Коновалов Валерий. Век 'Свободы' не слыхать

   - Пока еще нет,- как-то сразу потеряв весь задор, промямлил подполковник Елистратов, - увольняться в запас буду осенью, а пока я действующий офицер разведуправления округа, нахожусь в отпуске, подрабатываю, тебя, дурака, по Москве катаю... А ты - к Миронову!
   - Но и что из того?
   Я все еще не понимал всех сложностей армейской субординации.
   - А то, что если Миронов знает его в лицо - а своих бывших старших офицеров он не может не знать,- то уволят твоего приятеля с действительной военной службы без всякого выходного пособия и уже не по собственному желанию, а по статье за действия, порочащие... и так далее,- закончил вместо замолкшего на полуслове Миши подполковник Уватенко.- Так что лучше будет ему остаться в машине.
   Лучше так лучше. Я тоже хотел, как лучше, а получилось как всегда. Мы вдвоем зашли в вестибюль гостиницы, Уватенко предъявил пропуск, мы подошли к нужному номеру, но там никого не оказалось. Через минут пятнадцать на лестнице послышались шаги и гул голосов, означавший появление замминистра и сопровождающих его офицеров. Представившись, подполковник Уватенко кратко изложил суть нашего визита.
   - Времени у меня сегодня нет,- ответил Миронов,- впрочем, я слышал, что корреспондент собирался также посетить Санкт-Петербург? (При этих словах я энергично закивал головой в знак утверждения.) Вот и хорошо, прошу быть завтра к 12.00 в Чкаловском. На борту моего самолета, пока будем лететь, и побеседуем.
   Поблагодарив генерала Валерия Миронова за столь неожиданное приглашение полететь в Питер, мы покинули генштабовскую гостиницу. Надо было готовиться к предстоящему полету, тем более что в Ленинграде я не был, почитай, десять лет и собирался задержаться там на пару-тройку дней дольше - навестить старых приятелей.
   Наутро, часикам так к одиннадцати, Миша Елистратов привез нас с Уватенко в Чкаловский, на КПП рядом со взлетным полем, и поспешно ретировался, дабы случайно не попасться на глаза Миронову. (Мог бы не торопиться.) Небольшой по размеру, восьмимиллиметровый, газовый ствол итальянского производства "вальтер", который мы совместно приобрели на черном рынке на "всякий пожарный", он сунул мне в кейс еще загодя. В Питере я буду предоставлен самому себе, объяснил Миша, а он очень не хотел бы потерять работодателя и друга. Со стволом, хоть и газовым, все-таки спокойнее, да и таможню мне не проходить. Я растроганно (особенно насчет "работодателя и друга") принял сказанное к сведению, но "фигурой" этой воспользоваться мне так и не довелось.
   Махнув Елистратову на прощание, мы с Уватенко предались томительному ожиданию, примостившись поодаль от крыльца КПП. Часы пробили полдень, а генерала Миронова все еще не было. Воздушно-командный пункт замминистра, "Ту-134", стоял наготове на взлетной полосе, ожидая хозяина. Экипаж занимался своим делом. Нам с Уватенко оставалось только ждать. Я попробовал было почитать книгу, чтобы хоть как-то убить время. Мысли разбегались, сосредоточиться на чем-то отвлеченном было трудно, и в который уже раз я взялся за шлифовку вопросов заместителю министра обороны. С опозданием на два часа Миронов все-таки прибыл, объяснив задержку ожиданием в приемной вице-президента Руцкого. Еще порядка часа мы ждали команды на взлет, и наконец, получив "добро" от метео, экипаж врубил турбины на полную и "тушка" начала разгоняться. От земли оторвались тяжело, но оторвались. Самолет набрал заданную высоту и лег полетным курсом на Пушкин. Через пару минут я узнал, что тот же самолет, не так давно вылетая из Риги, не смог оторваться от взлетной полосы, пробил ограждение и вспахал соседнее поле. Мне стало чуток не по себе, и, незаметно прихватив из кейса пластиковый пузырь с виски, я отправился в самолетный "толчок" поднимать тонус. Спиртное подействовало, напрочь выбив из головы всякие дурные мысли о самолетах, которые подчас имеют обыкновение падать. Я был готов приступить к беседе с генералом Мироновым, который в свою очередь уже ознакомился с заранее отданной ему копией моих вопросов.
   Интервью заняло немногим более получаса и прошло под несмолкаемый гул самолетных турбин (техники звукозаписи уже после моего возвращения в Мюнхен немало сил приложили, чтобы свести эту неустранимую в воздухе помеху до минимума слышимости). После завершения интервью генерал Миронов перекинулся с одним из своих офицеров партией в шахматы и... неожиданно предложил продемонстрировать свои стратегические таланты нам с Уватенко. Признаюсь, я, как и "великий комбинатор" - незабвенный сын турецкоподданного, в шахматы играл первый раз в жизни (я не утрирую, это на самом деле было именно так), но неожиданно и для себя, и тем более для остальных загнал оппонента в патовую ситуацию. Миронов начал подсказывать Уватенко правильные ходы, и в конце концов сообща они меня одолели. На мое запоздалое замечание, что так, в общем-то, нечестно - двое на одного,генерал Миронов, смеясь, ответил, что не мог позволить "идеологическому противнику" обыграть в шахматы русского офицера.
   Под крылом проплывали уже ясно различимые кроны деревьев и коробки зданий. Самолет явно заходил на посадку в Пушкине, ибо к гулу турбин примешался и различимый уже свист выпущенных шасси. Я не скрывал от Миронова, что собираюсь попытаться взять интервью у командующего ЛенВО генерала Селезнева (тоже генерала-афганца - старого приятеля и протеже министра Грачева).
   - Ну что ж, попробуйте, хотя Сергей Павлович - командующий занятой,предупредил замминистра обороны,- его трудно застать на одном месте.
   Как в воду глядел - и в этот раз, и в последующие мои визиты в Питер, только узнав о моем не то что появлении, а звонке в штаб ЛенВО, генерал Селезнев неизменно отбывал проверять войска в Псковской, Новгородской или Мурманской области; мне за ним было не угнаться. В середине 90-х, уже с началом 1-й чеченской войны, он погиб в авиакатастрофе.
   Наконец самолет замер на взлетной, к трапу подали машину, и генерал Миронов, коротко попрощавшись, укатил в штаб. Нас с подполковником Уватенко тоже довезли до Питера одной из штабных "Волг" - прямиком к крылечку окружной гостиницы. Еще было светло, а посему, договорившись с Уватенко о планах наших действий на завтра, я позвонил моему старому подельнику Игорю Дорошенко, прихватил кейс, спортивную сумку да и был таков.
   "В ЛЕНИНГРАДЕ-ГОРОДЕ..."
   В Ленинграде я отсутствовал почти десять лет, посему сразу смекнул, что добираться через весь город до Гражданского проспекта с моими основательно подзабытыми познаниями в его географии будет пустой тратой времени. Дорошенко уже ждал меня у здания гостиницы с попутной тачкой. Узнал он меня сразу, впрочем, как и я его. Игорь внешне ощутимо похож на покойного государя императора Николая II, особенно когда с бородой, и любит порой обронить невзначай фразу, что его бабушка была фрейлиной последней императрицы.
   - Хорошо выглядишь,- окинул он взглядом мою на то время весьма отъетую ряху,- в плечах раздался, спортом, что ли, занимаешься?
   - Ага, литрболом!
   - Я вот чего-то сдал...
   - Пить меньше надо, все-таки возраст, да и здоровье уже не то.
   - Какое там пить! - с полоборота завелся Игорь.- При большевиках мне еще на водку хватало, а при этих долбанных демократах и на пиво не всегда соберешь... Кстати, надо бы чего взять, отметить твой приезд.
   - Возьмем,- успокоил я его,- только учти: мне завтра спозаранку надо приступать к выполнению корреспондентских обязанностей, а поэтому, во-первых, реши вопрос с тачкой (тут выяснилось, что тачка, в которой мы едем, не случайная, а принадлежит знакомому и тот за 10-12 баксов был готов возить хоть целые сутки), а во вторых, "бросать кости" в твоей хате я сегодня не буду.
   - То есть как? - Дорошенко несколько даже помрачнел, ибо предвкушаемая "пьянка да утра" отменялась.- Куда ж это ты намылился на ночь глядя? Времена-то уже не те!
   Я откинул полу пиджака, показав уютно примостившийся на спине газовый ствол и, в свою очередь ехидно улыбаясь, спросил:
   - Как там Лена?
   Дорошенко все понял без дальнейших расспросов и был оставлен наедине с изрядным количеством спиртного и собственной женой, а я, грешный, отправился к своей старой подруге Ленке Петровой. Дорошенко не мог знать, что Лена уже дважды побывала в Мюнхене и мои отношения с ней давно перешли грань дружеских. Однако стоп, на этом подробности и закончатся. Хоть все это теперь в прошлом, но интимные отношения я не хотел бы доверять даже бумаге.
   Очень уж ранним утром я был поднят телефонным звонком Дорошенко, подозрительно бодрым голосом сообщившего, что минут этак через двадцать они с водилой собираются подобрать меня и отвезти к штабу ЛенВО. Кляня все на свете, я кое-как растолкал заспанную Лену, попросил сделать мне кофе, наспех это кофе выпил, умылся и, даже не опохмелившись толком, выкатился из подъезда на улицу.
   Этот район Питера был окраинным, так что до центра мы добирались хороших полчаса. Тут же, в машине, я уже по-настоящему похмелился из прихваченного Игорем фуфыря (когда это было нужно, то, невзирая на свои отношения с "зеленым змием", а после Венечки Ерофеева, Дорошенко явно претендовал на второе место в рядах "борцов" с ним, Игорь умел проявить неординарные организаторские способности) и отправился под арку Зимнего ко входу в штаб ЛенВО, где меня уже поджидал Володя Уватенко.
   Как и предрекал замминистра Миронов, командующий Селезнев на месте отсутствовал. Пообщавшись с замполитами и офицерами отдела информации, мы вышли на улицу. Питерский заезд грозил закончиться полным фиаско. От расстройства, в том числе и желудка, я предложил подполковнику Уватенко пойти чего-нибудь выпить и перекусить. Тот замялся - минобороновские командировочные явно выдавались "сухим пайком".
   - Да ладно, Володя, не бери в голову, бери выше,- впервые со дня нашего знакомства я перешел на более фамильярный тон,- гулять так гулять...
   - Ну, если приглашаешь...
   - Приглашаю!
   Мы подкатили к одному из самых на тот момент шикарных немецких ресторанов, слава богу, с хорошей русской кухней (ибо, находясь в России, жрать сосиски с капустой - верх гастрономического извращения), но с настоящим немецким бочковым пивом, а не консервированной мочой из баночки. Там уж мы поели-попили на славу.
   - Может, я тогда сегодня же вечером вернусь в Москву,- сказал Уватенко,- займусь проработкой оставшихся кандидатур на интервью.
   - Разумно,- прогудел я с набитым ртом,- а как мне отсюда выбираться, учитывая летний период на железнодорожном пассажирском транспорте и долгие очереди в кассах, где к тому же на московское направление и при советской власти не всегда легко можно было взять билеты (самолетом из-за прихваченного в дорогу газового пистолета я, понятно, лететь не мог)?
   - Я забронирую тебе билет через комендантскую кассу,- пообещал Уватенко,- скажи только, на какое число.
   Быстро прикинув в уме, что сегодня четверг, а завтра у правоверных пятница, и еще денька два надо бы откинуть на достопримечательности и Выборг, я назвал вечер воскресенья. Ночь в дороге, а утречком я уже в Белокаменной.
   - Заметано,- подытожил Володя.
   Мы приняли еще по апперитивчику, я "поблагодарил" официанта кредиткой и дал команду водиле отвезти товарища Уватенко к железнодорожным кассам Московского вокзала, после чего оказался по-настоящему предоставленным самому себе и городу на Неве.
   Поездку по местам былой славы мы начали с Литейного.
   - Кто там теперь? - спросил я, показывая в сторону Большого Дома номер 4, с крыши которого, как говорят, даже Колыму видать.
   - А никого,- тут же просветил Дорошенко,- чекистов переселили на бывшую улицу имени еврея-большевика-террориста Урицкого.
   - Там теперь только УВД,- отозвался более осведомленный водитель.
   - Ладно, родные пенаты подождут до следующей командировки, - успокоил я Игоря, который было уже решил, что все оставшееся время я посвящу славным питерским органам госбезопасности.
   Мы допоздна катались по Ленинграду. Я отщелкал две фотопленки, но, признаюсь, впечатление осталось тягостное. Даже при беглом осмотре нельзя было не заметить, что город замусорен и запущен
   - И давно Питер в таком состоянии?
   - Да с первых дней "победы демократии",- зло отозвался Дорошенко
   - Странный ты человек, Игорь...- Я вполоборота развернулся к заднему сиденью и посмотрел на него более пристально.- Помню, и при коммунистах ты тоже был в рядах недовольных, господин диссидент?
   - Да хрен с ними, с коммунистами, но Советы никому не мешали! Я теперь больше диссидент, чем был при большевиках,- заверил меня Дорошенко,- решил было даже своих трех псов окрестить именами нынешних вождей, да жалко стало... не вождей, собак жалко стало...
   На удивление схожих взглядов придерживался не один только лишь Дорошенко. Из старых моих когда-то диссидентствовавших знакомых только единицы, и только, подчеркну, те единицы, кто успел приложиться к властной "кормушке", искренне радовались наступлению в России "демократии". Остальным она радости, увы, не доставила. Что ж это за "демократия" такая наступила в России, что даже боровшиеся за нее диссиденты теперь шарахаются от оной, как черт от ладана, и с тоской вспоминают об утраченном советском былом? Над этим стоило поразмышлять на досуге.
   Весь вечер пятницы мы "прогудели" у Игоря на квартире, на ночь я, понятно, свалил на хату к Лене, а в субботу было решено ехать в Выборг. В этом небольшом приграничном городе я оставил двух хороших друзей, десять лет назад уезжая в западном направлении не совсем по своей воле. Не навестить город, с которым меня связывали несколько лет жизни, я просто не мог.
   Лена в субботу не работала, а посему вчетвером мы и вырулили с утрянки на Выборгское шоссе. Через пару часов я как ни в чем не бывало зашел в магазин, в котором когда-то работал грузчиком. Кое-кто из старого коллектива все еще стоял за прилавками, но в вошедшем иностранном туристе они, конечно же, не признали своего бывшего коллегу. Наконец с каким-то мешком на плече в магазине нарисовался и дед - Петр Карнаушко. Об этом человеке следует рассказать особо..
   Морской пехотинец - участник боев на Керченском плацдарме и на Малой Земле (один из немногих выживших), где, как вы помните, начиналась и военная биография политкомиссара Леонида Брежнева, он закончил войну в Прибалтике, был тяжело ранен, несколько лет провалялся на госпитальных койках, но выжил. По количеству орденов и медалей, включая два ордена Славы первой и второй степени, дед Карнаушко мог соперничать и с самим Брежневым, но надевал их редко. Одни случай мне особо запомнился. Было это, когда Леонид Ильич проезжал через Выборг в Финляндию, а дед надел боевые ордена и как был, в рабочем халате, пошел на станцию проведать своего однополчанина. Ох и шуму же было... Но Брежнев велел его пропустить к себе в вагон, расспросил, как дела, угостил коньяком. По словам Карнаушко, в личном общении Леонид Ильич был простым и отзывчивым человеком. Я не спорил, они все-таки были фронтовыми товарищами.
   Увидев меня, дед грохнул мешок оземь прямо посередь зала и с радостным воплем "Валерка!" кинулся обниматься. Тут меня признали и другие. Заведующей отделом я объявил, что ввиду торжественного момента забираю деда на неопределенное время с собой. Та не очень возражала, ибо все еще не оправилась от легкого шока, вызванного моим - "как снег на голову"! появлением. Мы зашли к Карнаушко домой. Он жил рядом, и я категорически настоял на парадной форме одежды. Пока дед переодевался, я вызвонил второго старого дружка - Валеру Марышева, на которого и возложил обязанность найти приличный ресторан. Мог бы и не беспокоится. Бывший 1-й секретарь горкома комсомола и бывший же диссидент, уже имевший за спиной две ходки на "хозяйскую дачу", был "авторитетом" местного бизнеса, так что ни с рестораном, ни со всем остальным проблем у нас быть не могло.
   Мы немножко побродили по городу, сфотографировались у местной крепости, оставшейся еще от шведов, и наконец забурились в круглый по форме и шикарный по убранству ресторан. Марышев заверил, что кухня превзойдет все мои ожидания.
   - Ну как ты там? - участливо глядя на меня, проговорил очень сильно раздавшийся в объеме тезка.- Похудел вроде?
   - Нормально. Сам бы ты лучше похудел, это тебе, борову заплывшему, все худыми мерещатся,- отшутился я.
   - Не хочешь узнать, как поживает твой друг Лебедев? - сменил тему Марышев.
   - Какой он мне друг... а он что, здесь, в Выборге? Можно было бы по старой памяти наведаться.
   Речь шла о старшем в те времена лейтенанте местного отдела КГБ Лебедеве, который по заданию вышестоящего начальства присматривал за диссидентствующим грузчиком Коноваловым и облегченно вздохнул только в аэропорту Пулково, когда убрали трап самолета, улетавшего рейсом Ленинград - Вена - Цюрих.
   - Да нет, как я слышал, он в Питере, видимо, скоро получит должность в Управлении МБ, если другого твоего знакомого, Виктора Черкесова, назначат начальником этого Управления,- подвел итог Марышев.
   Признаться, и раньше меня всегда удивляла, а порой и настораживала осведомленность Марышева в таких делах, которые касались кадровых перемен в местных структурах КГБ. Виктор Васильевич Черкесов - нынешний полномочный представитель своего сокурсника по юрфаку ЛГУ и коллеги по службе в Ленинградском УКГБ, а ныне российского президента, был моим ленинградским куратором и даже как-то руководил обыском у Галины Григорьевой, во время которого изъяли собранный и отредактированный мною самиздатский литературный альманах. Он тоже облегченно вздохнул, когда за мной убрали трап самолета, хотя и не мог предположить, в штате какой организации я вскорости окажусь и какой на это будет реакция его тогдашнего начальства в лице генерала Носырева.
   Находясь в Ленинграде, я дважды пытался встретиться с генералом Черкесовым на предмет интервью ("добро" на то со стороны министра безопасности Виктора Баранникова имелось в наличии), но оба раза Лебедев, с которым я связывался по телефону, огорчал меня новостью, что начальник проверяет-де службу то ли во Пскове, то ли в Новгороде. Словом, та же "тяга к перемене мест", что и у командующего ЛенВО генерала Селезнева. Вышеозначенный Лебедев тоже не горел желанием беседовать с корреспондентом "Свободы", так что ни одного интервью от сотрудников органов госбезопасности Питера я тоже не получил.
   Начало вечереть, я распрощался с дедом Карнаушко, пообещав ему в следующий раз обязательно заглянуть в Выборг, когда окажусь рядом, в Питере, и с Марышевым. Петра Карнаушко я попросил вспомнить ряд моментов из его фронтовой биографии, ибо собирался один из выпусков программы "Сигнал" полностью посвятить ему. Что еще я мог сделать для старого ветерана, зарабатывающего на хлеб насущный нелегким трудом грузчика?
   В Питер мы вернулись уже за полночь. Дорошенко несколько погрустнел. Лена тоже нервничала, понимая, что я снова исчезну надолго - "растаю, как след на песке". Я, правда, оставил ей приглашение. Но покуда она оформит визу, еще не одна Нева воды утечет.
   ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В РОССИИ
   Обратную дорогу в Москву я проехал в битком набитом военными отпускниками и командировочными купе, даже глаз не сомкнув. Миша Елистратов забрал меня с Ленинградского, со вздохом констатировав, что не смог в этот раз выбраться в Питер со мною. Может, в следующий приезд? Я не возражал, ибо вырваться на несколько дней в Питер был готов всегда. Но удовольствие удовольствием, а нужно было приступать и к насущным делам.
   Подполковник Уватенко сообщил мне о наличии согласия начальника Военной академии ГШ генерала Игоря Родионова на интервью "Свободе". К этой встрече я готовился особенно тщательно, и так уж получилось, что в те несколько дней перед встречей с Родионовым позвонил Александр Проханов и предложил заехать к нему на Цветной бульвар. После нашего разговора Александр Андреевич набрал номер генерала Грибкова, тот в свою очередь связался с генералом Альбертом Макашовым, и вот мы с Мишей Елистратовым уже на "стрелке" у гостиницы "Москва". Понимая, что беседа с Макашовым - для меня редкая удача (после августа 91-го генерал вполне заслуженно не жаловал никаких корреспондентов - ни отечественных, ни тем более иностранных), я извелся и перенервничал так, что, несмотря на выпитое, заикался больше обычного. Альберт Михайлович тоже пребывал в несколько нервозном состоянии, не совсем понимая, зачем это Проханов и Грибков уговорили его дать интервью "этому сионистскому радио "Свобода".
   Напряжение разрядил следующий эпизод. Очередной раз пройдясь по жидомасонам и сионистам, которые разрушили его страну, Макашов вдруг обернулся к Мише Елистратову, внимательно на него посмотрел и произнес: "Извините уж, если чем обидел вашу нацию". Я не смог сдержать смеха, глядя на остолбеневшего Мишу, выключил звукозапись и, все еще давясь смехом, объяснил генералу, что хотя товарищ Елистратов и похож внешне на представителя "этой самой нации", но он русский, родом из Тамбова и к тому же офицер. Макашов тоже рассмеялся: "Ну извините, Михаил, обознался!" Остальная часть интервью прошла уже в более доверительном ключе. Я до сих пор считаю это интервью с генералом Макашовым одним из лучших материалов, привезенных тогда из Москвы. Да и дать его без цензурных купюр в эфир мне стоило немалой крови.
   На следующий день я продолжил общение с российской оппозицией уже в лице моего старого знакомого, генерал-майора запаса Виктора Филатова. Виктор Иванович Филатов - бывший главный редактор "Военно-исторического журнала", уволенный по приказу Горбачева за публикацию отрывков из гитлеровской "Майн кампф" на русском языке. Советским гражданам, по мнению "президента-резидента", отнюдь не за "красивые глазки" получившего звание "почетный немец", вовсе не обязательно было знать о той участи, которую им собирался уготовить нацизм, а то ведь, не ровен час, начнут задумываться, проводить параллели. А что касается так называемого антисемитизма, то в том же Израиле гитлеровский бестселлер давно уже перевели на иврит и одобрили к свободной продаже. (То ли в шутку, а может, и всерьез, но поговаривают, что у нынешнего израильского премьера Шарона "Майн кампф" - настольная книга.)
   В 92-м и до самого октября 93-го Виктор Иванович редактировал газету Внутренних войск МВД России "Ситуация", а для моей программы регулярно давал сводки с "фронтов 2-й гражданской". В тот день, когда мы заехали к нему, генерал был в полном одиночестве, супруга и дочь находились на отдыхе, а потому мог позволить себе расслабиться. Расслабительного у меня с собой было литра два, не меньше, а увидев накрытый Виктором Ивановичем стол, согласился пропустить пару рюмок даже бывший за рулем Елистратов. К его великому неудовольствию, я рассказал Филатову о встрече с генералом Макашовым, не упустив и пикантный момент с "обиженной нацией". Филатов посмеялся, потом сказал: "Ничего страшного, Миша, главная примета еврея не в лице, а в том, что значительно ниже. Там-то, надеюсь, все в порядке?" Невнятный ответ Елистратова потонул в новом взрыве хохота. В конце концов развеселился и сам Михаил. Гостеприимного хозяина мы покинули далеко за полночь.
   Еще один день я потратил на поправку своего состояния, который раз уже давая себе зарок пить в меру (вопрос в том, как ее определить, эту меру), а ранним утречком дня следующего поехал в сопровождении Уватенко в самый конец Ленинского проспекта. Здание академии ГШ поразило меня своим величием и законченностью форм. Как бы ни злословили некоторые по поводу советской архитектуры, но внешне и Военная академия Генштаба и Минобороны выглядят куда эстетичнее пятиугольной коробки американского военного ведомства.
   Родионов принял нас почти сразу. Я заметил на подоконнике приемной подшивку газеты "День" и, нарушая этикет, быстро просмотрел заголовки свежего номера. "Интересуетесь?" - спросил генерал. Я ответил, что знаю Проханова лично, упомянув и его помощь в установлении контакта с Макашовым (мало кто помнит, что генерал Макашов являлся заместителем командующего Закавказским военным округом по боевой подготовке, которым в самом конце 80-х был Игорь Николаевич Родионов). Генерал посмотрел на меня уже несколько другими глазами. Думаю, что это сыграло не последнюю роль в его согласии говорить о тбилисских событиях апреля 89-го, когда он еще раз прошелся по господину грузинскому президенту.
   Из этой части интервью я сделал спецпередачу, а так как сам Шеварднадзе, несмотря на все уговоры, напрочь отказался отвечать своему оппоненту, то в эфире вместо грузинского президента пришлось выступать моему коллеге Котико Надирашвили (когда-то он работал у Шеварднадзе помощником, еще в бытность Эдуарда Амвросьевича министром внутренних дел Грузинской ССР). Вскоре я удостоился высочайшей жалобы батоно Эдуарда, переданной в администрацию радиостанции "Свобода". Не знаю, может, такие же жалобы были отправлены и президенту Клинтону, в Конгресс США, или же, того хуже, в ООН, но о планах посещения Грузии ввиду обидчивости главы государства пришлось тут же забыть.
   К интервью с генералом Родионовым, как это уже было упомянуто, я готовился очень тщательно, и без ложной скромности могу сказать, что профессиональной постановкой вопросов и точным применением военной терминологии немало удивил не только Игоря Николаевича, но и подполковника Уватенко, не ожидавшего от меня таких обширных познаний в области оперативного искусства и военной стратегии. Только в одном вопросе Родионов не согласился с моей концепцией, назвав боевые действия ОКСВ в Афганистане выполнением оперативно-тактической задачи. Я не стал спорить, хотя свое мнение об имевшей место "тактике без стратегии" изложил в том виде, в каком вы можете его прочесть в предыдущих главах книги. Повторяться не буду.