Страница:
Фоули любил свою жену так сильно, как только мужчина может любить женщину, и частью этого чувства было уважение к той страсти, с какой Мери Пат относилась к игре, которую вели они оба. Лучшей жены ему не смогло бы подобрать никакое брачное агентство. Сегодня вечером они обязательно сольются в объятиях любви. Возможно, правило «никакого секса перед боем» и применимо по отношению к боксу, однако Мери Пат придерживалась как раз обратного мнения, и если микрофоны в стенах и заметят что-нибудь, ну и хрен с ними, подумал московский резидент, отвечая на улыбку жены.
— Боб, когда вы улетаете? — спросил зама по опер-работе адмирал Грир.
— В воскресенье. Прямым рейсом Эй-эн-эй на Токио, а оттуда в Сеул.
— Уж лучше вы, чем я, — заметил зам по РА-работе. — Я терпеть не могу длинные перелеты.
— Ну, главное — это постараться проспать хотя бы половину времени в воздухе, — у самого Риттера это получалось без труда.
У него было намечено совещание с руководством корейского ЦРУ, на котором предстояло обсудить проблемы Северной Кореи и Китая, волновавшие как зама по опер-работе, так и Сеул.
— К тому же, в моей лавочке сейчас никаких важных дел не запланировано, — добавил Риттер.
— Ловко вы придумали — улизнуть из Вашингтона, когда президент каждый день теребит меня по поводу папы римского, — высказал вслух свои мысли судья Мур.
— Ну, Артур, если вам от этого станет легче, знайте, что мне очень неудобно, — хитро усмехнулся Риттер. — В мое отсутствие делами займется Майк Босток.
Директор ЦРУ и его зам по РА-работе хорошо знали и любили Бостока, в прошлом талантливого оперативного работника, признанного специалиста по Советскому Союзу и Восточной Европе. Однако, к сожалению, в нем было слишком многое от лихого ковбоя, чтобы ему можно было доверять появляться на Капитолийском холме. Ковбоям отводились другие роли — как, например, Мери Пат Фоули.
— О последнем заседании Политбюро по-прежнему никакой информации?
— Пока что ничего нет, Артур. Быть может, на нем обсуждались какие-нибудь текущие вопросы. Знаете, советские лидеры занимаются не только тем, что планируют новую ядерную войну.
— Согласен, — усмехнулся Грир. — Они обвиняют в этом нас. Господи, они все поголовно страдают манией преследования!
— Помните, что сказал Генри: «Даже у параноиков есть враги.» И именно это и является нашей работой, — напомнил Риттер.
— Роберт, вам по-прежнему не дает покоя ваша операция «Маска красной смерти»? — спросил судья Мур.
— Пока что у меня еще нет ничего определенного. Я пробовал обсудить свои мысли с нашими людьми и — черт побери, Артур, представляете, я прошу их не замыкаться в рамках, и что они делают? Строят себе новые, более прочные рамки!
— Не надо забывать, что у нас здесь мало людей предприимчивых, инициативных. Как-никак, это правительственное учреждение. Наши сотрудники работают на твердом окладе. А это никак не способствует творческому мышлению. От нас с вами зависит, чтобы изменить подобное положение дел, — заметил судья Мур. — Какие будут предложения?
— У нас есть люди из реального мира — к сожалению, очень немного, — сказал адмирал Грир. — Черт возьми, один из них работает в моей команде — он не умеет мыслить в рамках.
— Вы имеете в виду Райана? — спросил Риттер.
— В частности, его, — кивнув, подтвердил Джим Грир.
— Для нас он посторонний, — тотчас же заметил зам по опер-работе.
— Боб, вы хотите курочку съесть и косточкой не подавиться, — парировал зам по РА-работе. — Или человек рассуждает, как один из наших бюрократов, или он способен мыслить созидательно. Райану знакомы правила игры, он служил в морской пехоте и способен при необходимости думать на бегу, и скоро из него получится блестящий аналитик. — Грир помолчал. — Он один из лучших молодых сотрудников из всех тех, кого я встречал за последние несколько лет, и я никак не могу понять, Роберт, почему вы на него взъелись.
— Райан пришелся по душе и сэру Бейзилу, — вставил Мур, — а директора британской Службы внешней разведки провести очень непросто.
— Мне бы хотелось при следующей встрече с Джеком обсудить с ним «Маску красной смерти».
— Вот как? — спросил Мур. — Это выходит за рамки должностных обязанностей Райана.
— Артур, он разбирается в экономике лучше всех у меня в разведывательно-аналитическом отделе. Я не направил его в отделение экономики только потому, что Джек слишком умен, чтобы ограничивать его таким образом. Боб, если вы собираетесь подорвать Советский Союз, не развязывая войну, единственный способ сделать это состоит в том, чтобы разрушить советскую экономику. Райан заработал кучу денег, потому что он в этом разбирается. Уверяю вас, Джек умеет отделять зерна от плевел. Быть может, ему удастся придумать способ сжечь это поле. В любом случае, кому от этого будет хуже? Ваш проект пока что чисто теоретический, не так ли?
— Ну? — вопросительно посмотрел на Риттера директор ЦРУ.
В конце концов, адмирал Грир был прав.
— О, ну ладно, черт с вами, — уступил зам по опер-работе. — Главное, чтобы ваш умник ни о чем не проговорился «Вашингтон пост». Ни в коем случае нельзя допустить широкой огласки этого плана. Конгресс и средства массовой информации не оставят от него камня на камне.
— Чтобы Джек о чем-либо проговорился прессе? — переспросил Грир. — Это невозможно. Он не из тех, кто стремится завоевать чье бы то ни было расположение, в том числе, и расположение своего начальства. На мой взгляд, если и можно кому-то доверять, то Джеку Райану. У всего русского КГБ не хватит твердой валюты, чтобы его перекупить. Такое я не могу сказать даже про себя самого, — пошутил он.
— Я запомню ваши слова, Джеймс, — заверил его Риттер, едва заметно изогнув губы в тонкой усмешке.
Подобные шутки, как правило, не покидали пределы седьмого этажа штаб-квартиры в Лэнгли.
Крупные универсальные магазины чем-то похожи друг на друга, о какой бы стране мира ни шла речь, и в этом смысле ГУМ, наверное, являлся московским аналогом нью-йоркского «Мейси». «Теоретически,» — подумал Эд Фоули, входя в огромный магазин через главный вход. Подобно тому, как Советский Союз теоретически представлял собой добровольный союз независимых республик и Россия теоретически обладала конституцией, которая стояла превыше воли Коммунистической партии Советского Союза. «Ну да, с таким же успехом можно верить в Санта-Клауса,» — подумал Фоули, оглядываясь по сторонам.
Они с женой поднялись на эскалаторе на второй этаж — эскалатор был допотопным, с деревянными ступеньками, в то время как на Западе им на смену уже давно пришли стальные. Секция меховых товаров находилась справа, в самом конце ряда, и, на беглый взгляд, выбор в ней был далеко не бедным.
Что гораздо важнее, Иван был здесь, одетый в точности так же, как и вчера в метро. «Быть может, это его лучший костюм?» — подумал Фоули. Если это так, ему действительно нужно как можно скорее драпать на Запад.
Если не считать качества товаров, которое было ниже чем посредственным, ГУМ представлял из себя обычный универсальный магазин, хотя отдельные секции, по сути дела, являлись независимыми магазинчиками. Но Иван оказался неглуп. Он назначил встречу в одной из тех немногих секций, где товары были высококачественные. Тысячелетиями на Россию зимой обрушиваются сильные морозы. Здесь даже слоны вынуждены были обзавестись густым шерстяным покровом; а поскольку двадцать пять процентов человеческой крови поступает в головной мозг, людям зимой никак не обойтись без теплых шапок. Зимняя меховая шапка представляет собой приблизительно цилиндрический головной убор, не имеющий определенной формы, который, однако выполняет свою главную задачу: защищает мозг от переохлаждения. Самые хорошие шапки изготавливаются из меха ондатры, мускусной крысы, — соболь и горностай можно встретить только в самых дорогих магазинах, да и то из этого меха делаются лишь женские шапки, которые могут позволить себе лишь самые состоятельные советские женщины, жены и любовницы партийных руководителей. Однако благородная ондатра, живущий в заболоченных водоемах зверек, обладающий резким запахом — ну, выделанную шкурку каким-то образом удавалось избавить от зловония, иначе обладателя шапки принимали бы за гниющие водоросли, оставленные на морском берегу отступившим отливом, — имеет очень хорошую шерсть, волосы или мех, являющуюся отличным теплоизоляционным материалом. Итак, крыса, но только с прописной буквы К. Впрочем, это ведь не главное, так?
Эд и Мери Пат переговаривались друг с другом взглядами, хотя скорость подобного способа общения оставляла желать лучшего. Правда, надо отдать русскому должное, он правильно выбрал время. Зимние головные уборы только что достали со складов, а поскольку на дворе стояла лишь ранняя осень, покупатели еще не спешили обзавестись новой теплой шапкой на зиму. В секции находился всего один мужчина в коричневом костюме, и Мери Пат направилась к нему, предварительно отослав мужа, как будто она решила сделать ему сюрприз.
Мужчина также выбирал меховые шапки. «Кем бы он ни был, это не провокатор,» — решила Мери Пат.
— Прошу прощения, — сказала она по-русски.
— Да? — обернулся мужчина.
Мери Пат внимательно присмотрелась к нему: лет тридцати с небольшим, однако на вид старше, поскольку жизнь в России старила людей быстро, быстрее даже, чем жизнь в Нью-Йорке. Шатен, карие глаза — умные, проницательные. Это очень хорошо.
— Я выбираю меховую шапку для мужа, как вы и предложили, — добавила она на безукоризненном русском языке, — в метро.
Мери Пат сразу же поняла, что русский не ожидал встретить женщину, к тому же молодую. Недоуменно заморгав, он уставился на нее, пытаясь сопоставить безупречный русский язык с тем, что говорившая должна была быть американкой.
— В метро?
— Совершенно верно. Мой муж решил, будет гораздо лучше, если вместо него с вами встречусь я. Итак… — Взяв одну из шапок, Мери Пат погладила мех и повернулась к своему случайному знакомому, словно спрашивая его мнение. — Итак, что вы от нас хотите?
— Что вы имеете в виду? — выпалил русский.
— Вы установили контакт с американским гражданином и попросили его о встрече. Вы хотите помочь мне выбрать шапку для мужа? — тихо спросила она.
— Вы из ЦРУ? — спросил русский, беря себя в руки.
— Мы с мужем работаем на правительство Соединенных Штатов Америки, — подтвердила Мери Пат. — А вы работаете в КГБ.
— Да, — ответил русский. — В центре связи, в центральном управлении.
— Вот как?
Повернувшись к полке, Мери Пат взяла другую шапку. «Тысяча чертей!» — подумала она. Впрочем, действительно ли русский говорит правду, или ему просто хочется заполучить бесплатный билет до Нью-Йорка?
— Да? И почему я должна вам верить?
— Раз я сказал, что это так, значит, это действительно так, — ответил русский, удивленный и возмущенный тем, что его слова поставлены под сомнение. Неужели эта блондиночка полагает, что он рискует своей жизнью шутки ради? — Почему вы согласились встретиться со мной?
— Бланки, на которых были написаны ваши записки, действительно привлекли мое внимание, — сказала Мери Пат, откладывая очередную шапку с таким видом, будто та ее не устроила — оказалась слишком темной.
— Мадам, я работаю в Восьмом главном управлении.
— В каком отделе?
— В центре связи. Я не имею никакого отношения к проблемам закрытия информации. Я связист. Я передаю исходящие сообщения нашим резидентам за рубежом, а затем, когда приходят их ответы, я пересылаю их соответствующим адресатам. Как следствие, я знаком с большим количеством информации, которая через меня проходит. Вас это устраивает?
По крайней мере, он неплохо играл свою роль, предлагая Мери Пат шапку, покачивая головой, указывая на другую, с более светлым, бледно-желтым мехом.
— Возможно. Что вы от нас хотите?
— Я обладаю информацией, которая имеет большую важность — очень большую важность. В обмен на эту информацию я прошу обеспечить переправку на Запад меня, моей жены и дочери.
— Сколько лет вашей дочери?
— Три года семь месяцев. Вы можете обеспечить то, что я прошу?
Этот вопрос впрыснул в кровеносную систему Мери Пат целую пинту адреналина. Ей предстоит немедленно, прямо на месте принять ответственное решение, которое сосредоточит все силы ЦРУ на одном этом деле. Вытащить троих человек из Советского Союза — это не прогуляться на пикник.
«Но этот парень работает в русском „Меркурии“,» — вдруг дошло до Мери Пат. Он знает столько всего, сколько не сможет добыть и целая сотня обычных агентов. Этот Иван является хранителем русской сокровищницы, более ценной, чем печенка Брежнева, и, следовательно…
— Да, мы сможем вытащить отсюда вас и вашу семью. Как быстро?
— Информация, которой я располагаю, очень срочная. Так что как только вы сможете. Эту информацию я не раскрою вам до тех пор, пока не окажусь на Западе, но уверяю, она обладает чрезвычайной важностью — достаточной для того, чтобы заставить меня действовать.
«Иван, не перегибай палку,» — строго подумала Мери Пат. Агент, движимый честолюбием, может наговорить, что в его распоряжении имеются пусковые коды советских ракетных войск стратегического назначения, хотя на самом деле это окажется лишь бабушкин рецепт борща; в этом случае переправка его за границу станет бесполезной тратой ресурсов, которые необходимо расходовать крайне бережливо. Все это Мери Пат прекрасно понимала. Но на другой чаше весом лежали глаза русского. Заглянув ему в душу, она пришла к выводу, что кем бы он ни являлся, эпитет «лжец» к нему никак не подходит.
— Да, в случае необходимости мы сможем устроить все достаточно быстро. Нам нужно будет обсудить место и способ. Здесь разговаривать дольше нельзя. Предлагаю договориться о новой встрече, чтобы обсудить подробности.
— С этим не будет никаких трудностей, — ответил Зайцев, назначая место на следующее утро.
«А ты, похоже, и впрямь торопишься.»
— Как вас называть? — перед тем, как расстаться, спросила Мери Пат.
— Олег Иванович, — не задумываясь, ответил русский и лишь потом поймал себя на том, что сказал правду там, где ему, вероятно, следовало бы покривить душой.
— Очень приятно. А меня зовут Мария, — ответила Мери Пат. — Итак, какую шапку вы посоветуете выбрать?
— Для вашего мужа? Разумеется, вот эту, — ответил Зайцев, протягивая грязно-белую.
— Что ж, ее я и куплю. Спасибо, товарищ.
Покрутив шапку в руках, Мери Пат взглянула на ценник: сто восемьдесят рублей, больше месячной зарплаты московского рабочего. Для того, чтобы осуществить покупку, молодая женщина передала шапку продавщице, а сама направилась к кассе, где расплатилась наличными — кредитных карточек в Советском Союзе еще не знали — и получила чек, который отдала продавщице, и та, наконец, вручила ей упакованную покупку.
Значит, это действительно так — русские работают еще менее эффективно, чем американское правительство. Просто поразительно, как такое может быть. «Однако приходится верить тому, что находится перед глазами,» — подумала Мери Пат и, зажав сверток из коричневой оберточной бумаги, поспешила к своему мужу. Отыскав Эда, она быстро вывела его на улицу.
— Ну, что ты мне купила?
— Уверена, тебе это понравится, — заверила мужа Мери Пат, протягивая пакет.
Эд прочитал ответ в ее искрящихся радостью глазах. Молодая женщина взглянула на часы. В Вашингтоне сейчас три часа ночи, так что звонить еще слишком рано. Эта информация не для ночной смены, даже если речь идет о проверенных ребятах из «Меркурия». Понимание этого далось Мери Пат дорогой ценой. Нет, это сообщение будет написано, зашифровано и отправлено дипломатической почтой. И после этого останется только получить одобрение от Лэнгли.
Только вчера машину Фоули тщательно проверили посольские механики — такую операцию регулярно проделывали все сотрудники посольства, поэтому никто не заподозрит в Эде и Мери Пат шпионов. За ночь «маячки» на дверях и капоте никто не тронул. «Мерседес-280» обладал достаточно совершенной системой сигнализации. Поэтому Эд Фоули просто включил магнитолу погромче. Кассета с «Би джиз» заглушит сигналы любого «жучка». Мери Пат, сидевшая рядом с мужем, принялась пританцовывать в такт музыке, как и подобает пустоголовой блондинке из Калифорнии.
— Наш друг хочет прокатиться, — сказала она так, что Эд с трудом ее услышал. — Он сам, его жена и дочь, трех с половиной лет.
— Когда? — захотелось узнать Эду.
— Скоро.
— Как скоро?
— Зависит от нас.
— Это серьезно? — спросил Эд, подразумевая: «Стoит ли тратить на него время?»
— Думаю, да.
Стопроцентной уверенности не может быть никогда, но Мери Пат великолепно разбирается в людях, и с такими картами Эд был готов рискнуть. Он кивнул:
— Хорошо.
— «Хвост» есть? — спросила Мери Пат.
Фоули разделил взгляд поровну между улицей впереди и зеркалами. Если за «Мерседесом» кто-то и следил, то разве что человек-невидимка.
— Нет.
— Хорошо. — Мери Пат чуть убавила громкость музыки. — Знаешь, Эд, «Би джиз» мне тоже нравится, но надо все-таки поберечь уши.
— Как скажешь, дорогая. Сегодня вечером мне надо будет вернуться на работу.
— Зачем? — произнесла молодая женщина тем полурассерженным голосом, который слишком хорошо известен всем мужьям в мире.
— Ну, со вчерашнего дня остались кое-какие бумаги…
— И ты хочешь узнать результаты бейсбольных матчей, — фыркнула Мери Пат. — Эд, ну почему мы не можем установить спутниковое телевидение в квартире?
— Я уже работаю в нужном направлении, но русские сопротивляются. Они опасаются, это окажется какая-то шпионская штуковина, — недовольным тоном добавил он.
— Точно, — заметила Мери Пат. — Ладно, я хоть отдохну от тебя.
На всякий случай, если в КГБ вдруг нашелся очень умный специалист по прослушиванию, который прошлой ночью наведался на автостоянку. Вероятно, ФБР и смогло бы провернуть что-нибудь подобное, однако Мери Пат сомневалась, что русским это по силам — радиоприемники у них слишком громоздкие. И все же нельзя исключать и эту возможность. Да, они тоже начинают заболевать манией преследования, но вот только в достаточной ли степени?
Кэти вывела Салли и маленького Джека на улицу. Всего в полутора кварталах от их дома, за Фристоу-уэй находился парк, где были качели, которые очень нравились девочке, и лужайка, где привольно ползал малыш, пытаясь есть траву. Маленький Джек лишь совсем недавно научился пользоваться своими руками, неуклюже, неловко, но все, что оказывалось в крошечных кулачках, тотчас же отправлялось в рот — обстоятельство, известное всем родителям в мире. И, к тому же, прогулка в парке предоставляла возможность детям погреться на солнце — зимние ночи в Англии будут длинные и темные. А дома хоть на время станет тихо, и Джек сможет поработать над своей книгой об адмирале Холси.
Райан уже позаимствовал у Кэти один из ее справочников, «Руководство практикующего врача», чтобы почитать об опоясывающем лишае, кожном заболевании, которое донимало военно-морского авиатора в самые неподходящие моменты. Прочитав раздел, посвященный этой болезни, — как выяснилось, имеющей много общего с ветряной оспой, — Джек пришел к выводу, что Холси, к тому времени уже человек в годах, вынужден был терпеть мучения, сопоставимые с пытками средневековой инквизиции. И даже более невыносимые, раз любимое авианосное соединение адмирала в составе тяжелых авианосцев «Энтерпрайз» и «Йорктаун» вынуждено было выйти в море без него. Однако он воспринял это, как настоящий мужчина — только так и воспринимал любые жизненные невзгоды Уильям Фредерик Холси-младший — и попросил своего друга Раймонда Спрюэнса взять командование на себя. Других двух людей, так не похожих друг на друга, трудно было бы найти. Холси — сквернослов, любитель выпить, заядлый курильщик, в прошлом футболист. И Спрюэнс, не переносивший даже запах табачного дыма, не пивший ничего крепче чая, вежливый интеллигент, никогда и ни на кого не повышавший голос. Однако они еще перед войной стали близкими друзьями, а затем попеременно командовали Тихоокеанским флотом, переименовывая его из Третьего флота в Пятый и обратно вместе со сменой командования. «Это обстоятельство, — подумал Райан, — является красноречивым свидетельством того, что Холси тоже был интеллигентом, а не тем буйным драчуном, каким его выставляла современная ему пресса.» Интеллигент Спрюэнс ни за что не сошелся бы близко с необузданным грубияном. Однако свиты адмиралов враждовали между собой, словно мартовские коты из-за кошечки, — вероятно, это напоминало что-то вроде военного эквивалента спора «а мой папа побьет твоего папу», которым увлекаются дети в возрасте лет семи, и ничуть не более достойного в интеллектуальном плане.
В распоряжении Райана имелись собственные слова Холси по поводу терзавшей его болезни, хотя они, вероятно, были немного причесаны редактором и соавтором, поскольку Билл Холси обычно выражался как боцман, принявший на грудь несколько стаканчиков рома, — вероятно, именно почему его и любили так журналисты. Отправляясь брать интервью у адмирала, можно было не сомневаться: читатель будет в восторге.
Примечания и первоисточники Джек навалил грудой рядом с компьютером «Эппл-IIе». В качестве текстового редактора он установил программу «Ворд-стар». Работать с компьютером было достаточно сложно, но во много раз лучше, чем с проклятой пишущей машинкой. Джек уже давно ломал голову, в какое издательство надо будет отнести готовую книгу.
Издательство военно-морской академии, в котором Райан опубликовал свою предыдущую книгу, уже предложило продолжить сотрудничество, однако Джека не покидали сомнения, а не пора ли переключиться на что-нибудь более серьезное. Но ведь сначала надо закончить эту треклятую книгу, ведь так? А значит, пора снова погружаться в сложный внутренний мир адмирала Холси.
Однако сегодня Райан не спешил окунаться в работу. Что было непохоже на него. Навыки работы на клавиатуре — двумя указательными пальцами и одним большим (двумя большими в благоприятные дни) — остались прежними, однако мозг никак не мог сосредоточиться, словно стремясь все время отклониться в сторону. Это было профессиональным проклятием всех аналитиков ЦРУ. От некоторых проблем просто не удается отделаться; они вынуждают рассудок возвращаться снова и снова к одним и тем же мыслям — которые сами по себе, отдельно друг от друга, не имеют никакого смысла, — до тех пор, пока тот не натыкается на ответ на какой-то вопрос. То же самое иногда происходило в то время, когда Райан работал в компании «Меррил Линч»: он изучал фондовый рынок, пытаясь отыскать скрытые плюсы и минусы операций с теми или иными акциями. Тогда ему приходилось иногда крупно спорить с большими шишками из нью-йоркского отделения, однако Райан ни разу не сделал что-либо только потому, что так распорядилось начальство. Даже в морской пехоте офицер, пусть младший, обязан мыслить самостоятельно; а за биржевым брокером стоят клиенты, которые доверили ему распоряжаться своими деньгами так, будто они его собственные. Как правило, Райану сопутствовал успех. После того, как он вложил свои личные средства в Чикагскую и Северо-западную железную дорогу, на него обрушилось руководство, однако он настоял на своем, и те из его клиентов, кто поверили ему, остались не внакладе, — что привело к нему множество новых клиентов. Поэтому Райан научился слушать свой внутренний голос, улавливать в нем едва различимые нюансы. И вот сейчас был как раз такой случай. Мысли Джека помимо воли возвращались к одному и тому же — к папе римскому. Информация, которая имелась в его распоряжении, не позволяла получить полную картину, однако Райану было не привыкать к этому. В игре на фондовом рынке он научился, как и когда можно делать ставки, основываясь на неполной картине, и в девяти случаях из десяти оказывался прав.
Однако сейчас отправной точкой был лишь смутный, неясный зуд. Что-то происходит. Райану даже не было известно, что именно. Он ознакомился лишь с копией письма с предупреждением, отправленного в Варшаву и, вне всякого сомнения, пересланного в Москву, где узкая группа стариков, вероятно, увидит в этом письме угрозу.
«Пока что отталкиваться не от чего, так?» — спросил себя Райан. Он поймал себя на том, что ему неудержимо хочется закурить. Иногда сигарета способствовала мыслительному процессу, однако когда Кэти учует в доме запах табачного дыма, последствия будут самыми суровыми. А жевательная резинка, даже надувная, в таких случаях не поможет.
Джеку отчаянно недоставало Джима Грира. Адмирал относился к нему, как к приемному сыну — прошло много времени, прежде чем Райан узнал, что собственный сын Грира, лейтенант морской пехоты, погиб во Вьетнаме, — давая ему возможность выговориться по поводу той или иной проблемы. Однако с сэром Бейзилом Чарльстоном Джек был не настолько близок, а Саймон Хардинг, хотя и обладавший значительно большим опытом, был ему почти ровесник. А эта проблема была не из тех, какие лучше решать в одиночку. Джеку отчаянно хотелось посоветоваться с женой — он знал, что врачи отличаются здравым смыслом, — однако это было запрещено, и, к тому же, на самом деле Кэти была слишком плохо знакома с положением дел, чтобы представлять себе масштабы угрозы. Нет, она выросла в более щадящем окружении — дочь биржевого магната, миллионера, жившая в огромной квартире на Парк-авеню, учившаяся в самых престижных школах, получившая собственную машину в подарок на шестнадцатилетие, отгороженная от всех жизненных напастей. Не то что сам Джек. Его отец служил в полиции, в отделе расследования убийств, и хотя Райан-старший не приносил проблемы работы домой, Джек задавал вопросы и рано понял, что окружающий мир полон непредсказуемых опасностей, а некоторые люди мыслят совсем не так, как все остальные. Таких людей называют преступниками, и они могут быть очень плохими. Джек с малых лет знал, что такое совесть. Он сам не смог бы сказать, откуда у него это — впиталось с молоком матери, воспитано в католических школах или просто заложено генотипом. Джек знал, что нарушать правила — это плохо; однако при этом он также понимал, что правила являются продуктом человеческого разума, но на первом месте все-таки остается сам разум, так что правила иногда можно нарушать, если на то есть причины — чертовски веские. Эта способность именуется здравым смыслом, и, как это ни странно, служба в морской пехоте в значительной степени взрастила в Райане этот ценный цветок. Оценив ситуацию, надо перебрать все возможные варианты ее решения, после чего действовать. Иногда приходится делать это в крайней спешке — и вот почему у офицеров оклад выше, чем у сержантов, хотя, если есть время, всегда неплохо выслушать совет сержанта-комендора.
— Боб, когда вы улетаете? — спросил зама по опер-работе адмирал Грир.
— В воскресенье. Прямым рейсом Эй-эн-эй на Токио, а оттуда в Сеул.
— Уж лучше вы, чем я, — заметил зам по РА-работе. — Я терпеть не могу длинные перелеты.
— Ну, главное — это постараться проспать хотя бы половину времени в воздухе, — у самого Риттера это получалось без труда.
У него было намечено совещание с руководством корейского ЦРУ, на котором предстояло обсудить проблемы Северной Кореи и Китая, волновавшие как зама по опер-работе, так и Сеул.
— К тому же, в моей лавочке сейчас никаких важных дел не запланировано, — добавил Риттер.
— Ловко вы придумали — улизнуть из Вашингтона, когда президент каждый день теребит меня по поводу папы римского, — высказал вслух свои мысли судья Мур.
— Ну, Артур, если вам от этого станет легче, знайте, что мне очень неудобно, — хитро усмехнулся Риттер. — В мое отсутствие делами займется Майк Босток.
Директор ЦРУ и его зам по РА-работе хорошо знали и любили Бостока, в прошлом талантливого оперативного работника, признанного специалиста по Советскому Союзу и Восточной Европе. Однако, к сожалению, в нем было слишком многое от лихого ковбоя, чтобы ему можно было доверять появляться на Капитолийском холме. Ковбоям отводились другие роли — как, например, Мери Пат Фоули.
— О последнем заседании Политбюро по-прежнему никакой информации?
— Пока что ничего нет, Артур. Быть может, на нем обсуждались какие-нибудь текущие вопросы. Знаете, советские лидеры занимаются не только тем, что планируют новую ядерную войну.
— Согласен, — усмехнулся Грир. — Они обвиняют в этом нас. Господи, они все поголовно страдают манией преследования!
— Помните, что сказал Генри: «Даже у параноиков есть враги.» И именно это и является нашей работой, — напомнил Риттер.
— Роберт, вам по-прежнему не дает покоя ваша операция «Маска красной смерти»? — спросил судья Мур.
— Пока что у меня еще нет ничего определенного. Я пробовал обсудить свои мысли с нашими людьми и — черт побери, Артур, представляете, я прошу их не замыкаться в рамках, и что они делают? Строят себе новые, более прочные рамки!
— Не надо забывать, что у нас здесь мало людей предприимчивых, инициативных. Как-никак, это правительственное учреждение. Наши сотрудники работают на твердом окладе. А это никак не способствует творческому мышлению. От нас с вами зависит, чтобы изменить подобное положение дел, — заметил судья Мур. — Какие будут предложения?
— У нас есть люди из реального мира — к сожалению, очень немного, — сказал адмирал Грир. — Черт возьми, один из них работает в моей команде — он не умеет мыслить в рамках.
— Вы имеете в виду Райана? — спросил Риттер.
— В частности, его, — кивнув, подтвердил Джим Грир.
— Для нас он посторонний, — тотчас же заметил зам по опер-работе.
— Боб, вы хотите курочку съесть и косточкой не подавиться, — парировал зам по РА-работе. — Или человек рассуждает, как один из наших бюрократов, или он способен мыслить созидательно. Райану знакомы правила игры, он служил в морской пехоте и способен при необходимости думать на бегу, и скоро из него получится блестящий аналитик. — Грир помолчал. — Он один из лучших молодых сотрудников из всех тех, кого я встречал за последние несколько лет, и я никак не могу понять, Роберт, почему вы на него взъелись.
— Райан пришелся по душе и сэру Бейзилу, — вставил Мур, — а директора британской Службы внешней разведки провести очень непросто.
— Мне бы хотелось при следующей встрече с Джеком обсудить с ним «Маску красной смерти».
— Вот как? — спросил Мур. — Это выходит за рамки должностных обязанностей Райана.
— Артур, он разбирается в экономике лучше всех у меня в разведывательно-аналитическом отделе. Я не направил его в отделение экономики только потому, что Джек слишком умен, чтобы ограничивать его таким образом. Боб, если вы собираетесь подорвать Советский Союз, не развязывая войну, единственный способ сделать это состоит в том, чтобы разрушить советскую экономику. Райан заработал кучу денег, потому что он в этом разбирается. Уверяю вас, Джек умеет отделять зерна от плевел. Быть может, ему удастся придумать способ сжечь это поле. В любом случае, кому от этого будет хуже? Ваш проект пока что чисто теоретический, не так ли?
— Ну? — вопросительно посмотрел на Риттера директор ЦРУ.
В конце концов, адмирал Грир был прав.
— О, ну ладно, черт с вами, — уступил зам по опер-работе. — Главное, чтобы ваш умник ни о чем не проговорился «Вашингтон пост». Ни в коем случае нельзя допустить широкой огласки этого плана. Конгресс и средства массовой информации не оставят от него камня на камне.
— Чтобы Джек о чем-либо проговорился прессе? — переспросил Грир. — Это невозможно. Он не из тех, кто стремится завоевать чье бы то ни было расположение, в том числе, и расположение своего начальства. На мой взгляд, если и можно кому-то доверять, то Джеку Райану. У всего русского КГБ не хватит твердой валюты, чтобы его перекупить. Такое я не могу сказать даже про себя самого, — пошутил он.
— Я запомню ваши слова, Джеймс, — заверил его Риттер, едва заметно изогнув губы в тонкой усмешке.
Подобные шутки, как правило, не покидали пределы седьмого этажа штаб-квартиры в Лэнгли.
Крупные универсальные магазины чем-то похожи друг на друга, о какой бы стране мира ни шла речь, и в этом смысле ГУМ, наверное, являлся московским аналогом нью-йоркского «Мейси». «Теоретически,» — подумал Эд Фоули, входя в огромный магазин через главный вход. Подобно тому, как Советский Союз теоретически представлял собой добровольный союз независимых республик и Россия теоретически обладала конституцией, которая стояла превыше воли Коммунистической партии Советского Союза. «Ну да, с таким же успехом можно верить в Санта-Клауса,» — подумал Фоули, оглядываясь по сторонам.
Они с женой поднялись на эскалаторе на второй этаж — эскалатор был допотопным, с деревянными ступеньками, в то время как на Западе им на смену уже давно пришли стальные. Секция меховых товаров находилась справа, в самом конце ряда, и, на беглый взгляд, выбор в ней был далеко не бедным.
Что гораздо важнее, Иван был здесь, одетый в точности так же, как и вчера в метро. «Быть может, это его лучший костюм?» — подумал Фоули. Если это так, ему действительно нужно как можно скорее драпать на Запад.
Если не считать качества товаров, которое было ниже чем посредственным, ГУМ представлял из себя обычный универсальный магазин, хотя отдельные секции, по сути дела, являлись независимыми магазинчиками. Но Иван оказался неглуп. Он назначил встречу в одной из тех немногих секций, где товары были высококачественные. Тысячелетиями на Россию зимой обрушиваются сильные морозы. Здесь даже слоны вынуждены были обзавестись густым шерстяным покровом; а поскольку двадцать пять процентов человеческой крови поступает в головной мозг, людям зимой никак не обойтись без теплых шапок. Зимняя меховая шапка представляет собой приблизительно цилиндрический головной убор, не имеющий определенной формы, который, однако выполняет свою главную задачу: защищает мозг от переохлаждения. Самые хорошие шапки изготавливаются из меха ондатры, мускусной крысы, — соболь и горностай можно встретить только в самых дорогих магазинах, да и то из этого меха делаются лишь женские шапки, которые могут позволить себе лишь самые состоятельные советские женщины, жены и любовницы партийных руководителей. Однако благородная ондатра, живущий в заболоченных водоемах зверек, обладающий резким запахом — ну, выделанную шкурку каким-то образом удавалось избавить от зловония, иначе обладателя шапки принимали бы за гниющие водоросли, оставленные на морском берегу отступившим отливом, — имеет очень хорошую шерсть, волосы или мех, являющуюся отличным теплоизоляционным материалом. Итак, крыса, но только с прописной буквы К. Впрочем, это ведь не главное, так?
Эд и Мери Пат переговаривались друг с другом взглядами, хотя скорость подобного способа общения оставляла желать лучшего. Правда, надо отдать русскому должное, он правильно выбрал время. Зимние головные уборы только что достали со складов, а поскольку на дворе стояла лишь ранняя осень, покупатели еще не спешили обзавестись новой теплой шапкой на зиму. В секции находился всего один мужчина в коричневом костюме, и Мери Пат направилась к нему, предварительно отослав мужа, как будто она решила сделать ему сюрприз.
Мужчина также выбирал меховые шапки. «Кем бы он ни был, это не провокатор,» — решила Мери Пат.
— Прошу прощения, — сказала она по-русски.
— Да? — обернулся мужчина.
Мери Пат внимательно присмотрелась к нему: лет тридцати с небольшим, однако на вид старше, поскольку жизнь в России старила людей быстро, быстрее даже, чем жизнь в Нью-Йорке. Шатен, карие глаза — умные, проницательные. Это очень хорошо.
— Я выбираю меховую шапку для мужа, как вы и предложили, — добавила она на безукоризненном русском языке, — в метро.
Мери Пат сразу же поняла, что русский не ожидал встретить женщину, к тому же молодую. Недоуменно заморгав, он уставился на нее, пытаясь сопоставить безупречный русский язык с тем, что говорившая должна была быть американкой.
— В метро?
— Совершенно верно. Мой муж решил, будет гораздо лучше, если вместо него с вами встречусь я. Итак… — Взяв одну из шапок, Мери Пат погладила мех и повернулась к своему случайному знакомому, словно спрашивая его мнение. — Итак, что вы от нас хотите?
— Что вы имеете в виду? — выпалил русский.
— Вы установили контакт с американским гражданином и попросили его о встрече. Вы хотите помочь мне выбрать шапку для мужа? — тихо спросила она.
— Вы из ЦРУ? — спросил русский, беря себя в руки.
— Мы с мужем работаем на правительство Соединенных Штатов Америки, — подтвердила Мери Пат. — А вы работаете в КГБ.
— Да, — ответил русский. — В центре связи, в центральном управлении.
— Вот как?
Повернувшись к полке, Мери Пат взяла другую шапку. «Тысяча чертей!» — подумала она. Впрочем, действительно ли русский говорит правду, или ему просто хочется заполучить бесплатный билет до Нью-Йорка?
— Да? И почему я должна вам верить?
— Раз я сказал, что это так, значит, это действительно так, — ответил русский, удивленный и возмущенный тем, что его слова поставлены под сомнение. Неужели эта блондиночка полагает, что он рискует своей жизнью шутки ради? — Почему вы согласились встретиться со мной?
— Бланки, на которых были написаны ваши записки, действительно привлекли мое внимание, — сказала Мери Пат, откладывая очередную шапку с таким видом, будто та ее не устроила — оказалась слишком темной.
— Мадам, я работаю в Восьмом главном управлении.
— В каком отделе?
— В центре связи. Я не имею никакого отношения к проблемам закрытия информации. Я связист. Я передаю исходящие сообщения нашим резидентам за рубежом, а затем, когда приходят их ответы, я пересылаю их соответствующим адресатам. Как следствие, я знаком с большим количеством информации, которая через меня проходит. Вас это устраивает?
По крайней мере, он неплохо играл свою роль, предлагая Мери Пат шапку, покачивая головой, указывая на другую, с более светлым, бледно-желтым мехом.
— Возможно. Что вы от нас хотите?
— Я обладаю информацией, которая имеет большую важность — очень большую важность. В обмен на эту информацию я прошу обеспечить переправку на Запад меня, моей жены и дочери.
— Сколько лет вашей дочери?
— Три года семь месяцев. Вы можете обеспечить то, что я прошу?
Этот вопрос впрыснул в кровеносную систему Мери Пат целую пинту адреналина. Ей предстоит немедленно, прямо на месте принять ответственное решение, которое сосредоточит все силы ЦРУ на одном этом деле. Вытащить троих человек из Советского Союза — это не прогуляться на пикник.
«Но этот парень работает в русском „Меркурии“,» — вдруг дошло до Мери Пат. Он знает столько всего, сколько не сможет добыть и целая сотня обычных агентов. Этот Иван является хранителем русской сокровищницы, более ценной, чем печенка Брежнева, и, следовательно…
— Да, мы сможем вытащить отсюда вас и вашу семью. Как быстро?
— Информация, которой я располагаю, очень срочная. Так что как только вы сможете. Эту информацию я не раскрою вам до тех пор, пока не окажусь на Западе, но уверяю, она обладает чрезвычайной важностью — достаточной для того, чтобы заставить меня действовать.
«Иван, не перегибай палку,» — строго подумала Мери Пат. Агент, движимый честолюбием, может наговорить, что в его распоряжении имеются пусковые коды советских ракетных войск стратегического назначения, хотя на самом деле это окажется лишь бабушкин рецепт борща; в этом случае переправка его за границу станет бесполезной тратой ресурсов, которые необходимо расходовать крайне бережливо. Все это Мери Пат прекрасно понимала. Но на другой чаше весом лежали глаза русского. Заглянув ему в душу, она пришла к выводу, что кем бы он ни являлся, эпитет «лжец» к нему никак не подходит.
— Да, в случае необходимости мы сможем устроить все достаточно быстро. Нам нужно будет обсудить место и способ. Здесь разговаривать дольше нельзя. Предлагаю договориться о новой встрече, чтобы обсудить подробности.
— С этим не будет никаких трудностей, — ответил Зайцев, назначая место на следующее утро.
«А ты, похоже, и впрямь торопишься.»
— Как вас называть? — перед тем, как расстаться, спросила Мери Пат.
— Олег Иванович, — не задумываясь, ответил русский и лишь потом поймал себя на том, что сказал правду там, где ему, вероятно, следовало бы покривить душой.
— Очень приятно. А меня зовут Мария, — ответила Мери Пат. — Итак, какую шапку вы посоветуете выбрать?
— Для вашего мужа? Разумеется, вот эту, — ответил Зайцев, протягивая грязно-белую.
— Что ж, ее я и куплю. Спасибо, товарищ.
Покрутив шапку в руках, Мери Пат взглянула на ценник: сто восемьдесят рублей, больше месячной зарплаты московского рабочего. Для того, чтобы осуществить покупку, молодая женщина передала шапку продавщице, а сама направилась к кассе, где расплатилась наличными — кредитных карточек в Советском Союзе еще не знали — и получила чек, который отдала продавщице, и та, наконец, вручила ей упакованную покупку.
Значит, это действительно так — русские работают еще менее эффективно, чем американское правительство. Просто поразительно, как такое может быть. «Однако приходится верить тому, что находится перед глазами,» — подумала Мери Пат и, зажав сверток из коричневой оберточной бумаги, поспешила к своему мужу. Отыскав Эда, она быстро вывела его на улицу.
— Ну, что ты мне купила?
— Уверена, тебе это понравится, — заверила мужа Мери Пат, протягивая пакет.
Эд прочитал ответ в ее искрящихся радостью глазах. Молодая женщина взглянула на часы. В Вашингтоне сейчас три часа ночи, так что звонить еще слишком рано. Эта информация не для ночной смены, даже если речь идет о проверенных ребятах из «Меркурия». Понимание этого далось Мери Пат дорогой ценой. Нет, это сообщение будет написано, зашифровано и отправлено дипломатической почтой. И после этого останется только получить одобрение от Лэнгли.
Только вчера машину Фоули тщательно проверили посольские механики — такую операцию регулярно проделывали все сотрудники посольства, поэтому никто не заподозрит в Эде и Мери Пат шпионов. За ночь «маячки» на дверях и капоте никто не тронул. «Мерседес-280» обладал достаточно совершенной системой сигнализации. Поэтому Эд Фоули просто включил магнитолу погромче. Кассета с «Би джиз» заглушит сигналы любого «жучка». Мери Пат, сидевшая рядом с мужем, принялась пританцовывать в такт музыке, как и подобает пустоголовой блондинке из Калифорнии.
— Наш друг хочет прокатиться, — сказала она так, что Эд с трудом ее услышал. — Он сам, его жена и дочь, трех с половиной лет.
— Когда? — захотелось узнать Эду.
— Скоро.
— Как скоро?
— Зависит от нас.
— Это серьезно? — спросил Эд, подразумевая: «Стoит ли тратить на него время?»
— Думаю, да.
Стопроцентной уверенности не может быть никогда, но Мери Пат великолепно разбирается в людях, и с такими картами Эд был готов рискнуть. Он кивнул:
— Хорошо.
— «Хвост» есть? — спросила Мери Пат.
Фоули разделил взгляд поровну между улицей впереди и зеркалами. Если за «Мерседесом» кто-то и следил, то разве что человек-невидимка.
— Нет.
— Хорошо. — Мери Пат чуть убавила громкость музыки. — Знаешь, Эд, «Би джиз» мне тоже нравится, но надо все-таки поберечь уши.
— Как скажешь, дорогая. Сегодня вечером мне надо будет вернуться на работу.
— Зачем? — произнесла молодая женщина тем полурассерженным голосом, который слишком хорошо известен всем мужьям в мире.
— Ну, со вчерашнего дня остались кое-какие бумаги…
— И ты хочешь узнать результаты бейсбольных матчей, — фыркнула Мери Пат. — Эд, ну почему мы не можем установить спутниковое телевидение в квартире?
— Я уже работаю в нужном направлении, но русские сопротивляются. Они опасаются, это окажется какая-то шпионская штуковина, — недовольным тоном добавил он.
— Точно, — заметила Мери Пат. — Ладно, я хоть отдохну от тебя.
На всякий случай, если в КГБ вдруг нашелся очень умный специалист по прослушиванию, который прошлой ночью наведался на автостоянку. Вероятно, ФБР и смогло бы провернуть что-нибудь подобное, однако Мери Пат сомневалась, что русским это по силам — радиоприемники у них слишком громоздкие. И все же нельзя исключать и эту возможность. Да, они тоже начинают заболевать манией преследования, но вот только в достаточной ли степени?
Кэти вывела Салли и маленького Джека на улицу. Всего в полутора кварталах от их дома, за Фристоу-уэй находился парк, где были качели, которые очень нравились девочке, и лужайка, где привольно ползал малыш, пытаясь есть траву. Маленький Джек лишь совсем недавно научился пользоваться своими руками, неуклюже, неловко, но все, что оказывалось в крошечных кулачках, тотчас же отправлялось в рот — обстоятельство, известное всем родителям в мире. И, к тому же, прогулка в парке предоставляла возможность детям погреться на солнце — зимние ночи в Англии будут длинные и темные. А дома хоть на время станет тихо, и Джек сможет поработать над своей книгой об адмирале Холси.
Райан уже позаимствовал у Кэти один из ее справочников, «Руководство практикующего врача», чтобы почитать об опоясывающем лишае, кожном заболевании, которое донимало военно-морского авиатора в самые неподходящие моменты. Прочитав раздел, посвященный этой болезни, — как выяснилось, имеющей много общего с ветряной оспой, — Джек пришел к выводу, что Холси, к тому времени уже человек в годах, вынужден был терпеть мучения, сопоставимые с пытками средневековой инквизиции. И даже более невыносимые, раз любимое авианосное соединение адмирала в составе тяжелых авианосцев «Энтерпрайз» и «Йорктаун» вынуждено было выйти в море без него. Однако он воспринял это, как настоящий мужчина — только так и воспринимал любые жизненные невзгоды Уильям Фредерик Холси-младший — и попросил своего друга Раймонда Спрюэнса взять командование на себя. Других двух людей, так не похожих друг на друга, трудно было бы найти. Холси — сквернослов, любитель выпить, заядлый курильщик, в прошлом футболист. И Спрюэнс, не переносивший даже запах табачного дыма, не пивший ничего крепче чая, вежливый интеллигент, никогда и ни на кого не повышавший голос. Однако они еще перед войной стали близкими друзьями, а затем попеременно командовали Тихоокеанским флотом, переименовывая его из Третьего флота в Пятый и обратно вместе со сменой командования. «Это обстоятельство, — подумал Райан, — является красноречивым свидетельством того, что Холси тоже был интеллигентом, а не тем буйным драчуном, каким его выставляла современная ему пресса.» Интеллигент Спрюэнс ни за что не сошелся бы близко с необузданным грубияном. Однако свиты адмиралов враждовали между собой, словно мартовские коты из-за кошечки, — вероятно, это напоминало что-то вроде военного эквивалента спора «а мой папа побьет твоего папу», которым увлекаются дети в возрасте лет семи, и ничуть не более достойного в интеллектуальном плане.
В распоряжении Райана имелись собственные слова Холси по поводу терзавшей его болезни, хотя они, вероятно, были немного причесаны редактором и соавтором, поскольку Билл Холси обычно выражался как боцман, принявший на грудь несколько стаканчиков рома, — вероятно, именно почему его и любили так журналисты. Отправляясь брать интервью у адмирала, можно было не сомневаться: читатель будет в восторге.
Примечания и первоисточники Джек навалил грудой рядом с компьютером «Эппл-IIе». В качестве текстового редактора он установил программу «Ворд-стар». Работать с компьютером было достаточно сложно, но во много раз лучше, чем с проклятой пишущей машинкой. Джек уже давно ломал голову, в какое издательство надо будет отнести готовую книгу.
Издательство военно-морской академии, в котором Райан опубликовал свою предыдущую книгу, уже предложило продолжить сотрудничество, однако Джека не покидали сомнения, а не пора ли переключиться на что-нибудь более серьезное. Но ведь сначала надо закончить эту треклятую книгу, ведь так? А значит, пора снова погружаться в сложный внутренний мир адмирала Холси.
Однако сегодня Райан не спешил окунаться в работу. Что было непохоже на него. Навыки работы на клавиатуре — двумя указательными пальцами и одним большим (двумя большими в благоприятные дни) — остались прежними, однако мозг никак не мог сосредоточиться, словно стремясь все время отклониться в сторону. Это было профессиональным проклятием всех аналитиков ЦРУ. От некоторых проблем просто не удается отделаться; они вынуждают рассудок возвращаться снова и снова к одним и тем же мыслям — которые сами по себе, отдельно друг от друга, не имеют никакого смысла, — до тех пор, пока тот не натыкается на ответ на какой-то вопрос. То же самое иногда происходило в то время, когда Райан работал в компании «Меррил Линч»: он изучал фондовый рынок, пытаясь отыскать скрытые плюсы и минусы операций с теми или иными акциями. Тогда ему приходилось иногда крупно спорить с большими шишками из нью-йоркского отделения, однако Райан ни разу не сделал что-либо только потому, что так распорядилось начальство. Даже в морской пехоте офицер, пусть младший, обязан мыслить самостоятельно; а за биржевым брокером стоят клиенты, которые доверили ему распоряжаться своими деньгами так, будто они его собственные. Как правило, Райану сопутствовал успех. После того, как он вложил свои личные средства в Чикагскую и Северо-западную железную дорогу, на него обрушилось руководство, однако он настоял на своем, и те из его клиентов, кто поверили ему, остались не внакладе, — что привело к нему множество новых клиентов. Поэтому Райан научился слушать свой внутренний голос, улавливать в нем едва различимые нюансы. И вот сейчас был как раз такой случай. Мысли Джека помимо воли возвращались к одному и тому же — к папе римскому. Информация, которая имелась в его распоряжении, не позволяла получить полную картину, однако Райану было не привыкать к этому. В игре на фондовом рынке он научился, как и когда можно делать ставки, основываясь на неполной картине, и в девяти случаях из десяти оказывался прав.
Однако сейчас отправной точкой был лишь смутный, неясный зуд. Что-то происходит. Райану даже не было известно, что именно. Он ознакомился лишь с копией письма с предупреждением, отправленного в Варшаву и, вне всякого сомнения, пересланного в Москву, где узкая группа стариков, вероятно, увидит в этом письме угрозу.
«Пока что отталкиваться не от чего, так?» — спросил себя Райан. Он поймал себя на том, что ему неудержимо хочется закурить. Иногда сигарета способствовала мыслительному процессу, однако когда Кэти учует в доме запах табачного дыма, последствия будут самыми суровыми. А жевательная резинка, даже надувная, в таких случаях не поможет.
Джеку отчаянно недоставало Джима Грира. Адмирал относился к нему, как к приемному сыну — прошло много времени, прежде чем Райан узнал, что собственный сын Грира, лейтенант морской пехоты, погиб во Вьетнаме, — давая ему возможность выговориться по поводу той или иной проблемы. Однако с сэром Бейзилом Чарльстоном Джек был не настолько близок, а Саймон Хардинг, хотя и обладавший значительно большим опытом, был ему почти ровесник. А эта проблема была не из тех, какие лучше решать в одиночку. Джеку отчаянно хотелось посоветоваться с женой — он знал, что врачи отличаются здравым смыслом, — однако это было запрещено, и, к тому же, на самом деле Кэти была слишком плохо знакома с положением дел, чтобы представлять себе масштабы угрозы. Нет, она выросла в более щадящем окружении — дочь биржевого магната, миллионера, жившая в огромной квартире на Парк-авеню, учившаяся в самых престижных школах, получившая собственную машину в подарок на шестнадцатилетие, отгороженная от всех жизненных напастей. Не то что сам Джек. Его отец служил в полиции, в отделе расследования убийств, и хотя Райан-старший не приносил проблемы работы домой, Джек задавал вопросы и рано понял, что окружающий мир полон непредсказуемых опасностей, а некоторые люди мыслят совсем не так, как все остальные. Таких людей называют преступниками, и они могут быть очень плохими. Джек с малых лет знал, что такое совесть. Он сам не смог бы сказать, откуда у него это — впиталось с молоком матери, воспитано в католических школах или просто заложено генотипом. Джек знал, что нарушать правила — это плохо; однако при этом он также понимал, что правила являются продуктом человеческого разума, но на первом месте все-таки остается сам разум, так что правила иногда можно нарушать, если на то есть причины — чертовски веские. Эта способность именуется здравым смыслом, и, как это ни странно, служба в морской пехоте в значительной степени взрастила в Райане этот ценный цветок. Оценив ситуацию, надо перебрать все возможные варианты ее решения, после чего действовать. Иногда приходится делать это в крайней спешке — и вот почему у офицеров оклад выше, чем у сержантов, хотя, если есть время, всегда неплохо выслушать совет сержанта-комендора.