Коул Аллан. Когда боги спали

 
 
   Дождь хотя и заставил начаться банкет позже, но он же и прервал его раньше. Гости устремились к выходу, говоря, что все было очень мило, но леди должна понять, что в такую непогоду надо побыстрее оказаться дома.
   Нериса вежливо в ответ бормотала слова прощания, не сводя при этом глаз с Сафара, застрявшего в отдаленном уголке у веранды. У нее было такое ощущение, что все прошедшие годы сжались всего лишь до нескольких дней. Все старые чувства обновились и стремительным потоком разрушили ее выношенную годами решимость.
   Она обзывала себя дурой, полагая, что все эти глупые эмоции взорвались под впечатлением встречи. И пусть даже она сохранила нежные чувства к Сафару, но он вряд ли разделяет эти чувства. Он всего лишь проявлял доброту к беспризорной бродяжке. А доброта — не то же самое, что любовь.
   Ей вновь удалось взять себя в руки, и, когда удалился последний гость, она пошла к Сафару походкой такой небрежной и легкой, какой и подобает выступать леди навстречу старому доброму другу.
   Когда же она подошла к нему, он вскочил на ноги со словами:
   — Нериса, ей-богу, я думал, что ты погибла!
   И она рухнула к нему в объятия.
 
 
   Лейрия, нахохлившись в экипаже, пристально вглядывалась сквозь щель в окно. Даже в этом ливне она различала знакомую фигуру Сафара, расхаживающую на фоне широких стеклянных дверей веранды.
   Затем она увидела, как к нему приближается другая фигура, изящная, женская. Сверкнула молния, на мгновение ослепив Лейрию. Когда же зрение к ней вернулось, она увидела, как Сафар и хозяйка дома обнимаются.
   Последние следы милосердного заклинания Мефидии о забывчивости исчезли, когда Нериса оказалась в его объятиях.
   — Нериса, моя маленькая Нериса, — бормотал Сафар. Он целовал ее волосы, щеки, слезы, текущие из глаз, и так крепко прижимал ее к себе, словно боялся, что она вот-вот превратится в призрак и ускользнет прочь.
   Затем их губы встретились, и объятия стали совсем другими. Это произошло так внезапно, что не было времени ни на вопросы, ни даже на удивление.
 
 
   Нериса ластилась к нему, всхлипывала и шепотом произносила его имя. Она оказалась во сне, в старом добром сне, а Сафар, прижимая к груди, целовал ее и бормотал нежные слова. Но вот сон превратился в явь, она ощутила, что он прижался к ней, и она вскрикнула от радости, открываясь ему навстречу.
   Она открыла глаза и увидела отражающееся в стекле окна веранды потрясенное лицо мажордома. Но ей было наплевать, и она лишь взмахнула рукой, отгоняя прислугу, в то время как Сафар подхватил ее на руки.
   — Да, да, прошу тебя, да, — шептала она, показывая ему дорогу в апартаменты.
   А затем они оказались в большой мягкой постели, яростно срывая одежду друг с друга.
 
 
   — Сбежав из Валарии, — сказала Нериса попозже, — я устроилась в какой-то караван пареньком-прислугой.
   Она улыбнулась воспоминанию, удобнее устраиваясь в объятиях Сафара.
   — Мне всегда хорошо удавалась роль мальчишки.
   Сафар нежно погладил ее грудь.
   — Сейчас бы тебе это так легко не удалось, — сказал он.
   Нериса хихикнула.
   — И в самом деле, такая проблема возникла довольно скоро, — сказала она. — Я внезапно округлилась, став как старая нянюшка. И в один прекрасный день я не смогла натянуть бриджи на бедра. Затем затрещала по швам рубаха. Пришлось ходить ссутулившись в одежде посвободнее.
   — Неужели никто ничего не заподозрил? — спросил Сафар.
   Она покачала головой:
   — Никто. Правда, несколько раз я замечала на себе странные взгляды, но не более.
   — Однако между мальчиком из каравана и богатой леди Фатина лежит огромная пропасть, — сказал Сафар.
   — Еще бы, — ответила Нериса. — Хотя в то время мне так не казалось. У меня были деньги. То золото, что ты дал мне. Я вложила часть его в караванные товары, получила неплохую прибыль, вложила больше.
   Нериса рассмеялась.
   — В общем, я обнаружила в себе талант к торговле. Все эти годы мне здорово помогал живущий во мне маленький воришка, я заключала выгодные сделки и приобретала хорошие товары. Спустя некоторое время я скопила столько, что смогла стать младшим компаньоном одного богатого хозяина каравана.
   — Случайно не лорда Фатина? — спросил Сафар.
   Нериса скривилась.
   — Это верно, что его звали Фатина, — сказала она. — Вот только лордом он не был. Всего лишь купцом. Старым, толстым и добрым. По крайней мере, я считала его добрым. Он относился ко мне как к сыну.
   Она вновь рассмеялась.
   — Как выяснилось, он имел слабость к хорошеньким мальчикам.
   Сафар заерзал:
   — Ты хочешь сказать, он?..
   — Он… ничего, — сказала Нериса. — Фатина был почтенным старым человеком. Он считал неприличным пользоваться своей слабостью. Я так и не узнала, что он чувствовал по отношению ко мне… или к тому мальчику, за которого он меня принимал… пока он не оказался на смертном ложе. И тут он признался во всем. Клялся, что любил меня. И все завещал мне. Вот так я вновь превратилась в женщину… и его вдову. Иначе завещание не имело бы силы, Никто бы не поверил, что он оставил все свое состояние какому-то мальчишке. Так я придумала наш брак. И для того, чтобы оформить необходимые документы, заплатила определенные суммы определенным людям. Ни у кого и вопроса не возникло, почему старик обалдел настолько, что все завешал какой-то алчной бабенке. Но тем не менее пошли слухи, что я убила его. Особенно после того, как я устроила так, что он превратился в дворянина.
   — И никто в этом не усомнился? — спросил Сафар.
   Нериса оперлась на локоть и усмехнулась. Глядя на нее, Сафар ощутил, как в сердце его зашевелилась любовь, а не только младшая сестра этого чувства — нежность.
   — Можно играть и роль короля, — сказала она, — если играешь ее хорошо. Особенно, когда при этом у тебя есть еще и деньги. Кроме того, в Эсмире царил такой хаос, что все встало с ног на голову. Я воспользовалась этим хаосом, направляя караваны туда, куда больше никто не отваживался. И в общем, на трудностях одних, должна признаться, я делала деньги. Но ведь я доставляла им то, в чем они нуждались, и скупала у них то, что им больше не требовалось. И утешала себя мыслью, что я сама дитя несчастья. А потому имею кое-какие права.
   — Я тоже так думаю, — сказал Сафар. — Некогда, правда, я утверждал обратное. — Он улыбнулся воспоминанию. — Но в этом мире слишком много страшных воров, воров, которые похищают мечты. Которые ломают тебя. Воров, которые готовы убить все, что ты любишь, при этом требуя, чтобы ты присутствовал при процессе убийства. А потом воруют сердце из твоего тела, чтобы изготовить какое-нибудь магическое снадобье.
   Нериса обхватила его и руками и ногами, пытаясь своим мягким телом защитить его от всех обрушившихся на него испытаний и мук.
   Она была Нерисой, воровкой из Валарии, и не собиралась позволять обижать кому бы то ни было человека, которого она любила.
 
 
   Позже она отвела его в детскую, познакомиться с Палимаком. Ребенок проснулся, щуря сонные глазки на свет свечи.
   Нериса взяла его на руки, и на Сафара глянуло маленькое пухленькое существо с темными глазами, оливкового цвета кожей и перламутровыми молочными зубами.
   — Это Сафар, — сказала она ребенку. — Тот самый, о котором я все время рассказывала тебе. — Она взволнованно улыбнулась Сафару. — А это Палимак. Мой сын.
   Палимак повернул пухленькое личико и посмотрел на Сафара, восторженно дергая ножками и улыбаясь. Глазенки его вспыхнули, и потрясенный Сафар увидел, как сонная дымка сменилась желтым сверканьем.
   Демонским желтым!
   Сердце Нерисы отчаянно застучало, когда она увидела выражение лица ее любимого человека.
   Сафар изобразил слабую улыбку и протянул руку. Палимак ухватился за указательный палец.
   — Да он силач! — сказал Сафар, извлекая комплимент из глубины своего замешательства.
   Нериса отвернулась к ребенку, скрывая свои чувства.
   — Конечно, он силач, — сказала она. — Разве не так, мой Палимак? Самый сильный малыш во всем мире!
   Ребенок радостно засмеялся. Но тут его вырвало, и он перепачкал и себя, и ночной халат Нерисы.
   — Ох, какой же ты плохой мальчик! — рассердилась Нериса. — Я тебя показываю, а ты ведешь себя как поросенок!
   И она расплакалась.
   Сафар присел с ней рядом и обнял и Нерису и Палимака.
   — Что ты плачешь? — спросил он. — С детьми всегда такие неприятности происходят. Такие уж они! Тем не менее мы их любим. Ты спроси у моих сестер, сколько я им неприятностей доставлял! Только спроси. Они тебе поведают, каким отвратительным я был мальчишкой.
   Но слова его не успокоили Нерису, а лишь разозлили.
   — Да я не из-за этого плачу! — сказала она. — Ты же сам знаешь!
   Она извлекла из кармана халата какой-то предмет и бросила его на постель.
   — Вот! — сказала она. — Вот твой проклятый старый нож.
   Сафар уставился на кинжал. На тот самый серебряный кинжал, который давным-давно подарил ему Коралин.
   Нериса вытерла глаза, успокаиваясь.
   — Вот затем я и приехала сюда, — сказала она. — Чтобы вернуть этот кинжал. Он твой. Зря хранила. Я к тому же оказалась дурой, тупой, слабенькой дурочкой, решила доставить его сама, а не послать с курьером.
   Палимак расплакался, рассердив Нерису.
   — Только посмотри, что ты наделал!
   Сафар смутился.
   — Что же я наделал?
   — Я же заметила то выражение на твоем лице, — сказала Нериса. — Ты решил, что перед тобой монстр! Получеловек-полудемон, выродок. Пропади ты пропадом! В конце концов я получила то, о чем мечтала. Осуществила свою девическую мечту. Я повстречалась с моей великой мечтой, Сафаром Тимуром. С человеком такой доброты, что может понять вся и всех. — Она горько рассмеялась. — Как же я заблуждалась. Ничего, это будет хорошим уроком для меня. Ну а теперь Палимак и я заживем своей жизнью. И пропади ты пропадом! Да пропади и я пропадом, что позволила тебе так одурачить меня!
   Сафар и сам начал сердиться.
   — Это нечестно, — сказал он. — По крайней мере, ты могла бы предупредить меня. По крайней мере, ты могла бы…
   Тут вмешался чей-то голос:
   — Заткнись, заткнись, за-аткнись-сь!
   Сафар хлопнул по карману своей туники.
   — А ну прекратите, — сказал он. — Я сейчас не в том настроении, чтобы слушать ваши ссоры с Гундари.
   Маленький Фаворит выскочил из кармана на постель и уперся ручками в узенькие бедра.
   — Это я не Гундари говорю: «Заткнись», — сказал он.
   Он быстро оглядел Сафара, Нерису, затем Палимака. И взгляд его вновь обратился на Сафара.
   — Это я тебе говорил: «Заткнись», хозяин, — сказал он. — И тебе, Нериса, тоже. — Он вздохнул. — Ты первая за тысячу лет дала мне сладость, — сказал он Нерисе. — А ты, — сказал он Сафару, — был вполне приличным хозяином. Иначе я бы вообще с вами не разговаривал. В конце концов, если вы намерены совершить обычную для людей глупую ошибку, какое мне дело? Но все же я не могу не вмешаться. Поэтому и говорю: «Заткнись!»
   — Какую ошибку? — спросила Нериса.
   — Он думает, что у тебя был муж, — сказал он Нерисе. — Муж-демон.
   — А она думает, что тебе ни к чему на руках маленький монстр и женщина, которая спала с демоном.
   — У меня не было мужа, — сказала Нериса. — Ни демона, ни наоборот. Палимак — подкидыш. Беспризорник. Как и я.
   — А мне все равно, спала ты с кем-то или не спала, — сказал Сафар. — Это вообще не мое дело. А если ты думаешь, что я считаю Палимака монстром только потому, что он наполовину демон, то ты очень далека от истины. Он ребенок. Я люблю детей. Спроси у моей матери. Спроси у отца.
   — Ну, теперь видите? — сказал Гундара. — Вот такая путаница.
   Он стал увеличиваться в размерах, пока не дотянулся до подбородка Палимака и не пощекотал его. Малыш захихикал от удовольствия.
   — Почему бы вам не оставить его со мной? — сказал Гундара. — А сами бы отправились в спальню да занялись тем, чем сами считаете необходимым, чтобы заслужить прощение друг у друга.
   Маленький Фаворит и ухом не повел, когда двое возлюбленных что-то зашептали, а потом и выскользнули из детской. Он полностью был увлечен малышом со сверкающими желтыми глазами.
   — Какая симпатичная штучка, — сказал он. — Глазки прямо как у меня. Ты уже умеешь разговаривать?
   Палимак загугукал и засучил ножками и ручками.
   — Похоже, что нет, — сказал Гундара.
   Он сделался поменьше и прыгнул на грудь малыша. Там он стал строить забавные лягушачьи мордочки, и Палимак, сияя глазами еще ярче, рассмеялся.
   — Знаешь, как сказать: «Заткнись»? — спросил Гундара. — Слушай и повторяй. Скажи: заткнись. Заткнись. Зааткнис-сь!
   И Палимак произнес свое первое слово:
   — Заткнись!
   — Вот это по-нашему, — сказал Гундара. — Разве мамка утром не удивится?
   — Заткнись, заткнись, — воскликнул малыш. — Заткнись, за-аткнис-сь!
   — Насколько мне известно, — сказал Калазарис, — лорд Тимур и эта женщина уже несколько недель проводят время только друг с другом.
   — Именно так, мой господин, — сказала Лейрия. Она повернулась к Протарусу: — Информацию лорд Калазарис черпает из моих ежедневных докладов, ваше величество. Докладов, о которых распорядились вы.
   Протарус улыбнулся.
   — Я хотел услышать об этом из твоих собственных уст, Лейрия, — сказал он.
   — Вот и услышали, ваше величество, — сказала она. — Если не считать нескольких часов, которые лорд Тимур уделяет делам, они не расстаются с леди Фатина с того вечера, как встретились.
   — Разве это не тревожит тебя, Лейрия? — спросил Калазарис. — Мне казалось, что вы с лордом Тимуром вот уже несколько лет являлись любовниками.
   Лейрия пожала плечами.
   — Это был мой долг, — сказала она. — Королю известно об этом.
   Протарус хихикнул.
   — И долг этот не был приятным, — сказал он Калазарису. — Сафар Тимур, мой друг, может быть, и великий визирь Эсмира, но в постели не так велик. — Он обратился к Лейрии: — Не так ли, моя милая?
   — У меня мало опыта общения с мужчинами, ваше величество, — сказала она. — А вы такой лев, сир, что меня на других просто не остается.
   Протарус разразился хохотом.
   — Теперь-то ты понял? — сказал он Калазарису, вытирая глаза. — Уж коли я затаскиваю женщину в постель, то она там и остается! Ты только послушай, как плач поднимается в моем гареме, когда я выбираю одну из них на ночь, а остальным приходится дожидаться своей очереди!
   Калазарис усмехнулся.
   — Всему Эсмиру известна ваша мощь, ваше величество, — сказал он.
   Калазарис оценил Лейрию. С первого же раза, когда он увидел восхищение в глазах Лейрии, обращенных на Сафара, он понял, что в один прекрасный день она ему пригодится. И фортуна так распорядилась, что Сафар предал ее, тем самым давая повод Лейрии к мщению. Иначе, даже несмотря на королевское распоряжение, он, Калазарис, не смог бы до конца доверять ее докладам о деятельности Сафара.
   — Я думаю, в данный момент мы можем тебя не задерживать, Лейрия, — сказал он. — Завтра в это же самое время придешь ко мне с докладом.
   Лейрия, на военный манер, коснулась эфеса сабли и низко поклонилась.
   — Очень хорошо, мой господин, — сказала она и вышла.
   Протарус задумчиво уставился ей вслед. Затем сказал:
   — Должно быть, эта Фатина прехорошенькое создание, коли так приворожила Сафара.
   — Она действительно прекрасна, ваше величество, — сказал Калазарис. — Я бы и сам был не против сдаться ей в плен.
   — Сомневаюсь, что тебе представится такая возможность, — сказал Протарус. — Лорд Тимур просил у меня разрешения обвенчаться с ней.
   Калазарис поднял брови.
   — И вы разрешили, ваше величество?
   — А почему я должен ему отказать? — ответил Протарус. — Это обычная просьба, с которой мой придворный обращается ко мне согласно закону. Я еще никому не отказал.
   — Но мы же ничего не знаем об этой женщине, ваше величество, — сказал Калазарис. — Уже одного этого достаточно, чтобы мы проявили осторожность. Мои шпионы весь Эсмир изрыскали, собирая информацию о ней. И не преуспели. Она словно вдруг откуда-то взялась в один прекрасный день. Богатая дворянка, о которой никто никогда ничего не слышал ранее.
   — И к тому же у нее ребенок, — сказал Протарус.
   — Да, но чей это ребенок, ваше величество? Тоже тайна.
   — Просто не могу представить себе мужчину, который хотел бы обвенчаться с женщиной, бывшей подстилкой другого, — сказал король. — Пусть она и красавица.
   — Именно это же чувствую и я, ваше величество, — сказал Калазарис. — И это еще больше усиливает мои подозрения.
   — Ты считаешь ее опасной?
   — Она не похожа ни на одну из женщин Эсмира, — сказал Калазарис. — Ей каким-то образом удалось сделаться богатой. Чрезвычайно богатой. И она продолжает богатеть каждый день, проявляя поразительную проницательность в делах. Леди Фатина не отвечала взаимностью ни одному мужчине, пока не повстречалась с лордом Тимуром. Но и с ним она не консультируется относительно своих дел, насколько мне известно.
   — Ты думаешь, она может влиять на него?
   — Возможно допущение, ваше величество. Она женщина с ярко выраженной силой воли. И с амбициями.
   Протарус заерзал, постукивая кольцами по подлокотнику трона. Затем сказал:
   — Да, пожалуй, она такова. И уже очаровала моего великого визиря. Что же будет дальше?
   — Вот именно, ваше величество, — сказал Калазарис. — Что будет дальше?

26. Там, где поджидают добычу вороны

   Великий дворец Занзера, место призрачных залов, по ночам наполнялся криками и заговорщицкими шепотками, дующими по темным коридорам подобно иссушающим ветрам. Он провонял интригами и предательствами минувших столетий. За эти годы здесь пролилось немало крови, и кое-где на камнях еще оставались черные пятна недавних убийств.
   В этом дворце вознеслось и пало много королей, но не осталось ни одного памятника, отмечающего их благородные поступки. Конец каждого правления объявлялся темным посланником — наемным убийцей. А начало отмечалось торчащей над главными городскими воротами очередной королевской головой. И первыми восхваляли имя нового монарха пирующие вороны.
   И теперь, при новом короле, Ирадже Протарусе, интрига и предательство процветали так же, как и прежде. Семь долгих лет ожидали вороны, пока вокруг короля, отталкивая в сторону старых друзей и преданных адъютантов, столпятся амбициозные и испуганные люди. Так всегда случалось в великом дворце Занзера. И скорее всего, так будет.
   Сафар сразу же ощутил запах опасности, когда вошел через громадные двери, а стражники отсалютовали великому визирю. В воздухе присутствовала серная вонь темной магии, а каменный идол под его официальной туникой предупреждающе запульсировал.
   В том, что Сафара вызвали к королю, не было ничего необычного, однако, когда он шагал по дворцу — Лейрия в нескольких шагах позади, — множество глаз провожали его. Кто-то смотрел задумчиво, в некоторых глазах откровенно сверкала ненависть, но большинство — как хотелось верить Сафару — смотрели сочувствующе.
   Когда он оказался у дверей в личные апартаменты Ираджа, они открылись и три существа, униженно кланяясь и приговаривая «Да, ваше величество», спиной выбрались из зала.
   Стражник закрыл двери, троица повернулась, и каждый из них по-разному отреагировал на появление Сафара.
   Первый, Калазарис, обрадовался.
   — Доброе утро, лорд Тимур, — сказал он. — Надеюсь, и день сложится для вас удачно.
   — Спасибо, и я надеюсь, — сказал Сафар, кивая главному шпиону.
   Второй, король Лука, повел себя надменно.
   — Великому визирю, — только и сказал он, кивком отмечая присутствие Сафара.
   Сафар тоже кивнул в ответ, но ничего не ответил.
   Третий, лорд Фари, выглядел взволнованным.
   — Рад вас видеть, лорд Тимур, — сказал он. — Давненько я не имел счастья пребывать в вашей компании. Может быть, как-нибудь вечерком посетите меня в моем недостойном доме?
   Сафар слегка склонил голову.
   — Быть вашим гостем, лорд Фари, для меня большая честь, — сказал он.
   — Да, да, — сказал старый демон. — Конечно, вы ведь всегда так заняты, великий визирь, что вряд ли скоро сможете выбраться ко мне.
   — Для вас я всегда свободен, лорд Фари, — ответил Сафар. Он не мог удержаться от того, чтобы не поддразнить демона.
   Фари напряженно сцепил когти.
   — Пусть наши чиновники переговорят и устроят удобное для нас время, — сказал он.
   — Благодарю вас, лорд, — проговорил Сафар, вновь слегка склоняя голову — Я с нетерпением жду вашего любезного приглашения.
   Появившийся стражник предложил Сафару пройти в королевские покои. Сафар вежливо раскланялся с троицей и вошел в двери, оставив Лейрию в приемной.
   Ирадж сидел за письменным столом, просматривая какие-то доклады. Во всяком случае, делал вид. Низко склонив голову, он держал перед собой бумаги, но взгляд его был устремлен в одну точку, а не на слова и цифры, что указывало на сосредоточенность короля совсем на другом предмете.
   Сафар кашлянул, Ирадж вскинул голову и улыбнулся. Но глаза оставались холодными.
   — А, вот и ты, Сафар, — сказал он. — Выпей. Устраивайся поудобнее.
   Сафар сел и налил себе бокал бренди.
   Ирадж сделал вид, что вновь занят бумагами, но пальцы в перстнях выдавали его, постукивая по подлокотнику кресла.
   Наконец Ирадж кивнул, отбросил бумаги и поднял голову.
   — Видишь ли, Сафар, я чувствую себя несколько неловко, — сказал он. — Но я должен поговорить с тобой как мужчина с мужчиной и как друг.
   Сафар, ощутив, как нагревается каменный идол, тоже почувствовал себя неловко.
   Он улыбнулся и сказал:
   — Я всегда готов, Ирадж.
   — Речь идет о твоей просьбе жениться на леди Фатина.
   — И что же?
   — А ты уверен, что поступаешь мудро, друг мой? — спросил Ирадж. — Насколько мне известно, она красавица. И я поздравляю тебя с тем, что у тебя есть вкус. Но жениться!
   — Я люблю ее, Ирадж, — сказал Сафар. — В Кирании, если люди любят, то, как правило, женятся.
   Ирадж нервно рассмеялся.
   — Так ведь это в Кирании, — сказал он. — А ты ведь теперь не какой-нибудь там сын гончара. Ты великий визирь — второй после меня по значимости человек королевства. Ты можешь обладать любой женщиной по выбору. Хочешь — тащи ее в постель, хочешь — женись, уж если так охота.
   — Я понимаю, Ирадж, — сказал Сафар. — Так вот леди Фатина я выбрал именно исходя из этих двух точек зрения.
   — Но она может не соответствовать тебе, — сказал Ирадж, — хоть и красавица.
   — Для меня она как раз та, которую вряд ли заслуживает сын простого гончара. К тому же она тоже меня любит. Что же мне еще требовать от женщины?
   — А я вот что думаю, — сказал Ирадж, наваливаясь грудью на стол. — Тут присутствует обычное романтическое влечение. Ты и сам знаешь свою слабость в этом вопросе. Помнишь Астарию? Тебе казалось, что свет клином сошелся на ней. Ты о своей любви к ней возвестил горам. И даже просил ее стать твоей невестой. И она посмеялась над тобой, если ты помнишь.
   — А эта женщина не стала смеяться, — сказал Сафар.
   Ирадж с минуту всматривался в Сафара, затем сказал:
   — Я спрашиваю лишь потому, что надеюсь, ты передумаешь. — Сафар хотел уже возразить, но Ирадж поднял руку, останавливая его. — Я знаю, что ты упрям, Сафар, — сказал он, — поэтому не отвечай сразу же. Подумай день или два, и мы еще раз переговорим. Я прошу тебя как друг.
   Сафар подавил в себе возражение.
   — Хорошо, Ирадж, — сказал он. — Я сделаю, как ты просишь.
   Он не собирался менять своего решения, но время ему требовалось для того, чтобы выяснить: что же вокруг происходит и как себя вести в сложившейся ситуации. Он попытался шуткой внести облегчение в разговор.
   — Если тетушка Ирадж хочет, чтобы я денька два поостыл, она своего добилась.
   Протарус не ответил. Глаза его застыли, словно устремленные в отдаленную точку пространства. Но тут же в них проявилась тревога.
   — Что ж, с одной проблемой справились достаточно легко, — сказал он, изображая веселье. — Давай займемся следующей.
   — Которой?
   — Боюсь, что она тоже довольно деликатная, мой друг, — сказал он. — Поэтому постарайся рассуждать здраво, как и раньше.
   — Я постараюсь.
   — Дело касается заклинания, — сказал Ирадж. — Того самого, обращенного к богам с вопросом, что ждет нас в будущем.
   Сафар застонал и, потеряв бдительность, даже криво ухмыльнулся.
   — Так вот чем мои коллеги занимались здесь, — сказал он. — А я-то думал, они собрались, чтобы воспеть нашего короля.
   Ирадж нахмурился.
   — Они ничего не имеют против тебя, — отрезал он. — Я бы не позволил им этого.
   Сафар сразу же распознал ложь.
   — Ну разумеется, ты бы не позволил, Ирадж, — сказал он. — В конце концов, мы же кровные братья. А ни один порядочный человек не позволит, чтобы оговаривали его кровного брата.
   Ирадж смерил его холодным взглядом.
   — Ни за что не позволит, — согласился он. Щека у него дернулась. И тем не менее он решительно добавил: — Ни за что!
   — И что же нового предлагают мои друзья относительно этого заклинания? — спросил Сафар.
   — Фари предлагает компромисс, — сказал Ирадж. — Пусть будет два года, а не один. Мои подданные и этому будут рады. Два года — не слишком долгий срок ожидания эры великого благословения.
   — О, даже и название придумали? — сказал Сафар. — Эра великого благословения?