Страница:
— Назови как хочешь, — сказал Ирадж. — Лишь бы звучало положительно. Смысл же в том, о чем мы и хотим сказать, и сказать весьма решительно, что дела пойдут все лучше и лучше, если только мы принесем соответствующие жертвы богам и наберемся терпения.
— Я отвечу так же, как и раньше, Ирадж, — сказал Сафар. — Я не буду лгать. Два года — такая же ложь, как и один. Или три, или даже пять.
Протарус встревожился.
— Пять лет! — сказал он. — Но ведь ты же не думаешь, что нам придется ждать так долго?
— Да я понятия не имею, — сказал Сафар. — И именно в этом все и дело. И никто не знает. Ни бросальщик костей, ни гадатель по внутренностям, ни любой другой звездочет твоего королевства. Все символы пусты и ничего не сообщают. Такое ощущение, что боги нас не слышат.
— Смеху подобно, — сказал, вспыхивая, Ирадж. — Как это не слышат? Еще как слышат. Иначе как же я оказался на троне? Кто же направлял меня, если не боги? К тому же есть и Демонская луна. И поднимающаяся комета. Твое давнее видение. Все эти знаки предписаны самими небесами!
Сафар счел за благо не спорить. Ирадж зациклился на «божественном предназначении», на той идее, которую они обсуждали еще в юношестве. Но спорить сейчас не только бессмысленно, но и опасно.
— Не знаю, каковы причины, — сказал он, — но сейчас боги молчат.
— Ну так ты скажи за них, — возмутился Ирадж. — Скажи, что через два года все будет хорошо. Предположение не хуже любого другого.
— Я не могу, — сказал Сафар.
— Это оскорбляет твое драгоценное достоинство, — фыркнул Ирадж.
— Что-то вроде этого, — ответил Сафар.
— А вот Фари такие проблемы не беспокоят, — сказал Ирадж. — Он рассказывал, что при Манасии проделывал такие штуки неоднократно.
— Вот и посмотри, чем закончил Манасия, — сказал Сафар.
Ирадж сверкнул глазами.
— Дело не в этом, — сказал он. — Я говорил о достоинстве, а не о Манасии.
— Ну что ж, коли Фари привык лгать, — сказал Сафар, — то пусть и продолжает. Пусть и займется всем этим делом. Празднествами, жертвоприношениями, молитвами. А затем и большой ложью. И дайте мне знать, на какое число все это назначено, чтобы я куда-нибудь скрылся.
— Перестань глупить! — воскликнул Ирадж. — Ты же мой великий визирь! Все решат, что ты встал в оппозицию ко мне и скрылся, чтобы своим отсутствием выразить свое неудовольствие.
— Так дело все-таки в моей позиции? — спросил Сафар.
— Ну хорошо, хорошо, — ответил Ирадж, успокаиваясь. И одарил Сафара своей улыбкой. — Сделай, как я прошу. Просто одолжение другу.
— Не надо спекулировать дружбой, — предостерегающе сказал Сафар. — Вовлекать ее в это дело — губительная ошибка.
Ирадж задрожал от ярости. Сафар уже решил, что друг его сейчас потеряет контроль над собой.
Внезапно Протарус расслабился. Он глубоко вздохнул, опустошил кубок и вздохнул еще раз.
— Какой же ты трудный человек, Сафар Тимур, — сказал он. — Такой же непреклонный, как твои горы.
— Я вовсе не из гордости так поступаю, — сказал Сафар. — Просто меня так воспитали.
— Ну так слава богам, — рассмеялся Ирадж, — что у меня лишь один друг из Кирании. Иначе я давно бы уже сошел с ума.
— Очевидно, что объяснение здесь может быть только одно, ваше величество, — сказал лорд Фари. — Ясно, что великий визирь сошел с ума.
Протарус посмотрел на него с удивлением.
— Сафар сошел с ума? — сказал он. — Да что ты, он всегда был самым здравомыслящим из людей. Конечно, у него были свои глупые причуды типа Хадин, этой навязчивой идеи. Но безумие?
Фари, Лука и Калазарис вели короля по узкому коридору к комнатам, где некогда король Манасия занимался некромантией. Во влажной атмосфере носились запахи бальзамирующих составов, а шаги идущих звучали так неестественно громко, словно действие происходило в нереальном мире.
— Если мне будет позволено сказать, ваше величество, — сказал Фари, — безумие — это то состояние, с которым постоянно приходится сражаться всем магам. Я очень стар и знаю, о чем говорю. Мне довелось повидать немало юных магов, не устоявших против тех сил, которые они же и вызвали. А лорд Тимур забыл, что настоящим могуществом обладает лишь король и магией манипулирует визирь лишь с его монаршьего соизволенья. В конце концов, король правит божественным повелением. Так устроен мир, о чем и объявили нам боги давным-давно.
Лука фыркнул.
— Как же еще это и назвать, если не сумасшествием? — сказал он. — Только сумасшедший станет играть в такие опасные игры. Ведь он имеет дело не с простым монархом. А с королем королей. Абсолютным правителем всего Эсмира.
— Больше всего меня беспокоит его точка зрения на то, что будто бы я собираюсь каким-то образом нанести вред моим подданным, — сказал Ирадж. — Все мои цели — вся моя жизнь — были направлены как раз в противоположную сторону. Я для всех хотел только хорошего. И действительно жду не дождусь наступления эры великого благословения. Мира и процветания, как для людей, так и для демонов. Более того, именно об этом я ему и рассказывал много лет назад, когда мы были еще мальчишками. И я с тех пор лишь окреп в этой решимости. Я считаю ее своей священной обязанностью.
— Но основа проблемы, ваше величество, заключается в том, что лорд Тимур не просто сумасшедший, он — могущественный безумец, — сказал Калазарис. — И это не спекуляция, ваше величество, а факт, подтвержденный моими лучшими шпионами. Лорд Тимур не раз высказывался в том смысле, что гораздо более популярен, нежели ваше величество. Он всерьез полагает, что его обожают все ваши подданные. И что ему надлежит быть королем, а не вам. Вот почему он и проявляет непокорность вашему величеству. Он считает свою репутацию важнее вашей.
К тому времени, когда они вошли в некромантиум короля Манасии, Ирадж был доведен до кипения. Стараясь уберечь гнев короля от напрасного расплескивания, троица принялась показывать ему различные интересные предметы.
Заправлял всем старый демон-маг Фари.
— Видите это, ваше величество? — сказал он, показывая на пробирку, покрытую магическими символами. — В ней содержится напиток, который во много раз усилил бы даже такую могучую способность применительно к женщинам, как вашу. Одна капля на стакан вина, и вы доставите удовольствие сотне девиц.
Затем он продемонстрировал небольшой кошелек. Из него он высыпал на ладонь пригоршню редких драгоценных камней.
— При соответствующем заклинании, ваше величество, — сказал он, — эти камни многократно умножаются числом. Я упоминал об их существовании лорду Тимуру, говоря, что они могли бы помочь решить ваши финансовые затруднения, но он заявил, что тут пахнет черной магией, злой магией, и запретил мне говорить о них.
Затем он взялся за череп, несомненно принадлежавший некогда волку.
— А вот амулет, с помощью которого можно изменять облик, ваше величество, — сказал он. — При мудром применении вы, ваше величество, обрели бы удивительное могущество. Магическое могущество, ваше величество. А это, простите за дерзость, единственное, чего вам недостает. Да что говорить, ваше величество, с таким магическим могуществом вы преспокойно обходились бы без магов, ну разве что необходимые остались для рутинных обязанностей каждого дня.
— И тогда я стал бы подобен Алиссарьяну, — пробормотал Протарус.
— Да, ваше величество, — сказал Фари. — Вы стали бы владыкой обоих миров. Материального и духовного.
— И мне не понадобился бы Сафар, — сказал Ирадж.
Фари пожал плечами.
— Об этом я не думал, — сказал он. — Лорд Тимур настолько могущественный маг, что даже мысль такая в голову не приходит. Но скорее всего вы правы. Он бы вам не понадобился. — Он хихикнул. — Кстати, и я бы тоже. Разве что вы, ваше величество, захотели бы меня взять в наставники в овладении магическими искусствами.
— А разве Сафар отказался бы?
Фари вновь пожал плечами.
— Тут вам лучше судить, ваше величество, — сказал он. — В конце концов, вы были друзьями много лет.
Ирадж стал развивать мысль.
— Но если бы так произошло, — сказал он, — то я бы смог объявить о наступлении эры великого благословения.
Троица продемонстрировала удивление.
— Ну конечно, — сказал Лука.
— Почему бы и нет? — присоединился Калазарис.
— Я должен подумать об этом, — сказал Протарус. — Не хочется отвечать сразу. А то неизбежны ошибки и разочарования.
— Эту истину следовало бы высечь на камне, ваше величество, — сказал Калазарис. — Именно неторопливое раздумье и отличает хорошее от великого.
В этот момент послышался какой-то пронзительный свист. Четыре головы — две человеческие и две демонские — повернулись на этот звук. Он доносился из небольшого перегонного куба, сделанного из хрусталя, украшенного драгоценными камнями и стоящего на эбонитовой подставке. Куб затыкался шарообразной пробкой, переливающейся лиловатым цветом.
Лука обнажил клыки в сладострастной улыбке.
— Вот еще чего вы не видели, ваше величество! — сказал он.
— Чего? — заинтересованно спросил Ирадж.
— Мы приготовили для вас, ваше величество, небольшое развлечение, — сказал Фари.
— Вообще-то ничего запланированного тут нет, — добавил Калазарис. — Все зависело от удачи. Мы молились, чтобы это произошло именно тогда, когда вы окажетесь здесь и сможете увидеть.
— Ненавижу повторяться, — сказал Ирадж. — Но все же что именно?
Хихикая, троица заговорщиков подвела короля к перегонному кубу. Как только он подошел, звук прекратился, а световая пульсация превратилась в ровное свечение.
— Загляните туда, ваше величество, — сказал Фари. — Гарантирую, что вас ждет восхитительное зрелище.
Ирадж с выжидательной улыбкой на губах уставился в куб.
Сформировались какие-то образы.
Король разинул рот.
— О боги, — сказал он. — Да она же прекрасна!
Нерисе показалось, что она слышит чьи-то голоса. Она заворочалась в ванной, приподнимая голову над ароматной водой. Оглядевшись, она не заметила ничего необычного в огромной мраморной ванной комнате. Легкая дымка поднималась над водой ванны, столь громадной, что в ней с легкостью поместились бы четыре Нерисы и вольготно раскинули бы свои члены, дабы позволить ласковой воде обмыть каждую складочку тела.
Убедившись, что вокруг никого нет, а услышанные голоса вызваны ее воображением, она вновь расслабилась, издав вздох восхищения.
Леди Фатина хоть и была богатейшей из женщин, но большую часть жизни провела с грязными караванами, собирая свое состояние. А когда она была всего лишь девочкой Нерисой, то устраивала ванные в бочках с холодной дождевой водой под крышами трущоб.
Абубенсу много хвастался видом дома, восхваляя детскую, переделанную в точном соответствии с пожеланиями хозяйки, но ни словом не помянул ванную комнату. Когда же Нериса открыла для себя ее, то неистово возблагодарила того бога, что создал такую роскошь.
Нериса взялась за огромную губку, плавающую на поверхности воды. С полочки она достала искусно сделанную бутылочку с маслами для принятия ванн — один из подарков, что прислали ей те гости, которых она любезно пригласила на свой банкет. Жидкость в бутылочке была столь густого лилового цвета, что даже светилась.
Она вытащила шарообразную пробку, вылила масло на губку, заткнула бутылочку и стала наносить драгоценную благоухающую жидкость на тело. На шею, на грудь, на плоский живот, на бедра, на икры — вниз до самых кончиков ног, а затем заново вверх, пока вся не заблестела. У нее было такое ощущение, словно все ее тело оказалось обтянуто плотной теплой перчаткой.
Нериса издала еще один протяжный вздох. Она еще никогда не ощущала себя такой чистой, такой изнеженной, такой…
Ей вновь показалось, что она слышит голоса.
Она уронила губку в воду и подняла глаза. Но никого и ничего вокруг не было.
Тут она услыхала высокий пронзительный голосок и улыбнулась.
Минуту спустя вошла Скани, прижимая к боку Палимака.
— Лорд Тимур здесь, моя леди, — объявила нянечка.
— Спасибо, Скани, — ответила Нериса. — Скажи, что я выйду к нему, как только приму ванну.
Скани кивнула:
— Да, моя леди.
Нериса улыбнулась, поглядев на ребенка.
— Ну а как мой дорогой Палимак? — сказала она.
Малыш ткнул в ее сторону указательным пальцем.
— Заткнись! — сказал он.
Скани вздрогнула.
— Нельзя так разговаривать с матерью, — нахмурилась она.
Палимак вновь вытянул палец, но указывая ниже.
— Заткнись! — сказал он сердито.
— Тише, дитя! — проговорила Скани. — Молодой ты господин или нет, а только старая Скани спустит тебе шкуру с задницы, если ты так будешь говорить.
— Не обращай на него внимания, — сказала Нериса. — Он просто старается быть на виду. Если мы не будем обращать на него внимание, он перестанет.
Но Скани огорчилась. Это был удар по ее искусству воспитательницы.
— Понятия не имею, где он мог нахвататься таких слов, моя леди! — сказала она. — Уж я-то точно таких слов не употребляю.
— Заткнись! — вмешался Палимак. Он так завертелся, что Скани была вынуждена опустить его на пол и позволить встать на ножки.
— Прекрати, Палимак! — воскликнула Скани. Но ребенок не обратил на нее внимания. Встав на четвереньки, он двинулся по влажному мраморному полу и остановился, только добравшись до ванны.
Глаза его засветились желтым, когда взгляд упал на бутылочку с маслом для ванн.
— Заткнись! — потребовал он.
Он хлопнул ладошкой по бутылке, и та покачнулась.
— Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь!
И тут, к потрясению обеих женщин, он так наподдал бутылочке, что та полетела с края ванны.
Во все стороны брызнули осколки.
Ирадж отпрянул назад, когда образ взорвался у него перед глазами.
— Маленький шлюхин сын! — рявкнул он.
Тут он посмотрел на куб, увидел, что тот стоит целым и невредимым, и понял, что ничего страшного не произошло. Он от души расхохотался, хлопая ладонями по бедрам.
— Все это выглядело так, словно маленький ублюдок догадался, что мы подглядываем за его мамашей, — фыркнул он.
Трое его новых друзей смеялись вместе с ним.
— Ну а теперь скажите, ваше величество, — сказал Калазарис, — ну разве она не прекрасна?
Ирадж вновь глянул на куб. Он припомнил образ обнаженной купающейся Нерисы, и во рту у него внезапно пересохло. Он почти ощущал запах ее ароматной женской плоти среди благовонных испарений воды.
— Да, — сказал он хрипло.
— Даже я был тронут, ваше величество, — сказал Лука. — А ведь я демон, и меня мало привлекают формы женщин-людей.
— Это блюдо скорее подобает столу короля, — сказал Фари, — а не простолюдину Тимуру.
Глаза Ираджа сузились.
— Что ты предлагаешь? — спросил он.
— Предлагаю? Да что вы, совсем ничего, ваше величество, — сказал Фари. — Я всего лишь отмечаю очевидное.
— Но лорд Тимур действительно показал себя ревностным сторонником и другом его величества, — сказал Калазарис, обращаясь к остальным.
— Так-то оно вроде и так, — сказал Лука. — И он сам об этом не раз нам говорил… когда ему было выгодно.
— А может быть, это как раз тот самый случай, когда проверяется истинность дружбы, ваше величество, — сказал Калазарис. — Посмотреть, так ли уж глубоки его чувства к вам.
Протарус облизнул сухие губы. Пальцы его забарабанили по пробке куба. Затем он кивнул. Решение было принято.
— Как я понимаю, — сказал он, — Сафар не оставил мне выбора.
— В прошлом Ирадж всегда прислушивался к тому, что я говорю, — сказал Сафар Нерисе. — Он необязательно делал так, как я ему советовал, да и я не всегда поступал, как ему хотелось, но на наших отношениях это не отражалось. По крайней мере, он ничем своего охлаждения ко мне не выказывал.
Стояла ночь, и двое влюбленных, положив между собою Палимака, устроились на постели Нерисы. С того происшествия в ванной ребенок проявлял все признаки беспокойства и мучился кошмарами. По настоянию Сафара Нериса перенесла его к ним на постель, и теперь ребенок спал безмятежно, сунув большой палец в рот.
— Мы вовсе не должны быть мужем и женой, Сафар, — сказала Нериса. — Если хочешь, я буду просто твоей наложницей. Или, поскольку я женщина состоятельная, ты будешь моим любовником.
Сафар улыбнулся, но улыбка недолго блуждала на его губах.
— Дело ведь не в том, женаты мы или нет, — сказал он.
Нериса кивнула. Он уже поведал ей о той громадной лжи, которую потребовал от него Протарус, и о заговоре, в который, как он подозревал, вовлечены Лука, Фари и Калазарис.
— Я просто глупо пошутила, — сказала она.
— По какой-то причине он вдруг резко свернул с дороги, по которой мы раньше шли вместе. И я не знаю, как повернуть его назад.
Нериса содрогнулась.
— У меня такое чувство, словно на моей могиле топчется какой-то негодяй, — сказала она. — Когда я была девчонкой на улицах Валарии, это чувство всегда служило мне предупреждающим сигналом. Я даже не знаю, сколько раз успевала метнуться в сторону и потом лишь заметить крадущегося по переулку охотника за ворами.
— Гундара без устали твердит об опасности с тех пор, как я вышел из дворца, — сказал Сафар. — Он советовал мне бежать.
— Так давай же так и поступим, — внезапно настойчиво заговорила Нериса. — Бросим все и прямо сейчас убежим. О деньгах нечего переживать. Деньги у меня вложены по всему Эсмиру.
— Не могу, — сказал Сафар.
Нериса уставилась на него.
— Видимо, очень трудно отказаться от положения великого визиря, — сказала она. — Трудно себе представить, какой властью он обладает.
— Для меня это ничего не значит, Нериса, — ответил Сафар. — Меньше всего я думаю об этом. Более того, мои мальчишеские мечты простирались лишь до того, чтобы унаследовать славное имя моего отца как величайшего гончара Кирании.
— Так давай отправимся в Киранию, — сказала Нериса. — Ты так много говорил о ней в Валарии, что она стала олицетворять для меня рай на земле. Давай отправимся туда вместе. Я стану твоей женой, простой деревенской женщиной, у которой на коленях сидит Палимак, а в животе у меня растет его сестренка. — Глаза у нее заблестели. — Вот моя сокровенная мечта, Сафар, — сказала она. — Так почему бы нам вдвоем не сделать наши мечты явью?
Он взял ее за руку и сказал:
— Я бы очень этого хотел, но судьба распорядилась иначе.
И он поведал ей историю о двух женщинах — одна из видения в пещере Алиссарьяна, другая, живая, Мефидия, могущественная колдунья.
В конце он сказал:
— Обе они настаивали, чтобы Ирадж и я вместе шли по одной дороге. И в конце этой дороги находится ответ на мучающий меня вопрос. О загадке Хадин.
— Что ж, я не колдунья, — сказала Нериса, — и уж точно — не видение в пещере. Но мне ясно, что Протарус сбился с этого пути. Ты сказал, что он резко свернул с пути, и неизвестно, как вернуть его обратно на эту дорогу. А ты не думал, что, может быть, эта дорога уже кончилась? Я имела в виду, дорога для вас двоих? И что ты должен идти дальше, оставив Протаруса в его безумии?
— Да, — чуть ли не прошептал Сафар. — Я думал об этом. Но Ирадж не сумасшедший. Он всего лишь король, что, по моему мнению, уже само по себе сумасшествие. Я помню, как много лет назад говорил ему об этом.
— И тем не менее, — сказала Нериса. И еще решительнее добавила: — И тем не менее!
Сафар задумался на минуту, затем проговорил:
— Я сделаю еще одну попытку. Завтра мы вроде бы должны встретиться. Я должен предоставить ему этот последний шанс.
— Ты не должен ему ничего, — сказала Нериса. — Ты обманываешь себя, Сафар. Неужели же ты этого не понимаешь?
Сафар пожал плечами:
— Я ничего не могу с собой поделать.
Он посмотрел на Палимака, затем на нее, встревоженно нахмуренную.
— Больше всего меня беспокоит то, что вы оба оказались в опасной ситуации из-за меня, — сказал он. — Если Ирадж задумал недоброе, то он доберется не только до меня, но и до вас. Я думаю, первым делом утром вам надо уехать.
Нериса согласилась. В конце концов, она несла ответственность за Палимака.
— В двадцати милях от Занзера, у перекрестка, стоит деревня, — сказала она. — Абубенсу приготовит экипаж. Я скажу ему, что собираюсь осмотреть это место, что не так уж далеко от истины. Район действительно многообещающий.
— Я знаю эту деревню, — сказал Сафар. — Если все пойдет хорошо, я пришлю курьера, и он скажет вам, что можно возвращаться обратно. А если не получится, то приеду к вам сам.
— Один из моих караванов, идущий в Каспан, двинется через пустыню примерно послезавтра, — сказала Нериса. — Мы сможем уйти с ним.
Палимак заворочался. В полумраке его глаза засверкали золотом.
Внезапно он закрыл лицо ладошками и заплакал.
Нериса стала его успокаивать.
— Все хорошо, мой маленький, — заворковала она. — Мамочка с тобой. Она ото всех тебя защитит.
Во дворе Лейрия, сжавшись в тени, наблюдала за домом.
Услыхав хлопанье крыльев, она резко повернула голову на звук.
Раскинув большие крылья в ночном воздухе, над землей кружил ворон. Облетев поместье, он устремился к дому.
Поднимаясь кругами все выше и выше, он вскоре растворился в красном свечении Демонской луны.
Лейрия вновь устремила взгляд на дом, в глубине которого разнесся детский плач.
Ей еще никогда не доводилось слышать такого отчаянного, одинокого плача.
27. Побег из Занзера
— Я отвечу так же, как и раньше, Ирадж, — сказал Сафар. — Я не буду лгать. Два года — такая же ложь, как и один. Или три, или даже пять.
Протарус встревожился.
— Пять лет! — сказал он. — Но ведь ты же не думаешь, что нам придется ждать так долго?
— Да я понятия не имею, — сказал Сафар. — И именно в этом все и дело. И никто не знает. Ни бросальщик костей, ни гадатель по внутренностям, ни любой другой звездочет твоего королевства. Все символы пусты и ничего не сообщают. Такое ощущение, что боги нас не слышат.
— Смеху подобно, — сказал, вспыхивая, Ирадж. — Как это не слышат? Еще как слышат. Иначе как же я оказался на троне? Кто же направлял меня, если не боги? К тому же есть и Демонская луна. И поднимающаяся комета. Твое давнее видение. Все эти знаки предписаны самими небесами!
Сафар счел за благо не спорить. Ирадж зациклился на «божественном предназначении», на той идее, которую они обсуждали еще в юношестве. Но спорить сейчас не только бессмысленно, но и опасно.
— Не знаю, каковы причины, — сказал он, — но сейчас боги молчат.
— Ну так ты скажи за них, — возмутился Ирадж. — Скажи, что через два года все будет хорошо. Предположение не хуже любого другого.
— Я не могу, — сказал Сафар.
— Это оскорбляет твое драгоценное достоинство, — фыркнул Ирадж.
— Что-то вроде этого, — ответил Сафар.
— А вот Фари такие проблемы не беспокоят, — сказал Ирадж. — Он рассказывал, что при Манасии проделывал такие штуки неоднократно.
— Вот и посмотри, чем закончил Манасия, — сказал Сафар.
Ирадж сверкнул глазами.
— Дело не в этом, — сказал он. — Я говорил о достоинстве, а не о Манасии.
— Ну что ж, коли Фари привык лгать, — сказал Сафар, — то пусть и продолжает. Пусть и займется всем этим делом. Празднествами, жертвоприношениями, молитвами. А затем и большой ложью. И дайте мне знать, на какое число все это назначено, чтобы я куда-нибудь скрылся.
— Перестань глупить! — воскликнул Ирадж. — Ты же мой великий визирь! Все решат, что ты встал в оппозицию ко мне и скрылся, чтобы своим отсутствием выразить свое неудовольствие.
— Так дело все-таки в моей позиции? — спросил Сафар.
— Ну хорошо, хорошо, — ответил Ирадж, успокаиваясь. И одарил Сафара своей улыбкой. — Сделай, как я прошу. Просто одолжение другу.
— Не надо спекулировать дружбой, — предостерегающе сказал Сафар. — Вовлекать ее в это дело — губительная ошибка.
Ирадж задрожал от ярости. Сафар уже решил, что друг его сейчас потеряет контроль над собой.
Внезапно Протарус расслабился. Он глубоко вздохнул, опустошил кубок и вздохнул еще раз.
— Какой же ты трудный человек, Сафар Тимур, — сказал он. — Такой же непреклонный, как твои горы.
— Я вовсе не из гордости так поступаю, — сказал Сафар. — Просто меня так воспитали.
— Ну так слава богам, — рассмеялся Ирадж, — что у меня лишь один друг из Кирании. Иначе я давно бы уже сошел с ума.
— Очевидно, что объяснение здесь может быть только одно, ваше величество, — сказал лорд Фари. — Ясно, что великий визирь сошел с ума.
Протарус посмотрел на него с удивлением.
— Сафар сошел с ума? — сказал он. — Да что ты, он всегда был самым здравомыслящим из людей. Конечно, у него были свои глупые причуды типа Хадин, этой навязчивой идеи. Но безумие?
Фари, Лука и Калазарис вели короля по узкому коридору к комнатам, где некогда король Манасия занимался некромантией. Во влажной атмосфере носились запахи бальзамирующих составов, а шаги идущих звучали так неестественно громко, словно действие происходило в нереальном мире.
— Если мне будет позволено сказать, ваше величество, — сказал Фари, — безумие — это то состояние, с которым постоянно приходится сражаться всем магам. Я очень стар и знаю, о чем говорю. Мне довелось повидать немало юных магов, не устоявших против тех сил, которые они же и вызвали. А лорд Тимур забыл, что настоящим могуществом обладает лишь король и магией манипулирует визирь лишь с его монаршьего соизволенья. В конце концов, король правит божественным повелением. Так устроен мир, о чем и объявили нам боги давным-давно.
Лука фыркнул.
— Как же еще это и назвать, если не сумасшествием? — сказал он. — Только сумасшедший станет играть в такие опасные игры. Ведь он имеет дело не с простым монархом. А с королем королей. Абсолютным правителем всего Эсмира.
— Больше всего меня беспокоит его точка зрения на то, что будто бы я собираюсь каким-то образом нанести вред моим подданным, — сказал Ирадж. — Все мои цели — вся моя жизнь — были направлены как раз в противоположную сторону. Я для всех хотел только хорошего. И действительно жду не дождусь наступления эры великого благословения. Мира и процветания, как для людей, так и для демонов. Более того, именно об этом я ему и рассказывал много лет назад, когда мы были еще мальчишками. И я с тех пор лишь окреп в этой решимости. Я считаю ее своей священной обязанностью.
— Но основа проблемы, ваше величество, заключается в том, что лорд Тимур не просто сумасшедший, он — могущественный безумец, — сказал Калазарис. — И это не спекуляция, ваше величество, а факт, подтвержденный моими лучшими шпионами. Лорд Тимур не раз высказывался в том смысле, что гораздо более популярен, нежели ваше величество. Он всерьез полагает, что его обожают все ваши подданные. И что ему надлежит быть королем, а не вам. Вот почему он и проявляет непокорность вашему величеству. Он считает свою репутацию важнее вашей.
К тому времени, когда они вошли в некромантиум короля Манасии, Ирадж был доведен до кипения. Стараясь уберечь гнев короля от напрасного расплескивания, троица принялась показывать ему различные интересные предметы.
Заправлял всем старый демон-маг Фари.
— Видите это, ваше величество? — сказал он, показывая на пробирку, покрытую магическими символами. — В ней содержится напиток, который во много раз усилил бы даже такую могучую способность применительно к женщинам, как вашу. Одна капля на стакан вина, и вы доставите удовольствие сотне девиц.
Затем он продемонстрировал небольшой кошелек. Из него он высыпал на ладонь пригоршню редких драгоценных камней.
— При соответствующем заклинании, ваше величество, — сказал он, — эти камни многократно умножаются числом. Я упоминал об их существовании лорду Тимуру, говоря, что они могли бы помочь решить ваши финансовые затруднения, но он заявил, что тут пахнет черной магией, злой магией, и запретил мне говорить о них.
Затем он взялся за череп, несомненно принадлежавший некогда волку.
— А вот амулет, с помощью которого можно изменять облик, ваше величество, — сказал он. — При мудром применении вы, ваше величество, обрели бы удивительное могущество. Магическое могущество, ваше величество. А это, простите за дерзость, единственное, чего вам недостает. Да что говорить, ваше величество, с таким магическим могуществом вы преспокойно обходились бы без магов, ну разве что необходимые остались для рутинных обязанностей каждого дня.
— И тогда я стал бы подобен Алиссарьяну, — пробормотал Протарус.
— Да, ваше величество, — сказал Фари. — Вы стали бы владыкой обоих миров. Материального и духовного.
— И мне не понадобился бы Сафар, — сказал Ирадж.
Фари пожал плечами.
— Об этом я не думал, — сказал он. — Лорд Тимур настолько могущественный маг, что даже мысль такая в голову не приходит. Но скорее всего вы правы. Он бы вам не понадобился. — Он хихикнул. — Кстати, и я бы тоже. Разве что вы, ваше величество, захотели бы меня взять в наставники в овладении магическими искусствами.
— А разве Сафар отказался бы?
Фари вновь пожал плечами.
— Тут вам лучше судить, ваше величество, — сказал он. — В конце концов, вы были друзьями много лет.
Ирадж стал развивать мысль.
— Но если бы так произошло, — сказал он, — то я бы смог объявить о наступлении эры великого благословения.
Троица продемонстрировала удивление.
— Ну конечно, — сказал Лука.
— Почему бы и нет? — присоединился Калазарис.
— Я должен подумать об этом, — сказал Протарус. — Не хочется отвечать сразу. А то неизбежны ошибки и разочарования.
— Эту истину следовало бы высечь на камне, ваше величество, — сказал Калазарис. — Именно неторопливое раздумье и отличает хорошее от великого.
В этот момент послышался какой-то пронзительный свист. Четыре головы — две человеческие и две демонские — повернулись на этот звук. Он доносился из небольшого перегонного куба, сделанного из хрусталя, украшенного драгоценными камнями и стоящего на эбонитовой подставке. Куб затыкался шарообразной пробкой, переливающейся лиловатым цветом.
Лука обнажил клыки в сладострастной улыбке.
— Вот еще чего вы не видели, ваше величество! — сказал он.
— Чего? — заинтересованно спросил Ирадж.
— Мы приготовили для вас, ваше величество, небольшое развлечение, — сказал Фари.
— Вообще-то ничего запланированного тут нет, — добавил Калазарис. — Все зависело от удачи. Мы молились, чтобы это произошло именно тогда, когда вы окажетесь здесь и сможете увидеть.
— Ненавижу повторяться, — сказал Ирадж. — Но все же что именно?
Хихикая, троица заговорщиков подвела короля к перегонному кубу. Как только он подошел, звук прекратился, а световая пульсация превратилась в ровное свечение.
— Загляните туда, ваше величество, — сказал Фари. — Гарантирую, что вас ждет восхитительное зрелище.
Ирадж с выжидательной улыбкой на губах уставился в куб.
Сформировались какие-то образы.
Король разинул рот.
— О боги, — сказал он. — Да она же прекрасна!
Нерисе показалось, что она слышит чьи-то голоса. Она заворочалась в ванной, приподнимая голову над ароматной водой. Оглядевшись, она не заметила ничего необычного в огромной мраморной ванной комнате. Легкая дымка поднималась над водой ванны, столь громадной, что в ней с легкостью поместились бы четыре Нерисы и вольготно раскинули бы свои члены, дабы позволить ласковой воде обмыть каждую складочку тела.
Убедившись, что вокруг никого нет, а услышанные голоса вызваны ее воображением, она вновь расслабилась, издав вздох восхищения.
Леди Фатина хоть и была богатейшей из женщин, но большую часть жизни провела с грязными караванами, собирая свое состояние. А когда она была всего лишь девочкой Нерисой, то устраивала ванные в бочках с холодной дождевой водой под крышами трущоб.
Абубенсу много хвастался видом дома, восхваляя детскую, переделанную в точном соответствии с пожеланиями хозяйки, но ни словом не помянул ванную комнату. Когда же Нериса открыла для себя ее, то неистово возблагодарила того бога, что создал такую роскошь.
Нериса взялась за огромную губку, плавающую на поверхности воды. С полочки она достала искусно сделанную бутылочку с маслами для принятия ванн — один из подарков, что прислали ей те гости, которых она любезно пригласила на свой банкет. Жидкость в бутылочке была столь густого лилового цвета, что даже светилась.
Она вытащила шарообразную пробку, вылила масло на губку, заткнула бутылочку и стала наносить драгоценную благоухающую жидкость на тело. На шею, на грудь, на плоский живот, на бедра, на икры — вниз до самых кончиков ног, а затем заново вверх, пока вся не заблестела. У нее было такое ощущение, словно все ее тело оказалось обтянуто плотной теплой перчаткой.
Нериса издала еще один протяжный вздох. Она еще никогда не ощущала себя такой чистой, такой изнеженной, такой…
Ей вновь показалось, что она слышит голоса.
Она уронила губку в воду и подняла глаза. Но никого и ничего вокруг не было.
Тут она услыхала высокий пронзительный голосок и улыбнулась.
Минуту спустя вошла Скани, прижимая к боку Палимака.
— Лорд Тимур здесь, моя леди, — объявила нянечка.
— Спасибо, Скани, — ответила Нериса. — Скажи, что я выйду к нему, как только приму ванну.
Скани кивнула:
— Да, моя леди.
Нериса улыбнулась, поглядев на ребенка.
— Ну а как мой дорогой Палимак? — сказала она.
Малыш ткнул в ее сторону указательным пальцем.
— Заткнись! — сказал он.
Скани вздрогнула.
— Нельзя так разговаривать с матерью, — нахмурилась она.
Палимак вновь вытянул палец, но указывая ниже.
— Заткнись! — сказал он сердито.
— Тише, дитя! — проговорила Скани. — Молодой ты господин или нет, а только старая Скани спустит тебе шкуру с задницы, если ты так будешь говорить.
— Не обращай на него внимания, — сказала Нериса. — Он просто старается быть на виду. Если мы не будем обращать на него внимание, он перестанет.
Но Скани огорчилась. Это был удар по ее искусству воспитательницы.
— Понятия не имею, где он мог нахвататься таких слов, моя леди! — сказала она. — Уж я-то точно таких слов не употребляю.
— Заткнись! — вмешался Палимак. Он так завертелся, что Скани была вынуждена опустить его на пол и позволить встать на ножки.
— Прекрати, Палимак! — воскликнула Скани. Но ребенок не обратил на нее внимания. Встав на четвереньки, он двинулся по влажному мраморному полу и остановился, только добравшись до ванны.
Глаза его засветились желтым, когда взгляд упал на бутылочку с маслом для ванн.
— Заткнись! — потребовал он.
Он хлопнул ладошкой по бутылке, и та покачнулась.
— Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь!
И тут, к потрясению обеих женщин, он так наподдал бутылочке, что та полетела с края ванны.
Во все стороны брызнули осколки.
Ирадж отпрянул назад, когда образ взорвался у него перед глазами.
— Маленький шлюхин сын! — рявкнул он.
Тут он посмотрел на куб, увидел, что тот стоит целым и невредимым, и понял, что ничего страшного не произошло. Он от души расхохотался, хлопая ладонями по бедрам.
— Все это выглядело так, словно маленький ублюдок догадался, что мы подглядываем за его мамашей, — фыркнул он.
Трое его новых друзей смеялись вместе с ним.
— Ну а теперь скажите, ваше величество, — сказал Калазарис, — ну разве она не прекрасна?
Ирадж вновь глянул на куб. Он припомнил образ обнаженной купающейся Нерисы, и во рту у него внезапно пересохло. Он почти ощущал запах ее ароматной женской плоти среди благовонных испарений воды.
— Да, — сказал он хрипло.
— Даже я был тронут, ваше величество, — сказал Лука. — А ведь я демон, и меня мало привлекают формы женщин-людей.
— Это блюдо скорее подобает столу короля, — сказал Фари, — а не простолюдину Тимуру.
Глаза Ираджа сузились.
— Что ты предлагаешь? — спросил он.
— Предлагаю? Да что вы, совсем ничего, ваше величество, — сказал Фари. — Я всего лишь отмечаю очевидное.
— Но лорд Тимур действительно показал себя ревностным сторонником и другом его величества, — сказал Калазарис, обращаясь к остальным.
— Так-то оно вроде и так, — сказал Лука. — И он сам об этом не раз нам говорил… когда ему было выгодно.
— А может быть, это как раз тот самый случай, когда проверяется истинность дружбы, ваше величество, — сказал Калазарис. — Посмотреть, так ли уж глубоки его чувства к вам.
Протарус облизнул сухие губы. Пальцы его забарабанили по пробке куба. Затем он кивнул. Решение было принято.
— Как я понимаю, — сказал он, — Сафар не оставил мне выбора.
— В прошлом Ирадж всегда прислушивался к тому, что я говорю, — сказал Сафар Нерисе. — Он необязательно делал так, как я ему советовал, да и я не всегда поступал, как ему хотелось, но на наших отношениях это не отражалось. По крайней мере, он ничем своего охлаждения ко мне не выказывал.
Стояла ночь, и двое влюбленных, положив между собою Палимака, устроились на постели Нерисы. С того происшествия в ванной ребенок проявлял все признаки беспокойства и мучился кошмарами. По настоянию Сафара Нериса перенесла его к ним на постель, и теперь ребенок спал безмятежно, сунув большой палец в рот.
— Мы вовсе не должны быть мужем и женой, Сафар, — сказала Нериса. — Если хочешь, я буду просто твоей наложницей. Или, поскольку я женщина состоятельная, ты будешь моим любовником.
Сафар улыбнулся, но улыбка недолго блуждала на его губах.
— Дело ведь не в том, женаты мы или нет, — сказал он.
Нериса кивнула. Он уже поведал ей о той громадной лжи, которую потребовал от него Протарус, и о заговоре, в который, как он подозревал, вовлечены Лука, Фари и Калазарис.
— Я просто глупо пошутила, — сказала она.
— По какой-то причине он вдруг резко свернул с дороги, по которой мы раньше шли вместе. И я не знаю, как повернуть его назад.
Нериса содрогнулась.
— У меня такое чувство, словно на моей могиле топчется какой-то негодяй, — сказала она. — Когда я была девчонкой на улицах Валарии, это чувство всегда служило мне предупреждающим сигналом. Я даже не знаю, сколько раз успевала метнуться в сторону и потом лишь заметить крадущегося по переулку охотника за ворами.
— Гундара без устали твердит об опасности с тех пор, как я вышел из дворца, — сказал Сафар. — Он советовал мне бежать.
— Так давай же так и поступим, — внезапно настойчиво заговорила Нериса. — Бросим все и прямо сейчас убежим. О деньгах нечего переживать. Деньги у меня вложены по всему Эсмиру.
— Не могу, — сказал Сафар.
Нериса уставилась на него.
— Видимо, очень трудно отказаться от положения великого визиря, — сказала она. — Трудно себе представить, какой властью он обладает.
— Для меня это ничего не значит, Нериса, — ответил Сафар. — Меньше всего я думаю об этом. Более того, мои мальчишеские мечты простирались лишь до того, чтобы унаследовать славное имя моего отца как величайшего гончара Кирании.
— Так давай отправимся в Киранию, — сказала Нериса. — Ты так много говорил о ней в Валарии, что она стала олицетворять для меня рай на земле. Давай отправимся туда вместе. Я стану твоей женой, простой деревенской женщиной, у которой на коленях сидит Палимак, а в животе у меня растет его сестренка. — Глаза у нее заблестели. — Вот моя сокровенная мечта, Сафар, — сказала она. — Так почему бы нам вдвоем не сделать наши мечты явью?
Он взял ее за руку и сказал:
— Я бы очень этого хотел, но судьба распорядилась иначе.
И он поведал ей историю о двух женщинах — одна из видения в пещере Алиссарьяна, другая, живая, Мефидия, могущественная колдунья.
В конце он сказал:
— Обе они настаивали, чтобы Ирадж и я вместе шли по одной дороге. И в конце этой дороги находится ответ на мучающий меня вопрос. О загадке Хадин.
— Что ж, я не колдунья, — сказала Нериса, — и уж точно — не видение в пещере. Но мне ясно, что Протарус сбился с этого пути. Ты сказал, что он резко свернул с пути, и неизвестно, как вернуть его обратно на эту дорогу. А ты не думал, что, может быть, эта дорога уже кончилась? Я имела в виду, дорога для вас двоих? И что ты должен идти дальше, оставив Протаруса в его безумии?
— Да, — чуть ли не прошептал Сафар. — Я думал об этом. Но Ирадж не сумасшедший. Он всего лишь король, что, по моему мнению, уже само по себе сумасшествие. Я помню, как много лет назад говорил ему об этом.
— И тем не менее, — сказала Нериса. И еще решительнее добавила: — И тем не менее!
Сафар задумался на минуту, затем проговорил:
— Я сделаю еще одну попытку. Завтра мы вроде бы должны встретиться. Я должен предоставить ему этот последний шанс.
— Ты не должен ему ничего, — сказала Нериса. — Ты обманываешь себя, Сафар. Неужели же ты этого не понимаешь?
Сафар пожал плечами:
— Я ничего не могу с собой поделать.
Он посмотрел на Палимака, затем на нее, встревоженно нахмуренную.
— Больше всего меня беспокоит то, что вы оба оказались в опасной ситуации из-за меня, — сказал он. — Если Ирадж задумал недоброе, то он доберется не только до меня, но и до вас. Я думаю, первым делом утром вам надо уехать.
Нериса согласилась. В конце концов, она несла ответственность за Палимака.
— В двадцати милях от Занзера, у перекрестка, стоит деревня, — сказала она. — Абубенсу приготовит экипаж. Я скажу ему, что собираюсь осмотреть это место, что не так уж далеко от истины. Район действительно многообещающий.
— Я знаю эту деревню, — сказал Сафар. — Если все пойдет хорошо, я пришлю курьера, и он скажет вам, что можно возвращаться обратно. А если не получится, то приеду к вам сам.
— Один из моих караванов, идущий в Каспан, двинется через пустыню примерно послезавтра, — сказала Нериса. — Мы сможем уйти с ним.
Палимак заворочался. В полумраке его глаза засверкали золотом.
Внезапно он закрыл лицо ладошками и заплакал.
Нериса стала его успокаивать.
— Все хорошо, мой маленький, — заворковала она. — Мамочка с тобой. Она ото всех тебя защитит.
Во дворе Лейрия, сжавшись в тени, наблюдала за домом.
Услыхав хлопанье крыльев, она резко повернула голову на звук.
Раскинув большие крылья в ночном воздухе, над землей кружил ворон. Облетев поместье, он устремился к дому.
Поднимаясь кругами все выше и выше, он вскоре растворился в красном свечении Демонской луны.
Лейрия вновь устремила взгляд на дом, в глубине которого разнесся детский плач.
Ей еще никогда не доводилось слышать такого отчаянного, одинокого плача.
27. Побег из Занзера
Ирадж расхаживал по королевским покоям как пойманный лев. Золотые волосы разлетались из-под короны подобно гриве, борода торчала вперед. Сузив глаза, он кривил губы, как в оскале.
Сафар, стоя в центре зала, наблюдал за этим расхаживанием, ощущая, как нарастает злоба короля.
— Я мог бы приказать, — сказал Ирадж. — Я мог бы просто потребовать от тебя сотворить это заклинание.
— Да, мог бы, — сказал Сафар.
— И ты бы подчинился?
Сафар глубоко вздохнул:
— Нет.
— Даже под угрозой жестокого наказания?
— Да.
— Я мог бы лишить тебя и титула и состояния, — сказал Ирадж.
— Я понимаю.
— Я мог бы даже лишить тебя жизни, — сказал Ирадж. — Неужели ты так упорен в своем решении, что пошел бы и на это?
— Давай я попробую ответить тебе так, — сказал Сафар. — Если бы ты был на моем месте и на кону стояла бы твоя честь, что бы ты ответил на угрозы?
Ирадж помолчал.
— Я ведь и не угрожаю, — сказал он. — Я просто указываю на возможный исход.
— Тем не менее, — сказал Сафар. — Как бы ты ответил?
— Это не одно и то же. Я Ирадж Протарус!
— А я — Сафар Тимур!
Этот ответ не был рассчитан на то, чтобы доставить приятное вопрошавшему. Ирадж сверкнул глазами на спокойно стоящего с выражением решительности на лице Сафара. Король не выдержал первым, пронзенный взглядом голубых глаз Сафара.
Он остановился и сказал:
— Мне сказали, что ты считаешь себя более популярным, нежели я.
Сафар удивленно поднял брови.
— Я бы назвал такое утверждение ложью, — сказал он, — но оно не заслуживает даже и такого названия.
— Что? — вскинулся Ирадж. — Уж не хочешь ли ты оскорбить меня?
— Я ничего не хочу, — сказал Сафар. — Но если ты веришь таким утверждениям, то сказанное мною — не оскорбление, а правда.
Ярость Ираджа внезапно сменилась мукой. Глаза его наполнились слезами.
— Ну почему ты не хочешь подчиниться мне, Сафар? — воскликнул он. — Мы же друзья. Нет, больше чем друзья. Больше даже чем кровные братья. Клянусь, что люблю тебя больше матери, больше отца, больше любого сына, рожденного от меня.
— А я могу ответить лишь еще одним вопросом, — сказал Сафар. — Если ты любишь меня, то почему так настойчиво заставляешь меня поступиться тем, что я считаю святым для себя?
Мука короля вновь сменилась яростью.
— Потому что я твой король! — загремел Ирадж. — И я считаю необходимым просить об этом у тебя ради блага всего Эсмира!
Сафар не ответил. Да и что тут можно было сказать.
Ирадж успокоился. И словно в горести покачал головой.
— И все же ты отказываешься, — сказал он.
— Отказываюсь, — ответил Сафар.
— А если я поставлю вопрос о нашей дружбе? — спросил Ирадж. — Ведь между нами действительно существует кровная связь. Мы поклялись, что отдадим друг другу то, что попросим друг у друга, — отдадим по доброй воле и без колебаний. И если я попрошу тебя ради нашей дружбы, ты подчинишься?
— Что бы я ни сделал, — сказал Сафар, — это станет концом нашей дружбы. Если я соглашусь, то это будет мой последний поступок в качестве твоего друга. Если я откажусь, ты посчитаешь, что нас больше ничего не связывает. В любом случае все будет кончено. Готов ли ты пойти на такой риск, Ирадж?
Протарус горько рассмеялся.
— Чем я только не рисковал в своей жизни, — сказал он. — Семьей? Ха. Я убил собственного дядю. И вырезал его жен и детей, чтобы они не стали моими врагами. Честью клана? Этим я рисковал с самого начала. Так что, если бы я споткнулся на своем пути и потерпел поражение, имя Протарус опозорилось бы до скончания времен. Состоянием? Ба! В этом смысле я такой же, как и ты, Сафар. Я понимаю, что немного привираю себе, когда говорю, что я король и, стало быть, владею чем хочу. Это привычка, как напиваться помногу и часто. Но по пути к Занзеру я рисковал одним состоянием за другим. Но добычу из одного дворца я ставил на кон, чтобы выиграть следующий. Жизнью самой? Никто не скажет, что я неохотно бросал ее навстречу любому вызову. Да я рисковал ею множество раз, лишь бы испытать само это волнующее ощущение.
Сафар, стоя в центре зала, наблюдал за этим расхаживанием, ощущая, как нарастает злоба короля.
— Я мог бы приказать, — сказал Ирадж. — Я мог бы просто потребовать от тебя сотворить это заклинание.
— Да, мог бы, — сказал Сафар.
— И ты бы подчинился?
Сафар глубоко вздохнул:
— Нет.
— Даже под угрозой жестокого наказания?
— Да.
— Я мог бы лишить тебя и титула и состояния, — сказал Ирадж.
— Я понимаю.
— Я мог бы даже лишить тебя жизни, — сказал Ирадж. — Неужели ты так упорен в своем решении, что пошел бы и на это?
— Давай я попробую ответить тебе так, — сказал Сафар. — Если бы ты был на моем месте и на кону стояла бы твоя честь, что бы ты ответил на угрозы?
Ирадж помолчал.
— Я ведь и не угрожаю, — сказал он. — Я просто указываю на возможный исход.
— Тем не менее, — сказал Сафар. — Как бы ты ответил?
— Это не одно и то же. Я Ирадж Протарус!
— А я — Сафар Тимур!
Этот ответ не был рассчитан на то, чтобы доставить приятное вопрошавшему. Ирадж сверкнул глазами на спокойно стоящего с выражением решительности на лице Сафара. Король не выдержал первым, пронзенный взглядом голубых глаз Сафара.
Он остановился и сказал:
— Мне сказали, что ты считаешь себя более популярным, нежели я.
Сафар удивленно поднял брови.
— Я бы назвал такое утверждение ложью, — сказал он, — но оно не заслуживает даже и такого названия.
— Что? — вскинулся Ирадж. — Уж не хочешь ли ты оскорбить меня?
— Я ничего не хочу, — сказал Сафар. — Но если ты веришь таким утверждениям, то сказанное мною — не оскорбление, а правда.
Ярость Ираджа внезапно сменилась мукой. Глаза его наполнились слезами.
— Ну почему ты не хочешь подчиниться мне, Сафар? — воскликнул он. — Мы же друзья. Нет, больше чем друзья. Больше даже чем кровные братья. Клянусь, что люблю тебя больше матери, больше отца, больше любого сына, рожденного от меня.
— А я могу ответить лишь еще одним вопросом, — сказал Сафар. — Если ты любишь меня, то почему так настойчиво заставляешь меня поступиться тем, что я считаю святым для себя?
Мука короля вновь сменилась яростью.
— Потому что я твой король! — загремел Ирадж. — И я считаю необходимым просить об этом у тебя ради блага всего Эсмира!
Сафар не ответил. Да и что тут можно было сказать.
Ирадж успокоился. И словно в горести покачал головой.
— И все же ты отказываешься, — сказал он.
— Отказываюсь, — ответил Сафар.
— А если я поставлю вопрос о нашей дружбе? — спросил Ирадж. — Ведь между нами действительно существует кровная связь. Мы поклялись, что отдадим друг другу то, что попросим друг у друга, — отдадим по доброй воле и без колебаний. И если я попрошу тебя ради нашей дружбы, ты подчинишься?
— Что бы я ни сделал, — сказал Сафар, — это станет концом нашей дружбы. Если я соглашусь, то это будет мой последний поступок в качестве твоего друга. Если я откажусь, ты посчитаешь, что нас больше ничего не связывает. В любом случае все будет кончено. Готов ли ты пойти на такой риск, Ирадж?
Протарус горько рассмеялся.
— Чем я только не рисковал в своей жизни, — сказал он. — Семьей? Ха. Я убил собственного дядю. И вырезал его жен и детей, чтобы они не стали моими врагами. Честью клана? Этим я рисковал с самого начала. Так что, если бы я споткнулся на своем пути и потерпел поражение, имя Протарус опозорилось бы до скончания времен. Состоянием? Ба! В этом смысле я такой же, как и ты, Сафар. Я понимаю, что немного привираю себе, когда говорю, что я король и, стало быть, владею чем хочу. Это привычка, как напиваться помногу и часто. Но по пути к Занзеру я рисковал одним состоянием за другим. Но добычу из одного дворца я ставил на кон, чтобы выиграть следующий. Жизнью самой? Никто не скажет, что я неохотно бросал ее навстречу любому вызову. Да я рисковал ею множество раз, лишь бы испытать само это волнующее ощущение.