
   “С тем же успехом можешь надеяться, что прилетит Яблочный Клан и на стрекозиных крылышках унесет тебя на Луну”.
   Она помнила: “Здесь мой Губитель”.
   Изгородь разлеталась в щепки.
   Гранитные столбы ворот... взорвались с силой снаряда. Губитель настигал. Конец рядом.
   Из темных полей донесся протяжный вой. Протяжный и полный тоски вопль ее смерти. Смерть звала.
   Вот опять...
   “Нет, – подумала она. – Это гудок. Поезд гудит, зараза”.
   Впереди, в двухстах ярдах, холм на сурепном поле прорезали рельсы. Даже в темноте она различала откосы, круто спускавшиеся к путям. И медленно приближавшийся товарняк, груженый углем.
   Если удастся вскочить в вагон – это отстанет. С крутого откоса можно прыгнуть, как с платформы станции. Если упасть на россыпь угля – он смягчит удар. Если нет – она сломает себе шею.
   “Быстрей. За холмом уклон пути идет вниз. Если товарняк наберет скорость, нечего и думать его поймать”.
   За спиной по-женски взвизгнул втоптанный в землю дорожный знак.
   Заросший травой пригорок она преодолела рывком, достойным олимпийца-спринтера. Перепрыгнула ограждение, поскользнулась и тяжело шлепнулась наземь, вскрикнув от резкой боли в затылке. Что-то схватило ее за волосы.
   Головы не повернуть. Она яростно дергалась под столбом ограждения, пытаясь вырваться, в уверенности, что ее держит живая рука. Но пальцы нащупали только проволоку ограды. Вот оно что! На бегу длинные пряди сбились в колтун и петлей зацепились за столбик.
   Мысли неслись вскачь. “Отцепись. Надо бежать. Поезд – последний шанс”.
   Проволока ограждения содрогнулась, как живая. Она повернула голову вправо.
   Столбы валились как кегли. Балки ограждения под сокрушающей тяжестью уходили в землю.
   Сколько столбиков осталось до нее? Она насчитала десять, и десятый сломался у нее на глазах. Снова представилась чудовищная газонокосилка: она неумолимо накатывалась вдоль ограды, срезая столб за столбом.
   Девятый.
   Сбит.
   Смутная мысль: “еще восемь столбов от меня до Губителя”.
   Восьмой.
   Разлетелся в щепки. “Интересно, как это будет?”
   Перед глазами встала яркая картина ее последнего мига:
   наваливается невыносимая тяжесть, корчи агонии, треск костей...
   Она почувствовала, как под падающей с небес скалой лопается кожа, рвутся сухожилия и ломаются ребра: щелк... щелк... щелк...
   Ниже... ниже...
   Грудная клетка разваливается, открыв небу трепещущее сердце... Крик рвется из горла, выталкивая осколки зубов...
   Еще ниже...
   Из расколотых костей сочится костный мозг... И сердце лопается, как помидор под каблуком!
   Она уже видела себя в грязи, раздавленной в лепешку, как мышь на дороге.
   “Тут тебе и конец, Розмари Сноу”.
   – Нет!
   Крак!
   Седьмой столбик. Как не бывало.
   Крак!
   Шестой.
   – Волосы! Я не могу!
   Гудок локомотива. Стук колес все быстрей. Еще минута – и все.
   Пригнувшись, она рванулась, вырывая волосы с корнем. Голову обожгло огнем, волосы затрещали, но несколько прядей еще держались.
   Пятый...
   Перед ней встало лицо незнакомца, грустные раскосые глаза. “Теперь понятно, почему ты так спешил. Вот от чего ты убегал. Ты знал, что это такое. И ты смеялся надо мной, как все эти мучители, превратившие мою жизнь в ад? Доволен, что я умру, да?
   – Ублюдок! – выкрикнула она. – Я убью тебя! Крак!
   Четвертый...
   Она изгибалась, дотягиваясь до петли волос, захлестнувшей столбик и вопила от ненависти к предателю. Третий столбик... Щепки мельче спичек.
   “Давай! Еще можно успеть. Последняя секунда. Давай же!” Крак! Второй.
   Она зарычала на незнакомца. Первый!
   Ближайший столбик рухнул. Балка, на которую она опиралась, переломилась, куст чертополоха, падая, хлестнул ее по лицу.
   Она замерла, похолодев, подняв лицо к небу. Теплый летний воздух сгустился, ударил ее в лицо. Как молот Господень.
   Розмари Сноу закричала...

Часть вторая

   Какая-то странность кроется в турецком городе, известном как Стамбул.
   В 330 году новой эры римляне перенесли сюда столицу империи. Город тогда назывался Византии. Римляне переименовали его в Константинополь. Они изменили название, а город изменил их. Они превратились в византийцев. И обычаи их странно исказились, превратившись в византийские обычаи. По новому обычаю, новый император, заступая на место старого, выжигал своему предшественнику глаза раскаленными железными прутьями. В 1453 году Константинополь захватили турки. Они переименовали его в Истамбул, а сами стали византийцами. И обычаи их стали странными, тоже, можно сказать, византийскими. Новый султан, сменяя старого, по обычаю казнил прежнего султана, раздавливая ему мошонку.

Глава 4
Что случилось с Эми Янг?

   Хочешь власти? Хочешь власти над людьми?
   Хочешь власти посыпать людей на смерть?
   Хочешь власти столь полной, что, умирая за тебя, они отдадут жизнь с радостью и гордостью, с последним вздохом выкрикивая твое имя?
   Хочешь такой власти?
   Хочешь?
   Если бы этот вопрос задали Ричарду Янгу, у него не нашлось бы времени толком на него ответить.
   Уже третий раз после полудня Ричард Янг ворчал про себя: “Ну и денек, Дикки... Ну и денек!”