Коул Аллан. Когда боги спали

   Рядом Кван с наслаждением смаковал новое блюдо.
   — Восхитительно, Калазарис, — сказал он. — Ты только попробуй!
   Он помахал шампуром перед носом Калазариса. Восхитительный запах, усиленный магически, был настолько неодолимым, что Калазарис чуть не забылся, но вовремя отдернул руку.
   — Да я бы хотел, — сказал он со скорбным лицом. — Пахнет действительно чудесно. Но в этом месяце мне запрещено есть ягнятину. Религия, сами понимаете.
   Все собравшиеся за столом демоны увлеченно поедали кебабы, смакуя, облизывая губы, вытирая подбородки и призывая рабов нести еще.
   — С этой религией всегда хлопоты, — не без сочувствия заметил Кван. — Всегда что-то запрещено. Уж столько этих запретов, что порой и не знаешь, что можно.
   Сняв мясо с шампура, он отправил куски в пасть. Пожевав, проглотил, с выражением истинного блаженства на морде.
   — Знаешь, что бы я сделал прежде всего, если бы был королем? — сказал он.
   — Что? — спросил Калазарис.
   — Я бы запретил религию. Просто вышвырнул бы ее. И прежде всего занялся бы этими запретами. Все запрещенное я приказал бы сделать наоборот, принудительно разрешенным. И сам бы, как король, принялся тщательно изучать все запрещенное, а теперь обязательно разрешенное.
   Он дружески хлопнул Калазариса лапой по спине.
   — Держу пари, я стал бы пользоваться популярностью, — сказал он. — Самый популярный король в…
   Кван смолк, вытаращил глаза и качнулся вперед.
   Калазарис всплеснул руками, а Кван уронил голову на стол.
   Вокруг послышались похожие удары голов демонов о столы. И наступила тишина.
   Калазарис оглянулся и увидел, как охрана демонов, сообразив, что происходит что-то неладное, бросилась к столам.
   Лейрия издала боевой клич и сорвала с себя халат, под которым оказалась кольчуга. Выхватив саблю, она бросилась на охрану. Послышались крики, и в схватку вступили солдаты Сафара.
   Это была быстрая и кровавая рубка. Не успел Калазарис понять, что к чему, а в живых остались лишь трое демонов. И Лейрия с полудюжиной солдат устраняла эту помеху с пути.
   Сафар столкнул тело Квана со стула и сел на его место. Обтерев его бокал рукавом, он налил вина.
   — Я не буду просить тебя сказать тост, — проговорил он, обращаясь к Калазарису. — Твой друг был прав. — Он указал на мертвого демона, распластавшегося на земле. — Ты слишком долго разглагольствуешь.
   И Сафар осушил кубок.

23. Прелюдия к битве

   Сафар выудил каменного идола из мешочка и погладил его, как ребенок ласкает кошку.
   Он склонился ниже и прошептал:
   — А теперь веди себя как следует. Мы находимся в компании короля.
   Поглаживая идола, он подошел к Ираджу, в глубокой задумчивости взиравшему на картину.
   Они находились в пещере Алиссарьяна. Свет факелов отражался в люминесцирующей стене. Ирадж разглядывал Завоевателя, застывшего в героической позе.
   — Я по-прежнему ощущаю себя мальчишкой, — пробормотал Ирадж.
   Затем он обернулся слегка улыбаясь.
   — Раньше, когда я жил здесь, я скрывался от дяди и его приспешников. И были-то они всего лишь жалкими вождями мелких племен. Но тогда мне казалось, что я стою перед самой неразрешимой проблемой в мире.
   Он указал на героическую фигуру Алиссарьяна, у которого была золотая борода Ираджа и голубые глаза Сафара.
   — Когда я увидел это, то по каким-то непонятным причинам мне показалось, что мечты мои о том, чтобы стать правителем всего Эсмира, не столь уж и несбыточны. — Он пожал плечами. — Я хочу сказать, мне казалось, будто стоит лишь одолеть дядю, и уж с Эсмиром-то я управлюсь. Такое вот ощущение легкости я испытывал. Теперь я смотрю на все по-другому. Теперь я вижу на картине человека, который заслуживает настоящего восхищения. Я сносил еще меньше сапог и провел меньше сражений, чем он. А уже вижу, как трудно удержать даже то, что уже добыл, не говоря уж о том, чтобы завоевать большее.
   — Видишь ли, — сказал Сафар. — Я уверен, что и Алиссарьян переживал период сомнений на свой счет. Возможно, даже более сильно сомневался, нежели ты. У него-то перед глазами не было такого великого Завоевателя, примеру которого он мог бы следовать. Ты-то знаешь уже, что можешь добиться успеха, поскольку ранее одному уже удалось. А он не имел такого преимущества.
   — Да еще и демоны, — светлея лицом, сказал Ирадж. — Ему же еще и с демонами приходилось иметь дело впервые.
   — Вот именно, — сказал Сафар. — Более того, еще ни один король из людей никогда до этого не побеждал армий демонов. А теперь, благодаря Алиссарьяну, ты знаешь, что это дело вполне возможное.
   Ирадж вновь задумался.
   — Но ведь Алиссарьян был не только блестящим полководцем, но и великим магом. А я только в военном деле хорош. А в магии ничего не смыслю.
   — Но у тебя есть я, — сказал Сафар.
   — Вот это-то иногда и тревожит меня, — ответил Ирадж. — А если бы тебя не было?
   — Ерунда! — воскликнул Сафар. — Судьба решительно свела нас вместе. Зачем же переживать из-за того, что могло бы не случиться?
   — Да, — согласился Ирадж, сверкнув глазами, — но вдруг ты решишь покинуть меня?
   Сафар фыркнул:
   — Смешное предположение! Зачем мне это надо? Ради денег? Ты сделал меня богатым. Чтобы стать еще богаче? Деньги для меня ничего не значат. Что же еще остается? Власть? Чтобы править другими? Ты знаешь, у меня нет таких желаний.
   Дурное настроение Ираджа рассеялось. Опасный блеск в глазах пропал.
   — Это верно, — сказал он. — У тебя даже уважения нет к власти. Именно об этом я и напоминаю тебе, когда ты создаешь своему королевскому другу неприятные моменты.
   Сафар усмехнулся:
   — Просто я знаю, что ты всего лишь человек. Я же видел, как братья Убекьян лупили по тебе, как по барабану.
   Ирадж скривился.
   — Тогда я думал: «Вот погодите, стану королем, оттяпаю ваши крошечные головенки». А теперь, когда я стал королем, все это кажется такими пустяками.
   Сафар захохотал.
   — Ты только представь себе их лица, — едва смог он выговорить, — если ты прямо сейчас к ним заявишься и… — Он не смог договорить, давясь хохотом.
   Ирадж присоединился к нему, и пещера наполнилась звонкими звуками веселья двух друзей. Но в веселье этом звучала истерическая нотка, да и затянулся этот хохот чересчур. Так бывает с людьми, которым предстоит опасное задание.
   Веселье прекратилось внезапно. Молодые люди смущенно старались не смотреть в глаза друг другу.
   — Наверное, нам уже пора, — сказал Сафар. — Начнем.
   Ирадж кивнул:
   — Пора.
   — Тогда садись вот тут, — скомандовал Сафар, указывая на место рядом с истертой пентаграммой, высеченной на полу пещеры.
   Ирадж сел, а Сафар устроился напротив. Внутри пентаграммы располагались призрачные древние магические символы, о которых Сафар знал уже гораздо больше из ежедневного изучения книги Аспера.
   На один из этих символов Сафар и поместил черепашку. Каменный идол начал нагреваться, испуская пока еще слабое свечение.
   — Это комета, — сказал Сафар.
   Затем он переместил идола на другой символ. Черепашка засветилась поярче.
   — А это Демонская луна.
   Он передвинул черепашку в точку между ними.
   — А вот мы, — сказал он. — Предположим. Реальные небесные тела сейчас движутся вместе. И мы действительно вскоре увидим Демонскую луну.
   Ирадж восхищенно мотнул головой.
   — Вот это да, Сафар, — сказал он голосом мальчишки, наблюдающего за цирковым представлением. — Вот это да.
   Сафар сидел с непроницаемым выражением лица. Он решил, что будет неплохо, если Ирадж с благоговением отнесется к его магическим способностям.
   — Когда я сотворю заклинание, — сказал он, — сиди совершенно неподвижно. И ничего не говори. Я буду находиться рядом, но только не в своем теле.
   Он махнул рукой в сторону входа в пещеру.
   — Дух мой унесется в другое место. — Сафар указал на каменного идола. — Не своди с него глаз, — велел он, — и увидишь все, что видит мой дух.
   Ирадж поежился, вновь напоминая своим видом мальчишку на представлении.
   — Как здорово, — прошептал он.
   — Готов? — спросил Сафар.
   Ирадж облизнул губы и кивнул. Сафар бросил горсть стеклянных шариков на пол. Ирадж раскрыл рот. Вверх поднялись столбы дыма, разноцветные, искрящиеся.
   В этом не было никакой необходимости, но после уроков Мефидии Сафар получал удовольствие от таких демонстраций. К тому же он выяснил, каким образом с помощью цветовых демонстраций ускорить процесс творения заклинания.
   Сафар начал втягивать в себя воздух. Все больше и больше, словно обладая легкими гиганта. Столбы дыма, извиваясь лентами, устремились к нему в рот вслед за втянутым воздухом.
   Затем он выдохнул. Послышался звук воздуха, выпущенного через узкое отверстие. Ленты дыма, свернутые теперь в кольца, вылетели, водопадом ниспадая на каменного идола.
   Перед мысленным взором Сафара все помутилось, и он увидел окружающее как во сне. Он увидел испуганное выражение лица Ираджа, его открытый от изумления рот. Короля изумил Гундара, выскочивший из камня и дрожащий от холода. Сафар услыхал, как Гундара пискнул: «Заткнись!», затем Фаворит увидел Ираджа и со стуком захлопнул пасть.
   За спиной маленького Фаворита внезапно развернулись крылья — большие, прозрачные, отливающие перламутром, как у тех белоснежных бабочек, что появляются ранней весной. Гундара стал вытягивать лапу с когтями. Та вытягивалась и вытягивалась, достигая невероятных размеров, сокращая расстояние между Фаворитом и хозяином.
   Сафар поднял руку, и из нее появился призрачный образ руки, который схватил Гундара за лапу.
   Затем Сафар пролетел сквозь гору и оказался в воздухе. Он не ощущал присутствия Гундара. Словно он сам летел, паря в воздухе и движением рук направляя полет.
   Он летел на север, над вершинами Невесты и Шести Дев. Далеко внизу он увидел паренька, погоняющего стадо коз на пастбище. Над последней вершиной Сафар пролетел так низко, что ему даже захотелось коснуться снега своей призрачной рукой.
   Он спланировал вдоль склона, поймал теплый ветер и полетел над громадным пространством северной пустыни.
   Вверху по голубому небу бежали густые облака. Внизу под солнечными лучами искрился белый песок. А вокруг до самого бескрайнего горизонта расстилалась пустыня.
   Сафар взмахнул руками и поднялся к облакам. Поймав воздушный поток, заскользил под облаками, направляясь к той тонкой голубой линии, где небо встречалось с землей.
   Он летел, пока не оказался у двух громадных утесов, торчащих из каменистой почвы. Гладкие со всех сторон склоны создавали впечатление, что каждая скала состоит из единого куска высотой в сотню футов. Из-за своей величины они казались стоящими рядом, но когда Сафар подлетел ближе, то увидел, что между скалами добрых полмили.
   Он продолжил полет к по-прежнему безжизненному горизонту.
   Когда показалась армия, он сначала не понял, что видит перед собой. Она представлялась длинной темной линией вдоль края горизонта. Чем ближе он подлетал, тем шире становилась линия, приобретая серый цвет. Постепенно линия обретала очертания отдельных фигур. А фигуры эти превратились в солдат.
   Солдат-демонов.
   Сафар с призрачным сердцем, колотящимся о призрачные ребра, устремился к ним.
   Вся пустыня кишела демонами, подобно чудовищным муравьям, движущимися с юга к Божественному Разделу. Широкие колонны солдат-демонов шли позади мощных отрядов кавалерии. За ними тащились огромные обозы, и гигантские стада животных, предназначенных для снабжения войска свежим мясом и скакунами.
   Пугающе много времени ушло на то, чтобы долететь до тылов армии демонов. Там Сафар развернулся и полетел вперед, отыскивая сердце этой гигантской армии.
   Манасию и его двор он отыскал позади основных кавалерийских соединений. Король демонов дремал в покачивающемся паланкине, установленном на прекрасном белом слоне. Сафар сразу же узнал этого слона. Именно на нем восседал Ирадж в том давнем видении.
   Стараясь не волноваться, он подлетел ближе. Как только он разглядел огромную голову и массивные челюсти Манасии, то сразу же ощутил магическое жжение, словно обнаженным летел сквозь рой пчел.
   Сафар рванулся изо всех сил вверх, затем обжигающее ощущение пропало, и он понял, что находится вне пределов досягаемости Манасии. Придя в себя, он сообразил, что короля окружало особое поле, может быть даже предупреждающее. Сафар с облегчением понял, что Манасия не заметил его присутствия. Собравшись с духом, Сафар начал облетать это поле, проверяя его толщину и размеры. Вскоре он определил не только размеры поля, но и то, что можно безопасно находиться рядом с его границами.
   Откуда-то издалека его окликнули по имени:
   — Сафар… Сафар…
   Разверзлась дыра, он упал в нее, погружаясь все ниже, ниже, сквозь дым и жару, и вдруг он оказался в пещере, стоя на четвереньках, извергая содержимое желудка на пол.
   Когда он закончил, Ирадж смочил край своего плаща и дал ему вытереть лицо. Затем поднес бокал с крепким бренди. Сафар выпил его как воду. Еще один бокал, и нервы его успокоились.
   — Мне казалось, я сказал тебе молчать! — воскликнул он. — Ты мог убить меня.
   Ирадж сначала удивился, затем опечалился.
   — Извини, — сказал он. — Я-то подумал, что тебя стало тошнить от вида этих демонов. Мне самому чуть плохо не стало.
   — Конечно, я здорово перепугался, — ответил Сафар. — Но вытошнило меня оттого, что слишком быстро я был унесен обратно. Я понимаю, что ты мой господин и правитель, но имей жалость, Ирадж! В следующий раз действуй как-то полегче…
   Пока Ирадж, повесив голову, бормотал извинения, Сафар для поддержания духа принял еще один бокал. Затем он поднял каменного идола, прошептал обещания позже выдать награду, и убрал его в мешочек.
   — Когда я увидел армию Манасии, — сказал Ирадж, — я испытал чувство полной беспомощности! Ее не остановить! Мне просто лучше не высовываться, а залезть в глухую дыру.
   — У меня было схожее впечатление, — сказал Сафар. — Но вот до дыры я не додумался.
   — Во всей истории Эсмира не существовало прецедента тому, — сказал Ирадж, — с чем мы столкнулись. Армия такого размера еще ни разу не собиралась. Если столкнуться с ней на поле боя, у нас не будет ни малейшего шанса.
   — Так давай не сталкиваться, — предложил Сафар. — Вот что я бы тебе посоветовал от всей души.
   — Но я бы такой совет, — сказал Ирадж, — сразу бы отверг. Ведь единственный способ победить — встретиться на поле боя.
   — Ну, ну, Ирадж! — возразил Сафар. — Добавь-ка немного бренди в кровь. И побыстрее. Надо прийти в себя.
   — Я не шучу, — ответил Ирадж.
   — Я понимаю, — сказал Сафар. — Только поэтому я еще жив. А то перепугался бы до смерти. Надеюсь, говоря так, ты не сомневался во мне?
   — Иногда я сомневаюсь в твоем здравом смысле, но никогда не ставил под сомнение твои способности. Так вот после того, как я испытал это потрясение, — проговорил Ирадж, — до меня вдруг дошло, что раз до этого еще ни разу не собиралась армия таких размеров, то, значит, ни разу еще такой армией никому не доводилось командовать.
   Сафар кивнул.
   — Я понял, что ты имеешь в виду. Манасия, стало быть, должен проявить себя не просто величайшим из генералов, но просто гигантом среди генералов.
   — И у него хватает способностей, — заметил Ирадж. — В этом ему не откажешь. Я собрал сведения о проведенных им битвах. Он не дурак. К тому же у него есть сын, Лука, который ведет вперед ударный отряд. К тому же демоны не ведают страха, что впечатляет само по себе. Лука атакует столь же яростно, сколь и профессионально, и враг сразу начинает трепетать. И Манасии зачастую приходится лишь доканчивать дело.
   — Значит, надо избавиться от Луки, — сказал Сафар.
   — Может быть. Не знаю. Сейчас я думаю о большой армии. Я должен ее одолеть.
   — С существующим Лукой? — спросил Сафар.
   — Без Луки, конечно, легче, — вздохнул Ирадж. — Но я пропускаю этот момент. Вернусь к нему позже. Иначе не смогу думать о решении большой проблемы.
   — Есть какие-нибудь соображения? — спросил Сафар.
   — Кое-какие, — ответил Ирадж. — Правда, смутные. Первое соображение — использовать численность его армии против него самого. Второе — уменьшить ее.
   — Не забудь, — сказал Сафар, — что мы противостоим не просто большому количеству демонов, но и самой демонской магии.
   Выражение лица Ираджа из задумчивого превратилось в озабоченное.
   — Ну и как ты видишь эту проблему? — спросил он. — Или как там у вас, у магов, это называется?
   — Проблема весьма схожая с твоей. Манасия очень силен. Возможно, сильнее меня. Точнее не могу сказать, поскольку не имею опыта в таких делах. Я в сражениях не бывал. Мальчишкой на кулаках дрался, а вот магия против магии — не доводилось.
   — Я присутствовал при твоей первой битве с демонами, — напомнил ему Ирадж. — Именно здесь.
   Сафар хотел было возразить, но Ирадж отмахнулся.
   — И не говори, что тебе просто повезло, — сказал он. — Конечно, повезло. Как мне повезло. Но мы же победили.
   — Я не собираюсь спорить, — ответил Сафар. — Но вот прав ли ты в своем утверждении, мы выясним уже достаточно скоро.
   — Но у тебя-то есть соображения относительно Манасии? — спросил Ирадж.
   — Пока только одно. Вот какое — Манасия, может быть, и является чародеем из чародеев, но он отнюдь не маг.
   Ирадж озадаченно посмотрел на него.
   — О чем ты говоришь?
   — Я кое-чему научился в цирке, — сказал Сафар. — Использовать дымы и зеркала. Тому, что называется Великой Иллюзией.
 
 
   Пока армия демонов шла вперед, люди готовились к встрече.
   Войска Манасии продвигались медленно. Огромные размеры, как и предсказывал Ирадж, заставляли войска тащиться со скоростью пустынной черепахи. К тому же приходилось налаживать огромной протяженности линии снабжения от Каспана.
   Люди прекрасно воспользовались предоставленным временем. Лошадей подковали, оружие вычистили, снаряжение отремонтировали. Упор теперь в обучении солдат делался на быстроту и смекалку. Доблестные смертники Ираджу не подходили. Перед лицом могущества Манасии он не мог позволить себе бессмысленных потерь. Экипировку солдат облегчили; взяли только самое необходимое в пустыне. Все запасы свели к минимуму.
   Если поход закончится неудачей, то о возвращении нечего и думать. Если же победят, то все необходимое позаимствуют у Манасии.
   В процессе этой подготовки Ирадж буквально фонтанировал новыми идеями. Он ввел в практику новые тактические элементы и изобрел специальное снаряжение.
   Полностью был занят и Сафар. В его распоряжении находилось всего лишь несколько магов, довольно слабеньких, но имеющих опыт сражений. Они рассказали ему, что следует ожидать, и он принялся обдумывать соответствующие контрсредства.
   Сафар все старался делать по возможности проще. Изготавливая небольшие амулеты, он с помощью трюков, почерпнутых из книги Аспера, придавал им необычайно много силы. Маги занимались дальнейшим массовым производством этих амулетов и раздавали их солдатам.
   Он отказался от громадных запасов различных магических приспособлений, заказав лишь несколько тяжелых колесниц. В каждую он погрузил бочки с особым маслом с примесями порошка — эта идея тоже пришла к нему из книги Аспера.
   Но самым важным из дел Сафара явилась встреча с отцом.
   Все в отцовской мастерской было как в старые добрые времена: весело горела печь, сестра Кетера сидела за гончарным кругом, мать размешивала глазурь.
   Видимо, Мирна тоже подумала об этом, потому что сказала:
   — Прямо как в дни прежних караванных сезонов, Каджи. Нравились мне те времена. Все мы тогда торопились наделать горшков да блюд, чтобы продать хозяевам караванов.
   Кетера простонала:
   — Прошлый раз, когда мы занимались этим, я была беременна. — Она обхватила руками бока. — Я была вот такойтолстой. Я даже говорить почти не могла, а коли пыталась, то тут же начинала поминать моего мужа-злодея, который довел меня до такого состояния.
   — Будто ты сама в этом не участвовала, — фыркнула Мирна.
   Кетера рассмеялась:
   — Да нет, что говорить, и я получила свою часть удовольствия. Как и он. Вот только все остальное мне пришлось делать одной. По-моему, это нечестно.
   — Лейрия, не покидавшая Сафара даже в момент посещения им семьи, завозилась в углу.
   — Я рада, Кетера, что выбрала мой путь, а не твой, — сказала она. — Похоже, драться на поле боя не так болезненно, как рожать.
   — Так-то оно так, — сказала Кетера. — Но зато у меня теперь есть мой Дмитрий.
   Она улыбнулась, глядя на малыша, который в углу возился за своим маленьким гончарным кругом.
   — Так что в конце концов я счастлива.
   Внезапно она расхохоталась и прикрыла рот ладонью.
   — Что это я разболталась? О каком таком конце?
   Все засмеялись, даже Каджи, смутившийся от такого предмета беседы. Но поскольку говорила Кетера, которую он обожал за веселый нрав, то и он позволил себе развеселиться.
   А маленький Дмитрий в углу, устав от возни с глиной, принялся играть у ведерка с водой. Он сунул в мыльную пену соломинку, набрал воды и выдул.
   На конце соломинки образовался пузырь. Восхищенный Дмитрий стал надувать его больше, пока пузырь не раздулся в громадину, не оторвался от соломинки и не полетел по комнате.
   — Смотри, мама! — воскликнул он. — Шарик! Я сделал шарик!
   Все повернулись посмотреть. Пузырь, отражая поверхностью сияние печи, медленно плыл в другой угол. Зависнув над горшками, он лопнул.
   Все сочувственно зацокали языками.
   — Не волнуйтесь, — сказал Дмитрий. — Я еще сделаю. Много!
   Он радостно стал засовывать соломинку в воду и выпускать очереди пузырей.
   Сафар, перестав улыбаться, обратился к отцу.
   — Мне нужно, чтобы ты для меня кое-что сделал, отец, — сказал он.
   Каджи нахмурился, не зная еще, что задумал сын.
   Сафар достал несколько листов бумаги и принялся набрасывать рисунок.
   — Сделай вот так, — сказал он, — но только тоньше. Настолько тонко, насколько сможешь. Не беспокойся, если получится чересчур хрупко.
   Каджи взялся за рисунок.
   — Я сделаю так, сынок, — сказал он. — Но ради Эсмира, зачем тебе это? И что ты с этой штукой собираешься делать?
   — И не с одной, отец, — сказал Сафар. — Мне нужно, по крайней мере, два десятка.
 
 
   — Вы возвращаете меня к Манасии? — затрепетал Калазарис. — Но зачем? Что я сделал, чтобы заслужить такую судьбу, ваше величество?
   Калазарис стоял перед Протарусом и Сафаром. Глаза у шпиона были завязаны. Завязали ему их с тех пор, как Ирадж прибыл в Киранию.
   — Только не говори нам, что такое заслуженное и незаслуженное, — сказал Сафар. — Наверняка у нас с тобой очень разные точки зрения на этот счет.
   — Не волнуйся, друг мой, — сказал Ирадж. — Манасия тебя не убьет. Уж мы об этом хорошенько позаботимся. Ты будешь утверждать, что сбежал. Мозги у тебя шустро работают. А я позабочусь, чтобы побег твой выглядел мужественным поступком. А что произошло на самом деле, останется нашей маленькой тайной. И разберись сам со своим будущим. Представь, что я проиграл, а ты — на их стороне. Или представь, что я выиграл кампанию, а ты сохранил мне верность. Выбери только правильно. И в соответствии с этим поступай. И уж в следующий раз, когда встретишься мне, будешь точно знать, что ожидать.
   — Я полностью уверен в вашей неизбежной победе, ваше величество, — сказал Калазарис. — И сделаю все, что прикажете.
   — Приказ всего один, — сказал Ирадж. — Я хочу, чтобы ты доставил некое послание. Вот оно…
 
 
   Всходила Демонская луна, когда Калазарис вонзил шпоры в бока коня и с громким топотом копыт полетел по пустыне.
   Луна нависала над ночной равниной, красная, как заново рожденная. Местность окрасилась в оранжевый цвет, с щербинами чернильных теней. Калазарис заставлял скакуна огибать эти тени, каждый раз моля богов, чтобы не сбиться с курса, и глубоко вонзая шпоры в бока лошади.
   Низко висящая Демонская луна заполонила собой весь северный небосвод, стерев даже намек на какое-либо существовавшее в той стороне созвездие. Прямо над луной поднималась комета, столь яркая, что лишь ее свет мог соперничать с отливами луны.
   «Знак Алиссарьяна», — подумал Калазарис.
   Манасия утверждал, что этот знак расположен к нему. Но так же полагал и Протарус. Калазарис в растерянности не знал, к кому примкнуть.
   Совершенно обезумев, он проклял богов, что не позволили ему насадить своих шпионов при дворе Демонской луны.
 
 
   Лука изумленно уставился на Калазариса.
   — Ты с ума сошел! — выкрикнул он. — Как ты посмел обратиться ко мне тайком? Да если отец узнает, он нас обоих убьет!
   — Да будет мне позволено указать, ваше высочество, — сказал Фари. — Этот человек предполагал, что мы все поймем… и никому ничего не расскажем.
   Он посмотрел на Калазариса, сверкая желтыми глазами. Однако спокойно произнес:
   — По глупости, или по хитроумию, но, похоже, ты всех нас сделал заговорщиками.
   Калазарис и бровью не повел. Дело требовало отсутствия эмоций.
   — Я все-таки надеюсь, что план умен, о благородный, — сказал он. — То есть применительно к нам, конечно.
   Наследный принц, однако, не успокаивался.
   — Больше всего меня злит, — сказал он, — что по каким-то причинам этот Протарус, этот король-выскочка, считает меня настолько коварным сыном, что верит, будто я не пойду и не расскажу все.