драке идет. И еще. У нас в доме на другой стороне эвакуированные
живут. Как будто ничего люди. А впрочем, кто их знает? Так что, думаю,
пока их вмешивать не стоит. Есть будете, что мы. Особых разносолов не
обещаю, а голодать не придется.
- Спасибо, Николай Степанович, - сказал Яков, - сам понимаешь:
если нас на семь замков запереть, да еще глаза завязать, да уши
заткнуть, толку мало будет. Нельзя нам отсиживаться.
- Да кто говорит отсиживаться?! Просто с умом действовать надо. А
что до глаз и ушей, так ими и меня бог не обидел. Да и старик Самойлов
очень на глаза резв, да и умом сметлив. Есть еще сестра у меня в
Ламбасручье. А вы этим поселком, гляжу, интересуетесь. Так что хватит
у тебя глаз да ушей.
- Вот это дело. Ваши глаза и уши нам очень помогут, а как погонит
Советская Армия оккупантов, и руки понадобятся.
- Вот и хорошо. Значит, договорились.
Долго не мог уснуть Яков в эту первую ночь под Сергинской крышей.
Да и Васильеву не спалось. Он понимал, что радист всегда у рации
находиться должен, и все же мечтал о большем.
И у Якова свои думки были. В этом походе он вновь убедился в том,
что верить надо людям. Те же Епифанов и Лугачев надежными помощниками
оказались.
Надо, чтобы больше было таких помощников. Но действовать теперь
придется гораздо осторожнее. Одно дело, когда явка в лесу, другое - в
деревне. Теперь следует избегать контактов с новыми людьми. Делать это
надо через Сергина, Качанова, Епифанова и других. А самим? Самим
остается скрываться. Разведка и сбор сведений должны проходить через
людей проверенных и подготовленных.
С этим и уснул.
В последующие дни началась та кропотливая, неблагодарная, но
очень нужная работа, которая, в конечном счете, не могла не приносить
удовлетворения. Каждый раз, когда в положенное время начинался сеанс
радиосвязи с Большой землей, Васильев, передавая зашифрованные Яковом
тексты, знал: это удар по врагу.
Однажды через верных людей разведчикам стало известно, что в
район Шуньги прибыла крупная кавалерийская часть.
- Зачем им понадобилась кавалерия, как думаешь? - спросил Яков у
Васильева.
- Не для карательных ли действий...
- Вряд ли, скорее против партизан хотят ее бросить.
- В первый же сеанс сообщим.
Так и сделали. А спустя некоторое время узнали, что легкомоторные
самолеты бомбили место сосредоточения кавалерии.
- Там все смешалось: кони, люди, - докладывал Якову осмелевший
Лугачев. Он заметно повеселел со времени их первого знакомства.
- А откуда знаешь, что и как?
- Слышал разговор в штабе.
- Хорошее дело.
В августе разведчики получили указание центра собрать
исчерпывающие сведения о том, какими силами располагают оккупанты в
районе деревни Вегорукса. Выйдя на выполнение этого задания, Яков
нарвался на карателей. С трудом ушел от преследования и только
убедившись в том, что за ним никто не следит, возвратился в Мунозеро.
Но разведку провести нужно было. И Яков решил поговорить с
Сергиным.
- Вегорукса, - сказал тот, - от Ламбасручья поближе, чем отсюда.
А у меня что-то опять печенка заныла. Без помощи коновала ихнего никак
не обойдусь.
На следующий день Сергии обратился к своему начальнику с
просьбой, чтобы ему дали пропуск в Ламбасручей для консультации с
врачом. Просьба старательного бригадира была уважена. В Ламбасручье
Николай Степанович встретился со своей сестрой Парасковьей Степановной
Антоновой. Через нее и удалось получить те сведения, которые
интересовали советское командование.
Шло время. В один из сентябрьских дней 1943 года Васильев
встретил возвратившегося из очередного похода Якова сам не свой.
- Плохи дела. Питание отказало окончательно. Пока не достанем
нового, считай, что нет у нас рации.
Но Якова не очень обескуражило это сообщение. Он только спросил:
- А ты вчерашнюю шифровку передал?
- Да.
- Ну, тогда порядок. Собирай вещички и... Сегодня у нас какое
число?
- 22 сентября.
- Так вот, завтра отправляемся на Большую землю.
- А рацию с собой?
- Зачем. Теперь нам есть у кого ее оставить.
Последние сутки Яков затратил на встречи с верными людьми.
Епифанову сказал:
- До свидания, старик. С тобой мы свидимся в самое ближайшее
время. Одно прошу: Ламбасручей держи все время под прицелом. Тебе это
сподручнее. Был у меня там надежный человек, да перевели его внезапно.
- А ты, Яша, если кого ко мне пошлешь, предупреди, чтоб не
наткнулись на моего соседушку Качанова. Зловредный старик!
- Ладно, - улыбнулся Яков, не далее как вчера получивший от
Качанова сведения о количестве автомашин, прошедших за день мимо
деревни.
С Сергиным и его домочадцами крепко обнялись.
- Помни, Степаныч, придет к тебе человек в любую пятницу. Пароль
такой: "Вам привет от Якова".
Разведчики накрепко связали парашютными стропами три бревна.
Получился плот. На нем и переплыли узкую озерную губу. Пешком
добрались до того места, где заранее была приготовлена лодка.
Отчалили. К пяти часам вечера достигли Клименицких островов. Переждали
здесь, пока стемнеет, и поплыли дальше. На третьи сутки они были уже у
своих.
РАСПЛАТА
Пернанен в Ламбасручье устроился с комфортом. Он занимал нижний
этаж лучшего в поселке дома. А на втором этаже размещались штаб и
канцелярия. Это было удобно во всех отношениях да к тому же не
требовало дополнительной охраны. Пернанен был совершенно спокоен за
свою семью: часовые у штаба дежурили непрерывно, а ночью посты
усиливались.
В этот ненастный октябрьский вечер Пернанен с особым
удовольствием попарился в бане. Все-таки у русских не все плохо. Бани,
например, отличные.
Высокий, дородный, он после мытья долго еще сидел в кресле,
утирая побагровевшее лицо махровым полотенцем.
На улице лил нескончаемый дождь, а здесь, в комнате, было тепло и
уютно. Однако Пернанен не испытывал полного удовлетворения. Он знал,
что дела на фронте идут неважно. А его собственные дела и планы
целиком зависели от этого. В случае чего отсюда и ноги не унесешь...
Думать об этом Пернанену никак не хотелось, но мрачные мысли так и
лезли в голову.
Да, пора бриться. Сейчас вернется с прогулки дочь (девочка
слишком рискует, задерживаясь по вечерам), и они будут ужинать. Если
еще комендант заглянет на огонек, будет отличный повод распить
бутылку-другую. Вечером можно, а с утра не стоит. Эта проклятая водка
иногда заставляет совершать необдуманные поступки.
Пернанен вспомнил, как он однажды раздраженный вернулся из леса.
Не хватало людей, и биржа по существу не работала. От огорчения за
обедом выпил лишнего, а потом на обратном пути увидел возле канцелярии
толпящихся людей. Они ждали, когда им выдадут талоны на муку. Каковы:
в лес работать не идут. А вот есть финский хлеб валом валят. В глубине
души Пернанен знал, что этот хлеб вовсе не финский. Это то, что
осталось от реквизированных у тех же крестьян запасов. А впрочем, то,
что реквизировано, уже принадлежит великой Финляндии.
И он рассердился. Разъяренный поднялся наверх по скрипучей
лестнице. Но и здесь, у дверей канцелярии, было полно русских. И тут
он услышал, как одна старуха сказала: "За их чертовыми опилками
сутками стоять надо". Этого Пернанен не стерпел. Он схватил мерзкую
бабу, выволок ее на улицу и швырнул на мерзлую землю. Аж кости
затрещали у старой ведьмы. А потом к нему пришла дочь той старухи и
стала просить помощи. Пришлось пригрозить револьвером. Очень весело
было смотреть, как она, сломя голову, бежит по лестнице. Думал, больше
не заявится. Так нет, опять пришла. Требует лошадь, чтобы мать в
больницу отвезти. Старуха, видите ли, умирает. Но Пернанен сказал так:
"За пятьдесят километров лошадь не погоню. Для русской старухи нет у
нас лошадей. Если умрет, так и надо". В глубине души Пернанен считал,
что поступил он тогда совершенно правильно. Правда, может быть,
чуть-чуть перегнул... Но, с другой стороны, разумная строгость
необходима.
Конечно, и среди финнов есть люди крайностей. Вот, например,
комендант Липасти. Обнаружил у одного старика припрятанный хлеб. Как
тут быть? Пару раз огреть резиновой палкой и посадить в яму дней на
пятнадцать. Он, Пернанен, именно так и поступил бы. А Липасти? Тот
вывел старика на улицу и приказал ему раздеться. И что за охота
любоваться на этот скелет.
Один солдат держал старика за ноги, другой за руки, а Липасти
порол его плетью. И перестарался. Умер старик. Черт с ним, со
стариком. Но коменданту и этого было мало. Он и жену запорол. А это уж
слишком!
Пернанен отвлекся, наконец, от своих мыслей и стал бриться. Из
зеркала на него смотрело широкоскулое лицо с высокими надбровьями.
Квадратный подбородок, бледно-голубые глаза. Ища обо что вытереть
бритву, он заметил на столе книгу Херсхольта Гансена "По следам
войны". "И зачем только девочка читает эту ерунду?" - с раздражением
подумал Пернанен. - А Гансен тоже хорош! Датчанин, прикинулся нашим
другом, приехал сюда, на оккупированную территорию, в качестве
военного корреспондента. И что пишет? Умиляется по поводу того, какие
хозяйственные успехи были достигнуты в Карелии при Советах. Пернанен
отложил бритву, небрежно раскрыл книгу и скользнул взглядом по
следующим строчкам: "...За последние месяцы финская армия захватила
лишь очень ограниченное количество пленных. С ранеными пленными
большей частью расправа весьма короткая. Это подтверждают сами финские
солдаты..."
Подтверждают! Пернанен с удовольствием рванул лист и вытер
бритву. Он взял полотенце и хотел было пройти к умывальнику, как вдруг
в коридоре послышались шаги и кто-то без шума растворил дверь. Что за
нахалы! Такого он не припомнит, чтоб к нему врывались столь
бесцеремонно.
На пороге стояли трое.
- Чего угодно? - спросил Пернанен, негодуя по поводу того, что к
нему осмелились войти без стука.
Один из троих, тот, что повыше ростом, не отвечая на вопрос,
негромко сказал на финском языке:
- Руки вверх!
- Бросьте шутить, - рассмеялся Пернанен. Но смех его был
фальшивым. Где-то в глубине души он почувствовал, что надвигается
что-то непоправимое. Пока же он продолжал игру. - Вы что, таким
образом пытаетесь оправдать свое неуместное вторжение? Слава богу, мы
в глубоком тылу.
- Сыпанем по нему, Гриша, и дело с концом, - сказал коренастый и
приподнял автомат.
- Повторяю, руки вверх, - требовательно бросил высокий, в то
время как третий из незнакомцев быстро перерезал телефонный провод.
- Я говорю вам в последний раз, бросьте глупые шутки! - завопил
Пернанен, хотя теперь уже определенно понял, что не в шутках дело.
- Нам не до шуток, - совершенно спокойно по-фински разъяснил
высокий. - Вы ищете партизан? Вот мы и пришли. Руки вверх! Быстро.
Пернанен поднял руки. В это время где-то совсем рядом раздался
оглушительный взрыв. Лампа в комнате погасла. Пернанен потянулся к
ящику стола, где у него лежал пистолет.
Как же советские разведчики оказались в логове врага, как им
удалось проникнуть к самому Пернанену? Об этом необходимо рассказать.
В ночь на 16 октября 1943 года из Шалы вышла группа бронекатеров
и взяла курс на Великую Губу. Ночь оказалась холодная, ветреная.
Лодки, идущие на буксире за катерами, все время захлестывало волной.
- Дадут течь лодки, на чем добираться будем, - сказал Орлов
молодому офицеру, который отвечал за высадку десантной группы.
- Ничего, - беспечно отозвался тот, - не растают, не сахарные.
- Не вам высаживаться, так вы и "ничевокаете", - вскипел Орлов. -
Прошу немедленно застопорить и проверить лодки.
Не в меру заносчивый офицер хотел еще что-то возразить, но,
перехватив полный негодования взгляд Орлова, осекся и дал
соответствующий приказ.
Катера застопорили ход. Лодки подтянули к борту. И тут
выяснилось, что не зря беспокоился опытный разведчик. Одна лодка дала
течь. Пришлось ее бросить.
Катера снова пустились в путь. Вскоре все участники операции
стали рассаживаться в трех лодках, по восемь-девять человек в каждой.
Да еще оружие и боеприпасы. В общем, нагрузка порядочная. Да при такой
волне. Одним словом, потеря одной лодки сказывалась. Проплыть надо
было километров двадцать пять - тридцать. Прежде чем попасть в залив,
предстояло пройти неширокую горловину, на одном из берегов которой
располагались батареи и прожектора противника.
- Грести еле-еле, - предупредил Орлов. - Чтобы ни звука!
Горловину миновали благополучно и рано утром пристали к берегу
южнее Великой Губы, километрах в семи-восьми от нее. Две лодки Орлов
приказал на руках вынести в лес и здесь замаскировать. Третью
причалили к небольшому островку, находящемуся в нескольких десятках
метров от берега, на тот случай, если первые две лодки будут
обнаружены.
- Дальше будем действовать, как договорились, - тихо сказал
Орлов. - Идти всем вместе опасно. У каждой группы есть старший.
Сойдемся вот здесь, - и он указал точку на карте.
Сначала разведчики километров на десять углубились в лес и только
после этого повернули на север. Каждая из групп самостоятельно
пересекла дорогу Великая Губа - Ламбасручей и, пробираясь сквозь чащу
леса, достигла заранее подготовленной базы, где раньше располагались
Орлов и Васильев.
Когда все были в сборе, началось непосредственное выполнение
боевой задачи. Большая группа человек на двадцати возглавляемая
Орловым двинулась к Ламбасручью. Остальные остались на месте, чтобы
оседлать дорогу и предупредить основные силы, если им из Великой Губы
будет угрожать какая-либо опасность.
- Вот что, ребята, - сказал Орлов, когда разведчики проходили
близ небольшой деревни. - Здесь сделаем привал. Я на время уйду.
Командование примет Романов.
- Хорошо, Алексей, - отозвался высокий, широкий в плечах человек.
Орлов отправился на встречу с Епифановым, от которого должен был
получить последние данные о том, что делается в Ламбасручье.
- Давненько не бывал я там, Яшенька, - признался Епифанов.
- Придется сходить.
18 октября отряд, находясь на марше, встретил возвращающегося из
Ламбасручья Епифанова. Он подробно разъяснил, что оккупанты занимают
три дома на берегу озера. В первом, двухэтажном, находится штаб.
Второй, по-видимому, - склад боеприпасов. Третий - казарма, в которой
живут почти все солдаты.
- Молодец, спасибо! - просто сказал Орлов. - А теперь марш домой,
старик! А то сейчас здесь бал начнется с танцами. Да, вот что:
Качанову не забудь от меня привет передать. Так и скажи: Яков привет
шлет.
- Ты это серьезно?
- Вполне.
- Хорошо, передам.
Неподалеку от Ламбасручья группа увидела небольшой хутор. Орлов,
Романов и Миккоев, тот самый, с которым Алексей ездил в отпуск, вошли
в избу. Здесь они застали старика-смолокура Федора Алексеевича
Мамонтова и его жену. Старик охотно взялся вывести отряд к финскому
штабу.
- Ты, отец, топор с собой прихвати, - заметил Романов. - Если
напорешься на белофиннов, скажешь, мол, в лесу призадержался.
Условились так: когда старик станет возвращаться из Ламбасручья и
ничего тревожного там не обнаружит, топор он будет держать вверх
топорищем. Если же там угроза объявится, он повернет его топорищем
вниз.
Тут же разведчики договорились, как будут действовать. Задача
осложнялась тем, что нельзя было забросать штаб гранатами. При этом
мог взорваться находящийся поблизости склад с боеприпасами. Атаковать
решили двумя группами. Одна ликвидирует штаб. Другая в это время
блокирует казарму с солдатами.
- Пока не ввязались в бой, поменьше шума, - заметил Орлов. - А то
как бы барин не сбежал.
Вскоре показался Мамонтов. Топор он нес вверх топорищем. Порядок.
Можно начинать! Но тут на озере затарахтел мотор катера. Притаились.
Заметили их или нет? Но вскоре катер стал удаляться, видно, пошел к
острову, где находился сторожевой пост.
Итак, за дело!
В Ламбасручей вошли с южной стороны.
- Провода резанем? - шепнул Миккоев.
- По-моему, не стоит, - заметил Романов. - Обнаружат, что связи
нет, пошлют людей. Лучше потом обрежем.
Орлов согласился с Романовым.
- Вот что, - сказал он старику, - на всякий случай малость
похитрим. Прикинемся, будто партизана в плен взяли. Форма у нас
подходящая: если на секреты напоремся, сумеем время выиграть. Пока они
разберутся что к чему, уже поздно будет.
- Ясно?
- Ясно.
Вместе со смолокуром без приключений подошли к штабу. Притаились
у забора. Старик с одним из разведчиков вернулся ко второй группе и
повел ее к дому с солдатами. Только успели наши занять исходную
позицию у штаба, как слышат: кто-то идет со стороны берега.
Пригляделись: офицер. Задержали, отвели в сторону. Орлов и Романов
стали советоваться, как сподручнее проникнуть в дом. В это время у
казармы прозвучал выстрел. Значит, та группа чем-то себя выдала.
Медлить было нельзя. Молниеносно сняв часовых, разведчики
ринулись в дом. Двое устремились на второй этаж, а Орлов с Миккоевым и
Романовым проникли к самому Пернанену.
Раздался оглушительный взрыв. Лампа в комнате погасла. Пернанен
потянулся к столу и ловко обхватил длинными пальцами рукоятку
парабеллума.
Но не удалось ему воспользоваться оружием. В руках Орлова
вспыхнул фонарь. Узкий пучок света выхватил из тьмы высокую фигуру
наместника. Орлов взмахнул свободной рукой. И Миккоев с Романовым
резанули по Пернанену из своих автоматов. Тут же все трое кинулись в
соседнюю комнату. Находящиеся здесь полицейские попытались оказать
сопротивление, но тщетно.
На втором этаже не прекращалась стрельба. Орлов с товарищами
устремился туда. Оказывается, враги, уцелевшие при взрыве
противотанковой гранаты, забаррикадировались во второй комнате и вели
оттуда огонь. Подоспевшие снизу разведчики прошили перегородку
очередями. Миккоев кинулся вперед и взломал дверь. Всего минуту
длилась горячая схватка, и вот уже помещение штаба в руках советских
воинов.
Романов, Орлов, Миккоев бегло просматривают документы, под каждым
из которых стоит подпись: "Пернанен".
"Всем владельцам коров и прочего мелкого скота не позднее 15 июня
1942 года передать свой скот общине".
"Овец всех остричь и шерсть привезти в Ламбасручей".
"Всем лошадям отрезать хвосты до 30 октября и волос привезти в
земельный отдел".
"Всех овец, баранов, ягнят 18.V.1943 г. согнать в Космозеро.
Оттуда они будут отправлены далее".
"Старосте деревни Пегрема приказываю сегодня же послать трех
мальчиков: Прохорова Виктора, Прохорова Федора, Максимова Василия в
Великую Губу пасти коней. А также пошлите в Кижи на молотьбу Ражиеву
Татьяну, Прохорову Марию, Еремину Акулину, Прохорову Айну, Алампиеву
Матрену, Петушову Марию".
- Видал, крепостное право устроили, дьяволы, - скрипнул зубами
Миккоев.
- Ладно, хватит бумаги ворошить! - решил Орлов. - Недосуг сейчас.
Да и специалисты для этого дела есть. Клади все в мешок, потом
разберемся, что к чему.
Едва разведчики успели собрать документы, как в комнату ворвался
Николай Ермолаев:
- Плохи дела, товарищ Орлов! Из казармы крепко жарят. Головы
поднять нельзя. Как бы не прорвались!
- Ты чего заторопился? - спокойно сказал Орлов. - Делать все надо
не спеша, солидно. А что стреляют, так на то и война. - Он подошел к
окну, прислушался. - Эх, не только в казарме загвоздка. А вот что
катер с поста возвращается - это похуже будет. Одним словом - пошли!
Все участвовавшие в разгроме штаба поспешили туда, где шел жаркий
бой. Прибыв на место, Орлов понял, что противник может преодолеть
растерянность и каждую минуту перейти к решительным действиям. Задача,
в сущности, выполнена; поэтому главное сейчас оторваться от
противника, не дать ему возможности воспользоваться своим численным
превосходством.
По приказу Орлова часть бойцов продолжает вести огонь из всех
видов оружия. Другие под прикрытием этого огня подбираются почти
вплотную к казарме и пускают в дело гранаты. Один за другим следуют
взрывы, из окон валит густой дым.
- Так. Думаю, они не сразу опомнятся. Теперь отходи.
Товарищи попеременно несут тяжело раненного бойца Новоселова.
Романов сгибается под тяжестью мешка с документами. Несколько человек
образуют замыкающую группу: она должна принять на себя первый удар на
случай внезапного нападения. Но обескураженный ночным штурмом враг
пока не преследует. Впрочем, на длительное затишье рассчитывать,
конечно, нельзя.
- Умер Новоселов, - докладывает Орлову один из разведчиков.
Бойцы хоронят товарища. Недолго длится ритуал прощания. На
мгновение снимают шапки над свежей могилой и продолжают отход.
Вскоре разведчиков принимает в свои широкие объятия родной
карельский лес.
- Здесь нас голыми руками не возьмешь, - замечает кто-то.
- Правильно, - поддерживает его Орлов. - Но все равно к лодкам
напрямик двигаться нельзя. Слишком рискованно. Надо поплутать
маленько...
Во время короткого привала походная рация посылает свои позывные
в эфир. Командование получает короткий рапорт об успешном исходе
операции.
И вот отряд снова в пути. Дорогу он перешел врассыпную. На
следующий день все разведчики собрались на своей базе. После этого
стали продвигаться к озеру. А оно как раз расходилось в эти дни.
Хорошо, что лодки предусмотрительно вытащили на берег. При такой
погоде даже здесь, в бухте, их могло разбить или унести на озерный
бушующий простор.
Две ночи ждали катеров, но те, видно, не могли прорваться сквозь
шторм. Оставаться же здесь, на берегу, становилось все опаснее. Лес
все время прочесывали летучие отряды карателей. Орлов решил еще раз
связаться со своим командованием по радио. Радист уже развернул рацию,
когда сторожевое охранение сообщило, что сюда направляется большой
вражеский отряд.
Принимать бой, имея за спиной озеро, было крайне невыгодно, но
выхода нет: с обеих сторон уже загремели выстрелы. Романов вдруг
вспомнил, что оставил на дереве мешок с документами. Не бросать же то,
что добыто с таким трудом. А пули уже пронзительно свистели над
головой. "Была не была..." Романов прыгает и ухватывается за мешок. Не
поддается. Еще раз прыгает и тянет изо всех сил. Слышится треск. Ветка
не выдержала. Вместе с мешком разведчик валится на землю. И вот он уже
среди своих, вместе со всеми посылает пулю за пулей туда, где мелькают
в чаще неясные фигуры.
- Нет, не возьмешь! - кричит Орлов, как будто кто-то из врагов
может его услышать. Он стреляет короткими очередями и, видя как падают
в чаще шюцкоровцы, приговаривает: - Это за Ржанского, за Сюкалина!
До десятка вражеских солдат уже валяется на берегу. Но каратели
все время получают подкрепления. Им удается оттеснить от основной
группы разведчиков человек шесть-семь.
- Гранаты к бою! - командует Орлов.
"Малая артиллерия" позволяет немного выправить положение. И
все-таки многих своих товарищей не досчитались разведчики, прежде чем
сумели оторваться от преследователей. Потеряли тех, кто ушел влево. Из
них только одному Ермолаеву удалось вырваться из вражеского кольца. Он
неделю скрывался в лесу, потом разыскал на берегу лодку, оставленную
местными жителями, и один переплыл озеро.
Оставшимся в отряде удалось выйти из-под огня. Когда стемнело,
они пошли к лодкам и, несмотря на сильный ветер, отплыли от берега.
Романов правил веслом. Орлов сидел рядом с ним, сверяя курс по
компасу. Те, кто не был на веслах, котелками, банками вычерпывали
воду.
Подошли к горловине губы. Теперь уже нельзя было рассчитывать на
неосведомленность противника. Лучи прожектора то и дело шныряли
повсюду. Скрываясь за гребнями волн, лодки продолжали прорываться в
открытое озеро. Уже миновали узкое место и удалились от берега, как
вдруг сторожевые посты открыли огонь. Но маленькая флотилия Орлова уже
вышла из сверкающей полосы прожекторного луча и скоро была
недосягаема.
Шторм и ночь надежно укрывали разведчиков, но они же угрожали им
гибелью. И, однако, через восемь часов все они, вымокшие, продрогшие,
выбившиеся из сил, все же достигли северо-восточного берега Онежского
озера. Но и тут появилось непредвиденное препятствие. Как-то случайно
заметили, что берег заминирован. Один неосторожный шаг, и можно
подорваться на своих же минах. С трудом отыскали какую-то яму и лежали
в ней до утра, тесно прижавшись друг к другу. Утром окоченевшими
пальцами разминировали проход и вскоре встретились с давно
разыскивавшими их пограничниками. На заставе отдохнули, отогрелись.
Потом самолеты доставили всех на базу.
Группа разведчиков, действуя в сложнейших условиях, осуществила
десантную операцию в глубине расположения противника. Она успешно
выполнила трудное задание: ликвидировала вражеский штаб, доставила
командованию ценные документы.
Казалось бы, Орлов, руководивший этой операцией, мог быть
удовлетворен ее результатами. Но он в эти дни был необыкновенно
пасмурен.
- Ты чего, Алексей, такой хмурый? - не давал покоя ему Миккоев. -
О товарищах наших грустишь? Так ведь война. Они свое дело сделали. Кто
знает: может, и наш черед не за горами.
Говорил это Тимофей Миккоев просто так, чтоб утешить Орлова. Не
ведал он, что ему, Тимофею, геройскому парню, отмерена уже небольшая
доля жизни, не думал, что вскоре, выполняя очередное задание, попадет
с парашютом в непролазную топь, откуда так и не сумеет выбраться.
Орлов не переставал скорбеть по погибшим. Когда принимали его в
партию, он счел необходимым сказать: "Не смог всех людей уберечь..."
живут. Как будто ничего люди. А впрочем, кто их знает? Так что, думаю,
пока их вмешивать не стоит. Есть будете, что мы. Особых разносолов не
обещаю, а голодать не придется.
- Спасибо, Николай Степанович, - сказал Яков, - сам понимаешь:
если нас на семь замков запереть, да еще глаза завязать, да уши
заткнуть, толку мало будет. Нельзя нам отсиживаться.
- Да кто говорит отсиживаться?! Просто с умом действовать надо. А
что до глаз и ушей, так ими и меня бог не обидел. Да и старик Самойлов
очень на глаза резв, да и умом сметлив. Есть еще сестра у меня в
Ламбасручье. А вы этим поселком, гляжу, интересуетесь. Так что хватит
у тебя глаз да ушей.
- Вот это дело. Ваши глаза и уши нам очень помогут, а как погонит
Советская Армия оккупантов, и руки понадобятся.
- Вот и хорошо. Значит, договорились.
Долго не мог уснуть Яков в эту первую ночь под Сергинской крышей.
Да и Васильеву не спалось. Он понимал, что радист всегда у рации
находиться должен, и все же мечтал о большем.
И у Якова свои думки были. В этом походе он вновь убедился в том,
что верить надо людям. Те же Епифанов и Лугачев надежными помощниками
оказались.
Надо, чтобы больше было таких помощников. Но действовать теперь
придется гораздо осторожнее. Одно дело, когда явка в лесу, другое - в
деревне. Теперь следует избегать контактов с новыми людьми. Делать это
надо через Сергина, Качанова, Епифанова и других. А самим? Самим
остается скрываться. Разведка и сбор сведений должны проходить через
людей проверенных и подготовленных.
С этим и уснул.
В последующие дни началась та кропотливая, неблагодарная, но
очень нужная работа, которая, в конечном счете, не могла не приносить
удовлетворения. Каждый раз, когда в положенное время начинался сеанс
радиосвязи с Большой землей, Васильев, передавая зашифрованные Яковом
тексты, знал: это удар по врагу.
Однажды через верных людей разведчикам стало известно, что в
район Шуньги прибыла крупная кавалерийская часть.
- Зачем им понадобилась кавалерия, как думаешь? - спросил Яков у
Васильева.
- Не для карательных ли действий...
- Вряд ли, скорее против партизан хотят ее бросить.
- В первый же сеанс сообщим.
Так и сделали. А спустя некоторое время узнали, что легкомоторные
самолеты бомбили место сосредоточения кавалерии.
- Там все смешалось: кони, люди, - докладывал Якову осмелевший
Лугачев. Он заметно повеселел со времени их первого знакомства.
- А откуда знаешь, что и как?
- Слышал разговор в штабе.
- Хорошее дело.
В августе разведчики получили указание центра собрать
исчерпывающие сведения о том, какими силами располагают оккупанты в
районе деревни Вегорукса. Выйдя на выполнение этого задания, Яков
нарвался на карателей. С трудом ушел от преследования и только
убедившись в том, что за ним никто не следит, возвратился в Мунозеро.
Но разведку провести нужно было. И Яков решил поговорить с
Сергиным.
- Вегорукса, - сказал тот, - от Ламбасручья поближе, чем отсюда.
А у меня что-то опять печенка заныла. Без помощи коновала ихнего никак
не обойдусь.
На следующий день Сергии обратился к своему начальнику с
просьбой, чтобы ему дали пропуск в Ламбасручей для консультации с
врачом. Просьба старательного бригадира была уважена. В Ламбасручье
Николай Степанович встретился со своей сестрой Парасковьей Степановной
Антоновой. Через нее и удалось получить те сведения, которые
интересовали советское командование.
Шло время. В один из сентябрьских дней 1943 года Васильев
встретил возвратившегося из очередного похода Якова сам не свой.
- Плохи дела. Питание отказало окончательно. Пока не достанем
нового, считай, что нет у нас рации.
Но Якова не очень обескуражило это сообщение. Он только спросил:
- А ты вчерашнюю шифровку передал?
- Да.
- Ну, тогда порядок. Собирай вещички и... Сегодня у нас какое
число?
- 22 сентября.
- Так вот, завтра отправляемся на Большую землю.
- А рацию с собой?
- Зачем. Теперь нам есть у кого ее оставить.
Последние сутки Яков затратил на встречи с верными людьми.
Епифанову сказал:
- До свидания, старик. С тобой мы свидимся в самое ближайшее
время. Одно прошу: Ламбасручей держи все время под прицелом. Тебе это
сподручнее. Был у меня там надежный человек, да перевели его внезапно.
- А ты, Яша, если кого ко мне пошлешь, предупреди, чтоб не
наткнулись на моего соседушку Качанова. Зловредный старик!
- Ладно, - улыбнулся Яков, не далее как вчера получивший от
Качанова сведения о количестве автомашин, прошедших за день мимо
деревни.
С Сергиным и его домочадцами крепко обнялись.
- Помни, Степаныч, придет к тебе человек в любую пятницу. Пароль
такой: "Вам привет от Якова".
Разведчики накрепко связали парашютными стропами три бревна.
Получился плот. На нем и переплыли узкую озерную губу. Пешком
добрались до того места, где заранее была приготовлена лодка.
Отчалили. К пяти часам вечера достигли Клименицких островов. Переждали
здесь, пока стемнеет, и поплыли дальше. На третьи сутки они были уже у
своих.
РАСПЛАТА
Пернанен в Ламбасручье устроился с комфортом. Он занимал нижний
этаж лучшего в поселке дома. А на втором этаже размещались штаб и
канцелярия. Это было удобно во всех отношениях да к тому же не
требовало дополнительной охраны. Пернанен был совершенно спокоен за
свою семью: часовые у штаба дежурили непрерывно, а ночью посты
усиливались.
В этот ненастный октябрьский вечер Пернанен с особым
удовольствием попарился в бане. Все-таки у русских не все плохо. Бани,
например, отличные.
Высокий, дородный, он после мытья долго еще сидел в кресле,
утирая побагровевшее лицо махровым полотенцем.
На улице лил нескончаемый дождь, а здесь, в комнате, было тепло и
уютно. Однако Пернанен не испытывал полного удовлетворения. Он знал,
что дела на фронте идут неважно. А его собственные дела и планы
целиком зависели от этого. В случае чего отсюда и ноги не унесешь...
Думать об этом Пернанену никак не хотелось, но мрачные мысли так и
лезли в голову.
Да, пора бриться. Сейчас вернется с прогулки дочь (девочка
слишком рискует, задерживаясь по вечерам), и они будут ужинать. Если
еще комендант заглянет на огонек, будет отличный повод распить
бутылку-другую. Вечером можно, а с утра не стоит. Эта проклятая водка
иногда заставляет совершать необдуманные поступки.
Пернанен вспомнил, как он однажды раздраженный вернулся из леса.
Не хватало людей, и биржа по существу не работала. От огорчения за
обедом выпил лишнего, а потом на обратном пути увидел возле канцелярии
толпящихся людей. Они ждали, когда им выдадут талоны на муку. Каковы:
в лес работать не идут. А вот есть финский хлеб валом валят. В глубине
души Пернанен знал, что этот хлеб вовсе не финский. Это то, что
осталось от реквизированных у тех же крестьян запасов. А впрочем, то,
что реквизировано, уже принадлежит великой Финляндии.
И он рассердился. Разъяренный поднялся наверх по скрипучей
лестнице. Но и здесь, у дверей канцелярии, было полно русских. И тут
он услышал, как одна старуха сказала: "За их чертовыми опилками
сутками стоять надо". Этого Пернанен не стерпел. Он схватил мерзкую
бабу, выволок ее на улицу и швырнул на мерзлую землю. Аж кости
затрещали у старой ведьмы. А потом к нему пришла дочь той старухи и
стала просить помощи. Пришлось пригрозить револьвером. Очень весело
было смотреть, как она, сломя голову, бежит по лестнице. Думал, больше
не заявится. Так нет, опять пришла. Требует лошадь, чтобы мать в
больницу отвезти. Старуха, видите ли, умирает. Но Пернанен сказал так:
"За пятьдесят километров лошадь не погоню. Для русской старухи нет у
нас лошадей. Если умрет, так и надо". В глубине души Пернанен считал,
что поступил он тогда совершенно правильно. Правда, может быть,
чуть-чуть перегнул... Но, с другой стороны, разумная строгость
необходима.
Конечно, и среди финнов есть люди крайностей. Вот, например,
комендант Липасти. Обнаружил у одного старика припрятанный хлеб. Как
тут быть? Пару раз огреть резиновой палкой и посадить в яму дней на
пятнадцать. Он, Пернанен, именно так и поступил бы. А Липасти? Тот
вывел старика на улицу и приказал ему раздеться. И что за охота
любоваться на этот скелет.
Один солдат держал старика за ноги, другой за руки, а Липасти
порол его плетью. И перестарался. Умер старик. Черт с ним, со
стариком. Но коменданту и этого было мало. Он и жену запорол. А это уж
слишком!
Пернанен отвлекся, наконец, от своих мыслей и стал бриться. Из
зеркала на него смотрело широкоскулое лицо с высокими надбровьями.
Квадратный подбородок, бледно-голубые глаза. Ища обо что вытереть
бритву, он заметил на столе книгу Херсхольта Гансена "По следам
войны". "И зачем только девочка читает эту ерунду?" - с раздражением
подумал Пернанен. - А Гансен тоже хорош! Датчанин, прикинулся нашим
другом, приехал сюда, на оккупированную территорию, в качестве
военного корреспондента. И что пишет? Умиляется по поводу того, какие
хозяйственные успехи были достигнуты в Карелии при Советах. Пернанен
отложил бритву, небрежно раскрыл книгу и скользнул взглядом по
следующим строчкам: "...За последние месяцы финская армия захватила
лишь очень ограниченное количество пленных. С ранеными пленными
большей частью расправа весьма короткая. Это подтверждают сами финские
солдаты..."
Подтверждают! Пернанен с удовольствием рванул лист и вытер
бритву. Он взял полотенце и хотел было пройти к умывальнику, как вдруг
в коридоре послышались шаги и кто-то без шума растворил дверь. Что за
нахалы! Такого он не припомнит, чтоб к нему врывались столь
бесцеремонно.
На пороге стояли трое.
- Чего угодно? - спросил Пернанен, негодуя по поводу того, что к
нему осмелились войти без стука.
Один из троих, тот, что повыше ростом, не отвечая на вопрос,
негромко сказал на финском языке:
- Руки вверх!
- Бросьте шутить, - рассмеялся Пернанен. Но смех его был
фальшивым. Где-то в глубине души он почувствовал, что надвигается
что-то непоправимое. Пока же он продолжал игру. - Вы что, таким
образом пытаетесь оправдать свое неуместное вторжение? Слава богу, мы
в глубоком тылу.
- Сыпанем по нему, Гриша, и дело с концом, - сказал коренастый и
приподнял автомат.
- Повторяю, руки вверх, - требовательно бросил высокий, в то
время как третий из незнакомцев быстро перерезал телефонный провод.
- Я говорю вам в последний раз, бросьте глупые шутки! - завопил
Пернанен, хотя теперь уже определенно понял, что не в шутках дело.
- Нам не до шуток, - совершенно спокойно по-фински разъяснил
высокий. - Вы ищете партизан? Вот мы и пришли. Руки вверх! Быстро.
Пернанен поднял руки. В это время где-то совсем рядом раздался
оглушительный взрыв. Лампа в комнате погасла. Пернанен потянулся к
ящику стола, где у него лежал пистолет.
Как же советские разведчики оказались в логове врага, как им
удалось проникнуть к самому Пернанену? Об этом необходимо рассказать.
В ночь на 16 октября 1943 года из Шалы вышла группа бронекатеров
и взяла курс на Великую Губу. Ночь оказалась холодная, ветреная.
Лодки, идущие на буксире за катерами, все время захлестывало волной.
- Дадут течь лодки, на чем добираться будем, - сказал Орлов
молодому офицеру, который отвечал за высадку десантной группы.
- Ничего, - беспечно отозвался тот, - не растают, не сахарные.
- Не вам высаживаться, так вы и "ничевокаете", - вскипел Орлов. -
Прошу немедленно застопорить и проверить лодки.
Не в меру заносчивый офицер хотел еще что-то возразить, но,
перехватив полный негодования взгляд Орлова, осекся и дал
соответствующий приказ.
Катера застопорили ход. Лодки подтянули к борту. И тут
выяснилось, что не зря беспокоился опытный разведчик. Одна лодка дала
течь. Пришлось ее бросить.
Катера снова пустились в путь. Вскоре все участники операции
стали рассаживаться в трех лодках, по восемь-девять человек в каждой.
Да еще оружие и боеприпасы. В общем, нагрузка порядочная. Да при такой
волне. Одним словом, потеря одной лодки сказывалась. Проплыть надо
было километров двадцать пять - тридцать. Прежде чем попасть в залив,
предстояло пройти неширокую горловину, на одном из берегов которой
располагались батареи и прожектора противника.
- Грести еле-еле, - предупредил Орлов. - Чтобы ни звука!
Горловину миновали благополучно и рано утром пристали к берегу
южнее Великой Губы, километрах в семи-восьми от нее. Две лодки Орлов
приказал на руках вынести в лес и здесь замаскировать. Третью
причалили к небольшому островку, находящемуся в нескольких десятках
метров от берега, на тот случай, если первые две лодки будут
обнаружены.
- Дальше будем действовать, как договорились, - тихо сказал
Орлов. - Идти всем вместе опасно. У каждой группы есть старший.
Сойдемся вот здесь, - и он указал точку на карте.
Сначала разведчики километров на десять углубились в лес и только
после этого повернули на север. Каждая из групп самостоятельно
пересекла дорогу Великая Губа - Ламбасручей и, пробираясь сквозь чащу
леса, достигла заранее подготовленной базы, где раньше располагались
Орлов и Васильев.
Когда все были в сборе, началось непосредственное выполнение
боевой задачи. Большая группа человек на двадцати возглавляемая
Орловым двинулась к Ламбасручью. Остальные остались на месте, чтобы
оседлать дорогу и предупредить основные силы, если им из Великой Губы
будет угрожать какая-либо опасность.
- Вот что, ребята, - сказал Орлов, когда разведчики проходили
близ небольшой деревни. - Здесь сделаем привал. Я на время уйду.
Командование примет Романов.
- Хорошо, Алексей, - отозвался высокий, широкий в плечах человек.
Орлов отправился на встречу с Епифановым, от которого должен был
получить последние данные о том, что делается в Ламбасручье.
- Давненько не бывал я там, Яшенька, - признался Епифанов.
- Придется сходить.
18 октября отряд, находясь на марше, встретил возвращающегося из
Ламбасручья Епифанова. Он подробно разъяснил, что оккупанты занимают
три дома на берегу озера. В первом, двухэтажном, находится штаб.
Второй, по-видимому, - склад боеприпасов. Третий - казарма, в которой
живут почти все солдаты.
- Молодец, спасибо! - просто сказал Орлов. - А теперь марш домой,
старик! А то сейчас здесь бал начнется с танцами. Да, вот что:
Качанову не забудь от меня привет передать. Так и скажи: Яков привет
шлет.
- Ты это серьезно?
- Вполне.
- Хорошо, передам.
Неподалеку от Ламбасручья группа увидела небольшой хутор. Орлов,
Романов и Миккоев, тот самый, с которым Алексей ездил в отпуск, вошли
в избу. Здесь они застали старика-смолокура Федора Алексеевича
Мамонтова и его жену. Старик охотно взялся вывести отряд к финскому
штабу.
- Ты, отец, топор с собой прихвати, - заметил Романов. - Если
напорешься на белофиннов, скажешь, мол, в лесу призадержался.
Условились так: когда старик станет возвращаться из Ламбасручья и
ничего тревожного там не обнаружит, топор он будет держать вверх
топорищем. Если же там угроза объявится, он повернет его топорищем
вниз.
Тут же разведчики договорились, как будут действовать. Задача
осложнялась тем, что нельзя было забросать штаб гранатами. При этом
мог взорваться находящийся поблизости склад с боеприпасами. Атаковать
решили двумя группами. Одна ликвидирует штаб. Другая в это время
блокирует казарму с солдатами.
- Пока не ввязались в бой, поменьше шума, - заметил Орлов. - А то
как бы барин не сбежал.
Вскоре показался Мамонтов. Топор он нес вверх топорищем. Порядок.
Можно начинать! Но тут на озере затарахтел мотор катера. Притаились.
Заметили их или нет? Но вскоре катер стал удаляться, видно, пошел к
острову, где находился сторожевой пост.
Итак, за дело!
В Ламбасручей вошли с южной стороны.
- Провода резанем? - шепнул Миккоев.
- По-моему, не стоит, - заметил Романов. - Обнаружат, что связи
нет, пошлют людей. Лучше потом обрежем.
Орлов согласился с Романовым.
- Вот что, - сказал он старику, - на всякий случай малость
похитрим. Прикинемся, будто партизана в плен взяли. Форма у нас
подходящая: если на секреты напоремся, сумеем время выиграть. Пока они
разберутся что к чему, уже поздно будет.
- Ясно?
- Ясно.
Вместе со смолокуром без приключений подошли к штабу. Притаились
у забора. Старик с одним из разведчиков вернулся ко второй группе и
повел ее к дому с солдатами. Только успели наши занять исходную
позицию у штаба, как слышат: кто-то идет со стороны берега.
Пригляделись: офицер. Задержали, отвели в сторону. Орлов и Романов
стали советоваться, как сподручнее проникнуть в дом. В это время у
казармы прозвучал выстрел. Значит, та группа чем-то себя выдала.
Медлить было нельзя. Молниеносно сняв часовых, разведчики
ринулись в дом. Двое устремились на второй этаж, а Орлов с Миккоевым и
Романовым проникли к самому Пернанену.
Раздался оглушительный взрыв. Лампа в комнате погасла. Пернанен
потянулся к столу и ловко обхватил длинными пальцами рукоятку
парабеллума.
Но не удалось ему воспользоваться оружием. В руках Орлова
вспыхнул фонарь. Узкий пучок света выхватил из тьмы высокую фигуру
наместника. Орлов взмахнул свободной рукой. И Миккоев с Романовым
резанули по Пернанену из своих автоматов. Тут же все трое кинулись в
соседнюю комнату. Находящиеся здесь полицейские попытались оказать
сопротивление, но тщетно.
На втором этаже не прекращалась стрельба. Орлов с товарищами
устремился туда. Оказывается, враги, уцелевшие при взрыве
противотанковой гранаты, забаррикадировались во второй комнате и вели
оттуда огонь. Подоспевшие снизу разведчики прошили перегородку
очередями. Миккоев кинулся вперед и взломал дверь. Всего минуту
длилась горячая схватка, и вот уже помещение штаба в руках советских
воинов.
Романов, Орлов, Миккоев бегло просматривают документы, под каждым
из которых стоит подпись: "Пернанен".
"Всем владельцам коров и прочего мелкого скота не позднее 15 июня
1942 года передать свой скот общине".
"Овец всех остричь и шерсть привезти в Ламбасручей".
"Всем лошадям отрезать хвосты до 30 октября и волос привезти в
земельный отдел".
"Всех овец, баранов, ягнят 18.V.1943 г. согнать в Космозеро.
Оттуда они будут отправлены далее".
"Старосте деревни Пегрема приказываю сегодня же послать трех
мальчиков: Прохорова Виктора, Прохорова Федора, Максимова Василия в
Великую Губу пасти коней. А также пошлите в Кижи на молотьбу Ражиеву
Татьяну, Прохорову Марию, Еремину Акулину, Прохорову Айну, Алампиеву
Матрену, Петушову Марию".
- Видал, крепостное право устроили, дьяволы, - скрипнул зубами
Миккоев.
- Ладно, хватит бумаги ворошить! - решил Орлов. - Недосуг сейчас.
Да и специалисты для этого дела есть. Клади все в мешок, потом
разберемся, что к чему.
Едва разведчики успели собрать документы, как в комнату ворвался
Николай Ермолаев:
- Плохи дела, товарищ Орлов! Из казармы крепко жарят. Головы
поднять нельзя. Как бы не прорвались!
- Ты чего заторопился? - спокойно сказал Орлов. - Делать все надо
не спеша, солидно. А что стреляют, так на то и война. - Он подошел к
окну, прислушался. - Эх, не только в казарме загвоздка. А вот что
катер с поста возвращается - это похуже будет. Одним словом - пошли!
Все участвовавшие в разгроме штаба поспешили туда, где шел жаркий
бой. Прибыв на место, Орлов понял, что противник может преодолеть
растерянность и каждую минуту перейти к решительным действиям. Задача,
в сущности, выполнена; поэтому главное сейчас оторваться от
противника, не дать ему возможности воспользоваться своим численным
превосходством.
По приказу Орлова часть бойцов продолжает вести огонь из всех
видов оружия. Другие под прикрытием этого огня подбираются почти
вплотную к казарме и пускают в дело гранаты. Один за другим следуют
взрывы, из окон валит густой дым.
- Так. Думаю, они не сразу опомнятся. Теперь отходи.
Товарищи попеременно несут тяжело раненного бойца Новоселова.
Романов сгибается под тяжестью мешка с документами. Несколько человек
образуют замыкающую группу: она должна принять на себя первый удар на
случай внезапного нападения. Но обескураженный ночным штурмом враг
пока не преследует. Впрочем, на длительное затишье рассчитывать,
конечно, нельзя.
- Умер Новоселов, - докладывает Орлову один из разведчиков.
Бойцы хоронят товарища. Недолго длится ритуал прощания. На
мгновение снимают шапки над свежей могилой и продолжают отход.
Вскоре разведчиков принимает в свои широкие объятия родной
карельский лес.
- Здесь нас голыми руками не возьмешь, - замечает кто-то.
- Правильно, - поддерживает его Орлов. - Но все равно к лодкам
напрямик двигаться нельзя. Слишком рискованно. Надо поплутать
маленько...
Во время короткого привала походная рация посылает свои позывные
в эфир. Командование получает короткий рапорт об успешном исходе
операции.
И вот отряд снова в пути. Дорогу он перешел врассыпную. На
следующий день все разведчики собрались на своей базе. После этого
стали продвигаться к озеру. А оно как раз расходилось в эти дни.
Хорошо, что лодки предусмотрительно вытащили на берег. При такой
погоде даже здесь, в бухте, их могло разбить или унести на озерный
бушующий простор.
Две ночи ждали катеров, но те, видно, не могли прорваться сквозь
шторм. Оставаться же здесь, на берегу, становилось все опаснее. Лес
все время прочесывали летучие отряды карателей. Орлов решил еще раз
связаться со своим командованием по радио. Радист уже развернул рацию,
когда сторожевое охранение сообщило, что сюда направляется большой
вражеский отряд.
Принимать бой, имея за спиной озеро, было крайне невыгодно, но
выхода нет: с обеих сторон уже загремели выстрелы. Романов вдруг
вспомнил, что оставил на дереве мешок с документами. Не бросать же то,
что добыто с таким трудом. А пули уже пронзительно свистели над
головой. "Была не была..." Романов прыгает и ухватывается за мешок. Не
поддается. Еще раз прыгает и тянет изо всех сил. Слышится треск. Ветка
не выдержала. Вместе с мешком разведчик валится на землю. И вот он уже
среди своих, вместе со всеми посылает пулю за пулей туда, где мелькают
в чаще неясные фигуры.
- Нет, не возьмешь! - кричит Орлов, как будто кто-то из врагов
может его услышать. Он стреляет короткими очередями и, видя как падают
в чаще шюцкоровцы, приговаривает: - Это за Ржанского, за Сюкалина!
До десятка вражеских солдат уже валяется на берегу. Но каратели
все время получают подкрепления. Им удается оттеснить от основной
группы разведчиков человек шесть-семь.
- Гранаты к бою! - командует Орлов.
"Малая артиллерия" позволяет немного выправить положение. И
все-таки многих своих товарищей не досчитались разведчики, прежде чем
сумели оторваться от преследователей. Потеряли тех, кто ушел влево. Из
них только одному Ермолаеву удалось вырваться из вражеского кольца. Он
неделю скрывался в лесу, потом разыскал на берегу лодку, оставленную
местными жителями, и один переплыл озеро.
Оставшимся в отряде удалось выйти из-под огня. Когда стемнело,
они пошли к лодкам и, несмотря на сильный ветер, отплыли от берега.
Романов правил веслом. Орлов сидел рядом с ним, сверяя курс по
компасу. Те, кто не был на веслах, котелками, банками вычерпывали
воду.
Подошли к горловине губы. Теперь уже нельзя было рассчитывать на
неосведомленность противника. Лучи прожектора то и дело шныряли
повсюду. Скрываясь за гребнями волн, лодки продолжали прорываться в
открытое озеро. Уже миновали узкое место и удалились от берега, как
вдруг сторожевые посты открыли огонь. Но маленькая флотилия Орлова уже
вышла из сверкающей полосы прожекторного луча и скоро была
недосягаема.
Шторм и ночь надежно укрывали разведчиков, но они же угрожали им
гибелью. И, однако, через восемь часов все они, вымокшие, продрогшие,
выбившиеся из сил, все же достигли северо-восточного берега Онежского
озера. Но и тут появилось непредвиденное препятствие. Как-то случайно
заметили, что берег заминирован. Один неосторожный шаг, и можно
подорваться на своих же минах. С трудом отыскали какую-то яму и лежали
в ней до утра, тесно прижавшись друг к другу. Утром окоченевшими
пальцами разминировали проход и вскоре встретились с давно
разыскивавшими их пограничниками. На заставе отдохнули, отогрелись.
Потом самолеты доставили всех на базу.
Группа разведчиков, действуя в сложнейших условиях, осуществила
десантную операцию в глубине расположения противника. Она успешно
выполнила трудное задание: ликвидировала вражеский штаб, доставила
командованию ценные документы.
Казалось бы, Орлов, руководивший этой операцией, мог быть
удовлетворен ее результатами. Но он в эти дни был необыкновенно
пасмурен.
- Ты чего, Алексей, такой хмурый? - не давал покоя ему Миккоев. -
О товарищах наших грустишь? Так ведь война. Они свое дело сделали. Кто
знает: может, и наш черед не за горами.
Говорил это Тимофей Миккоев просто так, чтоб утешить Орлова. Не
ведал он, что ему, Тимофею, геройскому парню, отмерена уже небольшая
доля жизни, не думал, что вскоре, выполняя очередное задание, попадет
с парашютом в непролазную топь, откуда так и не сумеет выбраться.
Орлов не переставал скорбеть по погибшим. Когда принимали его в
партию, он счел необходимым сказать: "Не смог всех людей уберечь..."