Клейпас Лиза. Любовник леди Софии

   — Должно быть, это была необыкновенная женщина!
   — Верно, — согласился Росс. — А еще она была такая хрупкая, я бы даже сказал, болезненно хрупкая. Ее семья была против того, чтобы она выходила замуж.
   — Вот как? Это почему же?
   — Элинор постоянно хворала. Однажды осенним днем я взял ее покататься верхом по парку. Так вот, она простудилась и была вынуждена целую неделю провести в постели. Уж слишком болезненной была. Ее родители опасались, что замужество пойдет во вред ее здоровью, не говоря уже о выполнении супружеских обязанностей. Они боялись, что беременность раньше времени сведет их дочь в могилу. — В голосе Росса послышались нотки раскаяния. — Я сумел убедить их, что буду всячески оберегать Элинор и что ей не грозит никакая опасность.
   София перевернула другой стороной влажную тряпицу у него на лбу, но он даже не осмелился посмотреть на нее.
   — Четыре года мы были счастливы вместе. Сначала мы с Элинор думали, что она бесплодна, потому что за четыре года супружеской жизни она так и не забеременела. Признаюсь честно, я был этому даже рад.
   — То есть вам не хотелось иметь сына или дочь?
   — Мне было все равно. Лишь бы Элинор была здорова и не хворала. Но однажды она сказала мне, что ждет ребенка. Сама она несказанно обрадовалась этому. По ее словам, она никогда не была так счастлива. Я же убедил себя, что роды пройдут без осложнений.
   Росс умолк, не в силах продолжать свой печальный рассказ. Любое упоминание имени покойной жены давалось ему с великим трудом. Но тем не менее он не хотел утаить от Софии даже самую малую частицу своего прошлого.
   — Но что-то произошло?
   Россу показалось, будто в его сознании отомкнули замок. Куда только подевалось его хваленое самообладание Он рассказал ей все — поведал даже о том, о чем он не осме лился бы признаться никому, даже священнику на исповеди чувствуя, что должен рассказать ей все, без утайки.
   — В тот день, когда у Элинор начались схватки, у меня появилось недоброе предчувствие. Она плохо переносила боль, была слишком слаба, чтобы вытолкнуть из чрева ребенка. Схватки продолжались уже целые сутки, а на вторые… Боже, это был кромешный ад! Я послал за докторами, и они все четверо принялись спорить, что дальше делать с моей женой. Она корчилась в страшных муках и все время умоляла меня, чтобы я ей помог. Я был готов на что угодно. В буквальном смысле на что угодно.
   Росс даже не заметил, как руки его сжались в кулаки, — до тех пор, пока не почувствовал, что София легонько потерла ему пальцы, ослабляя напряжение в мышцах и сухожилиях.
   — Единственное, в чем сошлись доктора, — что ребенок был слишком крупный. Мне предстояло сделать выбор. Разумеется, я сказал, чтобы в первую очередь спасали жизнь Элинор. Но это значило, что… — Он умолк, не договорив, чувствуя, как у него перехватило дыхание. Он не знал, что должен говорить дальше. Ибо слова были бессильны передать весь ужас происходившего. — Боже, она потеряла столько крови! Элинор кричала, умоляла меня, чтобы я остановил их. Она была готова пожертвовать собой, умереть, чтобы только вы жил наш ребенок, но я не хотел ее терять. И поэтому они оба… — Росс вновь остановился, чтобы перевести дыхание.
   София смотрела на него, не шелохнувшись и не издав единого звука. Росс подумал, что ей просто неприятно слушать его историю, что он сказал слишком многое из того, о чем не следовало упоминать. Не иначе как своим рассказом он привел Софию в ужас.
   — Я сделал неверный выбор, — пробормотал он. — И они оба умерли.
   Прохладный ночной воздух, который еще несколько минут назад казался таким приятным и освежающим, заставил его поежиться. Ему стало холодно как телу, так и душе, словно смерть обдала его своим леденящим дыханием.
   София убрала с его лба влажный компресс и погладила по лицу.
   — Вам не в чем себя винить, — мягко произнесла она, — и вы сами об этом знаете.
   Нет, она просто не поняла смысла его рассказа, подумал Росс. Ведь он старался донести до нее весь эгоизм тогдашнего своего решения.
   — Мне не следовало жениться на Элинор. Если бы не я, она бы сейчас была жива.
   — Как можно быть в этом уверенным? Но если это даже так, если бы вы не женились на ней, какая жизнь была бы ей уготована? Жалкое существование старой девы, на которую все смотрят с сожалением, пустая, несостоявшаяся жизнь.
   София натянула повыше одеяло, после чего направилась к комоду, чтобы принести из нижнего ящика еще одно. Потеплее укрыв Росса стеганым одеялом, она вновь села рядом с его кроватью.
   — Вы ведь не заставляли Элинор силой выйти за вас замуж. Я уверена, ваша будущая жена понимала, чем рискует, принимая ваше предложение. Но риск этого стоил, потому что, когда вы с ней сочетались браком, она была счастлива иметь заботливого, любящего мужа. Она жила той жизнью, какую для себя выбрала. Я уверена, ей было бы неприятно, узнай она, что вы корите себя за то, что случилось с ней.
   — Какая разница, как она отнеслась бы к этому? — хмуро отозвался Росс. — Я один виноват во всем.
   — Ничего удивительного в том, что вы во всем вините только себя самого, — последовал ответ Софии. — Ведь вам кажется, будто вы всемогущи, что все хорошее, равно как и все дурное, зависит от вас, и только от вас. Думаю, вам трудно даже себе представить, что есть в этом мире вещи, от вас не зависящие.
   Ее сдержанная насмешка почему-то подействовала на его душевные раны как целебный бальзам. Росс заглянул ей в глаза, и у него тотчас отлегло от сердца. Он не хотел поддаваться этому чувству, — и в то же время он не мог от него избавиться.
   — Вы всего лишь человек, — добавила она, — а не Бог.
   Всего лишь человек.
   Как будто Росс сам этого не знал. Но лишь сейчас он был готов признать то бремя, которое возложил на себя, лишь бы только убедить все и вся в обратном. Он делал все для того, чтобы доказать миру, будто он не простой смертный, и, что самое главное, до сих пор это ему удавалось. Более того, этого требовал от него занимаемый пост. Люди хотели верить в то, что главный судья с Боу-стрит по уголовным делам всемогущ. Они хотели быть уверенными в том, что, пока они сами по ночам спят в постели, он, подобно всевидящему оку, охраняет их покой. В результате Росс уже многие годы жил в полном одиночестве. Никто толком не знал, что он за человек, никто его не понимал. Впервые за свою взрослую жизнь он в лице Софии встретил человека, который не смотрел бы на него в немом благоговении снизу верх. Она первая отнеслась к нему как к простому смертному.
   София встала и отошла от кровати, чтобы расставить вещи на умывальнике, сложить разбросанные по комнате полотенца. Росс наблюдал за ней взглядом хищника, подстерегающего жертву, думая о том, что ему хотелось бы сделать с ней, когда к нему вернутся силы. Она, конечно, не догадывалась о том, какие мысли будоражат его, иначе не была бы столь уверена в себе и спокойна.

Глава 8

   -Вы просто кошмарный пациент! — воскликнула София, увидев, что Росс встал с кровати и оделся. — Доктор Линли, велел вам оставаться в постели по крайней мере еще один день.
   — Он ничего не понимает, — ответил Росс, надевая туфли.
   — И вы тоже! — Не на шутку встревоженная, София тенью ходила за ним по комнате.
   Росс подошел к комоду и, порывшись в верхнем ящике, вытащил оттуда галстук.
   — Что вы задумали?
   — Пойти к себе в кабинет и поработать там часок-другой.
   В последние четыре дня, после того как Росса ранили, Софии стало все труднее заставить его лежать в постели. По мере того как к главному судье возвращались силы и заживало плечо, он все чаще высказывал желание вернуться к работе. Чтобы только удержать его в постели, София приносила ему из кабинета кипы документов. Иногда он, лежа в постели или сидя в кресле у камина, диктовал ей. София приносила ему из кухни еду и проводила долгие часы вместе с ним, читая ему вслух. Иногда ему случалось задремать, и тогда она изучала глазами его лицо — во сне его черты смягчались, становясь не такими резкими, волосы падали ему на лоб, линия рта становилась мягче.
   София привыкла к его запаху, к тому, как его кадык ходил вверх-вниз, когда он делал глоток кофе, привыкла к крепости мышц под своими пальцами, когда она меняла ему повязку. Привыкла к щетине, неизменно пробивавшейся за ночь на его подбородке. Ей стал хорошо знаком его сдержанный, хрипловатый смех, будто он сам не верил, что еще способен смеяться. Она с закрытыми глазами могла представить себе его непослушные волосы, по которым утром еще не прошлась щетка. А еще он любил застать ее врасплох своими поцелуями, когда она наклонялась, чтобы забрать поднос или поправить ему подушки. Эти поцелуи были жадными и влажными, его руки, казалось, не желали отпускать ее.
   И вместо того чтобы оттолкнуть его, она отвечала ему со всей страстью…
   К стыду Софии, она начала предаваться ужасным фантазиям о нем. Однажды ночью ей приснилось, будто они с Россом вместе лежат в постели обнявшись. Она тотчас проснулась на влажных от пота простынях, сердце бешено колотилось в груди. Ее тотчас пронзило неведомое ей прежде наслаждение. Она представила себе, что это к ней прикасается Росс, его губы играют с ее сосками, а пальцы искусно ласкают ее между ног. Покрывшись испариной от стыда и раскаяния, она начала ласкать себя, обнаружив при этом, что чем дальше она возбуждает себя, тем острее становится наслаждение, пока, достигнув вершины, оно не взорвалось горячими волнами, прокатившимися по всему ее телу, а с губ не сорвался сладостный стон.
   Перевернувшись на живот, София лежала обессиленная и растерянная. Вскоре волны, сотрясавшие все ее существо, стихли, зато тело словно потяжелело и приятно обмякло. София мучилась вопросом, сумеет ли она утром посмотреть Россу в глаза. Ни разу в жизни ей еще не довелось испытать чего-либо подобного — эту всепоглощающую страсть, которая напугала ее своей силой и остротой.
   В придачу к тому, что ее физически влекло к Россу, София поймала себя на том, что он все больше и больше нравится ей как человек. А мелкие странности его характера приводили ее в восторг. Например, стоило ему столкнуться с какой-нибудь неприятной проблемой, как он, вместо того чтобы переложить ее решение на кого-то другого, брался решать ее сам, и притом с потрясающей энергией. Долг для него был превыше всего на свете. И случись ему ради исполнения долга облачиться во власяницу, София была уверена, что он сделал бы это без малейших колебаний.
   Ее слегка забавляло то, что, хотя Росс никогда не лгал, он тем не менее был склонен облекать правду в удобные для него одежды. Например, он если и повышал голос, то не потому, что кричал на кого-то, а просто для «большей убедительности». Он ни за что бы не признался в том, что порой бывает упрям, — скорее, «тверд в своем мнении». Он не подавлял инициативу других, а просто сам привык «действовать решительно и со всей ответственностью». София от души хохотала над подобной самонадеянностью и вскоре, к своему величайшему удовлетворению, заметила, что он не знает, как реагировать на этот ее смех. Ведь главный судья сэр Росс Кэннон не привык к тому, чтобы над его персоной кто-то подшучивал, и София почувствовала, что в душе ему даже нравится, когда она поддразнивает его.
   Как-то раз вечером они вели спокойную, приятную беседу, и София поделилась с Россом кое-какими воспоминаниям ми детства. Она рассказала ему о том, как ей нравилось трогать отцовские бакенбарды, когда он наклонялся к ней, чтобы пожелать спокойной ночи, рассказала о семейных пикниках, о том, какие книжки читала ей перед сном мать. Поведала она и о том, как однажды они с братом налили воды матери в пудру, как играли с получившейся смесью и как потом в наказание за эту шалость их отправили спать без ужина.
   Россу удалось добиться от нее и других признаний, хотя София поначалу не была склонна рассказывать ему все. Она даже толком не поняла, как он сумел это сделать. Но поздно, она поймала себя на том, что уже рассказывает ему, как им с братом жилось после смерти родителей, как они с ним совершенно отбились от рук, живя в деревне.
   — Мы были сущие исчадия ада, настоящие дьяволята. — Она сидела в кресле, подтянув колени под подбородок и обхватив их руками. — Какие только прегрешения за нами не водились. Мы воровали в лавках, залезали в чужие дома, крали… — Она умолкла и потерла лоб, словно пыталась облегчить внезапную боль.
   — И что же вы крали?
   — В основном еду. Мы постоянно были голодны. Семьи, в которых мы жили, были небогаты, им самим едва хватало на жизнь. Когда же наше поведение стало совершенно невыносимым, они от нас отреклись, — с грустью произнесла София и еще крепче обхватила колени. — Виновата во всем, конечно, я. Джон был слишком мал и плохо понимал, что делал. Я же была достаточно взрослой, чтобы отдавать себе отчет в собственных действиях. Я должна была наставлять его, что дурно, а что хорошо, должна была заниматься его воспитанием…
   — Но ведь вы сами были ребенком, — заговорил Росс, тщательно подбирая слова, словно понимал, что одно неверное слово, и она сломается под тяжестью своей вины. — И вы ни в чем не виноваты.
   София грустно улыбнулась в ответ, отвергая его попытку утешить ее.
   — София, — негромко произнес Росс, — а как погиб ваш брат?
   Услышав этот вопрос, она вся напряглась, словно борясь с искушением рассказать ему правду. Ей казалось, будто его низкий, грудной голос бередит в душе незаживающую рану. И стоит только поддаться соблазну и излить ему все, что накопилось за эти годы в душе, как он тотчас начнет презирать ее, более того, непременно накажет, а ей никогда не пережить Унижения.
   Вместо того чтобы прямо ответить ему, она нервно рассмеялась и под каким-то предлогом вышла из комнаты.
   И вот теперь, пока Росс доставал из комода галстук, София вновь задумалась об этом эпизоде. То, что он решил встать. с постели и вновь посвятить себя работе, было ей даже на руку, и, чтобы он вновь не вернулся к этому их разговору, она взялась упорно развивать тему его здоровья.
   — Вы окончательно подорвете здоровье! — заявила она ему. — Предупреждаю заранее — в таком случае даже не ждите моего сочувствия. Вы должны в первую очередь прислушиваться к советам доктора и не перетруждать себя!
   Подойдя к зеркалу, Росс завязал галстук, лишь слегка при этом поморщившись от боли.
   — Кто вам сказал, что я непременно подорву здоровье? — спокойно отреагировал он. — Я должен покинуть эту комнату, ибо в противном случае я просто сойду с ума, — сказал он и встретился в зеркале с ней взглядом. — У вас есть только один способ вновь уложить меня в постель — однако я не думаю, что вы готовы к такому шагу.
   София моментально отвернулась, чувствуя, как лицо ей заливает краска стыда. Как близки они стали за это время, коль он открыто говорит о своем желании!
   — Вы хотя бы позавтракайте, — напомнила она ему. — Я пойду на кухню и велю Элизе сварить для вас кофе.
   — Спасибо, — ответил он и, слегка усмехнувшись, последним ловким движением затянул узел на галстуке.
   Чуть позже София подшила в папку донесения сыщиков и в уголовные дела — результаты допросов. Росс тем временем принимал у себя в кабинете посетителей. Сложив перед собой папки ровной стопкой, София печально вздохнула. В первый месяц своей работы на Боу-стрит она начала снимать копии с документов, которые, по ее мнению, могли нанести существенный урон профессиональной чести не только главного судьи, но и всех, кто работал здесь, на Боу-стрит. В большинстве своем это были ошибки, допущенные сыщиками и констеблями — от нарушений в процедуре ведения дел до подтасовки свидетельских показаний и улик. Росс предпочитал не делать такие вещи достоянием гласности и наказывал виновных в приватном порядке. Наверняка ему меньше всего хотелось втягивать уголовный сыск в громкий скандал.
   София отлично понимала, что, если ей хочется окончательно сокрушить главного судью и вверенное ему учреждение, ей надо раздобыть гораздо больше свидетельств недобросовестности его самого и его работников. Однако за последние три недели она практически не продвинулась в этом своем деле. И что самое главное, с каждым днем она испытывала все меньшее и меньшее желание этим заниматься. Почему-то она больше не горела отмщением по отношению к Россу. Она презирала себя за эту свою слабость, однако понимала, что никогда не сможет предать его. Несмотря на все ее усилия, с каждым днем она проникалась к нему все большей симпатией и расположением. А это значит, что смерть ее несчастного брата так и останется неотмщенной, а его короткая жизнь — напрасной и бессмысленной.
   София сидела, хмуро перебирая папки, пока в дверях неожиданно не появился Эрнест и не прервал ее занятия.
   — Мисс Сидней, вас вызывает к себе сэр Росс.
   — София с тревогой подняла голову на посыльного:
   — Зачем?
   — Не знаю, мисс.
   — А где он? С ним все в порядке?
   — Он у себя в кабинете, мисс, — ответил Эрнест и, как за ним водится, тотчас умчался выполнять другие поручения.
   У Софии внутри шевельнулось дурное предчувствие — она испугалась, что сэр Росс перетрудился и ему сделалось плохо. Вполне возможно, что он случайно задел рану и она открылась, или у него вновь началась лихорадка, или он просто переутомился и нуждается в отдыхе. Не видя ничего перед собой, София сломя голову полетела к нему в кабинет. Она даже не обращала внимания на удивленные лица адвокатов и клерков, которых она бесцеремонно расталкивала, пока бежала по коридору.
   Дверь в кабинет главного судьи оказалась открыта. София стремительно переступила порог. Сэр Росс сидел за столом, бледный и на вид слегка усталый. Однако он тотчас поднял на нее глаза:
   — София, что вы…
   — Что я вам говорила! — воскликнула она. — Вам ведь никак нельзя было так рано возвращаться к работе!
   Импульсивно она протянула к нему руку и потрогала сначала лоб, затем щеки.
   — Вас лихорадит? Что с вами? Или рана открылась и вновь начала кровоточить? Или…
   — София, — прервал он ее. Затем крепко схватил за руки, поглаживая большими пальцами ее ладони. На губах его появилась ласковая улыбка. — Со мной все в порядке. Чувствую я себя просто прекрасно. Право, у вас нет причин волноваться за мое здоровье.
   София пристально посмотрела на него, желая удостовериться, что так оно и есть.
   — Тогда зачем я вам понадобилась? — спросила она растерянно.
   Росс перевел взгляд куда-то через ее плечо. К своему ужасу, София поняла, что в комнате есть кто-то третий. Она Щ замешательстве обернулась и увидела сэра Гранта. Заместитель главного судьи сидел в просторном кожаном кресле для посетителей, наблюдая за ними с нескрываемым любопытством. София тотчас убрала руки от лица сэра Росса и, готовая на месте провалиться от стыда, даже закрыла глаза.
   — Прошу меня извинить, — пролепетала она, заливаясь краской. — Я понимаю, сэр Росс, что переступила границы дозволенного. Прошу вас, простите меня.
   Сэр Росс также расплылся в растерянной улыбке и обратился к своему заместителю:
   — Морган, мне нужно кое-что обсудить с мисс Сидней.
   — Я уж вижу, — сухо ответил тот и, поклонившись, направился к выходу. Правда, прежде чем закрыть за собой двери гигант успел бросить лукавый взгляд на Софию.
   Вся красная от стыда, София закрыла лицо руками.
   — Боже, что он обо мне подумал! — проговорила она.
   Росс вышел из-за стола и встал рядом с ней.
   — Несомненно, он подумал, что вы добрая и отзывчивая женщина.
   — Простите меня. Я не знала, что сэр Грант у вас в кабинете. Я не должна была врываться к вам без стука, я не должна была… Просто у меня уже вошло в привычку…
   — Прикасаться ко мне?
   — Нет, просто я к вам слишком привыкла. Но теперь, когда вы вновь здоровы, все должно стать по-прежнему, как до вашей болезни.
   — Ну уж нет, — возразил сэр Росс. — Мне нравится, когда вы рядом со мной, София.
   С этими словами он потянулся к ней, но она отпрянула назад.
   — Зачем я вам понадобилась? — тихо повторила она свой вопрос, боясь посмотреть ему в глаза.
   Росс Кэннон ответил не сразу:
   — Просто я получил письмо от моей матери, в котором она сообщает, что наше семейство постигло великое несчастье.
   — Надеюсь, у них никто не захворал?
   — Боюсь, что все гораздо серьезнее, нежели чья-то хворь, — ответил сэр Росс, не скрывая иронии в голосе. — Речь идет о празднике в честь дня рождения моего деда.
   Не зная, что и думать, София всматривалась в его лицо, пытаясь угадать, что за этим последует.
   — Насколько я понял из ее послания, домоправительница моей матери, миссис Бриджуэлл, неожиданно вышла замуж. Она уже давно встречалась с одним сержантом. Он сделал ей предложение, как только ему стало известно, что их полк вскоре переводят в Ирландию. Вполне естественно, что миссис Бриджуэлл сочла своим долгом сопровождать мужа к новому месту службы. Наша семья желает ей счастья, но, увы, ее отъезд пришелся как раз на тот момент, когда в разгаре подготовка к празднованию девяностого дня рождения деда.
   — О Боже! И когда состоится празднование?
   — Ровно через неделю.
   — О Боже! — вновь воскликнула София, вспомнив имение в Шропшире, где ей когда-то довелось работать. Обычно такие семейные торжества требовали самых тщательных приготовлений, чтобы пройти гладко. Угощение, цветы, комнаты для гостей… Боже, предусмотреть надо было буквально каждую мелочь! Софии стало жаль слуг, на чьи плечи падала основная тяжесть этих приготовлений. — И кто же возьмет на себя приготовления к празднику? — робко спросила она.
   — Вы, — хмуро пробормотал Росс. — Она хочет, чтобы вы ей помогли. Фамильный экипаж уже ждет вас на улице. Если хотите, вы можете уехать в Беркшир прямо сейчас.
   — Я? В Беркшир? — София не знала, радоваться ей или плакать. — Но ведь там наверняка найдется человек, которому можно поручить приготовления!
   — Если верить моей матери, то нет. Она просит вас помочь ей.
   — Но я не могу! То есть я хочу сказать, что у меня нет никакого опыта в таких делах!
   — Но ведь вы прекрасно управляете слугами здесь, на Боу-стрит.
   — Тремя слугами, — с жаром возразила София. — В то время как у вашей матери их несколько дюжин!
   — Около пятидесяти, — спокойно отреагировал Росс, как будто речь шла о сущих пустяках.
   — Пятьдесят! Но я не умею управлять пятью десятками слуг! Вот увидите, там наверняка найдется кто-нибудь, кто сумеет это сделать лучше меня.
   — Возможно, если бы отъезд домоправительницы не был столь неожиданным, ей бы и подыскали замену. Но на данный момент вы единственная надежда для моей матери.
   — В таком случае мне ее искренне жаль, — заметила София с жаром.
   Росс неожиданно рассмеялся:
   — Это всего лишь семейный праздник, София. Если все пройдет гладко, то лавры, вне всякого сомнения, достанутся моей матери. Если же затея провалится, то все спишут на несвоевременный отъезд миссис Бриджуэлл. Так что, уверяю, у вас нет причин волноваться.
   — А как же вы? Кто в мое отсутствие возьмет на себя заботу о вас?
   В ответ Росс протянул руку и потрогал белый воротничок на ее темно-синем платье, а потом нежно провел пальцами у нее под подбородком.
   — Получается, что я буду вынужден обходиться без вас. — Он произнес эти слова так тихо, будто не хотел, чтобы их услышал кто-то посторонний. — Без вас неделя покажется мне бесконечной.
   София стояла рядом с ним и оттого чувствовала исходивший от него запах мыла для бритья, смешанный с ароматом утреннего кофе.
   — Там будет вся ваша семья? — Ей почему-то стало страшно при мысли, что ей придется провести целую неделю под одной крышей с Мэтью.
   — Сомневаюсь. Мэтью и Айона предпочитают удовольствия городской жизни — в деревне для них слишком скучно. Думаю, они подождут до конца недели и приедут в поместье вместе с остальными гостями.
   София задумалась над ситуацией. Получалось, что у нее не было предлога отказать матери Росса. Она отрешенно вздохнула, внутренне приготовившись к предстоящему ей Геркулесову подвигу.
   — Хорошо, я поеду, — произнесла она. — Обещаю, я приложу все усилия к тому, чтобы праздник в честь дня рождения вашего деда состоялся.
   — Спасибо.
   Его рука скользнула ей вокруг шеи, коснувшись уложенных в узел волос на затылке. Кончики пальцев нащупали выбившиеся пряди и нежно пригладили их.
   София затаила дыхание.
   — Пойду собирать вещи.
   Большой палец его руки описывал медленные круги у нее на шее.
   — И вы не собираетесь поцеловать меня на прощание?
   София облизнула пересохшие губы.
   — Как мне кажется, с моей стороны было бы весьма неразумно… это сделать. Нехорошо нарушать правила приличия. Этот отъезд пришелся весьма кстати. Он поможет нам восстановить наши прежние отношения, когда мы…
   — Разве вам неприятно меня целовать? — Он поймал вы бившийся локон и нежно накрутил себе на палец.
   — Не в этом дело, — произнесла София. — А в том, что это нехорошо.
   В его глазах блеснул вызов.
   — Это почему же?
   — Потому, что я боюсь, — пролепетала она и умолкла, но затем, набравшись мужества, довела свою мысль до конца: — Нам с вами нельзя заводить любовный роман.
   — А разве я собирался заводить с вами роман? — возразил Росс. — Мне нужно совсем другое. Я…