Корепанов Алексей Яковлевич. Призрачный сфинкс

   – А я министром обороны, пива, культуры и физкультуры, – подхватил Саня Веремеев. – И сразу начнем какие-нибудь реформы, а то, понимаешь, живут здесь без реформ!
   Гусев помрачнел, на скулах у него заходили желваки.
   – Я серьезно, парни… – начал было он, но тут же махнул рукой: – А пошли вы все!..
   – Кто же о таких вещах в кабаках рассуждает? – Сергей надеялся обратить все в шутку. – Вон, ребята услышат и донесут, и возьмут нас тепленькими, прямо в постельках.
   – Какие ребята? Вон те? – Гусев мотнул головой в сторону королевских гвардейцев, которые пили уже вовсю, но вели себя на удивление тихо и прилично, во всяком случае, не громче, чем в начале пирушки. – Да я их и без всякого оружия уделаю! Эй, вы, козлы! – неожиданно крикнул он, обращаясь к пьющей компании. – А ну-ка потише, а не то головы поотрываю и в задницы вам засуну!
   Усатые парни в расшитой золотом сине-зеленой форме отставили свои бокалы и кружки и недоуменно повернулись на голос, осмысливая только что услышанное.
   – Ты чего, Гусек, совсем охренел? – процедил Сергей, пересчитывая в уме гвардейцев: их было ни много ни мало – одиннадцать человек. – Руки чешутся?
   Саня Веремеев встрепенулся, быстрым профессиональным взглядом окинул помещение – все сидящие за другими столиками, кроме безучастного экс-учителя, смотрели в их сторону, – сказал с досадой:
   – Сам ты козел, Гусек! Самый настоящий.
   – Ничего-ничего, – мрачно произнес Гусев. – Сила – она и есть сила. Щас увидите. – И вновь заорал на гвардейцев: – Это я вам, придурки! Вы своей болтовней мне пиво пить мешаете!
   Гвардейцы переглянулись и начали медленно подниматься со своих мест – зашуршали по полу ножки отодвигаемых тяжелых табуретов.
   Гусев тоже встал, сбросил плащ и вновь заиграл желваками.
   – Не дури, Геныч, – негромко сказал Сергей. – Ты же не в своей кафешке, мы же в гостях. Может нам с ними вместе в поход идти, а ты…
   – Отстань, – отмахнулся Гусев. – Пусть узнают, что такое настоящая сила.
   Рослый широкоплечий гвардеец медленно двинулся к Гусеву, за ним следовали еще двое – все они были без оружия. Официант, поставив поднос с пивом, выскочил из-за стойки и метнулся к двери – наверное, звать на помощь местных блюстителей порядка. Здоровяк-гвардеец остановился напротив принявшего боевую стойку Гусева и подбоченился; глаза у него были мутноватые от пива и вина.
   – Ты что, желаешь подраться, горлопан? – спокойно спросил он глубоким басом. – Пива перепил?
   – Дурака он валяет, – подал голос Сергей из-за спины Гусева.
   – Ах, дурака валяет? – гвардеец поднял бровь. – Так это не здесь надо делать, здесь люди отдыхают после службы и ни к кому, между прочим, не цепляются. Хочешь подраться – приходи к нам в казарму, там и подеремся. По всем правилам.
   – А я хочу сейчас! – Гусев скрежетнул зубами. – Что, в штаны наложил, тюфяк?
   Гвардеец запыхтел, повернулся к товарищам, а потом вновь – к Гусеву, и лицо его побагровело.
   – Ты видно, нездешний, парень, – пробасил он. – У нас не принято драться в кабаках – но для тебя я, так и быть, сделаю исключение.
   – Давай! – со злобной радостью воскликнул Гусев. – Подходи – и я тебя уделаю.
   – И откуда ты только взялся, такой невежливый? Из Гнилых Болот вылез, что ли?
   – Сам ты из болот! – огрызнулся Гусев.
   Сергей собрался было схватить его сзади, чтобы избежать совершенно дурацкой драки, но в это время дверь кабачка распахнулась и в помещение влетел приставленный к бойцам сопровождающий, а за ним – взволнованный официант.
   – Стоять на месте! Не двигаться! – неожиданно зычным голосом гаркнул сопровождающий и, подскочив к замершему верзиле-гвардейцу, сунул ему под нос какой-то круглый жетон. – Это гости его величества! Немедленно расходитесь!
   Гвардеец пару раз, словно раздумывая, качнулся с пятки на носок и опустил руки.
   – Симпатичный, однако, гость у его величества, – сказал он, сплюнул и в сопровождении своих ассистентов удалился к столу, возле которого застыл остальные гвардейцы. – Пошли отсюда, – раскатился под сводами кабачка его бас. – Не будем мешать гостям его величества.
   – А ведь тебе, Гусек, нужно менять профессию, – сказал Саня Веремеев.
   – Пора переучиваться на приемщика стеклотары.
   Гусев резко повернулся к нему:
   – Это еще с какой стати?
   – Нервишки у тебя ни к черту, – пояснил Саня Веремеев. – А это в нашем деле хана, сам понимаешь. Не знаю, как Серега, а мне с тобой в одной связке боязно будет работать. На спокойную работу тебе нужно переходить.
   Гвардейцы в полном молчании стоя допивали пиво и вино, сопровождающий, спрятав свой жетон, с каким-то непонятным выражением смотрел на чужеземцев, а Сергей вновь подумал, что совсем не знает этого парня, бок о бок с которым ходил не на одну операцию.
   А Гусев все сжимал и разжимал кулаки…

23. Троя

   Аллану Маккойнту было жарко, и он давно уже расстегнул комбинезон и подцепил к поясу снятый с головы герметичный шлем. Воздух был сухой, как в пустыне, и Маккойнту хотелось пить. Но он не собирался возвращаться в лагерь только для того, чтобы утолить жажду. И продолжал медленно обходить по периметру исполинское древнее сооружение, обшаривая его внимательным взглядом снизу доверху и обратно в надежде разглядеть темное пятно другого входа, ведущего внутрь Марсианского Сфинкса. Посадочный модуль закрывала от него каменная громада, а слева простиралась унылая равнина, ведущая к древнему океану. Здесь было тихо, очень тихо, словно всякие звуки навеки исчезли с этой обездоленной планеты вместе с некогда населявшими ее разумными существами.
   «Kaк все-таки это несправедливо, – размышлял Аллан Маккойнт. – Они много знали и умели, они возвели эти гигантские сооружения… и все равно не смогли выжить… Вот так и от нас останутся когда-нибудь небоскребы… нет, небоскребы рухнут, а вот пирамиды – нет. Но пирамиды – это не от нас, а от тех, кто был гораздо раньше. А от нас ничего не останется, кроме разве что мусорных свалок и подземных арсеналов… Да десятка спутников на орбите, из тех, вечных…»
   Ему подумалось, что в ясную погоду Лицо хорошо различимо с ареоцентрической орбиты – совсем недавно он не раз видел его на экране, пролетая над Сидонией. И это сейчас, когда исполин уже изъеден временем; насколько же выразительнее он выглядел тысячи лет назад! Лицо, возможно, и было изваяно именно для того, чтобы его созерцали с высоты. Марсиане были крылатыми? Не отсюда ли возникли у жителей Земли представления об ангелах? Или у них были летательные аппараты – вертолеты, самолеты, космические корабли?
   В период предполетной подготовки Аллан Маккойнт ознакомился с огромным количеством материалов о Марсе вообще и о Сидонии и Лице в частности. Была в Интернете одна статья какого-то исследователя из Восточной Европы – Мартина? Мартинга? Нет… Кажется, Мартынова… да, Олега Мартынова. Предположение европейца явно не тянуло на подлинную научную гипотезу; оно, скорее, походило на этакую лирическую фантазию – но именно потому и запомнилось.
   Мартынов фантазировал о том, что в результате планетарного катаклизма остатки марсианской расы были вынуждены перебраться на Фобос и Деймос, которые были астероидами, прибуксированными на ареоцентрическую орбиту; марсиане произвели «выработку породы из недр астероидов», – так писал Мартынов, – оборудовали внутренние пустоты, и эти новые спутники стали орбитальными базами, приютившими беженцев. Совершая вылазки на непригодную более для жизни родную планету, марсианские мастера изваяли грандиозное Лицо, которое было вовсе не Сфинксом, а… Ликом Христа! Они молились этому Лику, взирая на него с поверхности марсианских лун. Оказывается, Мессия, Сын Божий еще до своего появления в земных пределах указывал путь к спасению древней марсианской расе… Марсиане, как и много веков спустя их земные соседи, не вняли Слову Господа – и поплатились за это исходом с родной планеты. И кто знает, может быть еще и сейчас в городах, возведенных под поверхностью крохотных сателлитов Марса, продолжают…
   Аллан Маккойнт замер, а затем резко, всем телом, развернулся к Марсианскому Сфинксу. Высоко вверху темнело отверстие – и его правильная, прямоугольная, вытянутая по вертикали форма не оставляла никаких сомнений в том, что это именно специально сделанный проем, а не след от удара какого-нибудь шального метеорита. Присмотревшись, командир получил еще одно подтверждение того, что это именно вход, а не случайная выщербина – от темного прямоугольника пологим зигзагом тянулся вниз узкий выступ, по которому можно было добраться до входа. Не исключено, что там когда-то была и дверь – массивная металлическая дверь, запирающаяся изнутри, – но ее снесли с петель рвущиеся внутрь враги тех, кто находился в лабиринтах каменного исполина.
   Командир включил рацию и вызвал Майкла Савински, стараясь говорить спокойно. Сердце его колотилось так же неистово, как много лет назад, во время первого самостоятельного полета на стратосферном истребителе.
   – Слушаю, командир, – почти сразу же отозвался Савински.
   – Майкл, я вижу вход. Попробую до него добраться и заглянуть – он довольно высоко…
   – Командир!..
   – Просто заглянуть, – перебил эксперта Аллан Маккойнт. – Я же обещал, что мы пойдем только в связке. Я только загляну – если там тупик, тебе незачем будет все бросать и мчаться сюда. Но если там действительно есть проход, я позову тебя. А пока работай.
   – Я очень рассчитываю на ваше благоразумие, командир, – нетвердым голосом сказал Майкл Савински после паузы.
   – Можешь не сомневаться, – заверил его Аллан Маккойнт. – Не для того я сюда летел, чтобы меня прихлопнуло каким-нибудь древним кирпичом. Я всегда мечтал умереть в собственной постели, в окружении домочадцев.
   – Ох, смотрите, командир… Может, все-таки подождете меня, и поднимемся туда вместе?
   – Подняться я сумею и один. Занимайся своим делом, Мики. Обещаю, без тебя не полезу.
   Майкл Савински вздохнул:
   – Слушаюсь, командир…
   Аллан Маккойнт застегнул комбинезон, еще раз окинул взглядом каменную стену, прикидывая, насколько сложным будет путь наверх, и решительно зашагал к уходящему в грунт выступу.
   Вблизи карниз оказался не таким и узким – на нем вполне могли бы разминуться два человека. Неровная, кое-где засыпанная ржавой пылью тропа была не особенно крутой, и командир «Арго» поднимался по ней без труда, на всякий случай придерживаясь правой рукой за стену. Оказавшись на высоте десятиэтажного дома, он перестал смотреть вниз – альпинизмом он никогда не увлекался и ему было неприятно видеть сбоку от себя пустое пространство; совсем другое дело – обозревать распластавшуюся от горизонта до горизонта землю из кабины самолета. Временами мелкие камешки, задетые его ногами, срывались с тропы и с затихающим стуком, совершая длинные прыжни, катились по слегка наклонному боку Марсианского Сфинкса.
   Зигзагообразный путь наверх был раза в три длиннее, чем расстояние, отделяющее прямоугольник входа от поверхности бурой равнины, и Аллану Маккойнту потребовалось около четверти часа, чтобы добраться до покрытой сеткой узких трещин небольшой полукруглой площадки перед проемом. Переведя дыхание, командир открутил от шлема фонарь и, взяв его в руку, собрался было сделать шаг вперед, но его остановил сигнал вызова.
   – Как дела, командир?
   – Все в порядке, Майкл. Только что прибыл на место. Сейчас посмотрю, что там такое.
   – Умоляю, командир, не вздумайте только лезть туда!
   – Я помню, Майкл. Оставайся на связи, сейчас все станет ясно…
   «Господи, прошу Тебя, сделай так, чтобы там действительно оказался проход! – мысленно взмолился Аллан Маккойнт, приближаясь к темному прямоугольнику. – Я очень прошу Тебя, Господи! Ведь Ты же всеблагой и милосердный, ведь Ты же любишь нас, Господи… Я очень надеюсь на Тебя, Господи, ведь Ты – моя единственная и последняя надежда…»
   Грубые камни проема не носили никаких следов обработки, и не было там и намека на дверные петли. Проверяя ногой поверхность площадки перед собой, прежде чем сделать следующий шаг, командир подошел к проему, поднял голову – сверху ничего не нависало, не катились и не летели глыбы – и, включив фонарь, направил луч света в темную глубину.
   – Ну что там, командир? – нетерпеливо, с тревогой спросил Майкл Савински.
   Аллан Маккойнт не успел ничего ответить. И разглядеть тоже ничего не успел. Мягкий, но чувствительный толчок в спину, подобный то ли резкому порыву ветра, то ли ударной волне, заставил его потерять равновесие. Чтобы не упасть, он вынужден был сделать несколько шагов вперед, инстинктивно выставив перед собой руки – и его внесло в проем.
   – Коман… – раздался и тут же захлебнулся голос Майкла Савински.
   Аллану Маккойнту все-таки удалось удержаться на ногах, но у него вдруг закружилась голова. Он судорожно втянул воздух широко открытым ртом, ничего не видя и не слыша, – и что-то извне начало вторгаться в его сознание, что-то овладевало его мозгом, и командир «Арго» постепенно перестал ощущать себя Алланом Маккойнтом, превращаясь, подобно оборотню, в кого-то совсем-совсем другого…
   И вдруг возник у него в голове образ огромного сверкающего лезвия. Лезвие молниеносно опустилось, обрубив все прошлое. Опустилось – и исчезло…
   …Проход постепенно сужался, и он вынужден был перейти с бега на быстрый шаг, то и дело задевая плечами острые кристаллические выступы. Впереди пронзительно полыхнуло, он непроизвольно зажмурился и остановился, уже зная, что именно означает это ослепительное сияние, и Радуга наткнулась на его спину.
   – Что там? – раздался ее задыхающийся голос.
   Он молчал, вслушиваясь в мертвенную тишину лабиринта, потом убавил свет фонаря и безнадежио принялся изучать стекловидную стену, преградившую путь. Стена тоже померкла, холодно переливались полупрозрачные кристаллы, и в толще стены отражалось размытое световое пятно от фонаря.
   – Тупик, – сказал он. – Мы в тупике…
   Радуга затихла за спиной. Вдали, в темной глубине извилистого прохода, в кристаллических недрах, сквозь которые они пробирались, потеряв счет времени, нарастало зловещее шипение, словно ползли по их следам полчища ядовитых змей.
   Он стоял перед стеной, от которой веяло безнадежным холодом, и растерянно поглаживал короткий ствол изучателя, и Радуга прижалась к нему, а по следу их шли враги – и выхода пока не предвиделось.
   Пока?..
   Он стоял и думал, что зря все-таки полез в этот лабиринт. Впрочем, выбирать не приходилось. Патрульные катера троянцев на бреющем вылетели из-за холмов, обрамляющих голую равнину; с другой стороны, вздымая белесую пыль, катили их боевые машины, а обломки его маленького бота лежали где-то по ту сторону холмов, и спасибо системе предупреждения – удалось катапультироваться буквально за мгновение до прямого попадания… А Радуга махнула ему рукой из какой-то дыры, скрытой под грудой бурых камней, и кто ее знает, как она попала на Трою – ведь оставалась же в базовом лагере, за тридевять космических земель отсюда – и некогда было ни о чем расспрашивать, потому что нужно было как можно быстрее уносить ноги. Троянцы не брали в плен. Лучшим средством охраны похищенной ими на Спарте Елены – биомашинного зеркала, тени, двойника спартанской цивилизации – они избрали уничтожение любого безрассудного храбреца, вознамерившегося вернуть Елену хозяевам.
   Собственно, Троя поначалу была не Троей, а Татьяной (так назвал в свое время этот мир командир десантной группы Пархоменко), а Спарта – Капелькой. Елена вообще не имела у землян никакого названия, потому что при первых контактах с цивилизацией Капельки о ней не упоминалось. И только после ошеломляющего налета троянцев и похищения биомашинного зеркала спартанцы обратились за помощью к персоналу базы землян. Вот тогда с подачи многомудрого ксенолога Филлера и прижились названия Троя, Спарта и Елена…
   – Что делать, Лео? – прсшептала Радуга, еще теснее прижимаясь к его спине. – Я узнала, Елена где-то здесь. Олаф разведал…
   Он, не отвечая, сдернул с плеча излучатель, упер в бок широкий приклад и резко нажал на спуск. Клубы белого пара окутали стену, сквозь пар было видно, как заслезились кристаллы. Световое пятно в глубине потускнело, задышал, зашелестел горячий воздух, заглушая приближающееся змеиное шипение.
   Но это было и все. Монолит отнюдь не собирался растекаться расплавленной волной, открывая путь вперед.
   – Бесполезно, – с горечью сказал он и повернулся к девушке. – Зачем тебя сюда принесло?
   – Длинная история. – Радуга взглянула на него снизу вверх и даже попыталась улыбнуться. – Как-нибудь потом расскажу… Лео! – Она смотрела уже не на него, а выше, на кристаллический потолок. – Смотри!
   Он направил фонарь на вспыхнувший сиянием свод – и увидел над головой темное отверстие.
   – Да, расскажешь потом, – сказал он и, присев, подставил плечо Радуге. – Вперед!
   Всего несколько секунд назад он думал о том, что заслонит девушку от наползающей змеиной армады и будет стрелять, пока не кончится заряд, а потом вместе с Радугой повторит судьбу отряда Корсакова, и судьбу Пламена, и Дуга – но мир повернулся новой гранью.
   Радуга подтянулась на руках и вползла в отверстие. Он, упираясь подошвами и спиной в выступы стен, тоже начал взбираться к возможному спасению.
   …Им пришлось довольно долго ползти, и страшно было думать, что впереди может оказаться тупик. Потом туннель расширился, они смогли подняться на ноги и, пройдя еще немного, очутились в небольшом зале с низким сводчатым кристаллическим потолком. Других выходов из зала не было. Это и был тупик…
   У дальней стены алело в свете фонаря большое овальное пятно.
   – Все правильно! – Радуга сжала его руку. – Путь сквозь Кровавую Лужу, Олаф предупреждал. Лео, я не ошиблась! Пойдем, окунемся…
   …Их несло и крутило в красной мгле, и он боялся потерять Радугу, потерять оружие, захлебнуться в этом вязком теплом сиропе – но налетела вдруг волна и выбросила на что-то скользкое и упругое.
   – И вот мы в лабиринтах Илиона, – пробормотал он, приподнимаясь и осматривая очередной удлиненный зал с лазурными светящимися стенами и гладким, черным, тускло блестящим полом, напоминающим спину какой-нибудь королевы рыб морских.
   Радуга засмеялась и, сняв тонкую, но прочную перчатку, погладила его по щеке:
   – Какой ты смешной мокрый! Хорошо хоть комбы наши не промокают.
   «Ты тоже смешная», – хотел ответить он, но, посмотрев на девушку, прсмолчал. Кровавый сироп, не оставив следов, скатился с лица и серого комбинезона Радуги, собравшись в лужицы у ее коленей, и Радуга, с мокрыми рыжими волосами и бесшабашными зелеными глазами, была на удивление хороша.
   – Почему ты без излучателя, сумасбродка? – спросил он строго и встал на ноги, с трудом сохраняя равновесие на скользкой податливой спине рыбьей королевы. – И вообще, как ты все-таки здесь оказалась? Кто тебя отпустил?
   Радуга глядела на него, подняв загорелое посерьезневшее лицо.
   – Лео, честное-пречестное слово, это очень долго. Только поверь, ни Пол, ни Скобин здесь совершенно ни при чем. Просто мне немного повезло, вот и все, а времени было в обрез. Совсем не было времени, можно сказать. Ну хочешь, рапорт подам, когда вернемся, а?
   – Рапорт ты обязательно подашь, – жестко сказал он и подумал: «Если вернешься. Если вернемся…»
   – Хорошо, – покорно ответила Радуга, натянула перчатку и подала ему руку, чтобы он помог ей подняться. – Только…
   Вдруг ожила, задрожала, пошла волнами черная спина диковинной рыбы. Радуга провалилась в разверзшуюся яму, и края ямы почти мгновенно сомкнулись над ней, будто захлопнулась огромная кровожадная пасть. Он успел вцепиться в ладонь девушки, одиноко и жутко торчащую из черноты, и, падая, дернул спусковой рычаг, целясь в сторону от того места, где исчезла Радуга. Ахнуло, забулькало, судорогой заплясала чернота, лопнула переспелым арбузом – и он полетел в нее, держа, изо всех сил сжимая ладонь Радуги.
   Упали они во что-то мягкое, в пух не пух, снег не снег, мельтешило вокруг что-то белесое, как пыль на равнине, щекотало лицо, опадало медленно в полной тишине. Фонарь и здесь не понадобился – разливался в пространстве тусклый свет, тонул вдалеке в тусклых стенах.
   Радуга, вновь сняв перчатку, растирала кисть руки, он осматривался, настороженно поводя стволом излучателя из стороны в cтoрoну.
   – Пропадем мы здесь без подмоги. Мне кажется, мы у них как на ладони. Ты хоть сообщила?
   – Скобин должен навести второй ударный, – отозвалась девушка и поморщилась, продолжая потирать руку. – Ну у тебя и хватка, Лео. Куда там бульдогам! Но все равно спасибо.
   Он не успел ничего ответить, потому что застучали вдруг в тишине невидимые молоточки, размеренно, негромко: «Тук-тук… Тук… Тук-тук… Тук…»
   – Это еще что за напасть? – он опять вскинул излучатель.
   Радуга сделала большие глаза и приложила палец к губам:
   – Т-с-с! Ты что, раньше никогда не слышал?
   Он пожал плечами.
   «Тук-тук…Тук… Тук-тук… Тук…» – продолжали на одной ноте постукивать молоточки.
   – Разве ты не был в Доме Хранителей?
   – Нет. Я обеспечивал безопасность. А при чем тут Дом Хранителей?
   – При том! – Рапуга изящно, как кошка, вскочила и осторожно направилась на стук. Прошептала, обернувшись: – Я слышала там, в Доме, только тогда еще не знала. Никто тогда не знал, даже Скобин. Это стучит Елена!
   – Навести, навести нечем! – с досадой проговорил он. – И Парисы местные с Гекторами, поди, не дремлют, а нам с тобой и коня деревянного не из чего соорудить. – Он взял излучатель наизготовку. – Давай руку и ни шагу от меня!
   …Медленно и неуклонно сгущалась вокруг темнота.
   – Стой, что-то неладно, – сказал он и включил фонарь. Но ничего не увидел – чернота сделалась совершенно непроницаемой, сразу и полностью растворяя свет фонаря. – Опять что-то новенькое?
   Радуга сжала его ладонь:
   – Лео, идем на звук.
   «Тук-тук… Тук… Тук-тук… Тук…» – все так же монотонно стучали молоточки.
   – Не угодить бы в ловушку. Лучше постоим, подождем. Второй ударный – это, конечно, серьезно, но ведь тогда война. Боюсь, биороботами не отделаться. Уже не отделались…
   – По-другому пока не выходит, – вздохнула девушка. – Дьявол, обидно, мы так близко! Излучателя у меня нет, но есть парализатор.
   – Ну ты даешь, Радуга! Ты что, действительно намеревалась пробраться сюда в одиночку?
   – Ты покинул базу раньше и не в курсе. Олаф такое узнал, но он сам не мог, а у меня просто времени не было. Второй ударный их отвлечет, а мы с тобой будем действовать. Ага?
   Он подумал немного и ответил:
   – Ладно, попробуем. Двинулись потихонечку. Только от меня – никуда!
   И в этот миг стук молоточков заглушили другие звуки. Звуки были похожи на тяжелую поступь, словно шел на них кто-то огромный, продираясь, проламываясь сквозь черноту, и воздух испуганно вздрагивал в такт этим грозным шагам. Невидимый исполин приближался, топал колонноподобными ногами, сопел, пытался разглядеть в черноте двух незваных гостей, слепо шарил когтистыми лапами…
   Шаги прогрохотали совсем рядом, стали удаляться… удаляться… – и затихли во мраке. Снова запульсировали удары молоточков, и он разжал пальцы, сжимавшие излучатель. Чернота, протяжно всхлипнув, распалась на угловатые куски, завилась быстро бледнеющими спиралями – и растворилась.
   От зеркального пола отражался свет фонаря, в зеркальных стенах, многократно повторяясь, застыли он и Радуга. В глубине туннеля призывно, нетерпеливо раскатывалась дробь молоточков.
   Они медленно двинулись на этот стук, остановились в зеркальном тупике и прислушались.
   «Тук-тук… Тук… Тук-тук… Тук…»
   – Пробьем ли? – с ссмнением проговорил он, пробуя стену рукой.
   Девушка вытащила из-за широкого пояса плоскую продолговатую коробочку парализатора.
   – Давай, Лео!
   Он нажимал, нажимал, нажимал на спуск, и зеркало в конце концов потускнело, вогнулось и раползлось в стороны темным кляксообразным отверстием.
   – Только не спешить! Держись за мной, – скомандовал он и, пригнувшись, шагнул в дыру с оплавленными, пышущими жаром краями.
   …Наклонный коридор, заворачивающийся спиралью, привел их к частоколу прозрачных колонн, а молоточки все громче и громче били из-под пола.
   Радуга тихо охнула и, выронив парализатор, прижала ладони к щекам. Он ошеломленно опустил излучатель и скрипнул зубами. Из прозрачной глубины колонн смотрели на них безжизненными невидящими глазами Пламен, Дуг, Игорь Корсаков, Стефан… и другие… А из-за колонн вьползала серая пупырчатая отвратительная масса, растекалась по полу, вздымалась скользким неотвратимым валом, поглощая колонны с неподвижными телами, надвигалась – и шипела, шипела…
   Молоточки били прямо в подошвы, молоточки грохотали, словно стараясь расколоть пол и вырваться, наконец, из плена.
   И сзади, за их спинами, тоже нарастало, множилось ужасное шипение.
   – Лео! Господи, Лео…
   – Ну, держись, – сквозь зубы сказал он то ли себе, то ли Радуге и вновь, уже в который раз, вскинул излучатель…
   Ослепительный луч ударил в серый кисель, полосуя его, прожигая в нем глубокие борозды, но не в силах был остановить его неумолимое приближение. Кисель выбрасывал вперед и в стороны многочисленные щупальца и казался чудовищным, смертельно опасным спрутом, от которого тщетно ждать пощады.