Коул Аллан. Когда боги спали

   — Выбирайте одну, — сказал Коралин. — А если хотите, то две или три.
   Сафар замялся, но не от нерешительности. То, что ему сейчас предлагали, по мнению некоторых, являлось самой заветной мечтой любого юноши. Все те горячие, изматывающие ночи с видениями благоухающих дев, страстные желания и образы являлись столь же неотъемлемой частью жизни молодого человека, как и нежный пушок вместо бороды. Сафар из разговоров сестер знал, что и девушки подвержены тем же мечтаниям и желаниям. И вот у него появился шанс реализовать свои самые буйные фантазии. И освободить все те эмоции, что кипят в голове юноши, которые приводят к слепящей, необъяснимой любви. В этом возрасте они являются тем же самым, что и похоть, но большинство по ошибке наделяют их более благородными чертами.
   И поэтому Сафар, окинув взором всю эту разношерстную красоту, остался неудовлетворенным. Он искал одну женщину, и только одну. Астарию.
   Сафар не увидел ее в этой группе. Он оглядывался с бьющимся сердцем, одурманенный дымом красных листьев. И помыслы его были… чисты. По крайней мере, так он воображал. Он решительно был настроен в этот момент не оскорблять Астарию своими объятиями. По юношеской глупости он полагал, что тем самым преподнесет ей нежданный подарок. Более того, он собирался сделать все, чтобы освободить Астарию от ее, как он считал, рабства. Она будет жить вместе с его сестрой Кетерой и будет столь же целомудренной, как и любая другая деревенская девушка. И будет вольна выбрать по своему желанию себе мужа. Но все же любовь ее к нему — в благодарность за такой благородный поступок — пересилит ее чувства к любому другому мужчине. И они обвенчаются, обзаведутся многочисленным потомством и будут вечно счастливы в объятиях друг друга. Вот какие мысли пробегали в его затуманенном сознании. И он услыхал:
   — Ты выбираешь первым, — сказал Коралин Ираджу — В конце концов, это ты спас мне жизнь.
   Сафар посмотрел на Ираджа. Лицо друга раскраснелось от похоти. Но тут он увидел Сафара и улыбнулся. Краска исчезла с лица, сменившись притворно-праздным интересом. Взор Ираджа обратился к куртизанкам. Он не торопясь осмотрел каждую, покачивая головой, затем приступил к повторному осмотру. Внезапное понимание Сафар ощутил как удар в живот, и в горле образовался комок. Он понял, что затевает Ирадж. И тут Сафар рассердился, решив, что Ирадж по каким-то своим причинам собирается насмеяться над его самым сокровенным желанием.
   — Кажется, одной не хватает, — сказал Ирадж Коралину — Одной темноволосой девчушки.
   Эти последние три слова упали тяжелыми камнями в колодец отчаяния Сафара.
   Коралин нахмурился.
   — Ты имеешь в виду Астарию? — спросил он.
   Ирадж прикрыл рот, пряча притворный зевок.
   — Ее так зовут? — спросил он. — Забавно.
   Коралин заерзал на подушках, слегка смущенный.
   — Я придерживаю ее, — сказал он, — поскольку она еще девственница. Я берегу ее для друга, весьма богатого и почтенного друга.
   Ирадж удивленно поднял брови. Затем пожал плечами.
   — Что ж, я не собираюсь настаивать, — сказал он. — Не хочу лишать тебя прибыли. — Он спокойно посмотрел на Коралина. — Однако же я хотел именно эту… Как ее? Астарию. Но… если у тебя такие проблемы…
   Он встал, словно собираясь уходить.
   Коралин схватил его за руку и вновь усадил.
   — Все знают, что нет человека щедрее Коралина, — сказал он. — Особенно по отношению к тем, кто спасает самое дорогое, что есть у него, — жизнь. И если ты, мой дорогой друг, хочешь Астарию, значит, ты ее получишь. — Он хлопнул в ладоши, вызывая девушку и произнося ее имя.
   Астария не вошла, а вплыла в комнату. Ее темные волосы были стянуты сзади белой шелковой лентой. В отличие от остальных, она надела халат, скрывающий ее тело от шеи до лодыжек. Такой же белый шелковый халат, как и лента, целомудренно скрывающий ее тело, но все же выгодно подчеркивающий формы. Она посмотрела на Сафара, и восхитительная улыбка осветила черты ее лица. Она шагнула вперед, полагая, что предназначена ему.
   — Нет, нет, — рявкнул Коралин. — Не к Сафару. Я обещал тебя Ираджу.
   Она мгновенно сникла, и в этот момент Сафар так возненавидел Ираджа, что с радостью убил бы его. Затем улыбка к ней вернулась, но не столь яркая, как показалось Сафару… и она двинулась к Ираджу. Тот расхохотался и, обхватив ее за талию, грубым рывком усадил рядом.
   Хозяин каравана поднялся. Он широко улыбался юношам.
   — Коралину, как хозяину, пора уделить внимание и своим обязанностям, — сказал он. — Выбирай любую, Сафар. Если ты не обидишься на совет, я бы рекомендовал тебе этих двух. — Он указал на пару смуглокожих двойняшек. — Они доставили мне больше удовольствия, чем любая другая из присутствующих здесь женщин. — Он хлопнул Сафара по спине и вышел.
   Двойняшки выжидательно приблизились к юному гончару. Сафар бросился прочь, настолько поглощенный ненавистью, что мечтал лишь о побеге.
   — Подожди, — сказал Ирадж.
   Сафар повернулся с лицом, искаженным от злости. Ирадж, не обращая на это внимания, выскользнул из робких объятий Астарии.
   — Иди к нему, — приказал он.
   Сафар был ошарашен.
   — Но я думал…
   Ирадж рассмеялся.
   — Я знаю, о чем ты думал, — сказал он. — Разве ты не понял, что я проверял тебя? — Он усмехнулся. — И ты не очень хорошо прошел эту проверку, друг мой, — сказал он. — Но, может быть, я и сам поступил не совсем честно. Поэтому прощаю тебя.
   Он легонько подтолкнул Астарию.
   — Иди, — сказал он. — Если ты задержишься еще хоть на чуть-чуть, я уже не смогу отпустить тебя.
   Астария разразилась счастливым смехом и одним прыжком оказалась в объятиях Сафара. Когда она прижалась к его груди, все его благородные помыслы испарились. Они обвились друг вокруг друга, обмениваясь жаркими поцелуями и бессвязным бормотанием.
   Тут Сафар услыхал, как Ирадж окликает его по имени, и, полузадыхаясь, обернулся. Друг стоял возле занавесей, обнимая за плечи двойняшек.
   — Спасибо тебе, — хрипло проговорил Сафар. — Коралин не согласился бы отдать ее мне.
   Ирадж пожал плечами.
   — Не стоит благодарности, — сказал он. — В конце концов, мы же с тобой знаем, кто из нас настоящий герой. — Он двинулся к раздвинутым занавесям, подталкивая перед собой двойняшек. Но тут же остановился. — И знай, Сафар, — сказал он. — Начиная с этого дня, все, что я имею, — твое.
   Сафар усмехнулся.
   — А все, что мое или будет моим, — сказал он, — станет и твоим по первой же твоей просьбе.
   Ирадж вдруг стал очень серьезен.
   — Ты не преувеличиваешь?
   — Клянусь, — сказал Сафар.
   Ирадж кивнул.
   — Тогда хорошенько запомни эту ночь, Сафар, — сказал он. — Потому что когда-нибудь я обращусь к тебе с подобной же просьбой.
   — И я исполню ее, — поклялся Сафар.
   — Независимо от того, какой она будет? — спросил Ирадж, взгляд которого внезапно приобрел жесткость.
   — Да, — сказал Сафар. — Независимо. И если ты еще раз решишь испытать меня, я не подведу.
   И этим соглашением он определил свою судьбу.

8. Мечты королей

   Сарн ошибся — король Манасия не солгал. И если бы боги пребывали в бодрствовании, их немало позабавила бы ошибка демона-главаря. Последняя мучительная мысль Сарна о том, что он пал жертвой предательства короля, была настолько опьяняюще-ошибочной, что удовлетворила бы вкус любого божества.
   Король же Манасия провел немало тревожных месяцев в ожидании новостей от главаря бандитов. Время тянулось немилосердно, заставляя короля терять последнее терпение, отчего он перестал отдавать должное делам государства. Забросив гарем и куртизанок, он внушил им страх, что, мол, они ему прискучили. Пытаясь исправить ситуацию, они выбрали самую прекрасную и соблазнительную девицу-демона, дабы расшевелить его похоть. Результата они не достигли, поскольку король допоздна засиживался каждый день в тронном зале, размышляя, что же произошло с Сарном. При этом он напивался до ступорозного состояния.
   Королю Манасии нелегко было признать свое поражение — ощущение, которое ему еще ни разу не приходилось испытывать за все время долгого правления. С самого начала он трудился терпеливо, шаг за шагом раздвигая границы своих владений, пока не покорились самые дикие районы, за исключением лишь весьма немногих. Да и те были вынуждены заключить с королем Манасией такие союзы, что, по сути, тоже могли считаться покоренными. Вскоре все признали его верховным монархом земель демонов. Но этого было недостаточно. Король жаждал большего.
   — Я ведь это делаю не для себя, Фари, — любил он говаривать своему великому визирю. — Будущее всего демонства покоится на моих плечах.
   А Фари, ни разу не напомнивший королю, что уже неоднократно слышал эти слова, всегда отвечал:
   — Я каждый вечер благодарю богов, ваше величество, за то, что они дали вам плечи достаточно широкие и сильные, дабы нести на них столь священное бремя.
   Великий визирь был мудрым старым демоном почти двухсот лет. Искусный льстец и безжалостный интриган, он с успехом смог удержаться на плаву в течение четырех кровавых смен наследников на троне Занзера.
   Сердце короля согревалось уверениями Фари в преданности и многократно повторенными восхвалениями, каждый раз звучащими свежо. Затем король хмурился, словно погружаясь в мрачные раздумия, и, вздыхая, говорил:
   — И все же, Фари, я уверен, что есть вольнодумцы в моем королевстве, не согласные со мной. А некоторые даже полагают меня грешником и безумцем.
   Он вновь вздыхал, поглаживая длинный изогнутый рог, и печально качал могучей головой.
   — Вы только назовите имена этих еретиков, ваше величество, — следовал обычный ответ Фари. — И я вырву их лживые языки, а в глотку насыплю горячего песка.
   — Если бы они обладали таким же пониманием, как и ты, мой дорогой друг, — по тому же шаблону отвечал король, — мир и благодать навсегда поселились бы в краях демонов, как и положено при одном монархе. И это ведь в порядке вещей, что правитель всегда должен быть один.
   И Фари соглашался, говоря:
   — А как же иначе, о великий? Разве мы сами способны создать что-нибудь, кроме хаоса, в котором год за годом будут процветать война и разбой? Править должен один демон. И, как предвещают снотолкователи, этим одним можете быть только вы, мой господин.
   — Но этого недостаточно, Фари, — напоминал ему король. — Люди также должны признать меня. Я должен стать королем королей. Правителем всего Эсмира.
   — Я посвящу этому остаток всей моей недостойной жизни, ваше величество, — отвечал Фари. — История демонов давно ждет подобного вам. Разве кто-то еще обладал такой мудростью? Такой силой? Такой волей? Таким магическим могуществом? Боги даровали нам ваше августейшее существование, ваше величество. Никто не сможет этого отрицать. Это так же ясно, как и то, что на вашем лбу вздымается могучий рог.
   С этими словами Фари ударял головой о каменный пол, затем с трудом распрямлялся во весь свой огромный рост, скрипя всеми сочленениями и сухожилиями. Затем начинал отступать, постукивая по каменному полу когтями, пока не добирался до дальних дверей тронного зала, за которым и исчезал. Он всегда оставлял удовлетворенного короля в этом состоянии, не желая мешать вновь загоревшемуся энтузиазмом монарху мечтать и строить козни.
   В Эсмире существовал только один король королей — человек, Алиссарьян. Манасия же был глубоко убежден, что настала пора повторить это историческое событие. И он решительно был настроен подхватить этот скипетр демонской рукой. И уж разумеется, данным демоном должен быть он сам. Все годы своего правления Манасия шел именно к этой цели. Но тем не менее с течением времени Манасия начинал страшиться, что не окажется готовым в нужный момент. Что в это же самое время в краю людей взрастает новый Алиссарьян Завоеватель, который во главе своей армии вскоре постучится в его двери.
   Однажды ночью, когда он занимался некромантией, отыскивая ответ на тревожащий его вопрос в чернейшей из магий, послышалось постукивание когтей Фари, постукивание, которое, подобно призрачному герольду, возвещало о появлении великого визиря. Услышав знакомую поступь, Манасия оторвался от лицезрения большого кувшина с человеческой головой, плавающей в соляном растворе. Когда король посмотрел на Фари, входящего через главный вход, воздух замерцал, как поверхность вертикально поставленного пруда.
   — Какие новости, Фари? — с преувеличенной веселостью спросил король. — Наш своенравный разбойник вернулся?
   Фари, глубоко погруженный в другие раздумья, подпрыгнул, удивленно выгнув чешуйчатую шею.
   — Что, ваше величество? — спросил он. — Вы имеете в виду лорда Сарна? Нет, ваше величество. О нем ничего не слышно. Я пришел совсем по другому делу. И оно требует вашего срочного вмешательства.
   Но Манасия уже отвернулся, вновь обретая дурное расположение духа.
   — Что я только не передумал, Фари, — сказал он. — И никак не могу понять, в чем ошибся.
   — Ошиблись, ваше величество? — сказал Фари. — Как вы можете так думать? Просто время еще не подошло. Он появится со дня на день, нагруженный трофеями, с картой, которая вам нужна, и с требованием огромного вознаграждения в своей обычной нахальной манере. — Фари фыркнул. — Словно он один настоящий демон в этих краях.
   — Прошел почти год, Фари, — сказал Манасия.
   — Так много, ваше величество? А я как-то и не почувствовал…
   — Зато я почувствовал, — сказал король. — Потраченные мною время и энергию можно было бы употребить и более рационально. Несмотря на все наши усилия, эксперименты и труды, щит, прикрывавший Сарна от проклятия, оказался недостаточно эффективен. И где-то посреди Запретной Пустыни кости демонов иссушаются солнцем.
   Фари предположил, и совершенно справедливо, что, возможно, дело вовсе не в щите, а в какой-нибудь естественной причине, погубившей главаря бандитов. Но если бы он всегда высказывал монархам свои мысли, то не прожил бы так долго. Поэтому, сообразив, куда клонит король, двинулся тем же путем. Он сделал скорбную мину.
   — Боюсь, вы правы, ваше величество, — сказал он. — Щит подвел. Я отыщу виновных и после мучительных пыток предам смерти.
   Король обнажил клыки в гримасе, которая, очевидно, должна была изображать милостивую улыбку.
   — Оставь их, — сказал он. — Я разделяю с ними их вину. Как и ты, мой дорогой друг.
   Фари раскрыл пасть, демонстрируя зубы гораздо более белые и острые, чем следовало бы иметь в таком возрасте.
   — Я, ваше величество? Но как я… — Он благоразумно замолчал и низко поклонился. — Да, я первый несу ответственность за случившееся, ваше величество, — сказал он. — Сегодня вечером мои жены пропоют хвалебный гимн в вашу честь, когда я поведаю им, как милостиво вы сохранили жизнь этому безмозглому тупице. Ну разумеется, это моя ошибка! Я беру на себя всю вину, ваше величество. И даже не помышляйте разделять ее со мной.
   Манасия махнул когтистой лапой, приказывая молчать.
   — Ты знал его, Фари? — сказал он, показывая на голову, плавающую в кувшине.
   Великий визирь присмотрелся. Голова принадлежала юноше. Возможно, даже красивому — по человеческим меркам.
   — Нет, ваше величество. Я не знал его.
   — Именно на нем я вначале проверил щит. — Манасия хмыкнул.
   — Мы привязали его за пояс веревкой и кнутами выгнали в Запретную Пустыню. Не сделав и дюжины шагов, он вдруг вскрикнул, схватился за грудь и рухнул на землю. Когда мы выволокли его обратно, он был мертв, хотя по нему невозможно было определить причину гибели. Это был совершенно здоровый королевский раб. Ухоженный. Откормленный. Я лично осматривал его. И стало быть, причиной смерти могло быть только проклятие.
   — Я помню то происшествие, ваше величество, — сказал Фари. — Но человека забыл.
   — Да разве всех упомнишь, — сказал Манасия. — Он же был не один. И демонов было немало. Из числа преступников, разумеется.
   — Разумеется, ваше величество.
   Манасия уставился на голову, припоминая прошедшие четыре года экспериментов. Он трудился не покладая рук, творя заклинание за заклинанием, погружаясь во все премудрости магических наук, создавая такой крепкий щит, чтобы мог прикрыть от древнего проклятья. Проклятья, созданного сотни лет назад Согласительным Советом, в который входили маги из числа и демонов и людей. Проклятье создали, дабы навсегда разделить оба вида существ, тем самым положив конец затянувшейся кровавой вражде, последовавшей после падения империи Алиссарьяна. Считалось, что даже самому могущественному магу не по плечу нейтрализовать это проклятие.
   Манасия же так не считал. Он был не только опытным магом — более сильным, чем любой другой в землях демонов, — но и имел изощренный ум и потому бросил на проклятие объединенные силы других магов. В ходе экспериментов существа погибали сотнями. Тело за телом вытаскивалось веревкой из пустыни. Но Манасия не терял надежды, потому что каждая новая жертва проникала в пустыню чуть дальше, нежели предыдущая. Последняя группа вообще ушла так далеко, что королевским лучникам пришлось стрелять, дабы заставить их идти еще дальше. И наконец, отправленные в очередной раз вернулись невредимыми. Щит сработал настолько надежно, что Манасии пришлось убить оставшихся в живых, иначе они смогли бы теперь сбежать от него через пустыню, пользуясь его же заклинанием.
   Именно тогда-то он и заключил сделку с Сарном. Король лично присутствовал при отъезде банды. Он громогласно восхвалял главаря, сотворил благословляющее заклинание и проследил, как демоны с шумом удаляются в пустыню, чтобы добраться до человеческих земель. В тот день король был окрылен надеждой. Он уже мечтал о времени, когда в пустыню устремятся его армии. Перед глазами вставали картины легких побед над врагами. И даже однажды ему пригрезилась грандиозная придворная церемония, на которой коленопреклоненные послы людей провозглашали его королем королей. Правителем всего Эсмира.
   Манасия вглядывался в мертвые человеческие глаза. Он не сомневался, что его замысел не удался только вследствие присутствия в проклятии вклада магов-людей. Вклада, который он почему-то не мог нейтрализовать. Именно по этой причине он и взял для занятий некромантией голову человека. Голову первой его жертвы. Происходило это действие в сводчатом, тускло освещенном зале, где хранились книги по черной магии. Здесь, в кувшинах и склянках содержались наиболее дьявольские порошки и растворы. В рукописных свитках содержались описания ужасающих заклинаний. Причудливые предметы и идолы, хранящиеся тут, преследовали в ночных кошмарах самых толстокожих и беззаботных демонов.
   Манасия стукнул когтем по кувшину. Вода заволновалась, и голова закачалась на поверхности.
   — Мы начнем все сначала, мой друг, — сказал он, обращаясь к голове. — И вновь тебе выпадет честь стать первым.
   Он повернулся к великому визирю.
   — Начнем с утра, — сказал он. — Пусть мои кудесники будут готовы встретиться со мной с первыми же лучами. Я решу эту загадку, сколько бы времени мне ни понадобилось.
   — Какой же великий у вас дух, ваше величество, — сказал Фари. — Вы никогда не смиряетесь с поражением. Просто считаете его досадной отсрочкой победы, больше ничем. Я немедленно пойду предупрежу королевских магов!
   Он повернулся, чтобы уйти, но, помешкав, остановился.
   — И все же есть еще одно дело, ваше величество. Дело, которое заставляет меня являться пред вами и мешать вашим размышлениям.
   Король, вернувший себе хорошее расположение духа, сказал:
   — Ах да. Я чуть не забыл. И что же это?
   — Много месяцев тому назад, ваше величество, — сказал Фари, — вскоре после отъезда Сарна и его демонов, произошло странное событие, которое только сейчас привлекло мое внимание. Небесное возмущение, ваше величество, которое осталось не замеченным нашими звездочетами, поскольку над Занзером небо плотно закрывали облака. Однако один пастух, с далекого севера, где небо оставалось чистым, сообщил, что наблюдал гигантский поток раскаленных частиц. Нашлись и другие очевидцы, подтвердившие слова пастуха. Насколько нам удалось определить, это произошло в землях людей, над Божественным Разделом.
   Манасия пожал плечами.
   — Ну и что? — спросил он. — В падении раскаленных частиц с неба нет ничего необычного. Вряд ли это событие имеет какое-либо отношение к нашим делам. Если бы наблюдалась комета, возможно, и появился бы повод для беспокойства. Или для глубокого изучения.
   — Совершенно верно, ваше величество, — сказал Фари. — Но если бы дело на том и закончилось, я бы ни за что не решился беспокоить вас столь пустяковой новостью.
   Король в нетерпении принялся постукивать по стеклянному кувшину когтями. Фари поспешил высказаться.
   — Когда определили дату огненного дождя, — сказал он, — ваши маги припомнили и другие события, произошедшие примерно в это же время. Вода в наших колодцах внезапно стала грязной и горькой и оставалась таковой несколько недель.
   Манасия кивнул головой, припомнив этот неприятный факт.
   — На следующий день после знамения, — продолжал Фари, — обратили внимание на то, что вода в водяных часах течет в обратном направлении. А один из храмовых прислужников клялся в том, что когда тем утром он поднялся и посмотрел в зеркало, то увидел свое отражение перевернутым. То есть он видел себя, как один демон видит другого: левая рука слева, а правая — справа. Ни одна из отмеченных аномалий не длилась долго, но в это время возникла и проблема. Было отмечено, что под некоторыми из наших старых здании земля начинает проседать, грозя обвалом. Более того, пчелы не по сезону роились, и появились никогда доселе не виданные особи птиц. Отметили череду ненормальных рождений, например, двухголовых свиней, собак без лап, рыб без глаз.
   — Это, разумеется, неприятные новости, Фари, — сказал король. — И ты прав, что доложил мне о них. А кто-нибудь знает, что это все означает? Нет ли здесь связи с нашими попытками преодолеть проклятие?
   Фари вздрогнул от неожиданности. Задумавшись на минуту, он стал постукивать лапой по полу. Затем сказал:
   — Я не знаю, ваше величество. Эта мысль никогда раньше не приходила мне в голову.
   — Но возможность такая есть, — сказал король.
   — Да, ваше величество. Думаю, что есть.
   — Что бы ты посоветовал? — спросил король.
   Фари сразу почуял опасность и печально покачал головой.
   — Стыдно признаться, ваше величество, но я в растерянности. Даже и не знаю, что предложить.
   — Надо выяснить, — сказал король. — Вполне возможно, что начинать эксперименты и опасно.
   Фари кивнул.
   — Я понимаю, ваше величество, — сказал он. — Очень неприятная ситуация. План вашего величества вторгнуться в земли людей может пострадать.
   — Вряд ли, Фари, — сказал король. — Проклятия имеют обыкновение распространяться за пределы очерченных им первоначально границ. Слишком много задействовано связей, некоторые из них неведомы даже тем, кто насылает проклятие, так что невозможно просчитать все мыслимые последствия. Именно поэтому я для начала отправил бандитов, а не наших солдат через Запретную Пустыню. Но как бы ни горько мне было это говорить, Фари, а все же благоразумнее действовать с оглядкой. И я хочу, чтобы ты не скупился на расходы. Задействуй всех звездочетов. Всех моих снотолкователей. Кроме того, пусть в главном храме ежедневно приносятся жертвоприношения богам и еженедельно — в храмах поменьше.
   — Слушаюсь, ваше величество, — кивая, сказал Фари. — Без промедления. — Он поспешил прочь, испытывая облегчение оттого, что вновь всю вину и ответственность, возможную в данной ситуации, взвалил на других. Хотя в случае успеха он, без сомнения, рассчитывал получить единолично все похвалы и почести.
   Король же остался в безрадостном настроении. Глубоко встревоженный Манасия вновь обратился к голове. Старый страх соперничества овладел им. По длинной костистой спине пробежали мурашки.
   Манасия вдруг задумался: а уж не размышляет ли прямо сейчас о нем его враг?
   И если есть такой враг, то уж не с человеческим ли ликом?
 
 
   Вскоре после столь разочаровывающих событий в жизни Манасии Сафару и Ираджу пришлось распрощаться. Этому они посвятили целую церемонию, вернувшись в пещеру Алиссарьяна и к снежному перевалу, где они сражались с демонами. Прошедшие снегопады совсем скрыли свидетельства сражения, и когда они проходили на грубо сработанных деревянных лыжах, и следа не осталось от развернувшихся здесь некогда событий.
   — А может, это просто нам приснилось, — сказал Сафар. — Может быть, вообще не происходило ничего подобного, и мы в любой момент проснемся и окажемся в обычной жизни двух обычных людей.
   Ирадж отрывисто рассмеялся.
   — Я никогда не был обычным, Сафар, — сказал он. — Да и ты тоже, хочешь признавайся в этом, хочешь нет. Но если признаешься, то просто избавишь себя от ненужных переживаний. — Он усмехнулся. — Если, и Астария тебе приснилась, — сказал он, — то у тебя самое богатое воображение в Эсмире. Представить себе куртизанку, одновременно и юную, и красивую, и девственную, и искусную в доставлении наслаждения мужчине… Нет, это был не сон, мой друг. Когда ты состаришься, то, вспоминая ее среди всех прочих женщин, можно будет сказать, что жизнь ты провел неплохую.
   Сафар скис.
   — Хотел бы я побыстрее забыть обо всем этом, — сказал он. — Боюсь, воспоминания об Астарии лишь сбивают меня с толку.