Петрозаводск: ребенка показать в консультации, да заодно и родных
навестить. В пути находились долго. Около шести часов утра пароход
подошел к петрозаводской пристани. Было совсем светло. Самый разгар
белых ночей.
- Смотрим, - припоминала Татьяна, - что-то неспокойно в городе.
Оказывается, война началась.
Так и вернулись мы в Середку, а на душе тревожно. Вражеские
самолеты то и дело снуют над островом. Привезли несколько семей
эвакуированных. Временно расположили в нашей деревне. В сентябре Сеня
вступил в истребительный батальон. Я осталась одна на все четыре
класса. А вскоре вызвали меня в сельсовет. Говорят: надо готовиться к
эвакуации. Все упаковала: книги, таблицы, карты...
На баржу мы очень рассчитывали, но она прошла мимо Кижей. А за
Кижами обстрелял ее вражеский самолет. Говорят, много было жертв.
После-то, как и через Олений остров эвакуироваться не удалось, поняла
я: надо готовиться к худшему.
А потом Сеня пришел. Без него пропали бы мы. Всем им, кто в
истребительном был, задание дали и распустили. А через несколько дней,
помнишь, мама, к нам пожаловали незваные гости. Вечером это было. Сеня
читал. Я ужин готовила. Вышла я в коридор с тарелкой в руках, что-то
на холод вынести собиралась, открываю дверь, а там словно призраки в
белых халатах. У меня и тарелка выпала. У нас они расположились на
отдых. А потом все ходили по деревне и у ребят спрашивали, не видели
ли они партизан. А сами ведь остановились в семье партизана, на той
печке грелись, за которой я гранаты да комсомольский билет свой
спрятала.
- Да я вижу вас совсем разморило, - прервала свой рассказ
Татьяна. - Пора отдыхать.
Безмерно уставшие люди устроились на ночлег. Спали, не
раздеваясь. В изголовьи Орлов положил наган. Гранаты находились в
шкафу. Их тоже можно было в случае нужды пустить в ход.
Несмотря на усталость, Алексей долго не мог заснуть. Он ворочался
на своем довольно жестком ложе и думал, думал, как быть дальше. Одно
ясно: надо добираться до своих. И вовсе не ради спасения собственной
жизни. Просто он не видел иного выхода для продолжения борьбы.
Легализоваться ему здесь невозможно (слишком многие знают его в лицо),
а о партизанах в Заонежье пока ничего не слышно.
Как же быть? Или ждать, пока озеро замерзнет, и потом идти на
лыжах? Тут и Галя от него не отстанет. Девушка она выносливая, хотя и
хрупкая на вид. Да, но вдруг долго не станет озеро? Что тогда?
Числиться в пропавших без вести? И сразу пришло решение: надо
попытаться с помощью Чеснокова и Калганова достать лодку. С этим и
заснул.
Утром Алексей поднялся поздно. Галя уже встала и расчесывала свои
длинные волосы. Только Орлов собрался пройти на кухню, как оттуда
прибежала Татьяна. Все было понятно без слов. Лишь несколько секунд
понадобилось для того, чтобы скрыть следы ночлега, и вот уже Галя и
Орлов, затаив дыхание и тесно прижавшись друг к другу, стоят в шкафу.
В одной руке у Орлова - граната, в другой - взведенный наган. Шаги
раздаются уже в большом классе. Это с кем-то вошел Семен.
Разговаривают по-фински. Наконец стукнула дверь. Кажется, пронесло на
этот раз. Но выходить еще рано. В шкафу совершенно темно, но Орлову
кажется, что он видит широко открытые глаза своей спутницы, видит ее
упрямо сжатые губы.
Снова шаги. Теперь знакомые, быстрые. "Отбой", - шепчет Татьяна,
и все с облегчением вздыхают.
Алексею и Гале не повезло. Как назло, вражеские патрули зачастили
в Середку. Все чаще им приходилось долгие часы просиживать в шкафу. В
такие минуты Орлов старался не думать об опасности. Он даже ухитрялся
совершать мысленные путешествия в прошлое. Вспоминал родную деревню
Ивойлово, что близ Череповца, годы работы в колхозе. Вспомнилось и то,
как в 1935 году приехал в Петрозаводск и поступил на Онежский завод.
Работал молотобойцем, а потом и кузнецом. По четыреста канадских
топоров за смену выходило из-под его молота. А потом пригласили на
работу в милицию. После годичной школы получил назначение в Заонежский
район уполномоченным Сенногубского и Кижского сельсоветов. Жили
хорошо: он, жена Александра Дмитриевна и трое дочерей. В 1941 году
родился сын. Но тут началась война... Семью эвакуировал, а сам - в
истребительный батальон.
Из проведенных у Чесноковых дней Орлову особенно запомнился один.
То ли седьмой, то ли восьмой.
Утром, после завтрака, Алексей, Галя и Семен сидели в классной
комнате, рассматривали старинную книжку, которую Орлов обнаружил в
груде других на столе. Называлась она довольно затейливо: "Поездка в
Обонежье и Корелу В. Майнова". Таня с матерью оставались на кухне.
Вдруг дверь распахнулась, и туда ворвалась группа финских солдат. Это
был патруль из комендатуры.
- Муж ваш где? - спросил у Тани старший, высокий, длиннолицый
человек с выпученными глазами.
- С книгами, наверное, возится, - сказала она, а сама черенком
ножа по столу стучит, вылезший гвоздь заколачивает (был у них такой
условный сигнал). Однако кто знает: услышали ли они там, в маленьком
классе.
- Проведите к нему, - все настойчивее требовал офицер.
А Таня не спешит. К матери обращается:
- Сколько раз я просила тебя этот гвоздь заколотить. Вчера из-за
него блузку порвала.
- Сейчас, Танечка, - ответила она и потянулась за молотком.
- Не стучать! - и офицер приказал молодой женщине следовать за
собой.
Пришлось подчиниться.
- Что это у вас все двери заставлены, - вскипел офицер, заглянув
в жилую комнату. - Раньше этого не было.
- Холодно. Сквозит. У нас же маленький ребенок...
- Ребенок это хорошо. Партизаны - плохо, - сострил офицер, и его
лицо растянулось в улыбке. - Нет в доме партизан?
- Ну что вы, зачем такое говорите! Откуда у нас партизаны? Муж
так предан финскому начальству...
- Знаем, знаем. Не надо сердиться.
Прошли в большой класс. Офицер внимательна осмотрел его и
направился было в соседний, но, убедившись, что дверь и с этой стороны
заставлена, повернул обратно.
- И тут баррикады! - окончательно вышел из себя он.
В это время из коридора показался Семен.
- Здравствуйте, - сказал он по-фински, успокаивая взглядом Таню.
- Здравствуйте. Давненько у нас не были.
- Что это вы забаррикадировались?
- Холодно. Ребенок ведь у нас. Так чтоб не дуло.
- Ну что ж. Посмотрим.
Все прошли на кухню, оттуда в жилую комнату. Семен отодвинул стол
и, приоткрыв дверь в маленький класс, сказал, что все там по-прежнему.
- Посмотрим, - возразил офицер и прошел в класс.
Семен и Татьяна шагнули следом. Солдаты топтались в дверях.
Начальник патруля стал рассматривать книги, сваленные на столе. Он и
не подозревал, что в каком-нибудь полуметре от него находятся двое
готовых к решительным действиям людей.
Внимание офицера привлекла карта Советского Союза, которой было
завешано окно. Подойдя ближе к окну, он с видимым удовольствием стал
водить пальцем по карте, отыскивая Москву.
- Москва - кайки. Понимаешь? - сказал он Тане.
- Понимаю.
И снова белая рука с длинными пальцами поползла по карте. Дойдя
до Урала, офицер резко взмахнул ладонью, как бы отсекая что-то, и
сказал:
- Здесь пройдет граница великой Финляндии!
Он еще постоял некоторое время у карты, самодовольно улыбаясь и
мысленно представляя себе будущие границы Суоми. Затем вдруг резко
повернулся и устремился к книжному шкафу.
- Открыть? - предупредительно спросил Семен, берясь за дверцу.
- Открывай, да убери туда, наконец, книги, - включаясь в опасную
игру, сказала Татьяна. - А то разбросаны они как попало.
- Зачем убирать. Пусть лежат на столе. Если финским властям
потребуется комната, легче будет отодвигать шкаф, - ответил Семен.
- Правильно, - одобрил офицер и как-то сразу утратил интерес к
шкафу.
Скоро патруль, прихватив с собой Семена, отправился к старосте,
чтобы через переводчика передать ему приказ финского начальства: "При
появлении в деревне чужих, немедленно докладывать".
Тем временем Орлов и Галина хоть на несколько минут смогли
покинуть свое тесное убежище.
- Дай-ка воды, бабуся, - сказал Алексей Таниной матери. -
Жарковато что-то.
Принимая полную кружку, он пролил несколько капель.
- Ого, труса празднуем! Руки уже дрожать начали. Ну-ка, Галочка,
пей первая. Держалась ты молодцом.
- А мне ничего другого не оставалось.
- Вот уж что верно, то верно. Да, видно, нельзя нам больше
отсиживаться. И хозяев подведем, и сами ни за грош погибнем.
Действительно, последнее время фашисты все чаще и чаще появлялись
в школе. Они облюбовали большой класс для танцев, и Орлову то и дело
приходилось, сидя в шкафу, корчиться от ярости, поневоле слушая
шарканье и топот солдатских сапог, выделывающих пируэты под звуки
старого расстроенного аккордеона.
"Эх, шарахнуть бы по танцорам гранатой!" - не раз думал он.
На десятый день вечером, когда Семен вошел в маленький класс,
Орлов сразу понял: есть важные новости.
- Говори, Сеня, не томи душу.
- Говорить, так говорить. Плацкарты приобретены. Сегодня ночью
отправляемся.
- Порядок, Галя! - воскликнул Орлов. - Собирай-ка вещички, а мы
тут кое о чем побеседуем.
- Вот что, Семен, - продолжал Алексей, когда они уселись в
дальнем углу комнаты. - Собранные тобою сведения об укреплении
Клименицкого острова и о силах противника я передам нашему
командованию. Понимаю, что тебе не легко, но сбор данных надо
продолжать. Ты у оккупантов на хорошем счету, язык знаешь. Наши
обязательно установят с тобой связь. Так что жди гостей, дорогой, и не
грусти.
Было далеко за полночь, когда кто-то три раза негромко стукнул в
окно. Семен вышел и сразу возвратился.
- Пошли!
Невдалеке стояла лошадь с санями, которой правил двенадцатилетний
сын Калганова Саша. Первым рейсом он доставил на Олений остров лодку.
Теперь очередь была за людьми. Орлова и Галю прикрыли сеном и
благополучно отвезли туда же. Все по-братски обнялись на прощание.
Галя в обе щеки поцеловала раскрасневшегося Сашу.
- Запомни, Семен, - сказал Орлов, - как будет до тебя нужда, знак
такой: полено дров уронят на дворе у вас. - И он сильно оттолкнулся
веслом.
В СТРОЙ
- Живем, Галочка! - сказал Алексей. - Скоро на пружинных матрасах
спать будем. А книжный шкаф, если уж и понадобится, то только по
прямому назначению. - И, пользуясь веслом, как шестом, стал
выталкивать лодку на глубину.
Хрупкий береговой ледок сменился густой шугой, затем - салом. А
вот и свободное озеро зачернело впереди. Алексей приналег на весла и
тихо пропел: "Из-за острова на стрежень..." И тут взгляд его
остановился на дне лодки:
- Эге, воды-то порядком набралось. Может, не вычерпал ее, когда
отплывал?
Нет, воды становилось все больше, а впереди - нелегкий
сорокакилометровый путь. Орлов греб, Галя консервной банкой
вычерпывала воду за борт, но она все прибывала, грозя затопить лодку.
Пришлось повернуть обратно. Метров сто, не меньше, оставалось до
берега, когда борта почти сравнялись с поверхностью озера. Дорога была
каждая секунда. Спасая Галю, Орлов осторожно выбрался из лодки. К
счастью, здесь уже было неглубоко. И все-таки он по пояс погрузился в
ледяную воду и медленно потянул лодку за собой. Но вот и берег.
Непослушными, окоченевшими руками они с трудом закрепили
полузатонувшую посудину.
Обсушиться удалось в одном из оставленных хозяевами домов. А
потом Орлов внимательно осмотрел свое утлое суденышко. Трещина в лодке
оказалась солидная - метра полтора длиной. Нашел фанеру, паклю, гвозди
и приступил к ремонту.
Еще было темно, когда они снова пустились в плавание. Двенадцать
часов пробирались к противоположному берегу. Сколько раз, совсем
выбившийся из сил, Орлов готов был бросить весла, но тут же брал себя
в руки и снова греб и греб, изредка смахивая с лица ледяную бахрому.
Когда до цели, казалось, было уже рукой подать, ледяное сало за
бортом все теснее окружало лодку. Озеро замерзало буквально на глазах.
- Врешь, не возьмешь! - говорил Орлов, до крови кусая губы. Он
разбивал веслом ледяной панцирь, метр за метром сокращая расстояние,
отделяющее их от берега.
Вечером 23 ноября они высадились в районе Ялгандсельги и впервые
за последние пятнадцать дней смогли вздохнуть спокойно.
Алексей и Галя постучались в первый же дом. Хозяева тепло
встретили их: обогрели, напоили, накормили. Старикам не верилось: в
такую непогодь пробиться с той стороны!
- Теперь в Песчаное, - сказал Орлов. - Там - пограничный
батальон.
Отправились. Но, не дойдя до цели, были задержаны пограничным
нарядом. Документы, которые предъявил Орлов, показались старшине с
зелеными петлицами подозрительными: почему это участковый
уполномоченный милиции пробирается с той стороны? У тещи что ли
загостился. Однако тут же все выяснилось: в Песчаном было немало
людей, которые хорошо знали и Орлова и обстоятельства его
исчезновения. А вот для начальника милиции Пеночкина появление
подчиненного было как гром среди ясного неба. Ведь он доложил по
начальству, что Орлов, якобы, добровольно остался на той стороне.
Прибыв в Песчаное, Алексей явился в штаб батальона и попросил
зачислить его в ряды действующей армии. Эта просьба была
удовлетворена. Его определили в разведывательное подразделение.
Потекли дни боевой учебы, за днями - недели, и Алексей, недавно
избавившийся от смертельной опасности, почувствовал себя так, будто он
находится в глубоком тылу. Но это был лишь прифронтовой тыл. Там, за
озером, окопался враг.
- И долго мы будем здесь прохлаждаться? - спрашивал Орлов как-то
вечером своего давнишнего знакомого Степана Гайдина, в прошлом
оперуполномоченного милиции.
- А что тебе не нравится? - решив позлить Алексея, ответил
Гайдин. - Каша вон какая густая: ложка стоит. Жилье прекрасное. Тепло,
и мухи не кусают.
- Шуточки шутишь! - вдруг вскипел Орлов. - А шутка, сам знаешь, с
правдой в ногу ходит. Серьезно говорю: руки дела просят. Другие воюют.
Вот Зайков, тот, что участковым работал, говорят, у партизан
действует. А мы...
- И наш черед придет! - уже совсем иным тоном заговорил Гайдин. -
Вот увидишь, Алексей, скоро перемены нагрянут. Еще пожалеешь, что каши
мало поел...
Гайдин оказался прав. Через пару дней обоих пригласил к себе
старший лейтенант, командир батальонной разведки.
- Вот что, ребята. Есть дело. Но сразу скажу - трудное.
- Любое сладим, - не выдержал Орлов. - Натосковалась душа по
настоящей работе. В самое пекло пойдем...
- Ладно. Верю. А дело вот какое. Надо бы разведать Большой
Клименицкий остров: что там делается, как укрепляют его оккупанты.
Докладывали вы, товарищ Орлов, что у вас там есть на кого опереться.
Так как?
- Ясно как. В дорогу, - и точка!
- Добро. Но учтите: сорокакилометровый бросок на лыжах туда, а
затем такой же обратно - это не шутка. Потренироваться надо. Дней
десять на подготовочку потратим.
Как ни хотелось разведчикам поскорее двинуться в путь, они
понимали, что старший лейтенант прав. Отправляясь в такой поход, важно
предусмотреть все, вплоть до запасных портянок.
Не десять, а пятнадцать дней тренировались они, делая лыжные
переходы по пересеченной местности, совершая головокружительные спуски
с гор.
...Вышли из Марнаволока в ненастную погоду, часа в четыре дня.
- Как бы в ночь мороз не ударил, - заметил Гайдин.
- Там видно будет, - ответил Орлов и, выйдя вперед, зашагал по
снежной целине, прокладывая лыжню.
Двигались бы быстрее, но приходилось то и дело по компасу сверять
направление. Через некоторое время Орлова на тропинке сменил Гайдин, а
Алексей двигался за ним почти автоматически, сберегая силы для
дальнейшего.
Орлов думал о том, что идти прямо к Чеснокову все же опасно.
Лучше сперва повидать Калганова. Потом мысли его обратились к Галине
Глебовой, которая вскоре должна была уехать в свои родные вологодские
края. В тылу врага она вела себя молодцом. Предстоящая разлука с ней
огорчала Орлова. Ведь вместе было столько пережито.
- По-моему, мы уже на подходе, - сказал Гайдин, приостановившись
и еще раз сверившись с часами и компасом. - Воевнаволок где-то рядом.
Он не ошибся. Скоро лыжники вошли в губу и стали осторожно
приближаться к берегу. Вдруг Орлов предостерегающе поднял руку. Лыжной
палкой он на что-то указал Гайдину. Тот присмотрелся и тоже увидел,
что прямо перед ними подвешены замаскированные ветками мины. Малейшее
неосторожное движение грозило разведчикам смертью. Но они хорошо
знали, как надо вести себя в случае подобных "сюрпризов".
О разминировании сейчас не могло быть и речи. Орлов с Гайдиным
аккуратно разгребли снег и проползли под ветками. Вскоре они увидели
дорогу Сенная Губа - Косельга. С полкилометра шли по ней, а потом
сняли лыжи и метров триста передвигались вперед спиной.
- Будет! - шепнул Орлов. Они вновь встали на лыжи и, никого не
встретив, вышли к Середке.
К этому времени уже совсем рассвело. Ясно, что идти в деревню
утром никак нельзя. Пришлось дожидаться в лесу, пока не стемнеет. Но
нелегким было это ожидание. Прогноз Гайдина оправдался: ударил мороз.
Вспотевшие и уставшие люди стали замерзать. Молча закусили сгущенным
молоком. Пустую банку Орлов аккуратно убрал в вещмешок. Не дай бог
"наследить"!
И потянулись часы ожидания. Но вот, наконец, стемнело. Разведчики
быстро добрались до Середки. Деревня уже спала. Но в доме Калганова
горел свет. Оттуда доносились звуки гармошки.
- Вечеринку что ли, старый черт, затеял? - шепнул Орлов Гайдину.
- Никак, танцуют...
- И нам впору танцевать, а то совсем закоченеем.
Надо было как-то вызвать хозяина. Оставив Гайдина в сарае, где
они укрылись, Орлов подобрался к окну: "Как будто только деревенские,
но все-таки соваться туда никак нельзя. Орлов подумал, подумал,
вернулся в сарай и спихнул со своего места деревянную ступу. Она с
грохотом покатилась по дощатому полу.
- Сейчас сюда вся деревня сбежится, - забеспокоился Гайдин.
Однако вскоре из дому вышел один Калганов. В руках у него был
фонарь. Он огляделся, щурясь после яркого света. Убедившись, что
хозяин один, Орлов шепнул:
- Это мы, Владимирыч...
- Никак, товарищ Орлов?
- Т-сс! Чем болтать с нами, скорее гостей своих спровадь.
- Замерзаем, - пояснил Гайдин.
- Посидите маленько, - ответил Калганов. - Что-нибудь придумаю.
Вернувшись домой, он некоторое время понаблюдал за танцующими, а
затем, прислонившись к стене, застонал.
- Что-то живот схватило... Страсть как больно, - пожаловался он
жене. И тут же добавил: - А вы танцуйте. Не обращайте на меня
внимания...
Хитрость удалась. Гости заспешили по домам. А тут же
выздоровевший Калганов отправился в сарай, где, съежившись от холода,
сидели Орлов и Гайдин.
- Выдворил. Прошу, гости дорогие.
Зашли. Отогрелись чаем. Спокойно переночевали, а утром - в
знакомый тайник за печкой. Калганов сходил к Чесноковым, и скоро Орлов
увидел знакомую фигуру учителя.
Долго трясли друг другу руки. Чесноков подробно рассказал все,
что ему известно об укреплении противником Клименицкого острова, о
том, какими силами располагают в Заонежье фашисты.
- Мы с женой, - сообщил он, - недавно ходили в лес, финнам
объяснили, что дрова рубить, а на самом деле хотели проверить, есть ли
там караулы. Так вот в пути повстречали знакомых из Кургениц. От них
узнали: в руки к оккупантам недавно попали партизаны. Долго издевались
над ними изуверы: выкололи глаза, а потом фотографировали.
- Слышишь, Степан, фотографировали, - тихо сказал Орлов Гайдину.
- Фотографировали, гады! Ничего. Скоро мы их так сфотографируем, что
ни негативов, ни позитивов не будет!
- А еще из деревни Косельга убежал двенадцатилетний мальчуган. Он
решил по озеру в Пудож пробраться. За ним гнались, но не поймали.
Тогда оккупанты на глазах всей деревни запороли насмерть отца и мать
мальчика. Люди негодовали, плакали, но ничем помочь не могли... Всех
работоспособных мобилизовали на лесозаготовки. Заставляют гнуть спину
по десять-двенадцать часов. За малейшую провинность людей наказывают,
бьют резиновыми нагайками. И долго они будут помыкать нами? Ты
все-таки с той стороны, Алексей Михайлович. Скажи.
- Что тебе сказать, дорогой? Не очень хороши теперь наши дела.
Это верно. Скрывать не буду. Но будут лучше дела, будут! Знаешь, как с
пружиной бывает? Чем туже она закручивается, тем с большей силой затем
развернется. А вы не унывайте. Понимаю: ночь у вас. А вы дню
помогайте. Он и придет, наш день.
Простились. Обнялись по-братски.
Был уже первый час ночи, когда разведчики вышли в обратный путь.
Калганов рассказал им, что в деревне Ошевнево у старосты есть хорошая
лошадь. Даром ему досталась.
- Давай-ка мы с тобой о комфорте подумаем, - сказал Орлов, хитро
улыбнувшись. Они молча подошли к дому старосты. Стали стучать. На
пороге показался человек.
- Нам старосту!
- Я староста.
- Нужна лошадь.
Староста глянул на маскхалаты разведчиков и, сразу смекнув, с кем
имеет дело, заложил сани и вручил Орлову кнут.
- Прощайте, - сказал он.
- До свидания, - ответил Орлов.
Кружным путем разведчики благополучно добрались до Песчаного.
Прошли в штаб для доклада:
- Так вот это кто! - сказал майор Черняков. - А мы тут гадаем,
кто это прямо на санях контрольную лыжню пересек. А вообще - молодцы!
Небось, по баньке соскучились? Айда париться, ребята. Утро вечера
мудренее, утром и поговорим.
После этого еще несколько раз совершал Орлов дерзкие рейды в тыл
противника. Не знал он тогда, что вся эта боевая работа была лишь
прелюдией к еще более трудному делу.
НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ
- Я хочу, чтобы вы меня хорошо поняли, - сказал полковник
Владимиров, закуривая и подвигая Орлову пачку папирос. - Речь идет о
том, чтобы стать солдатом невидимого фронта. А что это значит,
понимаете?
- Пытаюсь понять, товарищ полковник.
- И это неплохо. Для начала. А теперь серьезно. Я очень хорошо
знаю, что вам пришлось пережить по ту сторону озера.
- Тогда меня больше всего волновало, что обо мне могут подумать
свои. Скажут еще: нарочно остался. Фашистам захотел потрафить или
струсил, скажут. Хрен редьки не слаще.
- Не слаще. Согласен. Но мы хотим вам предложить нечто гораздо
белее острое, чем редька. Причем дело осложняется тем, что и
умереть-то с музыкой, может, не удастся.
Орлов промолчал. Он взглянул в умные серые глаза полковника и
подумал: шутит, хочет дать ему время осмыслить серьезное предложение.
И еще один, вывод сделал Орлов: этот сухощавый полковник, видимо, во
всех деталях изучил все, что произошло с ним, Орловым, с начала войны.
- Я готов к выполнению любого задания, товарищ полковник, -
сказал Алексей и встал.
- Вот это разговор. Но вы садитесь, пожалуйста. Наша беседа
только начинается.
И полковник, теперь уже без всяких отступлений, подробно
рассказал, чего ждет командование от Орлова и всех тех, кому предстоит
вместе с ним выполнять задания в тылу у врага.
- Две вещи имейте в виду, - заметил полковник в заключение. -
Только в том случае вы добьетесь успеха, если в каждом из местных
жителей будете видеть то хорошее, что в нем есть. Конечно,
осторожность и бдительность очень нужны. Но подозрительность - ни в
коем случае. Подозрительность, как ржавчина, разъедает человеческие
отношения, а дружба цементирует их. Что же касается очевидных
предателей, то им - никакой пощады. Понятно?
- Понятно, товарищ полковник.
- Вот теперь идите. А о деталях мы еще не раз поговорим.
Поучиться вам придется. И крепко поучиться, товарищ Орлов.
Полковник остался один. Он несколько секунд сидел без движения,
будто прислушивался к своим мыслям. Затем придвинул к себе папку с
оперативными документами.
У Александра Михайловича Владимирова и тех, кто работал вместе с
ним, были нелегкие обязанности. В то время как обычная войсковая
разведка прощупывала, главным образом, передний край противника,
чекисты-разведчики действовали в тылу врага, оказывая неоценимую
помощь и армии, и партизанам, собирая ценнейшую информацию о
противнике. Но этим их функции не ограничивались. Каждый разведчик был
готов и к выполнению диверсионных заданий. И, наконец, он был
полпредом советской власти на временно оккупированной территории. А
полпредом, как известно, может быть далеко не каждый.
"У этого парня как будто пойдет дело, - подумал полковник об
Орлове. - И непосредственность у него есть, и простота, и энергии -
хоть отбавляй. Смел до чертиков. А знания? Они придут".
И потянулись для бывшего участкового милиции дни напряженной
учебы. Многое требовалось от разведчика: и умение владеть всеми видами
оружия, и выносливость, и искусство ориентировки в самых трудных
условиях - по компасу и без компаса. А как важно научиться разводить
бездымный костер, ходить по лесу, не оставляя следов, так, чтоб ни
один листик не дрогнул, ни одна самая тонкая веточка не надломилась. А
главное: человек должен научиться принимать правильное решение в самой
сложной обстановке, находить выход из любого положения.
В дальних походах, которые максимально были приближены к боевым
условиям, Орлов знакомился со своими товарищами, все больше убеждаясь
в том, что народ в группе подобрался настоящий.
В середине апреля 1942 года Орлов, Гайдин и радист Павел Васильев
получили задание и стали готовиться к выброске в тыл врага. Днем они
тренировались, изучали материальную часть парашюта, а по вечерам -
навестить. В пути находились долго. Около шести часов утра пароход
подошел к петрозаводской пристани. Было совсем светло. Самый разгар
белых ночей.
- Смотрим, - припоминала Татьяна, - что-то неспокойно в городе.
Оказывается, война началась.
Так и вернулись мы в Середку, а на душе тревожно. Вражеские
самолеты то и дело снуют над островом. Привезли несколько семей
эвакуированных. Временно расположили в нашей деревне. В сентябре Сеня
вступил в истребительный батальон. Я осталась одна на все четыре
класса. А вскоре вызвали меня в сельсовет. Говорят: надо готовиться к
эвакуации. Все упаковала: книги, таблицы, карты...
На баржу мы очень рассчитывали, но она прошла мимо Кижей. А за
Кижами обстрелял ее вражеский самолет. Говорят, много было жертв.
После-то, как и через Олений остров эвакуироваться не удалось, поняла
я: надо готовиться к худшему.
А потом Сеня пришел. Без него пропали бы мы. Всем им, кто в
истребительном был, задание дали и распустили. А через несколько дней,
помнишь, мама, к нам пожаловали незваные гости. Вечером это было. Сеня
читал. Я ужин готовила. Вышла я в коридор с тарелкой в руках, что-то
на холод вынести собиралась, открываю дверь, а там словно призраки в
белых халатах. У меня и тарелка выпала. У нас они расположились на
отдых. А потом все ходили по деревне и у ребят спрашивали, не видели
ли они партизан. А сами ведь остановились в семье партизана, на той
печке грелись, за которой я гранаты да комсомольский билет свой
спрятала.
- Да я вижу вас совсем разморило, - прервала свой рассказ
Татьяна. - Пора отдыхать.
Безмерно уставшие люди устроились на ночлег. Спали, не
раздеваясь. В изголовьи Орлов положил наган. Гранаты находились в
шкафу. Их тоже можно было в случае нужды пустить в ход.
Несмотря на усталость, Алексей долго не мог заснуть. Он ворочался
на своем довольно жестком ложе и думал, думал, как быть дальше. Одно
ясно: надо добираться до своих. И вовсе не ради спасения собственной
жизни. Просто он не видел иного выхода для продолжения борьбы.
Легализоваться ему здесь невозможно (слишком многие знают его в лицо),
а о партизанах в Заонежье пока ничего не слышно.
Как же быть? Или ждать, пока озеро замерзнет, и потом идти на
лыжах? Тут и Галя от него не отстанет. Девушка она выносливая, хотя и
хрупкая на вид. Да, но вдруг долго не станет озеро? Что тогда?
Числиться в пропавших без вести? И сразу пришло решение: надо
попытаться с помощью Чеснокова и Калганова достать лодку. С этим и
заснул.
Утром Алексей поднялся поздно. Галя уже встала и расчесывала свои
длинные волосы. Только Орлов собрался пройти на кухню, как оттуда
прибежала Татьяна. Все было понятно без слов. Лишь несколько секунд
понадобилось для того, чтобы скрыть следы ночлега, и вот уже Галя и
Орлов, затаив дыхание и тесно прижавшись друг к другу, стоят в шкафу.
В одной руке у Орлова - граната, в другой - взведенный наган. Шаги
раздаются уже в большом классе. Это с кем-то вошел Семен.
Разговаривают по-фински. Наконец стукнула дверь. Кажется, пронесло на
этот раз. Но выходить еще рано. В шкафу совершенно темно, но Орлову
кажется, что он видит широко открытые глаза своей спутницы, видит ее
упрямо сжатые губы.
Снова шаги. Теперь знакомые, быстрые. "Отбой", - шепчет Татьяна,
и все с облегчением вздыхают.
Алексею и Гале не повезло. Как назло, вражеские патрули зачастили
в Середку. Все чаще им приходилось долгие часы просиживать в шкафу. В
такие минуты Орлов старался не думать об опасности. Он даже ухитрялся
совершать мысленные путешествия в прошлое. Вспоминал родную деревню
Ивойлово, что близ Череповца, годы работы в колхозе. Вспомнилось и то,
как в 1935 году приехал в Петрозаводск и поступил на Онежский завод.
Работал молотобойцем, а потом и кузнецом. По четыреста канадских
топоров за смену выходило из-под его молота. А потом пригласили на
работу в милицию. После годичной школы получил назначение в Заонежский
район уполномоченным Сенногубского и Кижского сельсоветов. Жили
хорошо: он, жена Александра Дмитриевна и трое дочерей. В 1941 году
родился сын. Но тут началась война... Семью эвакуировал, а сам - в
истребительный батальон.
Из проведенных у Чесноковых дней Орлову особенно запомнился один.
То ли седьмой, то ли восьмой.
Утром, после завтрака, Алексей, Галя и Семен сидели в классной
комнате, рассматривали старинную книжку, которую Орлов обнаружил в
груде других на столе. Называлась она довольно затейливо: "Поездка в
Обонежье и Корелу В. Майнова". Таня с матерью оставались на кухне.
Вдруг дверь распахнулась, и туда ворвалась группа финских солдат. Это
был патруль из комендатуры.
- Муж ваш где? - спросил у Тани старший, высокий, длиннолицый
человек с выпученными глазами.
- С книгами, наверное, возится, - сказала она, а сама черенком
ножа по столу стучит, вылезший гвоздь заколачивает (был у них такой
условный сигнал). Однако кто знает: услышали ли они там, в маленьком
классе.
- Проведите к нему, - все настойчивее требовал офицер.
А Таня не спешит. К матери обращается:
- Сколько раз я просила тебя этот гвоздь заколотить. Вчера из-за
него блузку порвала.
- Сейчас, Танечка, - ответила она и потянулась за молотком.
- Не стучать! - и офицер приказал молодой женщине следовать за
собой.
Пришлось подчиниться.
- Что это у вас все двери заставлены, - вскипел офицер, заглянув
в жилую комнату. - Раньше этого не было.
- Холодно. Сквозит. У нас же маленький ребенок...
- Ребенок это хорошо. Партизаны - плохо, - сострил офицер, и его
лицо растянулось в улыбке. - Нет в доме партизан?
- Ну что вы, зачем такое говорите! Откуда у нас партизаны? Муж
так предан финскому начальству...
- Знаем, знаем. Не надо сердиться.
Прошли в большой класс. Офицер внимательна осмотрел его и
направился было в соседний, но, убедившись, что дверь и с этой стороны
заставлена, повернул обратно.
- И тут баррикады! - окончательно вышел из себя он.
В это время из коридора показался Семен.
- Здравствуйте, - сказал он по-фински, успокаивая взглядом Таню.
- Здравствуйте. Давненько у нас не были.
- Что это вы забаррикадировались?
- Холодно. Ребенок ведь у нас. Так чтоб не дуло.
- Ну что ж. Посмотрим.
Все прошли на кухню, оттуда в жилую комнату. Семен отодвинул стол
и, приоткрыв дверь в маленький класс, сказал, что все там по-прежнему.
- Посмотрим, - возразил офицер и прошел в класс.
Семен и Татьяна шагнули следом. Солдаты топтались в дверях.
Начальник патруля стал рассматривать книги, сваленные на столе. Он и
не подозревал, что в каком-нибудь полуметре от него находятся двое
готовых к решительным действиям людей.
Внимание офицера привлекла карта Советского Союза, которой было
завешано окно. Подойдя ближе к окну, он с видимым удовольствием стал
водить пальцем по карте, отыскивая Москву.
- Москва - кайки. Понимаешь? - сказал он Тане.
- Понимаю.
И снова белая рука с длинными пальцами поползла по карте. Дойдя
до Урала, офицер резко взмахнул ладонью, как бы отсекая что-то, и
сказал:
- Здесь пройдет граница великой Финляндии!
Он еще постоял некоторое время у карты, самодовольно улыбаясь и
мысленно представляя себе будущие границы Суоми. Затем вдруг резко
повернулся и устремился к книжному шкафу.
- Открыть? - предупредительно спросил Семен, берясь за дверцу.
- Открывай, да убери туда, наконец, книги, - включаясь в опасную
игру, сказала Татьяна. - А то разбросаны они как попало.
- Зачем убирать. Пусть лежат на столе. Если финским властям
потребуется комната, легче будет отодвигать шкаф, - ответил Семен.
- Правильно, - одобрил офицер и как-то сразу утратил интерес к
шкафу.
Скоро патруль, прихватив с собой Семена, отправился к старосте,
чтобы через переводчика передать ему приказ финского начальства: "При
появлении в деревне чужих, немедленно докладывать".
Тем временем Орлов и Галина хоть на несколько минут смогли
покинуть свое тесное убежище.
- Дай-ка воды, бабуся, - сказал Алексей Таниной матери. -
Жарковато что-то.
Принимая полную кружку, он пролил несколько капель.
- Ого, труса празднуем! Руки уже дрожать начали. Ну-ка, Галочка,
пей первая. Держалась ты молодцом.
- А мне ничего другого не оставалось.
- Вот уж что верно, то верно. Да, видно, нельзя нам больше
отсиживаться. И хозяев подведем, и сами ни за грош погибнем.
Действительно, последнее время фашисты все чаще и чаще появлялись
в школе. Они облюбовали большой класс для танцев, и Орлову то и дело
приходилось, сидя в шкафу, корчиться от ярости, поневоле слушая
шарканье и топот солдатских сапог, выделывающих пируэты под звуки
старого расстроенного аккордеона.
"Эх, шарахнуть бы по танцорам гранатой!" - не раз думал он.
На десятый день вечером, когда Семен вошел в маленький класс,
Орлов сразу понял: есть важные новости.
- Говори, Сеня, не томи душу.
- Говорить, так говорить. Плацкарты приобретены. Сегодня ночью
отправляемся.
- Порядок, Галя! - воскликнул Орлов. - Собирай-ка вещички, а мы
тут кое о чем побеседуем.
- Вот что, Семен, - продолжал Алексей, когда они уселись в
дальнем углу комнаты. - Собранные тобою сведения об укреплении
Клименицкого острова и о силах противника я передам нашему
командованию. Понимаю, что тебе не легко, но сбор данных надо
продолжать. Ты у оккупантов на хорошем счету, язык знаешь. Наши
обязательно установят с тобой связь. Так что жди гостей, дорогой, и не
грусти.
Было далеко за полночь, когда кто-то три раза негромко стукнул в
окно. Семен вышел и сразу возвратился.
- Пошли!
Невдалеке стояла лошадь с санями, которой правил двенадцатилетний
сын Калганова Саша. Первым рейсом он доставил на Олений остров лодку.
Теперь очередь была за людьми. Орлова и Галю прикрыли сеном и
благополучно отвезли туда же. Все по-братски обнялись на прощание.
Галя в обе щеки поцеловала раскрасневшегося Сашу.
- Запомни, Семен, - сказал Орлов, - как будет до тебя нужда, знак
такой: полено дров уронят на дворе у вас. - И он сильно оттолкнулся
веслом.
В СТРОЙ
- Живем, Галочка! - сказал Алексей. - Скоро на пружинных матрасах
спать будем. А книжный шкаф, если уж и понадобится, то только по
прямому назначению. - И, пользуясь веслом, как шестом, стал
выталкивать лодку на глубину.
Хрупкий береговой ледок сменился густой шугой, затем - салом. А
вот и свободное озеро зачернело впереди. Алексей приналег на весла и
тихо пропел: "Из-за острова на стрежень..." И тут взгляд его
остановился на дне лодки:
- Эге, воды-то порядком набралось. Может, не вычерпал ее, когда
отплывал?
Нет, воды становилось все больше, а впереди - нелегкий
сорокакилометровый путь. Орлов греб, Галя консервной банкой
вычерпывала воду за борт, но она все прибывала, грозя затопить лодку.
Пришлось повернуть обратно. Метров сто, не меньше, оставалось до
берега, когда борта почти сравнялись с поверхностью озера. Дорога была
каждая секунда. Спасая Галю, Орлов осторожно выбрался из лодки. К
счастью, здесь уже было неглубоко. И все-таки он по пояс погрузился в
ледяную воду и медленно потянул лодку за собой. Но вот и берег.
Непослушными, окоченевшими руками они с трудом закрепили
полузатонувшую посудину.
Обсушиться удалось в одном из оставленных хозяевами домов. А
потом Орлов внимательно осмотрел свое утлое суденышко. Трещина в лодке
оказалась солидная - метра полтора длиной. Нашел фанеру, паклю, гвозди
и приступил к ремонту.
Еще было темно, когда они снова пустились в плавание. Двенадцать
часов пробирались к противоположному берегу. Сколько раз, совсем
выбившийся из сил, Орлов готов был бросить весла, но тут же брал себя
в руки и снова греб и греб, изредка смахивая с лица ледяную бахрому.
Когда до цели, казалось, было уже рукой подать, ледяное сало за
бортом все теснее окружало лодку. Озеро замерзало буквально на глазах.
- Врешь, не возьмешь! - говорил Орлов, до крови кусая губы. Он
разбивал веслом ледяной панцирь, метр за метром сокращая расстояние,
отделяющее их от берега.
Вечером 23 ноября они высадились в районе Ялгандсельги и впервые
за последние пятнадцать дней смогли вздохнуть спокойно.
Алексей и Галя постучались в первый же дом. Хозяева тепло
встретили их: обогрели, напоили, накормили. Старикам не верилось: в
такую непогодь пробиться с той стороны!
- Теперь в Песчаное, - сказал Орлов. - Там - пограничный
батальон.
Отправились. Но, не дойдя до цели, были задержаны пограничным
нарядом. Документы, которые предъявил Орлов, показались старшине с
зелеными петлицами подозрительными: почему это участковый
уполномоченный милиции пробирается с той стороны? У тещи что ли
загостился. Однако тут же все выяснилось: в Песчаном было немало
людей, которые хорошо знали и Орлова и обстоятельства его
исчезновения. А вот для начальника милиции Пеночкина появление
подчиненного было как гром среди ясного неба. Ведь он доложил по
начальству, что Орлов, якобы, добровольно остался на той стороне.
Прибыв в Песчаное, Алексей явился в штаб батальона и попросил
зачислить его в ряды действующей армии. Эта просьба была
удовлетворена. Его определили в разведывательное подразделение.
Потекли дни боевой учебы, за днями - недели, и Алексей, недавно
избавившийся от смертельной опасности, почувствовал себя так, будто он
находится в глубоком тылу. Но это был лишь прифронтовой тыл. Там, за
озером, окопался враг.
- И долго мы будем здесь прохлаждаться? - спрашивал Орлов как-то
вечером своего давнишнего знакомого Степана Гайдина, в прошлом
оперуполномоченного милиции.
- А что тебе не нравится? - решив позлить Алексея, ответил
Гайдин. - Каша вон какая густая: ложка стоит. Жилье прекрасное. Тепло,
и мухи не кусают.
- Шуточки шутишь! - вдруг вскипел Орлов. - А шутка, сам знаешь, с
правдой в ногу ходит. Серьезно говорю: руки дела просят. Другие воюют.
Вот Зайков, тот, что участковым работал, говорят, у партизан
действует. А мы...
- И наш черед придет! - уже совсем иным тоном заговорил Гайдин. -
Вот увидишь, Алексей, скоро перемены нагрянут. Еще пожалеешь, что каши
мало поел...
Гайдин оказался прав. Через пару дней обоих пригласил к себе
старший лейтенант, командир батальонной разведки.
- Вот что, ребята. Есть дело. Но сразу скажу - трудное.
- Любое сладим, - не выдержал Орлов. - Натосковалась душа по
настоящей работе. В самое пекло пойдем...
- Ладно. Верю. А дело вот какое. Надо бы разведать Большой
Клименицкий остров: что там делается, как укрепляют его оккупанты.
Докладывали вы, товарищ Орлов, что у вас там есть на кого опереться.
Так как?
- Ясно как. В дорогу, - и точка!
- Добро. Но учтите: сорокакилометровый бросок на лыжах туда, а
затем такой же обратно - это не шутка. Потренироваться надо. Дней
десять на подготовочку потратим.
Как ни хотелось разведчикам поскорее двинуться в путь, они
понимали, что старший лейтенант прав. Отправляясь в такой поход, важно
предусмотреть все, вплоть до запасных портянок.
Не десять, а пятнадцать дней тренировались они, делая лыжные
переходы по пересеченной местности, совершая головокружительные спуски
с гор.
...Вышли из Марнаволока в ненастную погоду, часа в четыре дня.
- Как бы в ночь мороз не ударил, - заметил Гайдин.
- Там видно будет, - ответил Орлов и, выйдя вперед, зашагал по
снежной целине, прокладывая лыжню.
Двигались бы быстрее, но приходилось то и дело по компасу сверять
направление. Через некоторое время Орлова на тропинке сменил Гайдин, а
Алексей двигался за ним почти автоматически, сберегая силы для
дальнейшего.
Орлов думал о том, что идти прямо к Чеснокову все же опасно.
Лучше сперва повидать Калганова. Потом мысли его обратились к Галине
Глебовой, которая вскоре должна была уехать в свои родные вологодские
края. В тылу врага она вела себя молодцом. Предстоящая разлука с ней
огорчала Орлова. Ведь вместе было столько пережито.
- По-моему, мы уже на подходе, - сказал Гайдин, приостановившись
и еще раз сверившись с часами и компасом. - Воевнаволок где-то рядом.
Он не ошибся. Скоро лыжники вошли в губу и стали осторожно
приближаться к берегу. Вдруг Орлов предостерегающе поднял руку. Лыжной
палкой он на что-то указал Гайдину. Тот присмотрелся и тоже увидел,
что прямо перед ними подвешены замаскированные ветками мины. Малейшее
неосторожное движение грозило разведчикам смертью. Но они хорошо
знали, как надо вести себя в случае подобных "сюрпризов".
О разминировании сейчас не могло быть и речи. Орлов с Гайдиным
аккуратно разгребли снег и проползли под ветками. Вскоре они увидели
дорогу Сенная Губа - Косельга. С полкилометра шли по ней, а потом
сняли лыжи и метров триста передвигались вперед спиной.
- Будет! - шепнул Орлов. Они вновь встали на лыжи и, никого не
встретив, вышли к Середке.
К этому времени уже совсем рассвело. Ясно, что идти в деревню
утром никак нельзя. Пришлось дожидаться в лесу, пока не стемнеет. Но
нелегким было это ожидание. Прогноз Гайдина оправдался: ударил мороз.
Вспотевшие и уставшие люди стали замерзать. Молча закусили сгущенным
молоком. Пустую банку Орлов аккуратно убрал в вещмешок. Не дай бог
"наследить"!
И потянулись часы ожидания. Но вот, наконец, стемнело. Разведчики
быстро добрались до Середки. Деревня уже спала. Но в доме Калганова
горел свет. Оттуда доносились звуки гармошки.
- Вечеринку что ли, старый черт, затеял? - шепнул Орлов Гайдину.
- Никак, танцуют...
- И нам впору танцевать, а то совсем закоченеем.
Надо было как-то вызвать хозяина. Оставив Гайдина в сарае, где
они укрылись, Орлов подобрался к окну: "Как будто только деревенские,
но все-таки соваться туда никак нельзя. Орлов подумал, подумал,
вернулся в сарай и спихнул со своего места деревянную ступу. Она с
грохотом покатилась по дощатому полу.
- Сейчас сюда вся деревня сбежится, - забеспокоился Гайдин.
Однако вскоре из дому вышел один Калганов. В руках у него был
фонарь. Он огляделся, щурясь после яркого света. Убедившись, что
хозяин один, Орлов шепнул:
- Это мы, Владимирыч...
- Никак, товарищ Орлов?
- Т-сс! Чем болтать с нами, скорее гостей своих спровадь.
- Замерзаем, - пояснил Гайдин.
- Посидите маленько, - ответил Калганов. - Что-нибудь придумаю.
Вернувшись домой, он некоторое время понаблюдал за танцующими, а
затем, прислонившись к стене, застонал.
- Что-то живот схватило... Страсть как больно, - пожаловался он
жене. И тут же добавил: - А вы танцуйте. Не обращайте на меня
внимания...
Хитрость удалась. Гости заспешили по домам. А тут же
выздоровевший Калганов отправился в сарай, где, съежившись от холода,
сидели Орлов и Гайдин.
- Выдворил. Прошу, гости дорогие.
Зашли. Отогрелись чаем. Спокойно переночевали, а утром - в
знакомый тайник за печкой. Калганов сходил к Чесноковым, и скоро Орлов
увидел знакомую фигуру учителя.
Долго трясли друг другу руки. Чесноков подробно рассказал все,
что ему известно об укреплении противником Клименицкого острова, о
том, какими силами располагают в Заонежье фашисты.
- Мы с женой, - сообщил он, - недавно ходили в лес, финнам
объяснили, что дрова рубить, а на самом деле хотели проверить, есть ли
там караулы. Так вот в пути повстречали знакомых из Кургениц. От них
узнали: в руки к оккупантам недавно попали партизаны. Долго издевались
над ними изуверы: выкололи глаза, а потом фотографировали.
- Слышишь, Степан, фотографировали, - тихо сказал Орлов Гайдину.
- Фотографировали, гады! Ничего. Скоро мы их так сфотографируем, что
ни негативов, ни позитивов не будет!
- А еще из деревни Косельга убежал двенадцатилетний мальчуган. Он
решил по озеру в Пудож пробраться. За ним гнались, но не поймали.
Тогда оккупанты на глазах всей деревни запороли насмерть отца и мать
мальчика. Люди негодовали, плакали, но ничем помочь не могли... Всех
работоспособных мобилизовали на лесозаготовки. Заставляют гнуть спину
по десять-двенадцать часов. За малейшую провинность людей наказывают,
бьют резиновыми нагайками. И долго они будут помыкать нами? Ты
все-таки с той стороны, Алексей Михайлович. Скажи.
- Что тебе сказать, дорогой? Не очень хороши теперь наши дела.
Это верно. Скрывать не буду. Но будут лучше дела, будут! Знаешь, как с
пружиной бывает? Чем туже она закручивается, тем с большей силой затем
развернется. А вы не унывайте. Понимаю: ночь у вас. А вы дню
помогайте. Он и придет, наш день.
Простились. Обнялись по-братски.
Был уже первый час ночи, когда разведчики вышли в обратный путь.
Калганов рассказал им, что в деревне Ошевнево у старосты есть хорошая
лошадь. Даром ему досталась.
- Давай-ка мы с тобой о комфорте подумаем, - сказал Орлов, хитро
улыбнувшись. Они молча подошли к дому старосты. Стали стучать. На
пороге показался человек.
- Нам старосту!
- Я староста.
- Нужна лошадь.
Староста глянул на маскхалаты разведчиков и, сразу смекнув, с кем
имеет дело, заложил сани и вручил Орлову кнут.
- Прощайте, - сказал он.
- До свидания, - ответил Орлов.
Кружным путем разведчики благополучно добрались до Песчаного.
Прошли в штаб для доклада:
- Так вот это кто! - сказал майор Черняков. - А мы тут гадаем,
кто это прямо на санях контрольную лыжню пересек. А вообще - молодцы!
Небось, по баньке соскучились? Айда париться, ребята. Утро вечера
мудренее, утром и поговорим.
После этого еще несколько раз совершал Орлов дерзкие рейды в тыл
противника. Не знал он тогда, что вся эта боевая работа была лишь
прелюдией к еще более трудному делу.
НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ
- Я хочу, чтобы вы меня хорошо поняли, - сказал полковник
Владимиров, закуривая и подвигая Орлову пачку папирос. - Речь идет о
том, чтобы стать солдатом невидимого фронта. А что это значит,
понимаете?
- Пытаюсь понять, товарищ полковник.
- И это неплохо. Для начала. А теперь серьезно. Я очень хорошо
знаю, что вам пришлось пережить по ту сторону озера.
- Тогда меня больше всего волновало, что обо мне могут подумать
свои. Скажут еще: нарочно остался. Фашистам захотел потрафить или
струсил, скажут. Хрен редьки не слаще.
- Не слаще. Согласен. Но мы хотим вам предложить нечто гораздо
белее острое, чем редька. Причем дело осложняется тем, что и
умереть-то с музыкой, может, не удастся.
Орлов промолчал. Он взглянул в умные серые глаза полковника и
подумал: шутит, хочет дать ему время осмыслить серьезное предложение.
И еще один, вывод сделал Орлов: этот сухощавый полковник, видимо, во
всех деталях изучил все, что произошло с ним, Орловым, с начала войны.
- Я готов к выполнению любого задания, товарищ полковник, -
сказал Алексей и встал.
- Вот это разговор. Но вы садитесь, пожалуйста. Наша беседа
только начинается.
И полковник, теперь уже без всяких отступлений, подробно
рассказал, чего ждет командование от Орлова и всех тех, кому предстоит
вместе с ним выполнять задания в тылу у врага.
- Две вещи имейте в виду, - заметил полковник в заключение. -
Только в том случае вы добьетесь успеха, если в каждом из местных
жителей будете видеть то хорошее, что в нем есть. Конечно,
осторожность и бдительность очень нужны. Но подозрительность - ни в
коем случае. Подозрительность, как ржавчина, разъедает человеческие
отношения, а дружба цементирует их. Что же касается очевидных
предателей, то им - никакой пощады. Понятно?
- Понятно, товарищ полковник.
- Вот теперь идите. А о деталях мы еще не раз поговорим.
Поучиться вам придется. И крепко поучиться, товарищ Орлов.
Полковник остался один. Он несколько секунд сидел без движения,
будто прислушивался к своим мыслям. Затем придвинул к себе папку с
оперативными документами.
У Александра Михайловича Владимирова и тех, кто работал вместе с
ним, были нелегкие обязанности. В то время как обычная войсковая
разведка прощупывала, главным образом, передний край противника,
чекисты-разведчики действовали в тылу врага, оказывая неоценимую
помощь и армии, и партизанам, собирая ценнейшую информацию о
противнике. Но этим их функции не ограничивались. Каждый разведчик был
готов и к выполнению диверсионных заданий. И, наконец, он был
полпредом советской власти на временно оккупированной территории. А
полпредом, как известно, может быть далеко не каждый.
"У этого парня как будто пойдет дело, - подумал полковник об
Орлове. - И непосредственность у него есть, и простота, и энергии -
хоть отбавляй. Смел до чертиков. А знания? Они придут".
И потянулись для бывшего участкового милиции дни напряженной
учебы. Многое требовалось от разведчика: и умение владеть всеми видами
оружия, и выносливость, и искусство ориентировки в самых трудных
условиях - по компасу и без компаса. А как важно научиться разводить
бездымный костер, ходить по лесу, не оставляя следов, так, чтоб ни
один листик не дрогнул, ни одна самая тонкая веточка не надломилась. А
главное: человек должен научиться принимать правильное решение в самой
сложной обстановке, находить выход из любого положения.
В дальних походах, которые максимально были приближены к боевым
условиям, Орлов знакомился со своими товарищами, все больше убеждаясь
в том, что народ в группе подобрался настоящий.
В середине апреля 1942 года Орлов, Гайдин и радист Павел Васильев
получили задание и стали готовиться к выброске в тыл врага. Днем они
тренировались, изучали материальную часть парашюта, а по вечерам -