по расписанию выходила Лариса в эфир, но наладить связь так и не
удалось. Подвели аккумуляторы.
И разведчики решили ждать.
А в Мунозере тоже царила обстановка напряженного ожидания.
- Когда очередной сеанс? - спросил Яков у Маши.
- В четыре часа дня.
- Хорошо. Если Самойлов не появится еще в течение часа, надо
будет проинформировать обо всем командование, а затем организовать
эвакуацию разведчиков в лес.
- Днем? - не без удивления спросил Сергии.
- Днем. Медлить нельзя.
Но до эвакуации дело не дошло. Через полчаса Дмитрий Гаврилович,
как всегда не спеша, переступил порог сергинского дома.
- Приветик, - сказал он и, присев на лавку, принялся неторопливо
скручивать цигарку.
- При-ве-тик, - только и ответил Яков. - А мы, между прочим, еще
вчера вечером тебя ожидали.
- Задержался. Рациев у меня нет, чтоб сообщить. А так порядочек,
Яшенька. Хорошо, что всю деревню не подняли на воздух. А казарма -
тю-тю...
- Так. Тебя не засекли, старик?
- Затем и задержался, чтоб не засекли. Суди сам, как бы это
выглядело. Перед концертом норовил места в первом ряду занять, а как
концерт - домой подался. А так я погостевал и прощайте.
- Правильно ты рассудил, Дмитрий Гаврилович, - сказал Яков и стал
расспрашивать старика о подробностях, о том, как отнеслось население к
происшедшему, какие потери понесли оккупанты. В заключение добавил:
- Вот что: нам и сегодня без твоей лошаденки не обойтись.
Не отличавшийся излишним любопытством Самойлов спросил только:
- А в котором часу запрягать?
- Это мы сейчас прикинем. Думаю в час ночи - самый раз будет, -
ответил Яков после некоторого раздумья. - Да вот еще что: Надю к
вечеру подошли. Пусть позанимается.
Давно уже Яков пришел к выводу, что группе неплохо бы иметь
радиста, находящегося на легальном положении. Это будет просто
необходимо после того, как разведчики перейдут в лес. Рация запасная
была. Оставалось только решить, кого обучить пользоваться ею. Выбор
остановили на невестке Самойлова - Наде, общительной, любознательной
и, главное, очень надежной женщине. Занятия начались. Под руководством
Маши она успешно овладевала искусством радиосвязи.
Получив из центра подтверждение о высадке двух разведчиков, Яков
в течение нескольких ночей уходил в лес, каждый раз расширяя район
поисков. Его волновало: не схвачены ли фашистами те, кого он
разыскивает. И тут же отгонял прочь такие мысли. Поимка разведчиков не
могла пройти незамеченной для его людей, разбросанных во многих селах.
Значит, надо искать.
И он искал...
Однажды, когда Лариса возилась с радиопередатчиком, а Филатов с
автоматом в руках сторожил, совсем рядом послышался характерный шорох
полозьев. Оба замерли. Мимо на подводе проезжал какой-то мужчина. К
счастью, он смотрел в другую сторону и их не заметил.
- Пронесло! - шепнул Филатов, когда неизвестный скрылся из виду.
- Это еще как сказать, - раздалось из кустов. Оттуда вышел
среднего роста коренастый человек и направился к ним.
Филатов поднял автомат и тут же опустил его:
- Чертушка, - воскликнул он. - Яков, как тебя по батюшке?
- Матвеевич, - спокойно добавил человек и зорким взглядом окинул
Ларису. - Эге, да я вижу, совсем притомилась наша радистка. Ничего,
поправим. А вот с Машей хуже: как застудила она на морозе ноги, так и
сейчас ходит с трудом. Ну, а вы о себе рассказывайте.
В нескольких словах Филатов сообщил обо всем, что с ними
произошло. Затем с помощью Якова они разыскали весь груз и надежно
спрятали. Через двое суток все уже были под гостеприимной крышей
Сергина.
Теперь на сарае под сеном и в той комнате наверху, которую Сергии
запирал на замок, помещались уже четверо разведчиков. Тайник под сеном
был устроен в виде шалаша, который приходился как раз напротив
маленького окошка, прорубленного в стене. Попасть в шалаш можно было
через наружный вход, в целях маскировки прикрытый большим деревянным
колесом. Когда предстояло выходить в эфир, антенну в нужном
направлении раскидывал Сергин, а потом убирал ее и передавал
радисткам.
В середине мая окончательно перебрались на чердак и вскоре чуть
не пожалели об этом. В Мунозере внезапно появилась большая группа
солдат. Начались повальные обыски. Патрульные пришли и к Сергину, в
доме которого они появлялись очень редко.
Увидев в окно патрульных, разведчики приготовили оружие, гранаты.
- В случае чего, вам с девушками надо по крыше спуститься вниз и
уходить в лес, - сказал Яков Филатову. - Шифр у тебя есть. А явки в
зашифрованном виде Сергин тебе доставит из тайника.
- Не пойду. А как же вы?
- Прошу выполнять приказ, - тихо сказал Яков и отвернулся.
Тем временем внизу шел самый тщательный обыск. Не обращая
внимания на приглашения к столу, которые щедро расточали хозяева,
"гости" внимательно осматривали каждую комнату, рылись в комоде, в
шкафу.
Не обнаружив внизу ничего подозрительного, они поднялись на
чердак. Но дверь была заперта на замок. Ключ от замка всегда хранился
у бабушки.
- Да куда же это я ключ-то сунул, - засуетился Сергии. - Не знаю,
найду ли. Ломать что ли?
- А что там?
- Да ничего путного: махорка да сети.
- Ладно раз так. Лучше мы вашего молочка попробуем, - и солдаты
спустились вниз.
Так и на этот раз пронесло.
ПЕРЕМЕНЫ
Весна давно вступила в свои права. Подсохли дороги. Теперь
разведчики могли активизировать действия. Осталось только перебраться
в лес, где они давно уже заприметили подходящее место для базы.
К этому времени у разведчиков появилось немало надежных
помощников. Один из них, Николай Бондаренко, пользовался особым
доверием. Парень находился на дорожных работах, но довольно часто
наведывался к матери, которая в числе других эвакуированных жила во
второй половине сергинского дома.
- Парень, по-моему, - кремень, - как-то сказал Сергии. - Не
прощупать ли его?
- А что. Прощупай.
Так и сделали. Вскоре Сергии сообщил, что Бондаренко с
возмущением рассказывал ему о том, как один фашистский прихвостень
избил больного старика, тот, видите ли, по его мнению, "медленно
поворачивался".
- Ну и что: повозмущался и все? - не без сарказма спросил Яков.
- Не совсем. Вечером подстерег оборотня и огрел его по затылку.
Тот с трудом отлежался.
- Что огрел - хорошо, а что тот все-таки отлежался - плохо...
Ладно, при удачном случае сведи со мной этого парня.
Вскоре группа перебралась в лес. Только Маша, до сих пор не
излечившая застуженные во время высадки ноги, осталась на месте. Жилье
в лесу устроили из плащ-палаток и веток. Рация обеспечивала регулярную
связь. Второй передатчик они оставили в доме Сергина. В случае чего
можно было воспользоваться им.
Орлов и Филатов, уходя на операцию, Ларису с собой не брали: если
погибнет группа, все-таки останется радист. Страшновато было девушке
одной в лесу. Да еще однажды разразилась страшная гроза. Дождь лил как
из ведра. А тут подошло время радиосвязи. Лариса надела наушники и
больше ничего не слышала, кроме далекого попискивания морзянки. Но
глаза ее были настороже: работала и одновременно наблюдала за всеми
подходами к базе.
Только сложила передатчик, как вдруг услышала шорох. Спряталась в
кустах, сжимая в руке пистолет. Вдали раздались выстрелы. Потом все
стихло. Примерно через час совсем явственно услышала чьи-то шаги, а
через некоторое время на прогалину вышла темная фигура. Присмотрелась,
и сразу отлегло. Оказывается, Бондаренко. С очередным донесением.
Сверкая белозубой улыбкой, он сообщил:
- Это белофинны брутто-воздух палят. Страшно им через лес идти,
вот и упражняются. Так, для острастки... А мне Яков нужен, - добавил
он без передышки.
- Нету Якова.
- А когда будет?
- Скоро.
- Придется подождать.
- А тебя не хватятся?
- Я на побывку к мамаше отпросился. Так что порядочек. Эх, сыграй
мне на своей радиобандуре что-нибудь сердцещипательное.
- Вон чего захотел! Может быть, тебе "У самовара я и моя Маша"
представить?
- А что, неплохо бы!
- Придется немного погодить.
- Долго ли?
- Чуть-чуть. До конца войны... Ладно. Чем лясы точить, лучше
сбегай-ка к Сергиным и скажи Николаю Степанычу, что к завтрему неплохо
бы продуктов подбросить.
Снабжение лагеря продовольствием Сергии и его домашние взяли на
себя. Собирался он каждый раз, как на рыбалку. Брал большую берестяную
корзинку, ставил ее на дно лодки. В корзине снизу продукты, а сверху -
сети и всякая иная рыбацкая снасть. Уплывал в озеро, а потом - в
условленное место, где его уже ждали. А иногда он и сам приходил к
шалашу.
Бондаренко успел побывать в Мунозере, возвратиться обратно, а
Якова с Филатовым все не было. Появились они лишь под утро и, не
снимая сапог, прилегли в шалаше. Видно, устали оба порядочно.
- Ну, что у тебя нового? - спросил Яков у Бондаренко.
- Взрывчатки много к нам на строительство завезли.
- А сколько?
- Шестьдесят пять тонн.
- Порядочно, - задумчиво сказал Яков. - Порядочно. Только,
наверное, сторожат ее здорово.
- Сторожат.
- Так. А заведующий у этого склада есть?
- Есть.
- Кто такой?
- Я.
- Ты? Молодец! Умница! - Яков обнял парня. - Ты понимаешь, какой
салют можно устроить?
- Понимаю.
- Вот и хорошо. А наших людей не прихлопнет взрывом? -
забеспокоился Яков.
- Что вы! До них далеко.
- Ну тогда порядок! - сказал Яков, клявший себя потом за то, что
точно не узнал, каково расстояние от склада до людей. - Вот дам я тебе
небольшую штучку. Сегодня у нас какой день?
- Среда.
- Значит, рванет в пятницу под вечер. Но ты завтра сюда приходи.
После взрыва никакой черт тебе там больше не доверит. Будешь жить с
нами в лесу, а потом свое отделение в отряде примешь. Ясно?
- Ясно.
- Ну, тогда шагом марш! - И Яков крепко пожал руку парню.
Бондаренко тут же ушел. А Яков и Филатов стали составлять
донесение о результатах похода, из которого только что возвратились.
Нелегким был этот поход и только случайно не стал он для разведчиков
последним.
Отправились они на этот раз далеко: в деревню Поля, где надо было
разведать войска противника и убедиться в том, насколько укреплены ими
северная часть Заонежья и Повенецкий залив Онежского озера. В Полях у
Филатова был знакомый. Поэтому разведчики надеялись, что можно будет
без особого риска проникнуть в самую деревню. Тем более, что Филатов
тамошние места знал отлично.
Отправились. Долго лежали у магистральной дороги, наблюдая за
тем, какие части передвигаются по ней.
- Что-то многовато их, - заметил Николай, откидывая назад свои
рыжеватые волосы. - Не готовят ли наступления?
- Это что же? Десант на тот берег?
- А что?..
- Нет, дорогой, они и в лучшие времена на это не решались, когда
прочный ледок был под ногами. А теперь куда им! Нет, тут не
наступлением пахнет, а отступлением. Это надо хорошо проверить и
сообщить своим.
И пошли дальше. Часа два ночи было, когда достигли деревни Поля.
Зайдя со стороны озера, ловко обошли часовых, а затем, выбрав момент и
убедившись, что у знакомого Филатова на постое солдат нет, постучали в
окно. Открыл тот, кого искали.
- Какими судьбами! Откуда взялись? - воскликнул он, увидев перед
собой двоих одетых в финские кителя и вооруженных автоматами. В одном
из них он признал знакомого.
- Оттуда, - только и ответил Николай.
Уселись за стол, на котором появилась кое-какая еда, начатая
бутылка самогона. Выпили.
- Как поживаете? - спросил Яков.
- Ничего, Яков... Как вас по батюшке-то?
- Матвеевич.
- Работаю начальником лесопункта, Яков Матвеевич. Четыреста марок
платят. Не жирно, конечно.
- Вижу, что не жирно. - И Яков глянул вниз. А тот как был в
момент встречи в нижнем белье, так и сидел сейчас за столом. На
коленях его зияли дыры.
- Насчет одежды плоховато, - смущенно сказал он.
- Вижу. Вот вам тысяча марок. Пока на них что-то купить можно,
пользуйтесь. Только поторапливайтесь.
- Это почему?
- А как бы финская лавка не закрылась, - ответил Яков. - В нашей,
советской, на них можно будет только дырку от бублика купить.
- Брось шутить, Яша, - вступил в беседу Николай Филатов. - Про
дело давай расспросим.
- А это самое дело и есть. Пора уже мужичкам нашим просыпаться. К
рассвету дело идет. А какой просыпаться не захочет, пусть потом не
обижается.
Гости подробно расспросили хозяина обо всем. Выяснилось, что в
Полях стоит целый батальон. Поинтересовались укреплениями. Хозяин знал
многое, но на вопросы отвечал как-то неохотно. Впрочем, гости
понимали: "Боится мужик. Они уйдут, а ему здесь с семьей оставаться".
Яков сладко зевнул:
- Эх, семи смертям не бывать... Не переночевать ли нам, Коля, под
крышей. Уж очень ко сну клонит. Тело по матрасу истосковалось.
"Не плохо бы?" - подумал Николай, но какое-то тревожное чувство,
не покидавшее его все время, внезапно усилилось и подсказало иное
решение:
- А я так думаю: пойдем, - вдруг проговорил он.
Яков испытующе посмотрел в глаза своего друга, немного
поразмыслил и согласился. Через пять минут они уже были на улице.
Филатов вывел Якова к озерку и шепнул:
- Чтобы оторваться от преследования, лучше всего переправиться на
тот берег. Лодка нужна.
- Что ты, чудак! Пока нас никто не преследует. А лодка вон в
заливчике темнеет.
- Ладно, не смейся. Айда к лодке!
Подошли. Но лодка была на замке.
Не долго думая, Яков несколько раз рубанул своим тесаком по
заклепкам. Цепь повисла. Оба вскочили в лодку, и тут со стороны
деревни послышались громкие голоса, прокатилась автоматная очередь,
тяжелые сапоги затопали по дороге, идущей к озеру. Захватив вместо
весел по доске, разведчики оттолкнулись от берега.
Озеро километра на три растянулось вдоль деревни, а в ширину оно
было метров сто пятьдесят не больше. С берега легко можно было
обстрелять лодку. Однако то ли стрелки собрались здесь далеко не
первоклассные, то ли слишком торопились они, но ни одна пуля
"беглецов" не задела. Они благополучно достигли противоположного
берега и углубились в лес.
- Вовремя ушли, - сказал Яков. - Красиво бы мы выглядели, если бы
заночевали. Так что спасибочко тебе за догадливость.
- После войны сочтемся, - ответил Николай.
Данные о противнике, полученные в результате похода в деревню
Поля, были высоко оценены командованием. А вот на сообщение о
предполагаемом взрыве склада очень скоро пришел ответ. Из центра
просили срочно сообщить, на каком расстоянии от склада живут рабочие,
согнанные оккупантами на строительство дороги. Яков уточнил это
обстоятельство у Самойлова и, успокоенный, тут же сообщил, что
расстояние около полутора километров. На это последовал совершенно
неожиданный и категорический приказ: "Взрыв проводить запрещаю".
Теперь все надежды возлагались на Бондаренко. Вскоре он пришел.
- Ну как? - спросил Яков.
- Порядок.
- Эх, какой уж тут порядок! Центр требует, чтобы мы обезвредили
мину. В противном случае пострадают наши люди.
Бондаренко свистнул:
- Легко сказать - обезвредить! А если она тут-то и громыхнет?
- Чтобы не громыхнула, надо делать умеючи. Поэтому-то пойду туда
я.
- Вы? Вас, Яков Матвеевич, не пропустят к складу, да и мину вы не
найдете.
- А мы с тобой помозгуем, как сделать, чтобы и пропустили и чтобы
мину я нашел.
Но тут в разговор вмешался Филатов:
- Я категорически возражаю против того, чтобы ты, Яков, сейчас
так рисковал собой. У тебя в руках все явки. Нет, тут другое нужно
придумать.
- И думать нечего, - сказал Бондаренко. - Я заложил мину. Я ее и
заберу оттуда.
- Хорошо, - решил Яков после недолгого раздумья. - Пусть будет
так. Но я буду ожидать в непосредственной близости и приму у тебя
мину, как говорится, тепленькую.
Все поняли, что это решение командира является окончательным и не
пытались больше возражать. Орлов и Бондаренко тут же отправились к
складу и на следующий день вернулись обратно. Здесь их ждали хорошие
вести, самые радостные за все эти годы. Карельский фронт пришел в
движение.
Итак, настал решающий час. Выполняя задание центра, разведчики из
района Мунозера вышли к Ламбасручью и, поднявшись на возвышенность,
стали наблюдать. Да, здесь шла лихорадочная погрузка. Войска и
снаряжение - все это заглатывалось стоящими у пристани баржами. Враг
торопился, очень торопился. По всему было видно, что он начал массовую
эвакуацию из Заонежья.
- Драпают господа фашисты, - сказал Яков. - Скипидарчиком их надо
подмазать, скипидарчиком...
Чтобы атаковать Ламбасручей, нужны были значительные силы. Ими
разведчики не располагали. Но выход есть. Связались с центром и стали
передавать туда данные об отходе противника. Вскоре появились
самолеты, и у пристани загрохотали взрывы, баржи окутались дымом.
Теперь необходимо было достать оружие. Решение этой задачи взяли
на себя Яков Ефимов и два Николая - Филатов и Бондаренко. Они устроили
засаду километрах в пятнадцати от Ламбасручья. Под вечер появился
конный обоз с оружием. Его сопровождало отделение автоматчиков. Никому
из солдат не пришло в голову, что трое одетых в финскую форму людей
намерены атаковать обоз, в котором вместе с охраной было до пятнадцати
вооруженных людей.
Все решили буквально секунды. Стоящий впереди коренастый крепыш в
распахнутом кителе махнул рукой: зарокотали автоматы, а потом одна за
другой в ошалевших фашистов полетели гранаты. Лишь нескольким
уцелевшим охранникам удалось унести ноги. Обоз был захвачен.
Так раздобыли оружие, необходимое для людей, вступивших в
сформированный Яковом отряд.
Накануне ухода из Мунозера последний раз собрались под
гостеприимной крышей сергинского дома. Здесь были Яков, Николай, обе
радистки, старик Самойлов с невесткой, Сергин и его домочадцы.
Мария Антоновна и Александра Федоровна для такого торжественного
случая поставили на стол все, что было в доме. На самом видном месте
стояло большое блюдо с рыбниками.
Первый тост, конечно, подняли за победу, за то, чтобы, когда
отгремит война, вновь собраться здесь.
- С женой приезжай, Яшенька, - сказала Мария Антоновна. -
Отдохнете за милую душу.
- Для рыбалки и охоты лучшего места нет, - поддержал Самойлов.
- Помнится мне, Дмитрий Гаврилович, ты на рыбалку в другое место
ездил... - намекнул Яков на недавние подвиги Самойлова.
- Тогда я рыбу глушил, - отшутился старик, лукаво улыбаясь. - А
тут мы с тобой по-старинному, с удочкой будем баловаться.
Яков смотрел на всех сидящих за столом, и на душе у него было
по-праздничному тепло. Какие замечательные люди. Вот хотя бы Николай
Степанович. Такой груз нес на своих плечах, особенно эти последние
месяцы. А ведь никогда и вида не подал, на лезвии бритвы ходил и
молчал. Сколько раз бывали облавы, сколько раз над всеми нависала
опасность. Они-то, разведчики, знали, на что шли; такая уж у них
рисковая работа... Но Сергины рисковали ничуть не меньше. В случае
провала всех их расстреляли бы оккупанты.
О пережитом думал в эти минуты и Николай Степанович: о том, что
нашел все-таки настоящее место в строю, о том, что сможет теперь смело
глядеть в глаза дочери, когда встретится с ней, что навсегда родными,
близкими останутся для него люди, с кем делил опасность, что помогли
ему вновь уверовать в свои силы.
- Живем, Яша! - весело сказал бесконечно счастливый Сергин.
- Не столько Яша, сколько Алеша.
- Как?
- А так. Разрешите познакомиться: Алексей Орлов.
- Орлов?! Что я говорил! Дмитрий Гаврилович, Яшка-то и есть
Орлов! - крикнул Сергин Самойлову.
И все враз заговорили, стали чокаться с Алексеем, пожимать ему
руки.
- Так вот он какой - Орлов, - вслух выразил то, о чем думали все,
Дмитрий Гаврилович. И ростом не шибко высок, и в плечах не косая
сажень. Человек как человек. Вроде нас. А какие дела воротил! Здорово
ты, Алексей... По батюшке-то как?
- Михайлович.
- Здорово ты, Алексей Михайлович, оккупантам насолил. То-то они
твою головушку в марках на тысячи оценили, да еще муки в придачу
предлагали. Не вышел ихний номерок! Никто на их муку не позарился.
- Потому не вышел, что народ у нас замечательный. А я что:
рядовой солдат.
- Это ты брось, Алеша, - прервал его Сергин. - Не знаю, в каких
ты званиях ходишь, какие лычки нашиваешь, а только, если нас спросить,
то мы тебя не менее чем в генералах числим.
- Это ты уж слишком хватил, - смущенно заговорил Алексей. - А о
делах - правильно сказано. Много у нас дел впереди. Вот я молотобойцем
и кузнецом до войны был. Уж сделаешь вещь, так видно: вещь!
Истосковались руки по настоящей работе, по такой работе, что жизнь
украшает, людей кормит, силу стране дает.
Я, между прочим, в начале войны у одного учителя скрывался.
Хороший человек. Так вот от нечего делать прочитал я там старинную
книгу о нашей Карелии. В ней рассказывалось, как писец Никита Панин и
подьячий Семен Копылов лет триста назад этот край заонежский описывали
и по цареву указу каждой деревне название давали. Едут они через одну
деревню и видят: двое с молотом управляются. Вот и решили дать этой
деревне название - Кузнецы. А Толвую они так назвали, потому что
видели - толкутся там люди... Так вот и подумал я: живи Никита Панин в
нынешнее время, какие бы замечательные названия нашим деревням и селам
мог бы он дать. Потому что со смыслом привыкли жить люди у нас, с
большим смыслом. Вот ваше Мунозеро я бы Героевым назвал. Потому что
все вы - герои.
- Вот кончится война, - продолжал Алексей мечтательно, - вернутся
домой солдаты, и такие дела пойдут, - закачаешься! - Верно, Коля?
- Верно, - ответил Филатов и предложил выпить за то, что после
войны будет.
Долго шла в этот вечер задушевная беседа в сергинском доме, как
будто хотели люди высказать все, что накопилось на душе за эти трудные
годы.
А с первыми лучами солнца все уже были на ногах. Предстояло
завершить формирование отряда, позаботиться о том, чтобы в окрестных
деревнях поскорее наладилась прерванная войной привычная советская
жизнь.
И еще одна цель была у Орлова: выяснить, не скрывается ли где в
этих местах Зайков, повинный в гибели стольких хороших людей.
От деревни к деревне двигались Орлов и его товарищи. И всюду,
куда они приходили, их радостно встречало население, освобожденное от
фашистского рабства. За всю свою жизнь не произнес Яков столько речей,
не пожал столько рук, сколько в эти немногие дни.
На следы Зайкова так и не смог напасть Человека со сходными
приметами многие видели вместе с полицейскими. Известно было также,
что участвовал он и в допросах, и в обысках. А вот куда затем скрылся,
никто не знал.
Другого же своего давнего "приятеля" Орлов как-то встретил.
Проводя митинг в одной из деревень, он обратил внимание на
румяного человека, растягивающего сочные губы в улыбке. Он непрерывно
аплодировал и громче всех кричал "ура".
"Где я его видел? - мучительно думал Орлов. - Где?" Когда
окончился митинг, он будто невзначай вплотную подошел к этому человеку
и пристально поглядел в его круглые красноватые глаза. Тот сразу же
перехватил этот взгляд и как ни в чем не бывало сказал:
- Поздравляю, дорогой товарищ Орлов! Всех вас, дорогие
освободители, поздравляю! Заходите, заходите. Гостями будете. У нас
так принято: гость на порог, ставь чай да пирог...
"Лимонов! Он!" - осенило Орлова. Вслух сказал:
- Значит, чай да пирог будут?
- Что за вопрос! И самогончик найдется! Первый сорт! Помните, вы
у меня чаевничали, а потом еще в Ламбасручей отправились...
- Помню, помню... А вы, кажется, после этого тоже кой-куда
подались? Припоминаете?..
В глазах у Лимонова на мгновенье вспыхнули беспокойные огоньки,
но он продолжал словесную игру, делая вид, что не понял, о чем ведет
речь разведчик.
- Домосед я. Вас проводил и на боковую...
- Врешь, мразь! - сорвался Орлов. - Кто по моему следу карателей
с собаками пустил? Кто всю деревню в кулак зажал? Кто в полиции
сребреники получал?
Лимонов побледнел и неожиданно бухнулся на колени.
- Простите, товарищ Орлов. Невиновный я. Они заставили меня и
старостой и доносчиком быть. Не доложил бы про вас, самому головы не
сносить.
Алексей с омерзением смотрел на предателя, который готов был
валяться в ногах у любого, от кого зависело его благополучие. И волк,
и шакал жили в этом человеке одновременно.
- Не мне тебя прощать, Лимонов, не мне тебя судить. Народ, вот
кто решит твою судьбу, - и Орлов указал на тесно обступивших их людей.
- Не меня ты продал оккупантам. Всех их продал, Родиной торговал. А за
это никто не простит. Так что умел пакостить, умей и ответ держать
перед советской нашей властью.
И теперь, уже обращаясь ко всем, добавил:
- А нам в поход пора. Война еще не окончилась.
Вскоре отряд сосредоточился в покинутом противником Ламбасручье.
Это село хорошо было знакомо Орлову: ведь именно он возглавлял рейд, в
результате которого здесь был уничтожен фашистский наместник Пернанен.
Алексей рассказывал Сергину и Самойлову о своей встрече с
Лимоновым, когда в комнату вошла Маша.
- Шифровка. Срочная! - сказала она, протягивая разведчику листок,
покрытый цифрами.
Орлов склонился над радиограммой.
- Порядок, - сказал он, - полный порядок! Приказано двигаться к
Петрозаводску. Так что к разлуке, дорогие мои товарищи, дело идет...
Крепко обнялись боевые друзья. А на следующее утро с рассветом на
восьми лодках отплыл отряд Орлова в Петрозаводск. День обещал быть
исключительно ясным. Глядя на то, как празднично золотится горизонт,
Алексей заметил:
- Взгляните, солнце снова взошло над Заонежьем.
удалось. Подвели аккумуляторы.
И разведчики решили ждать.
А в Мунозере тоже царила обстановка напряженного ожидания.
- Когда очередной сеанс? - спросил Яков у Маши.
- В четыре часа дня.
- Хорошо. Если Самойлов не появится еще в течение часа, надо
будет проинформировать обо всем командование, а затем организовать
эвакуацию разведчиков в лес.
- Днем? - не без удивления спросил Сергии.
- Днем. Медлить нельзя.
Но до эвакуации дело не дошло. Через полчаса Дмитрий Гаврилович,
как всегда не спеша, переступил порог сергинского дома.
- Приветик, - сказал он и, присев на лавку, принялся неторопливо
скручивать цигарку.
- При-ве-тик, - только и ответил Яков. - А мы, между прочим, еще
вчера вечером тебя ожидали.
- Задержался. Рациев у меня нет, чтоб сообщить. А так порядочек,
Яшенька. Хорошо, что всю деревню не подняли на воздух. А казарма -
тю-тю...
- Так. Тебя не засекли, старик?
- Затем и задержался, чтоб не засекли. Суди сам, как бы это
выглядело. Перед концертом норовил места в первом ряду занять, а как
концерт - домой подался. А так я погостевал и прощайте.
- Правильно ты рассудил, Дмитрий Гаврилович, - сказал Яков и стал
расспрашивать старика о подробностях, о том, как отнеслось население к
происшедшему, какие потери понесли оккупанты. В заключение добавил:
- Вот что: нам и сегодня без твоей лошаденки не обойтись.
Не отличавшийся излишним любопытством Самойлов спросил только:
- А в котором часу запрягать?
- Это мы сейчас прикинем. Думаю в час ночи - самый раз будет, -
ответил Яков после некоторого раздумья. - Да вот еще что: Надю к
вечеру подошли. Пусть позанимается.
Давно уже Яков пришел к выводу, что группе неплохо бы иметь
радиста, находящегося на легальном положении. Это будет просто
необходимо после того, как разведчики перейдут в лес. Рация запасная
была. Оставалось только решить, кого обучить пользоваться ею. Выбор
остановили на невестке Самойлова - Наде, общительной, любознательной
и, главное, очень надежной женщине. Занятия начались. Под руководством
Маши она успешно овладевала искусством радиосвязи.
Получив из центра подтверждение о высадке двух разведчиков, Яков
в течение нескольких ночей уходил в лес, каждый раз расширяя район
поисков. Его волновало: не схвачены ли фашистами те, кого он
разыскивает. И тут же отгонял прочь такие мысли. Поимка разведчиков не
могла пройти незамеченной для его людей, разбросанных во многих селах.
Значит, надо искать.
И он искал...
Однажды, когда Лариса возилась с радиопередатчиком, а Филатов с
автоматом в руках сторожил, совсем рядом послышался характерный шорох
полозьев. Оба замерли. Мимо на подводе проезжал какой-то мужчина. К
счастью, он смотрел в другую сторону и их не заметил.
- Пронесло! - шепнул Филатов, когда неизвестный скрылся из виду.
- Это еще как сказать, - раздалось из кустов. Оттуда вышел
среднего роста коренастый человек и направился к ним.
Филатов поднял автомат и тут же опустил его:
- Чертушка, - воскликнул он. - Яков, как тебя по батюшке?
- Матвеевич, - спокойно добавил человек и зорким взглядом окинул
Ларису. - Эге, да я вижу, совсем притомилась наша радистка. Ничего,
поправим. А вот с Машей хуже: как застудила она на морозе ноги, так и
сейчас ходит с трудом. Ну, а вы о себе рассказывайте.
В нескольких словах Филатов сообщил обо всем, что с ними
произошло. Затем с помощью Якова они разыскали весь груз и надежно
спрятали. Через двое суток все уже были под гостеприимной крышей
Сергина.
Теперь на сарае под сеном и в той комнате наверху, которую Сергии
запирал на замок, помещались уже четверо разведчиков. Тайник под сеном
был устроен в виде шалаша, который приходился как раз напротив
маленького окошка, прорубленного в стене. Попасть в шалаш можно было
через наружный вход, в целях маскировки прикрытый большим деревянным
колесом. Когда предстояло выходить в эфир, антенну в нужном
направлении раскидывал Сергин, а потом убирал ее и передавал
радисткам.
В середине мая окончательно перебрались на чердак и вскоре чуть
не пожалели об этом. В Мунозере внезапно появилась большая группа
солдат. Начались повальные обыски. Патрульные пришли и к Сергину, в
доме которого они появлялись очень редко.
Увидев в окно патрульных, разведчики приготовили оружие, гранаты.
- В случае чего, вам с девушками надо по крыше спуститься вниз и
уходить в лес, - сказал Яков Филатову. - Шифр у тебя есть. А явки в
зашифрованном виде Сергин тебе доставит из тайника.
- Не пойду. А как же вы?
- Прошу выполнять приказ, - тихо сказал Яков и отвернулся.
Тем временем внизу шел самый тщательный обыск. Не обращая
внимания на приглашения к столу, которые щедро расточали хозяева,
"гости" внимательно осматривали каждую комнату, рылись в комоде, в
шкафу.
Не обнаружив внизу ничего подозрительного, они поднялись на
чердак. Но дверь была заперта на замок. Ключ от замка всегда хранился
у бабушки.
- Да куда же это я ключ-то сунул, - засуетился Сергии. - Не знаю,
найду ли. Ломать что ли?
- А что там?
- Да ничего путного: махорка да сети.
- Ладно раз так. Лучше мы вашего молочка попробуем, - и солдаты
спустились вниз.
Так и на этот раз пронесло.
ПЕРЕМЕНЫ
Весна давно вступила в свои права. Подсохли дороги. Теперь
разведчики могли активизировать действия. Осталось только перебраться
в лес, где они давно уже заприметили подходящее место для базы.
К этому времени у разведчиков появилось немало надежных
помощников. Один из них, Николай Бондаренко, пользовался особым
доверием. Парень находился на дорожных работах, но довольно часто
наведывался к матери, которая в числе других эвакуированных жила во
второй половине сергинского дома.
- Парень, по-моему, - кремень, - как-то сказал Сергии. - Не
прощупать ли его?
- А что. Прощупай.
Так и сделали. Вскоре Сергии сообщил, что Бондаренко с
возмущением рассказывал ему о том, как один фашистский прихвостень
избил больного старика, тот, видите ли, по его мнению, "медленно
поворачивался".
- Ну и что: повозмущался и все? - не без сарказма спросил Яков.
- Не совсем. Вечером подстерег оборотня и огрел его по затылку.
Тот с трудом отлежался.
- Что огрел - хорошо, а что тот все-таки отлежался - плохо...
Ладно, при удачном случае сведи со мной этого парня.
Вскоре группа перебралась в лес. Только Маша, до сих пор не
излечившая застуженные во время высадки ноги, осталась на месте. Жилье
в лесу устроили из плащ-палаток и веток. Рация обеспечивала регулярную
связь. Второй передатчик они оставили в доме Сергина. В случае чего
можно было воспользоваться им.
Орлов и Филатов, уходя на операцию, Ларису с собой не брали: если
погибнет группа, все-таки останется радист. Страшновато было девушке
одной в лесу. Да еще однажды разразилась страшная гроза. Дождь лил как
из ведра. А тут подошло время радиосвязи. Лариса надела наушники и
больше ничего не слышала, кроме далекого попискивания морзянки. Но
глаза ее были настороже: работала и одновременно наблюдала за всеми
подходами к базе.
Только сложила передатчик, как вдруг услышала шорох. Спряталась в
кустах, сжимая в руке пистолет. Вдали раздались выстрелы. Потом все
стихло. Примерно через час совсем явственно услышала чьи-то шаги, а
через некоторое время на прогалину вышла темная фигура. Присмотрелась,
и сразу отлегло. Оказывается, Бондаренко. С очередным донесением.
Сверкая белозубой улыбкой, он сообщил:
- Это белофинны брутто-воздух палят. Страшно им через лес идти,
вот и упражняются. Так, для острастки... А мне Яков нужен, - добавил
он без передышки.
- Нету Якова.
- А когда будет?
- Скоро.
- Придется подождать.
- А тебя не хватятся?
- Я на побывку к мамаше отпросился. Так что порядочек. Эх, сыграй
мне на своей радиобандуре что-нибудь сердцещипательное.
- Вон чего захотел! Может быть, тебе "У самовара я и моя Маша"
представить?
- А что, неплохо бы!
- Придется немного погодить.
- Долго ли?
- Чуть-чуть. До конца войны... Ладно. Чем лясы точить, лучше
сбегай-ка к Сергиным и скажи Николаю Степанычу, что к завтрему неплохо
бы продуктов подбросить.
Снабжение лагеря продовольствием Сергии и его домашние взяли на
себя. Собирался он каждый раз, как на рыбалку. Брал большую берестяную
корзинку, ставил ее на дно лодки. В корзине снизу продукты, а сверху -
сети и всякая иная рыбацкая снасть. Уплывал в озеро, а потом - в
условленное место, где его уже ждали. А иногда он и сам приходил к
шалашу.
Бондаренко успел побывать в Мунозере, возвратиться обратно, а
Якова с Филатовым все не было. Появились они лишь под утро и, не
снимая сапог, прилегли в шалаше. Видно, устали оба порядочно.
- Ну, что у тебя нового? - спросил Яков у Бондаренко.
- Взрывчатки много к нам на строительство завезли.
- А сколько?
- Шестьдесят пять тонн.
- Порядочно, - задумчиво сказал Яков. - Порядочно. Только,
наверное, сторожат ее здорово.
- Сторожат.
- Так. А заведующий у этого склада есть?
- Есть.
- Кто такой?
- Я.
- Ты? Молодец! Умница! - Яков обнял парня. - Ты понимаешь, какой
салют можно устроить?
- Понимаю.
- Вот и хорошо. А наших людей не прихлопнет взрывом? -
забеспокоился Яков.
- Что вы! До них далеко.
- Ну тогда порядок! - сказал Яков, клявший себя потом за то, что
точно не узнал, каково расстояние от склада до людей. - Вот дам я тебе
небольшую штучку. Сегодня у нас какой день?
- Среда.
- Значит, рванет в пятницу под вечер. Но ты завтра сюда приходи.
После взрыва никакой черт тебе там больше не доверит. Будешь жить с
нами в лесу, а потом свое отделение в отряде примешь. Ясно?
- Ясно.
- Ну, тогда шагом марш! - И Яков крепко пожал руку парню.
Бондаренко тут же ушел. А Яков и Филатов стали составлять
донесение о результатах похода, из которого только что возвратились.
Нелегким был этот поход и только случайно не стал он для разведчиков
последним.
Отправились они на этот раз далеко: в деревню Поля, где надо было
разведать войска противника и убедиться в том, насколько укреплены ими
северная часть Заонежья и Повенецкий залив Онежского озера. В Полях у
Филатова был знакомый. Поэтому разведчики надеялись, что можно будет
без особого риска проникнуть в самую деревню. Тем более, что Филатов
тамошние места знал отлично.
Отправились. Долго лежали у магистральной дороги, наблюдая за
тем, какие части передвигаются по ней.
- Что-то многовато их, - заметил Николай, откидывая назад свои
рыжеватые волосы. - Не готовят ли наступления?
- Это что же? Десант на тот берег?
- А что?..
- Нет, дорогой, они и в лучшие времена на это не решались, когда
прочный ледок был под ногами. А теперь куда им! Нет, тут не
наступлением пахнет, а отступлением. Это надо хорошо проверить и
сообщить своим.
И пошли дальше. Часа два ночи было, когда достигли деревни Поля.
Зайдя со стороны озера, ловко обошли часовых, а затем, выбрав момент и
убедившись, что у знакомого Филатова на постое солдат нет, постучали в
окно. Открыл тот, кого искали.
- Какими судьбами! Откуда взялись? - воскликнул он, увидев перед
собой двоих одетых в финские кителя и вооруженных автоматами. В одном
из них он признал знакомого.
- Оттуда, - только и ответил Николай.
Уселись за стол, на котором появилась кое-какая еда, начатая
бутылка самогона. Выпили.
- Как поживаете? - спросил Яков.
- Ничего, Яков... Как вас по батюшке-то?
- Матвеевич.
- Работаю начальником лесопункта, Яков Матвеевич. Четыреста марок
платят. Не жирно, конечно.
- Вижу, что не жирно. - И Яков глянул вниз. А тот как был в
момент встречи в нижнем белье, так и сидел сейчас за столом. На
коленях его зияли дыры.
- Насчет одежды плоховато, - смущенно сказал он.
- Вижу. Вот вам тысяча марок. Пока на них что-то купить можно,
пользуйтесь. Только поторапливайтесь.
- Это почему?
- А как бы финская лавка не закрылась, - ответил Яков. - В нашей,
советской, на них можно будет только дырку от бублика купить.
- Брось шутить, Яша, - вступил в беседу Николай Филатов. - Про
дело давай расспросим.
- А это самое дело и есть. Пора уже мужичкам нашим просыпаться. К
рассвету дело идет. А какой просыпаться не захочет, пусть потом не
обижается.
Гости подробно расспросили хозяина обо всем. Выяснилось, что в
Полях стоит целый батальон. Поинтересовались укреплениями. Хозяин знал
многое, но на вопросы отвечал как-то неохотно. Впрочем, гости
понимали: "Боится мужик. Они уйдут, а ему здесь с семьей оставаться".
Яков сладко зевнул:
- Эх, семи смертям не бывать... Не переночевать ли нам, Коля, под
крышей. Уж очень ко сну клонит. Тело по матрасу истосковалось.
"Не плохо бы?" - подумал Николай, но какое-то тревожное чувство,
не покидавшее его все время, внезапно усилилось и подсказало иное
решение:
- А я так думаю: пойдем, - вдруг проговорил он.
Яков испытующе посмотрел в глаза своего друга, немного
поразмыслил и согласился. Через пять минут они уже были на улице.
Филатов вывел Якова к озерку и шепнул:
- Чтобы оторваться от преследования, лучше всего переправиться на
тот берег. Лодка нужна.
- Что ты, чудак! Пока нас никто не преследует. А лодка вон в
заливчике темнеет.
- Ладно, не смейся. Айда к лодке!
Подошли. Но лодка была на замке.
Не долго думая, Яков несколько раз рубанул своим тесаком по
заклепкам. Цепь повисла. Оба вскочили в лодку, и тут со стороны
деревни послышались громкие голоса, прокатилась автоматная очередь,
тяжелые сапоги затопали по дороге, идущей к озеру. Захватив вместо
весел по доске, разведчики оттолкнулись от берега.
Озеро километра на три растянулось вдоль деревни, а в ширину оно
было метров сто пятьдесят не больше. С берега легко можно было
обстрелять лодку. Однако то ли стрелки собрались здесь далеко не
первоклассные, то ли слишком торопились они, но ни одна пуля
"беглецов" не задела. Они благополучно достигли противоположного
берега и углубились в лес.
- Вовремя ушли, - сказал Яков. - Красиво бы мы выглядели, если бы
заночевали. Так что спасибочко тебе за догадливость.
- После войны сочтемся, - ответил Николай.
Данные о противнике, полученные в результате похода в деревню
Поля, были высоко оценены командованием. А вот на сообщение о
предполагаемом взрыве склада очень скоро пришел ответ. Из центра
просили срочно сообщить, на каком расстоянии от склада живут рабочие,
согнанные оккупантами на строительство дороги. Яков уточнил это
обстоятельство у Самойлова и, успокоенный, тут же сообщил, что
расстояние около полутора километров. На это последовал совершенно
неожиданный и категорический приказ: "Взрыв проводить запрещаю".
Теперь все надежды возлагались на Бондаренко. Вскоре он пришел.
- Ну как? - спросил Яков.
- Порядок.
- Эх, какой уж тут порядок! Центр требует, чтобы мы обезвредили
мину. В противном случае пострадают наши люди.
Бондаренко свистнул:
- Легко сказать - обезвредить! А если она тут-то и громыхнет?
- Чтобы не громыхнула, надо делать умеючи. Поэтому-то пойду туда
я.
- Вы? Вас, Яков Матвеевич, не пропустят к складу, да и мину вы не
найдете.
- А мы с тобой помозгуем, как сделать, чтобы и пропустили и чтобы
мину я нашел.
Но тут в разговор вмешался Филатов:
- Я категорически возражаю против того, чтобы ты, Яков, сейчас
так рисковал собой. У тебя в руках все явки. Нет, тут другое нужно
придумать.
- И думать нечего, - сказал Бондаренко. - Я заложил мину. Я ее и
заберу оттуда.
- Хорошо, - решил Яков после недолгого раздумья. - Пусть будет
так. Но я буду ожидать в непосредственной близости и приму у тебя
мину, как говорится, тепленькую.
Все поняли, что это решение командира является окончательным и не
пытались больше возражать. Орлов и Бондаренко тут же отправились к
складу и на следующий день вернулись обратно. Здесь их ждали хорошие
вести, самые радостные за все эти годы. Карельский фронт пришел в
движение.
Итак, настал решающий час. Выполняя задание центра, разведчики из
района Мунозера вышли к Ламбасручью и, поднявшись на возвышенность,
стали наблюдать. Да, здесь шла лихорадочная погрузка. Войска и
снаряжение - все это заглатывалось стоящими у пристани баржами. Враг
торопился, очень торопился. По всему было видно, что он начал массовую
эвакуацию из Заонежья.
- Драпают господа фашисты, - сказал Яков. - Скипидарчиком их надо
подмазать, скипидарчиком...
Чтобы атаковать Ламбасручей, нужны были значительные силы. Ими
разведчики не располагали. Но выход есть. Связались с центром и стали
передавать туда данные об отходе противника. Вскоре появились
самолеты, и у пристани загрохотали взрывы, баржи окутались дымом.
Теперь необходимо было достать оружие. Решение этой задачи взяли
на себя Яков Ефимов и два Николая - Филатов и Бондаренко. Они устроили
засаду километрах в пятнадцати от Ламбасручья. Под вечер появился
конный обоз с оружием. Его сопровождало отделение автоматчиков. Никому
из солдат не пришло в голову, что трое одетых в финскую форму людей
намерены атаковать обоз, в котором вместе с охраной было до пятнадцати
вооруженных людей.
Все решили буквально секунды. Стоящий впереди коренастый крепыш в
распахнутом кителе махнул рукой: зарокотали автоматы, а потом одна за
другой в ошалевших фашистов полетели гранаты. Лишь нескольким
уцелевшим охранникам удалось унести ноги. Обоз был захвачен.
Так раздобыли оружие, необходимое для людей, вступивших в
сформированный Яковом отряд.
Накануне ухода из Мунозера последний раз собрались под
гостеприимной крышей сергинского дома. Здесь были Яков, Николай, обе
радистки, старик Самойлов с невесткой, Сергин и его домочадцы.
Мария Антоновна и Александра Федоровна для такого торжественного
случая поставили на стол все, что было в доме. На самом видном месте
стояло большое блюдо с рыбниками.
Первый тост, конечно, подняли за победу, за то, чтобы, когда
отгремит война, вновь собраться здесь.
- С женой приезжай, Яшенька, - сказала Мария Антоновна. -
Отдохнете за милую душу.
- Для рыбалки и охоты лучшего места нет, - поддержал Самойлов.
- Помнится мне, Дмитрий Гаврилович, ты на рыбалку в другое место
ездил... - намекнул Яков на недавние подвиги Самойлова.
- Тогда я рыбу глушил, - отшутился старик, лукаво улыбаясь. - А
тут мы с тобой по-старинному, с удочкой будем баловаться.
Яков смотрел на всех сидящих за столом, и на душе у него было
по-праздничному тепло. Какие замечательные люди. Вот хотя бы Николай
Степанович. Такой груз нес на своих плечах, особенно эти последние
месяцы. А ведь никогда и вида не подал, на лезвии бритвы ходил и
молчал. Сколько раз бывали облавы, сколько раз над всеми нависала
опасность. Они-то, разведчики, знали, на что шли; такая уж у них
рисковая работа... Но Сергины рисковали ничуть не меньше. В случае
провала всех их расстреляли бы оккупанты.
О пережитом думал в эти минуты и Николай Степанович: о том, что
нашел все-таки настоящее место в строю, о том, что сможет теперь смело
глядеть в глаза дочери, когда встретится с ней, что навсегда родными,
близкими останутся для него люди, с кем делил опасность, что помогли
ему вновь уверовать в свои силы.
- Живем, Яша! - весело сказал бесконечно счастливый Сергин.
- Не столько Яша, сколько Алеша.
- Как?
- А так. Разрешите познакомиться: Алексей Орлов.
- Орлов?! Что я говорил! Дмитрий Гаврилович, Яшка-то и есть
Орлов! - крикнул Сергин Самойлову.
И все враз заговорили, стали чокаться с Алексеем, пожимать ему
руки.
- Так вот он какой - Орлов, - вслух выразил то, о чем думали все,
Дмитрий Гаврилович. И ростом не шибко высок, и в плечах не косая
сажень. Человек как человек. Вроде нас. А какие дела воротил! Здорово
ты, Алексей... По батюшке-то как?
- Михайлович.
- Здорово ты, Алексей Михайлович, оккупантам насолил. То-то они
твою головушку в марках на тысячи оценили, да еще муки в придачу
предлагали. Не вышел ихний номерок! Никто на их муку не позарился.
- Потому не вышел, что народ у нас замечательный. А я что:
рядовой солдат.
- Это ты брось, Алеша, - прервал его Сергин. - Не знаю, в каких
ты званиях ходишь, какие лычки нашиваешь, а только, если нас спросить,
то мы тебя не менее чем в генералах числим.
- Это ты уж слишком хватил, - смущенно заговорил Алексей. - А о
делах - правильно сказано. Много у нас дел впереди. Вот я молотобойцем
и кузнецом до войны был. Уж сделаешь вещь, так видно: вещь!
Истосковались руки по настоящей работе, по такой работе, что жизнь
украшает, людей кормит, силу стране дает.
Я, между прочим, в начале войны у одного учителя скрывался.
Хороший человек. Так вот от нечего делать прочитал я там старинную
книгу о нашей Карелии. В ней рассказывалось, как писец Никита Панин и
подьячий Семен Копылов лет триста назад этот край заонежский описывали
и по цареву указу каждой деревне название давали. Едут они через одну
деревню и видят: двое с молотом управляются. Вот и решили дать этой
деревне название - Кузнецы. А Толвую они так назвали, потому что
видели - толкутся там люди... Так вот и подумал я: живи Никита Панин в
нынешнее время, какие бы замечательные названия нашим деревням и селам
мог бы он дать. Потому что со смыслом привыкли жить люди у нас, с
большим смыслом. Вот ваше Мунозеро я бы Героевым назвал. Потому что
все вы - герои.
- Вот кончится война, - продолжал Алексей мечтательно, - вернутся
домой солдаты, и такие дела пойдут, - закачаешься! - Верно, Коля?
- Верно, - ответил Филатов и предложил выпить за то, что после
войны будет.
Долго шла в этот вечер задушевная беседа в сергинском доме, как
будто хотели люди высказать все, что накопилось на душе за эти трудные
годы.
А с первыми лучами солнца все уже были на ногах. Предстояло
завершить формирование отряда, позаботиться о том, чтобы в окрестных
деревнях поскорее наладилась прерванная войной привычная советская
жизнь.
И еще одна цель была у Орлова: выяснить, не скрывается ли где в
этих местах Зайков, повинный в гибели стольких хороших людей.
От деревни к деревне двигались Орлов и его товарищи. И всюду,
куда они приходили, их радостно встречало население, освобожденное от
фашистского рабства. За всю свою жизнь не произнес Яков столько речей,
не пожал столько рук, сколько в эти немногие дни.
На следы Зайкова так и не смог напасть Человека со сходными
приметами многие видели вместе с полицейскими. Известно было также,
что участвовал он и в допросах, и в обысках. А вот куда затем скрылся,
никто не знал.
Другого же своего давнего "приятеля" Орлов как-то встретил.
Проводя митинг в одной из деревень, он обратил внимание на
румяного человека, растягивающего сочные губы в улыбке. Он непрерывно
аплодировал и громче всех кричал "ура".
"Где я его видел? - мучительно думал Орлов. - Где?" Когда
окончился митинг, он будто невзначай вплотную подошел к этому человеку
и пристально поглядел в его круглые красноватые глаза. Тот сразу же
перехватил этот взгляд и как ни в чем не бывало сказал:
- Поздравляю, дорогой товарищ Орлов! Всех вас, дорогие
освободители, поздравляю! Заходите, заходите. Гостями будете. У нас
так принято: гость на порог, ставь чай да пирог...
"Лимонов! Он!" - осенило Орлова. Вслух сказал:
- Значит, чай да пирог будут?
- Что за вопрос! И самогончик найдется! Первый сорт! Помните, вы
у меня чаевничали, а потом еще в Ламбасручей отправились...
- Помню, помню... А вы, кажется, после этого тоже кой-куда
подались? Припоминаете?..
В глазах у Лимонова на мгновенье вспыхнули беспокойные огоньки,
но он продолжал словесную игру, делая вид, что не понял, о чем ведет
речь разведчик.
- Домосед я. Вас проводил и на боковую...
- Врешь, мразь! - сорвался Орлов. - Кто по моему следу карателей
с собаками пустил? Кто всю деревню в кулак зажал? Кто в полиции
сребреники получал?
Лимонов побледнел и неожиданно бухнулся на колени.
- Простите, товарищ Орлов. Невиновный я. Они заставили меня и
старостой и доносчиком быть. Не доложил бы про вас, самому головы не
сносить.
Алексей с омерзением смотрел на предателя, который готов был
валяться в ногах у любого, от кого зависело его благополучие. И волк,
и шакал жили в этом человеке одновременно.
- Не мне тебя прощать, Лимонов, не мне тебя судить. Народ, вот
кто решит твою судьбу, - и Орлов указал на тесно обступивших их людей.
- Не меня ты продал оккупантам. Всех их продал, Родиной торговал. А за
это никто не простит. Так что умел пакостить, умей и ответ держать
перед советской нашей властью.
И теперь, уже обращаясь ко всем, добавил:
- А нам в поход пора. Война еще не окончилась.
Вскоре отряд сосредоточился в покинутом противником Ламбасручье.
Это село хорошо было знакомо Орлову: ведь именно он возглавлял рейд, в
результате которого здесь был уничтожен фашистский наместник Пернанен.
Алексей рассказывал Сергину и Самойлову о своей встрече с
Лимоновым, когда в комнату вошла Маша.
- Шифровка. Срочная! - сказала она, протягивая разведчику листок,
покрытый цифрами.
Орлов склонился над радиограммой.
- Порядок, - сказал он, - полный порядок! Приказано двигаться к
Петрозаводску. Так что к разлуке, дорогие мои товарищи, дело идет...
Крепко обнялись боевые друзья. А на следующее утро с рассветом на
восьми лодках отплыл отряд Орлова в Петрозаводск. День обещал быть
исключительно ясным. Глядя на то, как празднично золотится горизонт,
Алексей заметил:
- Взгляните, солнце снова взошло над Заонежьем.