Коул Аллан. Когда боги спали

   Нериса успокоилась и подняла голову, чтобы взглянуть на него. Она улыбнулась, но нижняя губа дрожала. Глаза глядели открыто, и он разглядел, как под их темной поверхностью бурлят эмоции. Он внезапно понял, что, если сейчас скажет что-то не то, она разрыдается. Вуаль перед его мысленным взором раздвинулась, и он понял причину слез. Нериса влюбилась в него. Он видел, как сестры влюблялись в парней, гораздо старше их, и потому страдали из-за этого. Он знал, что эти заболевания быстро проходят. Но в случае с Нерисой все может оказаться тяжелее — ведь она столь одинока, лишена любви и ласки. Сафар, еще не исцелившийся до конца от столкновения с Астарией, понимал, что, если чем-то обидит Нерису, рана окажется глубокой. Он задумался, что же ему делать.
   И тут же понял, что вообще ничего не надо делать. Пусть переживет свое увлечение, как это делали его сестры. От него же требуется лишь бережное к ней отношение.
   Нериса внезапно почувствовала неладное. «Он догадался, — подумала она. — Я с ума сошла! Не надо было так одеваться! И теперь он знает! Что же мне делать? Что он скажет? Посмеется надо мной? Или вышвырнет? Какая же я дура, дура, дура! О боги, сделайте так, чтобы все было как прежде».
   Сафар кашлянул и взялся за черепашку. Нериса приготовилась услыхать слова презрения.
   — Если ты поможешь мне, я легче справлюсь с заклинанием, — спокойно сказал он.
   Боль в сердце Нерисы временно успокоилась. Она вскочила на ноги.
   — Что я должна делать? — с готовностью спросила она.
   Сафар указал на потрепанный чемодан, стоящий в углу.
   — Там найдешь деревянный ящичек практически со всем, что мне нужно. Затем, если тебе не сложно, начинай разводить огонь под жаровней.
   — Совсем не сложно, — сказала Нериса, перенимая спокойный тон Сафара.
   Она принесла ящик, и, пока разводила огонь, он наливал разноцветные ароматные масла в широкогорлый кувшин. Высыпав туда же таинственные порошки и крепко пахнущие травы, он принялся размешивать содержимое кувшина каменным пестиком. Нериса услыхала, как при этом он что-то приговаривает, но так тихо, что она не разобрала ни слова. Решив, что огня достаточно, Сафар понес к жаровне большой кувшин и черепашку. Установив кувшин на решетку, в ожидании, пока тот нагреется, Сафар принялся цветными мелками рисовать на полу, окружающем жаровню, искусный и сложный узор. Закончив рисунок, он сказал:
   — Ну а теперь, ты сядешь вон там… — и указал на место подальше от рисунка.
   Она села там, где сказано, не сводя глаз с жаровни. Сафар сел с другой стороны от очага.
   — Тебе удобно? — спросил он. Она кивнула. — Тогда начнем. Но обещай, что не будешь смеяться, если у меня ничего не получится. Ты же знаешь, что я всего лишь студент.
   Нериса хихикнула в ответ на это замечание. Уж она-то не сомневалась, что хотя Сафар и студент, но наверняка самый великий маг во всем Эсмире. И только тут поняла, насколько легче ей стало, когда он попросил помочь. Она задумалась, уж не нарочно ли он так поступил, жалея ее. Пусть так, но тогда она еще сильнее любит его за это.
   Сафар принюхался.
   — Готово, — сказал он.
   — Мне надо что-то делать? — спросила Нериса.
   Сафар протянул ей щетку с длинной рукоятью, сделанную из медвежьей щетины.
   — Окуни щетку в кувшин, — сказал он. — Хорошенько помешай, чтобы щетина хорошо пропиталась.
   Она помешала щеткой в густой, булькающей смеси. От запаха она-сморщилась, хотя позже не смогла бы сказать, плох был запах или хорош, сладкий или кислый. Сафар кивком подал сигнал, и она вытащила щетку. Он взял каменную черепашку, поместил ее на середину правой ладони и вытянул руку над жаровней.
   — Крась черепашке спину, — сказал Сафар.
   Нериса осторожно провела щеткой по зеленому изображению острова. Хотя смесь из кувшина обладала густым черным цветом, на зеленом остались лишь серые полосы.
   — Клади гуще, — сказал Сафар. — Не робей.
   Нахмурившись, Нериса сосредоточенно взялась за дело, пока липкая смесь не покрыла весь камень и не стала стекать на руку Сафара.
   — Именно так, — сказал Сафар. — Теперь обмакни еще раз и покрой сверху вторым слоем. Гуще, чем в прошлый раз. Но теперь с приговором. Поэтому слушай внимательно, что я скажу, и в точности повторяй.
   Нериса кивнула, обмакнула щетку, и, пока красила спину черепашке заново, они вместе принялись приговаривать:

 
Свет разгоняет ночь.
Что за жемчуга таятся под камнем?
Все темное, проявись,
Дай плоть камню и мозг костям.
 

   Сердце Нерисы застучало быстрее, когда она увидела, как из каменного идола проступило слабое свечение. Она могла поклясться, что ноги черепашки двинулись, и раскрыв рот увидела, что идол ожил и потрусил на ладони Сафара. Он шепотом приказал ей сидеть неподвижно, а сам поставил черепашку на пол. Свечение тут же погасло, а фигурка застыла в прежней, безжизненной позе. Сафар выругался, но тут же поднял голову и ободряюще улыбнулся Нерисе.
   — Дело оказалось сложнее, чем я думал, — сказал он. — Так мы можем приговаривать всю ночь, но не обнаружим нужное заклинание.
   Из рукава он извлек небольшой серебряный нож, обоюдоострый и изукрашенный сложным орнаментом. Это был тот самый колдовской нож, который Коралин подарил ему для разрешения трудных проблем.
   — К счастью, — сказал Сафар, указывая на нож, — у меня есть хитрое средство.
   Вновь подав сигнал Нерисе сидеть тихо, он приложил нож к каменному панцирю черепахи. Кончик коснулся красной горы с ликом монстра. Сафар забормотал:

 
Покажи ключ,
Подходящий к замку.
Распутай следы
И разрежь узел…
 

   Голос Сафара становился все тише, и последних слов заклинания Нериса не расслышала. Но она была столь поражена его собранностью, что не разобрала бы слов, если бы он и кричал. Ей еще не приходилось видеть такой сосредоточенности. Глаза Сафара обратились внутрь, покрывшись плавающим голубоватым дымком, сквозь который пробивалось синее пламя. Легкое свечение охватило все его тело — розовая окантовка с разноцветными искрами. Лицо заблестело от пота, тени углубились, черты обострились. Ощутив слабый запах мускуса от его тела, Нериса почувствовала, как мягчайшим из покрывал на нее опускается успокоение. Глаза ее помимо воли остановились на лице монстра, не имея силы оторваться.
   Сафар окончательно и резко стукнул ножом по камню, и внезапно лицо монстра высвободилось из камня, стало взмывать все выше и выше, нарисованные глаза заморгали, а рот задвигался, выговаривая слова.
   — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — услыхала Нериса.
   Затем под лицом сформировалось тело, и Нериса от удивления откинулась назад, увидев, как маленькое существо, ростом не более трех ладоней, соскочило на пол с черепашьей спины. Существо походило на лягушку огромными зелеными глазами и широким ртом, из которого торчали четыре острых, как иголки, зуба. Но тело принадлежало небольшому элегантному человечку, в богатом наряде, прикрывающем его с ног до шеи. Существо выглядело рассерженным. Уперев ручки в узенькие бедра, оно обернулось к каменной черепахе.
   — Если ты не заткнешься, — обратилось оно к идолу, — я тебя заставлю! Вот увидишь! — Затем существо посмотрело на Сафара и пожаловалось: — У меня от нее голова болит! Болтает не прекращая. И никогда не слушает. Иногда я даже не слышу собственных мыслей!
   — Я сожалею, что тебе приходится жить в столь шумной компании, — совершенно спокойно сказал Сафар. — Но на тот случай, если ты не заметил, подскажу, что я только что вызвал тебя. И если ты простишь мне мою бесцеремонность, ваша ссора с компаньоном не представляет для нас интереса.
   Существо сверкнуло глазами на Сафара, затем на Нерису.
   — Вот тем люди и отличаются, — сказал он. — Их чужие заботы не волнуют. — Оно наклонило голову к идолу, словно прислушиваясь, затем сказало: — Придется признать, Гундари, как ни странно, ты говоришь мудрые вещи. — Сафару же оно проговорило: — Гундари говорит, что все люди эгоисты. И вы пока еще не опровергли это утверждение.
   — А кто это — Гундари? — спросил Сафар.
   Существо фыркнуло, выпустив из ноздрей крошечные языки пламени.
   — Мой близнец! Кто же еще! — Он произнес это так, словно Сафар выказал себя самым невежественным из смертных.
   — А ты кто?
   Последовало очередное свирепое фырканье.
   — Гундара, вот кто!
   — А почему бы твоему близнецу тоже не показаться? — спросил Сафар. — Скажи ему, пусть появится, чтобы мы могли посмотреть на него.
   Гундара пожал плечами, изящно, как танцор.
   — Он никогда не показывается людям. Так не заведено. С вашей разновидностью дело имею я. А он общается с демонами.
   — Тогда ты должен понять, что тебя вызвали, — сказал Сафар. — И что ты должен внять моей просьбе.
   Гундара вскочил на трехногий табурет, встав так, чтобы посмотреть Сафару прямо в глаза.
   — Еще бы. Еще бы. Я понял. Повинуюсь, о Мастер Невоспитанности. Но учти вот что. Я еще не обедал. — Он указал на идола. — А этот проклятый прожорливый близнец слопает все, если я скоро не вернусь.
   Он обратился к Нерисе, очевидно надеясь на большее сочувствие:
   — Ты не поверишь, как тяжело добывать приличное пропитание, обитая в этом каменном истукане.
   — Представляю себе, — сказала Нериса. Она сунула руку в карман и извлекла кусочек сахара.
   Глаза Гундара загорелись.
   — Тысячу лет не ел сахара, — сказал он. И протянул крошечную ладошку.
   Нериса в нерешительности посмотрела на Сафара. Тот кивнул, она протянула сахар, который мгновенно сграбастал Гундара и запихал в рот. Он причмокивал, закрыв глаза, словно пребывая в раю. Затем деликатно облизнулся длинным красным языком, собирая крошки, налипшие на губах.
   Покончив с этим делом, он обратился к Сафару:
   — И что же ты хочешь, человек? Только не слишком сложное. Видишь ли, за кусок сахара целый мир тебе не удастся заполучить.
   — Прежде всего я хотел бы узнать кое-что о тебе, — сказал Сафар. — Откуда ты? И для чего предназначен?
   Гундара вздохнул.
   — И почему мне всегда попадаются одни тупицы? — пожаловался он. — Три раза меня вызывали за последние пятьсот лет. И каждый последующий человек оказывался глупее предыдущего.
   — Ну хватит болтовни, — сказал Сафар. — Я тут приказываю.
   — Но только не надо так волноваться, — ответил Гундара.
   — Отвечай на вопросы, — потребовал Сафар.
   — Я из Хадин, откуда же еще? — сказал Гундара. — Мой близнец и я были сделаны давным-давно. Так давно, что и сказать не могу. По крайней мере, несколько тысяч лет назад. Мы были подарком одной колдунье в день ее коронации.
   — А для чего вы нужны? — спросил Сафар.
   — Мы — фавориты, — ответил Гундара. — Мы помогаем магам и колдуньям творить заклинания.
   — Ты сказал, что вы с близнецом разделили обязанности по общению с людьми и демонами, — сказал Сафар. — А почему?
   — Откуда мне знать? — ответил Гундара с едва скрываемым отвращением. — Такими нас сделали. Таковы правила. Я общаюсь с людьми. Гундари — с демонами. И все.
   — Твой близнец действительно в точности похож на тебя? — спросил Сафар.
   Гундара рассмеялся, издавая звуки, которые слышны при битье стекла.
   — Ни капельки, — сказал он. — Я прекрасен, как вы видите. У Гундари же лицо человека. — Существо содрогнулось. — А что может быть уродливее? Впрочем, я не собираюсь никого обижать.
   — А как вы оказались в Эсмире? — спросил Сафар.
   — Вот это-то и есть самая печальная история среди всех прочих трагедий. Нас перевозили в сундуке сокровищницы королевы, и на корабль напали пираты. С того времени мы стали собственностью созданий настолько уродливых, что вы и представить себе не можете. Нас передавали из одних грязных рук в другие. Затем, лет пятьдесят назад, мы попали в груду бросовых товаров и затерялись. С тех пор обитали на рыночных лотках. И на нас никто не обращал внимания.
   Он с любовью посмотрел на Нерису.
   — Это чудо, что ты появилась на рынке, — сказал он. — Я всегда считал женщин самыми смышлеными из человеческих особей.
   Нериса вспыхнула, но ничего не сказала.
   Гундара обратился к Сафару:
   — Я полагаю, что мой близнец и я побудем у тебя недолго. Пока кто-нибудь не убьет тебя, или пока ты нас кому-нибудь не продашь.
   — Если ты в ближайшее же время не изменишь своего поведения, — ответил Сафар, — я подарю тебя и твоего братца самой старой, самой грязной, самой бородавчатой колдунье во всем Эсмире.
   — Хорошо, хорошо, — сказал Гундара. — Не надо так расстраиваться. Я просто вел с вами беседу.
   — Что ты еще можешь делать, — спросил Сафар, — кроме, как выступать в качестве Фаворита?
   — Будто этого недостаточно, — проворчал Гундара. — Я так думаю, никто в нынешнее время не откажется от добротной, усиленной магии. То ли дело в старину… — Он смолк, увидев угрожающее выражение на лице Сафара. — Не обращай внимания. Забудь, если я сказал что-то не то. Видимо, здесь бедный Фаворит лишен дарованного богами права поворчать. Итак, если вам нужно от меня нечто большее, то можно получить. Например, я могу брать и переносить вещи, которые для обычного смертного являются фатальными, даже при прикосновении. Могу по твоему желанию шпионить за врагами. Хотя тут мои возможности ограничены, поскольку я не могу удаляться от черепахи на расстояние далее двадцати футов. Следовательно, тебе придется прятать меня где-то в жилище твоего врага или изобретать что-то еще своим немощным человеческим воображением. Хорош я особенно в умении чувствовать приближающуюся опасность.
   Гундара хмыкнул, веселясь над какой-то ему одному известной шуткой.
   — Кстати, — сказал он, — на твоем месте я бы распорядился заняться этим делом прямо сейчас.
   — Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Сафар.
   Последовало очередное хмыканье.
   — Да так, не обращай внимания, — сказал Гундара. — Просто я демонстрирую свою преданность. Но если намек тебе непонятен, о мудрец, так пропади ты пропадом!
   — Фаворит! — рявкнул Сафар. — Выступить на охрану! Немедленно!
   Существо рассмеялось и вскочило на ноги.
   — Слушаюсь, повелитель! — сказал он. — Не бойся, Гундара с тобой!
   Затем он обратился к Нерисе:
   — Я только потому немного разговорился, что ты, моя милая, была добра ко мне. Ты дала бедному Гундара заморить червячка куском сахара. Если бы те люди, что сейчас находятся снаружи, пришли по лишенную чувства юмора душу повелителя, я бы вообще ничего не сказал. Но они пришли за тобой, Нериса. И если ты та самая ловкая маленькая пройдоха, которой я тебя считаю, то тебе надо побыстрее смываться отсюда!
   С этими словами и резким хлопком Гундара исчез.
   Нериса сразу вскочила на ноги и без слов бросилась в окно. И скрылась в нем в тот самый момент, когда дверь распахнулась и четверо очень рослых, бледных мужчин ворвались в комнату. Сафар подхватил идола, пряча его в складки мантии и поднимаясь на ноги, навстречу ворвавшимся.
   — Что это означает? — решительно вопросил он.
   Самый высокий и бледный из мужчин ответил:
   — Считай как хочешь, прислужник Тимур! А теперь выкладывай, где эта воровка Нериса! И выкладывай поживей, если тебе дорога шкура!
   Сердце Сафара подпрыгнуло к самому горлу.
   Перед ним стоял лорд Калазарис — печально известный начальник всех шпионов Валарии.

11. Калазарис

   Ростом с Сафара, главный шпион выглядел еще выше благодаря черной мантии и капюшону, из-за которого его худой и бледный лик выглядел совсем призрачным.
   Сафару следовало бы изобразить униженность — упасть на колени, биться головой об пол и просить снисхождения у лорда. Но он должен был дать Нерисе время скрыться и потому повел себя нахально, зевая и потягиваясь, словно разбуженный после глубокого сна.
   — Извини, приятель, — сказал он, — но я допоздна засиделся за учебниками. Экзамены на носу, сам понимаешь.
   — Как ты смеешь называть меня приятелем! — взревел Калазарис.
   Сафар удивленно-насмешливо уставился на него, затем пожал плечами.
   — Ну ошибся, — сказал он. — Теперь я вижу, что вряд ли у тебя вообще могут быть приятели.
   — Ты что же, не знаешь, кто я? — загремел Калазарис.
   — Откуда, — солгал Сафар. — А то бы я знал, как обратиться к тебе по имени и попросить говорить потише. У меня с нервами не в порядке. От громких звуков я плохо себя чувствую и не могу сконцентрироваться.
   — Я лорд Калазарис, — прошипел начальник шпионов. — Это имя тебе знакомо, тупица?
   Сафар почесал в затылке, затем притворился испуганным и раскрыл рот.
   — Прошу прощения, лорд, — сказал он, униженно кланяясь. — Я и понятия не имел, что…
   — Молчать! — приказал Калазарис. — Я задал тебе вопрос, когда вошел. Отвечай — где эта воровка, Нериса?
   Сафар постарался изобразить недоумение.
   — Нериса? Хм, откуда же я знаю это имя? Нериса… Уж не жена ли это пекаря с улицы Дидима? Нет, не может быть… — Он щелкнул пальцами. — А, понял! Вы имеете в виду то дитя, что болтается в «Трясине для дураков»? Это ее вы ищете?
   — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, прислужник Тимур, — сказал Калазарис.
   Сафар кивнул.
   — Я действительно знаю, лорд, — сказал он. — Но я не знаю, где она. Разве что… Не поискать ли вам ее в «Трясине для дураков»? Иногда она там ночует.
   — Я знаю это, — проскрежетал Калазарис.
   — Не сомневаюсь, — сказал Сафар. — Быть главным шпи… я имею в виду, стражем Валарии…
   — Ты будешь отрицать, что был с нею вместе сегодня? — спросил Калазарис.
   — Нет, я… э… зачем же отрицать, — сказал Сафар. — Но и утверждать не берусь. — Он глуповато улыбнулся. — Видите ли, большую часть дня я пьянствовал. И многого не помню. Может быть, я видел Нерису. А может быть, и нет. Извините, но конкретнее сказать не могу.
   — Мне не нравится твое поведение, Сафар Тимур, — сказал Калазарис. — Возможно, ты считаешь себя защищенным протекцией лорда Умурхана. И что власть моя не распространяется на дела университета.
   — Прошу простить меня за грубые манеры горца, — сказал Сафар. — Иногда я действительно оскорбляю горожан, но не намеренно. Я прекрасно осведомлен о том, что долг ваш — следить за соблюдением закона по всей Валарии. А следовательно, в храме и университете.
   Калазарис, не слушая его, оглядывал комнату Сафара, подергивая носом, как охотящийся хорек.
   Отводя от себя подозрения, Сафар продолжал молоть языком.
   — Простите мою глупость, лорд, — сказал он, — но почему вы, с вашим высоким положением, ищете обычную воровку? К тому же еще и ребенка?
   Глаза Калазариса метнулись, и Сафар внезапно ощутил холод, льющийся из немигающих глаз главного шпиона.
   — Мне говорили, что ты самый смышленый студент университета, — сказал главный шпион. — Возможно, даже чересчур смышленый. С презрением относящийся к закону и властям.
   Калазарис помолчал, ожидая, не проявит ли Сафар глупости, пытаясь что-то отвечать. Глупости не последовало, и лорд удовлетворенно кивнул.
   — По крайней мере, тебе хватает ума знать, когда придерживать свой язык, — сказал он. — Я дам тебе два ответа на твой вопрос, прислужник Тимур, — продолжил он. — И если ты действительно умен, то поймешь, какой ответ верен.
   Вот тебе первый ответ: источник информации сообщает, что эта девица является основным курьером у группы изменнически настроенных студентов.
   Сафар, не притворяясь, широко раскрыл глаза.
   — Нериса?! — изумленно спросил он.
   Глаза Калазариса сверкнули вернувшейся подозрительностью.
   — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь об этих студентах?
   Сафар понимал: нет смысла лгать о том, о чем знала вся Валария.
   — Я слышал, лорд, — ответил он, — что существуют в университете такие студенты, которые в заблуждениях своих ставят под сомнение политику доброго короля Дидима. — Увидев, что этот кусок правды проглочен легко, он решил солгать. — Впрочем, лично я не знаю этих дураков, — сказал он. — Как и понятия не имел о том, кто вы, когда вы появились здесь. Я вообще не интересуюсь политикой, мой лорд. Но не люблю и доносить.
   Калазарис осмотрел Сафара с головы до ног, отмечая каждую складку костюма, каждое изменение в лице. Затем он сказал:
   — Второй ответ заключается в том, что Нериса — всего лишь предлог. И я здесь совсем по другой причине.
   Калазарис помолчал, фиксируя Сафара взглядом. Затем сказал:
   — Я так понимаю, что ты являешься близким другом Ираджа Протаруса.
   — Тогда я скажу, что ваш источник информации лжет, мой господин, — решительно ответил Сафар. — И потом, какая разница? Ираджу Протарусу нет никакого дела до Валарии.
   Калазарис скривился.
   — Ты хочешь сказать, что понятия не имеешь о деятельности Протаруса? — спросил он. — И будешь утверждать, что ничего не знаешь о его многочисленных победах?
   Сафар пожал плечами.
   — Слышал болтовню на рынке, — ответил он. — Может быть, в ней и есть доля правды. Когда мы еще общались с Ираджем, он был настроен решительно стать вождем клана. И я так понял, что он добился своей цели. И он — бесспорный глава Южных Равнин.
   — А вот это утверждение оспаривается, — сказал Калазарис.
   — Вы имеете в виду его дядю, лорда Фулена, — сказал Сафар. — И союзника дяди — Коралию Кана. Ирадж говорил мне о них несколько лет назад. Похоже, он ненавидел их не без причины. Но, в частности, из этих же рыночных слухов я узнал, что Фулена и Кана разгромили и им пришлось удирать во владения лорда Кана.
   — Ты много знаешь для того, кто утверждает, что не интересуется политикой, — проговорил Калазарис.
   — Ирадж был моим другом, лорд, — сказал Сафар. — И вполне естественно, что я проявлял интерес к этим новостям.
   — Как же тогда ты, прислужник Тимур, пропустил новость, — с усмешкой сказал Калазарис, — что Ирадж Протарус был объявлен врагом Валарии?
   — Когда? — потрясение спросил Сафар. — Я ничего не слышал об этом.
   Калазарис улыбнулся.
   — И в самом деле, — сказал он, — ведь об этом еще не объявили. Король вступил в союз с лордами Фуленом и Каном. Король предполагает, что Ирадж не удовольствуется только южными владениями и вскоре начнет раздвигать свои границы. Об этом альянсе будет объявлено завтра.
   У Сафара были основания верить сказанному Калазарисом. Он отчетливо помнил мечты Ираджа о великих завоеваниях, так же отчетливо, как и в том видении, где Ирадж возглавлял великую армию.
   Хриплый голос Калазариса прервал его размышления:
   — И ты по-прежнему утверждаешь, прислужник Тимур, что не поддерживаешь связи с этим варваром, ныне величающим себя королевским титулом. — Он сплюнул на пол. — Король Протарус, — фыркнул он. — Какие претензии!
   Сафар сделал глубокий вздох.
   — Я с ним не разговаривал, мой лорд, и не поддерживал отношений, — с тех пор как покинул мой дом в горах, — сказал он искренне. — Я даже сомневаюсь, помнит ли меня Ирадж. Что я ему? Невелика птица. Мы были просто двумя подростками, живущими рядом.
   Калазарис вновь долго и пристально посмотрел на него. Затем удовлетворенно кивнул.
   — Дашь мне знать, прислужник, — сказал он, — коли услышишь что-либо о старом приятеле.
   Сафар облегченно закивал головой.
   — Ну конечно, лорд, — сказал он. — Немедленно.
   Это была ложь, которую, как полагал Сафар, невозможно проверить. Да и зачем его будет искать Ирадж по прошествии стольких месяцев? Как он и сказал Калазарису, у них была лишь мальчишеская дружба — ныне давно забытая.
   Главный шпион резко повернулся на каблуках, давая сигнал своим людям двигаться на выход. Сафар даже обмяк, увидев, как Калазарис шагнул за дверь. Но облегчение оказалось недолгим. Калазарис вдруг резко повернулся.
   — Я лично выясню, прислужник Тимур, — сказал он, — дурак ты или нет.
   И с этими словами скрылся.
   До Сафара из внутреннего кармана мантии донеслось хихиканье. Гундара сказал:
   — Хорошие же у тебя приятели, господин. Да и мне удача улыбается. Когда тебя убьют, у меня будет-компания намного лучше.
   Затем он переключился на близнеца:
   — Заткнись, братец! Оставь это для демонов. Твоя очередь скоро настанет.
   Сафар хлопнул по выпуклости кармана и услыхал, как ойкнул Гундара.
   — Не шути со мной, — предупредил Сафар. — Я, может быть, всего лишь и студент, но обращению с Фаворитами учат уже на первом курсе. Первое правило, если верить моему наставнику, лорду Умурхану, заключается в том, чтобы никогда не доверять Фавориту. Правило второе: держать его в ежовых рукавицах. Я во многом не согласен с Умурханом, но твое поведение заставляет меня прислушаться к его советам. — Он вновь хлопнул по выпуклости. — Я достаточно ясно выразился?
   — Хорошо, хорошо, — сказал Гундара из кармана. — Как скажешь, повелитель.
   Близнецу же он сказал:
   — Заткнись, Гундари! Заткнись! Заткнись! Заткнись!
 
 
   Письмо, хоть и написанное на дорогой бумаге, прокоптилось дымом лагерных костров и потрепалось, будучи передаваемо через многие руки.