Страница:
— С машиной все будет в порядке, — сказала она, чувствуя, как в ее голос закрадываются молящие нотки. — Оставайся в ванне. Я намылю тебе шею.
Мэтт бросил ей улыбку — ее внезапность заставила Фиону задуматься, не была ли она искусственной.
— Не волнуйся, любимая. Я выясню, что им нужно. И если это та женщина со счетом за шампанское, она у меня получит по заслугам. От этой коровы у кого угодно мурашки по коже пойдут.
Он обернул живот и бедра полотенцем. Фиона смотрела, как он выходит из ванной в комнату с развороченной кроватью и разбросанной по столу и стульям одеждой.
Ей нравилось смотреть на его широкую мокрую спину, блестящую от воды в свете лампы на столике. Вот если бы найти способ удержать его таким же любящим и теплым; ей совсем не понравилась внезапная вспышка — отблеск управленческой жестокости в глазах.
Мэтт отодвинул задвижку на двери. Внезапно она сообразила, что стоит голая в дверях ванной. Быстро сделав шаг назад в ванную, она закрыла дверь.
Закрыться на задвижку было делом привычки.
Ну и ладно, подумала она, через пару минут он вернется. Вероятнее всего, просто хозяйка гостиницы пришла спросить, что они желают на завтрак или другую какую ерунду. Она надеялась, что Мэтт на нее не рассердится. Ей не хотелось слышать, как голос его становится таким холодным и резким. Ей хотелось, чтобы он был мягким, теплым, любящим. Подобрав бокал с шампанским, она осталась стоять посреди ванной, потягивая холодную жидкость и желая, чтобы Мэтт вернулся и обнял ее.
За дверью в комнату она услышала звяканье и щелчки: это Мэтт поворачивал ключ в замке, а потом опускал дверную ручку.
Фиона вообразила себе капли воды, сбегающие у него по спине.
Она перевела взгляд на матовое стекло в окне над дверью в ванную. Через стекло лился мягкий желтый свет настольной лампы.
Встрепенулись тени; без сомнения, это Мэтт открывает дверь.
— Да? — услышала она его голос.
Потом...
Внезапная тишина.
Короткая, но поразительная в своей... своей полноте.
Теперь она взглянула на матовое стекло с чувством внезапного необъяснимого ужаса.
Одновременно из щели между дверью ванной и ковром потянуло холодным сквозняком.
Раздраженный — или удивленный? — голос Мэтта:
— Что вам, черт побери, нужно? Это что, какая-то шутка? Какого...
Несмотря на парной жар в ванной, кровь застыла у Фионы в жилах. Она поежилась. Что-то не так. Что-то ужасно не так.
Поставив бокал на край ванны, она бросилась к двери.
Послышался звук глухого удара. Мэтт начал было что-то говорить, а потом издал странный сдавленный крик, прозвучавший как нечто среднее между недоверчивым смехом и возгласом ужаса.
Бабах!
Что-то ударилось в дверь ванной — по звуку бетонный блок. Или... или...
...тело.
Тут она поняла, что на Мэтта напали.
— Хватит! Остановитесь! — заорала она. — Оставьте его! Я вызову полицию. Полиция едет! — Глупо было это орать, но посреди внезапно охватившей ее паники это было единственное, что пришло в голову.
Вновь грохот падений. Как будто Мэтта, как тряпичную куклу, швыряли по комнате.
Тело с грохотом ударилось в дверь ванной, заставив затрястись задвижку.
— Пожалуйста... — Голос Мэтта казался высоким и испуганным. — Пожалуйста, Фиона. Впусти меня. Пожалуйста, во имя господа, впусти меня... Впусти меня!
Резкие удары — это он колотится в дверь. Она подбежала к двери, потянулась отодвинуть задвижку.
Потом остановилась. Она голая. Безоружная. Что она может сделать?
Если это грабители, они заберут его бумажник и уйдут. Голос рассудка звучал ясно, как колокол. Если ты выйдешь отсюда голая, ему это не поможет. Как же, возможно, им хватит одного взгляда, чтобы решить...
— О Боже, Фиона... Фиона!
Мэтт, всхлипывая, повторял ее имя за толстыми досками двери.
— Фиона... Фиона. Не дай им... — Потом послышались скомканные слова. Дверь раз за разом сотрясалась, когда Мэтт бил по ней... или (ее затошнило от одной этой мысли) кто-то бил в дверь его головой.
Она упала на колени. Ей надо было видеть. Незнание, что там происходит, было невыразимо; ей казалось, она вот-вот разорвется.
Что они с ним делают?
Как может кто-то за каких-то пару минут заставить плакать сильного мужчину, вроде Мэтта, как ребенка?
Замочной скважины в двери ванной не было.
Не поднимаясь с колен, она поглядела вверх. Матовое стекло над дверью было недостаточно прозрачным, чтобы хоть что-нибудь увидеть, даже если бы ей удалось до него дотянуться. Все, что было видно, — это мечущиеся по комнате тени.
Как будто вся комната пришла в движение.
— Фиона... о, о...
— Оставьте его, вы, ублюдки, — заорала она. — Оставьте его в покое!
Холодный сквозняк прошелся по вдавленным в ковер коленям.
Она перевела взгляд вниз. Щель между ковром и дверью была довольно широкой.
Быстро пригнувшись, будто мусульманин на молитве, она прижалась щекой к ковру и заглянула под дверь.
Босые ноги. Это было первое, что она увидела. Босые ноги, пальцами к двери.
Они прижимали Мэтта лицом к двери.
— Оставьте его, сволочи. Я вызвала полицию. — Опять это невероятное заявление, но что еще она могла сказать. — Я их вызвала. Они сейчас приедут! Они вас поймают, сволочи!
Она снова заглянула в щель под дверь, хотя от ледяного сквозняка у нее слезились глаза.
Теперь она увидела другие ноги. Женские. Ноги были в грязи, но ей было видно, что на женщине пара дорогих сандалий и что ногти у нее на ногах накрашены красным лаком.
Тут появилась еще одна пара ног.
Эти были босые.
Еще одна пара босых ног?
В этом не было никакого смысла.
— Я вызвала полицию, — крикнула Фиона, ударив ладонью в дверь. — Убирайтесь отсюда, сволочи! — Никакого ответа. — Мэтт, с тобой все будет в порядке. О Боже, с тобой все будет в порядке, я обещаю.
Мэтт не ответил.
Она сильнее вжалась лицом в ковер, пытаясь разглядеть грабителей. Полиции понадобится описание, подумала она. Полиции? Теперь еще жена Мэтта узнает об их романе.
Мысли о скандале с истеричной женой еще не успели промелькнуть в голове Фионы, а на дверь ванной обрушился целый каскад ударов.
Потом о ковер глухо ударилось лицо. Оно было всего в нескольких сантиметрах от ее собственного. Она могла бы даже подсунуть пальцы под дверь и коснуться его. В щель между ковром и дверью ей видны были серо-стальные волосы, лоб, еще влажный от пара в ванной, глаза...
...незряче смотрели прямо перед собой.
Все еще на четвереньках, Фиона попятилась от двери. Она пятилась до тех пор, пока ее голый зад не уперся в унитаз. Дальше отступать было некуда.
В ней нарастало вулканическое напряжение: начинаясь в желудке, оно поднималось по груди, к горлу и изо всей силы рвалось изо рта.
...стук стук...
Широко открыв глаза, она поглядела вверх на стеклянную панель над дверью...
...стук стук...
где за матовым стеклом возникли две расплывчатые головы.
...стук стук...
выстукивал по стеклу палец.
Они хотели, чтобы она открыла дверь ванной. Они хотели и ее.
...стук стук...
И тут вулкан в ней извергся — Фиона открыла рот и закричала.
2
3
4
Глава 20
1
2
3
Мэтт бросил ей улыбку — ее внезапность заставила Фиону задуматься, не была ли она искусственной.
— Не волнуйся, любимая. Я выясню, что им нужно. И если это та женщина со счетом за шампанское, она у меня получит по заслугам. От этой коровы у кого угодно мурашки по коже пойдут.
Он обернул живот и бедра полотенцем. Фиона смотрела, как он выходит из ванной в комнату с развороченной кроватью и разбросанной по столу и стульям одеждой.
Ей нравилось смотреть на его широкую мокрую спину, блестящую от воды в свете лампы на столике. Вот если бы найти способ удержать его таким же любящим и теплым; ей совсем не понравилась внезапная вспышка — отблеск управленческой жестокости в глазах.
Мэтт отодвинул задвижку на двери. Внезапно она сообразила, что стоит голая в дверях ванной. Быстро сделав шаг назад в ванную, она закрыла дверь.
Закрыться на задвижку было делом привычки.
Ну и ладно, подумала она, через пару минут он вернется. Вероятнее всего, просто хозяйка гостиницы пришла спросить, что они желают на завтрак или другую какую ерунду. Она надеялась, что Мэтт на нее не рассердится. Ей не хотелось слышать, как голос его становится таким холодным и резким. Ей хотелось, чтобы он был мягким, теплым, любящим. Подобрав бокал с шампанским, она осталась стоять посреди ванной, потягивая холодную жидкость и желая, чтобы Мэтт вернулся и обнял ее.
За дверью в комнату она услышала звяканье и щелчки: это Мэтт поворачивал ключ в замке, а потом опускал дверную ручку.
Фиона вообразила себе капли воды, сбегающие у него по спине.
Она перевела взгляд на матовое стекло в окне над дверью в ванную. Через стекло лился мягкий желтый свет настольной лампы.
Встрепенулись тени; без сомнения, это Мэтт открывает дверь.
— Да? — услышала она его голос.
Потом...
Внезапная тишина.
Короткая, но поразительная в своей... своей полноте.
Теперь она взглянула на матовое стекло с чувством внезапного необъяснимого ужаса.
Одновременно из щели между дверью ванной и ковром потянуло холодным сквозняком.
Раздраженный — или удивленный? — голос Мэтта:
— Что вам, черт побери, нужно? Это что, какая-то шутка? Какого...
Несмотря на парной жар в ванной, кровь застыла у Фионы в жилах. Она поежилась. Что-то не так. Что-то ужасно не так.
Поставив бокал на край ванны, она бросилась к двери.
Послышался звук глухого удара. Мэтт начал было что-то говорить, а потом издал странный сдавленный крик, прозвучавший как нечто среднее между недоверчивым смехом и возгласом ужаса.
Бабах!
Что-то ударилось в дверь ванной — по звуку бетонный блок. Или... или...
...тело.
Тут она поняла, что на Мэтта напали.
— Хватит! Остановитесь! — заорала она. — Оставьте его! Я вызову полицию. Полиция едет! — Глупо было это орать, но посреди внезапно охватившей ее паники это было единственное, что пришло в голову.
Вновь грохот падений. Как будто Мэтта, как тряпичную куклу, швыряли по комнате.
Тело с грохотом ударилось в дверь ванной, заставив затрястись задвижку.
— Пожалуйста... — Голос Мэтта казался высоким и испуганным. — Пожалуйста, Фиона. Впусти меня. Пожалуйста, во имя господа, впусти меня... Впусти меня!
Резкие удары — это он колотится в дверь. Она подбежала к двери, потянулась отодвинуть задвижку.
Потом остановилась. Она голая. Безоружная. Что она может сделать?
Если это грабители, они заберут его бумажник и уйдут. Голос рассудка звучал ясно, как колокол. Если ты выйдешь отсюда голая, ему это не поможет. Как же, возможно, им хватит одного взгляда, чтобы решить...
— О Боже, Фиона... Фиона!
Мэтт, всхлипывая, повторял ее имя за толстыми досками двери.
— Фиона... Фиона. Не дай им... — Потом послышались скомканные слова. Дверь раз за разом сотрясалась, когда Мэтт бил по ней... или (ее затошнило от одной этой мысли) кто-то бил в дверь его головой.
Она упала на колени. Ей надо было видеть. Незнание, что там происходит, было невыразимо; ей казалось, она вот-вот разорвется.
Что они с ним делают?
Как может кто-то за каких-то пару минут заставить плакать сильного мужчину, вроде Мэтта, как ребенка?
Замочной скважины в двери ванной не было.
Не поднимаясь с колен, она поглядела вверх. Матовое стекло над дверью было недостаточно прозрачным, чтобы хоть что-нибудь увидеть, даже если бы ей удалось до него дотянуться. Все, что было видно, — это мечущиеся по комнате тени.
Как будто вся комната пришла в движение.
— Фиона... о, о...
— Оставьте его, вы, ублюдки, — заорала она. — Оставьте его в покое!
Холодный сквозняк прошелся по вдавленным в ковер коленям.
Она перевела взгляд вниз. Щель между ковром и дверью была довольно широкой.
Быстро пригнувшись, будто мусульманин на молитве, она прижалась щекой к ковру и заглянула под дверь.
Босые ноги. Это было первое, что она увидела. Босые ноги, пальцами к двери.
Они прижимали Мэтта лицом к двери.
— Оставьте его, сволочи. Я вызвала полицию. — Опять это невероятное заявление, но что еще она могла сказать. — Я их вызвала. Они сейчас приедут! Они вас поймают, сволочи!
Она снова заглянула в щель под дверь, хотя от ледяного сквозняка у нее слезились глаза.
Теперь она увидела другие ноги. Женские. Ноги были в грязи, но ей было видно, что на женщине пара дорогих сандалий и что ногти у нее на ногах накрашены красным лаком.
Тут появилась еще одна пара ног.
Эти были босые.
Еще одна пара босых ног?
В этом не было никакого смысла.
— Я вызвала полицию, — крикнула Фиона, ударив ладонью в дверь. — Убирайтесь отсюда, сволочи! — Никакого ответа. — Мэтт, с тобой все будет в порядке. О Боже, с тобой все будет в порядке, я обещаю.
Мэтт не ответил.
Она сильнее вжалась лицом в ковер, пытаясь разглядеть грабителей. Полиции понадобится описание, подумала она. Полиции? Теперь еще жена Мэтта узнает об их романе.
Мысли о скандале с истеричной женой еще не успели промелькнуть в голове Фионы, а на дверь ванной обрушился целый каскад ударов.
Потом о ковер глухо ударилось лицо. Оно было всего в нескольких сантиметрах от ее собственного. Она могла бы даже подсунуть пальцы под дверь и коснуться его. В щель между ковром и дверью ей видны были серо-стальные волосы, лоб, еще влажный от пара в ванной, глаза...
...незряче смотрели прямо перед собой.
Все еще на четвереньках, Фиона попятилась от двери. Она пятилась до тех пор, пока ее голый зад не уперся в унитаз. Дальше отступать было некуда.
В ней нарастало вулканическое напряжение: начинаясь в желудке, оно поднималось по груди, к горлу и изо всей силы рвалось изо рта.
...стук стук...
Широко открыв глаза, она поглядела вверх на стеклянную панель над дверью...
...стук стук...
где за матовым стеклом возникли две расплывчатые головы.
...стук стук...
выстукивал по стеклу палец.
Они хотели, чтобы она открыла дверь ванной. Они хотели и ее.
...стук стук...
И тут вулкан в ней извергся — Фиона открыла рот и закричала.
2
Высоко над нагим мертвецом и кричащей женщиной в ванной номера 101 Бернис накладывала кроваво-красную помаду.
Она подумала о том, чтобы проскользнуть в винный бар и там вскружить кому-нибудь голову. Но из темноты по стеклам автоматными очередями бил дождь. Грохотал гром. Ветер завывал среди башен гостиницы.
Мерзкая ночь. Мерзкая, отвратительная ночь. Промокнув губы бумажной салфеткой, она полюбовалась результатом в зеркале.
Нет, она останется в номере. Живой и невредимой.
Она подумала о том, чтобы проскользнуть в винный бар и там вскружить кому-нибудь голову. Но из темноты по стеклам автоматными очередями бил дождь. Грохотал гром. Ветер завывал среди башен гостиницы.
Мерзкая ночь. Мерзкая, отвратительная ночь. Промокнув губы бумажной салфеткой, она полюбовалась результатом в зеркале.
Нет, она останется в номере. Живой и невредимой.
3
Внизу в баре гостиницы Электра медленно тянула еще одну водку с тоником. Которая это по счету, третья... или шестая?
Да кто кому считает?
Нужно жить, пока живется, ведь так? Взяв льда из ведерка «ЛЬДЫ ВАС ВИДЯТ», она стала наблюдать за Джеком Блэком, собирающим со столов стаканы. Другие посетители следили за татуированным монстром со смесью страха и восхищения.
Недурная задница, подумала она, оглядывая его узкие джинсы.
Она улыбнулась про себя, прихлебывая из стакана.
Несмотря на кошмарную погоду, бар гудел. Быть может, по вечерам субботы дела начинают идти на лад. Две юные девицы в кожаных мини-юбках приканчивали на караоке старую композицию «Роллинг стоунз»:
«СЭТИСФЭКШН... ЙЕ!»
Орали они достаточно громко, чтобы поднять и мертвого.
Электра вернулась к своему любимому времяпрепровождению (в последнее время) наблюдать за тем, как Джек Блэк перемещается по бару, собирая пустые стаканы, испачканные пеной и помадой. Он двигался быстро и агрессивно — как крокодил.
Городские драчуны, приходившие обычно в бар, чтобы напиться и затеять драку, сегодня вели себя как паиньки. Они сидели в углу бара точно стайка слабонервных школьников, будто боялись привлечь к себе внимание самого великого и ужасного мистера Блэка.
Я рада, что он здесь, подумала она и сама удивилась этой мысли. Как будто он всегда должен был быть здесь. Чего-то в этой гостинице не хватало, и он заполнил пустоту. Он — неотъемлемая часть в структуре этого места. Его краеугольный камень.
Ого, все поэтичнее и поэтичнее, с самоиронией подумала она, пора еще выпить. Выверенным движением, не проявляя ни малейших признаков опьянения, она подняла стакан к трубке и впрыснула в него еще порцию кристально чистой водки.
Рыжеволосая девушка в дальнем конце стойки бара, прикуривая сигарету, улыбнулась ей особой улыбкой. Улыбка несла в себе столько же закодированных смыслов, что и масонское рукопожатие. Электра наградила рыжую демонстративно бесцветным взглядом. Сегодня ей неинтересно. Сегодня она не видит ничего, кроме мистера Блэка.
Да кто кому считает?
Нужно жить, пока живется, ведь так? Взяв льда из ведерка «ЛЬДЫ ВАС ВИДЯТ», она стала наблюдать за Джеком Блэком, собирающим со столов стаканы. Другие посетители следили за татуированным монстром со смесью страха и восхищения.
Недурная задница, подумала она, оглядывая его узкие джинсы.
Она улыбнулась про себя, прихлебывая из стакана.
Несмотря на кошмарную погоду, бар гудел. Быть может, по вечерам субботы дела начинают идти на лад. Две юные девицы в кожаных мини-юбках приканчивали на караоке старую композицию «Роллинг стоунз»:
«СЭТИСФЭКШН... ЙЕ!»
Орали они достаточно громко, чтобы поднять и мертвого.
Электра вернулась к своему любимому времяпрепровождению (в последнее время) наблюдать за тем, как Джек Блэк перемещается по бару, собирая пустые стаканы, испачканные пеной и помадой. Он двигался быстро и агрессивно — как крокодил.
Городские драчуны, приходившие обычно в бар, чтобы напиться и затеять драку, сегодня вели себя как паиньки. Они сидели в углу бара точно стайка слабонервных школьников, будто боялись привлечь к себе внимание самого великого и ужасного мистера Блэка.
Я рада, что он здесь, подумала она и сама удивилась этой мысли. Как будто он всегда должен был быть здесь. Чего-то в этой гостинице не хватало, и он заполнил пустоту. Он — неотъемлемая часть в структуре этого места. Его краеугольный камень.
Ого, все поэтичнее и поэтичнее, с самоиронией подумала она, пора еще выпить. Выверенным движением, не проявляя ни малейших признаков опьянения, она подняла стакан к трубке и впрыснула в него еще порцию кристально чистой водки.
Рыжеволосая девушка в дальнем конце стойки бара, прикуривая сигарету, улыбнулась ей особой улыбкой. Улыбка несла в себе столько же закодированных смыслов, что и масонское рукопожатие. Электра наградила рыжую демонстративно бесцветным взглядом. Сегодня ей неинтересно. Сегодня она не видит ничего, кроме мистера Блэка.
4
Когда по экрану побежали заключительные титры «Цвета пурпура», Дэвид присоединился примерно к дюжине киноманов, направлявшихся к выходу. В таком развлечении нет ничего особенного, но Дэвид наслаждался тем, как проводит вечер. Он чувствовал себя отдохнувшим и готовым отправиться на боковую.
Да, город Леппингтон, надо отдать ему должное, был достаточно приятным — как бывает притягательна поблекшая жухло-желтая старая фотография. Но того, что он успел увидеть, еще недостаточно, чтобы удержать его здесь. Ни на остаток отпуска. Ни профессионально. Приглашение от доктора Фермана все еще лежало у него в кармане.
Если чего ему и хотелось, то это провести побольше времени с дядей Джорджем. Он догадывался, что первые шесть лет его жизни старик был ему вторым отцом. Просто взять и уехать отсюда было бы жестоко. Дэвид решил, что пообещает «не терять связи», не будет больше ограничиваться только открытками на Рождество и случайными телефонными звонками. Он может даже пригласить старика на пару дней в Ливерпуль.
У главного выхода Дэвид задержался в теплом фойе. Снаружи во тьме дождь хлестал по мостовой. Грохотал гром, ночное небо разорвал зазубренный штык молнии. Гроза разбушевалась не на шутку.
Да, город Леппингтон, надо отдать ему должное, был достаточно приятным — как бывает притягательна поблекшая жухло-желтая старая фотография. Но того, что он успел увидеть, еще недостаточно, чтобы удержать его здесь. Ни на остаток отпуска. Ни профессионально. Приглашение от доктора Фермана все еще лежало у него в кармане.
Если чего ему и хотелось, то это провести побольше времени с дядей Джорджем. Он догадывался, что первые шесть лет его жизни старик был ему вторым отцом. Просто взять и уехать отсюда было бы жестоко. Дэвид решил, что пообещает «не терять связи», не будет больше ограничиваться только открытками на Рождество и случайными телефонными звонками. Он может даже пригласить старика на пару дней в Ливерпуль.
У главного выхода Дэвид задержался в теплом фойе. Снаружи во тьме дождь хлестал по мостовой. Грохотал гром, ночное небо разорвал зазубренный штык молнии. Гроза разбушевалась не на шутку.
Глава 20
1
Вот каков Леппингтон в полночь. Дождь стегает черные шиферные крыши. Вспыхивает молния, на долю секунды превращая черные как уголь крыши в серебро — ослепительное серебро. Субботние гуляки разбрелись по домам для полночного сидения перед телевизором, блюд на вынос из китайского ресторана, пьяной любви или просто сна. В лавке, торгующей чипсами, с чудесным названием «Тропа тигра», Хлоя и Саманта Моббери бьют по лицу Джиллиан Вуртц. Джиллиан сказала в шутку, что Диана Моббери, наверное, сбежала с любовником-цыганом. Теперь Джиллиан лежит навзничь на кафельном полу, усыпанная кусками горячей трески и чипсами и политая уксусом; из порезов на лбу, оставленных кольцами сестер Моббери, струится кровь. В день свадьбы она скроет шрамы под макияжем, но побои в лавке чипсов она будет помнить и пятьдесят лет спустя — в день своей смерти. Шрамы души невозможно скрыть раз и навсегда.
Снова огромными взрывами мерцающего серебра расцветает молния. Гром обваливается с холмов, бряцая оконными рамами и будя младенцев и собак, вздымая вой, в котором сливалось человечье и собачье естество.
Река Леппинг, обожравшаяся дождем, ползет через город будто толстая артерия, вздувшаяся так, что вот-вот лопнет.
Ветер дует сильнее. Он вздыхает вокруг карнизов «Городского герба». А когда налетает более резкий порыв, вздох перерастает в стон, прежде чем угаснуть до всхлипа разбитого сердца.
Воробей, пойманный штормовым ветром, отчаянно пытается достичь безопасного убежища под выступом церковной кровли. Взмахивая крыльями, он стремится спастись от немилосердного дождя и ветра. Вспыхивает молния, и воробей теряет ориентацию в пространстве: птица летит вниз, не вверх.
Крылья воробья задевают могильные камни на кладбище. Сорванные с урн цветы летят вместе с ним безумной стаей красных и желтых лепестков. Как удар молота ухает в землю гром. И от него через могильные камни бегут вибрации, под дерн вниз, во влажную землю, к гробам на глубине двух метров. Кости мертвецов дрогнули в мистическом сродстве с этими гигантскими ударами, что сыпались на промокший город.
Порывами налетает ветер. Воробей бьет крыльями в надежде убежать от бури, пока холод и сырость не проникли в его тело и не заморозили ему сердце.
В мельтешении перьев и кружащихся лепестков он поднимается все выше в небо, к серебристым разрывам молнии — среди тучи.
Быть может, его мозг неверно обработал информацию, поступающую от глаз и ушей. Быть может, воробей решил, что он заперт в какой-то пещере, а вспышки молнии — это дневной свет в отверстии входа.
Ослепшая от дождя птица бьет крыльями ночной воздух.
Перед воробьем встает «Городской герб», в темноте похожий на чудовищный струп. Мигает серебром молния. И это серебряное мигание отражается от сырой кирпичной стены.
Воробей спешит, летит быстрее.
Внезапно перед ним вырастает в сиянии квадрат чистейшего серебра.
Свобода.
Воробей метнулся к ней.
Мгновение спустя тело птицы со сломанной шеей падает вниз на мостовую.
Снова огромными взрывами мерцающего серебра расцветает молния. Гром обваливается с холмов, бряцая оконными рамами и будя младенцев и собак, вздымая вой, в котором сливалось человечье и собачье естество.
Река Леппинг, обожравшаяся дождем, ползет через город будто толстая артерия, вздувшаяся так, что вот-вот лопнет.
Ветер дует сильнее. Он вздыхает вокруг карнизов «Городского герба». А когда налетает более резкий порыв, вздох перерастает в стон, прежде чем угаснуть до всхлипа разбитого сердца.
Воробей, пойманный штормовым ветром, отчаянно пытается достичь безопасного убежища под выступом церковной кровли. Взмахивая крыльями, он стремится спастись от немилосердного дождя и ветра. Вспыхивает молния, и воробей теряет ориентацию в пространстве: птица летит вниз, не вверх.
Крылья воробья задевают могильные камни на кладбище. Сорванные с урн цветы летят вместе с ним безумной стаей красных и желтых лепестков. Как удар молота ухает в землю гром. И от него через могильные камни бегут вибрации, под дерн вниз, во влажную землю, к гробам на глубине двух метров. Кости мертвецов дрогнули в мистическом сродстве с этими гигантскими ударами, что сыпались на промокший город.
Порывами налетает ветер. Воробей бьет крыльями в надежде убежать от бури, пока холод и сырость не проникли в его тело и не заморозили ему сердце.
В мельтешении перьев и кружащихся лепестков он поднимается все выше в небо, к серебристым разрывам молнии — среди тучи.
Быть может, его мозг неверно обработал информацию, поступающую от глаз и ушей. Быть может, воробей решил, что он заперт в какой-то пещере, а вспышки молнии — это дневной свет в отверстии входа.
Ослепшая от дождя птица бьет крыльями ночной воздух.
Перед воробьем встает «Городской герб», в темноте похожий на чудовищный струп. Мигает серебром молния. И это серебряное мигание отражается от сырой кирпичной стены.
Воробей спешит, летит быстрее.
Внезапно перед ним вырастает в сиянии квадрат чистейшего серебра.
Свобода.
Воробей метнулся к ней.
Мгновение спустя тело птицы со сломанной шеей падает вниз на мостовую.
2
Не переставая сворачивать носки, Дэвид Леппингтон поднял глаза.
Такой звук, будто кто-то бросил ему в окно мяч. Он определенно слышал приглушенный удар.
Дэвид отодвинул в сторону занавеску. По стеклу скатывались капли воды. Когда вспыхивала молния, некоторые из них становились розовыми.
Кровь, подсказала вечно бдящая профессиональная часть его мозга. Как может быть окно посреди ночи залито кровью? Особенно если оно находится на пятом этаже?
Вспыхнула молния. Гром. ГРОХнуло крышу.
Птица, догадался Дэвид. Наверное, потерялась в темноте и налетела на стекло.
Он уронил носки в открытый ящик.
Зевнув, поглядел на часы. Десять минут первого.
Ему хотелось спать, но он сомневался, что удастся заснуть, когда боги играют в свой небесный футбол. Грохот даже вызывал благоговение. Каждый ГРОХ! грома звучал как удар молота о гостиницу.
Под босыми ногами вибрировали доски пола.
Он сел на кровать, снова зевнул, размышляя, не включить ли телевизор.
Лучше не стоит, подумал он, гроза и телевидение плохо сочетаются друг с другом. Он вспомнил: когда ему было двенадцать, он с родителями смотрел «Стар Трек», в антенну ударила молния.
Экран мигнул, а потом раскололся пополам с ужасающим «бац!». Вслед за этим комната заполнилась едким дымом. Собака спряталась под буфет, и еще два часа спустя они пытались выманить ее печеньем и игрушками из скрученной сыромятной кожи.
Поэтому он выдернул из телевизора штекер антенны и отправился чистить зубы.
За этим занятием он случайно поглядел на низ двери. Вдоль щели между ковром и придерживающим его латунным зажимом двигалась тень.
Насколько ему было известно, единственный постоялец на этом этаже, кроме него, — Бернис Мочарди. Она, наверное, возвращается в свой номер после вечера в городе. Если он поспешит, то еще успеет высунуть голову в дверь, чтобы пожелать ей доброй ночи и напомнить о завтрашнем дне. На задворках сознания рассеянно колыхалась надежда, что ему удастся завязать разговор. А потом, может быть, пригласить ее на чашку кофе, а потом...
О нет, хватит Дэвид, с усмешкой осадил он самого себя. Тебе никогда особо не удавалась роль хищника или сексуального маньяка. К тому же романы на одну ночь — не такое уж удовольствие, как их обычно выставляют.
Но, учитывая грозу, которая весело ворочает крышу гостиницы, ему ни за что не заснуть, так что болтовня и уютная кружка какао или чего-нибудь помогут скоротать время, пока гроза не утихнет.
Он быстро добрался до двери номера и, повернув ключ, распахнул дверь.
Бернис... ох?
Глаза, встретившие его в коридоре, источали угрозу.
Громыхнул гром. Свет погас.
Такой звук, будто кто-то бросил ему в окно мяч. Он определенно слышал приглушенный удар.
Дэвид отодвинул в сторону занавеску. По стеклу скатывались капли воды. Когда вспыхивала молния, некоторые из них становились розовыми.
Кровь, подсказала вечно бдящая профессиональная часть его мозга. Как может быть окно посреди ночи залито кровью? Особенно если оно находится на пятом этаже?
Вспыхнула молния. Гром. ГРОХнуло крышу.
Птица, догадался Дэвид. Наверное, потерялась в темноте и налетела на стекло.
Он уронил носки в открытый ящик.
Зевнув, поглядел на часы. Десять минут первого.
Ему хотелось спать, но он сомневался, что удастся заснуть, когда боги играют в свой небесный футбол. Грохот даже вызывал благоговение. Каждый ГРОХ! грома звучал как удар молота о гостиницу.
Под босыми ногами вибрировали доски пола.
Он сел на кровать, снова зевнул, размышляя, не включить ли телевизор.
Лучше не стоит, подумал он, гроза и телевидение плохо сочетаются друг с другом. Он вспомнил: когда ему было двенадцать, он с родителями смотрел «Стар Трек», в антенну ударила молния.
Экран мигнул, а потом раскололся пополам с ужасающим «бац!». Вслед за этим комната заполнилась едким дымом. Собака спряталась под буфет, и еще два часа спустя они пытались выманить ее печеньем и игрушками из скрученной сыромятной кожи.
Поэтому он выдернул из телевизора штекер антенны и отправился чистить зубы.
За этим занятием он случайно поглядел на низ двери. Вдоль щели между ковром и придерживающим его латунным зажимом двигалась тень.
Насколько ему было известно, единственный постоялец на этом этаже, кроме него, — Бернис Мочарди. Она, наверное, возвращается в свой номер после вечера в городе. Если он поспешит, то еще успеет высунуть голову в дверь, чтобы пожелать ей доброй ночи и напомнить о завтрашнем дне. На задворках сознания рассеянно колыхалась надежда, что ему удастся завязать разговор. А потом, может быть, пригласить ее на чашку кофе, а потом...
О нет, хватит Дэвид, с усмешкой осадил он самого себя. Тебе никогда особо не удавалась роль хищника или сексуального маньяка. К тому же романы на одну ночь — не такое уж удовольствие, как их обычно выставляют.
Но, учитывая грозу, которая весело ворочает крышу гостиницы, ему ни за что не заснуть, так что болтовня и уютная кружка какао или чего-нибудь помогут скоротать время, пока гроза не утихнет.
Он быстро добрался до двери номера и, повернув ключ, распахнул дверь.
Бернис... ох?
Глаза, встретившие его в коридоре, источали угрозу.
Громыхнул гром. Свет погас.
3
Дэвид застыл в дверях, держась рукой за косяк. Внезапная тьма была непроглядной. Гром глушил любые звуки.
Мгновение спустя свет зажегся вновь.
Посреди коридора стоял Джек Блэк.
Готов поспорить на что угодно, ты поднялся сюда не заправлять постели, кисло подумал Дэвид. Громила скорее всего собирается проскользнуть в чей-нибудь номер, чтобы стянуть бумажник.
В мигании молний лицо Джека Блэка было безобразнее обычного. Отчетливо проступали шрамы и тату. Серые глаза горели каким-то ледяным огнем, который казался еще более угрожающим, чем раньше.
Дэвид знал, что ему придется что-то сказать громиле, но он не знал, что именно, хотя требовалась осторожность, чтобы его слова не прозвучали провокационно или не несли угрозы. Последнее, чего бы ему хотелось, — ввязаться в драку с этим чудовищем.
Джек Блэк стоял посреди коридора, уставившись на него безо всякого выражения.
Он ждет, чтобы я заговорил первым, подумал Дэвид. О'кей, скажи что-нибудь дипломатичное, что-нибудь совершенно безобидное, а потом избавься от него.
Прежде чем он успел что-либо сказать, дальше по коридору задребезжала еще одна дверь, на ковер упал квадрат света.
— Дэвид?
Бернис вышла в коридор, улыбнулась Дэвиду, но улыбка ее тут же поблекла, стоило ей увидеть массивный силуэт Джека Блэка.
Дэвид мельком глянул на девушку, потом с удивлением вернулся к ней взглядом. Вокруг глаз у нее были наложены темные тени, губы были ярко-красными — кроваво-красными, — и вся ее одежда была определенно в викторианском стиле: длинная черная юбка, блузка, тоже черная, но посверкивающая глубоким электрическим пурпуром; еще на ней была пара потрясающих черных кружевных перчаток, поднимавшихся выше локтя. В целом впечатление было совершенно готское.
Намеренно не обращая внимания на Джека Блэка, Бернис обратилась к Дэвиду:
— У меня свет погас. А у тебя?
— Это, очевидно, из-за грозы, — ответил Дэвид. — Наверное, нам нужно попросить у Электры свечи, на всякий случай. — Он повернулся к Блэку: — Вы не знаете, в гостинице есть свечи?
Глаза Джека Блэка горели и тем не менее оставались странно холодными.
— Нам стоит поискать свечи, — ровным голосом повторил Дэвид. — Похоже, все идет к тому, что отключат электричество.
— Не трудись, Дэвид. Ты все равно ничего не добьешься от этого идиота.
Да уж, отлично сказано, Бернис, подумал Дэвид в смятении от этого открытого оскорбления. Теперь нас ждут большие неприятности.
Верзила перевел взгляд на Бернис, уставился ей в лицо. По спине Дэвида пробежала дрожь.
Ведь этот громила не ударит женщину? Или...
Дэввд не был в этом особенно уверен.
Громила медленно поднял палец и провел им по багрово-красному шраму, который шел от глаза до уха, будто дужка очков. Шрам, видимо, зудел. Джек Блэк, вероятнее всего, размышлял над чем-то неудобоваримом.
Дэвид медленно шагнул в сторону, чтобы стать между ним и Бернис.
Если он нападет, подумал Дэвид, я просто вцеплюсь в него, а потом крикну Бернис, чтобы она вызвала полицию.
А ты тем временем превратишься в окровавленную грушу для бокса.
Господи, ну и отпуск получается.
Джек Блэк поднял взгляд, сощурился: он явно принял какое-то решение.
Дэвид отступил на шаг назад.
Начинается, мрачно подумал он.
— Возвращайтесь в свои комнаты. — Джек Блэк говорил тихо, но в его голосе чувствовалась сила. — И заприте двери.
— Почему бы тебе не убраться отсюда? — Глаза Бернис гневно блеснули.
— Нет... уходите в комнаты. Заприте двери.
— Ладно, — дипломатично отозвался Дэвид. — Мы так и сделаем. Но и вам пора вернуться к себе... — Пока все хорошо, никакого внезапного каскада ударов. — Вы ведь живете в переоборудованных конюшнях?
Джек Блэк не ответил. Его взгляд внезапно стал рассеянным, как будто он прислушивался к голосу, говорившему с ним издалека. После бесконечной паузы он очень медленно кивнул, будто соглашаясь с голосом... или будто он начал понимать что-то, что его тревожило.
— Все дело в молнии.
— Разумеется, все дело в молнии, — раздраженно отозвалась Бернис. — Это любому понятно.
— Нет. — Джек Блэк покачал головой, будто был занят какой-то великой проблемой. — Эта молния — иная. Это не та молния, какую можно увидеть, — сказал он, и, как по команде, молния мигнула вновь, заполнив коридор серебристым блеском. — Эта молния — черная. Черная молния. Она вызывает к жизни этих существ. Они вырвутся. — Он сделал глубокий вдох; взгляд его стал острее, глаза сфокусировались. — Уходите к себе в комнаты. Заприте двери, — шепотом повторил он. — Вот что вам нужно сделать.
— Ну да, — фыркнула Бернис. — Очень мило. А что потом? Ты вскроешь замки и стащишь все телевизоры на этом этаже?
— Нет. — И вновь на его лице появилось туманное отсутствующее выражение. — Вы оба в опасности. Возвращайтесь к себе.
— Мы вернемся по номерам, как только вы спуститесь вниз, — спокойно ответил Дэвид. — У вас ведь нет никаких причин здесь находиться. Разве не так?
— Вы здесь, — двусмысленно ответил Блэк, потом потер пальцами массивный татуированный кулак. — Так что мне придется остаться наверху.
Дэвид поглядел на Бернис. А та ткнула в громилу затянутым в черное кружево пальцем:
— Знаешь, что он собирается сделать? Он собирается нас ограбить. Почему Электра пошла на такое безумие и наняла его? Она не в своем уме, да? Просто, черт побери, не в своем уме.
— Мы не можем простоять здесь всю ночь, — вполголоса сказал ей Дэвид.
— Я простою, если потребуется.
— Я позвоню портье.
— Много это тебе даст.
— Почему?
— Там никого нет.
— Я позвоню Электре в квартиру.
Дэвид перевел взгляд на Джека Блэка. Тот действительно, казалось, был не в себе. Едва ли профессиональное наблюдение медицинского эксперта, но как определение это подходило в точности. Он как будто не в себе, а где-то далеко-далеко. Поглощен голосом, который Дэвид не может слышать.
Снова раскаты грома.
Внезапно лицо Джека Блэка прояснилось: он глянул Дэвиду в глаза, потом посмотрел на Бернис.
— Моя мать сотворила это со мной, когда мне было шесть часов от роду. — Повернув голову в сторону, он коснулся красного шрама. — Она опрокинула больничный инкубатор, когда увидела меня. Вообразите себе. Маленький ребенок в таком пластмассовом баке, какие ставят в родильных палатах, вроде рыбки в банке. А она ударяет по инкубатору ногой. Вываливает меня. Шлеп — я падаю на пол. Голова раскалывается отсюда досюда. — Он указал на обе стороны головы. Теперь он говорил тихо и быстро. — Когда мне было шесть дней, она вылила на меня чайник кипятка. А через неделю попыталась обменять меня на пачку сигарет. — Он стрельнул в Дэвида взглядом. — Почему матери так поступают? Не провел в школе и полного дня, с тех пор как мне стукнуло восемь. Однако я умею рисовать. Действительно хорошо умею рисовать... правда, очень хорошо. И... — он снова выстрелил в Дэвида взглядом, — ...и я знаю, что вы думаете. С другой стороны, опять же черная молния. Она надо всем городом. Я видел ее в тот день, как приехал. И погода тут ни при чем. Черная молния бьет из земли. И никто больше ее не видит. Только я, — выдохнул он. — Только я.
Наркотики. Вот что, вот какое слово с кристальной ясностью вспыхнуло у Дэвида в мозгу. Огромнейшая доза. Парень, без сомнения, чем-то наширялся.
Дэвид глянул в сторону лифта. Может, ему завести Бернис в лифт? В противном случае по пути к лестнице им придется пройти мимо Джека Блэка.
Он небрежно попятился от Блэка. Тот внезапно замолк, и на его лице вновь появилось то же отстраненное выражение, как будто он пытался вспомнить что-то важное.
— Бернис, — негромко сказал Дэвид. — Нажми, пожалуйста, кнопку вызова лифта.
— Я не оставлю свой номер незапертым.
— Ладно, просто захлопни дверь. Замок автоматический, он сам закроется. Потом, я думаю, мы спустимся вниз и поговорим с Электрой.
— У меня нет ключа.
— Электра тебе потом откроет. Просто захлопни дверь.
— А как же твой номер?
— Все будет в порядке.
— Но...
— Не волнуйся. Все будет в порядке.
Бернис стала позади Дэвида, поближе к дверям лифта. Дэвиду не хотелось поворачиваться спиной к верзиле. Теперь тот провел пальцами по губам, все еще обмозговывая что-то, губы у него шевелились, будто он говорил сам с собой.
— Черная молния. Существа движутся под землей. Ничего хорошего, ничего хорошего...
Мгновение спустя свет зажегся вновь.
Посреди коридора стоял Джек Блэк.
Готов поспорить на что угодно, ты поднялся сюда не заправлять постели, кисло подумал Дэвид. Громила скорее всего собирается проскользнуть в чей-нибудь номер, чтобы стянуть бумажник.
В мигании молний лицо Джека Блэка было безобразнее обычного. Отчетливо проступали шрамы и тату. Серые глаза горели каким-то ледяным огнем, который казался еще более угрожающим, чем раньше.
Дэвид знал, что ему придется что-то сказать громиле, но он не знал, что именно, хотя требовалась осторожность, чтобы его слова не прозвучали провокационно или не несли угрозы. Последнее, чего бы ему хотелось, — ввязаться в драку с этим чудовищем.
Джек Блэк стоял посреди коридора, уставившись на него безо всякого выражения.
Он ждет, чтобы я заговорил первым, подумал Дэвид. О'кей, скажи что-нибудь дипломатичное, что-нибудь совершенно безобидное, а потом избавься от него.
Прежде чем он успел что-либо сказать, дальше по коридору задребезжала еще одна дверь, на ковер упал квадрат света.
— Дэвид?
Бернис вышла в коридор, улыбнулась Дэвиду, но улыбка ее тут же поблекла, стоило ей увидеть массивный силуэт Джека Блэка.
Дэвид мельком глянул на девушку, потом с удивлением вернулся к ней взглядом. Вокруг глаз у нее были наложены темные тени, губы были ярко-красными — кроваво-красными, — и вся ее одежда была определенно в викторианском стиле: длинная черная юбка, блузка, тоже черная, но посверкивающая глубоким электрическим пурпуром; еще на ней была пара потрясающих черных кружевных перчаток, поднимавшихся выше локтя. В целом впечатление было совершенно готское.
Намеренно не обращая внимания на Джека Блэка, Бернис обратилась к Дэвиду:
— У меня свет погас. А у тебя?
— Это, очевидно, из-за грозы, — ответил Дэвид. — Наверное, нам нужно попросить у Электры свечи, на всякий случай. — Он повернулся к Блэку: — Вы не знаете, в гостинице есть свечи?
Глаза Джека Блэка горели и тем не менее оставались странно холодными.
— Нам стоит поискать свечи, — ровным голосом повторил Дэвид. — Похоже, все идет к тому, что отключат электричество.
— Не трудись, Дэвид. Ты все равно ничего не добьешься от этого идиота.
Да уж, отлично сказано, Бернис, подумал Дэвид в смятении от этого открытого оскорбления. Теперь нас ждут большие неприятности.
Верзила перевел взгляд на Бернис, уставился ей в лицо. По спине Дэвида пробежала дрожь.
Ведь этот громила не ударит женщину? Или...
Дэввд не был в этом особенно уверен.
Громила медленно поднял палец и провел им по багрово-красному шраму, который шел от глаза до уха, будто дужка очков. Шрам, видимо, зудел. Джек Блэк, вероятнее всего, размышлял над чем-то неудобоваримом.
Дэвид медленно шагнул в сторону, чтобы стать между ним и Бернис.
Если он нападет, подумал Дэвид, я просто вцеплюсь в него, а потом крикну Бернис, чтобы она вызвала полицию.
А ты тем временем превратишься в окровавленную грушу для бокса.
Господи, ну и отпуск получается.
Джек Блэк поднял взгляд, сощурился: он явно принял какое-то решение.
Дэвид отступил на шаг назад.
Начинается, мрачно подумал он.
— Возвращайтесь в свои комнаты. — Джек Блэк говорил тихо, но в его голосе чувствовалась сила. — И заприте двери.
— Почему бы тебе не убраться отсюда? — Глаза Бернис гневно блеснули.
— Нет... уходите в комнаты. Заприте двери.
— Ладно, — дипломатично отозвался Дэвид. — Мы так и сделаем. Но и вам пора вернуться к себе... — Пока все хорошо, никакого внезапного каскада ударов. — Вы ведь живете в переоборудованных конюшнях?
Джек Блэк не ответил. Его взгляд внезапно стал рассеянным, как будто он прислушивался к голосу, говорившему с ним издалека. После бесконечной паузы он очень медленно кивнул, будто соглашаясь с голосом... или будто он начал понимать что-то, что его тревожило.
— Все дело в молнии.
— Разумеется, все дело в молнии, — раздраженно отозвалась Бернис. — Это любому понятно.
— Нет. — Джек Блэк покачал головой, будто был занят какой-то великой проблемой. — Эта молния — иная. Это не та молния, какую можно увидеть, — сказал он, и, как по команде, молния мигнула вновь, заполнив коридор серебристым блеском. — Эта молния — черная. Черная молния. Она вызывает к жизни этих существ. Они вырвутся. — Он сделал глубокий вдох; взгляд его стал острее, глаза сфокусировались. — Уходите к себе в комнаты. Заприте двери, — шепотом повторил он. — Вот что вам нужно сделать.
— Ну да, — фыркнула Бернис. — Очень мило. А что потом? Ты вскроешь замки и стащишь все телевизоры на этом этаже?
— Нет. — И вновь на его лице появилось туманное отсутствующее выражение. — Вы оба в опасности. Возвращайтесь к себе.
— Мы вернемся по номерам, как только вы спуститесь вниз, — спокойно ответил Дэвид. — У вас ведь нет никаких причин здесь находиться. Разве не так?
— Вы здесь, — двусмысленно ответил Блэк, потом потер пальцами массивный татуированный кулак. — Так что мне придется остаться наверху.
Дэвид поглядел на Бернис. А та ткнула в громилу затянутым в черное кружево пальцем:
— Знаешь, что он собирается сделать? Он собирается нас ограбить. Почему Электра пошла на такое безумие и наняла его? Она не в своем уме, да? Просто, черт побери, не в своем уме.
— Мы не можем простоять здесь всю ночь, — вполголоса сказал ей Дэвид.
— Я простою, если потребуется.
— Я позвоню портье.
— Много это тебе даст.
— Почему?
— Там никого нет.
— Я позвоню Электре в квартиру.
Дэвид перевел взгляд на Джека Блэка. Тот действительно, казалось, был не в себе. Едва ли профессиональное наблюдение медицинского эксперта, но как определение это подходило в точности. Он как будто не в себе, а где-то далеко-далеко. Поглощен голосом, который Дэвид не может слышать.
Снова раскаты грома.
Внезапно лицо Джека Блэка прояснилось: он глянул Дэвиду в глаза, потом посмотрел на Бернис.
— Моя мать сотворила это со мной, когда мне было шесть часов от роду. — Повернув голову в сторону, он коснулся красного шрама. — Она опрокинула больничный инкубатор, когда увидела меня. Вообразите себе. Маленький ребенок в таком пластмассовом баке, какие ставят в родильных палатах, вроде рыбки в банке. А она ударяет по инкубатору ногой. Вываливает меня. Шлеп — я падаю на пол. Голова раскалывается отсюда досюда. — Он указал на обе стороны головы. Теперь он говорил тихо и быстро. — Когда мне было шесть дней, она вылила на меня чайник кипятка. А через неделю попыталась обменять меня на пачку сигарет. — Он стрельнул в Дэвида взглядом. — Почему матери так поступают? Не провел в школе и полного дня, с тех пор как мне стукнуло восемь. Однако я умею рисовать. Действительно хорошо умею рисовать... правда, очень хорошо. И... — он снова выстрелил в Дэвида взглядом, — ...и я знаю, что вы думаете. С другой стороны, опять же черная молния. Она надо всем городом. Я видел ее в тот день, как приехал. И погода тут ни при чем. Черная молния бьет из земли. И никто больше ее не видит. Только я, — выдохнул он. — Только я.
Наркотики. Вот что, вот какое слово с кристальной ясностью вспыхнуло у Дэвида в мозгу. Огромнейшая доза. Парень, без сомнения, чем-то наширялся.
Дэвид глянул в сторону лифта. Может, ему завести Бернис в лифт? В противном случае по пути к лестнице им придется пройти мимо Джека Блэка.
Он небрежно попятился от Блэка. Тот внезапно замолк, и на его лице вновь появилось то же отстраненное выражение, как будто он пытался вспомнить что-то важное.
— Бернис, — негромко сказал Дэвид. — Нажми, пожалуйста, кнопку вызова лифта.
— Я не оставлю свой номер незапертым.
— Ладно, просто захлопни дверь. Замок автоматический, он сам закроется. Потом, я думаю, мы спустимся вниз и поговорим с Электрой.
— У меня нет ключа.
— Электра тебе потом откроет. Просто захлопни дверь.
— А как же твой номер?
— Все будет в порядке.
— Но...
— Не волнуйся. Все будет в порядке.
Бернис стала позади Дэвида, поближе к дверям лифта. Дэвиду не хотелось поворачиваться спиной к верзиле. Теперь тот провел пальцами по губам, все еще обмозговывая что-то, губы у него шевелились, будто он говорил сам с собой.
— Черная молния. Существа движутся под землей. Ничего хорошего, ничего хорошего...