Только за мной закрылась дверь, Мартин что-то отбарабанил на небольшом пульте у себя в столе, и тут же мне на затылок легла теплая ладонь. Ну, что ж, карты на стол. До сих пор, за все годы нашего знакомства, Мартин лишь раз позволил мне шагнуть внутрь некого круга тайных своих дел. Точнее, сам сделал шаг навстречу. Теперь был сделан второй.
   Он снял свою штуку с глаз и теперь стал похож на готового к схватке боксера-тяжеловеса из телешоу. Я невольно опустил глаза, тут же наткнувшись на собственные сжатые у живота кулаки. Ободранный правый не кровоточил и даже не болел. Вот так, стоит мне приказать… могу ли я так лишь с самим собой? Или… впрочем, думать сейчас нужно было о другом. Я прислушался к собственной боли, отмечая ее неудержимое движение. Сейчас она снова тиха и спокойна, но нужно торопиться.
   — Ты где-то пропадал.
   — Мне было… очень плохо. Пришлось выбираться. Самому.
   Мартин смерил меня взглядом. По глазам я понял, что выгляжу еще хуже, чем думаю.
   — Я выбрался. Теперь все в прошлом.
   — Почему меня не позвал?
   — Я звал… Был момент, когда я почти сдался. Но ты не отвечал. Я тебя и позже искал, о тебе никто ничего не мог сказать вразумительного.
   — Прости, я пару дней отсутствовал, но это же началось давно… так? Зачем ты полез в это, Майкл? Зачем тебе эта дрянь? Я уже год назад начал что-то замечать… ты и раньше был странный парень, но теперь…
   Меня чуть не разобрал смех. Он думал, что я подсел на какую-то химию, а сейчас не то у меня ломка, не то я пробовал сам вылезти и у меня получилось… или не получилось, и сейчас буду клянчить у него денег «на поправку здоровья». Смех как появился, так и исчез. Ничего смешного.
   — Мартин, мне и правда было плохо. Только это совсем не то, о чем ты подумал. Если бы я мог объяснить… Не важно, это все уже позади.
   Он кивнул.
   — В таком случае я тебя слушаю.
   Я вздохнул и выпалил разом, как ныряют в глубокий бассейн:
   — Мартин, я знаю, ты сейчас готовишься. Ты давно этого не делал. Но теперь ты сам решил вернуться… или тебя убедили.
   — Допустим.
   Я просто физически ощутил, как он напрягся.
   — В этом не участвует никто из наших, я бы сразу заметил. Но раз это не случайная рядовая «тема», ты вряд ли собираешься идти на нее один. Те люди, ты их хорошо знаешь?
   Мартин молчал, не меняя выражения лица. Мои догадки или попадали в «молоко», или были верными от начала и до конца.
   — Допустим, все это так. Допустим также, что я их… немножко знаю, правда, никогда не знаешь человека настолько хорошо, чтобы ему доверять как себе. Но какое тебе до этого дело, Майкл?
   — Возьми меня на это дело. Ты сможешь добиться этого у нанимателя. Так у тебя будет больше шансов выбраться. А мне… мне нужны деньги. Много денег. И я хочу эти деньги заработать.
   — С чего ты взял, что сможешь мне в чем-то помочь? Здесь кругом полно отличных парней, которых я знаю дольше, чем ты живешь на свете, и все они с радостью…
   — Мартин, не прикидывайся, ты знаешь, о чем я говорю.
   — Ладно, парень, ты правда вывернулся в тот раз, но тебе пора бы забыть о том деле. Потому что ты спасся только чудом и моими связями. А потрудиться мне тогда пришлось изрядно, понял?
   — Это и будет платой по тому долгу.
   — Забудь! Ты мне ничего не должен, Майкл.
   Мартин все-таки начал выходить из себя. Это хорошо. Ещё шаг…
   — Мартин, возьми меня, ты же понимаешь, что нам обоим от этого будет только лучше. Почему ты уперся?
   — Майкл, нет. Ты никуда не пойдешь, во всяком случае,со мной. Потому что ты не готов. Ты будешь мне обузой, а это уже — смертельная опасность для обоих. Ты не готов.
   — Я готов, Мартин. Я — готов!
   Наши взгляды снова встретились. И на этот раз эта встреча могла высекать искры. Стена превратилась в стальной борт флагманского авианосца. Пробить такую броню можно было только мощью, равной ей по силе.
   — Я вижу, чего ты хочешь. Ладно, я покажу тебе поединок. Пошли, я покажу тебе, пацан.
   Вещи мы покидали как попало, никаких щитков, я только затянул наспех правое запястье — нехорошо оно хрустнуло тогда, нехорошо.
   Голые по пояс, мы стали друг напротив друга и снова бились взглядами, пытаясь что-то бессловесное друг другу доказать. Но ни взгляды, ни слова сегодня уже ничего не значили. И потому циновки затрещали разом под нашими ступнями, когда мы бросились вперед.
   Мартин учил меня, как бороться за жизнь и побеждать, он никогда не признавал каких-то определенных стилей, справедливо полагая, что каждый из них имеет свои слабые стороны, которые опытный противник всегда сумеет повернуть против тебя, поэтому наши тренировки проходили в изучении приемов и способов их отражения всех известных школ, доживших до конца двадцать первого века, однако в тот раз мы, не сговариваясь, синхронно выбрали для схватки один из стилей несколько извращенной рэперской капоэйры, очень популярной некогда в рабочих многоквартирниках. Рассчитанная на борьбу с многочисленным противником в узком пространстве, она приучала бойца даже в бешеном вращении танца слышать ритм своего сердца и не терять ориентацию в любых лабиринтах.
   Сейчас это было словно признанием — мы оба оказались загнанными в один узкий коридор, из которого нужно было еще найти выход.
   Наши пятки выбивали из циновок ритмы латиноамериканского континента, пространство волчком вилось вокруг нас, вставая на дыбы в моменты выходов-атак, однако пока мы не допускали настоящего контакта, пытаясь наскоро прощупать слабые места друг друга. После того случая Мартин избегал поединков со мной, ребята даже начинали порой над ним подтрунивать, что, впрочем, не меняло главного — я мог только смириться, видя отныне в Мартине лишь тренера, но не потенциального партнера на татами. Он тоже явно не спешил недооценивать мои теперешние силы. В его движениях я почувствовал даже не осторожность — настороженность.
   И тогда я бросился вперед, улучив первый мало-мальски удобный для этого момент. Мы слетелись и снова разошлись на два шага, достаточных для глухой обороны. Мартин плотно держал за собой верхний уровень, мне же пришлось опуститься в партер. Мартин уходил с линии атаки, не пытаясь контратаковать. Он не хочет этой драки, до сих пор — не хочет!
   Взвинчивая темп, я следил за нашим дыханием — Мартин был силен, с точностью метронома он следовал за навязываемым мною ритмом. Но ничего не делал в ответ, лишь имитируя настоящий натиск. Не рассчитывал же он, что я просто устану!
   Я выглядел плохо, да, но ему уже было дано достаточно времени, чтобы понять — корень моей слабости лежит далеко от простого физического недуга. Или он до сих пор честно думает, что я накачался какой-то химией и теперь веду себя так, подчиняясь эйфории активатора? Пора его огорчить.
   Замедление ритма было крошечным, но достаточным, чтобы он смог его заметить. Теперь восстановиться, а спустя секунду.
   Есть! Мартин попался, ринувшись вперед неумолимо раскручивающейся пращой. Он успел отскочить только чудом, когда ребро моей ладони уже свистело ему в висок. Мир снова вернулся к устойчивому вращению, только оборонная дистанция теперь чуть выросла. Чуть-чуть, совсем немного, какие-то миллиметры. Но я понял — Мартин даже не думал списывать этот свой просчет на мое везение. Теперь он понял, что я — это я, а не накачанная дрянью машина саморазрушения.
   Шутки кончились.
   Его волчок разом сплюснулся… и развернулся, выворачиваясь наизнанку — Мартин атаковал меня сразу в трех плоскостях, с выходом в стойку на одной руке. Я даже не подумал пытаться контратаковать — таким плотным был натиск. Едва успевая одиночными касаниями отводить град ударов, я отступил сначала на шаг, потом на два, а потом был вынужден еще взвинтить темп, чтобы вернуть себе возможность хоть какой-то активности. Мартин умудрялся контролировать каждое мое движение.
   Даже боль моя, мой лучший друг и моя опора, даже она куда-то поспешно отступила, очищая голову от багровой мути. Это могло быть добрым предзнаменованием, но мне почему-то начинало казаться, что я зря ввязался в это дело, нужно было уговорить… найти какие-то слова, подобрать аргументы…
   Мартин почувствовал мою неуверенность, продолжая настойчиво теснить меня к стене, у которой, я знал, меня уложат так же быстро и эффективно, как я полчаса назад ту злосчастную грушу. Мартин надвигался, не замечая моих потуг оказать сопротивление. Куда мне, наглому, самоуверенному, невесть с чего возомнившему о себе сопляку тягаться с человеком вдвое старше, за плечами которого стоит такое, что мне и не снилось…
   Еще одно касание, уже очень чувствительное, отбрасывает меня на последний рубеж. Дальше — только поражение. А если Мартин в запале чуть не рассчитает силы — парой переломов отделаться на таких скоростях — уже чудо.
   Бух.
   В растянутом течении времени сердце уже не отбивало дробь, оно работало подобно огромным тяжелым мехам, качающим воздух к жерлу топки. Я цеплялся остатками воли за окружающее пространство, готовый скорее взлететь в густеющем воздушном вихре, чем сдаться.
   Хрустальный мир напомнил о себе сам. Вернее, он не покидал меня ни на миг, это я забыл о нем, вместе с той болью, что была его родной сестрой. И лишь должен был настать такой миг, чтобы он мог вернуться ко мне в сознание. Вытесняя страх и неуверенность.
   Хрустальный мир по-прежнему царапал радужку, заставляя слезиться глаза. Он колол избитые о жесткую циновку ноги. Он яркой пылью влетал мне в легкие, разливаясь по крови. Он был во мне, а я был внутри него. И Мартин был.
   Только он видел этот мир совсем другим, не замечая тысяч важных деталей, не обращая внимания на скрытые закономерности. Даже законы этого бытия для него были лишь далеким курсом начальной школы, в остальном оставаясь на долю отточенных рефлексов да тренированного чувства равновесия, недостатки которого возмещала идеальная пространственная память.
   Неожиданно для себя я увидел его таким, каким он был для самого себя — уставшим, но еще очень сильным. Абсолютно уверенным в собственном видении мира, но все-таки чуточку готовым к неожиданному. Это мой шанс. Просто одолеть Мартина — половина победы. Нужно его удивить настолько, чтобы стена его уверенности дрогнула и подалась.
   И тут картина моего хрустального мира разом преобразилась. Перестали мелькать кружащиеся в смертельном танце тела. Перестал вращаться воздух. То есть нет. Движение мира продолжалось. Но теперь оно было вне меня, по ту сторону незримого барьера, отделяющего твое «я» от остальной вселенной.
   Хрустальный мир стремительно рос вокруг, наполняясь новыми деталями, сигналами, движением и жизнью.
   Мне не нужно было так много. Мне было достаточно одного Мартина, что пошел сейчас в решающую атаку, снова раскручивая свой убийственный вихрь.
   Натруженное тело, повинуясь команде, сжалось в комок, падая на циновку чугунной гирей. Только гиря продолжала бы вращаться, скованная собственной инерцией.
   Я остановился, как будто был тут, в покое и забвении, всегда, с начала времен.
   Мартин все-таки успел заметить, как это произошло. Ломая привычную цепочку рефлексов, он волевым усилием выгнул дугу атаки, изо всех сил стараясь довести ее до цели.
   Ему это удалось каким-то чудом. Ценой невероятного напряжения. Я услышал, как хрустнули выворачиваемые суставы.
   О, Мартин, я тебя все-таки вывел из равновесия. И как же ты собираешься возвращать себя из этого движения? Ты же меня так убьешь, пожалуй.
   Моя ладонь коснулась его голени так нежно, словно хотела потрепать по щеке новорожденного. Мартин мне еще был нужен. Целым, способным передвигаться, невредимым, полным сил. Поверившим в меня, наконец.
   Мне хватило всего трети оборота, чтобы остановить его бешеное вращение.
   Мартин стоял, чуть пошатываясь, ко мне спиной, и непонимающе озирался. Я снова слышал, как хрустели, возвращаясь на место, вышибленные им в запале боя суставы. Будет болеть, но он привычный, потерпит.
   — Мартин, ты уверен, что хочешь продолжить… теперь?
   Он атаковал меня на звук, как стоял, спиной ко мне.
   Теперь он не обременял себя определенным стилем, да и оставалась ли в его сознании хоть единая искра самоконтроля, сдержанности, холодного расчета?
   Я чувствовал через хрустальный мир его горячую, бьющую в кровь ярость. И был ей так рад, как не был рад до того дня ничему на свете.
   Лавина ложных выпадов, маскирующих настоящие, смертельно опасные удары, обрушивалась на меня потоком хаоса, безумного разрушительного движения, из которого я должен был вычленять крошечные следы информации, направленной не в пространство, а на меня, управляемой агрессии.
   Я ужом извивался в этом темном лесу вспарывающих пространство рук и ног, не давая себе расслабиться даже на мгновение. Мартин был старым воякой, даже его кажущаяся безумием ярость была подчинена одному — обмануть противника, дать ему ошибиться, и тогда — добить, без колебаний и жалости.
   Хрустальный мир трепетал на ветру его дыхания, пересказывая мне самые звериные, самые подсознательные его порывы. Не уверен, что минутой позже он сам их сможет вспомнить. Не уверен, что он и сейчас их хоть в какой-то степени осознает.
   Не важно. Чтобы взять верх в этой схватке, мне нужна об окружающем мире вся информация.
   Мы метались по залу в абсолютном молчании, и только сиплое дыхание все громче вырывалось у нас из груди. Пора было заканчивать, иначе… это ощущалось как холодная тяжесть внутри, в глубине хрустального мира, который был мной. То, что я делал в тот миг, заставило стронуться какие-то дремавшие силы. Или это сами силы давали о себе знать, внешне проявляясь в виде едва окрепшего юнца, ставшего вдруг настоящим, сильным, опасным и вертким противником. На самом же деле… что было на самом деле, мне думать тогда было некогда. Оставался лишь потаенный страх, что нечто теперь совершенно лишнее все-таки случится.
   Раньше, чем я мог это позволить.
   Хрустальный мир дрогнул.
   Почувствовать себя собой.
   Почувствовать себя вселенной.
   Почувствовать себя им.
   Я Мартин. Я сейчас Мартин. Я двигаюсь вперед. Непреодолимое, отточенное движение. Мальчишка должен оставаться собой, заниматься своими делами, своей собственной жизнью, а не лезть в это… треклятое болото.
   Я ему покажу, что значит боль, та боль, что не проходит. Боль поражения, однажды случившегося, от воспоминаний о котором ты не избавишься уже никогда. Лучше сразу узнать, каково это, и не повторять чужих ошибок.
   Вот ты какой, Мартин. Делаешь выбор за другого. Но выбор уже сделан. Тебе его не понять, потому что за меня его сделал мой хрустальный мир, подаренный мне без моего на то желания.
   Приступим.
   Это было как удар о каменную стену. С разбегу.
   Мартин слабо шевелился на полу, пытаясь прийти в себя. Ничего, отойдет.
   — Мартин. Ты споришь с очевидным. Я готов. Тебе придется меня взять с собой. Я знаю, тебе нужна моя помощь. Один ты не вернешься.
   Кажется, он справился. Взгляд вновь обретает осмысленность, движения — четкость. Только взгляд этот мне не сулил ничего хорошего.
   — Нет.
   — Мартин, я знаю, что ты сейчас обо мне думаешь. Ты не хочешь ломать мне жизнь. Ты ведь был мне вместо отца. Только это ложная забота, Мартин.
   — Нет.
   — Посмотри на меня, Мартин. Ты правда думаешь, что я все еще тот парень, которого ты знал с детства? Неужели тот, кого ты видишь во мне, смог бы тебя одолеть?
   — Это ничего не меняет.
   Я почувствовал, как жаркая, растапливающая мышцы, нервы, кости в дрожащий комок сила вырывается на волю. Боль почувствовала спущенный поводок. Боль брала верх.
   — Кажется, началось. Смотри, Мартин, что именно ты меня сегодня заставил выбрать.
   Хрустальный мир рушился внутрь себя, погребая меня под своими руинами.
   Боль волнами поднималась к горлу, более не сдерживаемая ничем. Я проваливался во тьму, отдаваясь этому движению целиком, без остатка. Мое тело выгибалось от изощрённого страдания, но то, что заменяло мне душу, хотело этого, не оставляя для себя иного выхода.
   Во мне было нечто, требующее завершения.
   Завершению мешало постороннее, напиханное в мое тело, исказившее мое сознание. Костыли, не нужные тому, кто был рожден летать. Инвалидная коляска, ставшая смирительной рубашкой.
   Жалкие капли железа в моем теле.
   Глупые человеческие поделки, что мучили меня, отделяя меня от моего хрустального мира.
   Настала пора избавиться от них окончательно.
   Очнулся я, лежа на полу в луже собственной крови, прижимая ладони к ране в боку, глаза мои заливало слезами, тело дрожало.
   Но я не чувствовал больше ничего, кроме тишины и пустоты. Боль ушла, оставив меня одного.
   Нет, не одного. Ко мне приближался Мартин.
   — Парень, ты в порядке?
   Я кивнул, отваливаясь на спину.
   Вот так. Все кончено. Я могу жить… дальше жить без моего хрустального мира.
   — Может, тебя в медсектор отнести?
   — Н-не надо. Мне уже лучше.
   Я попробовал приподняться на локте. Ничего. Боли не было. И силы вроде бы возвращались. Только кулак почему-то не желал разжиматься. Окровавленный кулак, поднесенный к самому лицу.
   — Мартин, взгляни.
   Пальцы все-таки разжались.
   Перед глазами сверкала, отражая яркий блеск потолочных ламп, блестящая капля металла той неправильной формы, какую обретает расплав, канувший в ледяную воду. Все, что вышло из меня сегодня.
   — Вот о чем я тебе пытался сказать. Со мной все очень непросто, Мартин.
   — Парень, посмотри на себя, ты же еле двигаешься, куда тебя все несет…
   — Я верну силы, это просто. Дай мне час-другой… мне нужно это дело, мне нужны деньги. Я знаю, ты все сможешь устроить.
   Я помолчал и добавил:
   — У меня мама в больнице при смерти. И ты знаешь, что другую помощь я не приму.
   Дальнейший разговор не имел значения. Мартин ругался, говорил, что все устроит. Меня его слова уже не волновали. Я чувствовал, что он сдался. Он знал, что другого выхода ни у него, ни у меня нет.
   Я чувствовал… Стоп.
   Мой хрустальный мир — он был снова со мной. Не таким колючим, как раньше, он не ранил мне пальцы, не царапал хрусталики глаз. Он жил мной так незаметно и естественно, что я подумал… боже, я подумал, что его потерял.
   — Ладно, Майкл, я попробую. Только предупреждаю, дело очень скверное.
   — Было бы такое скверное, ты бы на него никогда не согласился.
   — Ты не понимаешь. С виду вроде все выглядит гладко. Слишком гладко, парень. Так не бывает в реальной жизни.
   Мартин держался за травмированное плечо и через вдох-выдох морщился.
   — Слишком много денег, слишком много задействовано людей. Слишком простая цель. Чего-то заказчик не договаривает. Но я его так и не смог поймать. К тому же… заказчик явно не тот. Подставной.
   Я смотрел на него и удивлялся. Как я мог считать этого человека загадкой, скрытного древнего мужика, моего ненавязчивого опекуна.
   Он был передо мной на ладони. То, что он говорил, я мог читать в его глазах. Если бы те люди, с которыми я имел дело с тех пор, все были такими скрытными и сильными. Увы, Мартин был славным простым парнем по сравнению с воротилами Корпораций. Но тогда я этого не знал.
   Мы стояли друг напротив друга, делая первые попытки действительно друг другу поверить.
   — Я добьюсь для тебя аванса. Твоей матери пригодится. Наша медицина любит наличность.
   Когда вернулись наконец первые завсегдатаи тренажерной, они застали нас с Мартином дотирающими последние следы крови на полу и стенах. Все-таки изрядно наследить мы успели еще до моего фокуса с исторжением неживых предметов.
   Косые взгляды, никак не желающее расставаться с хмуростью выражение глаз Мартина. Я шел по привычным коридорам и переходам социалки, щурился от уже таких редких лучей солнца, отраженных башнями высоко вверху.
   И не понимал, что вижу это все в последний раз. И что в последний раз меня зовут Майкл Кнехт. Точнее, в предпоследний.
   Мне было так спокойно, что я даже не заметил холодный взгляд, скользнувший в мою сторону с небес. А заметить — стоило.
 
   «Восток-восемь, принимайте координаты цели. Курс — 250 градусов, дистанция сто двадцать километров. Подтвердите получение».
   «Информацию получил, Перехожу в форсированный режим. Требуется целеуказание».
   «Миссия — перехват груза, уничтожить охранение, принудить транспорт к снижению. У вас двукратное превосходство в огневой мощи, тактический монитор прогнозирует…»
   «Капитан, я вижу, что прогнозирует тактика, каковы наши первичные императивы?»
   «Требуется сохранить груз, судьба людей никого не волнует, можете даже не предупреждать, атакуйте с налета».
   «Насколько важен груз, капитан, есть ли крайняя необходимость рисковать машинами и жизнью пилотов?»
   «Первичный приоритет, прямой приказ высшего руководства. Риск минимален, но вам платят именно за риск. Выполняйте».
   «Понял, капитан. Последний вопрос — чей в транспорте груз?»
   «Информации нет».
   «Информации нет, или она засекречена?»
   «Информации нет».
   Улисс чувствовал их переговоры сквозь все помехопостановщики. Четыре десятка боевых реактивных винтолетов «Гроза» с эмблемами «Сейко» на борту. Впрочем, эта Корпорация была в Европе редким гостем, да и пилоты вели себя слишком раскованно для барражирования над чужой территорией. Скорее всего — временная маскировка наемников. Улисс бы поставил на родную «Джи-И» или «Эрикссон». Снова запахло утечкой. Двойной. Тройной.
   Если бы у него хватило времени полноценно спланировать операцию, поиграться схемой интересов Корпораций в этом секторе… но транспорт должен был прибыть вовремя. Слишком велика вероятность, что кто-нибудь засечет атипичный всплеск нейтринного потока. До сих пор на континенте оставались старые подземные резервуары-ловушки. Некоторые из них продолжали фиксировать подозрительные треки. Ошибки в расчетах нейтринного поля Солнца с конца двадцатого века оставались загадкой… и некоторым все неймется ее разрешить. Чудесным образом именно сегодня это можно сделать легким и простым способом. Включить счетчик. И прокоррелировать изменения частоты срабатываний с появлением на одной из трасс неопознанного транспорта. Закон обратных квадратов еще никто не отменял. И скорость света. Даже такое количество резервуаров позволяло проводить полноценную триангуляцию.
   Транспорт полз слишком медленно. Здесь у него маневренности — чуть, нужно пройти над Альпами, там будет свободнее, спокойнее воздушные потоки, меньше помех для навигации, можно будет опуститься на комфортную высоту, не опасаясь турбулентности облачных слоев. А пока они вынуждены готовиться принимать неравный бой. Неведомый «капитан» был прав, с двукратным превосходством в дистанционном бою они могут смять силы конвоя одним натиском.
   «Звено Беста и звено Герман. Выдвигайтесь по носу транспорта, обеспечьте чистый курс. Остальным держаться в охранении, ваша задача — держать фланги. До особого приказа построение не менять, мое звено двигается на перехват».
   Шесть юрких легких винтолетов против армады поднимающихся со стартовых площадок все новых машин противника. Откуда их столько? Чтобы собрать такую ударную группировку на нашей трассе, которую сами пилоты транспорта узнали за десять минут до старта… уже сейчас Улисс хотел взглянуть в глаза тому, кто сумел… Нет, это бессмысленно сейчас. Нужно думать о пилотировании, о предстоящем неизбежном бое.
   Думай о чужих, свои сами тебя найдут.
   Первичные перестроения собрали контратакующую группу винтолетов в короткий клин, вспарывающий воздух с таким спокойствием и сосредоточенностью, будто этот курс был спланирован заранее. Будто позади не оставался лишь едва прикрытый, медленно ползущий по небу транспорт.
   На противостоящие силы противника клин обращал не больше видимого внимания, чем трехсотэтажная башня на подходящего к ее подножию пешехода.
   «Неопознанная группа винтолетов, вы только что вторглись на территорию Корпорации „Сейко“, немедленно предъявите ваши полетные аккредитации. Повторяю, вы находитесь на частной территории, немедленно заглушите маршевые двигатели и приготовьте полетную документацию на право пролета в данном секторе для досмотра».
   Они все-таки решили начать с переговоров. Чертовы глушилки не дают разбирать голоса. То ли «Восток-семь» решил лишний раз не рисковать, а вдруг мы оценим его огневую мощь и не станем лезть на рожон, то ли это загадочный «капитан» решил поиграть с Улиссом в «кто кого надует». Вернее всего — второе. Ну что ж, поиграем в ваши игры.
   «Говорит конвой „Майкл-710-207“, согласно карте мы находимся сейчас на нейтральной территории. Сверьте показания наших радаров. Должно быть, это какая-то ошибка. Конвой принадлежит Корпорации „Джи-И“, в случае нападения вы будете иметь дело с разбирательством на уровне Верховного Арбитража Евросоюза».
   Построение противника едва заметно дрогнуло. Минус десять минут до огневого контакта. В правильном направлении копаешь, Улисс. Неужели и правда «Джи-И»?
   «Готовы принять вашу сетку, однако даже если это просто технический сбой вашего оборудования, я вынужден буду задержать конвой для проверки груза. Мы не можем допустить провоз контрабанды через нашу территорию».
   Отлично. Привязка узлов сетки скажет им о начинке бортовых позиционных систем лучше всяких слов. Только скажет она им ровно то, что захочет Улисс. Перепрограммирование оборудования прошло с первой команды, без малейших сбоев. Хорошо.